Часть третья 6 страница

Сейчас, глядя на него, она заметила поразительное сходство с певцом Сергеем Галаниным, а еще ей было странно видеть себя со стороны. Племянник и мама снимали по‑ разному. У Вовчика она получалась как бы снятая снизу. И волосы ее постоянно развевались, легкие юбки просвечивались или поднимались от ветра. И она то смеялась, то бежала, то разговаривала с какими‑ то мужчинами.

Фотографии мамы были спокойнее, на них она либо сидела задумчивая за столиками кафешек, либо смотрела на море и памятники архитектуры. И планы крупнее. Маму интересовали глаза, выражение лица, жесты рук.

На фотографиях с Луиджи Аня выглядела провинциалкой, с восторгом смотрящей на городского модника. Странно, ей тогда художник не настолько уж и нравился. Или нравился?.. Но вот теперь она скучала по этому мужчине. Плохо, что она не знала итальянского языка, может, Луиджи гораздо интереснее как личность, чем она подумала сначала.

Аня продолжила перевод, выписывая на отдельную страницу имена художников и скульпторов, на которых ссылался Луиджи, сравнивая ее с самыми великими произведениями искусства. После перевода она обязательно посмотрит в Интернете, что именно они создали.

Письмо изобиловало «мольто бэлло», «белиссимо», «перфезиони», «аморе» и всякими другими «люблю и скучаю».

Ее сладкие мучения с переводом любовного письма прервал звонок в дверь. Аня переключила компьютер на фотографии и пошла открывать.

Гена задал вопрос, еще когда Анна отпирала дверь:

– А Аристарх тебя отпустит?

Аня, в спортивном костюме и с оренбургским серым пуховым платком на плечах, смотрелась, как всегда, совсем родной. Гена чмокнул ее в щеку.

– Если скажу правду, то отпустит. – Аня закрыла дверь, взяла из рук Гены военную куртку и повесила в шкаф прихожей.

– Нужно, как мне кажется, ситуацию обтоптать с Сашкой. – Гена снял ботинки и в одних носках прошел в кухню‑ столовую. – У тебя есть чего‑ нибудь пожрать?

– Я позвонила в столовую. – Аня достала тапки из нижнего ящика и поставила перед Геной. – Надевай… Так что сейчас принесут ужин.

На ее словах раздался звонок в дверь.

На крыльце переминался дежурный лейтенант. Он оглядывался на «Хаммер» главврача у дома, на Анну. От возникшего подозрения его румяное лицо было до смешного печально.

– Вот, вы просили донести. – Лейтенант передал Анне сумку‑ холодильник. – Только я не разогревал.

– Спасибо, Боря. И у меня еще одна просьба. Сбегай к Александру Павловичу, попроси его сюда для важного разговора. Сбегаешь?

– Уже бегу! – обрадовался Борис. – А может, еще чего сделать? Я могу водки из буфета принести или Якова Игоревича позвать.

Обернувшись в дом, Аня повысила голос:

– Гена, нам Яша нужен?

– Нужен, – заглядывая в холодильник и жуя хвостик колбасы, пробурчал Гена. – И водка нужна.

– Значит, Александр Павлович, Яков Игоревич и две бутылки водки, – уточнил лейтенант.

– Правильно, только возьми сразу три, чтобы два раза не ходить. – Аня улыбнулась. – Я тебя не очень обременяю, Боря?

Лейтенант задохнулся от счастья. Он теперь мог неделю ходить героем и рассказывать о поручении самой Анны.

– Да я для вас, Анна, я… все, что угодно.

– Я знаю, спасибо, – спокойно ответила Аня и закрыла дверь.

Как всегда, ужин из офицерской столовой был по‑ ресторанному изыскан. Салат из свежей морской капусты, тунец, фаршированный креветками, на гарнир особый, коричневый рис. Вместо компота легкое японское пиво.

Дождавшись, когда мужчины съедят половину ужина и выпьют по первой стопке, Аня встала с важным видом и подождала, пока удивленные Гена, Саша и Яков не перестанут звенеть вилками и ножами о фарфор тарелок.

