|
|||
Книга вторая 5 страницаМистер Марвин не был красноречив. На приветливые вопросы Оуэна он отвечал коротко: «да» или «нет». И даже на вопрос, откуда он приехал, Марвин ограничился одним словом – «Норвич». Оуэн, оставив гостя в покое, молча тащил свою тачку и украдкой посматривал на мистера Марвина, который шел рядом по тротуару. Ему было около сорока, а может, и больше – очки с толстыми стеклами без оправы и курчавые бакенбарды не добавляли ему моложавости. По его шаркающей, медленной походке можно было предположить, что на его плечах лежала непосильная ноша тяжелой судьбы. Добравшись до гостиницы, Марвин смерил дом критическим взглядом, прижав при этом очки указательным пальцем к основанию переносицы, вероятно, для того, чтобы лучше видеть. И пока Оуэн снимал багаж с тачки, мистер Марвин вдруг заговорил: – Действительно прелестное место, этот Сваффхем. Я задержусь здесь на пару дней. – Вам наверняка у нас понравится, сэр! – поспешил заверить его Оуэн. – В это время года погода отличная. Мистер Хейзлфорд приветствовал необычного гостя в доме, и, пока Марвин заносил свою фамилию в книгу для записи приезжих, хозяин внимательно осматривал его с головы до пят, а затем больше из смущения, чем из интереса, спросил незнакомца: – Вы к нам на отдых или по делам, сэр? Казалось, что вопрос Марвину не понравился, он неохотно покачал головой, будто хотел сказать: «Это не касается вас, мистер Хейзлфорд». Но вместо этого он вдруг ответил: – Я останусь у вас на неделю и заплачу вперед. Постояльцев, которые вносили плату заранее, мистер Хейзлфорд очень любил. Тот, кто оплачивает свой счет заблаговременно, не вызывает критических суждений в свой адрес. – В любом случае я желаю вам приятного пребывания в нашей гостинице! – услужливо произнес хозяин и протянул незнакомцу ключ от номера. – Оуэн занесет багаж в вашу комнату. Мистер Марвин молча поднялся наверх. – Вот! – насмешливо произнес Оуэн после того, как отнес оба чемодана, и протянул отцу на ладони монетку: – Один пенс. Я с этого не разбогатею. Хейзлфорд усмехнулся: – Действительно странный тип. Чего ему здесь надо? По его виду я бы не сказал, что он хочет провести у нас отпуск. Оуэн подошел ближе к отцу и, хотя в зале не было ни души, шепнул ему на ухо: – Мистер Марвин по дороге сюда справлялся о школе для девочек, где живет мисс Джонс. – Ах, вот оно что, – ответил Хейзлфорд и взялся за работу.
Учебный год подходил к концу. И хотя мальчиков в возрасте Картера это приводило в эйфорию, Говард был в панике. И не потому, что он боялся получить плохой аттестат, нет, Говард не мог смириться с мыслью, что больше не будет видеть мисс Джонс целый день. Он тайком во время урока внимательно изучал ее лицо, строго зачесанные темные волосы, слегка выгнутую шею и уши, которые краснели от малейшего волнения, как осенние листья. Говард держал в памяти все ее жесты и узнал бы Сару Джонс по походке, даже если бы она шла по противоположной стороне улицы в самую непроглядную ночь. Несмотря на то что работа анималиста не оставляла Говарду свободной минуты, юноша каждый вечер приходил в тайный кабинет почившего барона, потому что здесь он чувствовал близость Сары. Уже в первый день, когда он начал классифицировать и архивировать собрание документов, рисунков, фотографий и находок барона, Говард сделал неожиданное открытие. Решив убрать в сторону старую газету, он случайно бросил