Моё родство №1. 3 страница

Я ушёл на Плоское за 8 вёрст выдать последний хлеб. Там также, как и в первый раз, избрали меня председателем Хмельницкого исполкома. Шла Гражданская война. С Коноши до города Вельска была проложена из пластин (распиленных напополам брёвен) лежнёвая дорога. И в трёх местах были построены деревянные мосты. Мой штаб исполкома находился на прежней удельной усадьбе. Дорогу и мосты строил 13-й железнодорожный батальон. С Коноши до города Вельска расстояние 120 вёрст. Наш исполком находился от Коноши в 50-ти верстах.

До нашего исполкома продовольствие, снаряды, винтовки привозили на грузовых автомобилях, а от нас – на лошадях. Так Антанта – англичане, французы, американцы продвинулись значительно вверх по Двине. Был даже взят Шенкурск. Работа была очень напряжённая: то отправлять красноармейцев, то приходилось приходить в поле, насильно выпрягать крестьянских лошадей для того, чтобы на подводах вывести за 24 версты до Келаревой Горки военный груз. Хозяин нас проклинает, но лошади своей жалко ему жалко, и поэтому и сам идёт за нами. Потом им самим приходилось запрягать своих лошадей и ездить с военным грузом. Вот такая была в то время работа. Но мы не унывали, чувствовали себя храбро.

4 июня 1919 года заходит в нашу контору, где мы работали с секретарём, незнакомый человек. Секретарь Старцев Николай Егорович был тоже из нашей деревни, он был моложе меня на 3 года. Вошедший человек называет себя командиром артиллерийской батареи, состоящей из 6 орудий. «Кто здесь председатель? », спрашивает. Я отвечаю, что председатель - я. Он мне и говорит: «Давай мне сегодня же 20 лошадей, чтобы перевезти орудия за 24 версты в Келареву Горку ». Я отвечаю, что лошадей смогу подать только через три дня. Командир был черкес, горячей крови, выхватил из ножен шашку, махнул ею над моей головой. А у меня были кудри, вот он шашкой захватил немного волос, и конец шашки уткнулся в пол. Я мигнул секретарю, он побежал в другую комнату к военному руководителю, тов. Кондратовичу. Кондратович прибегает, в обеих руках по нагану, и тому командиру: «Что ты, сволочь, делаешь? У нас сегодня председатель избегался по полям, как собачка, с утра уже отправил в Келареву Горку с военным грузом 45 подвод. А ты его, сволочь, стращаешь шашкой! » Выпала у него из рук тогда шашка. Я и говорю: «Я тоже солдат фронтовой. Если бы ты меня сейчас поранил, я бы пристрелил тебя, вот у меня в конторе два револьвера со взведёнными курками». Далее у него спрашиваю: «Деньги у тебя есть? » Он отвечает, что есть. Мы тогда с ним вышли из усадьбы. Вот, говорю, есть деревня Верховье. Там мы купили пять срубов изб, я подрядил мужиков, чтобы из брёвен связали плоты и подогнали их к усадьбе. А им выдал такую справку, в которой написал, что если справят на плотах орудия и снаряды, то до конца лета не потребую от их деревни никого больше для перевозки военных грузов. Вот так и отправили орудия и снаряды на плотах, потому что река Вель разлилась. И через 24 часа командир и вся его батарея прибыли за 75 верст от нашего места в город Вельск. Очень потом сильно нас благодарил этот командир батареи, за организацию быстрой доставки к месту его артиллерийской батареи.

