Часть четвертая. 1 страница

Глава 24

Память прошлого, как злой Джин, неумолимо вырвалась на волю.

Все таки выждала сокровенный момент, подкараулила лазейку, внедрилась на всех правах хозяина моей души и нанесла свой решающий удар.

Мне снова стало все равно, держат ли мою голову руки медсестры, вонзается ли в руку игла. Все равно – голодная или сытая, больная или здоровая, мертвая или живая.

Потому что только одно обстоятельство, один неизбежный факт способно было принимать и учитывать мое сознание с придельной ясностью.

ЕГО НЕТ!

ЕГОРА БОЛЬШЕ НЕТ!

Я ЕГО НИКОГДА НЕ УВИЖУ!!!

* * *

На свете не было ему равных. Я не знала человека добрее, нежнее, прекраснее…

Он был достоин самой великой, самой бесценной, самой безмерной любви, которая только могла существовать во вселенной. Почему же его настигла самая непостижимая, самая невиданная и непримиримая несправедливость?!!

Почему ему достались обе пули? Разве вторая не предназначалась по праву мне – его половине?

* * *

Может, кто‑ то другой вынес бы эту боль, свыкся.

А я не могла!

Я не могла жить без него. Не могла противиться тому водовороту, в который попала душа. Меня просто больше не существовало.

Все смешалось во мне и перепуталось.

Я больше не знала, кто я. Кто такая Анна Гром?

Слишком долгая тьма, как непреодолимый серый туннель, одиночество…

И вот теперь ‑ внезапная вспышка света!

* * *

Перевернутая вверх дном память, словно через линзу фотообъектива: мрачные лица, обреченные взгляды, холодные стены, долгие пустые беседы. Прозрачный мир, прозрачные люди. Вместо голов у них блюдца с губами, вместо слов – только гул!

Я же, как сувенирная игрушка внутри стеклянного шара, которую, если встряхнуть хорошенько, можно привести в движение, создав иллюзию кратковременной жизни. В действительности – нет никакого дела до жизни внутри и до жизни снаружи. Пустышка. Живая пластмасса. Никакого ощущения реальности.

И что теперь?

* * *

Голова – тяжелый обух.

Тело будто наполнено чадом.

Я лежу на полу и дыхание дается с трудом, как у тонувшего, только что выброшенного на берег. Но я его ощущаю! Ощущаю свое дыхание каждым миллиметром легких: как оно входит и выходит. Странное дыхание, проходящее через все нервные клетки, через все тело сразу, через мозг…

Вместе с ним проникает запах – непривычный, но такой пряный, нежный, что не могу им надышаться. Запах молодого человека, который лежит рядом со мной на полу. Так же как и я – он выброшен на берег, но не ясно еще: тонувший вместе со мной или спасший меня…

Время, похоже, остановилось в моей квартире.

Мир резко перевернулся и опрокинул нас вместе с собой. Вот только где верх, а где низ ‑ пока неизвестно.

Мы оба нуждались в адаптации. Два чужих человека, попавших в одну «мясорубку».

Ничего необычного в том, что он обнимает меня. Ничего необычного в том, что мне необходим этот запах, тепло этого сильного тела.

Я взглянула в удивительные синие глаза Кирилла и мне захотелось спросить его: «Ты здесь, чтобы погубить меня, или спасти? ».

Но побоялась нарушить атмосферу внезапного покоя.

Вдруг это сон?

* * *

И сон не заставил себя ждать.

Мы тихо спали на полу, все так же обнявшись, пока не наступил новый день.

Как только первый луч солнца заглянул в окно, сновидения расплылись, как засвеченные негативы. Но ощущение ясности и покоя не покинули меня. Открыв глаза, я мгновенно все осознала: и кто я, и что со мною произошло. И в то же время мне казалось, что проснулась я в то утро другим человеком.

Господи Боже, совершенно другим человеком!

Свернувшись калачиком прямо посреди гостиной, я чувствовала себя такой защищенной, словно охраняемая крепостью; мужчина прижимал меня к себе бережно, как новорожденного младенца.

Я повернулась и увидела, что он тоже проснулся. Лицо Кирилла выражало мрачную задумчивость, но не имело прежнего следа ярости и безысходности.

Мы долго смотрели друг на друга, пока Кирилл не нарушил молчание:

– Я не имел права…

Мне хотелось сказать ему взглядом, что это уже не имеет значение, что ему сейчас не следует ничего говорить. И он все понял.

