Алекс Орлов 17 страница

– А я слышал, что в России мужья бьют жен, а не наоборот.

– Рассея, она большая. Где-то мужики бьют баб, а где-то бабы – мужиков… – заметил Окуркин, потом спросил:

– А ты чего это говоришь «в России»? Ты чего, не наш, что ли?

– Да это я просто так сказал… – пробормотал Гоша и поспешил сменить тему разговора. – А давайте лучше я вам помогу… Вам и себе тоже.

С этими словами он достал из кармана стоявшего колом пиджака баночку с пилюлями и предложил приятелям.

– Гошка, уж не хочешь ли ты нас потравить? – усмехнулся Леха.

– Нет. Это таблетки от похмелья. Нужно принять две штуки, и через пятнадцать минут мы будем в норме, а я смогу даже машину вести.

Леха и Сергей угостились и действительно вскоре почувствовали себя намного лучше.

– Действует твоя отрава, Гошка! Действует! – подвел итог Окуркин. – Только на меха смотреть мне сегодня не хочется.

– Да, осмотр выставки лучше перенести на другой день, – согласился Гоша.

– Тогда пойдем к машине. Там ведь мой электромотор остался, – забеспокоился Окуркин. – Еще упрут.

– Ага, новенький «форд» оставят, а твой мотор упрут, – усмехнулся Тютюнин, и они двинулись к парковочной стоянке в обход выставки, чтобы не попасться на глаза милиции.

– А ты чего это, Гоша, хромаешь? – спросил Тютюнин.

– Да пустяки, – отмахнулся тот.

– Да какие же пустяки? Надо посмотреть. Ну-ка стой. Гоша остановился, и Сергей, закатав ему штанину, увидел огромный кровоподтек и распухшую ногу.

– Ты посмотри, Леха, чего менты с человеком сделали, а? Смотри! А если б по голове?

Окуркин тоже нагнулся и, тяжело вздохнув, произнес:

– Звери.

Гоша опустил штанину, и они отправились дальше. По дороге агент Смит купил всем мороженого и сделал вывод, что, несмотря на все трудности, которые он пережил за этот день, контакт удалось установить достаточно прочный.

На стоянке их дожидался «форд», но Окуркин попросил, чтобы ему открыли багажник, поскольку хотел убедиться, что электромотор цел.

После этого Гоша повез их домой и включил в машине кондиционер, чем привел своих новых приятелей в полный восторг.

– Я хочу себе в «запорожец» такую же штуку поставить! – сказал Леха. – Сколько она стоит?

– Я не знаю, – ответил Гоша. – Но могу узнать и.., возможно, сделаю вам подарок, Алексей.

– Подарок? – Окуркин покачал головой и стал смотреть на проносившиеся мимо автомобили и уставших от жары пешеходов. Угрызения совести давили Леху со всех сторон, вынуждая принять решение.

Наконец Окуркин сдался и, вынув из кармана блестящую дверную ручку, прикрутил ее на место.

Гоша подвез новых друзей до самого Лехиного гаража, а потом помог вытащить электромотор. Надеясь, что на сегодня все его испытания закончилось, он уже собирался сесть в машину, когда Окуркин попросил помочь еще немного.

– Я сейчас кувалдочку с зубилом достану, и мы этот моторчик живо разберем, – пояснил он.

Агент Смит согласился, решив, что так он добудет дополнительную информацию.

– Вот тебе кувалд очка, – сказал Лежа, подавая Гоше огромный молот. – Пять раз махнешь – и дело кончено.

– Точно, – подтвердил Тютюнин, который прохаживался вокруг. Он не хотел идти домой, поскольку «пьяный» запах из него еще не выветрился.

Мотор оказался упрямый, и пять ударов кувалд очки растянулись ударов на триста.

Промокший насквозь агент Смит трясущимися руками бил и бил по зубилу, а Леха кричал ему: «Хорошо! » или «Давай еще разок! »

Наконец чугунный корпус был расколот на нужное количество частей, и довольный Окуркин собрал добытую медь.

