Алекс Орлов 13 страница

– Это и есть американская машина «форд-фокус», – с обидой в голосе произнес Берк.

– Мистер Техасец, – Джонсон перешел на подчеркнуто официальный тон, – если вы сейчас же не сядете в машину, я попрошу моих русских коллег, – Джонсон красноречиво покосился на контрразведчиков, – и они отвезут вас в «ментовку», на пару суток.

– Что такое «ментовка»? – тут же спросил Техасец.

– «Ментовка» – это полицейское отделение.

– Ерунда, я не боюсь копов! Однажды в Африке я настрелял их целую кучу!

– Есть большая разница, мистер Техасец, между африканскими копами и российскими, – вмешался Берк, которому, хотя и с большим трудом, все же удалось всунуть в багажник древний чемодан.

– И на что же они похожи? – заинтересовался Техасец, оглядываясь на стоявших неподалеку русских контрразведчиков.

– Каждый мент, мистер Техасец, это как дюжина техасских парней, упившихся текилой.

– Текилой? – переспросил Техасец и, сняв свою шляпу, поскреб макушку. Такой куче техасских парней ему нечего было противопоставить. Старые «смит-вессоны» не в счет. – Знаете, мистер Джонсон, пожалуй, я проедусь и в этой машине. Она мне подходит, к тому же вы сказали, что она американская…

Джонсон и Смит переглянулись. Берк позволил себе улыбку и сел за руль.

– А может, лучше поведу я? – предложил Техасец, однако, наткнувшись на строгий взгляд Джонсона, примирительно поднял руки.

Свою сигарету Техасцу пришлось выбросить, и, поскольку больше ему заняться было нечем, он начал рассказывать, как «побывал в России».

– Наш инструктор полковник Файтинг был большая задница. Он нам еще в Корее много крови попортил, постоянно выбрасывал то в Лаос, а то, в тумане, прямо в открытое море. И вот взялся он за составление маршрута по переброске нашей диверсионной группы прямо в Советский Союз, чтобы показать «комми», кто в мире хозяин.

– Это тогда вы, значит, мосты взрывали? – спросил Берк.

– Не гони мула, парень. Слушай дальше. В общем, посадили нас в самолет – двенадцать красавчиков и пилота дали какого-то О'Лири, та еще ирландская сволочь. Крутил он, крутил штурвал, садился для заправки, потом снова поднимался и примерно через двадцать пять часов нам говорит: «Вперед, парни, внизу одни только „комми“. Задайте им жару».

Ну мы и прыгнули. Попали в какие-то горы и лес, но ноги никто не поломал, и то хорошо. Осмотрелись на местности и поняли, что карты можно выбрасывать – перепутали район выброски. Ну а чего вы хотели, планировал-то все тот же задница Файтинг. А пилот – ирландская сволочь О'Лири. – Техасец не удержался и сплюнул под ноги, однако захваченные рассказом Джонсон и Смит ничего ему не сказали.

– В общем, стали мы автономно воевать. Взорвали в горах несколько мостов. Потом сожгли аэропорт в небольшом городишке и еще кое-чего по мелочи. Только через три недели выяснилось, что мы в Аргентине… Когда я это узнал, смеялся так, что намочил штаны.

– Так, значит, ваша командировка в Советский Союз ограничилась одной Аргентиной? – спросил пораженный Джонсон.

– Ну не будут же высокие чины признавать, что они дураки! Дали нам по медали и благодарность от Президента, а в досье так и записали – летал взрывать «комми». Так что Советский Союз я в тот раз не увидел, но вы, ребята, не думайте, я в курсе всех событий. Горби, матрешка, водка – правильно? А это Петербург, правильно?

– Не правильно. Мы в Москве, мистер Техасец. В Москве, запомните это, а не в Петербурге и не в Анкоридже, штат Аляска. Вам ясно?

– Все ясно, – поднял руки Техасец. – Ты босс, парень, если ты сказал – Москва, я спорить не буду. Ты ведь не задница Файтинг, верно? И не эта ирландская сволочь О'Лири.

