ПРИМЕЧАНИЕ АВТОРА 7 страница

В последней деревне, которая попалась на их пути, Лука с помощью разговорника и весьма ограниченного знания тибетского попытался выудить из местных жителей больше информации. После мучительного обмена несколькими словами, перемежаемого жестами и смущенными паузами, стало ясно, что местные никогда не пересекали черту гор и не знают пути, который вел бы через них ни зимой, ни летом. Когда Лука показывал на вершины и жестами выяснял, как подняться, допрашиваемый крестьянин только смущенно улыбался, словно недоумевая, зачем кому-то вообще нужно лезть в гору.

Но когда они выдвинулись в сторону следующей деревни, один крестьянин с искаженным тревогой лицом схватил Джигме за плечо. Они поговорили немного, а вскоре и Соа принял участие в беседе. Оба погонщика казались в равной мере взволнованными.

Наконец Лука не выдержал и знаками попросил Джигме объяснить, что происходит. Тот заговорил медленно, помогая себе жестами, а Лука полез в разговорник.

— Так в чем дело? — спросил Билл.

— Не уверен, но этот тип нагнал на него страху, — быстро ответил Лука, листая разговорник.

Найдя нужную страницу, Лука отыскал слово и медленно произнес его, глядя на Джигме, который с облегчением кивнул.

— Они говорят, что в следующей деревне какая-то эпидемия, — объяснил Лука. — Не уверен только какая.

Билл нахмурился.

— Судя по реакции, дело довольно серьезное.

Лука повторил это слово: все трое тибетцев закивали, а крестьянин для вящей убедительности показал на тропу. Помолчав, Лука повернулся к Биллу и пожал плечами.

— Слушай, здешние люди очень суеверны, — заметил он. — Они, вероятно, считают, что это какой-то знак. Это не означает, что болезнь смертельная.

— Ты думаешь? Посмотри на него, — сказал Билл, внимательно рассматривавший крестьянина. — Ты как хочешь, но я по мере сил не захожу в зараженные деревни.

Лука вздохнул, устремив взгляд поверх жалких развалюх на горы, их неровные очертания и линию горизонта.

— Пока что я не видел ни одного прохода через горную цепь. Нужно проверить, нет ли его за следующей деревней. Любые хребты имеют слабое место. Готов поспорить, мы найдем путь за поворотом.

Билл покачал головой.

— Ты что, не слышал, что нам сказали? Это небезопасно.

— У нас есть выбор? Мы либо идем дальше, надеясь на свои прививки, либо сворачиваем, к чертям, экспедицию. Не знаю, как ты, но я проделал весь этот путь не для того, чтобы сейчас возвращаться домой.

Лука, избегая встречаться взглядом с Биллом, начал надевать рюкзак. Билл задумался, на его лице появилось тревожное выражение. Потом его плечи расслабились, и он с кроткой улыбкой посмотрел на Луку.

— Ладно, — вполголоса сказал он. — Ты прав, теперь уже поздно возвращаться. Мы проделали слишком долгий путь.

Они обернулись: погонщики продолжали говорить с крестьянином, который, казалось, впал в еще большую панику. Он отчаянно жестикулировал, голос его срывался. Джигме и Соа не сводили с него глаз.

Билл смотрел на них несколько секунд и повернулся к Луке.

— Я-то согласен. А вот убедить их будет труднее.

ГЛАВА 21

Факс выполз из залитого кофе аппарата и упал на пол в штабе Бюро общественной безопасности в Лхасе. Минуту спустя нечеткая распечатка была поднята, помещена в стандартную папку и передана капитану Чжу.