– Все? – спросил агент Смит, чувствуя, что вот-вот свалится без сил.

– Все, Гоша. Можешь ехать, – разрешил Окуркин.

Смит поспешно сел за руль.

Всю дорогу до посольства он то и дело проваливался в полузабытье, а пару раз на светофорах ему даже сигналили сзади, чтобы не спал.

– Это вы, мистер Смит? – удивленно спросил охранник посольства, пропуская Берка на территорию.

– Да, это я, – не слишком уверенно ответил агент, тихо радуясь, что добрался до своих.

Не успел он войти в их с Джонсоном рабочую комнату, как босс вскочил со своего кресла и бросился к нему.

– Как дела, старина, я думал, с тобой покончено!

– Я сам так думал, сэр, – признался Смит и, опустившись на стул, изобразил слабую улыбку.

– Парни из прикрытия потеряли тебя на выставке. Хорошо, русские контрразведчики позвонили и сказали, чтобы мы не беспокоились. Что ты жив и просто находишься в милиции.

– Да. Мы и там побывали.

– Я заметил, что ты хромаешь. Они тебя били?

– Да, сэр. То, что били, я помню точно, но вот кто – уже с трудом.

– Может, тебе что-то вкололи? – предположил Джонсон.

– Если и вкололи, то всем троим… Мы сильно напились в каком-то кафе… – Берк вздохнул и растер ладонями лицо. – Помню, что я упал и на меня стали лить пиво…

– Зачем? Хотели, чтобы ты захлебнулся?

– Нет. Таким образом они приводили меня в чувство… Да, и еще этот Алексей Окуркин – он едва не разоблачил меня.

– Вот как! – поразился Джонсон. – А на вид обычный идиот. Но у русских внешность бывает обманчива. Мы на этом уже не раз обжигались. Как же он это сделал?

– Он сказал, что все американцы носят трусы из звездно-полосатого флага, и пытался сорвать с меня брюки, чтобы убедиться в моем российском происхождении.

– Какой тонкий ход… Похоже, мы их недооценили, – задумчиво произнес Джонсон и, достав блокнот, начал делать какие-то записи. – Я немедленно дам указания, чтобы все наши сменили трусы. Патриотизм здесь неуместен, поскольку становится настоящей уликой.

– А еще они пытались давить на меня психически, – пожаловался Берк и страдальчески улыбнулся.

– Как именно? – спросил Джонсон, застыв с блокнотом в руке.

– Они сказали, что все американцы не умеют читать.

– Но это чушь! – воскликнул Хэнк. – Взять хотя бы меня – я умею читать. И ребята из МИДа умеют читать, и Техасец. Я отлично помню, как дал ему инструкцию и он, глядя в текст, начал шевелить губами. Что же он тогда делал, если не читал? Да что там Техасец! – не на шутку разошелся Хэнк. – Президент Соединенных Штатов, и тот умеет читать, хотя уж ему-то, казалось бы, это ни к чему!

Поняв, что поддался слабости, Джонсон замолчал и, достав из холодильника воду, налил себе и Берку.

– Спасибо, сэр, – поблагодарил тот. Какое-то время они оба молчали.

– Так кто же тебя бил, Берк?

– Сергей Тютюнин свалил все на милиционеров, хотя, мне кажется, в этом замешан и он.

– Страшные люди и очень опасные противники, – подвел итог Джонсон. – Провели тончайшую проверку и придали ей вид обычной пьянки… Что там еще происходило, пока служба прикрытия вас не видела? Что за тяжелый предмет был положен в багажник машины?

– Это был электромотор, который Алексей Окуркин вынес со своего завода.

– Видимо, он нужен им для тайной лаборатории… Но почему не запросить оборудование у своего руководства?

– Нет, сам мотор им был не нужен, поскольку я разбил его собственными руками.

– Разбил мотор?

– Ну да. У него был крепкий чугунный корпус, и Алексей Окуркин попросил меня помочь ему. Я бил по зубилу, как какой-нибудь строитель Суэцкого канала, и это было нелегко, сэр.

– Надеюсь, агент Зи-Зи сделала видеозапись.

