Книга вторая 6 страница

– Да, конечно, – растерянно ответил Говард. Он отступил и взглянул на Сару, будто хотел запечатлеть в памяти малейшие подробности ее тела на эти дни: ее лицо, шею, выпуклость грудей, руки и все целиком. Для Говарда теперь не было тайн.

Его взгляд случайно упал на рисунок, который оказался его признанием в любви и стал причиной их взаимной страсти. Он не мог не рассмеяться. И когда Сара заметила, куда он смотрит, то тоже не смогла сдержаться от смеха. Оба веселились от всего сердца.

– Надеюсь, – хихикнула Сара, – действительность, в отличие от фантазии, тебя не очень разочаровала.

Говард в смущении потупил взгляд и, стесняясь, ответил:

– Реальность намного превзошла мои фантазии, мисс Джонс!

На прощание Сара поцеловала Говарда в лоб. Они поодиночке вышли из библиотеки, сначала Говард, потом Сара. Говард вскочил на свой новый велосипед, который он недавно купил, и жал на педали так, будто за ним гнался сам дьявол. Но вечерняя жара не могла остудить его тело. Он готов был ликовать от радости. Это была та страсть, то безудержное рвение, когда видишь перед собой лишь одну цель – овладеть объектом обожания.

Когда Говард вернулся в дом на Спорл‑ роуд, он, казалось, был другим человеком. Он стал взрослым, стал мужчиной. С детства он мечтал о том, чтобы его любила высокая, красивая, темноволосая женщина. Точных образов у него никогда не было, но до сегодняшнего события он был достаточно несчастным, чтобы тосковать по этому неизвестному чувству любви, страсти.

Фанни и Кейт, для которых перемены в Говарде не остались незамеченными, не задавали лишних вопросов. Они знали, что юноши в его возрасте никогда не говорят правду в ответ на расспросы об их душевном состоянии. Да и что ему было говорить? Признаться: «Я люблю свою учительницу»? Или даже: «У меня с ней роман»? Его бы не восприняли серьезно, да и Говард не мог винить их в этом.

Мальчишки в его возрасте часто влюбляются в своих учительниц. Необычным было лишь то, что учительница ответила взаимностью. И даже больше: вела себя страстно. По крайней мере, Говард так думал и хотел, чтобы время остановилось.

Это был последний день учебного года, четверг, и, казалось, он никогда не закончится. Мисс Джонс и Говард старались не встречаться взглядами. Даже когда Говард забирал аттестат, они не смотрели друг другу в глаза, будто у них была запятнана совесть.

Говард издалека наблюдал за Сарой. Он не мог налюбоваться возлюбленной. Как красива и обольстительна она была! Дрожа от страсти, Картер пытался подавить свои чувства, он думал о том, сколько дней разлуки Сара ему назначит. Пару дней – так она сказала, А знает ли она, что «пара дней» – это для него целая вечность?

«Ты не выдержишь столько, – говорил он сам себе, – она не должна со мной так поступать. Почему она так поступает? Она же страдает от этого не меньше, чем я».

После обеда, погрузившись в свои мысли, Говард брел по полям в сторону деревушки Дирхэм. В это время все вокруг цвело. Из самых красивых цветов, которые только можно было найти юноша собрал букет и поплелся домой. Он еще никогда не собирал цветы и с букетом в руке сам себе казался нелепым. Поэтому, прежде чем войти в дом, он положил букет у входа. Он незаметно прошел в свою комнату, вырвал из блокнота лист и, старательно водя пером, вывел красивым почерком:

«Прекрасной Афродите, жившей в Греции, а теперь – в Сваффхеме, графство Норфолк. От Говарда Картера».

Потом он сел на велосипед и с букетом поехал в сторону рыночной площади, к школе для девочек. Говард не хотел, чтобы его кто‑ нибудь увидел, к тому же с букетом цветов, поэтому зашел с черного входа, проскользнул по лестнице на третий этаж, где была маленькая комнатка, в которой мисс Джонс жила с тех пор, как приехала в Сваффхем. Говард Картер положил букет и записку у входа и, как он думал, незамеченным вышел через черный ход.

