Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





ПРИМЕЧАНИЕ АВТОРА 3 страница



Лука остановился перед величественным входом и вытащил из заднего кармана джинсов читательский билет Джека. Если он не найдет упоминания о горе-пирамиде здесь, то не найдет нигде.

Он вместе с группой студентов прошел по вестибюлю и по гулким, пахнущим мастикой ступеням поднялся в каталожный отдел. Здесь стояли бесчисленные ряды старых шкафов со множеством ящиков аккуратно пронумерованных карточек.

Лука, не зная, с чего начать, вытащил несколько карточек наугад. Никаких инструкций по работе в библиотеке не существовало, тысячи карточек казались внешне неотличимыми одна от другой. Отчего все эти элитарные заведения до сих пор придерживаются архаичных порядков? Почему они не пользуются обыкновенным компьютером? Или это некий обряд посвящения, призванный не впустить в святилище недостойных филистимлян? Он пришел в одну из величайших библиотек мира и не может найти ни одной книги.

В нескольких футах от него стояли две девушки, прижимая к груди стопки книг. У одной были карие глаза и хорошенькое круглое личико. Он встретился с ней взглядом.

— Не могли бы вы мне помочь? — попросил он. — Я в растерянности.

— Конечно, — ответила она, подошла и посмотрела на вытащенный им ящик. — Что вы ищете?

— В этом и состоит основная трудность, — сказал он с виноватой улыбкой. — Я не ищу ничего конкретного…

Пятнадцать минут они провели в безрезультатных поисках, и по натянутой улыбке девушки ему стало ясно, что она уже сожалеет о своем согласии.

— Я думаю, вам лучше поговорить с библиотекарем, — заметила она, нетерпеливо отбрасывая с лица прядь волос. — Конечно, его еще нужно отыскать, но, как я говорила, они знают свое дело. Извините, мне пора на занятия…

Двадцать минут спустя Лука беседовал с куда менее привлекательной женщиной: на руках у нее были браслеты, которые позвякивали каждый раз, когда она перебирала толстую стопку каталожных карточек, а в воздухе между ними облаком висел тяжелый запах духов. Тем не менее она показала себя хорошим специалистом.

— Хорошо. Значит, у нас есть семь книг по этому региону, — живо сказала она. — Пять здесь, а две нужно заказывать из подвала. — Она смерила Луку презрительным взглядом, оценивая его загар и выцветший свитер. — Наверное, будет проще, если я закажу сама. Сделаю вам разрешение на ксерокопию.

Лука нашел свободный стол в гулком и тихом читальном зале и погрузился в чтение. Библиотекарша дала ему ссылки на ближайшие деревни и заметные ориентиры, выдав все книги исследователей, которые появлялись в этом регионе за последние сто лет, или книги о них.

Следующие несколько часов он педантично просматривал их, время от времени делая пометки в походном блокнотике, какие они с Биллом всегда брали с собой в экспедиции.

Работа разочаровала его. Ни один из исследователей практически не пересекал индийскую границу, и пока Лука пролистывал три книги, его авторучка лежала без дела, но когда он взялся за четвертый, довольно потрепанный томик, ему показалось, что удача наконец улыбнулась.

В предисловии автор, некто Фредерик Бейли, британский офицер, служивший в Индии в начале двадцатого века, писал, как решил незаконно посетить Тибет, обогнув Гималаи с севера, в поисках «великого речного каньона». При первом рассмотрении нарисованной на фронтисписе от руки карты Лука сразу же понял, почему Бейли выбрал именно этот маршрут — в пятидесяти километрах к востоку от Макалу.

Написана книга была в стиле, типичном для эпохи короля Эдуарда[4], — помпезном и высокопарном, но, прочтя несколько страниц, Лука втянулся.

В 1913 году Бейли и еще один офицер по фамилии Морсхед направились к индо-тибетской границе — они искали легендарный водопад в середине речного каньона. Их путешествие, судя по всему, было нелегким и совершалось в тайне. Они шли по джунглям, где росли деревья высотой под сотню футов, по горным перевалам, им приходилось вести переговоры с представителями кровожадного племени лоба. Луку забавлял неизменный английский стоицизм и то, как они, сжав зубы, шагали к цели.