– Маша беременна…

Заявление произвело сильнейшее впечатление. Саша и Яков подняли головы, недоуменно глядя на Анну. Гена, наоборот, голову опустил.

– Это ты к чему? – решил уточнить Саша. – Что‑ то не так?

– Не так, – подтвердила Аня. – Она утверждает, что после аварии, когда у нее случился выкидыш и ей сделали гинекологическую чистку… – Мужчины сморщились от подробностей, но Аня продолжила: – Терпите, подобное происходит с каждой нормальной женщиной. Так вот, за истекший период у нее никого, кроме Гены, не было… Но она беременна.

– Так Генка же стерильный, – затянул фразу Яков, говоривший раза в три медленней жены. – Как и мы все.

– Вот! – Аня отстранила от себя рюмку с вином, поднесенную ей Сашей. – Машка врать не умеет. На Гену она смертельно обиделась, думает, он от нее отказался.

Похлопав себя по карманам, Гена достал из джинсов сигареты.

– Не кури! – жестко заявила Аня. – И теперь, мальчики, напрашивается логический вывод. Готовы слушать?

– Ага!.. А то… Говори… – Мужчины вернулись к поеданию ужина, поняв, что им говорить не придется.

– Так вот. Первое – Аристарх предложил Маше родить от него.

– Было такое, – вставил Геннадий, больше налегающий на водку, чем на еду.

– Гена, не перебивай. Второе – у нас в гостях в очередной раз был Максим Анатольевич, между прочим, гинекологическое светило мирового уровня. Третье – Маше было разрешено навестить меня в Зоне, что само по себе является фактом уникальным…

– Так она же по шпалам к нам за два дня до этого дошла, – оживился Саша. – Я уже приказал заваривать туннели…

– Мужики, – Аня начала сердиться, – помолчите, лучше слушайте. Четвертое – во время того как Маша меня навещала, я отлучилась на два часа. Маша спала… А вдруг – нет? У меня теперь есть твердая уверенность, что Аристарх и Максим Анатольевич ввели Маше что‑ то, отчего она оказалась беременной.

– Надо аккуратно проверить наличие биоматериала в криосейфах. Наличие пробирок со спермой, компьютерные записи в операционной… – Яша ритмично размахивал вилкой во время своего комментария.

– Вот! Наконец‑ то дельное замечание! – Аня сделала легкий жест пальцами, и Саша вставил в них бокал с белым вином. Аня с удовольствием выпила. – Поэтому тебе, Гена, необходимо этим заняться. Теперь об Аристархе.

– Не к ночи будь помянут, – перекрестился некрещеный Яков.

– Уверена, что Академик не мог пустить на самотек производство собственного ребенка. Рядом с Машей обязательно есть человек, контролирующий ситуацию…

– Логично, – согласился Гена. – Если бы Аристарх не отправил Ленчика учиться в Японию, я бы подумал на него…

– Я бы тоже, – согласился Александр.

Яков только пожал плечами, показывая свою неосведомленность.

Неожиданно раздался телефонный звонок. Аня взяла телефон.

– Алло… Что? Ты с ума сошла?.. Подожди, подожди… Да, конечно, я уже и билеты заказала… На послезавтра… За кого? За кого?!. Ой, мама.

Демонстративно положив телефон на стол, Аня села.

– Ребята, ситуация выходит из‑ под контроля. Маша выходит замуж.

– За Кирилла? – проявил осведомленность Гена.

– Нет. За Ленчика. В эту субботу.

Саша выронил вилку, Гена отставил недонесенную до рта рюмку, Яша отвалился от стола и хлопнул себя по животу.

– Не понял… Откуда он там…

– Примерно такую подлянку я и ожидал, – убежденно заявил Гена и допил водку.

– Если он появится в Топи, я его нечаянно убью, – заявил Саша и, заметив настороженный взгляд Ани, подтвердил: – Без базара. Убью.

