Книга вторая 11 страница

Десять дней Картер запирался в душном подвале, как того требовал от него лорд Амхерст, чтобы никто не мешал его работе. За десять дней, проведенные наедине с мистером Бобом, Говард рассмотрел все до мельчайших подробностей, чтобы потом перенести на бумагу. Картер работал в шапке и пальто, обвязывал горло толстым шарфом и иногда даже ловил себя на мысли, что ведет с мистером Бобом беседу: он всегда спрашивал его утром о самочувствии, хорошо ли он отдохнул. Иногда Говарду казалось, что мумия ему даже отвечает: «Спасибо, что осведомились, мистер Картер, за долгие столетия становишься неприхотливым». Или: «Сегодня утром довольно свежо, вы не находите? Я все еще никак не могу привыкнуть к английскому климату».

Единственным, что нарушило одиночество Картера, стал визит Алисии. Она потеряла Говарда из виду и от Ньюберри узнала, где он сейчас работает. Девочка неожиданно постучала в дверь подвала и тихо позвала:

– Говард! Это я, Алисия!

Картер был не готов к появлению Алисии. Если лорд узнает об этом, он подумает, что Говард выдал тайник с мумией. Но Алисия избавила его от лишних подозрений.

– Папа уехал на открытие парламента в Лондон, – сообщила она. – Обычно он задерживается там дня на три, так что не беспокойся! Я совсем не хочу тебе мешать, просто посмотрю, как ты работаешь. Ведь ты мне позволишь?

Говард кивнул.

– К сожалению, мне некуда тебя посадить. А что твой отец делает на открытии парламента?

– Амхерст – член парламента. Разве ты этого не знал?

Картер тихонько присвистнул сквозь зубы.

– Нет, не знал.

– Представляешь, – говорила Алисия, наблюдая, как Говард уже во второй раз зарисовывает профиль мумии, – папа относится к той категории людей, которые в жизни боятся только одной вещи – скуки. Его пригласили на такое количество должностей что для семьи у него совершенно не остается времени. Я вижу папу только в одной позе, когда он сидит за столом перед тарелкой. Он совсем обо мне не вспоминает, может, только за семейным ужином. Но и тогда он рассказывает о своих задачах и делах. Он еще ни разу не спрашивал, есть ли у меня проблемы или заботы.

Картер держал перед глазами карандаш то горизонтально, то вертикально, снимая размеры. Не отрываясь от работы, он спросил Алисию:

– А у тебя есть проблемы и заботы?

Тут маленькая рыжеволосая девочка, которая все время шутила, вдруг стала серьезной и вытерла нос рукавом.

– Мне не нравится, что мама поставила себе жизненную цель – выдать замуж пять дочерей, не обращая внимания на их чувства. Четыре раза ей уже это удалось.

– Значит, ты последняя, – констатировал Говард, не отвлекаясь от рисования.

– Именно так. Иногда я готова задушить ее. Как ты думаешь, зачем они пригласили этого лорда Карнарвона?

– Я понимаю. Тебе, наверное, не нравится Карнарвон?

– Я терпеть не могу этого самодовольного франта и поссорилась с матерью, потому что на празднике она хотела посадить меня рядом с ним. Я пригрозила ей скандалом. В наказание меня, как ты сам видел, отправили в дальний конец стола. Но это все равно было лучше.

– Однако же Карнарвон – очень интересный человек! Он молод и образован, к тому же успел много повидать в жизни.

– Это еще не повод, чтобы выходить за него замуж! – пошутила Алисия. – Вообще, я не считаю, что мне нужно становиться чьей‑ то женой. Надо отказываться от этого, пока есть возможность. Для женщины замужество означает лишь одно: ее права урезаются вдвое и во столько же раз увеличиваются обязанности.

Картер рассмеялся.

– Алисия, ты не лучшего мнения о мужчинах. У тебя уже был негативный опыт? Это было бы прискорбно.

– Упаси бог! Я много читала. С меня и этого хватит.