– А как ваша настоящая фамилия, мистер Техасец? спросил Берк.

– Майк О'Брайен зовут меня, сынок.

– Но ведь О'Брайен ирландская фамилия.

– Ты это серьезно?

– Вполне.

– Вот задница! – Техасец хлопнул себя по колену. – Подставил меня папаша! И дедушка, и прадедушка! Вот пройдохи!

Подавленный открывшейся вдруг правдой о своем происхождении, Техасец замолчал. Однако ненадолго.

– Все, все вокруг жулики! Единственный человек, которого я уважаю, это Президент Соединенных Штатов… Хотя, если разобраться, он-то и есть самая большая задница.

– Судя по всему, слово «задница» – ваше самое любимое.

– Да нет, – немного подумав, серьезно ответил Техасец. – Есть и другие слова.

– Как же вам удалось провезти свои пистолеты?

– А-а… – Майк улыбнулся. – В Штатах проблем не было, а русские меня за шута приняли. Записали, что я исторические ценности ввожу, чтобы потом с выездом проблем не было.

– Вам придется оставлять их в сейфе. Местные копы плохо реагируют на оружие. Даже на старое.

Помня, что ему рассказывали о «ментах», Майк не стал капризничать и лишь поинтересовался насчет шляпы и сапог.

– О, тут никаких ограничений. Россия свободная страна – можете носить что угодно.

– Эх, а медведей здесь все же нет, – вздохнул Техасец, глядя в окно на городские улицы. – Эй, вот задница – «Макдоналдс»! – неожиданно воскликнул он. – Неужто и русские едят эту дрянь?!

Суперматч футбольных команд четвертой лиги удался на славу, и по его окончании даже состоялась драка болельщиков в количестве трех человек.

При этом один кричал «Спартак – чемпион! », второй – «Уралан лучше всех! », а третий дерущийся вообще думал, что бьют зареченских.

Вечером было жарко, поэтому пива выпили много, так что Сергей с Лехой банками просто сгрузились. Отдавать половину Сайду тоже не пришлось, поскольку тот попросил покрыть оставшуюся часть долга дополнительной партией противогазов.

– Зачем тебе противогазы, Сайд? – удивился Тютю-Нил, который с помощью жены Любы мог достать много противогазов. Хоть восемнадцать штук.

– Мы.., дело новое открыли, – признался Сайд. – На колбасные склады экстремалов водим. Город большой, глупых людей много. Почему немножко не заработать? – добавил он и хитро улыбнулся.

Пришлось весь урожай везти на пункт сдачи цветных металлов, где заправляли земляки Сайда.

Все время, пока совершалась вполне обычная процедура сдачи, Леха Окуркин напряженно раздумывал. Мысли о своем перерабатывающем алюминий заводике снова посетили его.

Окуркин молчал весь оставшийся вечер и не донимал идеями Сергея, который тоже размышлял о своем. Он прикидывал, насколько ценными мехами еще могла располагать переодетая «пожилая женщина» и не выйдут ли боком ее подозрительные доброта и наивность.

На другой день после работы Сергей отправился помогать Лехе ставить на «запорожец» турбину от водяного насоса.

Куда именно ставилась турбина, точно никто не знал, поэтому действовали они больше по интуиции. Замена стартера новым агрегатом видимого облегчения не принесла, машина перестала заводиться. Пришлось вернуть все на место.

– Знаешь что, Серег, ты уже куда-нибудь свои триста долларов потратил? – спросил Окуркин, казалось, вовсе не раздосадованный трудностями с установкой турбины.

– Нет. В шкафчике лежат… Любка с тещей провинились, и я запретил им к деньгам даже близко подходить.

– И теща тебя послушалась? – удивился Леха.

– А то. – Серега угрюмо кивнул. – Я же ей амнистию вынес. У нее теперь двадцатого июня считай второй день рождения.

– О, да ты лютый! – засмеялся Леха, который только мечтал о реальном лидерстве в собственной семье. – За что так?