Аня поспешно выпила вино.

– Я лечу послезавтра. – Аня, пьющая крайне редко, сама взяла бутылку белого вина и налила себе в бокал. – Гена, проверь биоматериал. Яша, обеспечь меня деньгами. Саша, на тебе все пропуска и вертолет до аэропорта.

– Сделаю, – ответили все мужчины.

Аня смотрела в бокал с прозрачным вином.

– Странное дело. Вот мы, я и Гена, люди с исключительными способностями, никому пока счастья не принесли. А гаденыш Ленчик невольно осчастливил Танечку и Сережу, выкупив их и отослав в поселок, вам, мальчики. – Выпив бокал, Аня налила себе еще вина и говорила только с ним. – Вот вы здесь делаете «Эйдос», лекарство для миллионеров… И непонятно, кому от него будет хорошо…

– Маша говорила то же самое, – отвлекся от сигареты Гена.

– Конечно, она же не дура. Так я к чему веду, мальчики. Я сюда пока не вернусь, я поеду в Италию.

– Опанька, – Саша подмигнул Ане. – Мне Аринай рассказывала, у тебя роман случился.

– Случился. И могу хотя бы ненадолго, хотя бы одного человека, но осчастливить. Он такой хороший… – Глаза у всех троих мужчин, смотревших на нее, стали сладко‑ умильными, Аня тут же сменила тон. – Но сначала к Маше, вправлять мозги. Гена, ты едешь со мной?

Аня и Гена впервые посмотрели друг на друга оценивающе, как соратники общего дела.

– Да. – Гена затушил сигарету. – Саша, нам нужно провести несколько приказов. Меня не будет пару недель… Впервые за десять лет.

– Ты уверен, что тебе нужно ехать? – Саша вприщур смотрел на друга. – Много денег можешь потерять.

– Могу… Могу себе позволить потерять.

Через час все разошлись. Гена остался один. Он лег в кровать и курил, глядя в потолок.

В медицину Гена пошел из‑ за родной тети Анастасии. Он ее любил. Не просто, как любят тетушек, а по‑ настоящему, как женщину. Его не смущала разница в возрасте в тринадцать лет и то, что они кровные родственники. Он изначально понимал, что его любовь навсегда безответна. Но он все равно любил.

Родители часто подкидывали его Насте, а сами уезжали развлекаться то на Домбай, то в Швейцарию, то еще на какие‑ то Боливы. Отец руководил строительным трестом, мама занималась домашним хозяйством. Маме помогала домработница, но все равно у нее не хватало времени на единственного сына.

Гена с удовольствием ехал из Малого Гнездниковского в далекие Кузьминки, где в двухкомнатной квартире проживали бабушка и Анастасия.

Настя подрабатывала хирургической медсестрой в больнице и одновременно училась в медицинском. Бабушка, несмотря на пенсионный возраст, работала там же в гинекологии старшей медсестрой.

Если приезд Гены совпадал с дежурством Насти, он тащился в пятнадцатую больницу в Выхино и дежурил вместе с ней, помогая заполнять карты, делать уколы.

С больными Настя обращалась, как сержант с новобранцами. Наибольший процент сочувствия доставался больным в реанимации, с ними она носилась как с малыми детьми. Как только пациент перебирался в палату, ее гуманизм уменьшался ровно в два раза. Она решительно приводила в действие все рекомендации врача. Жалоб не слушала, перевязки проводила молниеносно, твердой профессиональной рукой, прооперированного по поводу аппендицита больного поднимала через сорок минут после операции.

В квартире в Кузьминках соблюдалась стерильная чистота, нарушаемая раскрытыми анатомическими атласами и учебниками. Гена смотрел на плоских препарированных людей без содрогания и с большим интересом.

О чувствах Гены Настя догадывалась, хотя откровенно на эту тему они не разговаривали.

