Алекс Орлов 21 страница

– А если все же придется столкнуться с дунтосвиньями в бою, ты думаешь, они выдюжат, такие маленькие? – спросил Сергей, наблюдая, как жадно Клаус пьет кислоту, одной лапой придерживая спадавшие на морду длинные уши.

– Они маленькие, да удаленькие. В смысле подвижные очень: скачут, дрожат, вибрируют. Такого на прицеле никак не удержишь.

– А почему же этот такой смирный?

– Он же тебе сказал – языки учит. Вот и сейчас, чтобы не дергаться и не беситься, он в уме глаголы спрягает – на том и держится.

Клаус напился и, повернувшись к Сергею и Кузьмичу, спросил:

– Ну мне чего – на полку?

– Да ладно, еще належишься там, – сказал ему Кузьмич. – Попрыгай пока – разомни ножки.

И Клаус стал прыгать…

В то время как Клаус разминал ноги и прядал ушами, бухгалтер Фригидин, он же тайный агент Пленум, выглядывал в коридор, принюхиваясь к аромату духов Елены Васильевны – основного объекта вожделения Фригидина.

Елена Васильевна исполняла обязанности секретаря директора и, поскольку секретарской работы было немного, имела привычку приходить поздно. Иногда даже в обед.

В таких случаях она заглядывала в кабинет к Штерну и, томно вздохнув, спрашивала, нет ли чего-нибудь срочного. Борис Львович, имевший обыкновение клеиться к женщинам более молодым, тем не менее попадал под действие чар разведенной женщины и конечно же говорил, что ничего срочного нет.

Выбравшись в коридор, Фригидин встряхнулся, словно пес, и не дыша подобрался к дверям приемной.

Елена Васильевна что-то тихо напевала и гремела чашками, должно быть, готовила Штерну чай. Фригидин подумал, что лучшего момента не найти, и, толкнув дверь, вошел в приемную:

– А вот и я, Елена Васильевна.

– Здравствуйте, Фригидин. Вы к шефу?

– Нет, я самостоятельный мужчина, и вот что я вам скажу, Елена Васильевна. Вы – толстая! Но вы не обращайте внимания на эти слова, потому что это только начало речи и дальше будет лучше. Так вот – вы толстая и вам вредно есть много шоколада…

Секретарша изумленно смотрела на Фригидина, нащупывая на столе что-нибудь тяжелое, например, пресс-папье из цельного куска мрамора.

– А раз много нельзя, я принес вам слегка разукомплектованную шоколадку – вот она…

С этими словами Фригидин достал из кармана распакованную сладкую плитку с выцветшей и потертой оберткой.

– Вот она, смотрите. Очень хорошо сохранилась и откусанная только с одной стороны. Это я сам кусал в одна тысяча девятьсот девяносто первом году, сразу после перестройки. Вы, кстати, как относитесь к роли Горбачева на этапе предкапиталистического развития новой волны?

Пораженная Елена Васильевна не знала, что и сказать. Но убить Фригидина пресс-папье пока не решалась.

– Нет ответа. – Фригидин вздохнул. – Тогда я передам вам эту плитку шоколада, но не за просто так. Я вас за эту плитку обниму и прижму к себе. Будут прости непередаваемые ощущения – это я вам обещаю, как специалист.

– Да ты, Фригидин, собака такая, совсем обнаглел! – воскликнула секретарша, обретя наконец дар речи. Она быстро поменяла смертельно опасное пресс-папье на старый цветочный горшок, который и метнула во Фригидина. К счастью для бухгалтера, удар пришелся в дверной косяк, и агент Пленум благополучно выскользнул в коридор.

Понимая, что Елена Васильевна может за ним побежать, он помчался прятаться в приемку.

Ворвавшись во владения Тютюнина, Фригидин в удивлении остановился и некоторое время наблюдал, как скачет тушканчик Клаус, потом сказал:

– Эта крыса, Сергей, наверно, бешеная. Вам ее усыпить нужно, пока она всю штукатурку не поотбивала…

– Тебе чего надо? – строго спросил Тютюнин, поскольку ему предстояло спасти планету от захватчиков, а тут всякие морды врываются прямо без стука.

– Вообще-то я к вам, Сергей, по вопросу неотложной надобности, – признался Фригидин. – Могу я перекинуться с вами в коридоре парочкой секретных сообщений?

