Расчленяй и властвуй 3 страница

– Мне нужно ее просмотреть сейчас же.

Вместо ответа полковник притормозил, свернул с шоссе в первый попавшийся проезд и остановился между гаражами и сараями. Кругом было безлюдно и тихо, только вдалеке залаяла собака.

Александр Петрович пересел назад и принялся просматривать документы, полковник же, достав из перчаточного ящика фотоаппарат, стал методично фотографировать пигмалионовские распечатки, раскладывая их рядом с собой на сиденье и заставляя адвоката морщиться от внезапных вспышек фиолетовой молнии.

Впрочем, он морщился не только от фотовспышки – даже беглого взгляда на содержимое папки было достаточно, чтобы понять: работа предстоит утомительная и кропотливая.

Багров, покончив с фотографированием, молча курил, пока Александр Петрович не закрыл папку и не вернулся на переднее сиденье.

Они выехали на шоссе и возобновили движение в сторону Москвы со скоростью шестьдесят километров в час.

– Мне не обойтись без помощника, – первым заговорил адвокат.

– Сегодняшний паренек годится?

– Нет, хотя по мелочам может понадобиться. Мне требуется человек, способный работать в научной библиотеке. Это моя жена. Но она здесь нужна без синьоры Торелли. Можете вы прищемить ей хвост в Петербурге?

– Так, чтобы не попортить шкурку?

– Безусловно… У нее с собой куча пакетиков с разными порошками, которые она подсыпает в ванну. Она без них никуда не ездит.

– Хорошо, будет сделано. Что еще?

– Машину с незасвеченным номером. Права у меня с собой.

Багров коротко‑ кивнул.

Очутившись дома, Александр Петрович первым делом позвонил Карине и сказал, что в Москве срочно требуется ее помощь. Уже через два часа раздался ответный звонок: Карина сообщала, что выезжает «стрелой» в сопровождении Клавы, ибо отговорить ее от поездки не удалось.

Не полагаясь на «этих олухов», как мысленно выразился адвокат, он после некоторых колебаний позвонил по указанному полковником телефону и, брезгливо морщась, сообщил номера поезда и вагона.

После этого он погрузился в детальное изучение досье Хуареса. Документы в большинстве были безликими, малоинформативными и обрисовывали бесцветную жизнь номенклатурного чиновника среднего звена. Полковник, хотя и прибеднялся умом, сообразил правильно: ключевым событием этой биографии была операция «Франкенштейн». Звезду Героя и орден Ленина Хуарес получил в апреле 1964 года, церемония вручения состоялась, как тогда было принято, накануне пролетарского праздника Первого мая. Награждение Хуареса Александр Петрович сразу же мысленно связал – и был уверен, что не ошибается – с его командировкой в Америку незадолго до того, в феврале. Это была самая длительная, продолжительностью больше месяца, из заграничных поездок Хуареса. Копия командировки имелась в деле, но увы, как во всех командировках номенклатуры, в качестве пункта назначения было указано советское посольство в Вашингтоне.

Отложив бумаги, Александр Петрович задумался. Давненько все это было… он сам тогда только‑ только закончил юридический факультет и был никаким не адвокатом Самойловым, а просто мальчишкой с новеньким, пахнущим клеем, университетским дипломом… Что же тогда творилось в Америке?.. Минувшим летом убили Кеннеди, а до того был Карибский кризис… Хуарес тут ни при чем… А после… после ничего особенного, пошло смягчение отношений, чуть не дружба… американцы решили подкормить русского медведя, чтобы подобрел хоть немного…

Размышления адвоката прервал телефонный звонок. Приятный женский голос сообщил Александру Петровичу, что с его семьей все в порядке. По договоренности с Багровым, это значило, что Карина появится утром в Москве одна, без троюродной кузины.

Позднее выяснилось, что Клаву задержали при посадке в вагон, как было указано в ордере, с целью «изъятия и исследования порошкообразных веществ, не заявленных в таможенной декларации». Карину, порывавшуюся вместе с родственницей проследовать в место заточения, попросили пройти в ее купе для дачи показаний, где и продержали до отхода поезда – беседовавший с ней оперативник выскочил на платформу уже на ходу.

Полковник Багров пунктуально выполнял свои обязательства. В семь утра заявился уже знакомый Александру Петровичу парень и вручил ключи от припаркованного внизу автомобиля, вместе с доверенностью от имени частного лица.