У нас был один старик очень верный и надёжный, он по ночам охранял всё здание. Лет ему было около 50-ти. Он был хороший охотник, имел двухствольное ружьё. Звали его Василий. В одну ночь с Коноши на Шенкурск ехал Командующий Северного фронта товарищ Кедров. С ним было 5 красноармейцев. Подъехал он ночью к нашему исполкому, стал стучать в дверь, закрытую изнутри Василием. Говорит он сторожу: «Открой, а то на улице дождь, все перемокнем». Вася отвечает: «Председатель дал приказ никого ночью не впускать». Они стали сильней стучаться. Вася и говорит: «Постучите ещё, так и получите заряд дроби в лицо! » Товарищ Кедров и говорит ему: «Так я же Командующий Северного фронта! » А Вася отвечает: «А мне что, что ты называешь себя начальником, а может ты белогвардеец какой. Не пущу! ». Но, кое-как они его уговорили впустить. В комнате у Василия было натоплено, как в бане. Путники быстро обогрелись. Назавтра мы с секретарём пришли в нашу контору, а Вася сидит арестованный, перед ним стоят с винтовками два красноармейца. Тов. Кедров и говорит мне: «У тебя сторож настоящий идиот! » А я ему отвечаю: «Вы - товарищ Командующий Северным фронтом. Ваш приказ выполняют несколько дивизий, а и у меня ему, сторожу Василию, дан приказ ночью никого в контору не пускать. Здесь проходит большая дорога, и проезжают люди всякие, в том числе и шпионы» - «А, так значит, твой сторож Вася, и есть такой верный и надёжный. Тогда я его выпускаю из-под ареста. Иди Василий, ставь самовар». А самовар был большой, и нас с секретарём командующий напоил хорошим чаем с галетами, да распечатали несколько консервов с хорошей рыбой. Потом тов. Кедров до того полюбил за верность моего сторожа Васю, что сказал ему: «Если Вася ты услышишь, что скоро будет проезжать Командующий Северного фронта, то ты уже тогда приготовляй ему койку и матрас. А когда он к тебе в другой раз приедет, то навезёт тебе гостинцев. А ты, Вася, уже впредь ухаживай за своим Командующим Северного фронта, как курица за своим цыплёнком».

Наш исполком потом перевели в деревню Давыдовскую, что находилась на той же большой дороге, под него отвели двухэтажный дом. Намного ближе нам с секретарём стало ходить на работу. А в нашу усадьбу поместили 30-й военный батальон. Батальон имел также свой обоз, и своих лошадей, и предназначен он был для обеспечения перевозок и воинского сопровождения военного груза. Таким образом, работа нашего исполкома несколько упорядочилась, т. е., облегчилась наша задача по перевозке военного груза.

20 февраля 1920 года для нас закончилась Гражданская война на Севере и войска Антанты была английским транспортом отправлены восвояси в Англию, Францию и в Америку. Солдаты забастовали, дескать, мы более с русскими воевать не будем. Много помогли наши листовки, сброшенные с наших аэрпопланов над их частями. Партизаны заносили их в тыл. В листовках был примерно такой текст: «Дорогие братья! Зачем вы с нами воюете? У нас у власти стоит рабочий класс, а у вас – капиталисты. Им нужен наш Северный край из-за леса. Они хотят захватить наши леса и поделить его между тремя державами. А вам, дорогие братья, грозит только обморожение, или смерть от пули! » Эти листовки так помогли. С того момента, как их стали сбрасывать, солдаты противника[14] стали воевать пассивно, целыми взводами стали сдаваться нам в плен, не стали принимать боя с нашими войсками.

Весной 1920 года мы стоим у комендатуры, подъезжает конный отряд в 30 человек. Черноватый человек бойко соскочил с лошади. На нём была черкесская одежда, на левом боку – шашка, на поясе – кинжал, на правом боку висит в деревянной кобуре пистолет смит-вессон. Говорит он на ломаном русском: «Кто здесь комендант? » - «Комендант – я» - отвечаю ему. – «Хотим - говорит Ханжи-мулат, чтоб ты накормил людей, также и лошадей! » Говорю: «Давай документы! » Тогда Ханжи-Мулат выхватил из деревянной кобуры смит-вессон, наставил на меня, и говорит: «Вот моя документ! Люди хлеба хотят, лошади – овса». Наварили мы красноармейцам каши и всех накормили, как людей, так и лошадей. Его отряд отличился в боях на Северном фронте. У Шенкурска и ниже по Двине выпадают глубокие снега зимой, да и на паводок был весной. Снега на земле навалено до 2-х метров. У красноармейцев нет силы идти в наступление по такому снегу. А Ханжи-Мулат со своим отрядом ночью изомнёт лошадьми снег, тогда и идут в наступление красноармейцы. И благодаря такому приёму смогли быстрее отодвинуть иностранную армию к Архангельску. За боевые дела несколько кавалеристов из его отряда были награждены орденами.