А потом я попросила:

– Покажи мне ваше тайное место…

Глава 25

Мотоцикл несся по трассе со скоростью, превышающей сто километров в час. Мы ехали куда‑ то за город.

Крепко обхватив Кирилла за талию, я прижалась к его спине, ощущая, как под кожанкой шевелятся крепкие мышцы. Последний раз я сидела на мотоцикле еще подростком, в той давно минувшей жизни, где у меня было много друзей и ухажеров, а я славилась кокеткой и при этом оставалась неприступна, как китайская стена.

Стоило лишь на миг прикрыть глаза и казалось, что я лечу, что мы оба летим, прорезая собою сферы… Толи в космос, толи в тартарары. Без разницы.

Ровной серой тесьмой дорога простиралась вперед – в бесконечную манящую даль. Бросив быстрый взгляд назад, я всем сердцем пожелала больше никогда не возвращаться назад. Забыть обо всем, стереть двадцать пять лет своей жизни, просто как не бывало. Начать с первой главы. Все равно где, пусть хоть на краю света. Ничего не писать, не переводить.

Может, стать учительницей в младшей школе, или преподавать на вечерних курсах? Заниматься с детьми, у которых сложности с развитием. Выращивать цветы, лечить животных. Податься в волонтеры. Почему нет?

Если у меня не получается жить для себя, может, я смогу жить для кого‑ то.

И не думать о том, что будет с моими вещами и квартирой. И о том, как отнесутся родители к моему исчезновению.

«Пожалуйста, » – молила я мысленно. – «Пожалуйста, Кирилл, не останавливайся! Пусть будет, что будет, только не останавливайся…»

Но скорость мотоцикла вместо этого резко спала.

«Кого ты пытаешься обмануть, Анна? Ты наплюешь на чувства родителей? Уже забыла свое обещание? »

Что это? Голос совести? Мне и на тебя начхать, если уж на то пошло. Я больше не экспонат из музея восковых фигур! Я больше не могу и не хочу жить в старой скорлупе – той Анны Гром так или иначе уже не существует! Посмотри же правде в глаза: ты умерла два с лишним года назад, на том самом месте, где убили Егора. Такова твоя судьба! Родителям просто нужно смириться с этим. Они уже потеряли тебя, прежней Ани никогда не будет. Никто не ведает пока, кем ты можешь стать, но это определенно будет другая Анна. Ты – всего лишь портрет той девушки, унылое напоминание несбывшегося счастья…

Кирилл легонько потряс меня за плече.

– Ты в порядке? Мы приехали. Пойдем, я покажу тебе остатки Эдема.

Не помню, когда мотоцикл съехал с шоссе и очутился на этой едва виднеющей в траве тропинке. Но она вела к огромному густому саду, в тени которого скрывался небольшой летний домик, предназначенный, судя по всему, исключительно для отдыха.

Кирилл отпер низенькую калиточку и пропустил меня вперед.

– Мы заехали сюда с Мирой случайно, когда искали тень, чтобы отдохнуть. Разглядели озеро, ‑ оно здесь, в метрах двадцати от дома. Эта дачная усадьба принадлежала какому‑ то знатному доктору, потом перешла его сыну, а тот решил сдавать ее внаем. Нам тогда повезло, возле озера мы встретили хозяина, который в тот день рыбачил. Я договорился, что сниму участок на лето.

Дом окружали пышные цветочные клумбы и развесистые кусты ягод. Все аккуратно рассажено, ухожено. Уж и не знаю, где видела сразу столько изобилия. Воздух, насыщенный ароматами этой сочной зелени, вскружил голову, словно с ним я поглощала пары дурмана.

Мягкая трава под ногами вызывала неудержимое, почти языческое желание немедля разуться, прикасаться к ней голыми ступнями, вбирать в себя животворящую энергию земли. Таким кощунством показалось стоять на ней в кроссовках и безжалостно топтать шершавыми подошвами дышащий зеленый ковер ‑ лицо природы.

Рядом упало яблоко, глухо стукнулось о траву и замерло. Я бережно подняла его и стала изучать как нечто уникальное, таинственное; как часть нового, только что открывшегося для меня мира.