взгляд на заголовок. – Бог мой! – растерянно прошептал он. И бросился сломя голову по лестнице в комнату дирекции. – Мисс Джонс! Мисс Джонс! – в крайнем волнении закричал он и вбежал в кабинет, даже не постучав. Он обнаружил Сару не возле письменного стола, а на кожаном диване. Говард еще ни разу не видел, чтобы она там сидела. – Картер! – строго вскрикнула Сара Джонс, как она делала только во время уроков. Она вскочила, сердито глядя на Говарда и впопыхах поправляя платье. Для Говарда ситуация стала еще болезненнее, когда он увидел возле мисс Джонс Чарльза Чемберса. Говард запнулся и с такой тоской взглянул на мисс Джонс, будто у него на глазах мир разлетелся на куски. – Простите, мисс Джонс! – жалобно произнес он. – Вот только… Я тут сделал одно открытие… – Открытие? – заинтересованно спросил Чемберс. – Это касается только нас двоих, не так ли, Говард? – перебила его мисс Джонс. Картер беспомощно кивнул. – Мистер Чемберс все равно сейчас собирался уходить, – продолжила Сара. – Спасибо за ваш визит, мистер Чемберс! Чемберс поднялся и вежливо откланялся. Говард был взбешен. Его разозлила вся эта неприятная сцена, которая перед ним развернулась. Они делали вид, будто он был слишком юн и глуп, чтобы заметить, что происходит. Возможно, она ни разу не надевала корсет под платье, возможно, она вообще была неприличной женщиной, возможно, он просто разочаровался в ней. Юноша готов был расплакаться. – Говард! – Голос Сары вывел его из оцепенения. Чемберс уже давно ушел. – Что ты мне хотел сообщить такое важное? Говори уж! Он был слишком горд, чтобы выставлять напоказ свои страдания и печаль, которая вдруг охватила его. Поэтому он сделал вид, будто не заметил проклятого Чемберса. Для Говарда этот коротышка‑ музыкантишка был просто пустым местом. Зайдя в библиотеку, Картер запер за собой дверь и сделал знак мисс Джонс, чтобы она шла вперед. В кабинете барона на письменном столе все еще лежала раскрытая газета. – Мне кажется, у вас появилась проблема, мисс Джонс, – произнес Картер. – Вот, читайте! – Он ткнул пальцем в статью на первой странице. Сара Джонс начала читать вполголоса, вначале запинаясь, потом все быстрее и быстрее: – Кража в Дидлингтон‑ холле. Неизвестный грабитель в ночь на понедельник проник в дом лорда Амхерста и похитил ценные греческие и египетские произведения искусства из его коллекции. С крыши поместья грабители спустились по веревке к окну верхнего этажа и проникли внутрь дома. Среди похищенных произведений искусства были египетские находки старше трех тысяч лет и греческая статуя высотой девяносто сантиметров пятого века до Рождества Христова, известная как Афродита Самосская. Вес статуи примерно сорок пять килограммов. В 1816 году она была приобретена для музея дипломатом и коллекционером лордом Томасом Элджином. Примерная цена произведения искусства – около тысячи гиней. Как неизвестные грабители попали на крышу Дидлингтон‑ холла, до сих пор остается неясным. Также неизвестно, как грабителям удалось совершить преступление, не попавшись на глаза слугам. Сара Джонс бросила взгляд на белоснежную статую, потом вопросительно посмотрела на Картера. – Теперь у меня действительно проблема, – наконец произнесла она и опустилась на стул у письменного стола. Она нервно барабанила пальцами по подлокотникам, запрокинув голову и уставившись в потолок, словно там было написано решение проблемы. Говард