Любовь ослепляет. Конечно, Говард не заметил мужчину с курчавыми бакенбардами и в очках с толстыми стеклами, который наблюдал за его визитом.

Едва Говард выскользнул из школы, незнакомец вошел в здание тем же способом, уверенно поднялся наверх и поднял букет, предназначенный для мисс Джонс. Спустившись этажом ниже, он постучал в комнату дирекции и, дождавшись разрешения, вошел.

– Меня зовут Марвин, Джеймс Марвин, – представился мужчина и добавил: – Мы с вами не знакомы.

Решив, что дело может быть важным, мисс Джон с предложила гостю присесть.

– Чем могу вам помочь, сэр? – приветливо спросила она. Марвин уселся, повернул букет в руке, и записка упала на пол.

Сара увидела это и удивилась, почему незнакомый мужчина, который тоже это заметил, так и не поднял листок.

– Я не знаю, с чего мне начать, – неуверенно произнес он, – всем известно, что вы, мисс Джонс, получили наследство от покойной баронессы фон Шелль. Деньги эти были ее приданым.

– Да, конечно, это не тайна, – ответила Сара. – Так что вас беспокоит, мистер Марвин? Вы дальний родственник и наследник? Хотите ли вы обжаловать наследство?

– Упаси меня бог, мисс Джонс! – Марвин поднял обе руки. – Я был знаком с почившим бароном, к вашему сведению. А мой отец, можно сказать, был ему почти другом.

– Почти? Что значит «почти»? – насмешливо спросила Сара.

– Ну да, он помогал барону жить так, как это соответствовало его представлениям. К сожалению, отец умер в прошлом году. Теперь я веду его дела.

– Я не поняла ни единого слова, мистер Марвин. – Мисс Джонс встала из‑ за письменного стола и недоверчиво взглянула на посетителя, будто сомневалась, можно ли верить его словам. – Не могли бы вы изъясняться точнее?

– Как пожелаете. – Марвин глубоко вздохнул. – Барон фон Шелль вел двойную жизнь, что, если позволите сделать замечание, было немудрено из‑ за скверного характера баронессы. В трудный час он признался моему отцу, что женился на баронессе лишь из‑ за денег. Чтобы избегать мучений этого брака, он предпринимал поездки в дальние страны.

– Я понимаю. – Сара Джонс скрестила руки на груди и с интересом ждала продолжения.

– Ничего вы не понимаете, мисс Джонс! – язвительно воскликнул мистер Марвин. – Многомесячные поездки в дальние страны, как правило, ограничивались пребыванием в Лондоне. А если быть точным, то на Эбби‑ роуд, где одна леди сомнительной репутации, но привлекательной внешности небрежно вела домашнее хозяйство. С этой дамой и, скажем так, не в лучшем обществе барон проводил в году больше времени, чем со своей женой.

Мисс Джонс покачала головой.

– Чтобы не возникало подозрений, он покупал свои «трофеи» из Африки и с раскопок в Египте, Риме и Греции на аукционах «Филипс» и «Кристи» или у торговцев в Кенсингтоне.

– Верно, отгадали, мисс Джонс!

– Ничего я не отгадывала, мистер Марвин. Я нашла счета в его бумагах, которые и вызвали у меня такое подозрение. Странно только, что баронесса об этом не знала. Все же у нее было целых пятнадцать лет, чтобы сообразить, что к чему!

– Откуда вы знаете, подозревала ли баронесса своего мужа в двойной жизни?

– Она всегда говорила о нем только хорошее. Она чтила все что было связано с бароном, будто это были не вещи, а реликвии. Она… – Сара запнулась, подумав о том, что нет никаких оснований рассказывать все это загадочному мистеру Марвину. Выдержав паузу, она спросила незнакомца: – А какую роль ваш отец играл в сговоре против баронессы?