– Тогда ты еще никогда не была влюблена!

– Да. Я еще не имела такого удовольствия.

Картер, казалось, углубился в свой рисунок, но на самом деле в мыслях он был далеко от этого места и карандашом лишь прорисовывал уже имеющиеся контуры. Наконец он сказал:

– Это может случиться скорее, чем ты можешь себе представить. Это всегда случается внезапно, тебя как будто поражает молнией. Ты словно парализован, ты ни о чем больше не можешь думать. Ты просто ничего не хочешь, кроме как всецело обладать любимым человеком. Ради этого ты готов отдать последнюю рубаху, готов к унижениям, готов выставлять себя на всеобщее посмешище, но иначе уже не можешь. Если ты еще ребенок, то в одно мгновение начинаешь взрослеть. Все плывет перед глазами, и ты будто пьян. Это выбивает почву у тебя из‑ под ног…

– Эй, Картер! – Алисия взяла Говарда за плечо и толкнула, чтобы вернуть к реальности. – Бьюсь об заклад, что ты не прочитал об этом в какой‑ то книге!

– Да нет же! – упрямо ответил Картер.

– Правда? – язвительно спросила Алисия.

Говард пробормотал что‑ то извинительное и продолжил рисовать с особым рвением, а Алисия за ним внимательно наблюдала.

Они немного помолчали, и через некоторое время девочка произнесла:

– Интересно… Ты не хочешь рассказать мне, что ты чувствовал?

– Нет! – коротко отрезал Говард.

Но Алисия не отступала:

– А почему нет? Может, тогда причину назовешь?

– Нет! – повторил Картер.

– Ну и не надо! – Алисия гордо отвернулась и сделала вид, будто уходит из подвала. Но прежде чем она дошла до дверей, Говард крикнул:

– Постой, Алисия! Я не хотел тебя обидеть. Мне просто тяжело говорить об этом. Любовь – это таинственная штука, и тот кем она овладевает, лишается рассудка.

Слова Картера лишь распалили любопытство Алисии. Она вернулась и вопросительно взглянула на Говарда. Но он разрывался на части: с одной стороны, ему хотелось поделиться своим счастьем, с другой – его мучила совесть, что он выдаст тайну. Пока он боролся с собой, Алисия сказала:

– Знаешь, я не могу поддержать беседу. Я ведь никогда еще не влюблялась и временами сомневаюсь, что это вообще возможно.

– Чепуха! – перебил ее Говард. Честность Алисии тронула его, и он попытался утешить девочку: – Я тоже так думал, но потом у меня вдруг началось что‑ то похожее на лихорадку, и мои сомнения рухнули. С тех пор в моей жизни только одна мысль: я хочу любить Сару.

– Значит, счастливицу зовут Сара? И где она живет? Как выглядит?

Говард взял новый лист бумаги и быстрыми штрихами начал вырисовывать обнаженное женское тело в позе Афродиты. Красным мелом, который он держал словно смычок, Говард усилил игру света и тени на рисунке. Потом он перешел к деталям.

– Сара великолепна, – говорил он, не отрывая глаз от рисунка, – у нее темные волнистые волосы, которые она гладко зачесывает. Глаза у нее тоже темные и бездонные. А здесь, на верхней губе, у нее родинка, такая маленькая, что нужно вплотную приблизиться, чтобы ее заметить. У нее чувственные губы, выпуклые, как морские волны. А груди мягкие и податливые, они выступают и слегка отбрасывают тень!

Алисия удивленно склонилась над листом и наблюдала за Говардом, который на ее глазах как бы оживлял Сару.

– Она, наверное, и правда очень красивая, – сказала Алисия и после паузы добавила: – Но она старше тебя. Я угадала?

Говард кивнул.

– А сколько ей лет? Ну скажи! Ей, наверное, уже двадцать. Двадцать? Она могла бы быть твоей матерью. – Алисия озорно расхохоталась. Говард ей необыкновенно импонировал.