– Думаю, сделала, – кивнул Берк. – Недалеко от гаражей я заметил большую собаку, которая то и дело посматривала на часы. Думаю, это была она.

– Между прочим, с ней тоже происходит что-то непонятное. Из Вашингтона нам переслали счет за спутниковую связь на двенадцать тысяч долларов. Там интересуются, с кем мы так много говорим и почему большинство абонентов говорят на вьетнамском языке.

– На вьетнамском? – удивился Берк.

– Вот именно…

Джонсон вздохнул и, подойдя к Смиту, дотронулся до его пиджака.

– Что с вашим летним шестисотдолларовым костюмом, Берк?

– Я же говорил – меня поливали пивом.

– Непонятно зачем.

– Может, таким образом они приводили меня в чувство или.., это какой-то местный обычай, о котором мы еще не знаем.

– В любом случае вам нужно будет выбросить его. В нем вы похожи на полупереваренную камбалу.

– Хорошо, я так и сделаю. Что слышно о Техасце?

– Он уехал к своим новым друзьям. А я связывался с НАСА и Пентагоном, чтобы они решили вопрос с обменом… Забавное дело, эти дурни не сразу поняли, что я из ЦРУ, и принимали меня за русского. – Джонсон улыбнулся. – Одним словом, дело вроде стронулось, только им еще хотелось бы получить самих инопланетян. В комплекте с тарелкой.

– Нужно не забыть сменить трусы…

– Что?

– Это я для себя, сэр, чтобы не забыть, – пояснил Смит. – Чтобы в следующий раз я смог продемонстрировать, какого цвета мое белье.

– Вы договорились с ними о новой встрече?

– Да, мы ведь так и не попали на меховую выставку.

– Новая встреча желательна для нас, Берк, однако она опасна.

Джонсон посмотрел на изможденное лицо агента Смита, которому за этот день выпало немало испытаний.

– Пока есть шанс, что меня еще не раскололи, сэр, я пойду на эту встречу. Эти двое далеко не простые люди. Я это чувствую.

На другой день, сразу после работы Сергей Тютюнин пришел к Лехиному гаражу – так у них было договорено.

Окуркин уже был на месте и, ожидая приятеля, в четвертый раз намыливал «запорожец» шампунем от перхоти. Не то чтобы этот шампунь помогал чем-то машине, просто Лехин дед получил ящик этого добра в качестве гуманитарной помощи, и теперь многочисленные родственники Окуркиных мыли все – от полов и до посуды – исключительно лечебным шампунем.

– Привет, – сказал Тютюнин, не замечая перебегавшей от кочки к кочке бабки Живолуповой.

– В Тегеране хорошая погода, – ответил Леха таинственной фразой.

– Чего? – не понял Сергей.

– Ну видишь, я шифруюсь – машину нашампуниваю в четвертый раз.

– И чего?

– Ну, ты как бы говоришь мне пароль – «Привет». А я тебе как бы отзыв – «В Тегеране хорошая погода».

Из гаража донесся какой-то шум и скрежет.

– Это тыклики, что ли? – спросил Сергей.

– Если бы. – Леха смахнул со лба пену и посмотрел в глубь гаража. – Дроссель это. Поймал я его, гада, и в сейф стальной временно посадил, а он, гад, дверку выворачивает – сила в нем неимоверная. Я и раньше слышал, что бультерьеров из диких свиней вывели, но только сегодня убедился.

– А как?

– У меня желуди были – полведра. Так я их ему насыпал, и он все сожрал. Даже облизнулся. Такая вот проверка.

– Для Дросселя это не проверка, – возразил Сергей. – Дроссель жрет все. А на что ты его поймал?

– На кирзовый сапог. Веревкой привязал и подкинул к помойке. Как только Дроссель клюнул, я его подсек и стал к сейфу подтягивать… Хотел сапог отнять, да где там. Вместе с каблуком резиновым ушел в эту прорву…

– Когда делом-то займемся? – спросил Сергей, оглядываясь.

