|
|||||||
Алекс Орлов 16 страница– Вокруг Луны? – переспросил Берк и покачал головой. – Он это серьезно? – Базил вообще не шутит. Он всегда говорит серьезно и все, что слышит, принимает за чистую монету. – Постойте, сэр, – обратился Смит к Джонсону. – Но ведь, даже если ПАСА и Пентагон согласятся, для шаттла нужно целый комплекс строить… – Базил это понимает, – ответил Техасец. Он сказал, что если потребуется сбацать что-то типа Байконура – проблем не будет. Эта последняя фраза Техасца ввергла Смита в состояние задумчивости, а Джонсона, наоборот, пробил смех. Он вдруг захохотал как безумный и. даже упал с кресла на пол, продолжая там хрюкать и всхлипывать. – Эй, Берк, с боссом все в порядке? – забеспокоился Техасец, однако Джонсон наконец выбрался из-под стола и, попив минералки, пришел в себя. – Не обращайте внимания, коллеги. Я не сошел с ума. Просто я представил лица парней из Вашингтона, когда я сообщу им условия обмена инопланетной тарелки. О, жаль, я не увижу эти рожи! Они немного помолчали, каждый о своем. Затем Джонсон поднялся и, хлопнув по столу, сказал: – А теперь пора на демонстрацию. – Какую демонстрацию, сэр? – удивился Смит. – Демонстрацию заплывшего глаза Майка коллегам из МИДа. Посмотри, его физиономия уже достаточно скривилась. – А куда мы пойдем? – спросил Берк. – Да просто спустимся к машине, и ты сделаешь несколько кругов вокруг посольства, а потом вернемся. – Э-э, прошу прощения, босс, но у меня там своя машина припаркована. Морские пехотинцы из охраны даже не хотели меня впускать – говорят, этого автомобиля нет в их списке. – Правильно говорят. А откуда машина? Техасец смущенно пожал плечами и еле слышно ответил: – Базил сделал мне презент. Новенький «ягуар»… Нет, я, конечно, не любитель европейских машин – в Штатах машины самые лучшие, но нельзя же было отказывать хорошему человеку. Базил ведь правильный пацан. – Нужно будет проверить авто на наличие всяких вражеских закладок. – Каких вражеских, босс? Здесь меня окружают одни только друзья. – Ну конечно. И именно этих друзей из Советов мистер Техасец летал взрывать в Аргентину, – язвительно заметил Смит. – Все. Замолчали, – скомандовал Джонсон. – В коридоре нас ждет вся мидовская верхушка, я в этом просто уверен… Он одернул пиджак и посмотрел на Техасца. – И пожалуйста, Майк, сделай лицо покислее, тебя ведь только что зверски избили. – Конечно, босс, я постараюсь. Джонсон первым подошел к двери и не успел ее открыть, как столкнулся нос к носу с помощником посла Фрэнком Петруччи. – О, вы уже уходите, – обронил помощник. – Ну тогда я зайду в другой раз, – добавил он и посторонился. Следом за Джонсоном вышел Техасец, его шляпа была надвинута на глаза, однако синяк был хорошо заметен. Помощник посла удовлетворенно улыбнулся. Дождавшись, пока мимо пройдет Берк Смит, помощник обогнал церэушников и опрометью кинулся вниз, чтобы предупредить всех своих. В результате, горя желанием лицезреть унижение агента спецслужб, возле ярко освещенного подъезда собрались все мидовские работники. Когда Джонсон, Техасец и Смит прошли мимо, толпа стала рассасываться, а помощник Петруччи приблизился к послу и тихо напомнил ему, что пришло время идти подсматривать за стенографистками в душе. Посол радостно кивнул, и они с Петруччи поспешили на тайное шоу.