– Они, Лех, мех очень ценный на тапки извели…

– Что значит ценный и как извели? – живо поинтересовался Окуркин, потом неожиданно схватил разводной ключ на шестьдесят четыре и с криком «хых! » метнул его в чахлый куст, росший на границе гаражной зоны.

Из куста бросился в сторону знакомый силуэт пенсионерки Живолуповой, и железный ключ пропал в траве зазря.

– Да ты же ее чуть не убил! – испуганно воскликнул Сергей.

– Не дрейфь, парень. Я в нее этот ключ уже раз восемь бросал и все мимо. Шустрая стала эта Гадючиха, тебе не кажется?

– Шустрая не шустрая, но любопытная точно, – согласился Тютюнин.

– Ладно, ключ потом подберу, – махнул рукой Леха. – Чего там с мехом?

– С мехом? Да этот мужик переодетый, я ж тебе говорил, приставал ко мне. Принес накидку новую из меха сиамского Рудольфа.

– И чего, рудольф очень дорогой?

– Да, – кивнул Сергей и тяжело вздохнул. – Я узнавал – в несколько тысяч долларов оценивался.

– Да ты чо! – поразился Леха и, забывшись, мазнул себя по физиономии грязной рукой.

– А Любка с подсказки своей мамаши… – Сергей судорожно сглотнул, – с Рудольфа тапки пошила. Две пары.

– Бедный рудольф… – покачал головой Окуркин и тут же предложил:

– Слушай, Серега, может, нам все же взяться за алюминиевый бизнес по-настоящему, а? Деньги кое-какие есть – пора их вложить в солидное дело.

– Например?

– У нас один парень на заводе печки мастерить может. Хочешь золото плавь, а хочешь солидол, только комплектующие дорогие. Ему их откуда-то с «Атоммаша» выносят.

– Чтобы плавить алюминий, нужно его много иметь, а мы с тобой за банками раз в две недели ходим, – заметил Сергей.

– Это ты верно сказал, – согласился Леха. – Сначала нужно наладить поставки банок…

Они снова занялись установкой турбины и скоро успешно с этим справились.

– Так, Серега! Сейчас ты присутствуешь при рождении транспорта нового поколения! – возбужденно затараторил Окуркин, торопливо вытирая руки тряпкой. – Запрыгивай, покатаемся!

Увлеченный Лехиным настроением, Тютюнин сел рядом со счастливым водителем. Тот повернул ключ зажигания. Мотор чихнул, а затем последовал страшный удар, от чего «запорожец» подпрыгнул на всех четырех колесах.

Тютюнин обернулся и увидел, что в крышке моторного отсека зияет огромная рваная дыра.

– Покатались… – проговорил Серега и вместе с онемевшим Окуркиным вылез из машины.

Леха отбросил крышку и, хлопнув себя по бокам, сдавленно пискнул:

– Улетела, сука! Улетела…

– Турбина, что ли?

– Ну, – кивнул Окуркин и стал смотреть вверх, приговаривая:

– Только не на двадцать четвертый гараж, только не на двадцать четвертый…

Сергей его понимал. Двадцать четвертый принадлежал Толику по кличке Чалый, который в последнее время очень «поднялся» и вместо старой «девятки» обзавелся новенькой «БМВ». Пока не было другого места, Чалый хранил обновку в старом гараже, и, во что могло вылиться попадание турбины в двадцать четвертый, можно было только догадываться.

Минут десять двое друзей стояли задрав головы, однако вскоре поняли, что турбина уже не вернется. Возможно, она упала на одну из крыш или приземлилась в песок на ближайшей стройплощадке, поскольку ни отдаленных криков, ни сирен «скорой помощи» слышно не было.

– Я так тебе скажу, Леха, повезло нам.

– Повезло-то повезло, – вздохнул Окуркин, – только кто мне машину чинить будет?.. Турбина улетела – это сто долларов. И крышку моторную менять тоже не дешево.

– Ладно, оставляй все как есть и на сегодня больше об этом не думай, – посоветовал Тютюнин. Он умел давать хорошие советы.