Ускользнув из одной деревни под градом стрел и пик, они пришли в себя в непроходимых джунглях. Морсхед получил не менее одиннадцати ранений, а Бейли прокомментировал это одной лаконичной фразой: «Случившееся стало весьма жизнерадостным напоминанием о том, как нелегко убить человека, пребывающего в добром здравии».

Улыбка медленно сошла с лица Луки. Господи боже, что случилось с современными исследователями? Приступ малярии, отмороженный палец на ноге, и они уже вызывают вертолет. В прежние времена землепроходцы на многие годы исчезали из вида. И исчезали в буквальном смысле. Они не звонили каждые пять минут по спутниковому телефону и не обновляли новости на своих сайтах. Они уходили в неизвестность, становились одиночками, отрезанными от мира. Они прокладывали тропинки. Они чертили карты.

Нынешняя жизнь настолько комфортная… Чтобы на самом деле оказаться в незнакомой обстановке, требуются такие усилия, что целью экспедиции становится бегство от мира, а не какое-либо открытие.

Что-то отвлекло его. Лука поднял взгляд и увидел, что на столе безмолвно мигает его мобильник. Он поднял его и увидел, что звонит отец. Вздохнув, он отложил телефон. Наверное, отец узнал, что Лука вернулся… либо почувствовал. У отца отличное чутье.

Перевернув трубку дисплеем вниз, Лука выдохнул, прежде чем снова взяться за книгу.

Несмотря на завлекшую его аннотацию, обещавшую рассказ об «огромном неисследованном районе к востоку от Макалу», ничего необычного в тех горах, по которым прошли Бейли с товарищем, похоже, не было. Еще через несколько страниц Лука, просматривая описание встречи путешественников с менее кровожадным племенем монпа, чуть не пропустил короткую дневниковую запись.

 

«Бейюл — так местные жители монпа называют каньон реки Цангпо. После довольно невнятного разговора с вождем мы обнаружили, что это слово означает некое высоко почитаемое убежище, но убежище от кого, понять было невозможно. Из дальнейшего разговора выяснилось, что в Тибете довольно много таких убежищ, скрытых в самых недоступных местах.

Мы спросили, где находятся другие священные места, но только после изрядной порции лести (и когда мы израсходовали почти половину запасов джина) этот малютка разговорился. Он нарисовал на земле цветок лотоса и сказал, что некая группа гор образует кольцо. А в центре кольца есть еще одна гора, и через нее предположительно открывается вход в священное место.

Забавно, что, когда мы спросили у него, где находится эта группа гор, он ответил, что один великий волшебник сделал ее невидимой. Он сказал: чтобы заглянуть внутрь этого кольца, нужна мудрость, собранная в книге „Калак-тантра“, но тут вступает в дело склонность тибетских жителей к мистике, а она кажется беспредельной. У нас не вышло что-либо прояснить.

Мы решили не отвлекаться от насущной проблемы и сосредоточиться на интересующем нас бейюле — речном каньоне».

 

Лука оторвал взгляд от страницы, почувствовав внезапную сухость во рту. Да, речь шла о его горах. Никаких сомнений.

Так что имел в виду Бейли, когда говорил, что некий великий волшебник сделал гору невидимой?

Одно Лука знал о тибетцах наверняка: они любили все сверхъестественное. Для них боги в буквальном смысле бродили по вершинам, а демоны жили на равнинах. Почти любое событие, даже такие простые вещи, как плохая погода или неурожай, объяснялись действием волшебства.

Лука посмотрел через одно из высоких окон на переменчивое английское небо. Вершины городских шпилей были не видны за белыми облаками. Облака… вот где разгадка! В этом ключе утверждение вождя о великом волшебнике, заколдовавшем горы, вполне разумно. Сами облака делали невидимым центр горного кольца, как и на спутниковой карте.

Лука встал, сложил книги в аккуратную стопку и направился к ксероксу.

За всем этим стояло нечто большее, чем он думал поначалу. Он это чувствовал.

 

ГЛАВА 8

 

На крыше монастыря Ташилунпо, склонив головы, стояли два монаха.

От золоченых крыш обычно отражался насыщенный горный свет, который, преломляясь, становился невыносимо жарким и ярким. Но в этот день все обстояло по-другому. С востока пришли темные тучи, заволокли небо и грозили дождем.