В школе Гена встречался с несколькими девушками, в том числе и старше себя, нещадно привирая свой возраст, но быстро с ними расставался. Они казались ему неинтересными и какими‑ то ненастоящими. Гламурные журналы, косметика, бесконечные покупки шмоток и их обсуждение. Интереснее становилось либо при редких разговорах на серьезные темы, либо при занятиях сексом. А потом опять – новый клип, новый фасон обуви и бесконечные сплетни о знакомых с оттенком зависти и презрения.

Закончив медицинский институт в тридцать лет, Настя поехала по студенческому обмену во Францию… и там осталась, вышла замуж. Один из пациентов, ежедневно видя перед собой брюнетку с голубыми глазами, невысокую и милую, с боевым характером, решил, что должен видеть ее около себя постоянно.

Все родственники радовались за Настю, Гена откровенно горевал. Ему казалось, что у него отняли женщину, заменявшую ему мать, сестру и учительницу одновременно.

Почему Настя согласилась выйти замуж за Жорэ, осталось загадкой для всех. Но Гене Настя позже призналась, что вышла замуж по расчету. Главная причина – уехать от племянника, иначе он бы слишком долго устраивал личную жизнь. А еще ей нравился Париж, нравилась Франция и то, что она сама нравилась мужчине. Ее муж был адвокатом и поэтому богат.

Брак по расчету оказался удачным. Через два года Настя родила сына и все реже приезжала в Москву.

В год поступления в медицинский институт умерла бабушка. И оказалось, что она была связующим звеном всей их семьи. Приехавшая на похороны Настя улетела на следующий день. Ее ждали муж и сын.

Гена понял, что в Москве его ничего не держит. Он ухватился за предложение перевестись в Петербург, в военно‑ медицинскую академию.

Мама, и до того занятая больше всего сама собой, теперь окончательно уселась перед зеркалом ближайшего косметического салона и изредка ездила по бывшим подружкам хвалиться внешним молодящимся видом. Отец, которого выперли на пенсию, начал пить горькую в одно лицо.

Мама развелась с отцом и переселила его в Кузьминки, в квартиру бабушки. Сама же осталась в центре Москвы и снова вышла замуж. Гена в ее планы не вписывался.

Забытое слово «распределение», исчезнувшее из словаря выпускных курсов институтов, осталось в военных учебных учреждениях. Гене было все равно, куда ехать, лишь бы подальше от Москвы.

В комиссии по распределению в тот год сидел Аристарх. Он‑ то и выбрал себе заместителя по медицинской части. Очень ему глянулся спокойный Гена.

Гена не просто любил свою профессию, она составляла большую часть его жизни. Но и от романов он никогда не отказывался. Только влюбиться не мог, подсознательно сравнивая всех женщин с Анастасией.

И вот теперь, когда появилась Маша, та, что не только напоминала ему Настю, но к тому же была в него влюблена, он ее предал. Он отказался от нее, даже не попытавшись бороться. А каково ей там одной, не понимающей ситуации?

Ехать надо, конечно же, ехать.

* * *

Ленчик ждал меня на лавочке перед зданием загса и хмуро смотрел на гуляющих перед ним голубей. Все проходящие мимо женщины, кто тайком, а кто совершенно откровенно, разглядывали его. Действительно, очень красивый мужчина. Наверное, и ребенок будет красивым.

«Ты это о чем, родная? – забеспокоился оранжевый голос. – Главное, чтобы он был здоровый». «Но все‑ таки не совсем правильно рожать ребенка от мужчины, с которым не было любви», – заныл голубенький голос. «Заглохни, тормоз. Деньги плочены – рожай! » – внутренний болотный голос, как всегда, привел меня в чувство.

– Привет, Ленчик.

Подняв голову, Ленчик придирчиво оглядел меня. Я была в джинсах, в легком свитере и кроссовках.

– Хорошо выглядишь. – Ленчик встал, и те женщины, которые случайно еще его не заметили, обернулись и смотрели с восхищением.

Меня повышенное внимание к Ленчику раздражало. Меня все в нем раздражало. И внешность, и голос, и манера говорить, и то, с какой любовью он оглаживал свои каштановые волосы… «Маня, не тяни. Решилась на сделку, уточни условия», – начал шпынять меня оранжевый голос.

