Алекс Орлов 16 страница

– Вокруг Луны? – переспросил Берк и покачал головой. – Он это серьезно?

– Базил вообще не шутит. Он всегда говорит серьезно и все, что слышит, принимает за чистую монету.

– Постойте, сэр, – обратился Смит к Джонсону. – Но ведь, даже если ПАСА и Пентагон согласятся, для шаттла нужно целый комплекс строить…

– Базил это понимает, – ответил Техасец. Он сказал, что если потребуется сбацать что-то типа Байконура – проблем не будет.

Эта последняя фраза Техасца ввергла Смита в состояние задумчивости, а Джонсона, наоборот, пробил смех. Он вдруг захохотал как безумный и. даже упал с кресла на пол, продолжая там хрюкать и всхлипывать.

– Эй, Берк, с боссом все в порядке? – забеспокоился Техасец, однако Джонсон наконец выбрался из-под стола и, попив минералки, пришел в себя.

– Не обращайте внимания, коллеги. Я не сошел с ума. Просто я представил лица парней из Вашингтона, когда я сообщу им условия обмена инопланетной тарелки. О, жаль, я не увижу эти рожи!

Они немного помолчали, каждый о своем. Затем Джонсон поднялся и, хлопнув по столу, сказал:

– А теперь пора на демонстрацию.

– Какую демонстрацию, сэр? – удивился Смит.

– Демонстрацию заплывшего глаза Майка коллегам из МИДа. Посмотри, его физиономия уже достаточно скривилась.

– А куда мы пойдем? – спросил Берк.

– Да просто спустимся к машине, и ты сделаешь несколько кругов вокруг посольства, а потом вернемся.

– Э-э, прошу прощения, босс, но у меня там своя машина припаркована. Морские пехотинцы из охраны даже не хотели меня впускать – говорят, этого автомобиля нет в их списке.

– Правильно говорят. А откуда машина? Техасец смущенно пожал плечами и еле слышно ответил:

– Базил сделал мне презент. Новенький «ягуар»… Нет, я, конечно, не любитель европейских машин – в Штатах машины самые лучшие, но нельзя же было отказывать хорошему человеку. Базил ведь правильный пацан.

– Нужно будет проверить авто на наличие всяких вражеских закладок.

– Каких вражеских, босс? Здесь меня окружают одни только друзья.

– Ну конечно. И именно этих друзей из Советов мистер Техасец летал взрывать в Аргентину, – язвительно заметил Смит.

– Все. Замолчали, – скомандовал Джонсон. – В коридоре нас ждет вся мидовская верхушка, я в этом просто уверен…

Он одернул пиджак и посмотрел на Техасца.

– И пожалуйста, Майк, сделай лицо покислее, тебя ведь только что зверски избили.

– Конечно, босс, я постараюсь. Джонсон первым подошел к двери и не успел ее открыть, как столкнулся нос к носу с помощником посла Фрэнком Петруччи.

– О, вы уже уходите, – обронил помощник. – Ну тогда я зайду в другой раз, – добавил он и посторонился.

Следом за Джонсоном вышел Техасец, его шляпа была надвинута на глаза, однако синяк был хорошо заметен. Помощник посла удовлетворенно улыбнулся.

Дождавшись, пока мимо пройдет Берк Смит, помощник обогнал церэушников и опрометью кинулся вниз, чтобы предупредить всех своих.

В результате, горя желанием лицезреть унижение агента спецслужб, возле ярко освещенного подъезда собрались все мидовские работники.

Когда Джонсон, Техасец и Смит прошли мимо, толпа стала рассасываться, а помощник Петруччи приблизился к послу и тихо напомнил ему, что пришло время идти подсматривать за стенографистками в душе.

Посол радостно кивнул, и они с Петруччи поспешили на тайное шоу.

По уже сложившейся традиции в три часа ночи в дверь квартиры Тютюниных позвонили.

Сонный Сергей прислонился к двери и спросил:

– Кто?

– Твой лучший друг Леха…

– Можно было не спрашивать, – пробурчал Тютюнин и открыл дверь. Леха был в тапках, трусах и куртке рабочего литейного производства.