– Сговор – это слишком грубое слово, мисс Джонс. Конечно, вы, как женщина, до конца не можете понять причин подобного поведения мужчины. Но когда такое слышишь…

– Вероятно, вы посчитаете это странным, мистер Марвин, но я понимаю барона фон Шелля. Я на собственном опыте испытала язвительный и вспыльчивый характер баронессы. Признаться, я уже была готова сбежать из этой школы, но тут случилось несчастье с Цветочком. Вы наверняка слышали об этом.

Марвин кивнул, и Сара продолжила:

– Но вы ведь пришли сюда не только для того, чтобы рассказать эту историю. Поэтому я повторяю свой вопрос: какая роль в этом отводилась вашему отцу?

– Он распространял ложные слухи о бароне. Он обеспечивал барона всем, что привозит с собой исследователь из дальних путешествий и с раскопок: от чучела крокодила до золотого кубка из Микены. – Марвин осматривал букет, который все еще держал в руках.

– Звучит так, будто в этих сделках не все было чисто.

– Я прошу вас, мисс Джонс! – негодующе воскликнул Марвин. – Барон щепетильно оплачивал каждый предмет. А среди них были и драгоценные вещи.

– Я знаю, – слова невольно слетели с губ Сары. Едва мисс Джонс это произнесла, как стало понятно, что она допустила ошибку.

– Значит, предметы все еще здесь? – явно взбудораженный заявлением Сары, поинтересовался Марвин.

– Почему вы хотите это узнать?

– Ну, баронесса фон Шелль не была готова после смерти мужа расстаться даже с какими‑ то мелочами. Но для вас, мисс Джонс, эти предметы не имеют ни малейшего значения. Я бы даже сказал, что некоторые из них таят в себе определенную угрозу для вас.

– Потрудитесь объяснить!

Марвин смущенно вертел в руках букет. Затем, не глядя на мисс Джонс, ответил:

– Понимаете, мадам, не все предметы, которые приобрел за долгие годы барон фон Шелль, были добыты легальным путем.

– Барон знал об этом?

– Конечно нет. Но он был идеальным покупателем! Можно было с уверенностью сказать, что все предметы, предназначенные для его коллекции, нигде больше не появятся.

– И статуя Афродиты?

– Значит, и она еще здесь! – Марвина будто током ударило.

Сара не ответила.

– Дело обстоит так, – начал незнакомец, – у меня есть интерес к этому объекту. Подумайте сами, украденные произведения искусства, которые настолько известны, практически невозможно продать. Это просто сумасшествие. Даже если вы попытаетесь вернуть статую ее законному владельцу, у вас возникнут определенные проблемы. Никто не поверит в то, как она попала к вам.

– А кто сказал, что статуя вообще у меня? – Сара была уверена в себе и не хотела ввязываться в какие‑ то темные дела, но она недооценила коварство незнакомца.

Он протянул Саре букет и, когда Сара вопросительно взглянула на него, поднял с пола записку и показал ей.

– И то, и другое лежало под вашей дверью, мисс Джонс. Позволю себе заметить, у вас очень страстный поклонник.

Сара Джонс прочитала записку. Текст поразил ее до глубины Души. Но одновременно она была застигнута незнакомцем врасплох. Сара чувствовала, как краснеет.

– От хорошего друга! – стараясь казаться невозмутимой, сказала она и постучала карточкой по ладони.

– Я знаю, – понимающе ответил мистер Марвин. – Я наблюдаю за ним уже пару дней. – С самодовольной улыбкой он вынул из кармана латунную подзорную трубу. – Не слишком ли молод этот молодой человек для женщины вашего возраста, мисс Джонс? Насколько мне стало известно, речь ведь идет о вашем ученике.

– Что вы хотите этим сказать? – Беспокойство Сары росло.

– Конечно, вам стоит в будущем плотно зашторивать окна, когда отдаетесь своему ученику, даже если на улице стоит такая жара. С лиственницы напротив школы открывается прекрасный вид на все комнаты этого здания.