– Я все равно буду думать, – не согласился Окуркин, однако инструменты стал собирать. Чтобы помочь другу, Сергей сходил за разводным ключом на шестьдесят четыре.

«Запорожец» закатили в гараж вручную, и молчаливый Леха запер дверь.

– Я все равно буду думать, – упрямо повторил он.

– Думай, только без меня.

Воскресный день Сергей Тютюнин провел спокойно.

Он смотрел телевизор, ел пирожки проштрафившейся тещи и любовался следами раскаяния на лице супруги.

Потом наступила ночь, и он лег спать, но где-то около двух часов ночи был разбужен непонятным шумом, доносившимся из подъезда. Впрочем, шум больше не повторялся, и Тютюнин снова уснул. Однако позже он вновь был разбужен, теперь уже неистовым стуком в дверь.

– Это за мамой! – спросонья заголосила Люба, но Сергей сказал ей: «Заткнись» и, нащупав под кровью старую гантель, пошел к двери.

– Кто там? – спросил он.

– Это я, Леха! – отозвались снаружи. Тютюнин посмотрел в глазок и действительно опознал своего друга Окуркина.

– Ты чего, Леха? Ночь на дворе!

– Серега, ты мне нужен! Случилась такая фигня, что… Короче – выходи!

– Корочи – дело к ночи, – недовольно пробубнил Сергей и, открыв дверь, вышел на лестничную площадку.

Прямо перед ним стоял Леха Окуркин – босой и в ватнике поверх трусов. Глаза его горели, а брови то взлетали на самый лоб, а то хмурились и подрагивали, отражая большую эмоциональную нагрузку.

– Пойдем в гараж… – свистящим шепотом предложил Леха.

– Это на хрена? – резонно поинтересовался Тютюнин, зевая и почесывая живот.

– Они… – волнение не давало Лехе говорить, – они пришли. Серега, они явились ко мне. Они явились ко мне, Серега!

В прежние времена Сергей посоветовал бы Лехе провериться в «дурке», однако после серии их необычных приключений к каждому пустяку следовало относиться со всей серьезностью.

– Ты опять выпил эту дрянь? – строго спросил Тютюнин.

– Нет! В том-то и дело, – горячо зашептал Окуркин. – Я только вылил за гаражом немного. Я ж в ней гайки мыл.

– И чего?

– И они пришли! Говорят, хозяин, давай за полстакана в день мы на тебя работать будем!

– Кто говорит-то?

– Тыклики!

– Тыклики?

– Они самые! Пойдем в гараж, я тебе их покажу! Сергей задумался. С одной стороны, прогулки с Лехой сокращали его гарантированное законодательством право на отдых, а с другой – ему следовало знать, что происходило в гараже у Окуркина.

– Ладно. Только подожди, пока я оденусь. Сергей вернулся в прихожую и накинул на себя старое осеннее пальто.

– Сереж, ты куда? – встревоженно спросила Люба.

– Да к Лехе в гараж сходить надо. У него две крысы забрались, нужно их пугануть.

– Утром и пуганете, зачем ночью идти? – резонно заметила супруга.

– До утра ждать нельзя, а то они покрышки сожрут.

– Да разве крысы жрут покрышки, Сереж? – не поверила супруга.

– Эти жрут, Люба, – со вздохом ответил Тютюнин и, сунув ноги в тапки, вышел к Окуркину.

С видом настоящих городских сумасшедших Тютюнин и Окуркин появились во дворе.

– Они совсем маленькие, Серег. Я даже сначала принял их за живность какую…

– За крыс? – машинально спросил Тютюнин.

– Ага. А ты как догадался?

– Не важно.

– Ну вот. Оказалось, что жидкость эта их очень интересует, и они сказали – мы на тебя работать будем за полстакана в день. А я говорю, какие с вас работники, вы же маленькие совсем…

– Стой, – сказал Тютюнин, останавливаясь. – Слышишь, как будто кто-то землю копает?

– Ну да, – согласился Окуркин. – Это, наверно, яму для столба телеграфного расширяют, электричество к стройке ведут.