– Ты какого хрена приперся? Или у тебя часы сломались?

– Нет, не сломались, – ответил Окуркин. – Мне, Серега, идея пришла в голову.

– А я – то чем виноват, а? – Тютюнин растер ладонями лицо и, еще раз взглянув на приятеля, вдруг выпучил глаза и замахал руками. – Пошла! Пошла вон, дура!

Окуркин оглянулся и увидел сидевшую на лестничной клетке огромную черную собаку.

– Ой, это она за мной прокралась, страшное животное! – в свою очередь воскликнул он и, сняв с ноги тапку, швырнул ею в собаку. Та нехотя спустилась на несколько ступенек и снова стала подсматривать за Лехой.

– Вот ведь рожа у нее, а? Как у бабушки Живолуповой – такая же дурная!

– И вовсе не дурная! – прогавкала собака и побежала вниз.

– Скажите какая обидчивая! – крикнул ей вслед Окуркин. – А не хрен подслушивать!

– Леха! Леха! – позвал друга Тютюнин, уже совершенно проснувшийся. – Леха, она же по-человечески заговорила!

– Наплюй, – махнул рукой Окуркин. – Я по делу – мне идея в голову пришла. Да не простая. А самая настоящая золотая… Я придумал, как нам настойку перегонять! – Леха довольно улыбнулся и потер ладонь об ладонь.

– Ну и как же?

– Вы-мо-ра-жи-ва-ни-ем! Помнишь, как мы с тобой одеколон «Гвоздику» зимой через железную трубу пропускали?

– И толку-то? Я тогда чуть ботинки в угол не поставил…

– Да ерунда. Просто температура была плюсовая, а надо, чтоб мороз, блин, по коже! Усекаешь?

– Усекаю. Сейчас вспомнил, и сразу мурашки…

– Нет, ты послушай – на этот раз мы все это перегоним и используем внутрь, только после проверочки.

– Опять гаишников, что ли, искать будем?

– Зачем нам гаишники, если кошек вокруг навалом, Собаки большие по подъездам шастают…

Тютюнин задумался. Насчет проверки надо было раньше догадаться. Ведь это же так просто.

– Насчет проверки ты здорово придумал, – сказал он.

– Ну вот. Я уже на всякий случай два литра в пакет полиэтиленовый залил и в морозилку засунул.

– А если Ленка найдет?

– Не найдет. Я пакет пельменями замаскировал.

– Ну хорошо. А кто собаку ловить будет?

– А чего ее ловить? Бультерьера Дросселя знаешь?

– Это который на свинью похож?

– Во-во! – обрадовался Леха. – А у свиней все как у человека, поэтому Дроссель нам подходит.

– А он будет пить?

– Дроссель? Да он пьет и жрет все, что видит! Вчера его мужики били за то, что он на двух «жигулях» номера сожрал…

– Серьезный товарищ. Такой и керосин выпьет. Тютюнин помолчал и, посмотрев на Леху, проговорил:

– Ладно, профессор, до завтра.

– Постой. – Окуркин схватил приятеля за локоть.

– Чего еще?

– Пирожками не угостишь – фирменными «робин гудами»?

– Леха… Имей совесть… – ответил Тютюнин и, оттолкнув изобретателя, захлопнул дверь.

Утром следующего дня Тютюнин, явившись на работу, прямо у двери в приемку столкнулся с Фригидиным. Бухгалтер был бодр и улыбчив.

– Здравствуйте, Сергей, я уже выздоровел, – сказал он.

– И чего, за сахаром пришел?

– Нет, что вы! Просто я решил, что виноват перед вами, и пришел покаяться…

– Ты вроде каялся уже в прошлый раз, – заметил Сергей, отпирая свое помещение.

– То было не по-настоящему. Я фальшивил! Тютюнин прошел в дверь, Фригидин следом за ним.

– Понимаете, Сергей, я хочу, чтобы вы дали мне еще один шанс, я справлюсь, потому что желаю этого искренне!