– Здесь полно такого добра, – сказал Кирилл, заметив этот острый интерес к плодам живой природы. – Пойдем…

Мотоцикл уже стоял у высокого крыльца. Молодой человек взял меня за руку и повел за дом. Здесь сад неожиданно прерывался и, как будто вынырнув из сказки, представала широкая поляна, усыпанная живописными узорами мелких диких цветов. За небольшим склоном поблескивало в лучах утреннего солнца чистое, как роса и прозрачное, как хрусталь озеро, удобно растянувшееся гигантским блюдцем, отражая окаймляющие его деревья и камыш.

От неописуемой красоты у меня перехватило дыхание, я остановилась как вкопанная, чувствуя себя Алисой в стране чудес.

– Господи, – прошептала я изумленно. – Неужели такое бывает наяву?

– Я рад, что тебе нравится, – улыбнулся Кирилл.

– Ты прав… Если Эдем существовал на земле – вот его наследие.

Я прижимала к груди яблоко и не могла отвести глаз от чарующей глади воды, которую подразнивал и колебал ветер. На противоположной стороне озера виднелись другие полянки и непроглядная стена из деревьев, некоторые из них росли прямо в воде, как если бы спустившись однажды промокнуть ноги, решили больше не расставаться с живительной влагой. Несколько уток, гордо задрав клювы, скользили по воде, стремясь продемонстрировать, кто здесь истинный хозяин, но держались на дистанции, не спеша курсировать к нашему берегу.

А ведь раньше, до этого дня, мне была безразлична природа. Я не замечала ее красот, бесценных даров. А увещевания отца о крайней ее необходимости и целебности доводили меня до оскомы.

Теперь же словно глотнула живой воды из этого самого озера. Внутри меня неспешно перекатывались мощные волны этой ошеломляющей, поразительной стихии.

– Значит, вот где ты прячешься, – спросила я у парня, который уже снял куртку и стал расстегивать рубашку, собираясь окунуться.

– Чертовски надоело ждать новостей. Хотелось одиночества.

Я понимающе кивнула.

– Большего уединения, чем здесь, наверное, трудно найти.

– Особенно, если нужно собраться с мыслями.

– И о чем же ты думал?

Я старалась не смотреть, как он быстро и легко освобождается от одежды.

– О разном. О Мире… О тебе. Здесь меня осенило, что у нас много общего, не понятного другим. Я думал, ты уже все пережила. Мог и догадаться, что не спроста Анна Гром так переменилась. Я не имел права копаться в твоей душе. Но стоя на этом месте позавчера, был практически уверен, что ты одна сумеешь мне помочь.

– Но я не сумела, – проронила я обреченно, упорно разглядывая бабочку, порхающую у кромки воды.

– Ошибаешься. Даже больше, чем я надеялся, – услышала я неожиданный ответ. – Увидев свою рану на фоне твоей, я вдруг понял, насколько я оказался слаб, почти сдался! Ты не выстрадала свою потерю, не примирилась. А ведь я именно в этом просил помочь. Ты продолжаешь жить! Я восхищаюсь твоей стойкостью, Анна Гром! И видит Бог, если тебе понадобится моя помощь – я готов на все.

Затем он сделал два стремительных прыжка и нырнул в кристально‑ чистые объятия озера.

Я пыталась высмотреть его голову на поверхности воды, но он почему‑ то долго не появлялся. На какой‑ то момент меня охватило волнение – вода почти не колебалась, лишь в том месте, где он нырнул, словно в ней не происходило никаких движений.

Я в испуге бросилась к краю озера, и потеряв на секунду бдительность, соскользнула в воду по самые щиколотки. От внезапного холода быстро отпрянула назад и упала на спину, выронив свое драгоценное яблоко; оно ритмично запрыгало в воде и стало удаляться вслед за Кириллом. В ту же секунду парень вынырнул на противоположной стороне озера и махнул мне рукой.

Сняв обувь и подкачав повыше джинсы, я все же попробовала выловить свой драгоценный трофей. Но каждый раз, когда я доставала его веткой, яблоко выскальживало и удалялось еще больше.