По уже сложившейся традиции в три часа ночи в дверь квартиры Тютюниных позвонили. Сонный Сергей прислонился к двери и спросил: – Кто? – Твой лучший друг Леха… – Можно было не спрашивать, – пробурчал Тютюнин и открыл дверь. Леха был в тапках, трусах и куртке рабочего литейного производства. – Ты какого хрена приперся? Или у тебя часы сломались? – Нет, не сломались, – ответил Окуркин. – Мне, Серега, идея пришла в голову. – А я – то чем виноват, а? – Тютюнин растер ладонями лицо и, еще раз взглянув на приятеля, вдруг выпучил глаза и замахал руками. – Пошла! Пошла вон, дура! Окуркин оглянулся и увидел сидевшую на лестничной клетке огромную черную собаку. – Ой, это она за мной прокралась, страшное животное! – в свою очередь воскликнул он и, сняв с ноги тапку, швырнул ею в собаку. Та нехотя спустилась на несколько ступенек и снова стала подсматривать за Лехой. – Вот ведь рожа у нее, а? Как у бабушки Живолуповой – такая же дурная! – И вовсе не дурная! – прогавкала собака и побежала вниз. – Скажите какая обидчивая! – крикнул ей вслед Окуркин. – А не хрен подслушивать! – Леха! Леха! – позвал друга Тютюнин, уже совершенно проснувшийся. – Леха, она же по-человечески заговорила! – Наплюй, – махнул рукой Окуркин. – Я по делу – мне идея в голову пришла. Да не простая. А самая настоящая золотая… Я придумал, как нам настойку перегонять! – Леха довольно улыбнулся и потер ладонь об ладонь. – Ну и как же? – Вы-мо-ра-жи-ва-ни-ем! Помнишь, как мы с тобой одеколон «Гвоздику» зимой через железную трубу пропускали? – И толку-то? Я тогда чуть ботинки в угол не поставил… – Да ерунда. Просто температура была плюсовая, а надо, чтоб мороз, блин, по коже! Усекаешь? – Усекаю. Сейчас вспомнил, и сразу мурашки… – Нет, ты послушай – на этот раз мы все это перегоним и используем внутрь, только после проверочки. – Опять гаишников, что ли, искать будем? – Зачем нам гаишники, если кошек вокруг навалом, Собаки большие по подъездам шастают… Тютюнин задумался. Насчет проверки надо было раньше догадаться. Ведь это же так просто. – Насчет проверки ты здорово придумал, – сказал он. – Ну вот. Я уже на всякий случай два литра в пакет полиэтиленовый залил и в морозилку засунул. – А если Ленка найдет? – Не найдет. Я пакет пельменями замаскировал. – Ну хорошо. А кто собаку ловить будет? – А чего ее ловить? Бультерьера Дросселя знаешь? – Это который на свинью похож? – Во-во! – обрадовался Леха. – А у свиней все как у человека, поэтому Дроссель нам подходит. – А он будет пить? – Дроссель? Да он пьет и жрет все, что видит! Вчера его мужики били за то, что он на двух «жигулях» номера сожрал… – Серьезный товарищ. Такой и керосин выпьет. Тютюнин помолчал и, посмотрев на Леху, проговорил: – Ладно, профессор, до завтра. – Постой. – Окуркин схватил приятеля за локоть. – Чего еще? – Пирожками не угостишь – фирменными «робин гудами»? – Леха… Имей совесть… – ответил Тютюнин и, оттолкнув изобретателя, захлопнул дверь.