После (к лету 1920 г. ) я перешёл работать в милицию. В Хмельницкой волости было 4-е отделение милиции Вельского уезда Вологодской губернии. Начальником был тов. Мамонтов, родом из Тавреньги, деревни Ширханово. Мамонтов былтакой отчаянный, что ни перед кем не останавливался. Меня назначили старшим участковым милиционером Хмельницкой волости. Волость раскинута, включая район Ширханово, на 35 вёрст в один край. Раза 3-4 я ходил пешком, хотя и давали подводу, я не хотел её брать. Любил верховую езду. Бывало, сядешь на лошадь верхом, а хозяин следом идёт. Становилось как-то неудобно ускакать, и оставить его догоняющим. Поэтому я всё больше ходил пешком. В то время кругом было ещё много дезертиров. Но я был молодой, никого не боялся. Нам разрешали в волости работать не более 6 месяцев. Был указ тов. Ленина и тов. Дзержинского о том, чтобы старшие участковые милиционеры не работали в одной волости более 6 месяцев – это для того, чтобы участковые милиционеры не успевали сходиться близко с населением района – это с одной стороны, а если он к населению строгий, чтоб его дезертиры не убили. Участковых милиционеров в отделении был такой состав: начальник милиции, 12 резервных милиционеров, которые имели оружие – винтовки. Они занимались препровождением дезертиров и бандитов в город Вельск, а участковый милиционер занимался составлением протоколов, вел учёт нарушений. Учет всему строго вёл старший милиционер. Он вёл настольный реестр, в котором записывалось, когда поступило дело, куда и когда дело отправлено, всё строго записано по документам и числам.

И вот я проработал в Хмельницкой волости 6 месяцев, и меня перевели в Есютинскую волость, в Келареву Горку. По этой большой дороге ежедневно то в Коношу, то в Вельск отправляли команды красноармейцев.