стоял у окна и жадно рассматривал ее необычную позу. Как она могла так забыться и сойтись с этим беспутным музыкантишкой! Ему нужно лишь взять пару аккордов, чтобы овладеть женским сердцем. Видя, что Сара находится в полной растерянности, он сказал: – Я думаю, вам нужно идти в полицию, мисс Джонс! – Ты с ума сошел, Говард! – воскликнула Сара и покачала головой. – И что я скажу в полиции? – Правду! Вы должны рассказать все, что случилось! – И ты думаешь, что кто‑ то поверит в эту историю? Что баронесса фон Шелль устроила в потайном кабинете, о котором никто не знал, настоящий культ своего умершего мужа? И все это длилось пятнадцать лет? Нет, Говард, ни один человек не поверит в эту историю! – Но это же правда! – Да, правда! Но она порой бывает столь невероятна, что нужно очень много вранья, чтобы в нее хоть кто‑ то поверил. – Может быть. Тогда нам нужно придумать другую историю: как и почему мы нашли эту статую только сейчас. – В любом случае это выльется в скандал, что для школы, как ты понимаешь, совсем некстати. Скандал – последнее, чего можно желать в сложившейся ситуации. Аргументы Сары были очевидными: частную школу, в которой пятнадцать лет хранились краденые произведения искусства, разыскиваемые по всему Соединенному Королевству, признают вне закона, учебное заведение станет предметом насмешек. – И что же вы думаете делать, мисс Джонс? – Ничего, Говард. По крайней мере, пока мне в голову не придет подходящее решение. Говард понимающе кивнул и сказал: – Едва ли можно предположить, что барон был грабителем Странным он был человеком! – Это несомненно. Не только у него, но и у баронессы тоже были странности. – Интересно, знала ли она об ограблении? Мисс Джонс пожала плечами. – Признаться, мне трудно представить, что она не интересовалась происхождением этой статуи. Впрочем, нельзя доказать, что барон фон Шелль причастен к ограблению. Возможно, ему предложили купить статую, а он и не знал, откуда она. Говард подошел к полке напротив окна и вытащил стопку листов. – Я тут кое‑ что обнаружил, и это подтверждает ваши предположения. Счет из аукционного дома «Филипс» в Лондоне на чучело крокодила, счета с аукциона «Самсон‑ Антик» в Кенсингтоне на египетский известняковый рельеф… А вот еще на греческий кратер [6] в двадцать пять сантиметров высотой и стоимостью в пятьдесят гиней и двенадцать шиллингов. Мисс Джонс указала на красноватый глиняный сосуд с черными фигурками, стоящий на полке. Потом она долго смотрела на Говарда. – Мне кажется, этот человек не был таким уж любителем приключений, как он об этом рассказывал. Думаю, барон фон Шелль жил в мире иллюзий, и все его приключения – это сюжеты книг из его библиотеки. Наверное, все его дальние путешествия проходили по сюжету, от первой страницы до последней. Есть люди, которые всю жизнь обманывают сами себя. – Почему он так поступал? – На это мог бы ответить только сам барон, но он уж пятнадцать лет как умер. Или баронесса. Но… – Да, я понимаю. Значит, скорее всего, это так и останется тайной. – Возможно, нам удалось бы составить портрет этого человека по грудам вещей, которые окружали его. Но на это требуется уйма времени, а результат явно не оправдывает ожиданий. – Я охотно поддержу вас в этой работе, мисс Джонс. – Дело не требует спешки. – Эти слова заворожили Говарда, который понимал, что тогда он сможет наведываться в школу еще несколько месяцев.
