Часть четвертая. 2 страница

– Но киллеры не ошибаются… Скажи мне, – спросил он вкрадчиво, внимательно изучая меня сквозь танцующее пламя костра. – Тебе же хочется найти заказчика? Ведь он и есть убийца. Что бы ты с ним сделала?

Я вздрогнула, будто ко мне под плед неожиданно ворвался ураган.

– Хотелось бы разодрать его на куски, – продолжал Кирилл, – поддать нечеловеческим пыткам? Убивать.. и воскрешать, чтобы снова потом убить!

– Мне хотелось бы правосудия…

– Какого именно, – настаивал он.

Я ничего не сказала и он предположил за меня:

– Ведь не того, что до сих пор не нашло виновного?

– А ты что хочешь, – спросила я дрожащим голосом. – Наказать убийцу его же методом? Занять его место? Создать нескончаемую кровавую цепочку? Потом убьют тебя, твои родные снова будут мстить… Любовь, проливающая реки крови? Так, по‑ твоему, человек становится сильнее, боль проходит, наступает бесконечное счастье и покой?

Но Кирилл оставался непреклонен.

– Тогда представь, что душегуб Егора стоит перед тобой! Прокурор разводит руками. Недостаточно улик, еще что‑ то. Что бы ты сделала?

Лихорадочное дыхание мешало сосредоточиться, сердце заныло и забилось так громко, что я почти не слышала собственный голос.

– Я не знаю! Правосудие – понятие не только земное. Я верю в возмездие! Никто не останется безнаказанным. Если я узнаю имя убийцы безоговорочно, но не смогу доказать его вину перед судьей… кровь Егора не исчезнет с его грязных рук, с его грязной души! Наказание так или иначе придет за ним по пятам, по запаху этой крови… И не важно, что именно осуществит возмездие: случай или мои собственные руки! Он получит свое! Как и тот, кто убил Миру. Разве ты в это не веришь?

Я долго, настойчиво вглядывалась в посуровевшее лицо Кирилла. В глазах молодого человека снова возник пугающий стальной блеск, словно резко обнажилось лезвие меча, губы сжались и на челюстях опасно задвигались жевалки.

– Мне больше не во что верить, кроме этого…

Перед тем, как начать новый разговор, мы несколько минут хранили молчание, преодолевая внутреннее смятение.

Вокруг стояла тишина, лишь скромно ветер шелестел травой, да заводили свои вечерние арии сверчки, состязаясь в мастерстве…

* * *

И незаметно вечер преобразился в ночь.

Ночь, затаившись, грустно взирала со дна озера, из глубины сада, с высоты бескрайнего неба; робко, осторожно, почти недвижимо, боясь спугнуть своим призрачным дыханием нашу длинную откровенную беседу у пылающего в полную мощь костра.

Подслушивала многочасовые душевные изливания вплоть до проблесков зари, пока бушующее пламя вдруг не осело и не замахало прощально острым, бледным лоскутком, и где‑ то совсем поблизости одна за другой слились в хороводе громкоголосые переклички деревенских петухов.

В одно мгновение небо побелело, а воздух сделался свежим и прозрачным.

Так мы растворились в пространстве, совершенно забывшись и потерявшись во времени.

* * *

И наступил рассвет.

Явил нежную синеву росы, которой щедро выплакалась ночь, и наполнил легкие сладкими ароматами просыпающейся природы.

Мелкие поселенцы озера, чей сон мы так бестактно тревожили всю ночь, поднимались небольшими стайками для утренней трапезы, кружили в поисках лакомств и, плавно лавируя в лучах восходящего солнца, переливались чешуйкой, словно доспехами.

А еще, повинуясь сложившейся у меня привычке, утро немедленно нагнало сонливость, усыпляя буквально на ходу, едва оставив сил, чтобы подняться и добрести до дома…

Кирилл догасил костер. Держался он очень стойко, несмотря на то, что был уже порядком измучен бессонницей и ему не терпелось поскорее забыться в глубоком, умиротворяющем сновидении. Не прояви я внезапной охоты выспаться, он бы вряд ли подал вид, что сам непременно в том нуждался…

Но то утро лишило нас всяких сил.

Без лишних слов, мы просто повалились по кроватям. В этот раз молодой человек предложил мне воспользоваться его спальней, сам же занял место на кушетке в гостиной.