– Вон! Немедленно убирайтесь! – закричала Сара Джонс вне себя от гнева. – Вы – свинья, мистер Марвин! Вон отсюда!

Марвин не колеблясь выполнил требование. Казалось, он даже предвидел такой поворот. Но, уже уходя, он сделал еще одно замечание:

– Не поймите меня превратно, мисс Джонс, ваша частная жизнь меня не интересует, зачем вы спите со своим учеником, меня тоже не касается. Но общество наше придерживается довольно старомодных моральных устоев. С моей стороны вам нечего бояться, если вы, конечно, будете вести себя более признательно.

– Вон! – повторила Сара. Марвин еще не успел выйти, поэтому она схватила его за рукав и потащила к двери. – И никогда больше здесь не появляйтесь! – гневно прокричала она ему вслед. Потом она подошла к столу, где лежали цветы Говарда и записка, и заплакала, как маленький ребенок.

Глава 7

Вереду Картер явился в Дидлинггон‑ холл к лорду Амхерсту. Ночью едва ли было прохладнее, чем днем, и Картер боялся дневной жары, потому что у него был единственный костюм, а он хотел произвести на лорда хорошее впечатление. В семь часов утра Картер сел на велосипед, закрепив на багажнике папку со своими лучшими работами. Путь к Дидлингтон‑ холлу был не из легких: поместье располагалось в десяти милях от Сваффхема, вблизи деревушки Брэндон, и дорога шла по холмам – то вверх, то вниз. Пот с Картера лил градом. Когда он добрался до леса Тетфорд‑ форест близ Мандфорда, то снял пиджак и повесил мокрую от пота рубашку на руль. «Только такой сумасшедший, как я, – думал Говард, – может отважиться в неимоверную жару проехать десять миль по Норфолку». В густом лесу и без рубашки жара была несколько терпимее. Говард подбирал слова, которыми он сообщит лорду о своем приезде. Сейчас он пытался повторить их, но его мысли кружились лишь вокруг событий, которые произошли в последние дни. Деревья пролетали по обочинам дороги, как декорации, а перед глазами Говарда стоял образ Сары Джонс. Пока Говард крутил педали, он мечтал почувствовать под собой ее тело. Картера мучила мысль, что он не будет видеть ее несколько дней. Добравшись до Дидлингтон‑ холла, большого здания из кирпича, возвышавшегося на фоне великолепного ландшафта, Картер прислонил велосипед к ореху, чтобы смыть пот в небольшом пруду неподалеку от въезда в поместье. В темно‑ зеленом пруду плавали кувшинки, Говард пригоршнями плескал прохладную воду себе в лицо. Потом он оделся и подошел к входу. Едва Картер дернул за ручку дверного звонка, как дверь открыл дворецкий в ливрее и белых перчатках.

– Чего изволите, сэр? – с важным видом спросил слуга.

– Меня зовут Говард Картер, мне была назначена встреча с лордом Амхерстом. – Как только Говард это произнес, он узнал в дворецком того злосчастного кучера. – Вы меня помните, не так ли? – добавил он.

– Конечно, – невозмутимо ответил слуга, – пройдите через вход для посыльных и прислуги. – Дворецкий указал за дом большим пальцем.

Говард уничтожающе взглянул на него, потому что слуга обходился с ним, как с посыльным, а ведь Говард еще даже не повстречался с лордом. К тому же Амхерст называл Картера «молодой господин». Однако он все же выполнил это негостеприимное требование и, сунув под мышку папку, пошел к черному ходу.

Парадный вход был увит плющом, который поднимался до самых верхних этажей, а к черному вели четыре ступени вниз, в кухню. Тут стояли ящики и бутылки, башнями выстроились большие горшки. Толстая кухарка в платке взглянула на Говарда с нескрываемым недоверием. Она посчитала его новой прислугой и, уперев кулаки в широкие бедра, проворчала:

– Только не надейся на многое! Больше десяти шиллингов ты в Дидлингтон‑ холле не получишь. Только не для таких неженок, как ты! – Говоря это, она осматривала Говарда с головы до пят.