Около семи вечера Картер, закончив свою работу, хотел вернуть ключ от кабинета барона в комнату дирекции, но задержался у двери и постучал, а затем долго стоял в ожидании: у него не было никакого желания еще раз застать мисс Джонс в компрометирующей ее ситуации. Вернее, даже не из‑ за мисс Джонс, которая в его глазах нарушила все нормы приличия, а больше из‑ за себя самого. Он не хотел вновь пережить такое фиаско, такое крушение надежд. Сара Джонс очень разочаровала его, и в душе он уже отказался от нее. По крайней мере, Говард пытался смириться с этой мыслью. Мисс Джонс поблагодарила его и пожала руку, чего она еще никогда не делала. Потом она протянула ему две однофунтовые банкноты и объяснила, что это задаток для успешной архивной работы. В первое мгновение Говард хотел отказаться от денег. Он чувствовал себя уязвленным: Сара оплачивала его услуги, как услуги посыльного. Но, с одной стороны, он должен был сам о себе заботиться, а два фунта – неплохие деньги. С другой стороны, он хотел взять деньги и тем самым показать, что отныне их отношения перешли на сугубо коммерческую основу. Несмотря на поздний час, солнце еще стояло над горизонтом. И Картер с равнодушным видом ловеласа‑ неудачника отправился домой. Он испытывал смешанные чувства. Мисс Джонс была лучше всех девушек с грязных почтовых открыток, которые можно было купить за шиллинг в табачной лавке. Раньше у него и мысли не возникало, что когда‑ нибудь он сможет изменить свое мнение о мисс Джонс. Но теперь все виделось иначе. Погруженный в размышления, Говард Картер не заметил мужчину, который издали наблюдал, как он выходит из школы и направляется в сторону рыночной площади.
За два дня до окончания учебного года Чарльз Чемберс незаметно вошел в школу для девочек. Он выбирал подходящий момент, чтобы его никто не видел, потому что по одному только внешнему виду можно было догадаться о его намерениях. Чемберс удачно выбрал время: после обеда никого не было на улице. Несмотря на жару первого в этом году по‑ настоящему летнего дня, на Чарльзе Чемберсе были, как обычно, кюлоты и бархатный сюртук. Но в этот день на нем была еще и белоснежная рубашка с рюшами на отворотах, белые чулки, так что казалось, будто он сошел с картины Гейнсборо [7]. В левой руке он нес букет, обернутый газетной бумагой. Правой рукой маленький седоватый человек держался за перила, потому что подъем по лестнице доводил его до одышки. Следуя своему плану, он поднялся в комнату дирекции, вежливо постучал в дверь и дождался приглашения войти. Вначале он лишь приоткрыл дверь и просунул в щель букет цветов. Мисс Джонс должна была догадаться, что это именно он скрывается за дверью, но, не дождавшись ответной реакции, Чемберс вошел. Чарльз Чемберс по натуре был чувствительным человеком. Его лицо в одно мгновение заливалось краской. Но когда он без предупреждения вошел в комнату, оно стало просто пунцовым, потому что возле Сары Джонс сидели миссис Кемпбелл и мисс Сьюзан Мелье, школьные учительницы, которые вопросительно уставились на него. – Простите за вторжение, дорогие дамы. Я не знал… – беспомощно залепетал он и попятился к выходу. Но мисс Джонс разрешила эту неловкую ситуацию словами: – Ах, мистер Чемберс, вы же не думаете, что женщина отвергнет кавалера с букетом. Вопрос только в том, кому из нас вы хотели подарить эти цветы. Сьюзан Мелье и миссис Кемпбелл улыбнулись и запоздало потупились, а мисс Джонс продолжила: – Подходите смелее, Чарльз, мы все равно уже заканчивали наш разговор. Учительницы попрощались с Сарой. И когда Чарльз и Сара остались наедине, он сказал: – Мне искренне жаль, что я пришел так некстати. Мне нужно было предупредить о своем визите. – Ну что вы! – рассмеялась мисс Джонс. – Выпьете со