Под ними в долинах раскинулся город Шигадзе. От расположенного в центре монастыря разбегались улочки невысоких белых домов, в сером свете похожие на беспорядочно раскинутые щупальца. Люди на улицах двигались с тяжелой медлительностью, неизбежной при высокой влажности. Дождь на этом высоком плато случался редко, и весь город словно затаил дыхание в ожидании, когда же небо разразится ливнем.

— Джигме, мы должны помнить наш долг и не отчаиваться, — сказал более высокий монах, утешающе кладя руку на плечо собрата. — Последователи желтой веры[5]из Лхасы объяснят, как действовать дальше.

— Действовать дальше? — с отчаянием в голосе повторил другой монах. — Одиннадцатый панчен-лама[6] убит, не успев добраться до Шигадзе. А он был всего лишь мальчиком. Мальчиком! Теперь ничто не остановит китайцев…

Он зажал руками рот, словно боясь словами еще больше ухудшить ситуацию. Первые капли дождя ударили по монастырской крыше и потекли вниз, прокладывая бороздки в пыли.

— Это неизбежно, — признал более высокий монах. — Китайцы возведут собственного кандидата в ранг панчен-ламы в первый день июня по солнечному календарю на празднике Линка[7]. Но мы должны верить в волю Будды и никогда не расставаться с надеждой.

Дождь усилился, но оба монаха остались на своих местах. Капли падали на их тяжелые одеяния и бритые головы, катились по щекам, словно слезы. Оба чувствовали себя слишком уставшими, чтобы двигаться, словно дождь отражал настроение всего мира.

Все произошло так неожиданно. После смерти прежнего лидера они думали, что на поиски его реинкарнации уйдут долгие годы. Но не успели они узнать, что поиски официально начались, как дошли известия, будто мальчик убит — застрелен, хотя он даже не успел покинуть свою деревню.

Поскольку далай-лама находился в постоянной ссылке в Дарамсале, панчен-лама, Бодхисаттва мудрости, являлся фактическим правителем страны. Его указами жил народ Тибета, поддерживались закон и порядок. Один и тот же вопрос терзал двух монахов с самого утра: как Тибет защитится от китайцев, если ими будет править китайский назначенец?

Тихое урчание известило их о том, что в ворота монастыря въехала кавалькада автомобилей. Три лимузина «мерседес» с тонированными окнами медленно проплыли по древним плиткам двора. С характерным треском под колесами они остановились перед дверьми храма. Увидев машины, оба монаха сразу же беззвучно развернулись и поспешили по винтовой лестнице, которая вела с крыши во двор.

Они спустились, тяжело дыша, в тот момент, когда последние важные персоны выходили из машин.

— Ваш визит — большая честь для нас, — сказал более высокий монах, низко поклонившись. — Вы несете утешение в трудные времена.

Он отступил, когда очень старый человек в большой желтой шляпе и просторных красных одеждах вышел вперед, держа в руке деревянную трость. Главный лама желтой веры коротко кивнул, приветствуя обоих, после чего позволил провести себя в главный зал монастыря Ташилунпо, где множество молодых послушников готовили чай и закуски на длинном деревянном столе.

— Пусть они уйдут, — велел он, окинув взглядом суетящихся послушников. — То, что я скажу, предназначается только для ваших ушей.

— Конечно, ваше святейшество, — ответил тот из монахов, что пониже, покосившись на собрата.

Он несколько раз щелкнул пальцами, и суета прекратилась — молодые послушники исчезли за многочисленными дверями зала. Когда последняя дверь бесшумно закрылась за ними, старый лама наклонился вперед, и его шея задрожала под весом громадной желтой шляпы.

— Подойдите ближе, — выдохнул он.

Монахи послушно приблизились и опустились на колени так, что их головы почти соприкасались.

— Все не так, как кажется, — прошептал старый лама.

Его глаза настороженно посматривали на главную дверь зала.

— Мы приехали в деревню первыми и увезли мальчика.

Оба стоявших на коленях монаха подняли головы и уставились на старика, их лица излучали смесь сомнения и радости. Потом старый монах медленно кивнул, подтверждая сказанное, и у них на глазах выступили слезы облегчения.

— Но кого же тогда убили?

— Младшего брата мальчика. Невинного младенца, — ответил старик. — Мы молимся за него в его следующей жизни.

Монахи хотели встать, но лама, вытянув руки, на удивление уверенно удержал их на коленях.