– Все готово. Полиэтиленовый пакет у меня с собой – в холодильном ящике лежит. Нужно только слить чистый продукт и опробовать на Дросселе…

Окуркин бросил тряпку в ведро, отер руки о штаны и, мотнув головой, тихо скомандовал:

– Пошли.

Приятели скользнули внутрь гаража, где Окуркин указал на большой посылочный ящик. В нем он с помощью кусков пенопласта устроил что-то вроде холодильного шкафа.

– Здесь. Примерно полтора литра чистого…

С этими словами он вскрыл ящик и достал сплющенный кусок желтоватого льда, замотанный в полиэтилен.

Сергею досталось держать эмалированную кастрюлю, а Окуркин выполнял самую важную часть работы.

Размотав зубами старую резинку от трусов, он ослабил горлышко полиэтиленового мешка и, наклонив его, начал выливать очищенный продукт в кастрюлю.

Запертый в стальном ящике Дроссель скрежетал зубами по металлу и бился головой о дверку. Леха всякий раз вздрагивал и разбрызгивал полученный спирт.

Наконец все было слито, и Окуркин, распрямившись, потряс перед Сергеем пакетом с желтыми заледеневшими кристаллами.

– А вот здесь, Серега, осталась та самая отрава, от которой и происходили всякие неприятности… Мы ее выбросим прямо на свалку, чтобы никто… Ну ты понял.

С этими словами Окуркин выглянул из гаража и, размахнувшись, швырнул пакет в неизвестном направлении.

– Ну что? – сказал он, вернувшись. – Пора брать быка за рога, а то он нам весь сейф разворотит.

– А он спиртягу-то будет пить? – спросил Сергей, принюхиваясь к исходящим из кастрюли ароматам.

– Ну вот ты бы стал?

– Я бы стал.

– Ну а собака тем более. Когда ей еще стопку поднесут? У нас ведь как с псиной поступают – бросят косточку, и все тут. Никто никогда не спрашивал Дросселя, хочет ли он выпить.

– Да уж точно, – согласился Сергей, припоминая, что ни разу не предлагал выпить своему законному коту Афоне.

– Ладно, наливай в блюдце угощение, а я веревку приготовлю, чтобы на него накинуть.

– А зачем веревку?

– Чтобы не убежал сразу. Мы же должны убедиться, что с ним все в порядке.

– Ага, – согласился Сергей. – Это ты правильно придумал. Только надо бы еще закуски. Чистый спирт без закуски даже собака пить откажется.

– Правильно. У меня для этого дела еще один кирзовый сапог остался. Один-то я ему, бандюге, скормил, а другой очень кстати под закуску пойдет.

Окуркин поставил кастрюльку на пол и, взяв предъявленный Лехой сапог, внимательно его осмотрел.

Сапог был старый и совершенно высохший. Сам Сергей такой сапог ни за что бы не съел, ни за какие деньги.

– Веревка готова – наливай спирт, – распорядился Леха.

– Есть, командир! – отозвался Сергей. – Готово!

– Ну, начали.

Окуркин специальным ключом отпер крышку железного ящика и оттуда, словно подброшенный пружиной, стартовал в воздух толстенный бультерьер Дроссель.

Впрочем, Окуркин не зевал и прямо в полете накинул на Дросселя петлю. Пес, приземлившись, попытался вырваться, но Леха дернул его вверх, не давая ему упереться как следует.

– Спирт! Спирт подноси к морде, а то он думает, что мы его бить будем!

Расплескивая содержимое, Сергей торопливо поднял блюдце, и собака моментально перестала рваться на свободу. Едва не выбивая носом посуду из рук Тютюнина, Дроссель принялся лакать спирт, захлебываясь, громко причмокивая и жмуря от удовольствия свои свинячьи глазки.

– Хорошо пошла, – прокомментировал Окуркин, приготавливая закусочный сапог. – Как думаешь, может, еще налить?

– Можно. Чтобы уж наверняка.

– Тогда скорее давай, а то он сейчас вырываться начнет.

Тютюнин поставил на пол блюдце с остатками угощения и, схватив кастрюлю, начал лить спирт прямо на язык Дросселю. Пес захрюкал от жадности и сунул морду в емкость.