«Жигуль», – кратко пояснил он. – Вы вроде к нему привыкли.

– Ваша осведомленность меня восхищает.

– Работа такая, – флегматично пожевал губами парень, – старайтесь не нарушать. Но в случае чего выручим.

Прогуливаясь по платформе перед прибытием поезда, адвокат готовился к столкновению с бурей эмоций и репетировал подходящие успокоительные слова. Но Карина была очень сдержанна. О досадном инциденте она заговорила только в машине и, коротко и деловито описав происшедшее, невиннейшим тоном спросила, зачем ее любезному мужу понадобился такой идиотский спектакль.

Александр Петрович начал было изображать искреннее удивление и безграничное возмущение, но вдруг, неожиданно для себя, сам изумляясь тому, что делает, выложил без купюр, без всякой редакции все, что узнал за истекшие сутки.

Карина отнеслась к его рассказу спокойно.

– По‑ видимому, это серьезно, – сказала она. – Думаю, ты поступил правильно.

Дома, за кофе, распределили обязанности. Адвокат взял на себя партийные архивы.

– Чтобы там добиться хоть чего‑ нибудь, нужна повышенная проходимость, – пояснил он.

Карина в ответ слегка поджала губы, но промолчала. Ей досталась Публичная библиотека.

– Постарайся освоиться в том времени, почувствовать обстановку. Нам нужно знать, чем жила Америка в феврале шестьдесят четвертого года. Просмотри медицинские газеты и журналы, не было ли сенсаций, и обязательно «Нью‑ Йорк таймс», их интересует все. Надеюсь, завтра смогу поставить задачу поконкретнее.

Поймав удивленный взгляд Карины, он добавил:

– Извини, это я от полковника Багрова набрался, они все так выражаются. Я не знал, что это заразное… И еще: нужно, чтобы в библиотеке твои заказы выполняли срочно, вне всякой очереди. Помощь нужна, или сама справишься?

– Ты что же, решил определить меня в детский сад? – возмутилась она. – Пора тебе знать, я тоже обладаю достаточной проходимостью.

Уловив в его глазах двойственное выражение, одобрения и сомнения, Карина засмеялась.

– Шучу, конечно. Просто, там ученый секретарь – мой старый приятель, – пояснила она, выходя из машины.

Вечером, в пять, после основательного трудового дня, Александр Петрович подъехал к зданию библиотеки. Карину он застал жующей купленную в уличном ларьке пиццу.

Поскольку утром, приехав с вокзала, адвокат и Карина хозяев дома уже не застали, ее знакомство с ними должно было состояться за обедом, и, ergo, дома о делах поговорить не удастся до самой ночи. Поэтому решили обменяться впечатлениями прямо в машине.

В перчаточном ящике обнаружился индикатор «жучков», оставленный им без всяких объяснений. По‑ видимому, опекавший их молодой человек был твердо убежден, что столь высокообразованные люди не могут не уметь пользоваться такой простой вещью. Впрочем, адвокату случалось видеть, как обращаются с этим действительно нехитрым устройством, и совместными усилиями они привели его в действие. Александр Петрович и так отлично знал, что в машине «жучков» нет, но устроил это практическое занятие в основном с воспитательной целью, чтобы Карина в полной мере осознала серьезность ситуации, в которую они попали.

Что касалось американской истории, ее достижения были невелики, но это ее, казалось, не удручало, и она, дожевывая наспех свою пиццу, возбужденно рассказывала:

– Так знаешь, чем жила Америка в феврале шестьдесят четвертого года? Гастролями Битлз! Это была их первая поездка в Штаты. Ты только представь: за четыре часа телевизионной передачи во всей Америке не было угнано ни одного автомобиля, и вообще – ни одного серьезного преступления, у них‑ то! В южных штатах полыхали костры из дисков Битлз, это устроил пастор Граем из‑ за того, что Джон сказал, будто Битлз популярнее Иисуса Христа. Эти старые ханжи ходили вокруг костров с пением псалмов, а их собственные детки отправились на Север пробиваться на концерты. Боже, что там творилось!