Примерно в это время я полюбил девушку Хмельницкой волости из Верхней Подюги и 12 февраля 1921 года на ней женился. Она была у отца и матери одна дочь, и я перешёл жить домом в Николаевку. (Взял их фамилию – СП) Из Верхней Подюги бегал я бегом в Николаевку проведать жену. А звали её Мария Сергеевна. Она была очень умная и небалованная женщина. А Николаевка находилась в 30 километрах от Келаревой Горки. Вот я прибежал на 21 марта 1921 года. Стоял так на постое у дальнего дяди Андрея. Он и ещё дядя моей матери там жили. Вот пришёл к ним и лег спать на второй половине дома, так как перед тем прошёл 30 вёрст и уморился. Утром дядя матери Герасим приходит и говорит: «Петька-то пришёл, где он? ». Дядя тому и говорит: «Что-то долго спит» Герасим и говорит ему: «Там у него в Вельске начальник милиции арестован. Ведь теперь у нас другая власть. Вон мужики на деревне собрались, хотят у Петьки отобрать револьвер. Я как услышал, мне не до спанья стало. На дворе шёл дождь. Я хватил из-под подушки револьвер, выбежал в другую комнату, и сказал материному дяде Герасиму: «Поди и скажи мужикам, что в нагане 7 пуль. 6 пуль в них, а одну – в себя» Герасим ушёл. Я попил чаю, надел сапоги и вышел на улицу. А на улице в деревне кругом полно народу, все наряжены в хорошую одежду. Я ранее носил револьвер в кобуре на поясе, а тут сунул без кобуры за голенище в правый сапог, думал, с пояса могут его сорвать. Не обхожу, а прохожу нарочно прямо в середину толпы. На меня посматривают косо, но никто не задержал меня. Будто бы приехали два агента из Англии, взбунтовали народ на восстание, и под видом хлеборобов, распространяют по району такую агитацию, что, мол, не верьте Советской Власти. Начинайте жить, как раньше жили. Два верховых приехали с Пежмы, и звали, чтобы крестьяне с Келаревой Горки шли на Вельск захватывать там все советские учреждения. Мне не удалось засечь, какие у всадников были фамилии, только узнал, что один из деревни Дербино, а другой из деревни Крылово. Прошёл насквозь толпу народа, ко мне навстречу бегут пять красноармейцев, мне и кричат: «Товарищ начальник, у нас отобрали винтовки» Я стал их ругать: «Какие же вы красноармейцы, раз отдали свои винтовки! Вы не красноармейцы, вы негодяи! Где отобрали? » - «Да вот тут в этой избе идёт собрание», - «Ну, пошли со мной! » Зашли на собрание, там полная изба народу. Я им говорю: «Здравствуйте товарищи! » А за столом сидит пять человек. Один из них и говорит мне: «У нас не товарищи. А вот Дмитрий Трубин выбран на нашем собрании господином старостой. Я им: «Крепкую ли под собой имеете землю? » А у красноармейцев спрашиваю, где их винтовки. Они говорят, что винтовки под лавкой. Я разгорячился, в ту и в другую сторону турнул мужиков, сидящих на лавке, выхватил из-под лавки винтовки, подаю первому красноармейцу с такими словами: «На, жопа, уже своё оружие отдал! » Так передал винтовки и всем остальным. Вышли на улицу. Пойдём хотя бы кипятку попить к Петру Егоровичу. Мужик был он богатый, зажиточный, но очень хитрый. Он на собрание не пошёл. Попили у него чаю, закусили. Я красноармейцев отправил в Хмельники, туда, где восстания не было, а сам побежал в Верхнюю Подюгу, в Николаевку. Прихожу домой. Жена моя Маша плачет: «Вот служил в милиции, а власть перевернулась, у нас и у Мишечкиных собрание. Выбирают старосту» Я ей говорю: «Это, Маша, не надолго». Поел и пошёл на собрание. Меня, правда, из дома-то не хотели пускать. Но я всё одно туда пошёл. Прихожу на собрание. Полна изба набита народу. Одни только мужики, женщин не было. Я говорю: «Здравствуйте, товарищи! » Они тоже отвечают, что у них не товарищи, а вот избран господин староста Григорий Савельевич Попов. Я подошёл к столу и говорю: «Григорий Савельевич, брось грязное дело, не ставай старостой. Он вышел из-за стола и говорит: «Не выбирайте меня старостой, я им работать не буду». Тем и кончилось это собрание. А Григорий Савельевич был моим соседом. Мы с ним и пошли домой. Подходим к нашему дому, Вдруг к его дому подъехал начальник милиции 4-го отделения тов. Мамонтов, и говорит Григорию Савельевичу, как можно скорей вези меня на станцию Фоминская. А мне Мамонтов говорит: «Хорошо, что ты убежал с Келаревой Горки. Там восстание, и могли там тебя убить. Григорий Савельевич запряг лошадь, и начальника милиции тов. Мамонтова доставил на станцию Фоминская. Оттуда тов. Мамонтов позвонил по прямому проводу в Вологду. Оттуда в Вельский уезд было выслано 60 конных всадников и восстание было ликвидировано полностью. И более не вспыхивало уже никаких у нас восстаний.

Я на третий день прибыл на Келареву Горку и стал продолжать там свою работу. В Есютинской волости я проработал не 6, а 9 месяцев, потом перевели меня работать в Тавреньгскую волость на ту же должность. Волость же эта была большая, включала 40 деревень, некоторые из них были по 100-120 дворов. Да к тому же в этой волости числилось 38 злостных дезертиров. Но я уже писал, что был тогда молодой, никого не боялся. Всё везде мне милиционеру надо было ласковое слово людям сказать. Было в ту пору много смертных случаев. Много гуляло пьяных ребят. Хотя водка в ту пору не продавалась. А напивались самогона, вот по лесам и бродили дезертиры с оружием, у кого обрез, у кого револьвер. Так, поравняются с тобой, и тебе говорят: «Ах, ты собака, тебя прикончить надо». Отвечаешь им так: «Добрые молодцы, вы весёлые, так и ступайте с Богом, отдыхайте, да веселитесь». Они вместо плохого дела выражают мне свою благодарность.