мной чаю? – Весьма охотно, – ответил Чарльз, проведя рукой по вьющимся волосам. Он всегда так делал, когда был крайне взволнован. – Мне показалось, что сейчас не совсем подходящий момент, но сегодня ночью мне приснилась моя почившая матушка, которая сказала: «Сделай это, мой мальчик. Ты должен непременно сделать это сегодня». – Сделать сегодня? – удивилась Сара Джонс и недоуменно взглянула на гостя. Тут Чемберс начал лихорадочно распаковывать букет. И когда наконец ему это удалось, он подошел к Саре, преклонил колено, как священник перед алтарем, и протянул возлюбленной цветы – розовые гладиолусы. Затем он театрально закрыл глаза и, сглотнув, произнес: – Мисс Джонс, уважаемая Сара! С первой нашей встречи ваш облик очаровал меня. Я смущаюсь, когда вижу вас, и волнуюсь, когда не вижу вас. Я не богат, но у меня есть некоторые добродетели и сердце, полное музыки. И если мы объединимся, получится хороший союз. Может быть, ваше учебное заведение превратится в музыкальную школу, где знатные девушки будут учиться пению, игре на пианино и лютне. Разве это было бы не чудесно? В любом случае я хотел бы сегодня официально… – Не делайте этого, Чарльз, пожалуйста! – перебила его Сара. – Я знаю, что вы хотите сказать. Пожалуйста, не делайте этого! Вы получите лишь отказ. Я не хочу причинять вам боль. Сара Джонс взяла букет из рук Чемберса. Она вела себя так, будто не слышала его слов. – Спасибо, какие красивые цветы… Не знаю, заслужила ли я их. – Потом она протянула руку и помогла Чарльзу подняться с колен. – Ну, не стойте как в воду опущенный! – воскликнула Сара через минуту, увидев, что Чемберс по‑ прежнему неподвижно стоит перед ней с опущенной головой. – Ничего же не случилось, что может быть поводом для такого траура. Вы ведь не попросили моей руки, а я вам не отказала. Разве не так? Чемберс, расстроенный, кивнул. – Я вам не нравлюсь, мисс Джонс, – сказал он, потупив взгляд. – Чарльз! – Голос Сары звучал строга – Пожалуйста» не делайте из этого проблему. Вы мне очень симпатичны, Чарльз, Но между симпатией и любовью есть разница. Вы уверены, что любите меня, а не просто симпатизируете? Мне думается, что больше всего на свете вы любите музыку. Это нормально, но идеальным условием для женитьбы быть не может. Все браки с музыкантами заканчиваются катастрофой. Если человеку нечего любить, нужно любить то, что есть. Вы на меня сердитесь, Чарльз? Чемберс не ответил и лишь молча покачал головой. Тогда Сара подошла к нему, посмотрела в его блестящие глаза и обняла. Подглядывать в замочную скважину было не в стиле Говарда. Он ни разу этого не делал, даже когда был ребенком. В любом случае он не помнил за собой такого. Но вчерашние переживания настолько задели его, что теперь, когда Картер снова пришел, чтобы взять ключ от кабинета барона, он сначала прильнул к замочной скважине, ибо не желал попасть впросак. Он не поверил своим глазам. Как он и предполагал, там был этот музыкантишка, да еще и в объятиях мисс Джонс. Хотя Говард уже мысленно отрекся от этой беспутной женщины, сцена его разозлила. Он был взбешен, потому что в тот момент завидовал Чемберсу. Он забарабанил в дверь кулаком и закричал: – Мисс Джонс, я не хочу вам мешать, но мне нужен ключ, чтобы я мог продолжить свою работу! Сразу после этого дверь распахнулась и Сара Джонс протянула Говарду ключ. Картер молча взял его и ушел. Как обычно, он заперся в библиотеке. Он уже привык к рутинной работе и, отодвинув книжные полки, вошел в кабинет барона. Из‑ за жаркой погоды в этот день Говард не горел желанием копаться в книгах и делать записи. Он окинул взглядом комнату, присел на громадный стул у письменного стола и принялся осматривать груды вещей, которые барон фон Шелль накопил за долгие годы