– Удивительно, – адвокат на секунду задумался, – Битлз, надо же!.. Знаешь, когда появилась «Let it be», мне показалось, весь мир немного изменился. – Он помолчал и вдруг, неожиданно для самого себя стал тихонько напевать: Let it be… let it be…

– Но постой, дорогая, – спохватился он, – ты ведь не думаешь, что поездка Хуареса в Штаты как‑ то связана с Битлз?

– Нет, конечно, – засмеялась Карина, – извини, я увлеклась. Я просто хотела сказать, что в американских газетах и журналах за февраль трудно найти что‑ нибудь, кроме Битлз. Даже в медицинских газетах – половина о Битлз.

– Ну, а вторая половина? Слово «трансплантация» хоть раз встречалось?

– Встречалось, и не раз. Во‑ первых, теоретические статьи, в них‑ то я ничего не поняла, а во‑ вторых, сообщения о конкретных операциях, около двух десятков, я выписала. – Она извлекла из сумочки пачку карточек.

Он стал рассеянно их просматривать, и хотел было пошутить над ее привычкой по любому поводу создавать картотеки, как вдруг одна из карточек привлекла его внимание настолько, что он не заметил, как выронил из руки все остальные.

– Потрясающе! – произнес он шепотом.

Карина, не привыкшая к столь эмоциональным реакциям со стороны мужа, с любопытством заглянула в поразившую его карточку.

– Какое смешное название, Мидлтаун. Там было сказано – маленький тихий городок, но я не стала это выписывать. А кто такой Гоммер, не знаешь? Репортер утверждает, один из самых богатых людей Америки.

– Он не ошибается, если это тот самый Гоммер, а скорее всего, так и есть. Гоммер один из капитанов, вернее сказать – адмиралов, американской промышленности и негласный глава северной финансовой группировки.

– В таком случае, – заметила Карина, – будет несложно проверить, делал ли он трансплантацию почки в Мидлтауне. Но почему он так тебя интересует?

– Дело в том, что Мидлтаун расположен под Бостоном, а наш друг Хуарес провел в Бостоне целый месяц, и не реже чем через день ездил в Мидлтаун.

– А почему он там не мог поселиться?

– Ты же сама сказала: тихий маленький городок. В таких каждый человек на виду. А в Бостоне затеряться несложно.

– Как ты это выяснил? Нашел отчет о командировке? Неужели они ТАКОЕ не уничтожили?

– Разумеется, уничтожили. Они уничтожили все, что надо. Но ты недооцениваешь подвид Homo Sapiens, именуемый Homo Sovieticus. Ему можно вручить кучу орденов и осыпать его деньгами, но он все равно привезет из командировки ворох билетов, корешков счетов и квитанций и отнесет все это в родную бухгалтерию в надежде, что заплатят еще хоть немного. Именно так и поступил Хуарес. Вряд ли ему заплатили, но гостиничные счета и автобусные билеты, вместе с пояснениями, положили в конверт в его папке. А когда уничтожали документы, об этих финансовых мелочах никто и не вспомнил… Да, вот еще: в гостинице он проживал в одном номере с неким Дегтяревым В. И.

– Завтра же пойду покупать шляпу.

– Зачем?

– Чтобы снять ее перед тобой. Лихо у тебя получилось.

Следующим утром, добросовестно выполняя поручение Багрова, адвокат позвонил в «Пигмалион» и поинтересовался, не поступала ли в банк органов почка, более удобная для синьоры Торелли (именно так он выразился), чем предложенные ранее, ибо личный врач супермодели не удовлетворен ими. Как и предсказывал Багров, Александра Петровича заверили, что почка найдется, и попросили позвонить через три дня.

– Чего‑ то я все‑ таки не понимаю, – недовольно проворчала Карина. – Теперь они будут искать почку, по всем параметрам идентичную утраченной. Неужели им не ясно, что она Клаве категорически не подходит?

– Я думаю, им все гораздо яснее, чем нам. Возможно, они даже знают, кому предназначена почка. И еще есть закон коммерции: желание клиента – закон. Если бы она захотела почку кенгуру, они бы и глазом не моргнули, лишь бы деньги платила.

– Это я понимаю. Но ведь фирма медицинская и якобы солидная. Как они ухитряются сохранять авторитет в медицинском мире? На них работают врачи с громкими именами, как же они такое терпят?

– Превосходный вопрос, в самую точку! Пока у меня только догадки. По‑ моему, Хуаресу удалось расчленить и полностью изолировать различные потоки информации. Фирма – многослойная и похожа на матрешек, вложенных одна в другую. У каждой изолированное кровообращение, они все слепые, и каждая считает себя единственной.