Моя квартира тогда была в деревне Малая Гора, от исполкома расстояние было не больше версты. Вот ко мне подходит помощник начальника 4-го отделения милиции и с ним 12 резервных милиционеров, вооружённых винтовками. Помощник начальника милиции Всеславин Михаил Арсентьевич подаёт мне секретный пакет от начальника милиции Вельского уезда и города Вельска. И спрашивает у меня Миша, (так его я по-простому звал, так как мы были с ним из одной деревни): «Что там, Петька, в пакете прописано? » А там был напечатан такой приказ, что во вверенной мне волости назавтра будет большой церковный праздник Петров день, который по старому стилю отмечается 29 июня, а по новому стилю 12 июля. В связи с этим, направляется в моё распоряжение 12 резервных милиционеров с помощником начальника тов. Всеславиным. На праздник, как соберётся весь народ, то ожидается, что придут в село и все дезертиры. Поручено мне их арестовать и взять под стражу и препроводить при исполкоме в каземат, а потом отправить под строгим конвоем в город Вельск. Желательно в этот день взять и арестовать всех 38 человек дезертиров. Мне и говорит Михаил: «Ну, как ты собираешься действовать? » Я и отвечаю: «Давайте, идите, попейте кипятку». Потому что в то время чаю ни у кого не было. «Да потом, давайте ложитесь на свои шинели спать на полу. Утро вечера мудренее, а конь кобылы ядренее». А сам почти всю ночь обдумывал, как мне поступить. Если буду арестовывать, то ведь у них у каждого обрез или револьвер. Дело очень серьёзное. Утром колокола церкви заблаговестили к заутрене. Мы попили по кружке кипятку. Потом заблаговестили к обедне, потом к достойне(? )[15]

А у них мода была такая: свои родственники после обедни расстилали на кладбище на родных могилах скатерти, выкладывали всякие пироги, и поминали своих умерших. Мы пришли на кладбище, а уже все разложились на могилах, пошли к церкви на кладбище. Взял я с собой 10 милиционеров да помощника начальника милиции. Пакет сунул в карман гимнастёрки, а револьвер – за голенище в правый сапог. Винтовки все сложили под лавку, охранять их оставил двух милиционеров. Приказал им, чтоб никого к дому не подпускали. Я уже работал в Тавреньге 3 месяца, все уже мне стали знакомы. Меня то к одной могиле кличат, то к другой: «Товарищ начальник, иди с нами, помяни наших родных». Я подошёл, для храбрости выпил 2 рюмки самогону, посмотрел, и вижу, что и всех моих милиционеров угощать стали. Обходить нас стали всей процессией, т. е угощают и на поминок выпить предлагают. Я подошёл к ограде церкви, стал ниже железной решётки на кирпичный фундамент. И стал кричать: «Эй, дезертиры, ко мне! » Когда они со всех сторон меня окружили. Я вынул пакет и стал читать приказ от товарища Дзержинского: «Вас приказано сегодня же арестовать и посадить в казематку, а после под строгим конвоем отправить в Вельск в отдел по борьбе с дезертирством. Я знаю, - говорю я им, - что у вас у каждого имеется обрез или револьвер. Но я вас сегодня для праздника арестовывать не буду, так как в казематке блохи да клопы. А вы все в хорошей одежде, сейчас гуляйте. Я сам молодой, только недавно женатый. Все дезертиры закричали: «Спасибо, товарищ начальник! » А завтра прошу вас явиться в исполком. Есть декрет тов. Ленина. В нём сказано, что какой бы дезертир сколько бы ни просрочил времени, а если явится добровольно, то ему будет амнистия. Тут ко мне подошли матери, жёны, сёстры дезертиров. Кланяются: «Спасибо, что не арестовал» - «Гуляйте, - говорю, - только драки не устраивайте! ». Так гуляли до полуночи, очень смирно. Но назавтра я взял члена исполкома Пестерева Андрея. Ехать надо, проведать, идут ли дезертиры. Пришли к псаломщику, взяли лошадь, хомут и дроги - у дьякона. Поехали сначала на Боровское Лычно, а потом на Вельское Лычно. Встретили по дороге дезертиров – все идут к исполкому. Андрей сгонил[16] назад лошадь. Я проверил, все 38 дезертиров явились. Я говорю: «Подите переночуйте, а завтра к 8 утра явитесь в исполком. Назавтра пришёл, всех переписал, написал в препроводной записке в отдел по борьбе с дезертирством города Вельска на имя тов. Никитинского, что все 38 дезертиров явились добровольно. Через одну-две недели получаю от начальника города Вельска и уезда тов. Басова приказ, а в нём была объявлена благодарность старшему участковому милиционеру Тавреньгской волости тов. П. Ф. Порохину (т. е. мне) за то, что он в один день прислал в волость всех 38, числящихся в розыске дезертиров, явившихся в Вельск добровольно. Когда отправляли дезертиров, велел сопровождавшему милиционеру отнести пакет от отделения милиции, но без оружия. Как пойдёте по деревне, чтобы никто не подумал, что ты ведёшь арестованных и у тебя есть оружие, а просто идёшь с ними вместе, в военный комиссариат города Вельска, на комиссию.