Капитан прочел, откинулся на спинку стула, левой рукой достал сигарету и закурил. Вдыхая дым и наблюдая, как тот клубится на ветру, он разгладил пробор. Его взгляд прошелся по маленькому, пропахшему дымом кабинету, который он реквизировал для своих нужд, и наконец остановился на выцветшем плакате, прибитом к противоположной стене. Панорама гор в снежных шапках, лучи утреннего солнца только-только коснулись вершин. В кабинете висели и другие подобные фотографии: крестьяне, ведущие яков по вспаханным полям, кочевники, разбившие стоянку у кристально синего озера. Трудно поверить, но именно таким и был остальной Тибет. Темное средневековье.

На пути из тюрьмы Драпчи они миновали множество землеройной техники и кранов. Повсюду на строительных площадках работали люди и машины, поднимая тучи пыли, которая оседала на металлических балках и лесах. То там, то здесь виднелись новенькие вышки сотовой связи, и в стремительно разраставшемся городе Лхаса ощущалась какая-то исступленная энергия. Трудно было представить, что в миле от города начинался совсем другой мир. Широкие шоссе переходили в пыльные грунтовки, а величественные сооружения из стекла и бетона — в жалкие халупы, где и об электричестве-то подчас не слышали.

Чжу потребовал, чтобы они отправились в тибетский квартал. Получив приказ, Чэнь немедленно передал распоряжение по рации, и навстречу им к Джокангу выехало два бронетранспортера. Когда они приблизились, атмосфера в джипах мгновенно изменилась. Солдаты подтянулись, сняли магазины с винтовок и проверили, есть ли патрон в патроннике.

Они ехали по улицам с мигалками, проталкиваясь сквозь толпы на узеньких улочках. Чжу смотрел на тибетцев, занятых повседневными делами. На рынке кипела жизнь: лоточники выкрикивали цены, старики играли в кости на обочине, бесконечная процессия верующих кружила у храма. Все поворачивались при виде китайских машин. Солдаты, высовываясь в опущенные окна, громко требовали освободить дорогу.

Чэнь и Чжу ощущали сквозь тонкое стекло неприкрытую ненависть во взглядах тибетцев. Когда они появились, на рынке воцарилась тишина. Часть лоточников замерли, вызывающе подняв головы, другие выгибали шеи, чтобы получше видеть захватчиков.

— Во время беспорядков на прошлой неделе они сожгли полицейский участок у Поталы, — прошептал Чэнь. — Они все еще взбудоражены — не могут забыть наши ответные меры.

— Интересно, — пробормотал Чжу.

Он видел карты и знал, что они начинают наступление на последний очаг тибетской культуры в Лхасе. Все остальное уже сровнено с землей — готовились площадки для строительства новых зданий, и квадратный километр площади вокруг Джоканга — все, что оставалось от старого города. Судя по мрачной решимости на лицах тибетцев, они намеревались сохранить его.

Чжу улыбнулся и откинулся на спинку сиденья. Он хотел своими глазами увидеть этот кипящий гнев. Хотел знать, что случится, если известие об угрозе панчен-ламе стешет достоянием гласности. Теперь он понимал, что прославленное смирение его противников тибетцев дало трещину. Что ж, противостояние обещало стать гораздо более интересным, чем он полагал вначале.

Увидев его улыбку, Чэнь вздрогнул. Он уже достаточно изучил нового начальника и знал, что доставляет ему удовольствие.

Они работали вместе всего сорок восемь часов, но Чэнь понял, что представляет собой Чжу, и это его не радовало. Он счел, что лучше молчать, пока к нему не обратятся, и проводил долгие часы в ожидании следующего приказа.

Теперь он стоял перед столом Чжу в штабе, глядя на его бледное невыразительное лицо, задумчиво склонившееся над бумагами.

— Сэр, я только что получил сообщение, что два европейца не отметились в участке Ньемо.

Чжу поднял левую руку, и Чэнь положил листок бумаги на стол.

— Они получили туристическую визу и стандартным маршрутом направлялись в Непал. Но я выяснил, что они были здесь месяц назад с альпинистским разрешением. Я подумал, стоит обратить на это ваше внимание, потому что своего переводчика они оставили в Лхасе.

— Оставили?