Утром следующего дня Тютюнин, явившись на работу, прямо у двери в приемку столкнулся с Фригидиным. Бухгалтер был бодр и улыбчив. – Здравствуйте, Сергей, я уже выздоровел, – сказал он. – И чего, за сахаром пришел? – Нет, что вы! Просто я решил, что виноват перед вами, и пришел покаяться… – Ты вроде каялся уже в прошлый раз, – заметил Сергей, отпирая свое помещение. – То было не по-настоящему. Я фальшивил! Тютюнин прошел в дверь, Фригидин следом за ним. – Понимаете, Сергей, я хочу, чтобы вы дали мне еще один шанс, я справлюсь, потому что желаю этого искренне! Взгляд Фригидина упал на Серегину тумбочку. Он судорожно сглотнул. – Я бы хотел стать вашим другом, Сергей, вы мне верите? Ведь, в сущности, я замечательный человек… В коридоре послышался какой-то шум и крики. Фригидин побежал посмотреть и скоро вернулся с сияющей физиономией. – Хи-хи, Сергей, знаете, что там случилось? – Что? – Секретарша директора Елена Васильевна шла по коридору, а навстречу ей как всегда бухой дизайнер Турбинов! Представляете хохму?! – Пританцовывая на месте, Фригидин хлопнул себя по ляжкам. – И вот они – бац! И столкнулись! Турбинов первый упал, а Елена Васильевна прямо на него, да еще юбка у нее задралась аж до трусов! Картина Репина, Сергей! Правда? – Фригидин снова подпрыгнул и хлопнул себя по коленям, показывая, как ему смешно. Тютюнин не разделял веселья бухгалтера, хотя на задравшуюся юбку Елены Васильевны он бы, честно говоря, пошел посмотреть. Елена Васильевна была видной женщиной, и иногда Сергей смотрел на нее как на… Но только иногда. – На чем мы остановились? – неожиданно спросил Фригидин и тем самым оторвал Сергея от мечтательных грез. – Ах, ну да! Мы говорили о том, какой я замечательный человек. Так вот, однажды я спас от утопления двух человек. – Ты спас? – удивился Сергей. – Честное благородное, – приложив руку к груди, поклялся Фригидин. – А дело было так. Шел я как-то по берегу пруда и сочинял стихи. Я, знаете ли, люблю сочинять под Пушкина… – Короче, мне работать надо. – Ладно, ладно! Я короче. В общем, иду я себе иду, солнышко светит, детишки с удочками. Бабули дурные купаться лезут! Вот смеху-то! – Фригидин, рассказывай скорее и иди к себе. У меня уже люди во дворе волнуются. – Хорошо! Одним словом, смотрю, стоят двое пьянчуг – солярку пьют, асфальтом закусывают. Я им говорю, что же вы, хамы противные, людям здесь мешаете отдыхать! А они еле ноги волочат, но сразу видно, купаться собрались. Я их так раздразнил, что они за мной побежали, да в кустах-то и застряли. Вот так я их спас, а то бы они утопли… Потом я даже одежду им принес с пруда. И забрал из карманов деньги. Но немного – всего восемнадцать рублей… Правда я молодец?! – Правда, – ответил Сергей и, скупо улыбнувшись, больно схватил Фригидина за локоть. – Ой-ой-ой! – заголосил тот. – Извини, мне нужно работать, – сказал Тютюнин и вытолкнул бухгалтера в коридор. Дверь перед носом Фригидина захлопнулась, но он постоял еще немного, соображая, что предпринять. Так ничего и не придумав, бухгалтер сказал: «Ненавижу». И отправился к себе – работать. Тем временем Тютюнин открыл «зал ожидания», и туда, словно муравьи, хлынули истосковавшиеся клиенты. – Сережа, сынок! Чего же ты вчера-то не работал?! – спрашивали они наперебой. – Нам сказали, что заарестовали тебя! – Да, – ответил Сергей, чувствуя себя героем. – Взяли прямо – и в тюрьму! – В тюрьму? – поразились старушки. – Это за чего же? – За прокламации и листовки, – соврал Сергей, не придумав ничего лучше. – Это какие же прокламации? – заинтересовалась клиенты. – А я это.., газету «Искра» распространял в метро. – Из искры возгорится пламя! – крикнула одна из старушек, остальные ее поддержали. – Так ты, сынок, тоже против буржуев? – спросила старушка с красным бантом на груди. – Ну да, – кивнул Тютюнин. – А ты теоретик классовой борьбы или практик? – Это как? – не понял Сергей. – Ну, ты вредишь буржуям на каждом шагу? – Как это? – Очень просто. Кладешь в сумку заточенный гвоздь и, как видишь буржуев на иностранных автомобилях, р-раз-з по пузатой лакированной дверке! Пусть гады ремонтируют! – А если на стоянке застанешь, – затарахтела другая бабуся, – то прямо в колесо ему, в колесо! Да в другое, да в третье! – Так ведь они побить могут, – заметил Тютюнин. – Нас не побьешь – мы организация! – выкрикнула бабуля с бантом, и все старушки, как одна, достали из своих сумок самодельные кастеты, напиленные из водопроводных труб. – Да, организация, – вынужден был согласиться Тютюнин, невольно оробев от такой демонстрации силы. – Ну ладно. Давайте начнем приемку. Итак, кто первый?