А я мгновенно провалилась в очередной кошмар…

* * *

Преисполненная траурной обреченности, душераздирающая картина заброшенного города, сплошь укрытого грубым слоем снега и непробиваемой, как хромированная сталь, корой льда.

Улицы слишком узки, слишком холодны, темны и безлюдны.

Где я нахожусь и как сюда попала – никакого представления. Да и некогда было об этом думать.

Беспокоило другое.

Как отсюда выбраться?

Но, похоже, я заблудилась…

И бежала со всех ног… Но ничего не получалось! Сколько бы не прилагала усилий, чтобы двигаться как можно скорее, а все не могла сдвинуться с места.

Холод…

Холод и сырость ощущались слишком явственно, пронизывали тело и, казалось, саму душу… Пот заливал лицо, глаза. А сердце стучало в опасном, болезненном ритме.

Я что‑ то кричала.

Толи звала на помощь, толи наоборот, стремилась кого‑ то предостеречь об опасности.

Но ноги только беспомощно скользили по гладкому, как стекло льду, доводя меня до отчаяния, до полной безнадежности. А падение означало полный крах, шансов подняться снова никогда уже не предвиделось.

Западня…

Стопроцентный, неотвратимый конец!

Я не могла убежать!

Убежать на другую сторону улицы.

Там что‑ то есть.

Может, моя последняя надежда на спасение.

Но я застряла, навеки застряла на полпути, посреди заледенелой, недвижимой дороги, трепыхаясь в ужасе и панике, словно угодила в гигантскую паутину, специально приготовленную для меня этим мертвым городом.

Как же страшно!

Холод… стал мерзким, непереносимым, возник откуда‑ то со спины, усилившись в сотни раз, и сковал меня по рукам и ногам…

– Анна!

…Нужно двигаться быстрее!

Еще быстрее!

Нужно вырваться!

Ну, пожалуйста…

– Аня!

… Я больше не могу, не имею сил сопротивляться. Что‑ то ужасное, непреодолимое явилось за мной… Ему нужна моя душа, я знаю.

Это чудовище хочет сожрать меня живьем…

– Аня! Аня!

Не могу вырваться!

Не могу!

Помогите!!!

– Ты слышишь меня? Проснись!

Свирепый окрик на какое‑ то мгновение привел меня в себя.

Я смогла увидеть бледное, взволнованное лицо Кирилла. Почувствовать, что он встряхивает меня со всей силы, пытаясь возвратить в реальность. Затем очень нежно обнимает и старается успокоить.

– Это сон, всего лишь сон, – слышу откуда‑ то из далека его голос, кажущийся приглушенным, нереалистичным.

– Теперь все будет хорошо, – повторяет он снова и снова.

Меня трясет в дикой лихорадке, из горла вырывается отрывистый хрип:

– Нет! Не будет! Я не знаю, кто я. Где я? Зачем я здесь? Что происходит? – Единственная информация, доступная в тот миг чувствам и сознанию.

Я ничего не соображала, кроме ужаса и отчаяния.

Ни единой мысли в голове… Будто что‑ то защемило.

Лишь тупая безысходность, боль.

Вопящий голый нерв!

– Аня! Ты знаешь, кто ты. Ну же, ну же, возьми себя в руки! – приказал мужчина.

На глазах пелена.

Ничего не хочу видеть!

Слух притуплен.

Не желаю слышать!

Губы шепчут в бреду:

– Меня нет! Меня не существует…

Руки мужчины впиваются в плечи, яростно встряхивают, голова откидывается, готовая оторваться.

– Прекрати!!!

Но я лишь безвольная тряпичная кукла. Без чувств, без сознания. Перед взором появляется внезапная мгла, затягивает в себя пространство вокруг… Такая же мгла в голове. Что‑ то смыкается надо мной. Кокон! Все поглощает мрак...

Нечто тяжелое, резкое обожгло щеку, потом снова. Лицо запылало огнем, который тут же переметнулся в голову щемящим комком боли. Но это не было банальной истерикой, поэтому пощечины не возымели на меня никакого воздействия, кроме очередной вспышки боли.

Бешенная тряска снова повторилась.

Я отупело смотрю перед собою.

Крепко обхватив мою голову руками, Кирилл заставил меня посмотреть на него.