Кирилл возвращался, быстро и ловко разрезая воду, будто профессиональный пловец. Я уже практически достала свое желанное сокровище, когда вдруг увидела рыбешку размером с ладонь, которая игриво вынырнула на поверхность и деловито клюнула яблоко, толи желая откусить от него приличный кусок, толи стараясь доказать, что может не хуже дрессированного дельфина выкидывать разные фокусы… И в тот же миг я потеряла равновесие, забыв, что стою на самом краю, на цыпочках, натянутая, как струнка. Не успела и подумать об этом, как уже барахталась в холодной воде, визжа не своим голосом, изо всех сил гребя руками, чувствуя, что озеро стискивает меня, держит железной хваткой, не выпускает. В голову ударила кровь, я продолжала кричать и тогда, когда подоспел Кирилл, истерически хваталась за его грудь и шею, будто планировала утопить.

Но после всех этих конвульсивных движений, поняла, что ногами без проблем прощупывается мягкое дно озера. Отпустила Кирилла и стала быстро выбираться. А яблоко тем временем насмешливо покачивалось между нами, как будто нарочно затеяло всю эту шутку. Я схватила его, пока оно снова не уплыло, и поддерживаемая Кириллом, вскарабкалась на сушу.

Холодная одежда противно липла к телу, но упав на траву, дрожа и чуть не выбивая ритмы зубами, я громко, от души расхохоталась.

И далось мне это яблоко, будь оно не ладно!

Кирилл упал рядом и тоже начал смеяться. Мы валялись на земле и хохотали до полного изнеможения. Господи, думала я, что же мы за люди такие? Сутки назад оба умирали от страшной душевной боли, а теперь, как ни в чем не бывало, качаемся в приступе смеха, как обпившиеся подростки на пикнике.

Не даром же утверждают доктора наук: психика человеческая – вещь непостижимая!

* * *

Но всякая радость недолговечна, как и всякому веселью приходит конец, в особенности ‑ спонтанному и служащему разрядкой для натянутых нервов.

И тем более при определенных обстоятельствах…

Поддавшись минутному порыву, когда мы находились вплотную друг к другу, Кирилл внезапно посерьезнел и взгляд его сделался туманным. Он медленно нагнулся и поцеловал меня…

Его губы обдали меня жаром, но тело схолодело так, будто я снова упала в озеро. Я задрожала сильнее прежнего.

Частью своего шокированного мозга я понимала, что повлияло на его поступок. Вся эта ситуация, само место всколыхнули в его душе недвузначные ассоциации.

Но это всего лишь порыв!

Кирилл вскочил на ноги и начал быстро одеваться.

Я тоже поднялась, обтрепалась и что есть силы запустила яблоко подальше в озеро.

– В доме есть камин, – пробормотал Кирилл, не глядя в мою сторону. – Тебе необходимо обсохнуть…

Глава 26

Изнутри дом оказался достаточно вместительным и очень уютным.

Просторная гостиная действительно имела небольшой камин. Мебель уже давно не новая, но в замечательном состоянии.

Кирилл позаимствовал мне одну из своих рубашек, как ни странно – белую.

Я переоделась и развесила свою одежду на камине, который, благодаря стараниям молодого человека, уже потрескивал мягким светлым огоньком.

Поджав под себя ноги, я присела напротив и поочередно наблюдала то за языками разгорающегося пламени, то за тем, как парень нервно планирует по дому. Он то хлопал в гостиной холодильником (для которого в кухне не нашлось места), то что‑ то сыпалось на него из буфета и тогда я слышала, как Кирилл неразборчиво высказывал себе под нос короткие замечания.

При этом он всячески избегал встречаться со мной взглядом.

На кухне вскоре засвистел чайник и до меня донесся божественный аромат кофе. Через минуту в гостиной появился Кирилл с подносом, на котором стояло две небольшие чашки, поставил его передо мной на столик и, пройдя к серванту, наконец, заговорил:

– Рекомендую разбавить кофе коньяком.

Подав мне пузатую бутылочку, он подбросил несколько сухих поленьев в камин и уселся с чашкой на полу, скрестив по‑ турецки ноги. Брови его снова были нахмурены, как и тогда, когда я увидела его впервые. Но мне не хотелось видеть, как он переживает и чувствует себя виноватым.

– Кирилл, – обратилась я прямо. – Не случилось ничего такого, что я не смогла бы понять.

Он подумал и отпил большой глоток кофе.

– Не хочу, чтобы ты подумала, будто бы я…

– Я ничего такого не думаю.