Под вечер к пенсионерке Живолуповой пришли вьетнамцы. Мириться. В другое время она бы закопала их за домом, где еще с прошлого раза была готова яма, но в Гадючихе бушевала патологическая жадность, которая и не давала ей жить спокойно. – Давай мирица, бабушика, – предложил самый главный вьетнамец с подбитым глазом. – Ладно уж, заходите, – ответила старушка, пропуская на кухню шестерых партнеров по бизнесу. – Водка принесли – пить будем. – Давай выпьем, Хонг Май, отчего же не выпить, – согласилась Живолупова и поставила на стол граненые стаканы образца тридцать третьего года. Потом добавила капустки собственного посола из ведра, в котором прятала чудо-телефон, завернутый в три полиэтиленовых мешка. Вьетнамцы поставили две бутылки «Столичной». Живолупова заметила, что одна из них уже открыта. – Ой, какой таракан здоровый! – крикнула старушка, тем самым отвлекая внимание гостей от своих рук, которые быстренько проделали манипуляцию с бутылками. – Убежал, сволочь усатая, – сказал Живолупова, виновато улыбаясь и садясь к столу. – Ну, наливайте бабушке. Водочку-то я люблю. Люблю я ее, родимую… Хонг Май схватил стоявшую напротив Гадючихи бутылку и наполнил стакан хозяйки; при этом он не переставал улыбаться, демонстрируя свое расположение и два крысиных резца. Себе и подельникам вьетнамец налил из другой бутылки, то и дело повторяя: – Назадоровие, назадоровие. – Ну, друга, выпьем, – произнесла Живолупова и подняла свою стопку. – Чай не отравимся! – Не отравитися! Не отравитися! – наперебой закричали вьетнамцы. – Ну пейте уже… Ух! И одновременно со своими гостями Живолупова выпила водку. Потом закусила капусткой и молча следила затем, как ее партеры по бизнесу один задругам валились на пол. Когда грохнулся самый крепкий – Хонг Май, Гадючиха тяжело вздохнула и, покачав головой, налила себе еще. – И куда вы против бабушки Живолуповой-то, зайцы рисовые, – сказала она и выпила. – Мелковаты будете. Хонг Май дернулся под столом и засучил ноженьками, а Живолупова усмехнулась и добавила: – Да уж не помрете, изучила я уже вас, зайцев рисовых. Вы как тараканы, сколько ни трави, все равно из всех щелей повылазите. Вылив остатки отравленной водки в раковину и прибрав в холодильник водку хорошую, Гадючиха схватила главного вьетнамца за шиворот и, дотащив до ванны, сунула под холодную воду. Гость быстро очухался и что-то залопотал по-своему. Однако Гадючихе пришлось еще отвесить ему несколько оплеух, чтобы он пришел в себя окончательно. – Не убивай, я буду деньги платити-и-ить, – взмолился он. – Сейчас не убью, – сказал Живолупова. – Но этот раз был последним, Хонг Май. Еще одна шутка – и я вам тут пропишу полную тактику выжженной земли. Понял меня? И для уверенности, что партнер по бизнесу ее понял, бабушка Живолупова как следует припечатала его об стену.