– А почему ночью?

– Почему ночью? – Леха наморщил лоб. – А наверно, чтобы не жарко было.

И они двинулись дальше. Окуркин еще несколько раз пытался сбивчиво рассказать про переговоры с тыкликами, но Сергей так ничего и не понял.

Наконец они пришли к гаражу, и Леха начал открывать замок.

– Только ты не шуми, Серег, а то они уже спят… – шепотом предупредил он.

– Ну хорошо, – так же шепотом ответил Тютюнин.

Окуркин максимально осторожно приоткрыл дверь, а затем включил тусклую лампочку, которая была заботливо прикрыта красной тряпкой.

– Это чтобы не так ярко… – пояснил Леха. Затем нашел брошенные накануне тапочки и надел их.

– Вон там я им домик устроил, – сказал он, указав на стоявшую возле верстака обувную коробку. От обычной коробки она отличалась тем, что в ней были прорезаны крохотные двери и окна.

– Хочешь посмотреть на них? – спросил Леха.

– Ну, ты ж меня за этим привел.

– Хорошо, только старайся говорить тише…

Сказав это, Окуркин нагнулся и аккуратно снял с коробки крышку. На его лице появилась умильная улыбка.

Тютюнин тоже приблизился и, заглянув в коробку, едва не ахнул. На трех картонных кроватках, застеленных чистыми тряпочками, спали самые настоящие тыклики. Все они были в ночных колпачках, и возле каждой кровати стояли тапочки.

На одной из стен коробки висело маленькое ружье.

– Это зачем? – шепотом спросил Тютюнин.

– В либерастов стрелять.

– А кто они такие?

– Не знаю, – пожал плечами Окуркин. – Но у тыкликов с ними серьезные разногласия. Говорят, за последнюю неделю три разборки было…

– Три – это много, – покачал головой Тютюнин.

– Я тоже так думаю.

Продолжая умильно улыбаться, Окуркин осторожно вернул крышку на место.

– А работу для них ты уже придумал?

– Ага. Они мне двигатель усиливать будут.

– Как это?

– Я еще не знаю. Дал им на пробу пробоину починить – вот, справились.

Леха показал рукой на корму «запорожца», где еще недавно красовалась большая рваная дырка. Теперь там была ровная металлическая поверхность, гладкая и блестящая, словно зеркало.

– Ух ты! – поразился Сергей. – Толковые ребята!

– А то, – самодовольно ухмыльнулся Леха.

– А бадяги-то у тебя надолго хватит?

– Дней на десять. Если все будет пучком, а я чувствую, так и будет, придется смотаться в деревню.

– В бабкин дом?

– Ну да.

– Страшновато, – покачал головой Серега. От прошлых воспоминаний его даже передернуло. – Так ты на работу, что ли, завтра не пойдешь?

– Пойду. Тыклики сказали, что пока переберут железки, посмотрят, как лучше подобраться. Ты, говорят, хозяин, к вечеру наведайся.

– Чудно как-то, – сказал Сергей. – Ну, пойдем домой.

– Пойдем.

Они закрыли гараж и, чуть-чуть отойдя, заметили вдруг вынырнувший из темноты сгорбленный силуэт с лопатой, который устало брел в сторону двора.

– Кто это? – прошептал Окуркин.

– Не знаю. Давай не пойдем дальше. Подождем.

Ночью бабушку Живолупову пришли грабить, а возможно и убивать.

Около двух часов кто-то робко поскребся в дверь и на ломаном русском языке позвал:

– Откротти, телефона нада.

Живолупова спала чутким сном штатного разведчика, а потому сразу проснулась.

Она подошла к двери и серией кодовых стуков выяснила, что пришли ее партнеры-вьетнамцы.

– Чего так поздно? – спросила Гадючиха через дверь.

– Очень нада! Десити раз дорожи! – пообещали вьетнамцы, и Живолупова, не в силах одолеть свою, жадность, отперла дверь.