– Вот и хорошо, – кивнул молодой человек и когда посмотрел на меня, с лица его словно спала черная тень. – Кстати, на кухне подогревается пицца, очень даже приличная…

* * *

Обычно я не имею привычки завтракать пиццей (даже очень приличной) и запивать коньяком, но ведь и в озерах по утрам в одежде я тоже не купаюсь.

Вот и вышло, что сытный завтрак, пьянящий коньяк и завораживающее тепло камина в летний день, совсем меня расслабили. Не успела заметить, как уже клевала носом в кресле, а затем и вовсе уснула крепким детским сном…

Проспала довольно долго. Когда проснулась, часы в гостиной показывали семь часов вечера. Я лежала на диванчике, куда незаметно перенес меня Кирилл и заботливо укутал пледом.

Эта забота являлась для меня совершенно непривычной и я не до конца еще понимала, как мне следует к ней относиться. Может, я просто дикарка в душе? Может, мне казалось, что я предаю Егора, позволяя другому мужчине оберегать меня? Или стремилась не придавать лишнего значения заботе Кирилла, потому что мне это нравилось?

Как же не просто во всем разобраться…

С того момента, как в моей жизни появился Егор, все остальные воспринимались мной приблизительно так: человеческое существо, пол – мужской, сложение – среднее, рост – такой‑ то, возраст – такой‑ то, далее – профессия и причина нашего сотрудничества. Если последнего не предвиделось, вся характеристика сводилась к первому пункту.

Пусть Егор и не успел дать супружескую клятву формально, он оставался для меня мужем.

Кирилла поблизости не было.

Огонь в камине давно погас.

Я встала и сладко потянулась, чувствуя себя такой бодрой, словно впервые выспалась за целую вечность. Намереваясь одеться в свои вещи, стала снимать их с камина и вдруг обнаружила, что они обгорели. Джинсам и курточке досталось еще не так сильно, а вот футболка совершенно была испорчена, сплошь покрылась бурыми пятнами. И либо я сохраню гордость и одену ее, что не терпелось сделать, но при этом стану похожа на редкостное чучело, либо проявлю логику и останусь в рубашке Кирилла. В конце концов, что в этом может быть неудобного? Подумав немного, я все же выбрала последний, и, по‑ моему, самый разумный вариант.

Затем, натянув джинсы, я пошла искать мужчину и обнаружила его в соседней комнате на кровати. Кажется, он тоже порядком притомился – спал крепко, как Илья Муромец на печи. Я уже собиралась тихонько уйти, чтобы не мешать ему отдыхать, когда внимание мое привлек странный металлический предмет, торчащий из‑ под подушки Кирилла. Что‑ то тревожно шевельнулось у меня внутри, как только я поняла, что это пистолет.

Но выйдя из дома, я постаралась не думать о том, где он его взял. Это может быть пневматическое оружие, убеждала я себя, или газовое. Что плохого в том, что человек заботится о самообороне…

В саду я насобирала большую охапку цветов и пошла к озеру. Там, прогулявшись, нашла широкий плоский камень, уходящий в воду, села на него и склонилась, как Аленушка в сказке про козленка. Разложила цветы и стала собирать из них венок.

Но внезапно грусть навалилась на меня.

Я подумала, что здесь же, теми же тропинками, возле того же озера совсем еще недавно прогуливалась Мирослава Липка…

Сидела, быть может, на том же камне, собирала, как и я, венок для себя или для любимого.

Потом они пили коньяк, купались в озере, проводили длинные вечера вдвоем… И помыслить не могли, какая беда ожидает их вскоре.

Я оставила венок на камне и придвинулась ближе к воде.

Погода сегодня выдалась на удивление благоприятной: небо синее, как бескрайнее полотно, солнце, понемногу склонявшееся за горизонт, на протяжении всего дня приветливо ласкало землю, прогрело озеро. Я ощутила это сразу же, как только пальцы ног коснулись воды.

Дом обогнула широкоплечая фигура и направилась в мою сторону. Приставив ко лбу ладонь козырьком, я распознала в ней Кирилла. Он переоделся в светлые джинсы, черная рубашка и длинные волосы развевались на ветру, когда он двигался, и я заметила, что у молодого человека очень легкая, пластичная походка, и вместе с тем он ступал уверенно, твердо ощущая почву под ногами.

В одной руке у него дымилась сигарета, во второй он нес какую‑ то коробку, оказалось – кукурузные хлопья, и беззаботно жевал на ходу. Приблизившись, он отдал мне лакомство и спросил, почему я так далеко ушла от дома.