Сергей посмотрел на Кузьмича, тот кивнул, и Тютюнин вышел следом за Фригидиным. По правде говоря, он уже утомился смотреть на Клауса, который без остановки про-прыгал половину обеденного перерыва.

«Видать, ему уже и глаголы не помогают… И чтоб таких вот два миллиона попрыгайцев в страну запустить? Нет, не по-хозяйски это. Они нам все дорожное покрытие попортят».

– Ну, чего тебе нужно? – неприветливо спросил Тютюнин, когда они с Фригидиным остались вдвоем.

– Сергей, мы – арийцы – должны помогать друг другу.

– Ну?

– Точно вам говорю – просто обязаны.

– Чего ты хочешь?

– Сергей, вы не могли бы пойти в приемную и грубо завалить Елену Васильевну на стол? Ради меня. Ради нашей дружбы двух арийцев…

– Ты сдурел, что ли, Фригидин? – изумился Тютюнин.

– Я вам шоколадочку дам. Вот, смотрите, какая у меня шоколадочка. Просто изумительная – бессрочного хранения! – продолжая Фригидин.

– Да зачем мне заваливать Елену Васильевну? Она добрая женщина, – сказал Сергей, однако навязчивое воображение тут же нарисовало ему эту картину – он и Елена Васильевна на столе.

– Как зачем, Сергей? Все, что почувствуете, расскажете мне, а я потом буду это сопереживать. Знаете, как я люблю сопереживать. У-у, обожаю просто… Ну и еще, пока вы будете ее грубо заваливать, я немножко подсмотрю в замочную скважину. Нет ничего лучше для полноценного развития личности. А я личность, Сергей. Я личность с большой буквы… Итак, ваш ответ?

– Мой ответ – пошел вон, Фригидин.

– Ну и пожалуйста. Я пойду к себе и предамся раздумьям, а вы возвращайтесь в свой жалкий закуток и продолжайте тренировать вашу бешеную крысу.

Не успел Фригидин убраться, как входная дверь распахнулась и в коридор «Втормехпошива» влетел возбужденный Алексей Окуркин.

– Серега! – закричал он. – А я вчера семьсот баксов заработал! И обновил фингал с правой стороны!

– Я вижу, – кивнул Сергей. (Помимо двух несимметричных фингалов Окуркин располагал оставшейся со штурма «Кристаллического рубина» шишкой на лбу, которая украшала верхнюю половину его лица ровным лиловым колером. ) – Кто же тебе фингал обновил?

– Обожаемая супруга. Но – ошибочно и уже принесла извинения, – сообщил довольный Леха.

– Это как?

– А ко мне вчера журналистка прибегала, и я ей давал эксклюзивное интервью. Так Ленка поначалу не поняла, в чем дело, заподозрила измену и врезала мне по правому борту, а потом и журналистке тоже – за компанию.

Неожиданно за дверью ведомственного туалета сильно зашумела вода, затем щелкнула задвижка, и в коридор вывалился дизайнер Турбинов.

Увидев группу людей, он с минуту наводил на них фокус и наконец начал узнавать знакомые лица:

– Фригидин, друг любезный, это ты?

– Меня ни с кем невозможно спутать. Я – это я.

– Это верно… – согласился Турбинов. Потом его остекленевший взгляд остановился на Тютюнине. – Серега! Как я рад, что мы наконец встретились. Я ведь тебе червонец принес, который занимал…

Непослушными руками Турбинов проверил карманы, вывернул их и в недоумении пожал плечами.

– Видно, не судьба – не в этот раз. Видимо, с водкой, Серега, я встретился раньше, чем с тобой.

Сделав пару неуверенных шагов, огромный Турбинов оперся о тщедушного Фригидина, от чего тот лискнул.

– А с вами я не з-з…наком? – спросил Турбинов у Лехи.

– Это мой друг. Лехой зовут, – сказал Сергей.

– Очень приятно, Леха, – грустно улыбнулся Турбинов. – Почему-то я вижу ваше лицо в каких-то зловещих тенях… Видно, что-то у меня с глазами…

– Это не с глазами, это у меня период в жизни такой-непростой, – объяснил Леха.

– Нам сейчас всем нелегко. Ах, как нам нелегко… – вздохнул Турбинов.

– Да. вы меня сейчас изомнете всего! – пожаловался Фригидин, пытаясь сбросить с плеча лапищу дизайнера.

В этот момент со двора в коридор вошел пионер. В белой рубашке и с галстуком.