— Да, сэр. Они, судя по всему, отбыли рано утром на «лендкрузере», а переводчик ждал их на автовокзале.

Чжу изучал выражение на широком лице Чэня — смесь почтительности и собачьей решимости. Он знал, что Чэнь каждый день работает допоздна, тщательно проверяя всю информацию, которая может иметь отношение к их заданию. Под глазами у него виднелись темные круги, волосы на затылке были растрепаны. Он явно боялся опоздать или сделать неверный шаг. Чжу утром пришел рано и с удовлетворением отметил, что подчиненный провел ночь в одной из подвальных камер.

— И где же они? — спросил Чжу.

— Пока не могу сказать. У нас еще нет информации.

Чжу несколько секунд смотрел на него, потом медленно затушил сигарету о край стеклянной пепельницы.

— Разве я неясно выразился насчет того, что случилось в прошлый раз? Ваша некомпетентность дорого обошлась вашему начальнику.

Чэнь не сводил взгляда с ковра перед столом, напрягая ноги, чтобы они не дрожали.

— Теперь, когда командую здесь я, я не допущу той же ошибки, — продолжил Чжу. — Больше не являйтесь ко мне с неполной информацией.

— Да, сэр. Простите, сэр.

— Вы, по крайней мере, знаете, какое агентство выдало им разрешение?

— «Джэгид трэвел». Хозяин — Рене Фалкус.

Чжу кивнул.

— Машину. Нанесем ему визит.

ГЛАВА 22

С каждым шагом они приближались к зараженной деревне.

День клонился к вечеру, и горные кряжи в лучах оранжевого солнца отбрасывали на тропу длинные тени. Справа стеной поднимались скалы, за ними виднелись белые полосы ледников, сползающих с вершин.

Они отправились в путь еще до рассвета, и у Билла с Лукой, хотя они шли в специальных альпинистских ботинках, были стерты ноги. Жесткие подошвы и мягкий утеплитель больше подходили для восхождений по ледяным кручам, чем для ходьбы, и оба считали часы, когда можно будет снять обувь и дать отдых ногам.

В сотне ярдов за ними Джигме и Соа покрикивали на неуклюжих животных, неторопливо бредущих по тропе. Судя по сутулым плечам и угрюмым выражениям лиц, погонщики тоже устали, правда, у них такой вид был с самого утра. Даже после обещания надбавки по пятьдесят долларов каждому Луке еще час пришлось уговаривать их продолжить путь.

— Посмотри-ка туда, — сказал он Биллу, указывая на хребет впереди.

В ярко-синее небо поднимался слабый дымок.

— Наверное, там и есть деревня.

Билл поднял глаза, и на его лице появилась вымученная улыбка. Он с нетерпением ждал отдыха, но вот уже несколько часов его беспокоило то, с чем они могут столкнуться в деревне. У него никак не получалось забыть взгляд, которым их проводил тот крестьянин, и он не понимал, как Луке удалось убедить его проигнорировать столь недвусмысленное предупреждение.

Впереди в потрепанных одеждах на груде камней в позе лотоса сидел монах. В его правой руке непрерывно вращался молитвенный барабан, и это движение словно передавалось всему телу. Монах раскачивался, губы шевелились в тихом песнопении. Кожа на лице была иссечена морщинами, словно неотполированное черное дерево, а водянистые глаза, казалось, не видели ничего перед собой.

Последние вечерние лучи пробивались через горный кряж вдали и падали на его грязные красные одежды. Билл и Лука замерли перед монахом, и вскоре до них доплелись яки и остановились, звякнув колокольчиками.

Лука шагнул вперед, поклонился и произнес традиционное тибетское приветствие.

— Таши делек, — сказал он и добавил, указывая на лежащую впереди деревню: — Менком?

Старый монах продолжал раскачиваться, словно не слыша, что к нему обращаются.

— Менком? — повторил Лука громче и помахал рукой перед глазами монаха.