Взгляд Фригидина упал на Серегину тумбочку. Он судорожно сглотнул.

– Я бы хотел стать вашим другом, Сергей, вы мне верите? Ведь, в сущности, я замечательный человек…

В коридоре послышался какой-то шум и крики.

Фригидин побежал посмотреть и скоро вернулся с сияющей физиономией.

– Хи-хи, Сергей, знаете, что там случилось?

– Что?

– Секретарша директора Елена Васильевна шла по коридору, а навстречу ей как всегда бухой дизайнер Турбинов! Представляете хохму?! – Пританцовывая на месте, Фригидин хлопнул себя по ляжкам. – И вот они – бац! И столкнулись! Турбинов первый упал, а Елена Васильевна прямо на него, да еще юбка у нее задралась аж до трусов! Картина Репина, Сергей! Правда? – Фригидин снова подпрыгнул и хлопнул себя по коленям, показывая, как ему смешно.

Тютюнин не разделял веселья бухгалтера, хотя на задравшуюся юбку Елены Васильевны он бы, честно говоря, пошел посмотреть. Елена Васильевна была видной женщиной, и иногда Сергей смотрел на нее как на… Но только иногда.

– На чем мы остановились? – неожиданно спросил Фригидин и тем самым оторвал Сергея от мечтательных грез. – Ах, ну да! Мы говорили о том, какой я замечательный человек. Так вот, однажды я спас от утопления двух человек.

– Ты спас? – удивился Сергей.

– Честное благородное, – приложив руку к груди, поклялся Фригидин. – А дело было так. Шел я как-то по берегу пруда и сочинял стихи. Я, знаете ли, люблю сочинять под Пушкина…

– Короче, мне работать надо.

– Ладно, ладно! Я короче. В общем, иду я себе иду, солнышко светит, детишки с удочками. Бабули дурные купаться лезут! Вот смеху-то!

– Фригидин, рассказывай скорее и иди к себе. У меня уже люди во дворе волнуются.

– Хорошо! Одним словом, смотрю, стоят двое пьянчуг – солярку пьют, асфальтом закусывают. Я им говорю, что же вы, хамы противные, людям здесь мешаете отдыхать! А они еле ноги волочат, но сразу видно, купаться собрались. Я их так раздразнил, что они за мной побежали, да в кустах-то и застряли. Вот так я их спас, а то бы они утопли… Потом я даже одежду им принес с пруда. И забрал из карманов деньги. Но немного – всего восемнадцать рублей… Правда я молодец?!

– Правда, – ответил Сергей и, скупо улыбнувшись, больно схватил Фригидина за локоть.

– Ой-ой-ой! – заголосил тот.

– Извини, мне нужно работать, – сказал Тютюнин и вытолкнул бухгалтера в коридор.

Дверь перед носом Фригидина захлопнулась, но он постоял еще немного, соображая, что предпринять. Так ничего и не придумав, бухгалтер сказал: «Ненавижу». И отправился к себе – работать.

Тем временем Тютюнин открыл «зал ожидания», и туда, словно муравьи, хлынули истосковавшиеся клиенты.

– Сережа, сынок! Чего же ты вчера-то не работал?! – спрашивали они наперебой. – Нам сказали, что заарестовали тебя!

– Да, – ответил Сергей, чувствуя себя героем. – Взяли прямо – и в тюрьму!

– В тюрьму? – поразились старушки. – Это за чего же?

– За прокламации и листовки, – соврал Сергей, не придумав ничего лучше.

– Это какие же прокламации? – заинтересовалась клиенты.

– А я это.., газету «Искра» распространял в метро.

– Из искры возгорится пламя! – крикнула одна из старушек, остальные ее поддержали.

– Так ты, сынок, тоже против буржуев? – спросила старушка с красным бантом на груди.

– Ну да, – кивнул Тютюнин.

– А ты теоретик классовой борьбы или практик?

– Это как? – не понял Сергей.

– Ну, ты вредишь буржуям на каждом шагу?

– Как это?