– Здравствуйте, товарищи взрослые! – сказал он и отдал салют.

– Здравствуйте, – ответили ему хором.

– Кто из вас товарищ Пленум будет?

– Я! Я Пленум буду! – отозвался Фригидин, тщетно пытаясь вырваться.

– Вас там у дуба какая-то бабушка поджидает…

– Спасибо, я уже иду!

Фригидину удалось кое-как выбраться из-под руки Тур-бинова, и он умчался вместе с пионером.

– Что за пленум, господа? Мы вообще где? – спросил Турбинов и качнулся. – И кстати, что это за шум такой, бум-бум?

– Это у нас в приемке тушканчик прыгает, – сказал Сергей.

– Тушканчик?

Турбинов распахнул дверь приемки и, понаблюдав за разминкой Клауса, сказал:

– Действительно тушканчик. А почему он прыгает?

– Ему спряжения глаголов уже не помогают, вот он и мается.

– Спряжения глаголов… – повторил Турбинов. – Следовательно, учение – свет. А вот в водку они добавляют какую-то дрянь. Определенно.

Возле дуба агента Пленума ожидала старуха Живолупова. На приближавшегося Фригидина она смотрела надменно, будто он был разносчиком просроченных огурцов.

– Очень хорошо, что мы с вами встретились! – сказал Фригидин. – Пора поговорить о повышении моего жалованья. Какие-то там Лехи зарабатывают по семьсот долларов, а я человек, интеллект которого вы используете…

– Заткнись, – оборвала его Живолупова.

– А почему это так сразу?

– Заткнись, халявщик. Я тебе и так переплачиваю. Тоже мне слово придумал: нтилект. Да твоего нтилекта там – два шарика три ролика. Скажи лучше, какими силами располагает Сережка Тютюнин.

– Какими силами? – Фригидин пожал плечами. – Друг его – Окуркин.

– Это я и без тебя знаю.

– Турбинов. Он, конечно, пьян, как подобает художнику, но, если упадет, может сильно пришибить. – Вспомнив тяжелую руку Турбинова, Фригидин осторожно тронул шею.

– Кузьмич там?

– Да. Кузьмич и говорящая прыгающая. крыса, которую называют тушканчиком!

– Говорящий тушканчик? Вы слышали, майор?

Из-за дуба вышел майор Яндкван. Он был весь в белом и с цветком красной астры в петлице. Сегодняшний захват суперменов должен был положить конец местному сопротивлению и послужить началом захвата планеты.

– Да, я все слышал. Возможно, это не простой земляной заяц, а ибабутский мятежник. В последнее время они плодятся, как тараканы. Вы не заметили, агент Пленум, какой-нибудь особенности в этой, как вы выразились, крысе?

– А кто сказал про крысу?

– Отвечай господину резиденту, сволочь! – потребовала Живолупова.

– Прошу прощения, господин президент, не узнал. Не узнал – с кем не бывает. Заметил. Конечно же я заметил. Я ведь личность выдающаяся…

– По делу, Фригидин! – одернула его Живолупова, больно тыча под ребра.

– Ой! – Пленум схватился за бок. – Одним словом, у этого ебабутовца необыкновенная прыгучесть развита. Я бы сказал, пружинисто-упругая прыгучесть. Помните, как у Лермонтова: наш веселый звонкий мяч, ты куда помчался вскачь. Красный, синий, голубой…

Очередной тычок под ребра заставил Фригидина оставить воспоминания, а майор Яндкван поощрил его пятьюдесятью долларами.

– Спасибо. И что теперь прикажете, господин начальник? – спросил Фригидин, склонив голову набок.

– Пока можете отдыхать, Пленум.

– Еще раз спасибо. Но не могли бы вы сказать Штерну, чтобы он назначил меня генеральным менеджером, а, господин начальник? Пусть он едет себе в Израиль, тогда Елена Васильевна со мной жить будет. А то иначе она не хочет.

– Чуть позже, агент, – улыбнулся ему Яндкван. – Через считанные часы мы захватим планету, и тогда вы получите в управление не только «Втормехпошив», но и цех по производству контрафактной водки.

Отстранив Фригидина, майор взмахнул рукой, и со всех сторон из переулков во двор «Втормехпошива» стали врываться красные конники.

Первым у дверей конторы оказался Матрос Железняк с обнаженным маузером в одной руке и обнаженной шашкой – в другой.