Каково же было ее удивление, когда визитеров оказалось не трое, как виделось через глазок, а целая дюжина.

– Эй, зайцы рисовые, а чего вас так много? – сердито спросила Живолупова и тут же узнала, почем вьетнамское кун-фу.

Нечестные партнеры навалились всей гурьбой и стали избивать бабушку ногами, принуждая ее отдать американский телефон.

Пока Живолупова билась с пятью-шестью азиатами, другие метеорами носились по ее двухкомнатной квартире и переворачивали все подряд, тарахтя как заведенные:

– Телефона-где-телефона-где-телефона-где?!

Не найдя телефона, вьетнамцы разозлились и повытаскивали ножики. Живолупова схватилась за ножку от поломанного стула и вступила в последнюю схватку. Она скоро поняла, что этим их не вразумить, и, выхватив из-под подушки пистолет с ядовитыми иголками, стала стрелять на поражение.

Через несколько секунд в квартире пенсионерки Живолуповой стало тихо.

Горе-партнеры лежали не шевелясь, а Живолупова вполголоса ругалась, оглядывая следы разрушений. И еще ей предстояло вынести двенадцать тел и где-то их прикопать.

– Во как неделька начинается, – проскрипела Гадючиха и, набросив кофту, сходила на балкон за лопатой. Потом выбрала кого полегче и с кряхтеньем забросила на плечо.

Заходить в лифт с такой ношей было неловко, пришлось затаскивать тело волоком. А возле подъезда Живолупову ждал неприятный сюрприз – страдавший бессонницей дедок примерно ее возраста.

– Здорово, баба, – сказал он, затягиваясь беломориной.

– Здорово, – процедила Живолупова.

– Пьяный, что ли?

– Пьяный, – ответила она и потащила тело за дом.

Там, на небольшом пустыре за детской площадкой она бросила его в траву, рядом с недокопанной ямой для столба.

«Немного подровняю, и всем места хватит. Они маленькие», – подумала Живолупова, оглядывая яму.

Потом отправилась в обратный рейс. Дедок с беломориной сидел на прежнем месте и кивнул ей как старой знакомой.

Гадючиха поднялась к себе домой и спустя несколько минут вышла, волоча еще двух «партнеров».

– Здорово, баба, – снова сказал дед.

– Здорово, – криво усмехнулась Гадючиха.

– Пьяные, что ли?

– Пьяные…

И так дедок здоровался с Живолуповой каждый раз, должно быть забывая, что они уже виделись.

Притащив последнего, Живолупова без передышки приступила к расширению ямы.

Она копала довольно сноровисто и так увлеклась, что не обратила внимания на посторонние звуки, а когда выбралась из доконченной ямы, увидала лишь последнего вьетнамца, который улепетывал в темноту.

– Вот зайцы рисовые, – покачала головой Живолупова и сплюнула глиняную крошку. – Даже яд не берет их, азиатов… Зря только таскала…

Она забросила лопату на плечо и пошла домой.

– Здорово, баба, – снова сказал старик. – Гости у тебя, что ль?

– Были. Разошлись, – ответила Гадючиха и присела рядом с ночным знакомым. – Ты чего куришь, дед? Старик молча протянул ей пачку. Живолупова закурила.

– Ты в каких местах бывал? – спросила она.

– На Соловках был, – ответил старик. – В Мордовии…

– А я на Колыме больше, – сказала Живолупова и, затянувшись, добавила. – Природа там красивая…

Они посидели еще немного. Тут на дорожке, ведущей к подъезду, появились еще двое бодрствующих – Тютюнин и Окуркин.

– Здравствуйте, – сказал Сергей, проходя мимо.

– Здорово, Серега, – ответила Живолупова. – У тебя чего, сортир забился?

– Почему это?

– Да ты вон и штаны надеть не успел.

– Нет, все в порядке. А ты чего с лопатой?

– Да вот покопать захотелось. Ночью, – ответила Гадючиха. – Должно, к дождю…

На работу Сергей Тютюнин пришел невыспавшимся, к тому же там его ожидал неприятный сюрприз.