Тот не отреагировал. Лука пожал плечами и посмотрел на Билла.

— Какой-то он тощий. Может, он хочет есть? Дай мне плитку шоколада.

Билл залез в рюкзак и вытащил оттуда плитку шоколада в яркой обертке; монах в этот момент словно пробудился, посмотрел на двух европейцев, отмел движением руки предложенный шоколад и указал на дальний горный кряж.

— Как по-твоему, чего он хочет? — спросил Лука.

Билл обернулся туда, куда показывала рука монаха, — оранжевое солнце уже наполовину закатилось за горы. Когда он повернулся к Луке, на его губах играла улыбка.

— Знаешь, я думаю, старик просто хочет, чтобы мы не загораживали ему солнце.

Они отошли на несколько шагов, и оранжевые лучи снова коснулись монаха, который одобрительно кивнул и принялся мурлыкать себе под нос.

Билл посмотрел на Луку и тихо рассмеялся.

— Тебе никогда не казалось, что мы немного отстали от них в развитии?

Поставив палатки на ровном клочке земли чуть в стороне от монаха, они отправились к деревне в поисках воды. Предупреждение крестьянина снова всплыло в памяти Билла. Он почувствовал, как по спине от дурного предчувствия поползли мурашки.

В деревне было десятка два жалких лачуг, вытянувшихся вдоль небольшого ручья. Все дома стояли на сваях, вбитых в твердую землю, к единственной двери вели ступеньки. Лишь на дверных косяках виднелись скудные украшения — символы, нарисованные выцветшими красными и желтыми красками.

Стояла такая тишина, что они подумали даже, не брошена ли деревня. Билл посмотрел на Луку, его лицо расплылось в улыбке.

— Может, крестьянин думал, что деревня заколдована? — предположил он с явным облегчением. — Деревня-призрак.

Но Лука в ответ озабоченно покачал головой.

— Смотри, — сказал он, показывая на дом дальше по ручью.

Как только они увидели одну фигуру, тут же обнаружилось и множество других, плохо различимых в грязной одежде на крылечках домов. Худые и безжизненные, они скорбно сидели на ступенях: мужчины с лицами, напоминающими черепа, отощавшие дети на коленях матерей. Время от времени у кого-нибудь начинался приступ кашля — других звуков не было слышно. Билл с Лукой подошли ближе — люди следили за ними пристальными голодными взглядами.

— Господи Иисусе, — пробормотал Лука, поднося руку ко рту. — Да что тут случилось?

Билл покачал головой, глядя в сторону, где его внимание привлекло какое-то движение. Два запаршивевших пса копались в куче мусора на берегу, из-под кожи у них выпирали ребра.

— Не знаю, — прошептал он. — Но мне что-то не хочется здесь задерживаться. Это место похоже на морг, а не на деревню.

Он кинул взгляд в сторону ближайшей хижины, где в тени лежала девочка. Лицо ее закрывали спутанные пряди грязных черных волос, она не двигалась, только впалая грудь ходила вверх-вниз.

Билл подошел к девочке и присел рядом. Ее веки вспорхнули и снова закрылись — удивительное в обычной ситуации появление европейца не произвело на нее впечатления. Ее кожу покрывали капельки пота, сердце учащенно билось: исступленно пульсировала жилка на шее.

— Слушай, наверное, не стоит подходить слишком близко, — сказал из-за спины Лука. — Давай найдем колодец, а воду у себя очистим.

Билл не ответил, мысли его метались. Он представил свою дочь в таком положении: в грязном платьице, босоногую, голодную. Может, болезнь уже убила родителей девочки. Но если так, почему никто не взял ее к себе, что-бы в последние дни рядом была хоть одна живая душа? Она казалась никому не нужной и брошенной — жизнь, которую оставили тихо угасать в одиночестве.

У него за спиной снова заговорил Лука.