Во вторник днем прямо на приемку к Тютюнину пришел молодой человек в приличном сером костюме. Он сразу бросился Сереге в глаза, поскольку основными клиентами заведения были люди, занимавшиеся уличным собирательством. Молодой человек держал в руках коричневый портфель и, выстояв длинную очередь, достал из него очередной шедевр – дамскую шляпку из щетины рыбы-штопора. И хотя изделие это было для «Втормехпошива» не совсем по профилю, Сергей подарок принял и заплатил за него тридцать рублей. – Я от старушки Розенфельд, – улыбаясь, сказал молодой человек. – Она приносила вам накидку из сиамского рудольфа, помните? – Да, – охотно подтвердил Сергей. – И еще шорты из серебристой жуа. Шорты он примерял Любе, но они на ней смотрелись как зимнее байковое трико. Поэтому он убрал их подальше, закатав в трехлитровую банку и строго-настрого приказал жене не трогать драгоценной вещицы. Достаточно было того, что она и Олимпиада Петровна щеголяли в немыслимо дорогих шлепанцах из рудольфового меха. – К сожалению, старушка Розенфельд заболела и просила меня организовать для вас посещение меховой выставки. – А вы ей кто? – спросил Серега, внимательно присматриваясь к молодому человеку. – Внук, – сказал тот. – Хорошо. Можно даже сегодня. Только я друга своего возьму, Леху Окуркина. – Прекрасно. Во сколько мне за вами заехать? – Давай в полшестого. – Договорились. – «Внук» улыбнулся и ушел, а Сергей, дождавшись обеда, пошел звонить Лехе на завод. Сегодня Окуркин отправился на работу, чтобы получить аванс за три месяца позапрошлого года. Сергей позвонил в Лехин цех, и скоро к телефону подошел сам Окуркин. Он сказал, что информация про выплату аванса – полное надувательство, но настроение у него было хорошее, потому что удалось разжиться электромотором с медной обмоткой. – Осталось только вынести его с завода, но это дело знакомое – справлюсь, – сказал Окуркин. – Поедешь со мной на меховую выставку? – в лоб спросил Тютюнин. – А чего я там не видел? – Ты меня охранять будешь. – От кого? – От того, кто в тетку рядится и новые меха мне на приемку носит. – Так, может, он того – «голубчик»? – Не знаю. Но на выставку сходить хочется. – Ладно, – согласился Окуркин. – Так уж и быть, я тебя сопроводю. То есть сопровожду.
В половине шестого, как и договаривались, Сергей вышел во двор «Втормехпошива» и увидел там синий «форд-фокус», возле которого стоял улыбающийся «внук» старушки Розенфельд. – Билеты достал? – спросил Тютюнин, чтобы не молчать. – Да, конечно, – сказал «внук». – Мы можем ехать. – Ладно. Только я сзади сяду. – Как вам будет угодно. – «Внук» улыбнулся еще шире и распахнул перед пассажиром дверку. Тютюнин забрался в салон и с удовольствием покачался на мягком кресле. В иностранной машине, если не считать автобусы «икарус», он сидел впервые. – Тебя как зовут? – поинтересовался Сергей, когда «внук» завел двигатель. – Зовите меня Гошей! – сказал тот. – Очень приятно, Гоша. Давай к трамвайной остановке «Бобрино». Знаешь такую? – Да. Этот район мне знаком. Они выехали со двора, и машина резво помчалась по улицам. Сергей даже немного струхнул от манеры вождения Гоши. Однако тот знал свое дело, и скоро, безо всяких потерь, они добрались до трамвайной остановки, где их уже поджидал Окуркин. У его ног стоял большой рюкзак, в котором, видимо, находился добытый электромотор. – Нужно открыть багажник… – сказал Тютюнин. – Зачем? – спросил «внук» несколько напряженно. – У Лехи с собой рюкзак. – А.., ну конечно, – с облегчением улыбнулся водитель и вышел из машины. Серега с помощью электрической кнопочки открыл