Двое крепких людей в военной форме сбили Сергея с ног, едва он вошел в здание.

– Ой! Больно! – закричал он.

– Молчи, бандит. Тебя поймали, – строго сказал ему кто-то.

Серегу подняли с пола, и он увидел лицо, выражение которого не предвещало ему ничего хорошего. Ничего хорошего не предвещали также руки с волосатыми кулаками и кривые ноги, обутые в блестящие сапоги.

– Молчи, бандит… Тебя поймали… Хи-хи, – пропищал бухгалтер Фригидин, цепко держа своими лапками пачку сахара из Серегиных запасов. Пропищал и тут же укрылся в туалете.

– Ну что, Сергей Тютюнин, будете запираться или сразу все расскажете? – хитро прищурившись, спросил главный военный с волосатыми кулаками.

– Запираться не буду, – сказал Сергей. – Сразу все расскажу.

– Вот и хорошо. Ведите его в кабинет директора, – распорядился главный. – Возможно, обойдемся без увечий, – добавил он, не слишком уверенно.

Крепко удерживая Тютюнина под руки, дюжие конвоиры проводили его в кабинет Штерна, где оказались только напуганная секретарша и стоявший возле стены дизайнер Турбинов.

– Итак, ты знаешь, кто я? – спросил Сергея главный военный, когда арестанта припечатали к стулу и завели руки за спину.

– Нет, товарищ капитан, – честно ответил Тютюнин.

– Я военный прокурор этого округа. И того. И еще двух. Усекаешь?

– Нет, товарищ капитан.

– Туповат ты для крупных дел, Тютюнин. Или прикидываешься? – Прокурор подошел ближе и проникновенно заглянул Сереге в глаза.

– Не прикидываюсь, – ответил арестованный.

– Как давно знаешь майора медицинской службы Пивняцкого?

– Никак ни давно не знаю, товарищ капитан.

– Да? – Военный прокурор недобро усмехнулся и, подойдя к Турбинову, ткнул его в живот пальцем.

Турбинов сказал капитану «ой», а тот ему: «Смотри у меня! » И вернулся к Сергею.

– Ладно. Рассказывай, кто первым придумал это? Кто ученых хомяков изводил, а? Дивизию целую положили, подонки!!! – заорал прокурор и дал Сереге в морду.

«Хреново дело», – подумал Тютюнин, решив признаться во всем, как только разберется, в чем именно.

– Шкурки хомяков принимал, шкура продажная?

– Принимал, товарищ капитан. Шкурки хомяков продажные по четыре рубля. Десять тысяч штук…

– А ты знаешь, что это хомяки не простые, а золотые для нашего государственного бюджета? Ты знаешь, что это не просто грызуны, а самые настоящие воины?

– Нет, этого я не знал, товарищ капитан, – честно признался Тютюнин, но прокурор ему не поверил и снова дал в морду.

– Нельзя ли напомнить подробности дела, товарищ капитан? спросил Сергей, поняв, что пришла пора сотрудничать со следствием.

– Я тебе напомню. Я тебе напомню, бандит, – аспидом прошипел военный прокурор и вытер со лба пот. Потом заглянул в свои бумаги.

– Десять тысяч природных грызунов проходили программу обучения на хомяков-связистов и две недели назад, в четверг, поехали на промывку в баню. И ни один из них не вернулся, а спустя какое-то время в ваши «Рога и Копыта» доставили десять тысяч хомячьих шкурок. Теперь понял, что ты влип?

– Теперь понял, – сказал Тютюнин. – Но мне сказали, что они умерли от болезни, и привез их майор – военный биолог.

– Вот только не надо мне рассказывать этих сказок, дружок. «Я не знал», «я не мог». Мне известно, что ты мне скажешь, но вранье про ужасную и опасную для человека болезнь, которая якобы сразила хомяков-связистов, я уже слышал. Вставай, и поехали в тюрьму…

– В тюрьму? Так быстро? – удивился Тютюнин.