Картер приветливо кивнул, потому что не хотел в первый же день портить отношения со слугами, особенно с кухаркой. Кейт часто говорила ему, что в чужом доме можно портить отношения с кем угодно, только не с кухаркой.

– Его светлость ждет! – раздался за его спиной голос дворецкого, и Говард молча последовал за ним.

Прохлада внутри усадьбы расслабляла. Дидлингтон‑ холл не был защищен крепостными стенами и рвом с водой, поэтому не казался таким неприступным, как Оксбур‑ холл. Нет, Дидлингтон‑ холл за долгие годы своей истории перестраивался и достраивался множество раз. Внутри он был таким запутанным, что чужой человек легко мог бы заблудиться.

Что же касается обстановки дома, то поместье Амхерстов нельзя было сравнить ни с каким другим. Стены больших комнат были обшиты деревом лесного ореха и завешены ценными гобеленами и картинами. Мебель представляла всевозможные эпохи английской истории и указывала на солидность и традиции. Повсюду в кажущемся беспорядке были расставлены большие китайские вазы, статуэтки собак и диковинных животных из фарфора. Сквозь высокие окна холла, через который Говарду сначала запретили войти, пробивались яркие лучи летнего солнца, освещая восточные ковры с красным и синим орнаментом. Говард с трудом мог представить, что в гигантских креслах, которые стояли вокруг, когда‑ нибудь сидели гости.

Из большого холла дверь открывала путь в кабинет хозяина поместья. Дворецкий постучал и доложил о посетителе.

Несмотря на то что Картер был высокого роста, он чувствовал себя маленьким в этой громадной комнате. Она чем‑ то напоминала кабинет барона в Сваффхеме, только этот кабинет был намного больше. Произведения искусства и предметы с раскопок, в основном из Египта, громоздились от пола до потолка. В комнате стояла необычная духота, и Картер обратил внимание на странный запах.

Лорд Амхерст и какой‑ то неизвестный гость стояли у большого стола посреди комнаты, склонившись над кипой карт, рисунков и старых документов.

Лорд приветливо встретил Картера и поинтересовался:

– Вас последствия того несчастного случая уже не беспокоят?

– Пустяки! – отмахнулся Говард.

– А ваш велосипед?

– Я купил себе новый. На нем сюда и приехал, милорд.

– Тогда мы можем считать этот инцидент исчерпанным, – ответил Амхерст и обратился к незнакомцу, молодому человеку лет двадцати пяти: – Мистер Ньюберри, разрешите представить мистера Говарда Картера, о котором я вам уже рассказывал. Он очень талантливый художник. Охотно посмотрю его работы, если он поступит ко мне на службу. – И, повернувшись к Говарду, добавил: – Это Перси Эдвард Ньюберри, начинающий египтолог, отличный ботаник и историк садового искусства.

Ньюберри протянул Говарду руку и произнес:

– Лорд Амхерст уже рассказал мне, каким оригинальным способом вы познакомились. Нет худа без добра. Жизнь нам все время преподносит странные сюрпризы.

Картер дружелюбно кивнул и, положив свою папку на стол, повернулся к лорду.

– Если позволите, я покажу несколько пробных работ, которые привез с собой: заказные рисунки лошадей и домашних животных, но есть и пара акварельных пейзажей.

Лорд Амхерст и его гость с интересом перебирали работы, а Картер не сводил с лорда глаз, следя за его реакцией.