– Но ведь это почти невозможно! Если ему удалось такое, он просто ювелир. Тогда надо говорить не о матрешках, а скорее о китайских костяных шарах, вырезанных один в другом.

– Возможно. И нам предстоит разобраться в этой ювелирке… Посмотрим.

Люди полковника также проявили пунктуальность. Ответ на сделанный вечером запрос о Дегтяреве В. И., который мог бы иметь командировку в Штаты в 1964 году, был получен в девять утра. Из трех проживавших в Москве Дегтяревых В. И единственной подходящей кандидатурой оказался ныне покойный Владимир Игнатьевич Дегтярев, доктор биологических наук, заведующий лабораторией в Московском отделении института физиологии. Факт командировки был подтвержден по архивам ОВИРа.

В Институте физиологии решили пока не светиться и оба отправились в библиотеку. Карина, свободно читавшая по‑ английски, взяла на себя Гоммера, Александру Петровичу достался Дегтярев.

В этот день сотрудникам библиотеки пришлось основательно потрудиться. Карина и адвокат каждый час заказывали новые издания. Заказы, на которые обычно требовалось один‑ два дня, для них выполнялись в течение получаса; ксерокопии изготовлялись за час. Не обошлось, конечно, без коробок конфет и плиток шоколада, но дело было не только в них. Библиотекари, в основном молодые девчонки, почувствовали, что эта энергичная пара не занята обычной научной работой, а идет по горячему следу, и, не понимая, как след тридцатилетней давности может быть горячим, тем не менее включились в эту азартную охоту.

На сей раз Карина оказалась удачливее мужа. Ей удалось найти целую серию заметок о Гоммере, общий итог которым подводила обширная, на целый разворот, статья некоего Голдсмита, в те времена наиболее авторитетного обозревателя «Нью‑ Йорк таймс». Статья называлась «Загадка Гоммера» и была опубликована в конце апреля, по странному совпадению в один и тот же день с вручением в Москве наград Хуаресу.

Голдсмит подробно анализировал, «до и после Мидлтауна», политику публикаций Гоммера, действия его банков и поведение принадлежавших ему лобби в конгрессе. Обозреватель приходил к выводу, что изменение американской политики по отношению к Советскому Союзу – в сторону «потакания чудовищу» – в значительной мере было делом рук Гоммера, причем именно того «нового Гоммера», который появился на американской политической сцене по выходе из мидлтаунской клиники.

Высокий профессиональный уровень статьи, огромный объем привлекаемого материала и точность анализа плохо вязались с довольно беспомощной концовкой. Вместо ответа на естественный и законный вопрос, что же заставило Гоммера изменить свои убеждения и определенным образом повлиять на государственную политику, Голдсмит преподносил читателю расплывчатые рассуждения о том, что, находясь в клинике и почувствовав себя, как все люди, подвластным смерти, Гоммер общался с Господом, который и внушил ему новые взгляды на жизнь. Уже сам факт, что подобный текст мог появиться в «Нью‑ Йорк таймс», где каждая строчка, прежде чем попасть в набор, проходила жесточайшую конкуренцию, был симптомом растерянности американцев.

Карина и Александр Петрович, не сговариваясь специально, установили обычай обсуждать итоги рабочего дня в машине – обоим казалось, так безопаснее. Карина освоила эксплуатацию индикатора «жучков» и перед началом любого разговора педантично проводила гигиеническое обследование машины.

– Неужели Хуарес имел ко всему этому отношение? Я уверена, имел, – она непроизвольно понижала голос, отчего ее речь становилась еще возбужденней, – но каким образом? Не могу ничего придумать, просто не хватает воображения. А у тебя?

– У меня тоже. Думаю, Хуарес знает много такого, чего нам с тобой не придумать и лучше не знать, чтобы спалось спокойнее… Но ты сегодня неплохо поработала, а вот мне, увы, похвастаться нечем.

Ему, с помощью библиографов, удалось отыскать по алфавитному каталогу несколько монографий Дегтярева и по ссылкам и реферативным журналам – несколько десятков статей. Почти все они начинались с довольно косноязычного прославления советской науки, а все последующее было для адвоката китайской грамотой.