жизни. Большинство таких произведений искусства, как африканские маски или черепки времен римской империи, нравились Говарду меньше, чем египетские сосуды и статуэтки. Но снова и снова его взгляд останавливался на белоснежной мраморной статуе Афродиты. Он восхищался идеальными пропорциями греческой богини. В конце концов он взял лист бумаги, карандаш и начал рисовать мраморную статую. К его удивлению, картина получилась очень живой, будто перед ним сидела настоящая натурщица, фантазия внесла свою лепту, и вскоре у Говарда получилась его идеальная картина. Об этой женщине он грезил бесчисленное количество раз, но не о той, которую изображала скульптура. О другой, волнующей чувственной наготой, полными грудями и лицом мисс Джонс. Ах, как часто Картер изучал ее лицо! Ему знакома была каждая мелочь, каждый волосок ее прически, ее густые, выгнутые дугой брови, длинные ресницы и загадочные темные глаза с едва различимыми зрачками. Слева над верхней губой была крошечная ро'динка, которая слегка шевелилась при разговоре. Но самых больших умений художника требовали губы Сары: посередине они были полными и чувственными, как вишня, и сужались к уголкам рта. Говард испугался, когда в дверь библиотеки трижды постучали, – это был знакомый сигнал. – Ну как, справляешься с работой? – спросила мисс Джонс, наблюдая за Картером, вновь запирающим дверь библиотеки. – Идет помаленьку, спасибо, что спросили, – угрюмо ответил Говард. В глубине души он уже решил, что бросит архивную работу. Он хотел лишь выбрать удачный момент, чтобы сообщить об этом Саре. Пусть этим занимается Чемберс или еще кто‑ нибудь! Сара Джонс была в хорошем настроении, что вызывало у Говарда еще большее неприятие. Сара заметила рисунок, который Картер оставил на письменном столе, и, прежде чем Говард успел убрать листок, взяла его. Говард почувствовал, как кровь ударила ему в голову, он отчаянно подыскивал объяснение или отговорку, но Сара не оставила для этого времени. Она узнала себя и взглянула на Говарда. Лицо ее словно окаменело. Потом она подошла к юноше и отпустила пощечину. Ни резкая кратковременная боль, ни унижение, почти парализовавшее Говарда, не шли ни в какое сравнение со стыдом, который он сейчас испытывал. Он был готов зареветь от своей беспомощности, и не было причин скрывать эти слезы. Говард таращил глаза на мисс Джонс и не подозревал, что и Сара в этот момент едва сдерживала слезы. Но те слезы были совсем иными. Сара злилась на себя за свой импульсивный, несдержанный поступок: разве стоило наказывать Говарда за то, что он изобразил ее обнаженной? Этот рисунок льстил ей, ведь Картер изобразил ее в виде греческой богини. Это был комплимент. Для юноши на голову выше ее оплеуха была совсем неуместной. – Говард, посмотри на меня! – произнесла Сара. После долгих колебаний Картер отважился сделать это. Она видела, что он едва сдерживает слезы. Тогда Сара обняла его и прижалась к его щеке. – Я не хотела этого, Говард, прости меня! – прошептала она. Картер все еще не мог прийти в себя. Его руки безвольно болтались, не касаясь мисс Джонс. Сара подумала, что таким поведением он демонстрирует безразличие к ее нежному жесту. Поэтому она взяла его за запястье и положила его руку себе на талию, а ее губы приблизились к его губам. Когда она коснулась его слегка раскрытыми губами, Говард почувствовал то, чего в его жизни еще не было. Он никогда такого не испытывал. Словно разряд электрического тока ударил в его губы и растекся по всему телу. Он ощущал странный жар, который шел от губ по всему телу, жар, от которого Говард зашатался и едва не потерял сознание. Секунду назад, проклиная Сару, он твердо решил, что она должна исчезнуть из его жизни. А теперь он жаждал, чтобы это мгновение