– Не давай ему! – крикнул Леха и дернул веревку, поднимая бультерьера на дыбы. Дроссель жалобно заорал, Окуркин сунул ему сапог, в который пес сейчас же вцепился.

– Что-то он быстро его жрет! – заметил Сергей, ставя кастрюлю на полку.

– Это я вижу… Надо чего-то еще ему приготовить.

– А чего ему приготовишь? – глядя на давящегося сапогом Дросселя, спросил Сергей.

– Ящик из-под верстака доставай! Там у меня обувь старая! Скорее, Серега! Он уже заканчивает!

Пока Тютюнин разбирался, где там под верстаком хранится старая обувь, Дроссель прикончил сапог и вцепился в Лехин ботинок.

– Он уже меня жрет, Серега! – завопил Окуркин и в следующее мгновение рухнул на пол.

– Ногу высвобождай! Ногу высвобождай из ботинка! – посоветовал Тютюнин и, схватив толстый, как колбаса хвост Дросселя, попытался оттащить пса в сторону. Однако тот не сдавался и терзал ботинок изо всех сил

Наконец Лехе удалось-таки выдернуть ногу из обрывков обуви, отделавшись лишь царапинами. Прихрамывая, он подбежал к заваленному хламом углу и быстро подобрал несколько стоптанных ботинок.

– На, сволочь, на! – кричал он, бросая их в Дросселя, а тот ловко ловил их зубами и складывал про запас.

Последний ботинок Окуркин бросать не стал, а положил его на верстак, однако это совершенно не понравилось бультерьеру, поскольку он рассчитывал на все.

Пес резко подпрыгнул и всеми четырьмя лапами приземлился среди инструментов. От неожиданности Окуркин не успел ничего предпринять, а Дроссель, почувствовав приятный запах, рванулся к обувной коробке с окошками и скинул с нее крышку.

– Тыклики! Мои тыклики! – завопил Окуркин. Однако маленькие человечки не дремали – дежурный по коробке вовремя сорвал со стены ружье и храбро выстрелил Дросселю в нос.

От такого решительного и очень болезненного отпора Дроссель шарахнулся в сторону и, сорвавшись с верстака, придавил ногу Сереги.

– Ой! – вскрикнул тот. – Уйдет сейчас!

– Пусть уходит, мы его уже понаблюдали! – махнул рукой Леха. Освобожденный Дроссель пулей вылетел из гаража.

Притаившаяся за кустом Живолупова ошарашенно смотрела на пса, который мчался прямо на нее.

– Брыс-с-сь… – зашипела она. – Брысь, кому сказала!

Однако Дроссель, ничего не видя и не слыша, врезался в агента Зи-Зи, да так сильно, что она опрокинулась на спину и обронила шапку с объективами и аудиопушкой.

– Да чтоб тебя! – выругалась старуха, глядя вслед шалопутному животному. Неожиданно толстый зад улепетывавшего Дросселя обрел некую воздушность и в следующее мгновение совершенно растворился.

Собака пропала прямо на глазах у Живолуповой.

После того как Дроссель вырвался на свободу Сергей и Леха перевели дух и стали готовиться к мероприятию.

Оба были взволнованы до слез торжественностью момента и уже не вспоминали о связанных с Дросселем недоразумениях.

Первым делом Окуркин поинтересовался самочувствием тыкликов, но те заверили его, что видали чудовищ и пострашнее, а за дополнительную плату обещали поймать этого зверя и принести хозяину шкуру.

– Не надо, ребята. Он ведь просто собака, – отказался Леха. И, глядя на Серегу, добавил:

– К тому же выполнял наше ответственное задание…

Друзья рассмеялись.

Накрывать «стол» решили на дне железного сейфа, чтобы в случае появления жен вовремя спрятать очевидные улики. Для тех же целей были приготовлены два куска пеньковой веревки, пропитанной дегтем, чтобы пожевать в целях устранения запаха.