– А чего тянуть? Вечером вынесут приговор, а на рассвете… – Прокурор по-настоящему счастливо улыбнулся и мечтательно вздохнул.

– Что на рассвете? встревожился Сергей.

– Жена есть? – пропустив вопрос арестованного, спросил капитан.

– Есть. Любой зовут.

– Ну что же, как говорится: заплачет рыбачка, упав ничком.

Прежде Сергей Тютюнин в тюрьме не бывал ни разу. Так уж сложилось, что не было повода попадать за решетку. А теперь у него отобрали ремень, шнурки от дареных полуботинок, носовой платок с Чебурашкой и посадили в одиночную маленькую камеру без окошка.

– Ну все, – сказал себе Сергей. – Уж лучше бы в очередную «командировку» с Лехой отправиться, чем на рассвете…

Представив, как его будут расстреливать, Тютюнин зашмыгал носом. Потом, конечно, скажут: судебная ошибка, ни при чем был парень, случайно попался. Но будет уже поздно. И, что самое обидное, Сергей так и не узнает, сумели ли тыклики усилить двигатель Лехиного «запорожца».

Примерно через полчаса железная дверь с лязгом открылась, и в камеру вошли те двое, что доставляли Сергея в тюрьму.

– Эй, еще же не рассвет! – крикнул он в отчаянии.

– Мы знаем, – ответили они и стали Серегу бить. Просто и беззлобно, но все равно очень больно.

Потом, видимо устав или по какой другой причине, они оставили арестанта в покое и ушли. Однако в одиночестве Тютюнин пробыл недолго. В железной двери распахнулось окошко, и кто-то спросил:

– Обедать будешь?

– А уже разве обед? – спросил Сергей.

– Будешь или нет?

– Буду, – сказал Сергей и, поднявшись с нар, получил перекрученную алюминиевую миску с желтоватой бурдой и кусок хлеба в придачу. Не то чтобы он хотел есть, но ему было любопытно, чем здесь кормят. Оказалось, практически ничем.

Не успел Тютюнин притронуться к угощению, как в коридоре снова загремели тяжелые шаги, и в камеру ворвались его недавние мучители.

– Дайте хоть поесть, сатрапы! – в отчаянии закричал Леха, но конвоиры выволокли его из камеры и потащили по коридору.

После долгих путешествий по этажам Тютюнина привели в провонявшую табачным дымом комнату, где он опять встретился с прокурором.

– Ну, Серега, повезло тебе, – сказал капитан и удивленно покачал головой, словно все еще не веря в случившееся. – Одним словом, обвинение с тебя снимается, поскольку хомяки вдруг объявились.

– Как это объявились? Они же мертвые!

– Да не мертвые. Хомяки-связисты вернулись в расположение части из самовольной отлучки. Теперь им светит дисбат.

– А что с нашими шкурками?

– С вашими шкурками все в полном порядке. Они действительно принадлежали животным, погибшим от ужасной и опасной для человека болезни.

– А от этих шкурок нельзя заболеть? – тут же спросил оправданный.

Прокурор подошел к Тютюнину и обнял его за плечи.

– Время сейчас трудное, дорогой товарищ. Поэтому нельзя нам болеть. Никак нельзя.

У тюремных ворот Тютюнина встречала Люба. Ее глаза были красны от слез. Она с громким плачем упала на грудь любимому мужу, больно ткнув его узелком с ржаными сухарями и оловянной кружкой.

– Сережа! Вернулся! – всхлипывала Люба. Тютюнин погладил ее по плечу и сказал:

– Меня оправдали, Люба. Чего же ты плачешь? Давай-ка ты на работу возвращайся.

– А мне возвращаться не надо! – Люба подалась назад и заглянула мужу в глаза. – Мне, Сережа, до среды отгул дали! Правда хорошо?

– Хорошо, – согласился Тютюнин. – Узелок-то тебе мамаша передала?

– Ага. Ту все что нужно – сухарики, кружечка, немного табачку и мыло.

⇐ Предыдущая 8 9 10 11 121314 15 16 17 Следующая ⇒