– Очень просто. Кладешь в сумку заточенный гвоздь и, как видишь буржуев на иностранных автомобилях, р-раз-з по пузатой лакированной дверке! Пусть гады ремонтируют!

– А если на стоянке застанешь, – затарахтела другая бабуся, – то прямо в колесо ему, в колесо! Да в другое, да в третье!

– Так ведь они побить могут, – заметил Тютюнин.

– Нас не побьешь – мы организация! – выкрикнула бабуля с бантом, и все старушки, как одна, достали из своих сумок самодельные кастеты, напиленные из водопроводных труб.

– Да, организация, – вынужден был согласиться Тютюнин, невольно оробев от такой демонстрации силы. – Ну ладно. Давайте начнем приемку. Итак, кто первый?

Под вечер к пенсионерке Живолуповой пришли вьетнамцы. Мириться. В другое время она бы закопала их за домом, где еще с прошлого раза была готова яма, но в Гадючихе бушевала патологическая жадность, которая и не давала ей жить спокойно.

– Давай мирица, бабушика, – предложил самый главный вьетнамец с подбитым глазом.

– Ладно уж, заходите, – ответила старушка, пропуская на кухню шестерых партнеров по бизнесу.

– Водка принесли – пить будем.

– Давай выпьем, Хонг Май, отчего же не выпить, – согласилась Живолупова и поставила на стол граненые стаканы образца тридцать третьего года. Потом добавила капустки собственного посола из ведра, в котором прятала чудо-телефон, завернутый в три полиэтиленовых мешка.

Вьетнамцы поставили две бутылки «Столичной». Живолупова заметила, что одна из них уже открыта.

– Ой, какой таракан здоровый! – крикнула старушка, тем самым отвлекая внимание гостей от своих рук, которые быстренько проделали манипуляцию с бутылками.

– Убежал, сволочь усатая, – сказал Живолупова, виновато улыбаясь и садясь к столу. – Ну, наливайте бабушке. Водочку-то я люблю. Люблю я ее, родимую…

Хонг Май схватил стоявшую напротив Гадючихи бутылку и наполнил стакан хозяйки; при этом он не переставал улыбаться, демонстрируя свое расположение и два крысиных резца. Себе и подельникам вьетнамец налил из другой бутылки, то и дело повторяя:

– Назадоровие, назадоровие.

– Ну, друга, выпьем, – произнесла Живолупова и подняла свою стопку. – Чай не отравимся!

– Не отравитися! Не отравитися! – наперебой закричали вьетнамцы.

– Ну пейте уже… Ух!

И одновременно со своими гостями Живолупова выпила водку. Потом закусила капусткой и молча следила затем, как ее партеры по бизнесу один задругам валились на пол.

Когда грохнулся самый крепкий – Хонг Май, Гадючиха тяжело вздохнула и, покачав головой, налила себе еще.

– И куда вы против бабушки Живолуповой-то, зайцы рисовые, – сказала она и выпила. – Мелковаты будете.

Хонг Май дернулся под столом и засучил ноженьками, а Живолупова усмехнулась и добавила:

– Да уж не помрете, изучила я уже вас, зайцев рисовых. Вы как тараканы, сколько ни трави, все равно из всех щелей повылазите.

Вылив остатки отравленной водки в раковину и прибрав в холодильник водку хорошую, Гадючиха схватила главного вьетнамца за шиворот и, дотащив до ванны, сунула под холодную воду.

Гость быстро очухался и что-то залопотал по-своему. Однако Гадючихе пришлось еще отвесить ему несколько оплеух, чтобы он пришел в себя окончательно.

– Не убивай, я буду деньги платити-и-ить, – взмолился он.

– Сейчас не убью, – сказал Живолупова. – Но этот раз был последним, Хонг Май. Еще одна шутка – и я вам тут пропишу полную тактику выжженной земли. Понял меня?

И для уверенности, что партнер по бизнесу ее понял, бабушка Живолупова как следует припечатала его об стену.

Во вторник днем прямо на приемку к Тютюнину пришел молодой человек в приличном сером костюме. Он сразу бросился Сереге в глаза, поскольку основными клиентами заведения были люди, занимавшиеся уличным собирательством.