– Не унывай, – попыталась утешить его Карина, – не так все безнадежно. – Она на несколько секунд умолкла, перебирая пачку ксерокопий. – Смотри, часть статей – совместные, это уже зацепка. Вот здесь – авторы: Дегтярев и Безбородко, видишь, фамилии не по алфавиту. Наверняка его аспирант, и другие тоже, думаю, аспиранты. Возможно, из них кто‑ то жив… – Она прервала речь на полуслове. – Постой‑ ка… у меня есть идея… мне нужна большая коробка конфет, только пока ни о чем не спрашивай.

На добычу коробки конфет ушло несколько минут, и Карина скрылась в дверях библиотеки.

Она отсутствовала минут пятнадцать, а когда вернулась, вместо коробки конфет у нее в руке были две библиографические карточки, и, судя по сияющему выражению лица, она считала состоявшийся обмен весьма удачным.

– Вот эти две статьи в шестьдесят четвертом году перекочевали в спецхран, а в девяносто первом вернулись на общий доступ.

– Пожалуй, теперь моя очередь покупать шляпу, – заметил он после паузы, – мне ведь и в голову не пришло.

Обе означенные статьи имелись в ворохе ксерокопий. Одна называлась «Некоторые результаты исследования процессов возбуждения и торможения периферийных центров», другая – «Еще раз к вопросу о функциях замещения». В обеих статьях речь шла об опытах на мышах, но во второй – частично и на собаках, обе изобиловали диаграммами и графиками, и ни адвокат, ни Карина не могли понять, почему эти не слишком увлекательные опусы именно в шестьдесят четвертом году стали содержать государственные тайны.

Дома, после ужина, они рискнули показать статьи хозяину дома, надеясь, что врач‑ онколог поймет в них больше, чем юрист и искусствовед, вместе взятые.

Старый врач долго корпел над статьями, произнося время от времени невнятные междометия, а затем снял очки и начал барабанить пальцами по столу.

– Просветите нас хоть немного, о чем здесь идет речь, – жалобно попросила Карина.

– В общих чертах – о том, что в случае блокады определенных отделов головного мозга часть их функций берут на себя периферийные центры нервной системы. Это и без, – он надел очки и глянул на заголовок одной из статей, – и без коллеги Дегтярева достаточно известно. Он уточняет некоторые механизмы и детали этого явления. Насколько его исследования серьезны и интересны – не будучи специалистом, судить не могу. Но тут еще содержатся утверждения, претендующие если не на сенсационность, то по крайней мере на значительную новизну. До него – так он пишет – считалось, что периферийные узлы могут брать на себя только функции биорегуляции, то есть поддержания жизнеспособности организма. Он же приходит к выводу, что в периферийных узлах возможно дублирование и отдельных аспектов подсознания.

– Как, неужели у собак есть подсознание? – простодушно изумился адвокат.

– А инстинкты, по‑ вашему, это что? – почему‑ то недовольно проворчал врач. – Есть и сознание, и подсознание. Если отличаются от ваших, это не значит, что их нет. – Он решительным жестом отодвинул от себя статьи, давая понять, что разговор закончен.

– Еще один, самый последний вопрос, – кротко попросил адвокат. – По какой причине эти две публикации могли попасть в спецхран?

– А вот это уже вопрос совсем не по моей части, – развел руками онколог, – впрочем, смею предположить, по причине общего идиотизма. – Он встал из‑ за стола, тема разговора его явно раздражала.

Супругам Самойловым ничего не оставалось, как удалиться в отведенную им комнату.

– Итак, – Карина старательно, как школьница, загибала пальцы, – на поиски почки остается пять дней, а потом она начнет протухать… Как ты думаешь, почему твой полковник так уверенно заявил, что найдет контейнер?

– Вероятно, потому же, почему «Пигмалион» берется в три дня найти нужный орган. Он знает, где его искать. А может быть, уже нашел.

– Да, ровно пять. – Карина повторила опыт с загибанием пальцев. – И что, если мы не уложимся в срок, он не отдаст нам эту проклятую почку?

– Трудно сказать. Если он сочтет наши достижения перспективными, то подзарядит аккумулятор контейнера и даст нам еще несколько дней…

– Как глупо, – смутилась она, – я о такой возможности не подумала.