– Обещай, что никому не расскажешь о моей тайне! – попросил Картер, продолжая работать над рисунком. – Я еще никому не говорил об этом.

– Я обещаю, Говард.

Штрихи Картера становились сильнее, он так давил на карандаш, что сломал грифель. Тут он взглянул на Алисию и произнес:

– Сара старше меня на тринадцать лет. Еще пару месяцев назад она была моей учительницей…

– Не‑ е‑ ет!

– Ее зовут Сара Джонс. Она живет в Сваффхеме, и мы любим друг друга больше всего на свете.

Алисия подползла к Картеру на четвереньках. После этого признания она по‑ другому смотрела на рисунок. Наконец она серьезно сказала:

– Говард, ты сошел с ума. Но я восхищаюсь тобой.

Говард хотел извиниться за свое признание, но только пожал плечами.

– Теперь ты знаешь причину, по которой я на пару часов исчезаю из Дидлингтон‑ холла.

– Можно ведь найти и что‑ то попроще, – возразила Алисия, качая головой. – Бог мой, что из всего этого получится?

– Мы над этим тоже долго ломали голову. И, как видишь, так и не пришли к какому‑ то результату. Сейчас мы просто живем одним днем. Счастье, как радугу, видишь не каждый день.

Еще до того как Картер договорил, торцевая дверь открылась и в холодный затхлый подвал вошла леди Маргарет. Ее внимание привлекли свет и голоса, и она незаметно проскользнула вперед. Подпорные колонны отбрасывали длинные тени и скрывали ее. Она ожидала найти здесь Алисию, но когда обнаружила свою младшую дочь на четвереньках возле Говарда Картера, леди Маргарет вышла из тени и негодующе крикнула:

– Алисия, что я должна о тебе подумать?!

Алисия и Говард до смерти перепугались, когда словно из‑ под земли появилась леди Маргарет.

– Мама! – взволнованно и беспомощно вскрикнула Алисия. – я наблюдала, как работает мистер Картер. Что тут такого?

В тот же миг леди Маргарет заметила на коленях у Говарда рисунок. Она бросила на него быстрый взгляд, и лицо ее омрачилось еще больше. Командным тоном часового из Букингемского дворца она приказала:

– Алисия, ты немедленно отправляешься в свою комнату!

Девочка поворчала и неохотно подчинилась требованию.

Повернувшись к Говарду, леди Маргарет шепотом сказала, что выдавало ее крайнее возбуждение:

– Мистер Картер, до сего дня я считала вас порядочным человеком, но этот случай меня очень разочаровал! – Она выхватила рисунок из руки Говарда и пренебрежительно отшвырнула его в сторону. – Алисия еще ребенок, и ей могут навредить ваши мужские фантазии, независимо от того, творческая вы натура или нет! Надеюсь только, что все это не причинило Алисии душевный вред.

Речь леди Маргарет лишила Картера слов. Он хотел ответить, но его мысли так спутались, что, когда он наконец пришел в себя, леди Маргарет уже развернулась, чтобы уйти. Стоя перед дверью, она крикнула так, что эхо пошло по подвалу:

– Вы еще поговорите об этом с лордом Амхерстом, мистер Картер!

Говард не придал происшествию большого значения. И он, и Алисия смогут разъяснить эту ситуацию, а что касается рисунка, то Говард уже придумал, что ему следует сказать в свое оправдание. Картер продолжил работу наедине с мистером Бобом и снова начал разговаривать с мумией:

«Почему матери всегда думают, что любой мужчина, который подходит к их дочерям ближе чем на два шага, обязательно замышляет что‑ то недоброе? Вы понимаете меня, мистер Боб? »

Но мистер Боб молчал. Когда лорд Амхерст на следующий день вернулся из Лондона, он вызвал Картера к себе.

Говард почти забыл о неприятном разговоре с леди Маргарет в подвале с мумией. Он собрал все рисунки, чтобы показать его светлости.