— Я думаю, это тиф или холера. У нас прививки, так что я уверен, нам ничего не грозит…

Билл, больше не колеблясь, поднял девочку на руки. Лука испуганно вскрикнул, но Билл проигнорировал его. Она была легкой, как перышко, не тяжелее его дочери, хотя раза в два старше.

— У нас в аптечке есть антибиотики, — прошептал он девочке. — Они тебя за несколько дней поставят на ноги.

Лука покачал головой.

— Нельзя, приятель. Не трогай ее. — Он подошел ближе. — Тут больна целая деревня, а у нас антибиотиков всего ничего. Они нам самим могут понадобиться.

Билл недоуменно наморщил лоб.

— Скажи мне, что ты пошутил, — проговорил он. — В наших силах помочь девочке. Мы сильнее ее.

Лука поднял глаза к небу и на секунду зажмурился.

— Дело не в том, что я не хочу ей помочь, просто мы не можем бездумно тратить лекарства. Мы сюда не для того пришли. У нас походная аптечка. Антибиотиков хватит на два-три курса. Что будем делать, если лекарства понадобятся кому-то из нас?

— Мне плевать, понадобятся они нам или нет, — ответил Билл резко. — Я готов на риск.

— Ты готов? А я нет. Нельзя, приятель. Подумай хорошенько.

Последовала пауза. Билл и Лука смотрели друг на друга.

— Слушай, мы здесь не в первый раз, — сказал Лука примирительно. — Тут всегда есть дети или женщины, чьи жизни можно спасти лекарством, которое стоит всего десять фунтов. Я знаю, это ужасно, но таков Тибет. Мы не можем разбрасываться собственными лекарствами, просто чтобы убаюкать совесть.

Он помолчал, глядя на девочку на руках Билла.

— Да бога ради, я хочу дать ей лекарство не меньше тебя. Но это бессмысленно. Кто мы такие, чтобы решать, кого лечить, а кого — нет? Почему не женщин, чтобы они могли выходить детей, или молодых парней, чтобы работали в поле?

Билл не ответил.

— Кончай, дружище. Я знаю, это ужасно, но мы должны исходить из соображений целесообразности.

Последовала долгая пауза. Наконец Билл повернулся и очень осторожно положил девочку обратно на ступеньки. Он несколько мгновений смотрел на нее, потом сунул руку в нагрудный карман и вложил в пальцы девочки помятую плитку шоколада.

— Прости, — прошептал он и встал, расправив плечи.

Он посмотрел на Луку, и его взгляд посуровел.

— Идем. Нужно найти эту гребаную воду.

Лука мрачно кивнул, не сводя серых глаз с Билла. Вместе они двинулись по тропе, и камушки хрустели под их ботинками.

ГЛАВА 23

Когда они проснулись следующим утром, обнаружилось, что погонщики исчезли.

Впервые за время экспедиции Билл поднялся первым. Он сразу понял, что означают чадящие угольки костра и сваленный рядом багаж. Он выругался и ударил ладонью по пологу палатки Луки.

— Иду, иду. — Взлохмаченный Лука высунулся наружу и стал протирать глаза. — Что случилось?

Билл молча показал на багаж, и Лука несколько секунд вертел головой в поисках погонщиков.

— Вот черт!

В одних кальсонах, он босиком прошел по пыльной земле к груде брошенных сумок. Присев на корточки, он, расстегивая каждую, принялся исследовать их содержимое. Его гипсово-белый торс контрастировал с загорелыми руками и лицом. За неделю пути он потерял несколько фунтов и теперь выглядел стройным и гибким. Тело От плеч сходилось к пояснице буквой V, а когда он, сидя на корточках, наклонялся над сумками, на спине просвечивали ребра.

Лука поднял один из двух деревянных ящиков, стоявших по сторонам костра, и откинул крышку. Несколько планок сломалось после езды на яках, но аккуратно завернутое содержимое осталось целым.

— Слава богу, припасы и снаряжение на месте.