– Но в любом случае, – продолжал адвокат, – даром он ее не отдаст. Расчет простой: не будет почки – Клава не сможет вернуться в Италию, значит, эти самые «Тяжелые шаги» явятся сюда, и он возьмет их на месте преступления. Да чтобы не превышать свои служебные полномочия, еще и наркотиков им в карманы подсыплет – по этой части у наших органов огромный опыт.

– Как? – Карина слегка побледнела. – Он будет рисковать нашей жизнью, только чтобы… – От возмущения она даже не закончила фразу.

– Ты не вполне представляешь таких людей. Он и над собственной жизнью не очень‑ то трясется, а уж чужие для него – и вовсе разменная монета. Его главный враг – «Пигмалион», и ему наплевать на сто тысяч других джеков‑ потрошителей, которые ходят вокруг. Сейчас он меняет почку, то есть, потенциально, нашу жизнь, на информацию о «Пигмалионе», которую не может добыть сам. Если эта сделка сорвется, он будет выменивать у Интерпола ту же информацию на итальянских террористов. А Интерпол – организация серьезная, они обладают гигантской информацией, но даром ее тоже не дают.

– Ты говоришь страшные вещи. Если так, нужно форсировать наши дела. Видимо, завтра делаем налет на Институт физиологии?

– Не могу придумать ничего другого.

К набегу на Институт готовились тщательно. Нужен был достаточно естественный повод сунуть нос в архивы отдела кадров.

Среди слабостей адвоката Самойлова были суетность и даже тщеславие, в коих он никогда не стыдился сознаваться. Одно из их проявлений было в том, что он состоял в членах множества обществ и организаций. Верный принципу обращать себе на пользу неблагоприятные обстоятельства, он и собственные недостатки заставлял работать на себя. В частности, из обилия членских билетов и удостоверений он всегда мог выбрать такой, который открывал в нужный момент нужные двери.

Сегодня Александр Петрович решил вспомнить, что является членом общества «Мемориал». Более того, к изумлению Карины, в его портфеле обнаружились бланки правления общества, на одном из которых он отстукал послание на имя директора достославного научного учреждения. «Мемориал» якобы готовит Белую книгу о постсталинских репрессиях в научных кругах и просит содействия в получении нужных сведений во вверенном ему институте. Затем адвокат позвонил ученому секретарю института и, представившись сопредседателем правления «Мемориала», проговорил содержащийся в письме текст и попросил разрешения посетить институт для двоих весьма уважаемых членов общества. Ответ, естественно, последовал положительный.

Встречу с ученым секретарем Александр Петрович обставил вполне мемориально, то есть настолько печально и торжественно, что просить Карину и адвоката предъявить какие‑ либо документы, помимо вышеупомянутого письма, было просто бестактно. После вступительного обмена мнениями все трое проследовали в отдел кадров, где были встречены худощавой дамой неопределенного возраста отнюдь не дружелюбно. Поджав свои и без того узенькие губы, она с римской прямотой заявила, что «Мемориал», по ее мнению – сборище недосидевших свои законные сроки преступников, но, под давлением административного тона ученого секретаря, допустила пришельцев в помещение архива. Впрочем, как только ученый муж, сославшись на занятость, удалился, посетителям было объявлено, что архив для них будет открыт еще ровно полчаса, после чего состоится заранее запланированное травление бумажного жучка. Положение спасла коробка шоколадных конфет, побудившая сварливую особу к длительному чаепитию.

У них хватило времени ровно на то, чтобы бегло просмотреть дела всех сотрудников и аспирантов Дегтярева, а также переписать их имена и адреса. Ничего примечательного в этих пыльных папках не обнаружилось, исключая одну, содержащую дело аспиранта Бадмаева. Судя по клочкам бумаги, застрявшим в сшивателе, часть документов была из подшивки выдрана, причем грубо и наспех. Оставшиеся бумажки относились в основном к зачислению Бадмаева в аспирантуру. Но имелось и два весьма любопытных документа.

Во‑ первых, справка, датированная ноябрем 1963 года и подписанная начальником паспортного стола города Улан‑ Удэ. Текст, отпечатанный на папиросной бумаге, гласил: «В ответ на ваш запрос исходящий номер И‑ 798 сообщаем, что Бадмаев Василий Семенович 1934 г. рождения, проживавший в г. Улан‑ Удэ до 1953 г., прямым родственником бывшего царского лекаря не является». Печатный текст дополняла карандашная приписка, сделанная круглым бисерным почерком: «хотя, по бурятским понятиям, все Бадмаевы являются сородичами, т. е. в какой‑ то степени родственниками».