Так я проработал в Тавреньгской волости более двух лет. Гражданская война шла к концу. После отправки дезертиров наступило спокойствие. Потом в 1924 году меня перебросили работать в Верхотуйскую волость. Там я заболел тифом, и болел более 2-х месяцев. Потом отправился в город Вельск просить у начальника милиции города Вельск и Вельского уезда тов. Басова Фёдора Дмитриевича, чтобы он уволил меня из рядов милиции по состоянию здоровья. Но начальник говорит, что работать некому, и таких хороших работников увольнять не будет. Поправляй своё здоровье, а потом опять поедешь работать в Тавреньгскую волость. Волость там большая, будешь наводить там порядок. А если не согласишься, то отправлю на Чёрное море работать. Так он не давал мне увольнения 3 дня. Я пошёл к врачам на контрольную комиссию. Признали меня после болезни тифом временно нетрудоспособным. Дали мне два месяца отпуску. Я прихожу к начальнику, отдаю ему заключение врачей. Он тогда написал приказ, что старший участковый милиционер тов. Порохин увольняется из рядов милиции по болезни 24 сентября 1924 года. И подписал: «Начальник милиции Города Вельск и уезда тов. Басов».

***

Весной 1925 года собрали собрание три деревни: Верхняя Подюга, Николаевка- Березняки и Нижнее (? ) и решили организовывать кооператив. На собрании выбрали Порохина Ивана Алексеевича[17] - председателем, меня - казначеем, учителя Челпанова Василия Петровича счетоводом. А разводить торговлю средств нет. Мы поехали в Нижнюю Подюгу за 16 километров. Там было кредитное товарищество. Все крестьяне были членами кооператива. Вклад был небольшой – 50 копеек, по-старому полтинник

Паевой взнос крестьян, насчитывавших 100 членов из трёх деревень составлял всего-навсего 50 рублей. 50 рублей мы там получили, и поехали на сход. На нём установили у себя паевой взнос в 3 рубля. Итого у нас на руках собралась сумма в 350 рублей. На 3 лошадях председатель Иван Порохин поехал за товаром в город Вельск, который был в 75 верстах. Привезли первого товару – рыбы, сахару, чаю, баранок, пряников и мануфактуры. Что было радости у крестьян, ведь чаю и сахару не видали годов семь. [18] Продавец был Жуков Василий Михайлович. Так и стали торговать. А торговали в лавке бывшего мелкого торговца[19] Там за товар выручат деньги и снова за товаром. Хорошо нам помогало правительство. Так выручили 300 рублей, да вексель напишем ещё на 200 рублей – это в долг, и так далее. Кооперативное дело стало быстро развиваться. Но председатель Иван Алексеевич проработал только до сентября 1925 года, а потом его взяли в Красную Армию. Служил он в пограничных частях. Вместо него председателем кооператива выбрали меня, и по совместительству казначеем. Я проработал председателем кооператива 1926-й, 1927-й и 1928-й годы. Расторговались очень хорошо. Уже не стали брать товары не по векселям, а уже только за наличные, и цены стали снижаться. В то время торговля была строгая. Товары продавал Жуков Василий Михайлович. Он допустил растрату на 200 рублей. Суд приговорил его к 2, 5 годам лишения свободы, и со взысканием с него этой суммы. Он в Вельской тюрьме просидел один год, и его выпустили раньше срока по причине его молодости. А торговля так и шла в гору. Паевой взнос дошёл до 25 рублей. И в настоящее время (1980г) в Подюге торгуют в 6-ти кооперативных магазинах, позже переименованных в Сельпо.