— Да, — сказал Билл. — Но если не выберемся отсюда, пиши пропало. Нам все самим не вынести. На сколько дней у нас, по-твоему, хватит еды?

Лука сдвинул ящики в сторону и принялся перебирать сумки. Лоб у него наморщился еще сильнее.

— Не знаю, но больше нельзя терять попусту время. Мы должны наконец найти проход через горы. Я пойду искать. Ты как, готов остаться и разобрать вещи?

Билл кивнул. Двадцать минут спустя он разводил костер, а Лука затянул шнурки на своих альпинистских ботинках и, не сказав ни слова, целеустремленно направился к подножию гор.

Большую часть дня он потратил, бродя у подножия и тщательно разглядывая склон. Что-то настораживало его. С какого бы угла он ни смотрел, ни малейшей возможности покорить вершину не видел. Склон представлял собой вертикальную стену высотой около восьмисот метров с длинными рваными трещинами по всей высоте. Гранитный монолит вполне годился для установки стопперов и закладок, но сам маршрут казался непроходимым: лабиринт карнизов на абсолютно гладкой породе.

Время от времени его взгляд словно заволакивало туманом, и казалось, что скала меняет форму. Но, проморгавшись, он видел, что все осталось по-прежнему и перед ним неприступные стены.

Когда он вернулся на стоянку, день клонился к вечеру, и глаза у него болели.

Билла на стоянке он не увидел. Сухой ячий навоз догорал в костерке, аккуратные бухты веревки были оставлены у входа в палатку. На одной из сумок лежали грудой оттяжки, закладки и подобранные по размеру карабины, надетые на строп.

Лука взял котелок, встряхнул и, убедившись, что в нем есть вода, поставил на край костра. Несколько мгновений он опять смотрел на горы в поисках маршрута. Где-то должен быть проход. Непременно должен.

Делая первые глотки кофе, он услышал шум за гребнем. С кружкой в руке он двинулся по тропинке к первому деревенскому домику.

Там стоял Билл, у его ног лежал открытый рюкзак, а вокруг собралось человек двадцать местных жителей. Они явно с трудом выползли из домов и теперь стояли здесь, протягивая руки; некоторые покачивались от слабости. Ругнувшись, Лука выплеснул кофе на землю и бегом преодолел расстояние до Билла.

— Лука! — воскликнул Билл; щеки его виновато зарделись.

Лука обвел взглядом изможденные фигуры.

— Неужели ты?..

— Я не мог остаться в стороне и позволить, чтобы это случилось…

Лука хотел что-то сказать, но промолчал, качая головой и словно не веря глазам.

— Отлично, — горько произнес он. — Просто потрясающе.

— Извини, — пробормотал Билл. — Я весь день уговаривал себя, но мне была невыносима мысль, что мы сидим себе на стоянке живые и здоровые, а здесь…

Лука посмотрел на местных жителей, стоящих вокруг с исполненными надежды улыбками. Они осторожно держали в руках таблетки, кивали и благодарили странных чужаков с их целительным даром.

— У нас было всего несколько упаковок, — вздохнул Лука. — Что ты им раздал?

Билл глупо улыбнулся и отвел взгляд.

— Анальгетики. Все увидели, что я раздаю антибиотики, и мне пришлось дать остальным хоть что-то. Мне больше ничего не пришло в голову… вреда не будет.

Пока он говорил, из толпы высунулась еще одна рука. Билл протянул две маленькие белые таблетки, и пузырек опустел. В этот момент внимание Луки привлекло движение в дальнем конце деревни. К ним кто-то приближался.

Высокая женщина с водопадом черных как смоль волос, обрамлявших лицо. В отличие от едва шевелящихся обитателей деревни, женщина шла походкой вполне здорового человека, и за ней волочился по земле подол заляпанного грязью одеяния.

— Это еще кто, черт побери?.. — пробормотал Лука, когда она подошла к толпе.