Молодой человек держал в руках коричневый портфель и, выстояв длинную очередь, достал из него очередной шедевр – дамскую шляпку из щетины рыбы-штопора. И хотя изделие это было для «Втормехпошива» не совсем по профилю, Сергей подарок принял и заплатил за него тридцать рублей.

– Я от старушки Розенфельд, – улыбаясь, сказал молодой человек. – Она приносила вам накидку из сиамского рудольфа, помните?

– Да, – охотно подтвердил Сергей. – И еще шорты из серебристой жуа.

Шорты он примерял Любе, но они на ней смотрелись как зимнее байковое трико. Поэтому он убрал их подальше, закатав в трехлитровую банку и строго-настрого приказал жене не трогать драгоценной вещицы. Достаточно было того, что она и Олимпиада Петровна щеголяли в немыслимо дорогих шлепанцах из рудольфового меха.

– К сожалению, старушка Розенфельд заболела и просила меня организовать для вас посещение меховой выставки.

– А вы ей кто? – спросил Серега, внимательно присматриваясь к молодому человеку.

– Внук, – сказал тот.

– Хорошо. Можно даже сегодня. Только я друга своего возьму, Леху Окуркина.

– Прекрасно. Во сколько мне за вами заехать?

– Давай в полшестого.

– Договорились. – «Внук» улыбнулся и ушел, а Сергей, дождавшись обеда, пошел звонить Лехе на завод. Сегодня Окуркин отправился на работу, чтобы получить аванс за три месяца позапрошлого года.

Сергей позвонил в Лехин цех, и скоро к телефону подошел сам Окуркин. Он сказал, что информация про выплату аванса – полное надувательство, но настроение у него было хорошее, потому что удалось разжиться электромотором с медной обмоткой.

– Осталось только вынести его с завода, но это дело знакомое – справлюсь, – сказал Окуркин.

– Поедешь со мной на меховую выставку? – в лоб спросил Тютюнин.

– А чего я там не видел?

– Ты меня охранять будешь.

– От кого?

– От того, кто в тетку рядится и новые меха мне на приемку носит.

– Так, может, он того – «голубчик»?

– Не знаю. Но на выставку сходить хочется.

– Ладно, – согласился Окуркин. – Так уж и быть, я тебя сопроводю. То есть сопровожду.

В половине шестого, как и договаривались, Сергей вышел во двор «Втормехпошива» и увидел там синий «форд-фокус», возле которого стоял улыбающийся «внук» старушки Розенфельд.

– Билеты достал? – спросил Тютюнин, чтобы не молчать.

– Да, конечно, – сказал «внук». – Мы можем ехать.

– Ладно. Только я сзади сяду.

– Как вам будет угодно. – «Внук» улыбнулся еще шире и распахнул перед пассажиром дверку.

Тютюнин забрался в салон и с удовольствием покачался на мягком кресле. В иностранной машине, если не считать автобусы «икарус», он сидел впервые.

– Тебя как зовут? – поинтересовался Сергей, когда «внук» завел двигатель.

– Зовите меня Гошей! – сказал тот.

– Очень приятно, Гоша. Давай к трамвайной остановке «Бобрино». Знаешь такую?

– Да. Этот район мне знаком.

Они выехали со двора, и машина резво помчалась по улицам. Сергей даже немного струхнул от манеры вождения Гоши. Однако тот знал свое дело, и скоро, безо всяких потерь, они добрались до трамвайной остановки, где их уже поджидал Окуркин.

У его ног стоял большой рюкзак, в котором, видимо, находился добытый электромотор.

– Нужно открыть багажник… – сказал Тютюнин.

– Зачем? – спросил «внук» несколько напряженно.

– У Лехи с собой рюкзак.

– А.., ну конечно, – с облегчением улыбнулся водитель и вышел из машины.

Серега с помощью электрической кнопочки открыл окно и, высунувшись, с важным видом заметил:

– Ну, чего пялишься, рабочий класс? Сдавай железо в багажник!