Второй документ представлял собой выписку из приказа об отчислении из аспирантуры в связи с невыполнением плана учебной и научной работы Бадмаева В. С. на основании представления научного руководителя Дегтярева В. И.

Покидая неуютное помещение архива, адвокат в самых изысканных выражениях пожелал его владелице успехов в войне с жучком, а Карина – здоровья и хорошего аппетита.

Не заходя домой, они дозвонились до связного полковника Багрова и передали ему список из тридцати шести фамилий для выяснения, кто из этих людей жив и доступен для общения.

– Нам не совсем удобно звонить вам по телефону, – заметила Карина. – Скажите, как вас зовут.

– Можете звать меня Николаем Сидоровым, – деловито ответил молодой человек, пересаживаясь из автомобиля адвоката в свою служебную машину.

– Богатая у него фантазия, – фыркнула Карина.

– В их профессии фантазия противопоказана, – строго заметил Александр Петрович.

– Как думаешь, люди Багрова на таком количестве фамилий не забуксуют?

– Надеюсь, нет… Иначе было бы непонятно, почему он до сих пор жив. Впрочем, как знать.

Служба полковника Багрова не забуксовала, и на следующий день Самойловы получили полный, но, увы, не слишком утешительный отчет о судьбе всех тридцати шести интересовавших их персон.

Из двадцати восьми тогдашних сотрудников лаборатории Дегтярева за прошедшие тридцать лет двадцать два умерли естественной смертью, один утонул в ванне, трое эмигрировали в Израиль, один выписался из Москвы и исчез в неизвестном направлении, и только один находился в Москве, но в психиатрической больнице по причине старческого маразма.

Что касалось аспирантов, то трое из них умерли от разных болезней, двое выехали в Штаты и Новую Зеландию, и двое до сих пор имели московскую прописку. Восьмому аспиранту, Бадмаеву, была посвящена справка на отдельном листке. Он был арестован за «активное участие в деятельности незаконных сектантских организаций» двадцатого января 1964 года, а ровно через неделю, двадцать седьмого, вместе со следователем Антоновым, который вел его дело, погиб в автомобильной катастрофе при переезде из одного места содержания в другое.

– До чего грубая работа, – возмутилась Карина, – ведь все шито белыми нитками. Смотри, между отчислением из аспирантуры и арестом прошло всего четыре дня: значит, кто‑ то очень торопил события.

– Да, – подтвердил адвокат, – и способ уничтожения необычный. Как правило, в подобных ситуациях подсаживали к уголовникам, психованным каким‑ нибудь, и все случалось само собой. Видно, действительно сильно спешили… Если помнишь, Хуарес, и вероятно Дегтярев вместе с ним, вылетел в Штаты двадцать девятого января. Я полагаю, смысл всего этого, – он положил ладонь на лист бумаги, – в том, что Бадмаев должен был исчезнуть до начала операции «Франкенштейн».

– А следователь… Антонов, его‑ то зачем?

– Мало ли что мог ему рассказать подследственный… В серьезных делах не рискуют. Подумаешь, следователь…

– Надо же, как не повезло человеку, – покачала головой Карина.

– Да, если бы додумался простудиться и взять бюллетень, остался бы жив. Впрочем, сломать себе шею можно на любом деле.

– Но как же все‑ таки ему сшили дело? Времена, вроде бы, уже были не те… Какое сектантство? Здесь написано: секта тантристов. Это что, связано с Тантра‑ йогой?

– Да, это была очередная дурацкая история. Ка‑ ге‑ бе тогда ополчился на восточные религии. Они, как всегда, не выучили уроков заранее и не понимали разницы между индуистами и буддистами, между буддистами и буддологами, между молитвенным собранием и научным семинаром. От шестидесятилетней дамы, профессора университета, к тому же инвалида, они требовали признания об участии в оргиях. В общем, сплошной скандал.

– Надо бы выяснить, как в это дело попал Бадмаев.

– Фамилия настолько известная, что достаточно было только ее, если он кому‑ то мешал. Но ты права: выяснить все равно надо.

⇐ Предыдущая 6 7 8 9 101112 13 14 15 Следующая ⇒