– До того как мы подадим заявление в загс, я бы хотела уточнить некоторые детали.

– Валяй. – Прищурившись, Ленчик засунул руки в карманы джинсов и наклонил голову набок. – Если ты насчет моего проживания, то пока я буду жить при церкви. О том, что мы женаты, никому, кроме Аристарха, рассказывать не хочу. К тебе приставать не буду, пока сама не попросишь.

– Не попрошу, – уверила я. – Ты ответил на мои вопросы. Пойдем?

– Пойдем.

Девушка в отделе приема заявлений на бракосочетание была та же самая, что и несколько месяцев назад, когда я пришла сюда с Кириллом. На мое появление она прореагировала вяло, зато при виде Ленчика глупо заулыбалась, стала поправлять волосы и дергать блузку на груди, желая углубить декольте.

Сев за отдельный стол, мы молча заполнили бумаги. Девушка за это время успела обновить помаду и нарочито томно поговорить с кем‑ то по телефону, объясняя схему проезда в загс, как эротический триллер.

Когда мы пересели к ней за стол и положили бумаги, она, стараясь сдержаться и не глядеть на Ленчика все время, зашелестела страницами амбарной книги.

– Ваше бракосочетание может состояться семнадцатого мая, третьего июня и в любой день после этого числа.

– Девушка, вас как зовут? – строго спросила я.

– Юля, а что?

– Юля, – я достала из сумки белый конверт и демонстративно положила его перед собой. – Нам нужно расписаться двенадцатого мая.

– Так это же… – Юля впервые внимательно посмотрела не на Ленчика, а на меня. – Это же суббота, через три дня.

– Вот именно. – Я подвинула конверт ближе к Юле. – Здесь десять тысяч.

– Но документы… я же не могу задним числом…

– Можете. – Я постучала пальцем по бумагам. – Видите, мы поставили другую дату заполнения, март месяц. Я тогда подавала заявление с другим мужчиной, с Кириллом. Замазываете данные Кирилла, вписываете Леонида Тавренного, и двенадцатого мая мы расписываемся.

Смятение на лице девушки, желающей и десять тысяч заработать, и правила не нарушить, разрешил Ленчик. Он накрыл пальцы девушки, заканчивающиеся длинными бордовыми ногтями со стразиками, своей совершенной ладонью и задушевно пророкотал:

– Нам очень нужно. Мы свадьбу делать не будем, распишемся по‑ тихому. Просто Маша беременна, ей волнения ни к чему.

По‑ моему, Ленчик нес полную околесицу. Сотни тысяч беременных невест благополучно переживают свадьбу, а я, такая по‑ особому хрупкая, буду нервничать. Ерунда! Но на девушку слова Ленчика произвели магическое действие, и она стала переправлять в амбарной книге бывшего жениха на сегодняшнего.

– А почему двенадцатого? – неожиданно поинтересовалась Юля, кротко взглянув на меня.

– Брат у меня женится, Анатолий Сигалаев. Так чего два раза к вам ходить?

Девушку дурацкое объяснение удовлетворило, и она продолжила оформлять заявление.

После подачи заявления мы вышли из загса и стояли на ступеньках, разглядывая выданные бумаги.

– Ты сейчас куда? – спросила я из вежливости, убирая документы в сумку.

– В церковь. Там работы никогда не убавляется. А ты домой?

– Домой. Я Ирише ничего не буду говорить, не хочу делать ей больно.

– Не делай, – равнодушно разрешил Ленчик. – Встретимся в загсе двенадцатого, в десять утра.

– Договорились.

Я шагнула на ступеньку вниз, но Ленчик задержал меня, поднял обратно и притянул к себе:

– Если хочешь, я приеду сегодня ночью, никто не увидит.

Глаза неопределенного цвета. Дымчатые, вмещающие вселенную и пустоту. Никакого чувства ко мне в них не было, только интерес естествоиспытателя к очередной мышке, которую сейчас будут препарировать.