– Мне понравилось это место, а что?

Он сел рядом и тоже опустил ноги в воду.

– Это место нравилось Мире. Как то я нашел шприцы и ампулы под камнем…

Он молчал несколько минут, выглядел полностью отсутствующим. Но потом снова заговорил.

– Это был единственный человек, которому я мог простить все. Таких девушек я не встречал ни в столице, ни в других городах, не смотря на все изобилие талантов и красавиц, что там имеется. Они все похожи между собою, пусть каждая и мнит себя неповторимой, из кожи вылезая, чтобы доказать всем и каждому, что так и есть. Многие из них сидят на коксе, так легче соревноваться в стервозности… У Миры не было помешательства на славе, деньгах и карьере. Она никому ничего не стремилась доказать. Зато я никогда не сталкивался с человеком, имеющим такую страсть к наркотикам… Хотя все дело даже не в этом. Наркотики – лишь часть ее безумства. Бесстрашная душа, дерзкий характер… К ней невозможно было оставаться равнодушным. Таких людей обычно либо любят безгранично, либо ненавидят… Но в ней жило сразу несколько личностей. Одна Мира всех жалела и понимала. Вторая презирала все мироздание. Третья – бесноватая, не отдающая отчета в своих поступках. Четвертая – покорная и нежная, словно ангел… А порой все эти лица присутствовали в одном – и это было хуже всего! Она разбивала окна, чтобы войти в дом, имея ключ от двери. Говорила ужасные вещи, бросалась на меня с ножом, а позже выцеловывала раны. Исчезала посреди ночи. Веселилась на грани… Я думаю, она просто не умела иначе, кроме как ходить по краю.

Взяв из коробки пригоршню хлопьев, он швырнул их в воду и они плавно поплыли на поверхности, на что непромедлительно среагировала стайка рыбок, принявшись растаскивать пряную сладость.

– Но ты ее любил. И думаю, иначе быть не могло…

– Невозможно объяснить кому‑ то всю глубину своих чувств, если человек никогда не испытывал того же. Тот, кто сам никогда не умирал от любви, никогда не поймет того, кто из‑ за нее страдает. Для тебя любить именно так, как ты любила Егора – это настолько естественно, как дышать! Возможно, ты даже не подозреваешь, что для большинства людей подобные чувства – сродни мифа. Если ты легко вживаешься в роль на сцене – это называют талантом, как и умение писать статьи, либо пьесы… Способность любить – это тоже талант. Для тебя это просто, для другого – недоступно. Вот и все! Очень немногие, к сожаленью, достойны такой любви. Егору очень повезло, он умер счастливым человеком…

– Как ты считаешь… Мира желала себе смерти? – спросила я после недолгого молчания.

– Так или нет… но тот, кто это сделал, должен расплатиться.

– Ты что‑ то задумал? – Я с опаской поглядела на него.

– Имеешь в виду, не обсмотрелся ли я фильмов Стивена Сигала, – усмехнулся парень. – Не приведи Господь! У меня все в порядке с психикой, об этом можешь не беспокоиться. Изображать героя‑ мстителя с пушкой я не собираюсь.

– Тогда зачем тебе пистолет?

– Для безопасности, – спокойно объяснил Кирилл.

«Если есть ружье, оно непременно выстрелит…» – припомнила я старинную поговорку. Но не стала заострять на том свое внимание.

Искупавшись, Кирилл предложил разжечь костер и провести вечер у озера. Я не возражала.

Глава 27

– Почему Алиса утверждает, что вы с Мирой расстались в вечер перед убийством? – задала я давно интересующий меня вопрос.

– Не знаю, откуда такая убежденность. Мы часто расставались с Мирой, практически каждый день, но это ничего не значило.

На лицо его падали тени от костра, особо резко выделяя скулы и крутой подбородок. Густые брови тяжело нависали над потемневшими глазами – раскосыми, блестящими, внушающими необъяснимый трепет.

Черные как смоль волосы, широкие плечи и длинная смуглая шея снова напомнили мне воина‑ одиночку из древних азийских легенд.

Мы сидели, укутавшись в одеяла, как некогда кочевники в оленьи шкуры и, разделяемые пламенем, коротали вечер беседами.

– Алиса неравнодушна к тебе, ты ведь наверняка догадываешься.