– Что-то я не понял, бабуля, большевики, что ли, за нас? – тут же поинтересовался Фригидин, который после получения полтинника в американских деньгах значительно подрос в собственных глазах.

– Заткнись, тебя не спрашивают… – отмахнулась Живолупова, которая во все глаза следила за тем, что происходит возле «Втормехпошива».

– А вот и зря. Как человек умственного склада, я бы…

Договорить Фригидин не успел, поскольку в этот момент из дверей конторы стали выволакивать связанных по рукам и ногам Сергея Тютюнина и Леху Окуркина.

Приятели отбивались как могли: кусались, ругались матом, однако красные конники невозмутимо забросили пленников на тачанку и, запрыгнув на боевых коней, умчались все разом в неизвестном направлении,

– Ну вот, недолго мучилась собачка, – изрек Фригидин. И повернулся к Живолуповой. – А где этот наш… президент? Я бы хотел подготовиться к вступлению в новую должность. Мне же еще дела принять нужно.

– Наши дела закончились… – сказала Живолупова. – Как это?

– А так. Им нужны были Серега и Леха. Они их взяли, значит, у нас каникулы.

Во двор вышли Кузьмич и тушканчик Клаус. Они недобро посмотрели на Живолупову и Фригидина.

– А с этими как же? – невольно прячась за Гадючиху, спросил Фригидин.

– А с этими нужно ухо востро держать. Видишь, какие они вздрюченные.

Сергей и Леха очнулись в темном и холодном помещении.

Пол и стены были на ощупь совершенно гладкие, так что первое, что пришло в голову Тютюнину – они с Лехой напились в казенном туалете, среди зеркал и кафеля.

«А уборщица-дура, нас заперла… Люба, наверное, ждет, волнуется. Думает, где мой Сереженька. А Сереженька здесь, среди писсуаров оттягивается… Нет, не нужно нам было в туалет заходить – никогда не заходили, подъездами обходились, а тут на тебе…»

Между тем и Леха Окуркин тоже стал приходить в себя и, ощупав окружающее пространство, сделал свои выводы.

«Мы, наверное, в ментовке, после дня рождения Кузьмича. Или после свадьбы? Серега вроде говорил, что Кузьмич женился. Значит, после свадьбы. Интересно, мне дадут позвонить? Скажу, что адвокату, а сам извещу Ленку… Если мне не удастся ее успокоить, никакой адвокат мне уже не поможет».

Где-то далеко послышался металлический лязг.

«Это что – метро? » – подумал Серега.

«Наверное, уже обед. Сейчас баланду дадут», – решил Леха.

В помещении вспыхнул яркий свет, и оба узника подскочили на месте.

– Так это не туалет? – удивился Серега.

– И не ментовка… – заметил Леха.

– И, что самое интересное, я ничего не могу вспомнить. Что пили, с кем пили, сколько пили…

– А мы пили?

– Ну не ели же. Мы с тобой, Леха, уже вышли из того возраста, когда надо обязательно закусывать.

– Не это меня беспокоит, – сказал Окуркин, поднимаясь с пола и подходя к абсолютно гладкой темно-синей стене. Он поковырял ее ногтем, затем лизнул. – Как отреагирует на это исчезновение моя жена Лена – вот в чем вопрос…

– Ты про свою жену Лену пока лучше не вспоминай, а то у тебя опять настроение испортится…

– Ой!

– Ты чего? – Сергей удивленно посмотрел на приятеля.

– А башка-то – не того.

– Что не того? Не квадратная?

– Не болит.

– Да, не болит, – согласился Тютюнин. – Что же мы такое вчера пили?

Неизвестно, сколько бы друзья ломали над этим головы, если бы неожиданно в дальней стене не образовался прямоугольник, который с громким шипением убрался вверх.

В образовавшемся проеме появилось страшное чудовище в военном мундире песочного цвета, в высоких ботинках, подпоясанное черным ремнем с пряжкой в виде серебряной лягушки.

На поясе висела внушительных размеров кобура.

– Эй вы, человеческие люди! – произнесло чудовище. – Выходите, заседатели военного трибунала ждать не будут…

– Военного трибунала? – переспросил ошарашенный Леха. – А чего мы такого сделали в вашем зоопарке?

– Выходите, а то хуже будет! – крикнули из-за широких плеч первого чудовища другие, у которых, видимо, уже клыки чесались расправиться с пленниками.

– Ты глянь, Леха, тут прямо какой-то Пномпень намечается… Смотри, как их много.