– Не хочу, не приезжай. – Моя шея немела от сильного захвата. – Руку убери, больно. Рассчитывай силушку, Ленчик, я ведь обыкновенный человек, к тому же женщина.

Отпустив меня, Ленчик поправил свои волосы.

– Ладно, пока ты женщина незамужняя, свободная. Пока ты можешь выбирать. А мне пора на работу, вправлять верующим мозги.

Легко сбежав со ступенек, Ленчик сел в новенькую «Ауди» и умчался в нашу скромную церковь служить во славу Господа.

Все близко находящиеся женщины смотрели ему вслед. За исключением старушки, собирающей алюминиевые банки из‑ под пива, и девушки, заходящей в загс под руку с женихом.

Провожала я темно‑ вишневую машину Ленчика с начинающимся испугом. Я‑ то надеялась провести сделку по оформлению совместных прав на будущего ребенка, а Ленчик решил по‑ серьезному на мне жениться. Вот ужас‑ то.

Из загса за сценой расставания необычных жениха с невестой наблюдала Юля: Леонид Тавренный укатил в одну сторону, а Маша села в свою машину и уехала в противоположную. И ни одного поцелуя при расставании, ни одного нежного взгляда.

Набрав цифры телефона, Юля с нетерпением ждала ответа.

– Светка? Ты там стоишь или сидишь?

– Я лежу, – зевнул голос в трубке. – Чего ты так рано? Я еще сплю.

– Сейчас ты просто умрешь. Помнишь херувима из нашей церкви, про которого говорят, что он будущий монах?

– Не то что помню, а забыть не могу. Из‑ за него через день бегаю в церковь. – Голос перестал зевать и стал громче. – А что случилось?

– Он только что подал заявление в загс, свадьба в субботу.

– Иди ты? И с кем?

– Да с Машей какой‑ то. Она месяца два с половиной назад приходила с другим мужиком. Тот тоже был красивый. А сама‑ то она – толстая, ненакрашенная, волосы растрепаны, ну чисто Алла Пугачева в молодости.

– Юля… – Женский голос стал подозрительным. – А ты ничего не путаешь?

– Я не могу путать, – рассердилась Юля. – У меня работа требует повышенной внимательности… Зря я тебе позвонила.

– Ой, прости, Юленька. Просто новость сногсшибательная. Сейчас же встаю.

– Куда это ты? – насторожилась Юля. – Надеюсь, не в церковь?

– В церковь, именно в церковь, – зазвенел женский телефонный голос. – Пойду и посмотрю на Леонида как на мужчину, а то я его тоже за монаха принимала, сочувствовала.

– Только не проболтайся никому! – вспомнила уговор Юля.

– Молчу как рыба, – поспешно пообещал голос. Но было ясно, что проболтается.

Просидела на работе допоздна, спешно собирая и переделывая документы для аукциона. Другого дня у меня не будет, завтра их необходимо сдать.

Да, неделька выдалась беспокойной. В четверг приезжает Аня, в пятницу аукцион, в субботу свадьба Толика и регистрация моих отношений с Ленчиком.

А с воскресения начну новую жизнь – зарядка, правильное питание и так далее. Пора заняться собой, единственной, и быть здоровой и красивой.

В девять вечера у меня начали слипаться глаза от напряжения, и я, сложив бумаги и выключив компьютер, отправилась домой.

Переодеваясь в коридоре из туфель в тапочки, я услышала разговор из кухни.

– …Да с чего им жениться, они же почти незнакомы?

Заглянув в кухню, я увидела растерянного брата, заплаканную Иришу, Ниночку, Данилу и Сашу за столом. Тетя Лиля накрывала ужин.

– Да перепутали че‑ нибудь. – Лиля поставила перед Иришей тарелку с борщом. – Рази ж он поменял бы тебя на нашу Машку. – Все посмотрели на тетю Лилю с большим интересом, но она не смутилась. – Машка и ростом ниже, и фигура хуже, я уж не говорю, какая она хозяйка.