длилось вечно. Была ли это любовь? Говард не знал ответа на этот вопрос, ведь он еще никогда не любил женщину – ни мать, ни Кейт и Фанни. То, что он чувствовал сейчас, удивило его: страстное желание тела, его мужская сила росли, и Говард не стеснялся показывать этого, когда прижимался к Саре. Она в свою очередь отвечала на его возбуждение. Говард думал, что любовь можно определить по мечтаниям и нежности, как он тайно читал в романах сэра Френсиса Тролоппа и Чарльза Левера, но сейчас он чувствовал необузданную страсть и дикое восхищение. Еще час назад в его фантазиях образ Сары послужил толчком для создания рисунка. Теперь же она не противилась, когда Говард касался ее груди. Он расстегнул пуговицы на ее блузке и зарылся лицом в складку корсета между двумя белыми холмиками. Сара тихо застонала, будто ей было больно, но на самом деле это был стон удовольствия. В глубине души она слышала голос: «Ты с ума сошла, Сара, так не должно быть, что ты делаешь? » Но Сара отказывалась думать и отвечать на вопросы, которые ей задавала совесть. Она хотела почувствовать этого юношу, несмотря на то что в этот знойный день могла лишиться всякой благопристойности. Сара часто думала, что так и останется до конца своих дней старой девой, ведь ей уже было двадцать восемь, а она еще не спала ни с одним мужчиной. Для женщины с прекрасным телосложением и современным образом жизни это не считалось позорным и не было целью, к которой стоило стремиться. Просто до сих пор не было подходящей возможности. К тому же, когда Сара вспоминала о Сэме, торговце провиантом из Ипсвича, или о Чарльзе Чемберсе, то даже радовалась этому. Любовные романы, которые она заводила, подчиняясь разуму, а не страсти, заканчивались катастрофой. Пока Сару мучили вздорные мысли, она попятилась к столу барона и потащила за собой Говарда. Тот до сих пор не понимал, что с ним происходит. Уже взрослый, юноша позволял делать с собой все, что угодно. Изумленный и страстный одновременно, Говард, казалось, пребывал в сказке. Поначалу он вел себя сдержанно, как и все, с кем это происходило впервые, но его поведение быстро изменилось. Он понимал, что и Сара хочет того же, он улавливал ее нежность и желание, которое уже давно взяло верх над разумом. И Говард чувствовал себя так, как еще никогда в жизни. Когда‑ то Картер считал, что парить в воздухе птицей, выписывая круги под облаками, – величайшее счастье в жизни. Теперь Говард знал: любовь затмевает все фантазии. Если вначале он вообще не отвечал на прикосновения Сары или делал это лишь боязливо, то вскоре его беспомощность и сдержанность Исчезли. Дыхание Говарда участилось, рубашка прилипла к телу. Сара легла спиной на письменный стол барона, а Говард стоял над ней на коленях, широко раздвинув ноги. Оба вели себя торопливо и нервно, прошла, казалось, целая вечность, пока Саре удалось расстегнуть пояс и пуговицы на штанах Говарда. Но он не отважился ей в этом помочь. Он совершенно растерялся, когда правая рука Сары скользнула между ног и нежно обхватила его. Говард вскрикнул: – Мисс Джонс! – Да! – самоуверенно ответила Сара, лаская его пальцами, так что Говард застонал от удовольствия. – Мисс Джонс! – беспомощно повторил он и сорвал с себя рубашку. Картер закрыл глаза и, открыв их снова, на секунду бросил взгляд в окно, желая убедиться, что он еще в Сваффхеме, а не в раю. Сара наслаждалась властью над этим юношей, но одновременно росло и ее желание. Она лихорадочно расстегивала юбки, подняла их до грудей и прошептала тоном маленькой девочки: – Возьми меня, пожалуйста! Этих трех слов хватило, чтобы Говард пришел в замешательство. Он замер и беспомощно посмотрел на Сару Джонс. Картер испугался, он ведь не знал, как ему себя вести. Страх встал