— До его возвращения вы — хранители храма. Я знаю вас обоих с рождения и уверен, что вы никогда не предадите истину. — Его пронзительный взгляд на несколько секунд задержался на их лицах. — Нам следует вести себя так, как если бы мальчик умер, и сделать все, чтобы китайцы поверили, будто одержали победу. Но когда придет время, вы оба должны быть готовы принять его в Шигадзе и возвратить на законное место.

— Но где он?

По морщинистому лицу ламы пробежала улыбка.

— Он за пределами их досягаемости.

 

ГЛАВА 9

 

Приехав в центр Гилфорда, Лука посмотрел через ветровое стекло на затянутое тучами небо. Оно было того самого серого цвета, который, кажется, встречается только в Суррее. Солнцу не хватало силы, чтобы разграничить здания с небесами, а потому унылые бетонные сооружения терялись вверху, как на незавершенной картине.

Заехав на парковку на своем видавшем виды белом «лендкрузере», который Лука получил в подарок, когда ему было семнадцать, он испытал знакомый прилив клаустрофобии. Так случалось с ним всегда при виде этого офисного здания — чувство, не ослабевавшее с годами. Он вышел из машины, надел пиджак и поднял воротник от моросящего дождя. Несколько секунд он возился с верхней пуговицей белой рубашки, поправлял галстук. Он ненавидел это ощущение скованности. Его словно схватили за шею двумя руками и только ждали команды придушить.

Он отметился у администратора и поднялся на лифте на восьмой этаж, где размещалась компания его отца. Через большие стеклянные двери он вошел в приемную, где его приветствовал легкий сквознячок кондиционера.

Всего две недели назад, когда он вылезал из палатки, его лицо обдувал свежий горный воздух, но теперь ему казалось, будто это было сто лет назад. К этому времени — 8. 30 утра — в горах он уже несколько часов бодрствовал, смотрел, как утреннее солнце пробивается между снежных шапок гор. Но здесь, в Англии, он чувствовал себя отрезанным от мира, словно природа являла собой нечто, чего следует страшиться, с чем необходимо избегать соприкосновения всеми возможными способами.

— Лука, привет.

Он поднял взгляд и увидел одного из младших клерков компании — тот стоял у двери в кухню. В руках он держал небольшую пластиковую чашку, наполненную коричневой жидкостью — то ли кофе, то ли чаем.

— Твой отец послал меня сказать, что ждет тебя.

— Уже? — удивился Лука и пробормотал: — Господи боже.

Войдя в собственный кабинет со стеклянными стенами, он принялся перебирать бумаги на столе, раскладывая их на две пачки. Почти все они были уже устаревшими заказами на полноприводные автомобили, экспортируемые их компанией по всему миру. Телефонные звонки и продажи давались Луке легко, но бумажную работу он ненавидел.

Постучав в дверь, Лука вошел в кабинет отца — тот сидел за большим, обитым кожей столом и разговаривал по телефону. Он наклонился вперед, разглядывая какой-то документ и выставив на обозрение макушку с редкими, тщательно расчесанными волосами. Когда отец поднял голову, Лука увидел такие же серые, как у него самого, глаза, только с набрякшими от возраста и обилия работы мешками. Отец чуть кивнул сыну и поднял палец, прося Луку помолчать, пока он не закончит разговор.

Лука прислонился к двери — у него не было желания проходить в кабинет, который ничуть не изменился за все годы, что отец работал здесь: те же шкафы, те же коллекционные штучки, аккуратно расставленные на полках и протираемые раз в неделю. Различные грамоты и сертификаты на право экспорта все так же висели на стене у окна, а под ними — две фотографии в рамочках.

Лука не испытывал необходимости смотреть на фотографии. Они были слишком хорошо знакомы ему. Более крупная представляла собой семейный портрет: его мать, положившая руку на плечо мужа, и он — еще мальчишка, единственный сын, на которого возлагались огромные надежды. Он улыбается, наслаждаясь родительской любовью.

Это было до того, как он ошарашил их, сообщив, что от двадцати до тридцати лет намерен заниматься альпинизмом; что он готов добросовестно работать на компанию, но дома и согласен на небольшое жалованье и вообще в долгосрочной перспективе душа у него к семейному бизнесу не лежит.