Вертя головой во все стороны, Даня слушал разговор взрослых, мало что понимая, но тетю Лилю смело перебил.

– Моя мама самая красивая… и умная, – добавил он после секунды раздумий.

– А ты вообще поужинал два часа назад. Тебе спать пора! – И Лиля забрала у моего сына пирожок с капустой.

Вот это она зря. У нас семейная наследственная страсть к пирогам с капустой и отвращение к силовому воздействию. Даня не стал спорить. Он сжал рот, насупился и заревел. Басом, дрожа губами, разбрызгивая слезы.

Ириша и тетя Лиля на его плач отреагировали слабо, зато Ниночка, отложив вышивку какого‑ то немыслимого цветка, вскочила и обняла племянника.

– Что же вы у ребенка пирожок забираете, тетя Лиля?

– Его и так разбаловали. Замолчи, Данила, и отправляйся спать.

Я стояла, спрятавшись за косяком, еле сдерживаясь.

– Вы, тетя Лиля, – Ниночка даже руку выставила, защищая моего сына, – вы в деревне всю семью застращали, а теперь еще и здесь свои порядки устраиваете! Хватит!

Первый раз слышала, чтобы Ниночка на кого‑ то кричала. Даник тоже удивился и перестал реветь.

– Да они без меня, – Лиля сложила полотенце в четыре раза и все поглаживала его, нервно теребя в руках, – грязью зарастут. Я и так заради вас семью бросила, мужа оставила…

– Дышать они там без вас свободнее стали, – злорадно сообщила Нина. – Мне бабушка звонит каждый день, спасибо за то, что мы вас здесь терпим, говорит.

– Да чтобы я туда вернулась?! – Возмущение тети Лили нарастало. – Да пусть они сами с утра до вечера у плиты коноебятся, да полы за всей кодлой кажный день моют, да портки прабабке с памперсами менят, да…

– Прабабушку не трогайте, – зашипела Нина…

– …А свадьба у них в субботу, – устало перебила семейную склоку Ириша. – Там же, где и у Толика с Ниной.

– Если это правда, – Толик отставил пустую тарелку и придвинул к себе другую – с мясом и овощами, – то пускай делает, что считает нужным, я своей сестре доверяю.

– Я ей тоже доверяю, – Ниночка вытерла салфеткой зареванное лицо Даника, – но мне очень‑ очень интересно…

– Не может она за Алексея выйти замуж. – Саша, сидевший рядом с Иришей, похлопал ее по руке, успокаивая. – Не могли они успеть снюхаться так, чтобы до загса дело дошло.

– Дурное дело нехитрое. – Я вышла из коридора и села за стол, рядом с сыном. – Я действительно выхожу замуж за Алексея, то есть за Ленчика. Алексей – это его новое имя, взятое при крещении.

– От как быват, – Лиля уперла руки в бока. – У подруги мужа из‑ под носа свесть. Это рази порядочно?

– Данечка, – я поцеловала сына. – Иди, тебя Нина спать уложит, а мне с тетей Лилей поговорить надо.

– Мама, ты ее уволь, – зашептал мне на ухо Даня. – Она на тебя ругалась.

Нина увела Даню, Толик ушел сам, сославшись на усталость.

На кухне остались я с Иришей, Саша и тетя Лиля. Меня волновала только подруга.

– Ира, – я сидела напротив соседки и смотрела ей в глаза, – выяснилось, что я действительно беременна не от Гены. Отец ребенка Ленчик.

Вздрогнув, Ириша вытерла безостановочно стекающие по щекам слезы.

– Его ребенок? Какая ты счастливая… – Ира посмотрела на меня с болезненной завистью. – Подожди, так ты же с ним незнакома была…

– Я видела его один раз… Это очень сложно объяснить… Я потом попытаюсь.

– И Ленчика тебе, и ребенка от него, и даже миллион евро переводят тебе накануне аукциона. Ты что, душу дьяволу продала? – Ириша начала закипать, переходя от тихой истерики к шумному скандалу.