– А теперь послушай! Ты не представляешь, на что я способен, если ты не возьмешь себя в руки! Я не позволю тебе так жалко сдаться, ясно?!!

Его зрачки угрожающе сверкнули. Вглядываясь в мои глаза, он пытался высмотреть в них суть внезапного нападка.

– Ты слышишь меня?!!

Лишь что‑ то слабо шевельнулось внутри…

– Что ты хочешь? – Продолжал мужчина. – Умереть? Это главная твоя забота? Хорошо!

Он вдруг отпустил мою голову, но вместо этого что‑ то холодное прижалось ко лбу.

– Тебе станет легче, если я убью тебя?

Я молчала.

Когда он резко сдвинул предохранитель, по комнате разнесся громкий металлический щелчек.

Я даже не дрогнула.

* * *

Вместо этого дрогнула его рука.

И дуло пистолета уверенно переместилось к его подбородку.

Кирилл долго, с выжидающей яростью смотрел во все те же, ничего не выражающие, как кристаллики льда глаза…

Никакой реакции в ответ.

Мне было плевать, кого он застрелит первым – меня или себя.

– Черт бы тебя побрал!!!

Кирилл подхватил меня на руки и быстро куда‑ то понес…

Глава 28

Миллиарды мелких иголок впились в тело свирепым холодом. Резким, внезапным, настоящим!

Глотка взорвалась диким воплем, я захлебнулась и ушла под воду.

При виде дна сработал инстинкт самосохранения, который дремал все это время в забытых ячейках с уникальными способностями организма. Ему стало истинно начхать на душевный припадок, едва не вогнавший мозг в анабиоз.

Все рефлексы ожили разом.

Бултыхаясь в воде, я бессильно и хаотично гребла к камню, на котором Кирилл стоял столбом, безучастно, даже не шевельнувшись, чтобы помочь мне выбраться из воды.

Долго, очень долго я карабкалась наверх, мышцы почти не двигались, тело онемело, кожа стянулась, стала похожа на фиолетовый панцирь. Живот скрутило и меня вырвало водой, которую я успела наглотаться при своем отрезвляющем купании.

Я беззвучно зарыдала…

Кирилл приблизился ко мне не сразу, внимательно изучая мои действия. Но когда я принялась бормотать что‑ то вроде: «У меня повредился рассудок. Это конец…», – снова одним махом подбросил меня на руки. Но уже для того, чтобы вернуться в дом.

Там он усадил меня перед камином, предварительно завернув в несколько толстых одеял, и занялся топкой.

– Как часто такое происходит, – спросил он, доставая сигарету.

– Не знаю, не помню, – призналась я растерянно и напугано. – С тех пор, как не стало Егора, я не понимаю, почему я все еще здесь. А бывают особо острые моменты…

– Так было, когда я чуть не разъехал тебя на мотоцикле?

– Не знаю, возможно… Это трудно описать.

– Так было, когда ты вскрывала себе вены?

Внутри все замерло.

– Кирилл… Сегодня ты оказался рядом, но однажды это случится снова и мое сознание замкнется. Я навсегда останусь беспомощной узницей в собственном теле, на долгие годы помещенной в свои кошмары.

– Что ты говоришь? – Оборвал мужчина. – В тебе столько силы, что хватит на армию!

– Кирилл, ты не понимаешь, – воскликнула я.

– В эту самую минуту, – не дал он мне договорить, – я очень здорово все понимаю! Ты та девушка, что догоняла меня под проливным дождем, стоя по колено в луже и упорно гнувшая свое? Девушка, что в обморочном состоянии твердила, что ей не нужна «скорая». Ты слаба и беспомощна? Кому угодно можешь втолковывать подобное, но мне – не стоит!

Я отчаянно замотала головой.

– Мой отец прославленный психоаналитик, к нему люди приезжают из далека … Почти два года он бился на до мной, но так и не достиг желаемого результата.

– Потому что видел в тебе дочь, а не пациентку. Ему следовало поручить твое выздоровление другому специалисту, но ни в коем случае не заниматься тобою лично. Наверное, он и сам понимал это, только не сумел пересилить страх и опасения.

– Теперь все равно слишком поздно…

– Нет уж, не поздно! Ты же можешь все контролировать!

– Я не знаю. Что, если это сильнее меня? Что, если я сумасшедшая?

– Сама себя послушай!

– Ты видел, что со мною происходит.