окно и, высунувшись, с важным видом заметил: – Ну, чего пялишься, рабочий класс? Сдавай железо в багажник! – Толковая тачка! – завистливо проговорил Окуркин и со вздохом добавил: – Далеко не «запорожец»… А как водилу-то зовут? – Гошей, – ответил Сергей. – Ага. Ну-ка, Гошка, помоги мне рюкзачок передвинуть, а то одному тяжело. – Конечно! – с готовностью отозвался «внук». Он подскочил к Лехе и, схватившись за лямки рюкзака, попытался его поднять, однако это ему не удалось. – Не спеши, парень, – сказал ему Окуркин. – Тут сто пятьдесят кило. С наскоку не возьмешь. – И.., что же в этом бэге? – удивился «внук». – В бэге, Гоша, валюта всех времен и народов – медная обмотка электродвигателя. Правда, вместе с чугунным корпусом. Потому и тяжело. – И где же вы его взяли? – Ну не украл, конечно. Вынес с родного завода… Ладно, Гоша, хватайся, и потащили… Удобно откинувшись на сиденье, Тютюнин через зеркало заднего вида наблюдал за погрузкой неподъемного рюкзака. При этом было видно, что Окуркин откровенно халтурил, взваливая основную работу на Гошу. Наконец мотор оказался в багажнике, отчего машина заметно просела. Вспотевший водитель вернулся за руль, а Окуркин устроился рядом с Сергеем. – Толковая тачка! – повторил он, пытаясь ногтем проковырять обивку сиденья. – Куда поедем, шеф? – На выставочный комплекс, – ответил «внук», трогаясь с места. – Ну поехали! Это тачка американская? – Американская, – осторожно ответил «внук». – А что? – Ничего. Рули давай, – сказал Леха и заинтересовался дверной ручкой. Пока они ехали, он несколько раз кивал на свою дверь и подмигивал Тютюнину. Тот тоже подмигивал в ответ, думая, что Леха восторгается автомобилем. Наконец они прибыли к выставочному центру. Пока Гоша искал место для парковки, довольный Леха продемонстрировал Тютюнин открученную дверную ручку. – Это ты зачем? – строго спросил Сергей. – А ты вторую не скрутил, что ли? – удивился Леха. – Я ж тебе моргал – мол, скручивай вторую. А ты… Эх… – Окуркин спрятал добычу в карман и неодобрительно покачал головой. – Сейчас бы пара была, я б их на свой «запорожец» приделал, а если б не подошли, мы бы их продали. Гоша быстро справился с парковкой и вернулся к Лехе с Сергеем. – Нам в пятьдесят шестой павильон, – сказал он. – Ну пошли, – согласился Тютюнин. – Подождите, парни, – вмешался Окуркин. – Так же нельзя. Мы же на отдыхе. – А что вы, Алексей, предлагаете? – спросил Гоша. – Ну чего – пивка давайте возьмем. Еще я шашлычка бы съел, ну и вообще… Угостишь приятелей, Гоша? – Конечно, – обрадовался «внук», поскольку его целью было установить с «объектами» доверительные отношения. Они разместились под небольшим навесом, сделали заказ, и смуглые торговцы быстро натаскали им пересушенного мяса и теплого, как вода из летней лужи, «холодного пива». – Хорошая у тебя машина, Гоша, – слегка захмелев от бесплатного угощения, начал Леха. – Американская… Гоша кивнул, старательно разжевывая бараньи жилы. – А вот у меня – «запорожец», – с каким-то остервенением произнес Окуркин и, вздохнув, добавил: – Многие даже дразнятся. Говорят – «хохломобиль»… А он ведь, Гоша, он ведь лучше этого твоего лакированного американского дерьма… – Почему? – заинтересованно спросил «внук». – Потому что все американцы не умеют читать, – ответил Окуркин и стал подчищать салат из вялой капусты. – Это не так. Американцы умеют читать, – решительно возразил Гоша и, устав бороться с бараньими жилами, выплюнул их в салфетку. – А я говорю – не умеют. Это в газете написано было, – упрямо гнул свою линию Окуркин. – А еще они носят трусы цвета