– Видать, мы самое змеиное кобло разворошили… Решив не сопротивляться, Леха и Сергей в сопровождении полудюжины крепких охранников с гребнями на голове и широкими, от уха до уха, зубастыми пастями отправились в поход по коридорам и этажам странного здания.

Им навстречу то и дело попадались другие чудовища, которые приветствовали своих товарищей и отвратительно усмехались, узнав, что эти двое человеческих людишек и есть некогда грозные супермены.

На одном из поворотов Леха внезапно остановился и радостно воскликнул:

– Вспомнил! Вы – дутые свиньи! Правильно? Вместо ответа он получил когтистой лапой по шее.

– Топай, низшее существо! Не ты здесь задаешь вопросы! – сказали ему.

Вскоре пленников привели в большое, просторное помещение.

– Нарсуд, – угадал Леха, когда их с Тютюниным завели в клетку, стоявшую напротив судейского стола, за которым восседали важные чудовища, увешанные орденами и лентами.

– Слушай, – тихо произнес Тютюнин, – чего-то я вспоминаю про каких-то красноармейцев в буденновках… Может, бред?

– Нет, Серега, видимо, не бред. Я тоже вспоминаю. Там еще тачанка была.

– Тачанка была, – согласился Тютюнин. – А чего потом?

В этот момент на одной из стен «нарсуда» раздвинулись массивные панели, и Серега с Лехой буквально онемели, увидев за прозрачной перегородкой звезды и родную голубую планету.

Сидевшие в президиуме чудовища о чем-то загомонили на своем непонятном языке и стали тыкать в сторону Земли пальцами, должно быть, выбирая себе подходящие владения.

Вскоре два десятка свободных мест для публики были заполнены, и заседание началось.

– Понимаете ли вы, жалкие человеческие людишки, где находитесь? – спросил самый мордастый монстр, сидевший в центре президиума.

– Мы требуем адвоката и правозащитника! – крикнул Леха и немедленно получил дубинкой от стоявшего рядом охранника. – В чем дело, почему меня бьют? – возмутился Леха.

– Отвечайте только на поставленные вопросы. Адвокатов здесь не будет, поскольку мы находимся за пределами вашей планеты, которая уже практически наша. Да и не положены адвокаты на заседании военного трибунала.

– Но тогда это не суд, это расправа, – подал голос Тютюнин и тоже схлопотал дубинкой.

– А мы и не скрываем этого, – с наглой улыбочкой произнес центральный монстр, а все его приятели засмеялись.

– Зачитайте список обвинений, – потребовал Окуркин. Главный монстр перестал смеяться и, взяв лежавший перед ним документ, стал читать:

– Так… Тарам-пам-пам… Тарам… пам… па-рам… Это не то. Это тоже не нужно… О, а это как сюда попало? Все, нашел. «…Противодействие Империи дунтосвинтов и ее союзникам из числа верных Соединенных Штатов в загрязнении рек, отравлении водоемов, заболачивании озер и резком повышении окиси углерода в атмосфере…»

– Да мы в этих Штатах ни разу не были, – возразил Окуркин.

– Мы даже кока-колу не пьем. От нее, говорят, запоры бывают…

– Ну, насчет запоров, скорее всего, правда, – неожиданно согласился главный дунтосвинт. – Однако существуют и другие обвинения… Впрочем, все это не важно. На этом заседание заканчивается, а вам, разумеется, выносится самый страшный приговор – пожизненное пребывание в городском зоопарке на планете Квак. Без права переписки и пересмотра приговора. Приговор подписан всеми членами военного трибунала, в том числе лично мною – адмиралом Пинкваном.

– Вам не захватить нашу планету! Земляне будут сражаться! – в отчаянии закричал Леха, и они с Серегой начали скандировать:

– Когда мы едины – мы непобедимы! Когда мы едины-мы непобедимы!

– Ну полно, полно вам вякать, человеческие людишки, – с усмешкой произнес адмирал и сделал знак охранникам, чтобы те не били приговоренных. – Вы же мешаете нам расслабиться, у нас тут после заседания трибунала намечалась дискотечка, дунтосвинтские танцы и угощение из настоящих речных лягушечек… А вы нам: непобедимы, едины… Идемте, идемте, я покажу вам несметную силу флота Его Императорского Величества. Так сказать, последнее желание приговоренных…

По распоряжению адмирала Пинквана пленников выпустили из клетки и в сопровождении все тех же охранников повели в неизвестном направлении.