– Этого больше не повториться. – Кирилл неожиданно склонился надо мною, чтобы я видела его глаза и всю серьезность его намерений. Он взял в руки мои запястья, задержав взгяд на едва заметных тонких шрамах. – Только ты мне кое‑ что пообещай.

Я смотрела на него неуверенно. Он же, напротив, был полон решимости и, можно сказать, отваги. Казалось, в такой момент он без труда пожертвовал бы собственной жизнью ради этого обещания.

– Как только снова почувствуешь, что с тобою твориться что‑ то неладное, или вдруг начнут атаковать опасные мысли, ты сразу же будешь вспоминать обо мне и… обещании!

– Каком обещании?

– Никогда не сдаваться! Не позволять таким моментам брать верх!

– Но, – начала я сбивчиво, – во имя чего, какой смысл…

– Смыслом будет само обещание, – постановил молодой человек.

Я немного подумала и кивнула.

– Хорошо. Хорошо… Обещаю!

Странная просьба.

Еще более странным было то, что давая это обещание, я не сознавала всей его важности и глубины.

И уж тем более не могла предположить, какую решающую роль оно сыграет в ближайшем времени.

Глава 29

А время меж тем неумолимо неслось дальше, растрачивая наши жизненные ресурсы по своему усмотрению.

И вдруг наступил момент, о котором совершенно не хотелось вспоминать, но который заявил о себе, как сигнал будильника, когда наше пребывание на великолепной докторской даче плавно приблизилось к концу.

Как до этого, не сговариваясь, мы укрылись здесь от всего мира, никого ни о чем не предупредив, так же провели здесь целую неделю, ничего не планируя.

Однако вечером шестого дня, сидя во все той же маленькой каминной, мы допивали последний запас чая. И помимо того, в доме не осталось больше ничего из провизии, пополнение требовалось во всем.

– Пора ехать в город, – со вздохом констатировал Кирилл.

Я пошутила:

– Зачем? У нас есть вода в колодце, рыба в озере. А чай, припомнив давние рецепты, можно попробовать варить из ягод. Наверняка поблизости есть поля, хозяйства. А там всегда найдется масса всего съедобного и даже полезного…

– Ты серьезно?

– Нет, конечно, – призналась я. – Хотя в этом что‑ то есть. Мне давно уже не было так уютно и спокойно, как здесь.

Он изобразил комичную мину, припомнив мое состояние несколько дней назад, и я поспешила поправить:

– Не учитывая отдельных моментов. Но я все равно чувствую себя наконец отдохнувшей. За все два года…

– Ничего удивительного… Родители заставляли тебя не думать о своей потере, не вспоминать. А боль при этом никуда не исчезла. Тебе лишь нужно было помочь пережить ее. Пройти естественный путь от болезни к выздоровлению, от безысходности к надежде, постепенно преодолевая каждую стадию, шаг за шагом. Однажды, когда кошмаров становилось бы все меньше и меньше, ты посмотрела бы своей беде в лицо и открыто плюнула в него. Ради того человека, которого так сильно любила. Ради него ты продолжала бы жить! Именно жить, понимаешь? А не день изо дня тщательно скрывать свою боль, подавлять ее рвущиеся импульсы, что так или иначе нашли бы выход. И чем дальше, тем страшнее.

Все это время ты прилагала нечеловеческие усилия, препятствуя внутренним пыткам, стараясь не разочаровать отца, которому так же давала обещание, но несколько иное. Он снова ошибся, водрузив на тебя ответственность за то, что нисколько от тебя не зависело, и только усугубляло твое положение. Я его ни в чем не обвиняю, но он действительно допустил ошибку, едва не ставшей роковой… Это я понимаю теперь. А несколько дней назад вряд ли мог додуматься до чего‑ нибудь конкретного…

Но, как видишь, не вспорол себе брюхо, не влетел на мотоцикле в бетонную стену. Нет, я не смирился с ее смертью, не забыл, не перестал страдать. Но я живу! Во многом благодаря тебе. Пусть я повторяюсь, но в тебе я вижу себя… Разве не достаточно того, что двое молодых людей совершенно несправедливо лишились жизни? А если вдуматься, то далеко не двое, а значительно больше во всем мире… И что же получается? Все те, кто их любил, непременно должны отправиться следом? Вопросов по‑ прежнему остается очень много. Но не на все вопросы, увы, существуют ответы.