– Ну давай, товарищ, по маленькой, – с легкой дрожью в голосе произнес Окуркин. Сергей быстро налил спирт в два стограммовых стаканчика. Затем убрал кастрюлю на полку и снова вернулся к «столу».

– За расширение нашего бизнеса, – торжественно провозгласил Окуркин, и они выпили.

– Хорошо пошла, – чуть сипло произнес Тютюнин и, закусив соленым огурцом, добавил:

– И как это Дроссель сапогом закусывал – я б так не сумел.

– А ты посмотри на меня! – хохотнул Окуркин, демонстрируя совершенно босую ногу. – Он съел даже носок.

– Хорошо еще, что не парадные, – заметил Тютюнин. – А то бы жена с тебя спросила.

– Ой, спросила бы, – покачав головой, согласился Леха. – Парадные она мне сама дарила. Ну чего, давай еще по разу?

– Не вижу препятствий, – ответил Сергей и поднялся за кастрюлькой.

Пока он наливал, Окуркин подобрал в захламленном углу пару зимних калош и похвалился Сергею:

– Смотри, даже блестят. Это еще тетка моя в семьдесят пятом году по талонам десять пар получила, и, что интересно, размер-то практически мой.

– Ладно, не отвлекайся, а то остынет.

– Твоя правда, товарищ, – улыбнувшись счастливой улыбкой, сказал Окуркин и поднял стаканчик. – Давай выпьем за науку.

– А это на хрена? – не понял Сергей.

– А потому, что таким способом, с помощью собак, наша наука шагнула даже в космос.

– С Дросселем она никуда бы не шагнула. Его ни в одну ракету не засунешь.

– Да, он в общем-то животина бесполезная. И зачем только таких собак делают?

Они снова выпили и отметили, что пошло еще лучше, чем в первый раз. Чувствуя, как на них накатывает хмель, размягчая тело и душу, друзья вышли на воздух.

– До чего же погодка нынче хороша, а, Серег?

– Просто как на заказ, – согласился Тютюнин и погладил ладонями живот. – Так бы и смотрел на этих людей вокруг, на эти дома с башенками, на всадников, на черных быков…

Тютюнин замолчал, они с Лехой одновременно посмотрели друг на друга.

– Не та очистка, – высказал предположение Окуркин.

– Теперь уже не важно, – вздохнул Тютюнин.

Люди на базарной площади смотрели на двух незнакомцев с подозрением. Это и неудивительно, ведь все вокруг были наряжены в темные мешковатые балахоны, а Леха и Сергей прибыли в штанах и в рубашках с короткими рукавами.

Вокруг них стала собираться толпа, и ее сужающееся кольцо не сулило путешественникам ничего хорошего.

– Расходимся, граждане, расходимся! – попытался управлять толпой Леха, но это вызвало в толпе лишь краткое замешательство, а затем люди снова начали наступать.

Сергей и Леха пятились и пятились, пока не уперлись спинами в связки копченых колбас, свисавшие с деревянных крючьев.

Тютюнин потянул носом и сглотнул слюну. Спирт разбудил в нем зверский аппетит, а соленые огурцы, которыми он закусывал, только усилили это состояние.

– Сдается мне, что пахнет от них герцогом Сармусом! – прошамкала какая-то беззубая старуха в кожаном засаленном чепце.

– Смерть шпионам Сармуса… – негромко сказал мальчуган с дохлой крысой на веревке.

– На костер их! На костер! – крикнула толстая женщина, и вся толпа разразилась криками: «На костер! На костер! »

– Ну конечно, разбежалися, – возразил Окуркин, подбирая с прилавка твердую и длинную, как палка, колбасину. – Пионеры, блин, костра им захотелось!

Услышав такие непонятные речи, люди примолкли, и в наступившей тишине послышался цокот копыт по мостовой. Несколько всадников на черных как смоль длинногривых лошадях стали расталкивать толпу, покрикивая, чтобы «рвань» убиралась.

– Именем марвиля Шонкура приказываю разойтись! – кричал верховой в черном, расшитом золотом мундире, в широкополой шляпе с красным пером. Выглядел он очень представительно.