***

В 1929 году я перешёл работать в ТЛО(? ), т. е. в организацию Няндомские топливные заготовки. Заготовки дров для Москвы. Работал мастером-строителем. В 1930 году меня вызвали в Москву в Мосгортоп, т. к. ТЛО перешло в подчинение Мосгортопа. Меня приказом назначили техником-строителем. Контора Мосгортопа была в Москве на улице Ильинка, в доме 10/11, сейчас она носит имя Куйбышева и находится недалеко от ГУМа. Меня направил (ТОФ? ) строить спецпосёлки. В то время от Коноши прокладывалась железная дорога на Вельск. Поезда ходили только до 39-го километра, да и то только товарные. На 39-м километре был крупный лесопункт, который занимался заготовкой лесоматериала, но больше – заготовкой дров для Москвы. Вот я стал строить спец-посёлок №7 в 26 километрах от Подюги. Посёлок Хмелёвое, да от Хмелёвого 5 километров в лес. Спецпереселенцы стояли на постое в деревне, и каждый день ходили на работу за 5 километров, а потом столько же - с работы. В посёлке построил 5 больших общежитий, пекарню, баню, магазин. Над ними был контроль. Его осуществляли 2 человека: комендант и его помощник. К 1931 году закончили строить посёлок, из деревни Хмелевое туда перевели всех переселенцев, всего около 5 тысяч человек. Потом перевели достраивать посёлок № 5, находящийся в 7-ми километрах от деревни Вельцы. Затем и тот посёлок построил, и в него перевели тоже около 5 тысяч спецпереселенцев из деревни Вельцы. [20]

В 1931 году меня перевели работать в Подюгу на 39-й лесопункт. Работа была сложная. Надо было построить однорамный лесозавод. Чертежей нет. Посоветоваться, как строить, было не с кем, потому что в то время строительных инженеров почти не было в лесной промышленности. Я начертил чертёж на миллиметровке, а перевести на восковку тоже чертёжников не было. Сам перевёл тушью, отослал проект в Мосгортоп, там мой чертёж признали очень хорошим. Одну копию чертежа они переслали в леспромхоз, вторую в Промбанк, а третью – мне для руководства строительством.

Я выписал из Ленинграда учебных книг да журналов, научился самоучкой проектировать железнодорожные мосты, электростанции, производственные здания и жилые дома, а также хорошо изучил сметное дело и чертёжное искусство. Построил лесозавод на реке Подюга. Потом стал строить продольный транспортёр длиной 100 и высотой 8 метров вдоль реки. Для выкидки из реки брёвен до постройки транспортёра требовалось 200 лошадей, и выкатывали их относительно мало. А когда был построен транспортёр, то освободилось все 200 лошадей и столько же рабочих. Да к тому же транспортёр стал выкатывать брёвен в три раза больше. Река Подюга – сплавная, заготовки в верховьях реки были очень большие в те годы: 800-900 тысяч (кубометров леса? - СП) в год заготовлял лесопункт, стоявший на 39 километре железной дороги.

Потом построил двухрамный шпалозавод на 36-м километре от Коноши. На нём выпиливались шпалы. Проекты заводов составлял сам. Меня наградили за постройку лесозавода и продольного транспортёра премией в размере месячного оклада. Я тогда получал 350 рублей в месяц. Затем построил в Подюге столовую и несколько 4-х квартирных жилых домов. В десятники брал грамотных ребят и хороших плотников, чтобы также знали и бетонные работы. Прежде всё строили больше на бутовом фундаменте, а тут под пилорамы требовался более надёжный фундамент, так как там была большая вибрация.