Несмотря на многочисленные разговоры, состоявшиеся между ними на эту тему, отец до сих пор не принял решения сына. Он изо всех сил пытался переубедить Луку и регулярно взывал к его совести, объясняя, сколько стоило его образование и как ему нужно, чтобы Лука перенял семейный бизнес. Особый упор всегда делался на слово «семья», оно неизменно повторялось и акцентировалось, словно Лука не знал, кто на самом деле его родители.

В двадцать семь лет он понимал, что давно уже должен был оставить компанию отца, но беда в том, что ему никак не удавалось найти достаточно свободную работу, которая начинала бы приносить ему деньги, как только он возвращался в страну. Поэтому и сохранялся неприятный для него статус-кво в отношениях с отцом, замешанных на чувстве вины и взаимной зависимости, причем оба рассматривали эти отношения как средство для достижения различных целей.

Отец продолжал говорить, и взгляд Луки переместился на окна, за которыми теперь молотил дождь. Шли минуты — три, четыре, пять. Ни малейших признаков того, что отец собирается закончить разговор. Он развернулся в кресле, и теперь его не было видно за широкой спинкой. До Луки доносились лишь время от времени разные звуки — отец то втягивал воздух между зубами, то покряхтывал, соглашаясь с собеседником.

Потом кресло развернулось, и отец, даже не поймав взгляда Луки, щелкнул пальцами и показал на стул по другую сторону стола. Лука сел, на его губах появилась безрадостная улыбка. У отца был особый дар унижать сына еще до того, как между ними начинался разговор.

Наконец телефонная трубка легла на свое место, отец откинулся на спинку и посмотрел на Луку поверх очков.

— Значит, вернулся, — сказал он с мимолетной улыбкой.

— Да. В четверг.

— Хорошо. До вершины добрался?

Лука покачал головой.

— Нет. Всего пара часов оставалась. Мы немного повздорили на леднике, но настоящая проблема в том, что, когда мы поднялись выше семи тысяч, у Билла случился приступ горянки. Но, несмотря ни на что, это было замечательное восхождение. Если бы не горянка, точно добрались бы до вершины. — Он почувствовал, как губы непроизвольно расплываются в улыбке. — Ты же знаешь, как я люблю горы, па.

Отец отвернулся, словно Лука сказал что-то обидное.

— Только не говори матери. Она места себе не находит, когда ты отправляешься в эти свои треклятые экспедиции. Она от волнения сама не своя.

Улыбка сошла с лица Луки.

— Да брось, па, не нужно каждый раз заводиться, когда я говорю о горах.

Последовала долгая пауза. Отец снял очки и задумчиво осмотрел дужку.

— Слушай, Лука, мы с матерью тут обсуждали кое-что, пока тебя не было. Я, наверное, допустил ошибку, поставив тебя на внутренние продажи. Мне казалось, тебе такая работа понравится, но на самом деле она не требует от тебя никаких усилий. Поэтому я придумал кое-что, что может прийтись тебе по душе. Назовем это повышением.

Сердце Луки упало, когда он увидел выражение отцовского лица. Он мог противостоять подводным течениям разочарования и неодобрения, но хуже всего, когда отец пытался быть добрым. В такие минуты Лука в самом деле чувствовал себя неблагодарной скотиной.

— Я знаю, ты не любишь сидеть в офисе, а потому родилась мысль отправлять тебя туда, где начинает понемногу разворачиваться рынок. Например, в Дубай или Манилу. Ты можешь организовывать встречи с потенциальными покупателями… налаживать собственные связи. У тебя получится. К тому же полный набор маленьких радостей: пятизвездочные отели, водитель на время командировки. Мы знаем, что ты любишь путешествовать…

Лука неловко заерзал на стуле.

— Слушай, па, я очень ценю, что ты пытаешься мне помочь. Я знаю, что за такой работой выстроилась бы очередь желающих. Но я уже пытался сказать тебе: в долгосрочной перспективе меня это не интересует. — Он виновато развел руками. — Просто я не продавец автомобилей.

Лицо отца мгновенно помрачнело.

— Прекрати быть снобом, — отрезал он. — У твоего дорогостоящего хобби есть временные пределы. Скоро спонсорские денежки иссякнут, в особенности если твои экспедиции будут такими же провальными, как эта. Мы с матерью полагали, что после неудачи с Эверестом тебе хватит ума бросить эту затею. Но…

Лука, сжав зубы, смотрел на отца.