своего флага… Открыв рот для возражения, Гоша его вовремя закрыл, вспомнив, что на нем действительно трусы из родного звездно-полосатого. – Вот мы здесь все втроем нормальные люди, – отпив теплого пива, продолжал Окуркин. – И трусы у нас – нор-рмальные. Пожалуйста… Окуркин резко встал и, предоставляя доказательства, спустил штаны. – Вот! Васильки в поле! Национальная расцветка! – громко объявил он, заставляя оборачиваться прохожих. Смуглые владельцы кафе молча взирали на представление, не зная, что предпринять, а нетрезвая дама за дальним столиком радостно захихикала. – Ну-ка прекрати, – вмешался Тютюнин. Окуркин пожал плечами и надел штаны, однако процесс дознания не оставил. – Вот, давай теперь посмотрим, какого цвета твои трусы. Гоша, – предложил он. – Леха, не приставай к человеку, – заступился за «внука» Тютюнин. – А я не пристаю. Просто покажи хотя бы резинку, Гоша. Только поясок, – настаивал Леха, однако «внук» ничего не отвечал и пребывал в полной растерянности. Еще никогда агент Смит не был так близок к провалу. То ли от жары, то ли от внезапных потрясений перед его глазами плыли разноцветные круги, которые превращались в красные физиономии Лехи Окуркина и все множились, множились, заполняя собой окружающее пространство. Заметив, что с Гошей не все в порядке, Тютюнин, чтобы сдержать неугомонного Леху, со всей силы лягнул того ногой под столом. Удар получился хороший, но пришелся он точно в голень Смиту. Берк вздрогнул, но сдержал стон, решив не доставлять удовольствия этим русским. Что ж, они его переиграли и разыграли, как дурачка, однако он умрет молча. Не проронив ни слова. Леха продолжал орать про трусы, Сергей Тютюнин лягнул его еще раз и снова попал Смиту в то же самое место. От резкой боли Берк начал терять сознание и сползать под стол. «Отлично спланировано, – думал он краешком угасавшего сознания. – Под столом они накинут мне на шею удавку – и все…» – Гоша… Гоша… – доносилось откуда-то издалека. Потом на лицо полилось что-то тепло и липкое. «Это кровь», – решил Смит. – Гоша, очнись! Гоша! – не отставал от него Тютюнин, хлопая по щекам и щедро поливая голову «внука» теплым пивом. – Пусть покажет трусы! Какие у него трусы! – не унимался одуревший от пива и жары Леха. – Заткнись ты, не видишь, что ли, парню плохо! – крикнул Тютюнин. Окуркин, тупо посмотрев на распластавшегося в пивной луже Гошу, понял, что нужно что-то предпринимать. Он медленно повернулся и, поймав на себе взгляд смуглого владельца кафе, с угрожающей интонацией произнес: – А какого цвета твои трусы? М-м? – Эта… Не нада… – сказал владелец, медленно отступая. – Покаж трусы, мор-рда! – прорычал Окуркин и, реагируя на движение жертвы, поднялся со стула. – А-а-а! – заголосил тот и выскочил из павильона. Второй его товарищ, а следом за ним и кухонный рабочий также быстро покинули кафе и, отбежав к небольшому фонтану, притаились за стрижеными кустиками. Леха решил использовать эту ситуацию. Он подошел к холодильнику, открыл его и окинул содержимое хозяйским взглядом. – Воды неси! – потребовал Тютюнин, видя, что Гоша стал приходить в себя. – Тут тока пиво… – сказал Леха. – Ну неси пиво! У парня солнечный удар – его поливать надо! И они стали поливать. Вскоре лечение принесло успех и Гошу удалось посадить на стул. – Пей, Гоша, нужно восстанавливать силы, – приказал Тютюнин, и Смит, не желая, чтобы его снова начали избивать, стал послушно принимать дозу за дозой. Когда пиво заполнило весь предоставленный объем, троица с трудом поднялась со стульев и, держась друг за друга, выбралась под палящее солнце.