В лесозаводе 20 августа 1931 года мне дали отпуск на 2 недели. Но тут из Москвы пришла телеграмма от инженера тов. Паничева, чтобы срочно выехал в Москву – на Первомайский леспромхоз. Для постройки трёх 2-х квартирных домов. Южные леспромхозы были по линии казанской железной дороги. Теперь она называется имени тов. Ленина. Она идёт далее на Уфу. Я прибыл в Москву. Захожу в контору Мосгортопа. Тов. Паничев и говорит мне: «Хорошо, что прибыл». Сходил он за начальником кадров тов. Петровым. Тов. Петров пришёл в кабинет и говорит Паничеву: «Зачем вызвал из Коношского леспромхоза техника строителя? Туда сам Управляющий тов. Ногтев выехал. Ведь туда ещё прибыло 20 тысяч человек спецпереселенцев. А ты отзываешь Порохина от такой сложной работы! » После чего я ушёл ночевать на Трубную площадь в гостиницу «Дом колхозника». Назавтра прихожу в ту же контору после обеда. А весь аппарат поднят на ноги, меня разыскивают. Зав кадрами тов. Петров держит в руках телеграмму, полученную от тов. Ногтева из Коношского леспромхоза. Текст её таков: «Прибыл к Вам техник-строитель тов. Порохин. Срочно отправить обратно в Коношский леспромхоз для строительства посёлков для спецпереселенцев». Я ведь и в другую организацию мог пойти работать, но не посмел. Тов. Ногтев был и членом Моссовета, одновременно и Реввоенсовета, имел две телеграммы с благодарностью от самого товарища Ленина за то, что он со своими мотросами в Гражданскую войну не пропустил по Западной Двине интервентов. То есть перегородил фарватер реки затопленными баржами. Он имел два ордена Красного Знамени. Подумал тогда я, что он найдёт меня в другой организации и запекёт (куда слежует). В то время техники-строители были на вес золота. Пришлось ехать обратно в Коношу.

Прибыл в Коношу в 9 часов утра 31 августа 1931 года. Забегаю в леспромхоз, спрашиваю Управляющего. Мне говорят, что тов. Ногтев выехал в Подюгу, в лесопункт на 39-м километре. В то время только с Коноши ходил поезд до лесопункта «39-й километр». Пассажирские вагоны туда не ходили, ездили в товарных, в которых перевозили брёвна и дрова из Подюги. А тов. Ногтев ездил из Москвы со своим паровозом в своём вагоне. Вот я подъезжаю на железнодорожной платформе к лесопункту. Тов. Ногтев стоит у лошадей. Он ни к кому не заходил. Он ещё с Коноши позвонил, чтобы были приготовлены верховые лошади ему и всей его свите. Начальник лесопунктов Юденич увидал меня и кричит Ногтеву: «Вон товарищ Порохин приехал! » Тов. Ногдев подал мне руку и говорит: «Ты, товарищ Порохин хотел от меня скрыться! Я тебя хотя бы и на дне моря нашёл! Ты будешь строить посёлок в урочище Кварзаньга, что от твоего дома всего только в 5 километрах. Я даю в твоё распоряжение 2500 плотников, 500 лошадей, 16 молодых инженеров-практикантов. Да инженер тов. Моторов будет тебе помогать до 27 сентября, а потом пойдёт служить в армию. Вот Главный инженер тов. Кукель ознакомит тебя с чертежами, как строить типовые 2-х квартирные дома. Лес надо рубить тут же на месте, на бору, и из него и строить. Так вот, товарищ Порохин, завтра 1 сентября, а ты до 15 октября мне построишь 500 таких домов! » Я не струсил: « Товарищ Управляющий, 500 спичечных коробков сделать и то время надо, а тут 500 домов! » Управляюший только сказал, что условия жёсткие, но ничего… Сел на лошадь и со всей своей свитой уехал.

⇐ Предыдущая 1 234 5 6 7 Следующая ⇒