– А вот мой отец считает иначе.

– Это его работа – считать иначе. А жизненный опыт, наверняка, показывает совсем другое. Извини, но доктору всегда нужно что‑ то лечить; у него самого патологически неизлечимая болезнь – поиски симптомов, определение диагноза.

– Ты так говоришь, будто лично натерпелся от докторов.

– Можно и так сказать, – призадумался Кирилл. – Хотя это не я натерпелся, а моя мать...

– Ангелина Пьеро? Та, что прославленный сценарист? – Воскликнула я пораженно.

– Это сейчас, – усмехнулся парень. – А много лет назад, еще до моего рождения, ей ставили весьма серьезный диагноз, и собирались даже навсегда упечь в психушку… Все, с чем нам приходится сталкиваться и что мы не понимаем, мы так или иначе подтасовываем под те критерии, что уже имеем в памяти. Потому что всегда боимся того, чего не знаем! Люди предпочитают ошибаться, лишь бы не путаться в догадках. Иллюзии на первый взгляд выглядят куда безопаснее, чем действительность. Но, обретая власть, иллюзии заменяют эту действительность настолько, что сам черт не разберет, где реальность, а где самообман. Так и живем, как попугай, который думает, что все вокруг заковано в огромную клетку, а ему одному досталась пусть крошечная, зато свобода…

Я слушала его и не могла оторвать взгляда от красивого и мужественного лица. Как же он прав сейчас! Каждое слово – чистейшая правда! Как глоток живой воды для блуждающего в знойной пустыне.

Сердце затрепетало, как выпущенный на волю мотылек.

Как много изменила эта неделя. Я почти не сомневалась, что знаю этого человека тысячу лет, что не могла не знать раньше…

Как можно было жить, не зная его?

Что бы ни сказал Кирилл Чадаев в ту минуту, я бы со всем согласилась. Его словами говорила одновременно и моя собственная боль, и собственная сила.

Я понимала, что нужно возвращаться туда, где нас ожидают новые испытания. Но больше ничего не боялась.

Потому что я ему верила.

Глава 30

Город как будто почувствовал произошедшие в нас перемены. Встретил отнюдь не приветливо.

Только мы въехали, заморосил противный мелкий дождь.

Непогода, казалось, вообще не покидала пределы города все это время. Или просто солнце решило поселиться возле озера, за славным дачным домиком…

Я сама увидела город другими глазами.

Точнее, увидела впервые.

Ведь раньше, даже если замечала что‑ либо вокруг, то не придавала тому никакого значения, оставаясь непричастной и равнодушной.

Теперь поняла, что город отвечал мне полной взаимностью.

Он безразличен ко мне столько же, сколько я к нему.

А не ощущала я его раньше только потому, что была такой же неподвижной, отрешенной и погруженной в тоску, словно в гипноз…

Но, к счастью, на мой недавешний кошмар тоже сильно не смахивало.

Хотя улицы выглядели мрачно, серость и сырость проникли насквозь, повсюду.

Идеальная почва для развития маниакальных депрессий и потери всякого интереса к жизни.

Ни одного шанса из ста, что чья‑ то раненная душа могла опрянуть и набраться новых сил.

В общем, у моего отца всегда будет много работы…

* * *

Мирославу Липку убил не человек.

Ее убил город.

Это он годами мучил ее скукой и безнадежностью.

Вытравил душу, лишил страха.

Это с ним она боролась, употребляя наркотики.

Ему бросала вызов, разгуливая ночами в одиночку.

Но городу этого не нужно.

Городу нужен покой.

* * *

– Что дальше, – спросила я Кирилла, когда мы вошли в подъезд моего дома. Он пожелал провести меня до квартиры.

– Побуду немного здесь, и, если ничего не изменилось в расследовании, сделаю покупки и снова уеду за город.

Я мечтательно вздохнула.

– Я уже говорил, – улыбнулся молодой человек. – Пока я там, приезжай, когда вздумается.

– Я занимаю слишком много твоих сил и времени…

– Постой! Что это?

Он резко встал перед дверью моей квартиры и заставил меня отступить на шаг назад.

– Ты ведь запирала дверь?

– Конечно. Что‑ то не так?