Она остановилась, и хотя ее лицо было замотано шарфом, как хирургической маской, Билл с Лукой увидели, что она в бешенстве. Густые темные брови сошлись вместе над зелеными глазами, враждебно поглядывавшими то на Луку, то на Билла. Толпа вокруг смолкла.

Подняв правую руку, женщина сдвинула шарф на шею, и они увидели высокие скулы над презрительно поджатыми губами.

— Какого черта вы тут делаете? — спросила она по-английски с едва заметным акцентом.

Подняв подбородок, она показала на пузырек в руке Билла.

— Дайте.

Билл в изумлении протянул ей пластиковый пузырек.

— Вы говорите по-английски.

Словно не слыша его, она посмотрела на этикетку и снова подняла горевший злостью взгляд.

— Нурофен, — сказала она. — Вы что, издеваетесь? Вы отдаете себе отчет, насколько безответственно ваше поведение?

— Я просто подумал…

— Нет, вы не подумали, — оборвала его женщина. — В деревне холера, а вы раздаете болеутоляющее! Неужели вы не понимаете, что люди верят: вот западное лекарство, которое исцелит их? А вы только злоупотребляете их невежеством.

— Постойте, — вмешался Лука, беря себя в руки. — Билл раздал им все антибиотики, что у нас были, — а мы их брали для собственных нужд. Он не мог разочаровывать других, поэтому пришлось дать им хоть что-то.

Женщина посмотрела на него презрительно. Потом, повернувшись к собравшимся, быстро заговорила по-тибетски. Голос ее звучал низко и убедительно. Несколько секунд спустя жители стали переводить взгляды с нее на Билла и Луку, на лицах появилось недоверчивое выражение. Она продолжала говорить, а они начали качать головами и отступили на шаг, ревниво оберегая белые таблетки.

— Конечно, они мне не верят — с какой стати? — разочарованно сказала женщина. — Вы дали им надежду — первую за долгое время. Но почему у меня такое чувство, что вас здесь не будет, когда они поймут, что таблетки не помогают?

— Слушайте, мы не хотели ничего плохого, — возразил Билл, подняв руки в оправдательном жесте.

— Все так говорят… — начала она и тут же замолчала, с отвращением покачивая головой.

Она выпустила из руки пустой пузырек, и тот под взглядами Билла и Луки проскакал несколько сантиметров, а потом плюхнулся в лужицу грязи. Снова намотав шарф на лицо, женщина напоследок смерила их презрительным взглядом и направилась в дальний конец деревни. Когда она ушла, толпа начала рассеиваться, несколько человек еще какое-то время стояли, уставившись на пустой пузырек, а потом начали расходиться по крылечкам домов.

— Господи боже, — сказал Лука. — Откуда она взялась, черт ее раздери?

— Понятия не имею, — ответил Билл, — но теперь я в самом деле чувствую себя идиотом.

Лука повернулся и увидел, что друг стоит, опустив плечи, и смотрит на пустой пузырек.

— Ты ведь хотел помочь. Не принимай близко к сердцу. Ну хотя бы двое будут спасены — те, кому достались антибиотики.

— Да, но…

Билл поднял голову, и тут Лука ухмыльнулся.

— Одно я могу сказать точно. На приглашение к обеду нам рассчитывать не приходится.

Морщины на лице Билла постепенно разгладились, напряжение исчезло. Он посмотрел на домик, в котором исчезла женщина.

— Кто она, по-твоему, такая? Она говорит почти без акцента.

— Понятия не имею, — ответил Лука. — Может, волонтер? Она больше похожа на непалку, чем на тибетку. Но кем бы она ни была, у меня такое чувство, что хорошего впечатления мы на нее не произвели.

— Да, но я просто хотел помочь, — пробормотал Билл. Расправив плечи, он повернулся в сторону их стоянки. Кинув напоследок любопытный взгляд на домик, в котором исчезла женщина, Лука последовал за приятелем.