Лорд Амхерст, статный мужчина, которому было около шестидесяти лет, носил тонкие усики. Его острый взгляд и строгие черты лица не давали повода думать, что у него были мягкий характер и страсть к красивым предметам. Четыре тысячи гектаров вересковой пустоши и бесчисленные коровы, овцы и лошади позволяли ему и его жене Маргарет, которая родила пять дочерей, но ни одного сына, вести жизнь без каких‑ либо ограничений. Да, его светлость мог позволить себе необычные увлечения, которые определяли его жизнь и о которых еще пойдет речь. К тому же лорд Амхерст испытывал благоговейный, почти религиозный трепет перед королевой Викторией. Ее портрет с королевскими инсигниями, выше человеческого роста, висел на одной из стен кабинета.

После того как Амхерст и Ньюберри со всем вниманием рассмотрели работы Говарда и довольно переглянулись между собой, лорд предложил Картеру присесть и спросил:

– Мистер Картер, каким ремеслом вы сейчас занимаетесь? Если я правильно помню, вы говорили, что работаете художником‑ анималистом?

– Совершенно верно, милорд. Я недавно окончил школу и должен подумать, как встать на ноги. Обстоятельства и финансовые возможности моего отца не позволяют мне поступить в колледж. У меня хорошо получается, и приходит много заказов.

Амхерст оперся о стол, держа большие пальцы в карманах жилета.

– Я в это охотно верю, мой молодой друг, ваши рисунки действительно превосходны. Но вы и в самом деле не сомневаетесь, что количество заказов со временем может уменьшиться? Грядут неспокойные времена. Подстрекаемые близорукими сорви‑ головами, работники хлопковых фабрик отказываются работать. Они называют это «страйк». Какое время! Дойдет до того, что женщины станут выбирать себе мужей. Впрочем, ближе к делу. Я предлагаю вам за фиксированную плату работать у меня рисовальщиком. Для начала я предложу вам пятнадцать шиллингов в неделю, потом побольше. Это с жильем и питанием.

«Пятнадцать шиллингов в неделю? Это три фунта в месяц верного заработка! Неплохое предложение! » – подумал Картер. В конце концов, он только что закончил школу. Но вдруг пришедшая на ум мысль пронзила его, будто молния: это значит, что ему нужно будет уехать из Сваффхема! Сваффхем, конечно, не тот город, который мог бы удерживать всю жизнь такого молодого человека, как он, но там была Сара Джонс. А жить в десяти милях от нее казалось для Говарда невыносимым.

– Нет, – ответил Картер после небольшой паузы. – Ваше предложение очень щедрое, милорд. Не сочтите это за неблагодарность, если я его не приму. Я бы хотел остаться в Сваффхеме, у своих теток, – добавил он.

Амхерст и Ньюберри озадаченно переглянулись. Они не ожидали отказа от Картера. Для лорда это стало сюрпризом. Говарду даже показалось, что от гнева у него поперек лба появилась небольшая морщина.

– Я думаю, это не последнее ваше слово, – сказал лорд, который не привык к отказам. – Ну хорошо, мой юный друг, я повышаю вам расценки до двадцати шиллингов в неделю. Это мое последнее слово, самое последнее!

«Четыре фунта в месяц? » – У Картера голова пошла кругом. Почти столько же получал его отец, работая иллюстратором в illustrated London News», но ведь он был настоящим художником. Однако мысль о мисс Джонс, которая будет в десяти милях о него, настолько завладела Говардом, что он лишь беспомощно покачал головой. И Картер произнес, чтобы не очень разочаровать лорда Амхерста:

– Милорд, я мог бы выполнять ваши заказы и в Сваффхеме. Если я вас правильно понимаю, речь идет о копировании произведений искусства и надписей.

Тут лорд Амхерст рассмеялся, но смех его показался каким‑ то искусственным и поддельным, даже сострадательным.

– Как вы себе это представляете, мой юный друг? Вы хотите возить в Сваффхем и обратно бесценные произведения искусства? Вы даже не догадываетесь об их стоимости. Вот этому папирусу, – он постучал кулаком по столу, – более трех тысяч лет, и я заплатил за него тысячу фунтов. Тысячу фунтов! Я повторяю: вы должны еще раз обдумать мое предложение и все взвесить. На это я даю вам неделю.