Но, казалось, лорда совсем не интересовали рисунки. Он небрежно отложил их в сторону и, как обычно, обстоятельно начал беседу:

– Мистер Картер, я пригласил вас сюда…

– Это из‑ за Алисии? – перебил его Говард.

Лорд негодующе махнул рукой и ответил:

– Хорошо, мистер Картер, раз уж вы все знаете, я не буду делать долгих вступлений. Перейдем без обиняков к делу.

– Милорд, позвольте мне все объяснить!

Тут лорд Амхерст рассердился, его лицо помрачнело, и он, повысив тон, заявил:

– Картер, я не желаю слышать никаких объяснений. Извольте слушать то, что я намереваюсь сказать вам!

– Охотно, милорд.

Лорд повернулся к Картеру спиной и уставился в окно. Правой рукой он держался за пуговицу пиджака, а левой полез в карман брюк.

– Картер, – снова начал он, – я нанял вас рисовальщиком и был доволен вашими успехами. Я не просил вас, чтобы вы вскружили голову моей дочери Алисии. И уж совсем не хотел, чтобы вы рисовали ее обнаженной. Мистер Картер! Алисия – еще ребенок и не годится в модели для эротических рисунков. На рисунке в вашей комнате я, конечно, сразу же узнал Алисию. Однако я надеялся, что это результат творческой фантазии. Но, как я узнал от леди Маргарет, Алисия к вам привязалась. Зарубите себе на носу: я не хочу, чтобы вы общались с моей дочерью Алисией в повседневной жизни. И, желая сразу разрушить все ваши напрасные надежды, должен сказать, что я хотел бы для Алисии лишь достойных отношений, а эти таковыми не являются. Простите меня, мистер Картер.

Говард стоял неподвижно, чувствуя, как внутри него закипает злость. Он был высокого мнения об Амхерсте, даже доверял ему, как ни одному человеку до сих пор. Но это доверие в один миг превратилось в подозрительность и враждебность. Почему он так и не дал Говарду заговорить? Почему он обращался с ним как с глупым мальчишкой, хотя все его подозрения были беспочвенны? Неужели нужно быть сыном лорда, чтобы его светлость поверил ему? Каким же нужно быть богатым, чтобы иметь право на что‑ либо!

И снова Картер почувствовал себя жалким и убогим» ничтожным и маленьким. О, как он ненавидел это состояние! Говарду не нравилось быть ничтожным. С детства он страдал от нищеты и мечтал стать когда‑ нибудь великим и значительным.

Картер не стал перечить, со злостью в душе он удалился, но, вместо того чтобы идти в затхлый подвал, он отправился в Сваффхем Сара была единственным человеком, который мог его утешить.

По дороге в Сваффхем его негодование по поводу поведения лорда и леди Амхерст росло, и Говард сам себе сказал: «Ты не должен вести себя так, будто ничего не произошло». После всего что случилось, Картер твердо решил уйти с этой работы – так сильно он был разочарован.

Наступил вечер, когда Говард въехал в Сваффхем. Школа была уже закрыта. Картер незаметно подошел к черному ходу и позвонил три раза в колокольчик – это был условный знак, о котором они договорились заранее.

Сара была вне себя от радости, обняла и поцеловала Говарда. Но потом она заметила его мрачное лицо.

– Что случилось, Говард?

По пути наверх Картер начал рассказывать, что произошло и что он собирается уведомить лорда о своем уходе. Поднявшись на последний этаж, где Сара использовала старые комнаты баронессы для своих нужд, обставив их новой мебелью, они уединились в уютной комнатке. От железной печки исходило приятное тепло.

Сара молча слушала рассказ Картера. Когда он закончил, она притянула Говарда к себе поближе, так что его голова оказалась у нее на коленях, и ответила:

– Говард, у немцев есть такая поговорка: без муки нет и науки!

– У этих немцев на все найдется поговорка.