– Кто вы и как сюда попали? – едва удерживая норовистого скакуна, строго спросил всадник.

– Вообще-то мы приезжие, – сказал Сергей.

– Да, – подтвердил Леха. – Мы здесь ненадолго и скоро уедем.

– Никуда вы не уедете, пока не получите разрешение марвиля Шонкура! Здесь только он решает, кому ехать, кому оставаться, кому жить, а кому умереть!

– Ну ладно, – пожал плечами Тютюнин и миролюбиво улыбнулся.

Между тем еще несколько всадников в таких же мундирах и с красными перьями на шляпах окружили незнакомцев, давая понять, что у них нет иного выбора, кроме подчинения.

– Следуйте за мной во дворец марвиля. Он сам решит, что с вами делать.

Дворец правителя города и его окрестностей марвиля Шонкура размещался в центре города и представлял собой неприступный замок, окруженный двойным кольцом глубоких рвов.

В первом рву, заполненном илистой жижей, плавали длиннохвостые зубастые твари, которые разрывали любого, кому выпадала горькая участь свалиться в этот ров.

В обычное время хвостатые хищники собирались возле подъемных мостов, ожидая, когда стражники бросят им костей или, ради развлечения, живую крысу. Тогда обитатели рва затевали шумную драку, а стражники покатывались со смеха.

Во втором рву воды не было, и все его дно было заполнено острыми каменными осколками, среди которых, словно вечерние тени, струились тысячи ядовитых змей.

Сергей с Лехой полюбовались одним рвом, потом вторым, заметили, как посматривают на них вооруженные алебардами стражники, и поняли без особого труда, что дворцовые разбирательства с незнакомцами частенько заканчиваются как раз в одном из этих рвов.

Преодолев второй ров, отряд прошел в узкие ворота, которые закрылись настолько поспешно, что едва не защемили хвост последней лошади.

Лихо соскочив с коня, глава отряда передал поводья слуге и, посмотрев на арестантов, объявил:

– Сейчас вы предстанете перед марвилем Шонкуром Его суд будет правым и быстрым. Если вам не повезет, мужайтесь и не опускайтесь до того, чтобы лить слезы да ползать на коленях. На моей памяти это еще никому не помогло. Напротив, вместо виселицы они прямиком шли в яму со змеями. Если есть какие-то вопросы, задавайте их мне – Канту Дорнье.

Тютюнин и Окуркин переглянулись. В такую передрягу они еще ни разу не попадали.

– А адвокатов у вас здесь нет, товарищ Дорнье? – осторожно спросил Сергей и по недоумению, написанному на лице начальника отряда, понял, что с адвокатами здесь туго.

– Если других вопросов нет, следуйте за мной.

Дорнье развернулся и зашагал к длинной каменной лестнице, которая вела к парадному входу, украшенному потемневшими от времени колоннами.

Сергей и Леха шли следом за Кантом, а за ними шествовали четыре человека в черном и еще не менее дюжины стражников с алебардами, которых Тютюнин заметил только сейчас.

– Ты видел, как их много, Серег? – свистящим шепотом спросил Окуркин.

– Да уж видел… – зло прошипел Тютюнин. – А все ты – давай вымораживать, давай вымораживать… Вот сейчас тебя и подогреют, чтоб не суетился…

– А чего сразу я? Я в тебя заливал, что ли, этот спирт?

Сергей ничего не ответил, придавленный тяжелыми сводами с закопченной мозаикой.

Блуждая взглядом по мозаичный картинам, он без всякого удивления подметил одну закономерность – на всех картинах кого-то убивали. Или зверей на охоте, или людей в битве. Людей, правда, еще и вешали.

– А я вот чего подумал, – снова заговорил Окуркин. – Вот бы бросили нас к этим крокодилам, а действие спиртяги раз бы и кончилось. И мы сразу дома. Представляешь, как все эти топтуны удивились бы?

– Слушай, Окуркин… Ты совсем, что ли, дурак? Ты чего это каркаешь?

– Всем молчать перед Его Сиятельством полномочным марвилем Шонкуром! – громко провозгласил Кант Дорнье.