— Ты даже не потрудился выслушать мой рассказ о том, что случилось.

— Не думаю, что в этом есть нужда. Еще до твоего возвращения вся эта история выплеснулась на страницы газет. Я достаточно начитался, чтобы еще выслушивать всякие омерзительные подробности. Я хочу сказать, что даже некоторые друзья твоей матери…

Он не закончил предложение и привстал, упершись в столешницу большими пальцами.

— Мне бы не хотелось об этом говорить, Лука, но мы должны заботиться о семейной чести.

Лука замер, отчаянно противясь желанию дать язвительный ответ. «Семейная честь»? Господи боже, отец нередко выставляет себя таким ослом.

— Я знаю, что найти свой путь в жизни нелегко, — продолжал он; голос его стал безликим, словно он разговаривал с кем-нибудь из младших клерков. — Но ты уже не мальчик, и скоро ты не сможешь жить, не принимая на себя никакой ответственности.

Лука на мгновение закрыл глаза, набрал побольше воздуха и поднялся со стула. Иногда он даже не верил, что они родственники.

У двери он изобразил на лице слабую улыбку.

— Может, ты и прав, па. Дай мне время немного подумать о работе. А маме я позвоню, сообщу, что вернулся живой и здоровый и мы с тобой поговорили. А сейчас у меня голова раскалывается. Если не возражаешь, я возьму работу на дом. И потом, дома я больше сделаю — никто отвлекать не будет.

Отец несколько секунд смотрел на него и неопределенно кивнул.

— Хорошо. Договорились — ты дашь мне знать. Я рад, что ты вернулся, Лука.

— Спасибо, па.

Он повернулся и вышел из кабинета; усилие, которого потребовала от него эта улыбка, вызвало головную боль. Войдя в свой маленький кабинет, он хлопнул дверью и остановился в центре комнаты; его обуяла злость. Столько лет, а отец так и не смог понять, что для Луки главное в жизни.

Взгляд его замер на столе, на документах, разделенных на две неровные стопки. Неожиданным резким движением он швырнул их со стола в сторону подоконника — бумаги полетели, словно листья с дерева. Они улеглись на толстый ковер — куча распечаток и заметок на память; края их дрожали под ветерком кондиционера.

Нет, так не будет, сказал себе Лука. Его глаза смотрели в одну точку, как во время молитвы.

Не будет.

 

ГЛАВА 10

 

Генерал, возглавлявший Бюро общественной безопасности в Пекине, стукнул кулаком по столу, отчего подпрыгнул его помощник.

— Как такое могло произойти? — прошипел он. — Мне говорили, наши разведданные стопроцентно верны.

Помощник нервно смотрел на ковер, ожидая, когда пройдет гроза. Это был невысокий коренастый человек с гладко выбритым подбородком и бровями, расходившимися под острым углом. Он стоял молча, кляня жизнь за то, что ему всегда приходится приносить плохие новости.

— Если позволите, сэр, наши источники сообщают, что братья были очень похожи. Разница между ними составляла около года.

— Это не оправдание! — рявкнул генерал, снова ударяя кулаком по столу. — Если слух просочится, он дестабилизирует обстановку по всей провинции!

Мысли помощника метались. Он по собственному опыту знал, что, когда начальник не может наказать настоящего виновного, виновным чаще всего оказывается он.

— Сэр, кажется, путаницу устроил лейтенант Чэнь. Пожалуйста, сообщите, как нужно наказать его за эту непростительную ошибку.

Генерал медленно вздохнул, поднес правую руку к изборожденному морщинами лбу и пригладил седые волосы. Несмотря на солидный возраст, волосы у него были достаточно густые, хоть и с проседью. Горбатый нос придавал ему сходство с коршуном, усугубленное вдобавок острым взглядом.

Он неожиданно встал и подошел к окну, просунул длинный палец между пластинками закрытых жалюзи и посмотрел на толпу на улице.

Помощник молча ждал, шли секунды. Потом он увидел, как опущенные плечи начальника вдруг распрямились. Наконец генерал повернулся с выражением непреклонной решимости на лице.

— Вызови сюда капитана Чжу Яньлэя.

— Сэр? — Помощник испуганно посмотрел на начальника.

— Ты слышал, что я сказал. Вызови Чжу. Я хочу, чтобы через три минуты он стоял передо мной.