– И в большинстве случаев они правы. Тебе еще многому предстоит научиться. Прежде всего тебе нужно научиться идти на уступки, даже если ты знаешь, что тысячу раз прав. Ты должен научиться владеть собой! Иначе ты никогда не повзрослеешь.

Слова Сары разозлили Говарда.

– Вы говорите, как настоящая учительница!

– А тебя это удивляет? – улыбнулась Сара. И эта улыбка, красивейшая во всем мире, как говорил Картер, прогнала его мрачное настроение. Юноша был рад, что навестил Сару, потому что в целом она была права: он обладал такими качествами характера, которые попусту усложняли его жизнь. Его упрямство и нетерпимость к большим и маленьким несправедливостям, которые происходили в жизни изо дня в день, создавали лишние проблемы.

Углубившись в свои мысли, Картер наслаждался тем, что Сара запускает пальцы в его волосы. Он довольно урчал, а затем робко спросил:

– Можно я сегодня ночью останусь здесь, мисс Джонс?

Сара склонила голову и посмотрела Говарду в глаза.

– При одном условии!

– Я готов следовать всем указаниям.

– С рассветом чтобы духу твоего здесь не было. И чтобы ты вернулся на свое рабочее место.

– Договорились! – ответил Картер и еще теснее прижался к Саре. Закрыв глаза, юноша блаженствовал, упиваясь теплотой ее тела, и думал, должен ли он рассказать Саре о своем разговоре с Алисией, о том, что он выдал их тайну. Но он решил отложить то, что его так давно тревожило, на потом.

Серебряная роса покрывала луга перед Дидлингтон‑ холлом, а в прудах крякали утки, когда Говард Картер ранним утром вернулся а поместье. На развилке он встретил Молочного Джона, который в это время в зеленой повозке, запряженной сивой лошадью, возил молоко к завтраку в Дидлингтон‑ холл и другие поместья в округе. Он сидел на козлах и что‑ то бодро насвистывал под нос.

– Доброе утро, сэр! – закричал он еще издалека. – В такую рань и уже на ногах?

– Да‑ да, а что еще остается, – рассеянно ответил Говард, запыхавшись от напряженной езды.

На кухне в подвальном этаже господского дома миссис Криклвуд уже громыхала чайниками и сковородками, готовя завтрак для прислуги. Ее яичница‑ глазунья была знаменита и популярна, как королевские драгоценности. Рецепт ее хранился в тайне, ведь миссис Криклвуд овладела искусством жарить яйца с обеих сторон. С момента появления в этом доме Джейн Хэклтон Картер очень полюбился миссис Криклвуд.

Говард уселся за длинным, сверкающим чистотой кухонным столом, где уже сидели дворецкий Альберт и две горничные.

– Вы сегодня выглядите усталым, мистер Картер, – приветно заметила кухарка.

– Хм, – ответил Говард, а горничные тайком переглянулись. Дворецкий Альберт держал чашку обеими руками и демонстративно смотрел в потолок, будто в такой ранний час не хотел вести никаких разговоров. Хотя в отношениях между Говардом и Альбертом больше не было холодности, до дружбы им было еще далеко.

Миссис Криклвуд собралась нести его светлости и леди Маргарет на серебряном подносе утренний чай, Альберт встал, чтобы отправиться со своей чашкой с чаем наверх, а Эмили, злого языка которой опасалась вся прислуга, хихикнула. Прикрыв рот ладонью, она сказала:

– Думаю, сегодня ночью в Дидлингтон‑ холле одна кровать осталась холодной.

Прежде чем Говард успел одернуть наглую горничную, миссис Криклвуд прикрикнула на нее:

– Прикуси язык, дуреха, и берись за работу!

Обе горничные подскочили, как перепуганные курицы, но все так же хихикали.

Оставшись наедине с Говардом, миссис Криклвуд подсела к нему за стол и положила руку на его запястье.

– Следовало бы надрать задницы этим девчонкам. Вы ведь наверняка ездили к своим теткам, мистер Картер!