– Толковая тачка! – завистливо проговорил Окуркин и со вздохом добавил:

– Далеко не «запорожец»… А как водилу-то зовут?

– Гошей, – ответил Сергей.

– Ага. Ну-ка, Гошка, помоги мне рюкзачок передвинуть, а то одному тяжело.

– Конечно! – с готовностью отозвался «внук». Он подскочил к Лехе и, схватившись за лямки рюкзака, попытался его поднять, однако это ему не удалось.

– Не спеши, парень, – сказал ему Окуркин. – Тут сто пятьдесят кило. С наскоку не возьмешь.

– И.., что же в этом бэге? – удивился «внук».

– В бэге, Гоша, валюта всех времен и народов – медная обмотка электродвигателя. Правда, вместе с чугунным корпусом. Потому и тяжело.

– И где же вы его взяли?

– Ну не украл, конечно. Вынес с родного завода… Ладно, Гоша, хватайся, и потащили…

Удобно откинувшись на сиденье, Тютюнин через зеркало заднего вида наблюдал за погрузкой неподъемного рюкзака. При этом было видно, что Окуркин откровенно халтурил, взваливая основную работу на Гошу.

Наконец мотор оказался в багажнике, отчего машина заметно просела.

Вспотевший водитель вернулся за руль, а Окуркин устроился рядом с Сергеем.

– Толковая тачка! – повторил он, пытаясь ногтем проковырять обивку сиденья. – Куда поедем, шеф?

– На выставочный комплекс, – ответил «внук», трогаясь с места.

– Ну поехали! Это тачка американская?

– Американская, – осторожно ответил «внук». – А что?

– Ничего. Рули давай, – сказал Леха и заинтересовался дверной ручкой.

Пока они ехали, он несколько раз кивал на свою дверь и подмигивал Тютюнину. Тот тоже подмигивал в ответ, думая, что Леха восторгается автомобилем.

Наконец они прибыли к выставочному центру.

Пока Гоша искал место для парковки, довольный Леха продемонстрировал Тютюнин открученную дверную ручку.

– Это ты зачем? – строго спросил Сергей.

– А ты вторую не скрутил, что ли? – удивился Леха. – Я ж тебе моргал – мол, скручивай вторую. А ты… Эх… – Окуркин спрятал добычу в карман и неодобрительно покачал головой. – Сейчас бы пара была, я б их на свой «запорожец» приделал, а если б не подошли, мы бы их продали.

Гоша быстро справился с парковкой и вернулся к Лехе с Сергеем.

– Нам в пятьдесят шестой павильон, – сказал он.

– Ну пошли, – согласился Тютюнин.

– Подождите, парни, – вмешался Окуркин. – Так же нельзя. Мы же на отдыхе.

– А что вы, Алексей, предлагаете? – спросил Гоша.

– Ну чего – пивка давайте возьмем. Еще я шашлычка бы съел, ну и вообще… Угостишь приятелей, Гоша?

– Конечно, – обрадовался «внук», поскольку его целью было установить с «объектами» доверительные отношения.

Они разместились под небольшим навесом, сделали заказ, и смуглые торговцы быстро натаскали им пересушенного мяса и теплого, как вода из летней лужи, «холодного пива».

– Хорошая у тебя машина, Гоша, – слегка захмелев от бесплатного угощения, начал Леха. – Американская…

Гоша кивнул, старательно разжевывая бараньи жилы.

– А вот у меня – «запорожец», – с каким-то остервенением произнес Окуркин и, вздохнув, добавил:

– Многие даже дразнятся. Говорят – «хохломобиль»… А он ведь, Гоша, он ведь лучше этого твоего лакированного американского дерьма…

– Почему? – заинтересованно спросил «внук».

– Потому что все американцы не умеют читать, – ответил Окуркин и стал подчищать салат из вялой капусты.

– Это не так. Американцы умеют читать, – решительно возразил Гоша и, устав бороться с бараньими жилами, выплюнул их в салфетку.