Я выглянула из‑ за его спины и увидела небольшой зазор в проеме, свидетельствующий о том, что дверь была заперта не плотно, лишь слегка прикрыта. Вслед за этим из квартиры донесся отчетливый звук чьих‑ то быстро приближающихся шагов.

Кирилл молча оттолкнул меня к стене и загородил собою. Его рука метнулась ко внутреннему карману куртки и я тревожно напряглась всем телом.

Дверь резко распахнулась.

На пороге возникла моя дражайшая мать. Я испустила громкий вздох облегчения.

– Что вам нужно? – Она сходу накинулась на Кирилла.

Его рука опустилась.

Я поспешила выскочить ей на встречу. Мать, завидя меня, сделалась белее белого, чудом не лишившись чувств, и бросилась с объятьями.

– Девочка моя! Я с ума схожу! Мы не знаем, что думать… Всю милицию на уши поставили.

Затем быстро осеклась и, окинув Кирилла подозрительным взглядом, строго спросила:

– Где ты была?

– Может, мы поговорим об этом в квартире, а не здесь?

Она беспомощно развела руками и пропустила нас внутрь. Кирилла, правда, с большой неохотой, оглядывая нежеланного гостя с головы до пят.

– Кто этот молодой человек? – Посыпались вопросы градом, едва дверь за нами притворилась. – Ты была с ним? Где? Почему мы ничего не знали? Что все это значит?

– Его зовут Кирилл, – не поспевала я за ее ритмом.

Мама почти задыхалась, ее руки неугомонно тряслись, я же, напротив, сохраняла дивное спокойствие.

– Ты исчезла на целую неделю! Тебя уже считают безвести пропавшей… Это не похоже на тебя!

– На тебя это так же не похоже. Ты кричишь!

– Что ты…

– Погодите, – вмешался в перепалку мужчина. – Если вы допускаете, что ваша дочь занималась чем‑ то непристойным…

Мама пригвоздила его взглядом.

– Я вас не спрашивала! Будете объясняться перед прокурором!

– Мам! – Попыталась я смягчить обстановку. – Разве такому тону ты меня учила?

– Я хочу знать, почему ты исчезла и не предупредила, – продолжала она надзирательным тоном. – И была бы безмерно признательна, если бы нас оставили вдвоем.

Ее выразительные зеленые глаза впились в Кирилла, как стальной прут.

Похоже, в пылу полемики мама позабыла все признаки манер и приличий, которыми ее с младых ногтей шпиговала моя неравнодушная к аристократии бабуля.

– Что ж, – кивнул он понимающе. – Если нужно, я уйду.

– Да, конечно, будьте так добры!

Ее откровенная неприязнь нисколько его не задела. Взгляд Кирилла ненадолго задержался на мне и напомнил почему‑ то сразу три вещи: озеро, огонь и пистолет. Но в нем было только прощальное дружеское наставление, призывающее не забывать о некотором обещании.

И все же сознание того, что он уходит, отозвалось неприятным чувством одиночества и незащищенности.

Мама провожала его испепеляющим взором до самого выхода. Но когда она повернулась, спрашивать стала уже я:

– Как ты здесь оказалась?

– Что? – Она явно не ожидала ни моего вопроса, ни того холодного тона, которым я его задала.

– Как ты сюда вошла, – повторила я терпеливо.

– У меня есть ключи.

– Зачем тебе ключи от моей квартиры?

– Что значит зачем? Если тебе станет плохо…

– Мне не станет плохо!

– Что с тобой? Что за перемены?

– Думаю, все перемены к лучшему. А теперь, пожалуйста, отдай ключи.

Она застыла, не сводя с меня недоумевающего взгляда, подбородок ее мелко задрожал и в глазах заблестели слезы.

– Маленькая моя, что с тобой?

– Мам, послушай, ну не надо, – протянула я устало. – Ну не маленькая я уже давно. Отдай мне ключи, прошу. Так будет лучше, поверь.

– Ты разве не знаешь, как мы переживаем за тебя?

– Все будет хорошо.

Не спеша, будто под влиянием шока, она подала мне небольшую связку ключей. Я отвернулась, чтобы не видеть ее слез. Все выглядело так, словно я отправляю ее на казнь.

Но я оставалась непоколебима.

Пора освобождать себя и родителей от тех страшных оков, которыми мы сами приковали себя к нашей трагедии.

Выбора нет, придется действовать радикально.

– Что он сделал с тобой? – Простонала мать.