– Да, миссис Криклвуд. – Говард довольно кивнул. – Я же должен хоть изредка следить за порядком.

Разумеется, на этот разговор никто бы не обратил внимания, если бы в тот же день не состоялся один неожиданный визит. Отец и мать Картера прибыли в Дидлингтон‑ холл в сопровождении Фанни и Кейт, чтобы поинтересоваться самочувствием Говарда, точнее сказать, они испытывали большое любопытство и недоверие к тому, что рассказывал юноша о своей работе, хотя это и соответствовало фактам. Четыре фунта жалованья для мальчика, которому не исполнилось и шестнадцати, внушали Сэмюелю Картеру большие опасения, ведь он в «Illustrated London News» зарабатывал едва ли больше, и это при том, что ему было почти шестьдесят.

И для родителей, и для теток, уже много лет никуда не выбиравшихся, поездка из Сваффхема в Дидлингтон‑ холл стала настоящим событием. Что касается Говарда, то у него этот визит вызвал не только раздражение, но и, учитывая сложившуюся ситуацию, серьезные опасения, поскольку грозил обернуться катастрофой. Конечно, Фанни и Кейт были добропорядочными пожилыми дамами, которые знали, как вести себя в повседневной жизни, но Сваффхем не мог сравниться с Дидлингтон‑ холлом. Да и манеры, к которым быстро привык Говард, превосходили нормы обычной вежливости.

Картер готов был сквозь землю провалиться, когда Фанни и Кейт попросили леди Маргарет показать им дом, в котором работает их племянник. Даже увещевания Сэмюеля Картера о том, что Дидлингтон‑ холл выше всяких похвал, не убавило интереса теток. Они настаивали на своем.

Поведение отца Говарда дало еще больший повод для беспокойства, потому что тот захотел обсудить с лордом Амхерстом работы своего сына. Он утверждал, что, хотя Говард и одаренный мальчик, его сыновья Уильям, Вернет и Сэмюель и даже дочка Эми намного талантливее Говарда. Чтобы прекратить придирки отца к работам Говарда, а Картер‑ старший настаивал, что у его сына слабые мазки, лорд Амхерст собрал рисунки и не без иронии заметил: лично ему кажется, что как раз у Говарда достаточно сильные мазки.

Говард, раскрасневшись, со стороны наблюдал за этой сценой и беспомощно искал возможность прервать визит своей семьи. Он всегда чувствовал, что родственники пренебрегают им и относятся к нему как к ненужному придатку; теперь же Говард проклинал их за эту попытку навязать свою дружбу. Он отдал бы все, чтобы его мать, отец и тетки немедленно растворились в воздухе. Они больше не вписывались в его жизнь.

Дабы избежать возможной компрометации, Говард в бессилии развернулся и вышел на улицу. В отчаянии он пошел к мосткам на пруду и сел, уставившись на воду. Отец его еще никогда не хвалил, значит, Говарду можно было не обращать внимания на его критику. Он со злостью плюнул в воду.

Говард не знал, как долго сидел на мостках в таком подавленном состоянии, когда вдруг услышал шорох за спиной. Испугавшись, он обернулся и увидел мать. Говард ничего не сказал, молчала и Марта Картер. Совершенно неожиданно она опустилась рядом с ним на мостки.

– Как быстро летит время, – произнесла она, глядя вдаль.

Говард не счел нужным реагировать на эту глубокомысленную фразу матери. Он ждал, что она с минуты на минуту начнет выводить арии. Это было в ее стиле, так она компенсировала вялотекущий разговор или другие неловкости.

Но, к его удивлению, она продолжила говорить:

– Ты уже стал совсем взрослым мальчиком, ты сам идешь по жизни. Я горжусь тобой. Иногда я корю себя, что у меня не хватало на тебя времени. Мне очень жаль, Говард. Но ты ведь знаешь, что ты был одиннадцатым. Тут гибнут все намерения. Женщине не дано выбирать, сколько детей иметь. Если бы это зависело от меня, то сегодня у нас было бы трое. Но тогда и тебя не было бы на свете!