Помощник быстро направился к телефону и набрал трехзначный внутренний номер. Он знал его на память — с Чжу их связывала долгая история отношений. Да что говорить, если он кого-то и боялся в Бюро больше, чем генерала, то именно капитана Чжу.

Два года назад ему приказали перевести Чжу с оперативной работы в штаб, расположенный несколькими этажами ниже кабинета, где они сейчас находились. Чжу всегда добивался требуемых результатов, но его методы даже БОБ казались чрезмерными. У помощника до сих пор перед глазами стояли фотографии из просмотренных дел — на них были те, кого «допрашивал» Чжу. Эти картины преследовали его целую неделю, от них у помощника случились нервные спазмы в желудке — и это всего после нескольких деловых разговоров с капитаном.

После звонка оба сидели молча, только тикала секундная стрелка настенных часов. Когда в дверь раздался осторожный стук, по подмышкам помощника обильно тек пот.

— Войдите, — сказал генерал, снова поднимаясь на ноги.

Он посмотрел на вошедшего человека и ощутил холодок, внезапно вспомнив, каким женственным обычно кажется капитан.

Он был бледен даже для китайца, черные волосы зачесаны назад и разделены сбоку аккуратным пробором. Волосы вокруг ушей и на затылке подстрижены так коротко, что под ними виднелась белая кожа. На овальном лице с изящной линией подбородка выделялись тонкие сжатые губы, цвет которых почти не отличался от цвета кожи. Возникало впечатление, будто из них ушла вся кровь.

Чжу был одет в безукоризненно отглаженную форму, которая спадала с узких плеч идеальными вертикальными линиями. Он не отдал чести и не сделал никакого другого приветственного жеста — просто встал в середине комнаты, положив одну ладонь на другую, а его золотые капитанские погоны замерли на плечах гордыми горизонтальными планками. Генерал начал говорить, давая сводку событий последних двадцати четырех часов. Чжу стоял абсолютно неподвижно, ни малейшее движение не выдавало его состояния или настроения.

Помощник вдруг понял, что чуть подался вперед и пытается увидеть, что творится там, в глазах Чжу, за стеклами очков в тонкой серебряной оправе. Он помнил, какими они были прежде: пустой взгляд, расширенные черные зрачки.

Генерал закончил. После короткой паузы Чжу наконец шевельнулся, разъединил руки и переложил их за спину. Это движение привлекло внимание помощника, и что-то вспыхнуло в его памяти. С шестого этажа до него доносился слушок… что такое случилось с правой рукой Чжу?

— Значит, ваши люди убили не того брата? — тихим приятным голосом осведомился Чжу.

Генерал кивнул.

— Именно. И если станет известно, что было покушение на жизнь одиннадцатого панчен-ламы, весь Тибет охватит восстание. Нам нужно, чтобы ты предотвратил это.

Чжу не ответил. Генерал продолжил, и голос его приобрел неожиданно заискивающий тон.

— Я, конечно, верну тебя в список оперативных работников и придам любых сотрудников, которые будут нужны для проведения операции.

Чжу провел рукой по голове, разглаживая пробор. Он явно не торопился с ответом. Вместо этого он, казалось, впервые осматривался в кабинете генерала: скользнул глазами по большому прямоугольному кофейному столику, основательному деревянному столу и жестким стульям с высокими спинками. Когда он перевел взгляд на помощника, на его лице появилась ироническая ухмылка, от которой у того пересохло во рту. Такой поворот колеса фортуны явно устраивал Чжу, и неудивительно: его, отстраненного от оперативной работы, теперь сам начальник БОБ практически умолял расчистить то, что наворотили другие.

— Я бы хотел включить в команду лейтенанта, который провалил задание, — сказал он наконец.

Генерал пожал плечами.

— Не думаю, что от него будет польза, но если хочешь… — он кивнул помощнику, — считай, что вопрос решен.

Чжу кивнул.

— Сколько у меня времени?

— До праздника Линка остается шесть недель, и нам нужна абсолютная уверенность, что к тому времени вопрос будет решен. Тебе забронированы билеты на самолет в Чэнду вечером с пересадкой на Лхасу завтра утром. Я предоставляю тебе те же полномочия, что и прежде.

Можешь использовать любые методы, какие сочтешь необходимыми.

Стрельнув взглядом в сторону помощника, он посмотрел Чжу прямо в глаза.



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.