– А я говорю – не умеют. Это в газете написано было, – упрямо гнул свою линию Окуркин. – А еще они носят трусы цвета своего флага…

Открыв рот для возражения, Гоша его вовремя закрыл, вспомнив, что на нем действительно трусы из родного звездно-полосатого.

– Вот мы здесь все втроем нормальные люди, – отпив теплого пива, продолжал Окуркин. – И трусы у нас – нор-рмальные. Пожалуйста…

Окуркин резко встал и, предоставляя доказательства, спустил штаны.

– Вот! Васильки в поле! Национальная расцветка! – громко объявил он, заставляя оборачиваться прохожих.

Смуглые владельцы кафе молча взирали на представление, не зная, что предпринять, а нетрезвая дама за дальним столиком радостно захихикала.

– Ну-ка прекрати, – вмешался Тютюнин. Окуркин пожал плечами и надел штаны, однако процесс дознания не оставил.

– Вот, давай теперь посмотрим, какого цвета твои трусы. Гоша, – предложил он.

– Леха, не приставай к человеку, – заступился за «внука» Тютюнин.

– А я не пристаю. Просто покажи хотя бы резинку, Гоша. Только поясок, – настаивал Леха, однако «внук» ничего не отвечал и пребывал в полной растерянности. Еще никогда агент Смит не был так близок к провалу.

То ли от жары, то ли от внезапных потрясений перед его глазами плыли разноцветные круги, которые превращались в красные физиономии Лехи Окуркина и все множились, множились, заполняя собой окружающее пространство.

Заметив, что с Гошей не все в порядке, Тютюнин, чтобы сдержать неугомонного Леху, со всей силы лягнул того ногой под столом. Удар получился хороший, но пришелся он точно в голень Смиту.

Берк вздрогнул, но сдержал стон, решив не доставлять удовольствия этим русским. Что ж, они его переиграли и разыграли, как дурачка, однако он умрет молча. Не проронив ни слова.

Леха продолжал орать про трусы, Сергей Тютюнин лягнул его еще раз и снова попал Смиту в то же самое место. От резкой боли Берк начал терять сознание и сползать под стол.

«Отлично спланировано, – думал он краешком угасавшего сознания. – Под столом они накинут мне на шею удавку – и все…»

– Гоша… Гоша… – доносилось откуда-то издалека. Потом на лицо полилось что-то тепло и липкое. «Это кровь», – решил Смит.

– Гоша, очнись! Гоша! – не отставал от него Тютюнин, хлопая по щекам и щедро поливая голову «внука» теплым пивом.

– Пусть покажет трусы! Какие у него трусы! – не унимался одуревший от пива и жары Леха.

– Заткнись ты, не видишь, что ли, парню плохо! – крикнул Тютюнин. Окуркин, тупо посмотрев на распластавшегося в пивной луже Гошу, понял, что нужно что-то предпринимать. Он медленно повернулся и, поймав на себе взгляд смуглого владельца кафе, с угрожающей интонацией произнес:

– А какого цвета твои трусы? М-м?

– Эта… Не нада… – сказал владелец, медленно отступая.

– Покаж трусы, мор-рда! – прорычал Окуркин и, реагируя на движение жертвы, поднялся со стула.

– А-а-а! – заголосил тот и выскочил из павильона. Второй его товарищ, а следом за ним и кухонный рабочий также быстро покинули кафе и, отбежав к небольшому фонтану, притаились за стрижеными кустиками.

Леха решил использовать эту ситуацию. Он подошел к холодильнику, открыл его и окинул содержимое хозяйским взглядом.

– Воды неси! – потребовал Тютюнин, видя, что Гоша стал приходить в себя.

– Тут тока пиво… – сказал Леха.

– Ну неси пиво! У парня солнечный удар – его поливать надо!

И они стали поливать.

Вскоре лечение принесло успех и Гошу удалось посадить на стул.

– Пей, Гоша, нужно восстанавливать силы, – приказал Тютюнин, и Смит, не желая, чтобы его снова начали избивать, стал послушно принимать дозу за дозой.

Когда пиво заполнило весь предоставленный объем, троица с трудом поднялась со стульев и, держась друг за друга, выбралась под палящее солнце.