холодным комом в горле. Он не мог вымолвить и слова. Сара заметила его смущение. Она понимала, что зашла слишком далеко, но, распахнув объятия, с улыбкой произнесла: – Иди сюда, мой большой мальчик! Потом Сара обняла Говарда и запустила пальцы в его темные волосы. Она покрывала поцелуями его лицо, пока обоим перестало хватать воздуха. Осторожно, как всадник, который впервые оказался в седле, Говард слез с письменного стола. – Мисс Джонс! – запинаясь, вымолвил он, когда снова стоял обеими ногами на полу. Сара все еще лежала перед ним полуобнаженной и не думала одеваться. Сара не сомневалась, что ему нравится ее нагота. – Пожалуйста, не называй меня «мисс Джонс»! – резко ответила она. Но он будто не слышал ее слов и снова повторил: – Мисс Джонс! Я люблю вас. Сара приподнялась. Опершись на локти, она серьезно взглянула на Картера, словно хотела проверить правдивость его слов. Но потом посмотрела куда‑ то мимо Говарда, и на ее губах вновь заиграла улыбка. – Вы смеетесь надо мной, мисс Джонс. Я действительно люблю вас. Сара встряхнула головой, так что ее кудри рассыпались. – Вот уж нет, – сказала она, – просто на меня строго смотрит барон с картины, которая висит за тобой. Вот я и смеюсь. Говард обернулся, и Сара использовала этот момент, чтобы соскочить со стола и поправить платье. – Думаю, он в гробу сейчас переворачивается, – ответил Говард и опять повернулся к Саре. Она страстно обвила руками его шею и прижалась к нему. – Я сама не знаю, что на меня вдруг нашло, Говард. – Значит, для вас это была лишь игра? – Игра? Ты глупый мальчишка, Говард. Для меня все это было так же волнительно, как и для тебя. Можешь мне поверить. – Но ничего же не было. Я думаю… – Тсс‑ с! – Сара прижала указательный палец к его губам. – Все было и так хорошо. Может быть, уже завтра мы пожалеем об этом. Но тут Говард пришел в бешенство, он вырвался из объятий Сары и вскрикнул: – Вы, мисс Джонс, вполне возможно. Но не я! – Не говори так больше никогда! – серьезно воскликнула Сара Джонс. Но Говарда уже было не остановить. – Думаете, я не знаю, что между вами и этим Чемберсом происходит? Возможно, вы и считаете меня глупым мальчишкой, но и у глупых мальчишек есть глаза. Сара не могла скрыть улыбки. Говард, ты не глупый мальчишка, ты это уже доказал. А что касается Чемберса, то да, он делал мне предложение, но я ему отказала. Почему? Музыкантишка был бы отличной партией! – Говард все еще очень сердился. – Эй! – Сара протянула юноше руку. – Говард, да ты, кажется, ревнивый! – Я готов его убить! – Ну что ты такое говоришь! Чарльз Чемберс – довольно милый человек. Но любой милый человек не может быть мужем. Я не знаю, понимаешь ты меня или нет. Говард был слишком горд, чтобы признать, что понимает, о чем хотела сказать Сара, и поэтому он только молча кивнул. Сара Джонс все еще держала его за руку. Говард притянул ее к себе и положил ладонь на ее грудь. Сара пристально взглянула в глаза Говарду и сказала: – Того, что сегодня произошло между нами, у меня еще не было ни с кем. Поверь мне, я еще никогда не спала с мужчиной. Я не знаю, зачем я тебе это говорю, но мне просто нужно это сказать. Признание Сары всколыхнуло в Говарде чувства. Ему казалось, что внутри у него взрываются ракеты для фейерверка и уносят его ввысь. Обуреваемый страстным желанием, он принялся ласкать и целовать Сару. Картер был в восхищении, ибо его сердце наполнялось бесконечным блаженством. Сара наслаждалась неистовой нежностью своего молодого любовника, словно запретным наркотиком. Когда они наконец разомкнули объятия и вернулись к реальности, Сара сказала: – Завтра – последний день учебного года. Неплохо было бы, чтобы мы пару дней избегали друг друга. Лишь пару дней, ты меня понимаешь?
|
|||
|