Только сейчас Тютюнин заметил, что они пришли в большой зал. У дальней стены на возвышении, под множеством расшитых знамен стоял трон марвиля.

По обе его стороны располагались приближенные Сиятельного Шонкура – по дюжине справа и слева. В отличие от скромно одетого марвиля, они выглядели подобно тропическим птицам.

– Кого привел ты, Кант Дорнье? – спросил Шонкур.

– Двух путников, мой господин. Чернь собиралась их побить, костром им угрожала.

– Костром? Тебе признаюсь я, что в том диковинного мало. Я распустил ее… Постой… Мне слышится или в самом деле стихами наша речь течет?.. Кант смущенно молчал.

– Ну хорошо. Подведи их ближе и представь мне. Дорнье подтолкнул обоих путешественников и негромко спросил:

– Как ваши имена?

– Я – Сергей Тютюнин.

– А я Алексей Окуркин. Женат. Ранее не судим.

– Стойте, – скомандовал Кант, придержав их, затем выступил вперед и, указывая на Тютюнина, сказал:

– Это благородный рыцарь Сирэй из Тютюна и его безродный оруженосец Флекс.

– А чего это он – рыцарь, а я, значит, безродный? – пробурчал Леха. Тут он почуял запах жаркого, повертел головой и толкнул в бок Тютюнина.

– Это у них столовка, что ли?

– Заткнись… – краем губ приказал Сергей.

– Какими подвигами славен твой род, благородный рыцарь? – скрывая улыбку, спросил марвиль.

Тютюнин задумался. Еще никогда ему не задавали таких вопросов.

– Мой дед воевал во Вторую мировую. А бабушка была санитаркой в госпитале. И еще батя одно время на автобазе парторгом работал, но его за пьянку поперли. На пенсию ушел простым слесарем.

Улыбка исчезла с лица марвиля, он вопросительно посмотрел на Канта.

– Хотел бы я растолковать слова Сирэя из Тютюна.

– О, речь его затейлива от ветра, он долго шел сюда и выбился из сил. Но понял я, что…

– Опять эта фигня со стихами, Кант! – перебил марвиль. – Давай же, говори обычным языком.

– Короче, мой господин, дед Сирэя был славным воином, и бабушка его была смелой женщиной – ухаживала за ранеными. А отец.., отец возглавлял союз рыцарей Зеленого Парка, но вокруг него плелись интриги, коих жертвою он пал…

Шонкур сокрушенно покачал головой.

– Это, по-твоему, обычный язык, Кант? «… Интриги, коих жертвою он пал…»? Почему ты всегда говоришь то стихами, то такими вот непонятными забубенциями? Ты ведь старшина дворцовой службы безопасности. Твое дело головы рубить, железом, понимаешь, жечь измены. А ты – «.., интриги, коих жертвою он пал…» Шонкур замолчал, в зале повисла тишина.

– Что за обувь на вашем оруженосце, рыцарь Сирэй? – неожиданно спросил марвиль.

– Калоши.

– Хороший ответ. И главное, без стихов. Марвиль поерзал на неудобном троне, потом снова заговорил:

– Судя по вашему виду, рыцарь, и по виду вашего оруженосца, подвиги не принесли вам достатка. Да и славы – ведь я ничего не слышал о Сирэе из Тютюна. Скорее всего вы просто бродяги, а значит, по законам нашего города и его окрестностей вас бросят в один из рвов – вы можете выбрать, в какой именно. Но есть и другие способы урегулирования этого недоразумения…

– Огласите, пожалуйста, весь список! – попросил Леха, чем вызвал замешательство в рядах приближенных марвиля.

– Ударьте его ножнами… – подсказал Сергею Кант. – Оруженосец не может подавать голос.

– Ну у меня нет ножен.

– Возьмите… – Дорнье подал Тютюнину крепкие деревянные ножны от кинжала. Сергей размахнулся и с удовольствием долбанул Леху по башке.

⇐ Предыдущая 12 13 14 15 161718 19 20 21 Следующая ⇒