В какой-то момент жаркое солнце и неограниченное количество пива сделали свое дело, и вся троица завалилась на асфальт, а пришла в себя только в тени тюремных стен – в местном отделении милиции.

Сидевший к «обезьяннику» боком милицейский сержант также изнывал от жаркой погоды, однако продолжал выполнять свой служебный долг, безо всякого вдохновения составляя протокол задержания.

– «… Двое алкоголиков тащили под руки обоссанного гражданина…» – прочитал он, пытаясь на слух опробовать складность записанной мысли.

– Во.., вообще-то мы его пивом полили… – заметил из-за решетки Тютюнин, и сержант, даже не посмотрев в его сторону, внес в протокол исправления: «обоссанного пивом гражданина».

Затем посмотрел в окно и крикнул:

– Жмуров! Может, пристрелим этих придурков, а? Сил моих нет этот протокол составлять… Жарко…

– А куда их потом девать? – отозвался невидимый Жмуров. – Их же выносить придется и эта.., закапывать.

– Правда твоя, Жмуров, – вздохнул сержант. – Закапывать придется…

Посмотрев наконец на троицу задержанных, сержант прикинул их состояние. Двое выглядели удовлетворительно и, пожалуй, удержатся на ногах, если заставить их подняться. А вот третий… Третий был совсем плох.

– Жмуров! – позвал сержант. – А ты когда-нибудь протоколы составлял?

– Никогда, – поняв, куда дует ветер, ответил Жмуров. – Я и буквы-то русские не все знаю. Только латынь немного.

Сержант ничего не сказал и опустился на стул.

По полу побежал таракан, и это привлекло внимание милиционера. Видимо, насекомый тоже изнывал от жары, потому что двигался очень медленно.

Сержант набрал в легкие воздуха и плюнул.

Получился недолет, таракан забеспокоился.

Сержант взял поправку и плюнул снова. На этот раз получилось куда лучше, однако таракан снова избежал гибели и, преследуемый целой серией плевков, успел завернуть за угол.

Сержанту стало скучно. Он порылся в карманах, поиграл спичечным коробком, а затем спросил:

– Жмуров, а в чем смысл жизни?

– Это сложный вопрос. Так сразу не ответишь… Сержант покачал головой. Затем посмотрел на задержанных и резко скомандовал:

– Встать!

Тютюнин и Окуркин быстро поднялись, а Гоша только дернулся, но друзья помогли ему и прислонили к стенке.

– Так, – одобрительно кивнув, произнес сержант. – Ходить можете?

– Пока.., можем, – осторожно, за всех ответил Тютюнин.

– Тогда так. Сейчас я вас выпускаю и жду пять минут. Потом выхожу на улицу с табельным оружием и, если еще вижу ваши морды, открываю огонь на поражение. Согласны?

– Так точно, – сказал Сергей.

– Йес, сэр… – пролепетал Гоша.

– Отлично.

Дверца «обезьянника» открылась, и получившие свободу узники поспешили к выходу. Даже Гоша, и тот обрел способность ходить.

Сержант проводил их до двери, вернулся к своему столу и разорвал недописанный протокол. Потом прошел в соседнюю комнату и, приблизившись к клетке с попугаем, угрюмо на него уставился.

– Ты чего? – спросила птица.

– А ничего! – зло ответил сержант. – Сука ты. Жмуров, и толку от тебя никакого…

Справедливо решив не испытывать терпение милиции, Сергей. Леха и Гоша бегом покинули территорию выставочного комплекса и уже за воротами прислонились к забору отдохнуть.

– Ой плохо мне! – признался Окуркин. – Не мой сегодня день.

– Это тебя, Леха.., халява подвела… – тяжело дыша, пояснил Тютюнин. – А если наши жены узнают, то…

– То пиши пропало, – согласился Леха.

– Почему? – спросил окончательно пришедший в себя Гоша.

– Потому что всю морду изобьют и еще на завтра останется.

⇐ Предыдущая 11 12 13 14 151617 18 19 20 Следующая ⇒