Лорд Амхерст протянул Говарду папку с рисунками, а мистер Ньюберри пожал руку. Внезапно, будто его позвали, появился Альберт, чтобы проводить Картера тем же путем, каким он сюда пришел. Говарду показалось, что дворецкий подслушивал, потому что его и без того угрюмое лицо стало еще мрачнее. Говард понял: если он все же будет работать на лорда, у него точно появится здесь один враг.

Снаружи царил палящий полуденный зной, и Говард, сняв свою липкую от пота верхнюю одежду, сложил ее на багажник велосипеда. У первого же ручья он остановился, чтобы выпить пригоршню воды. Вдруг он заметил какую‑ то тень. Говард обернулся и узнал дочь лорда Амхерста, которая ехала вместе с отцом в экипаже в тот день, когда с ним произошел несчастный случай. На ней был свободный матросский костюм, брюки до икр, а на груди – широкая красно‑ голубая лента. Девочка стояла босиком.

– Эй, ты тот самый парень, на которого наехал наш кучер! А я – Алисия!

Говард протянул ей руку. Для него эта встреча была такой неожиданной, что он растерялся и ничего не ответил. Картер молча пожал руку и запоздало кивнул ей.

– Ну что? – спросила девочка. – Мой отец предложил тебе работу?

– Да, – тихо произнес Говард.

– И ты согласился?

– Нет.

Тут Алисия нагнулась и брызнула водой из ручья Картеру в лицо.

– Тебе не хочется разговаривать? – весело рассмеялась она, довольным видом наблюдая, как Говард вытирает капли с лица.

– Простите, мисс Алисия, я немного обескуражен после беседы с вашим отцом.

– Мисс Алисия, – передразнила она Говарда. – Я хочу, чтобы ты называл меня просто по имени. Как тебя зовут?

– Говард.

– Славно, Говард. И что же, мой отец предложил тебе слишком мало? Он, конечно, скряга, скажу я тебе. В этом и кроется основа его богатства. Ты должен подождать, пока он не удвоит твое жалованье.

Изящная симпатичная девочка вела себя чересчур нескромно и назойливо для своего возраста. Когда Говард взглянул на нее со стороны, она показалась ему скорее своенравной, чем красивой. Будучи намного ниже Говарда, Алисия имела отличную осанку, а ее рыжевато‑ белокурые густые волосы волнами ниспадали и поблескивали на солнце.

– Это не из‑ за денег, – наконец сказал он и добавил: – Я бы не прочь здесь обосноваться.

Алисия набрала пригоршню воды и умылась, наслаждаясь влажной прохладой, которая струилась по ее лицу, шее и сбегала по одежде.

– Что такого привлекательного в этом Сваффхеме? – удивленно раскрыв глаза, спросила Алисия. – Я считаю, что если бы ты был, скажем, из Лондона или Кембриджа, то тебя можно было бы еще понять. Или у тебя там есть подружка? Да? Я угадала!

– Нет‑ нет! – поспешил ответить Картер. – Это не так. – И, как часто бывало в такие моменты, он вдруг почувствовал, что ему не хватает подходящих слов. – Там ведь родина. Ты бы смогла, например, вдруг… завтра уехать из Дидлингтон‑ холла?

Алисия, смеясь, сложила ладони и закатила глаза.

– Лучше уж сегодня, чем завтра. Меня омрачают мысли о том, придется всю жизнь провести в этих стенах. Я ненавижу эти большие семьи в английских поместьях, где тебе действуют на нервы дети, родители, деды, бабки, а иногда и прадеды и прабабки, и все ссорятся друг с другом из‑ за наследства. У людей должно быть все, как у птиц. Они выбрасывают своих птенцов из гнезда, лишь те научатся летать.

Картер внимательно слушал Алисию.

– Но почему тогда ты все еще здесь?