Но рядом стояла достойная противница.

– Какой такой миллион? – Внимание тети Лили переключилось с Ириши на меня.

– Какой аукцион? – отвлекся от Ириной руки Саша.

– Я ее видеть не могу, – заявила Ириша и встала. – Я не могу тебя видеть, Маша, мне нужно успокоиться.

Саша правильно понял ситуацию, обнял Иришу и повел ее из дома.

– Я тоже с ними пойду, – тетя Лиля сняла фартук. – Иришу утешать.

– Вы останетесь дома. – Я придвинула к себе тарелку Толика с недоеденным ужином. – Вам еще посуду мыть. А Саша будет утешать Иру до утра, не мешайте им.

И тетя Лиля послушалась меня. Еще бы. Когда я разговариваю подобным тоном, обнаглевшие цыганки на рынке отстают от меня и два ротвейлера с дачи напротив перестают лаять.

* * *

За десять лет работы в Топи Гена два раза вырывался в Москву и один раз в Питер. Но летать приходилось по неотложным делам, на три дня, и он мало оглядывался по сторонам, уткнувшись в ноутбук. На обратном пути из командировок он пил коньяк, что тоже мало способствует точности восприятия. Теперь он удивлялся переменам в оснащении аэропортов, новой форме стюардесс и богатому ассортименту авиапайков.

Аня удивлялась меньше, после Италии местные авиалинии не впечатляли. Она сосредоточилась на видеокурсе итальянского языка, и всю дорогу Гена слышал ее шепот: «Идти, бежать, сидеть, стрелять».

Оглядываясь по сторонам, поминутно глядя на часы, пытаясь то читать газету, то посмотреть новости в Интернете, Гена никак не мог сосредоточиться.

В очередном аэропорту промежуточного города Аня заставила Гену пойти с нею в ресторан и почти насильно усадила за стол напротив себя.

Гена был одет в парадную форму полковника медицины и выглядел блестящим, но придирчивым офицером.

Аня выглядела гораздо проще в трикотажной кофточке и джинсах, но притягательней. Она читала меню, и молодой официант с тихим умилением наблюдал за шевелением ее губ, за покачиванием локонов, выбившихся из заплетенной косы. Аня отдала официанту меню, и он пришел в себя.

– Слушаю вас.

– В меня ничего не лезет, – противным голосом пожаловался Гена. – Плохо переношу самолеты.

– Два раза по пятьдесят коньяка, – начала перечислять Аня, не обращая внимания на слова Гены. – Жареные тигровые креветки и ризотто с морскими гребешками.

– На меня не заказывай, – ворчал Гена.

– А вино… – Аня оглядела чуть нагнувшегося к ней официанта. – Вино подберите на свой вкус.

Не отвечая, официант загипнотизированно смотрел на молодую женщину, обаятельнее которой он никогда не встречал.

– Парень, очнись, девушка кушать хочет. – Гена негромко стукнул ладонью по скатерти стола.

– Обязательно. – Официант очнулся. – Принесу белое итальянское «Пино», прекрасно подходит под морепродукты.

Сделав два шага назад, официант налетел на молодого парня, широко улыбающегося Гене.

– Геннадий Алексеевич, Анна! Как я рад вас встретить. – Подскочивший к столу парень схватил руку Анны, пожал, поцеловал, потом опять пожал. С Геной, вставшим ему навстречу, он крепко обнялся.

– Через стеклянные двери вас увидел, – радовался парень, усаживаясь на свободный стул и пристраивая на пол ручную поклажу.

– Андрюша, мы тоже рады тебя видеть, – улыбнулась парню Аня. – Ты здесь какими судьбами?

Андрей привстал и еще раз поцеловал руку Ани. В городе и поселке он себе не позволял подобной смелости, но теперь, уехав за двести километров и выпив две бутылки пива, чувствовал себя взрослым и свободным.

⇐ Предыдущая 10 11 12 13 14 15 16 171819 Следующая ⇒