Слова матери поразили Говарда. Она еще никогда так с ним не говорила. Охваченный сильными переживаниями, он хотел сказать: «Какого черта, почему ты с этим пришла ко мне только сегодня? Почему ты раньше не нашла для меня серьезных слов? Это помогло бы мне больше, чем все остальное». Впервые в жизни он ощутил симпатию к матери.

Говард хотел ответить, но, прежде чем он успел это сделать, до них донесся настойчивый голос Сэмюеля Картера:

– Марта, мы уезжаем!

Не проронив ни слова, маленькая изящная женщина поднялась. Она бросила на Говарда быстрый печальный взгляд. Но перед тем как развернуться и уйти к экипажу, который ждал у городского дома, она молча обняла Говарда.

Он сам не понял, как это произошло, откуда взялось столько нежности и материнской любви. Говард, отрешенный, реагировал сдержанно. Он не осмелился ответить на ее объятия взаимностью, просто стоял, опустив руки, будто был без сознания.

– Марта, мы уезжаем! – повторил Сэмюель Картер, на этот раз с угрозой, как отдавший приказ генерал.

Миссис Картер села рядом с ним в экипаж. Фанни и Кейт приветливо помахали Говарду.

– Не могу ни на что пожаловаться! – крикнул Сэмюель Картер на прощание и стеганул кнутом по спинам лошадей.

На своего сына Говарда он даже не взглянул.

Когда экипаж исчез за поворотом, Говард еще какое‑ то время стоял столбом. Постыдное поведение отца, матери и теток казалось ему сплошным кошмаром, после которого он проснулся и понял, что все это было на самом деле.

Говард пребывал в замешательстве, а в голове носились мрачные мысли. И тут к нему подошел лорд Амхерст. Говард боялся самого страшного.

– Милорд, – начал он прежде, чем лорд успел сказать хоть слово, – я должен извиниться за поведение своего отца. Он немного странноват, и ему не хватает манер. Я и не предполагал, что он может явиться в Дидлингтон‑ холл.

Лорд Амхерст успокаивающе поднял руки.

– Вам не за что извиняться, мистер Картер. Родителей не выбирают. Впрочем, я хотел попросить у вас снисхождения за мои вчерашние слова. Алисия хорошо прочистила мозги своему отцу. Она заверила, что между вами лишь дружеские чувства, а девушка на рисунке – это не она, а плоды фантазии, свойственной художникам. Это ведь так, мистер Картер?

Говард с признательностью посмотрел на собеседника.

– Конечно, милорд. Алисия – очаровательная девушка, но, если позволите такое выражение, для меня она скорее добрый приятель. В любом случае я никогда бы не решился приблизиться к ней с недобрыми намерениями. С позволения сказать, мне вообще не нравятся рыжеволосые женщины!

Это высказывание полностью убедило лорда Амхерста. Он понимающе кивнул и сказал:

– Вы должны понять мое вчерашнее волнение, мистер Картер! Алисия – младшая из моих дочерей, она словно неоперившийся птенец. В отличие от своих сестер девочка ведет себя несколько дико и необузданно, к тому же необдуманно. Мне постоянно приходится ограждать ее от всяких глупостей. У Алисии в голове тысячи мыслей разом. То она вдруг хочет вступить в социалистическую партию, то желает писать романы под мужским псевдонимом как Джордж Элиот. Недавно Алисия заявила, что обладает шестым чувством и потому ее нужно обследовать, показав настоящему профессору из Кембриджа. Я бы с удовольствием попросил у Господа дочь с более смирным характером.

Они вместе вошли в дом – через парадный ход, что с удовольствием отметил про себя Картер.