– Хороший вопрос, но ответ так же прост: потому что меня не отпускает отец. Он человек старомодных взглядов. Он считает, что девушка не должна покидать свой дом до двадцати одного года, а если она покидает дом, то ее передают прямо в руки супруга. В любом случае он отказался выплатить мне мою часть наследства, пока мне не исполнится двадцать один год. Конечно, мне много и не причитается. Я самая младшая из пяти сестер.

– Ты хочешь, чтобы я тебя пожалел?

– Вот уж нет! Я просто хочу объяснить, как по‑ разному зависят люди от своей родины. Несмотря на это, тебе стоит еще раз подумать над предложением моего отца. Кем ты хочешь стать?

– Художником‑ анималистом, – самоуверенно ответил Говард.

– Я думала, ты еще ходишь в школу!

– Конечно, ходил до вчерашнего дня. С сегодняшнего дня я – художник‑ анималист по профессии. – Он полез в карман брюк и, вытащив оттуда собственноручно нарисованные визитки, протянул их Алисии. На них было старательно выведено: «Говард Картер, художник‑ анималист, Сваффхем».

Визитная карточка впечатлила Алисию, и она спросила:

– И этим ремеслом можно заработать на жизнь? Говард хитро улыбнулся и по‑ светски ответил:

– О господи, если немного ограничить расходы…

– Все равно мне понравилось бы, если бы ты приехал в Дидлингтон‑ холл. Знаешь, я иногда чувствую себя здесь как в доме престарелых. Вокруг одни старики.

– А Ньюберри, – усмехнулся Говард, – он ведь совсем не старый!

– Да, нестарый, но я его не переношу.

– И по какой же причине?

– Ему двадцать пять, он на семь лет старше меня, но когда он начинает говорить, то можно подумать, что перед тобой Мафусаил. У Ньюберри в голове сплошные иероглифы, как и у моего отца. Только тому на сорок лет больше.

– Тебе не нравится, что твой отец занимается египтологией?

– Ну что ты, папа может делать все, что пожелает, но до тех пор, пока не будут ущемлены интересы семьи.

Говард приложил к глазам руку козырьком и взглянул в сторону старых стен Дидлингтон‑ холла.

– Ты чувствуешь, что тебе не уделяют внимания, я прав?

Алисия пожала плечами.

– Не только я, прежде всего мама. Мои родители женаты уже тридцать пять лет. Ты можешь себе такое представить, Говард? Мне кажется, что папа со всем этим коллекционированием пытается убежать в другой мир. Дидлингтон‑ холл просто нафарширован всяким старым хламом из самых дальних уголков планеты. Я не вижу никакого смысла жить под одной крышей с высохшей мумией египетского царя.

– Что это значит? Может, ты расскажешь поподробнее?

Алисия улыбнулась, но в этой улыбке сквозила горечь.

– Раньше в Дидлингтон‑ холле был большой винный погреб. Оттуда все вынесли, когда привезли эту мумию, поскольку там якобы подходящий для нее климат. В этом погребе она и находится. И пролежит, наверное, еще три тысячи лет. Я тебе могу ее показать, если хочешь.

Говард недоверчиво посмотрел на Алисию, будто она рассказывала какие‑ то небылицы.

– Ты мне не веришь? Пойдем! – Алисия схватила Говарда за Руку и потащила к боковому входу, который был заперт. В таком поместье, как Дидлингтон‑ холл, был лишь один главный вход, Но, кроме него, имелось множество черных и боковых входов, которые загадочным образом превращали весь комплекс зданий в лабиринт.

– Подожди здесь! – скомандовала Алисия и исчезла. Вскоре после этого она отперла дверь изнутри.

Оба молча двинулись по длинному коридору; по правую руку было много дверей, которые выглядели совершенно одинаково, и Картер спрашивал себя, по каким признакам жители этого дома выбирают верную дверь, чтобы ничего не перепутать. Как все просто было в доме у Фанни и Кейт, где он мог в кромешной тьме без лампы найти дверь в свою комнату!

⇐ Предыдущая 4 5 6 7 8910 11 12 13 Следующая ⇒