– Просто позволил проснуться.

– Как это понимать?

– Теперь, – произнесла я, четко выделяя каждое слово, деликатно выпроваживая ее за дверь, – все будет по‑ другому…

И нисколько не ошиблась.

Определенно все стало другим!

* * *

Оставшись в одиночестве, я тоскливо оглянулась вокруг.

Обстановка знакомая. Но вот сама квартира – неприветливая, чужая. Какая же она при этом моя?

Это жилище и дом у озера – две разные параллели неуловимых миров, между которыми находилась я – беспощадно подвешенная вверх тормашками.

Все на прежних местах. И белые стены, и мебель, воздушные занавески, ноут‑ бук. Спальня все так же свежа, уютна и нежна.

Я присела на широкую кровать, кованные спинки которой изображали белых павлинов, распустивших пышные хвосты. Взгляд невольно уткнулся в безобразное пятно от кофе на ковре и мне почудилось, что с тех пор, как Кирилл приходил сюда прошло не меньше тысячелетия.

Не исключено, что пройдет еще столько же, пока я решу наконец, что и как мне следует делать дальше.

Для этого непростого процесса весьма кстати отыскалась бутылка коньяка, невесть откуда материализовавшаяся в бездонном буфетном шкафчике, и наверняка, ничего более подходящего в тот момент нельзя было и придумать.

Глава 31

В порядке непроизвольного исключения мой следующий день начался прямо с раннего утра.

Благодаря чудодейному коктейлю из усталости и коньяка, нервная система полностью отключилась, что дало мне возможность беспрепятственно продрыхнуть всю ночь.

После традиционного холодного душа, напившись вдоволь кофе и сделав несколько междугородних звонков, я раздобыла тот самый номер, что уже давно и безнадежно выбросила из памяти, исключив его фактическую пригодность.

Ответили сразу же. Голос мужчины звучал настолько чисто, словно он находился в соседней квартире.

– Уголовный розыск. Терещенко.

– Доброе утро, Терещенко. С вами говорит Анна Гром, если вы меня еще помните.

– Конечно помню, – быстро среагировал мужчина. – Где же вы пропадали так долго? Вас, между прочим, кое‑ кто ищет.

– Кто же? – Я почти не сомневалась, что речь идет о моих бывших коллегах по «Прайму».

– Юрист Егора Панина.

Я оказалась несколько озадачена.

– Вы не могли ошибиться? Зачем я ему понадобилась?

– Ну, это вы сами спросите. Я дам его номер…

– А кроме того… Вам больше нечего мне сказать?

– Увы, – лаконично отрапортовал Терещенко. – Мне очень жаль, но дело закрыли за неимением улик и подозреваемых…

* * *

После этого я связалась с юристом.

– И вы до сих пор ничего не знаете? – Искренне удивился тот. – Я отправлял вам телеграммы, звонил, но меня каждый раз убеждали, что Анна Гром там не проживает.

– Кажется, вы дозванивались моим родителям.

– Я объяснял, что дело чрезвычайной важности, что позарез необходимо с вами связаться.

– И что за срочность, позвольте спросить?

– Завещание моего покойного клиента, по которому вы являетесь его прямой наследницей и, да будет вам известно, обладаете огромной частью его бизнеса.

– Постойте, постойте… – Мне вдруг почудилось, что почва уходит у меня из‑ под ног, я поторопилась сесть на диван и продолжила. – О чем вы говорите? А как же его сын?

– Ну вы же не думаете, что Егор Николаевич оставил бы своего родного сына без обеспечения? – Резонно заметил мужчина. – Парень с его матерью унаследовали вторую долю, то есть – партнерство с вами. Но руководством пока занимаются доверенные особы, так как сами наследники мало что смыслят в сложных комбинациях этого бизнеса.

Вот и вам следует определиться, как с ним поступить. Если пожелаете продать, я знаю заинтересованных в покупке лиц. Возможно последуете примеру своих партнеров и назначите заместителей. Придется дать вам время подумать, если до этого момента вы ничего не знали. Только прошу – не затягивайте с решением, сразу же дайте знать, когда возникнут какие‑ то соображения…

Около часа я сидела в трансе, переваривая свалившуюся, как мешок на голову информацию.

⇐ Предыдущая 8 9 10 11 121314 15 16 17 Следующая ⇒