ГЛАВА 24

— Кто там?

Ответа не последовало — только новый стук, громкий и настойчивый.

— Да бога ради, прекратите издевательство!

Рене, еще более неуклюже, чем обычно, поплелся по пустому ресторану к двери. Он поморщился, проходя через столб солнечного света, просочившегося сквозь занавески, и осторожно потер виски.

У него был богатый многолетний опыт раблезианских похмелий. Он знал, что пакетик со льдом и лошадиная доза парацетамола вернут его к жизни. Но и то и другое находилось на кухне — в противоположной стороне от двери, к которой он направлялся. Причина вполне достаточная, чтобы развернуться, забыв про все остальное. Вот только непрерывный стук загипнотизировал его, и он был не способен ни на какие другие действия.

Собрав остаток сил, Рене распахнул дверь.

— Какого черта?.. — выдавил он.

Он замолчал на полуслове, его взгляд медленно сфокусировался на безмолвных фигурах. У порога выстроились три силуэта в ореоле ярких лучей утреннего солнца. Рене прищурился, разглядывая их и чувствуя, как усиливается головная боль. Не сказав ни слова, двое стоявших впереди военных прошли мимо него внутрь.

— Неожиданная радость, — сказал Рене, на нетвердых ногах сделав несколько шагов назад.

Через порог перешагнул третий. Он был меньше остальных. Когда он вошел в зал, Рене увидел, что у него тонкое, немного женственное лицо без малейших следов щетины, и только резкая линия губ контрастировала с хрупкостью черт.

Капитан Чжу посмотрел на Рене, и взгляд его исполнился отвращения. Он обратил внимание на клетчатую рубашку, которую наспех натянул Рене, перед тем как идти открывать дверь. На рубашке остались следы вчерашних излишеств. Толстая физиономия Рене заросла двухдневной щетиной, а волосы были растрепаны после сна.

Чжу выдвинул стул и сел.

Неподалеку застыли двое других. Один из них, крупного сложения, с мощной шеей, подошел на шаг ближе. Рене узнал двух недавних посетителей, которым распорядился подать не тот заказ.

Рене пару раз сглотнул и теперь искал, чем бы смочить пересохший рот.

— Виза и разрешения Министерства иностранных дел, — сказал Чэнь на ломаном английском.

— Да бога ради, я уже восемь лет живу в Лхасе, — возмутился Рене, складывая руки на бочкообразной груди.

— Виза и разрешения Министерства иностранных дел, — ровным голосом повторил Чэнь.

— Хорошо, хорошо. Не надо нервничать.

Рене подошел к лестнице и, приготовившись к неминуемой боли, которую принесет собственный крик, приказал кому-нибудь из персонала наверху принести необходимые бумаги. Минуту спустя по деревянным ступенькам осторожно спустилась девушка-тибетка. Высокая и неуклюжая, она, как и большинство подростков, недавно вышедших из нежного возраста, стеснялась своего роста. Стянутые в хвостик волосы до плеч обрамляли застенчивое личико с большими карими глазами. Передав лапку хозяину, она бросила нервный взгляд на незваных гостей.

— Спасибо, Ану, — вполголоса сказал Рене, отметив про себя, что сидящий военный отслеживает каждое движение девушки. — Вернись в кабинет и жди меня там.

Он повернулся к Чэню.

— Все необходимое здесь. Отрывайтесь по полной.

Чэнь нахмурился, пытаясь понять, что означает последняя фраза. Рене улыбнулся. Использование сленга было одним из его излюбленных способов запутывать чиновников. Чэнь просмотрел бумаги и положил папку на стол.

— Нам нужны все бумаги, — сказал он, борясь с произношением. — Все выданные разрешения.

— Вы собираетесь устроить проверку? С какой стати? — спросил Рене; он настолько удивился, что даже забыл о своем раздражении.

⇐ Предыдущая 3 4 5 6 789 10 11 12 Следующая ⇒