В какой-то момент жаркое солнце и неограниченное количество пива сделали свое дело, и вся троица завалилась на асфальт, а пришла в себя только в тени тюремных стен – в местном отделении милиции. Сидевший к «обезьяннику» боком милицейский сержант также изнывал от жаркой погоды, однако продолжал выполнять свой служебный долг, безо всякого вдохновения составляя протокол задержания. – «… Двое алкоголиков тащили под руки обоссанного гражданина…» – прочитал он, пытаясь на слух опробовать складность записанной мысли. – Во.., вообще-то мы его пивом полили… – заметил из-за решетки Тютюнин, и сержант, даже не посмотрев в его сторону, внес в протокол исправления: «обоссанного пивом гражданина». Затем посмотрел в окно и крикнул: – Жмуров! Может, пристрелим этих придурков, а? Сил моих нет этот протокол составлять… Жарко… – А куда их потом девать? – отозвался невидимый Жмуров. – Их же выносить придется и эта.., закапывать. – Правда твоя, Жмуров, – вздохнул сержант. – Закапывать придется… Посмотрев наконец на троицу задержанных, сержант прикинул их состояние. Двое выглядели удовлетворительно и, пожалуй, удержатся на ногах, если заставить их подняться. А вот третий… Третий был совсем плох. – Жмуров! – позвал сержант. – А ты когда-нибудь протоколы составлял? – Никогда, – поняв, куда дует ветер, ответил Жмуров. – Я и буквы-то русские не все знаю. Только латынь немного. Сержант ничего не сказал и опустился на стул. По полу побежал таракан, и это привлекло внимание милиционера. Видимо, насекомый тоже изнывал от жары, потому что двигался очень медленно. Сержант набрал в легкие воздуха и плюнул. Получился недолет, таракан забеспокоился. Сержант взял поправку и плюнул снова. На этот раз получилось куда лучше, однако таракан снова избежал гибели и, преследуемый целой серией плевков, успел завернуть за угол. Сержанту стало скучно. Он порылся в карманах, поиграл спичечным коробком, а затем спросил: – Жмуров, а в чем смысл жизни? – Это сложный вопрос. Так сразу не ответишь… Сержант покачал головой. Затем посмотрел на задержанных и резко скомандовал: – Встать! Тютюнин и Окуркин быстро поднялись, а Гоша только дернулся, но друзья помогли ему и прислонили к стенке. – Так, – одобрительно кивнув, произнес сержант. – Ходить можете? – Пока.., можем, – осторожно, за всех ответил Тютюнин. – Тогда так. Сейчас я вас выпускаю и жду пять минут. Потом выхожу на улицу с табельным оружием и, если еще вижу ваши морды, открываю огонь на поражение. Согласны? – Так точно, – сказал Сергей. – Йес, сэр… – пролепетал Гоша. – Отлично. Дверца «обезьянника» открылась, и получившие свободу узники поспешили к выходу. Даже Гоша, и тот обрел способность ходить. Сержант проводил их до двери, вернулся к своему столу и разорвал недописанный протокол. Потом прошел в соседнюю комнату и, приблизившись к клетке с попугаем, угрюмо на него уставился. – Ты чего? – спросила птица. – А ничего! – зло ответил сержант. – Сука ты. Жмуров, и толку от тебя никакого…
Справедливо решив не испытывать терпение милиции, Сергей. Леха и Гоша бегом покинули территорию выставочного комплекса и уже за воротами прислонились к забору отдохнуть. – Ой плохо мне! – признался Окуркин. – Не мой сегодня день. – Это тебя, Леха.., халява подвела… – тяжело дыша, пояснил Тютюнин. – А если наши жены узнают, то… – То пиши пропало, – согласился Леха. – Почему? – спросил окончательно пришедший в себя Гоша. – Потому что всю морду изобьют и еще на завтра останется.
|
|||||||
|