Глава 11

Наступила зима, и в Норфолке дни стали такими короткими, что солнце едва успевало показаться над горизонтом. Безграничное молочно‑ серое небо без облаков распростерлось над зимним ландшафтом, на горизонте сливаясь с землей. Если летом Сваффхем еще как‑ то завораживал своими старыми кирпичными домиками с увитыми плющом фасадами, то зимой пустынные переулки, по которым гулял ледяной северный ветер, навевали лишь безутешную тоску. К равнодушию местных жителей в этот период примешивалось какое‑ то самосозерцание. И, как везде в Англии, люди пытались избавиться от этого состояния, которое повторялось из года в год, – они топили его в алкоголе. Никто не удивлялся, когда уже в обеденное время шатающиеся горожане бродили по улицам, пытаясь бороться с силой тяжести.

Около трех часов дня, незадолго до наступления темноты, можно было видеть, как Чарльз Чемберс неуверенным шагом пересекал рыночную площадь, откуда он прямиком направился к школе для девочек. Широкое черное пальто и широкополая шляпа придавали ему вид злого человека, с которым лучше было не связываться.

Перед входом в школу Чемберс, словно фокусник, вынул из‑ под полы букет цветов, торопливыми движениями поправил одежду и подергал за шнур дверного колокольчика, который свисал с металлического уголка.

В одном из окон на лестничной клетке появилась Сара. Узнав нежданного посетителя, она удивленно вскрикнула:

– О, это вы, Чемберс!

Не проронив ни слова, он протянул Саре Джонс букет.

В отношениях между ней и Чемберсом уже было все ясно, во всяком случае, Сара дала это понять. После того разговора они встречались еще пару раз, но обменивались лишь ни к чему не обязывающими фразами. Чемберс бросал на нее странные взгляды, которые Сара не могла объяснить. Вид у него был такой, будто он что‑ то замышлял, но не мог в этом признаться, и Сара не придавала этому значения, потому что так было уже несколько раз.

Сара приняла цветы с поникшими от мороза бутонами и заперла дверь за незваным гостем. Она вдруг чертовски испугалась этого человека. Несмотря на то что она давно считала Чемберса другом и спрашивала у него совета, этот неожиданный визит показался ей довольно странным. Сара никак не могла его объяснить.

Чемберс коротко поздоровался с ней. Несколько секунд они молча и беспомощно стояли друг против друга, и Сара вынуждена была пригласить его на чашку чая.

В тоскливое зимнее время старое здание школы скрывало свои тайны, но Сара еще никогда так не боялась, проводя долгие вечера в одиночестве. И теперь по пути наверх, в свою комнату, она прислушивалась к каждому шагу Чемберса. Дойдя до верхнего этажа, Сара попыталась перебороть это неприятное чувство. Ведь на самом деле для ее страхов не было никаких причин.

Хотя Сара и старалась завязать разговор, время, казалось, тянулось бесконечно. Постепенно ей стало ясно, что у Чемберса есть проблема, о которой он не решается рассказать. И этой проблемой была она сама.

– Зачем вы пришли, Чемберс? – не выдержав, спросила Сара. – Вы хотите о чем‑ то поговорить? Это, наверное, связано с моим отказом?

Чемберс отвернулся, уставившись в одну точку. Вид у него был жалкий. Сара не помнила, чтобы Говард, который годился Чемберсу в сыновья, пребывал когда‑ либо в подобном состоянии.

– Да, – неожиданно ответил он, – ваш отказ тяжело ранил меня. С тех пор я стал другим. Иногда я сам себя не узнаю. И в этом повинны вы, мисс Джонс! – Чемберс говорил на повышенных тонах. Вдруг он взглянул прямо на нее.

– Я? – Сара положила правую руку на грудь. – Чарльз, вы же не можете обвинять меня в том, что я не хочу выходить за вас замуж. Я уже однажды говорила вам об этом. Вы для меня любимый друг, но не больше! И поэтому меня должна мучить совесть?

Казалось, Чарльз вовсе не слушал, что говорила Сара, ибо он взволнованно продолжал:

⇐ Предыдущая 9 10 11 12 131415 16 17 18 Следующая ⇒