– Нужно поскорее уезжать от сюда. – Он грустно покачал головой. – Но пока не могу. Не только из‑ за подписки… Память слишком свежа, чувства слишком свежи...

– У тебя ведь масса поклонниц. Как ты справляешься с ними?

– Очень просто, – ответил он безразлично. – Раздаю автографы и иду домой спать. Один.

Я улыбнулась.

– Для человека с таким призванием ты слишком любишь одиночество, разве нет?

– Одиночество почему‑ то принято воспринимать, как порок, как нечто негативное. Но для меня это спасательный круг, надежный способ добраться до уединенного острова собственной души. Я вырос в суете, но это не значит, что я ей подвержен.

– Извини, если мои вопросы напоминают интервью.

– Ты больше не журналист, – задумчиво ответил Кирилл. – Можешь спрашивать меня о чем угодно. Тебе же интересно, к примеру, почему я не увез ее от сюда? Ей нельзя было здесь оставаться, и я это видел.

– Что‑ то не пускало ее?

Он кивнул:

– Мира хотела разобраться со своей родней.

– С родней, – удивилась я. – Она искала родных?

– Говорила, что у нее объявился папаша. Реальный мен, по ее словам, едва ли не первая шишка в городе.

– О, Господи! Это может быть правдой, – ухватилась я за предположение.

– Или же продуктом богатого воображения. У Миры было много версий собственного происхождения. Незаконно рожденная дочь мэра, например. Липка – от того, что нашли ее под липой, а не потому, что такую фамилию ей дали при регистрации в детдоме. Мать то отказывалась от нее (залетная артисточка), то чаще умирала при родах. Либо родители попросту гибли в автокатастрофе. Не исключено, что она сама верила в подобные выдумки. Смотря какая Мира просыпалась в ней тогда.

– Но что, если она действительно отыскала отца?

– И он ее задушил, – холодно пошутил Кирилл. – Чтобы не обременять себя лишними заботами.

– Понимаю, звучит по‑ дурацки... Но Мира могла на что‑ то претендовать, и вообще, если он «реальный мэн», может, испугался огласки, ведь незаконные дочери не всегда вписываются в планы первых шишек города.

– И тогда, ты думаешь, он нанял убийцу? Исправить невыгодное для себя положение? Даже если на миг поверить, что она говорила правду...

Он покачал головой.

Эта версия казалась слишком надуманной, и потому не вызывала желания ее развивать.

Кирилл подбросил сухих веток в огонь. Я наблюдала за тем, как их быстро и ненасытно поглощает пасть костра, высоко и ярко вспыхивало пламя, удовлетворенно шипело и потрескивало.

Созерцание огня каким‑ то дивным образом оголяло и согревало душу, как если бы это был дух мудрого мага, умеющего осветить даже самые потаенные чувства, незаметно вырвать их из тени.

– Что с убийцей Егора Панина? Его нашли? – спросил вдруг Кирилл.

– Нам сказали, что действовал профессионал. Когда стали проверять деловых партнеров Егора, все оказались чистыми, как святые… Разве можно просто взять – и отобрать у другого жизнь? Из‑ за денег? Неужели проклятые бумажки того стоят? Я никогда не смогу понять этого. Что может оправдывать убийство?

– Самозащита, случайность, война, – заметил Кирилл с расстановкой.

– Самооборона – природный инстинкт, согласна. Случайности не противостоишь. Но когда речь идет об умысле…

– Может, сводили счета?

– Сомневаюсь, что Егор имел врагов. Все знали его, как человека чести.

– И тем не менее… Учитывая то, что заказное убийство само по себе – недешево и рискованно, редко кто берется за такое забавы ради, – заключил он логично. – Может кто‑ то имел основания не допустить вашей свадьбы. Убить могут из банальной зависти, ревности, неразделенных чувств?

– О, поверь, я знала всех, кому Егор был симпатичен. Но так далеко никто бы не пошел.

– А с твоей стороны? – Кирилл странно взглянул на меня.

Я покачала головой:

– Тем более. До знакомства с ним у меня никого не было.

– Даже врагов? – Уточнил он многозначительно.

– Если ты клонишь к тому, что Егора убили, чтобы заставить меня страдать… В моей жизни нет таких людей. Хотя удар, без сомнения, оказался бы точным.

⇐ Предыдущая 7 8 9 10 111213 14 15 16 Следующая ⇒