Адмирал Пинкван и несколько высших офицеров из его свиты шли следом, разговаривая на дунтосвинтском языке и не обращая на пленников внимания более, чем это было необходимо.

Закончились решетки, клетки, потом Серегу с Лехой загнали в лифт и подняли на несколько этажей.

Когда они вышли из лифта, адмирал Пинкван уже ждал их, окруженный своей живописной свитой.

– Итак, человеческие люди, я собираюсь показать вам наш флот – равных ему нет на много фундрюков вокруг. Пушки, трелокваны и квакмайзеры. Вы о таком оружии даже и не слыхивали…

– Не слыхивали, – согласился отзывчивый Леха. Пинкван даже вздрогнул от неожиданности.

– Ладно, бывшие супермены, милости просим… Адмирал указал на дверь, которую сейчас же распахнули перед необычными гостями двое охранников.

– Ухты! Как в планетарии… – сказал Окуркин, который так увлекся, что даже забыл про уготованную ему участь жрать ботву в дунтосвинтском зоопарке до конца своих дней.

– Это не планетарий, Леха. Это у них ставка Верховного Главнокомандующего… – сказал Серега.

– Совершенно справедливо! – подтвердил адмирал Пинкван, который слышал, о чем говорили пленники. – А теперь-все внимание на экран…

Серега и Леха послушно уставились в черноту, пока на экране не проявилось усыпанное звездами космическое пространство. Одно из звездных скоплений выглядело особенно ярким.

– Ну что вы видите? – адмирал продолжал выполнять функции гида.

– Безграничные просторы, – ответил Леха. – Даже не верится, что где-то могли зародиться всякие зверушки вроде вас.

– Вы не о том думаете… Лейтенант Тиликван, будьте добры – флот крупным планом, – обратился адмирал к единственному оператору, который сидел за огромной многоярусной вычислительной машиной.

– Слушаюсь, мой адмирал! – отозвался лейтенант, дернув от усердия гребнем.

Звездное скопление на черном экране стало стремительно приближаться, у Сереги и Лехи вырвалось дружное восхищенное «ух ты», когда светящиеся точки вдруг превратились в космические дредноуты, ощетинившиеся орудиями и ужасными эллипсоидами разрушительных квак-майзеров.

Корабли были расставлены в определенном порядке, однако где начиналась и где заканчивалась эта армада, видно не было.

– И что же, товарищ начальник, неужели все это хозяйство вы притащили, чтобы захватить наши речки и болота? – поинтересовался Окуркин.

– Да, – ответил самодовольный Пинкван. – Это сделано для того, чтобы земляне даже и не думали сопротивляться. Теперь вы поняли, на кого тянете, салаги?

– Теперь поняли.

– То-то… – Пинкван распрямился и посмотрел на своих подчиненных. – Ну, господа, думаю, теперь мы можем отдохнуть. Мы это заслужили, а эти варвары… – адмирал махнул рукой, – пусть посмотрят еще – не жалко. Мы потом еще поговорим с ними – интересно будет услышать, как в их глазах выглядим мы, высшие существа.

– Правильно, сэр!

– О да, мой адмирал, вы совершенно правы! – наперебой загомонили подчиненные.

– А теперь – танцы, господа офицеры! Танцы и охлажденные лягушки, первые дары нашей новоприобретенной колонии!

О чем кричали и радовались враги, Сергей и Леха не понимали, но догадывались.

А двое стоявших у дверей охранников и дежурный – лейтенант Тиликван, и догадывались, и понимали.

– Смотри, Лех, эти тоже слюни пускают – лягушек им охота, – заметил проницательный Тютюнин.

Лейтенант Тиликван действительно грустил и лениво пожевывал невкусную лягушку, вылепленную из вареной массы морских водорослей. Подобной дрянью на Кваке питались многие, чей чин не был достаточно высок.

– Эх, – вздохнул Окуркин. – Я сейчас в таких смятенных чувствах, что с удовольствием дернул бы какой-нибудь стоп-кран.

– Это тебе не поезд, здесь стоп-кранов не предусмотрено, – сказал Сергей, осматриваясь. – Даже не верится, что мы с тобой на космическом корабле.

– Ага, только не по своей воле. Теперь я верю про людей, которых тарелки похищали. И эта бандура, наверное, тоже тарелка… Эй, летеха, это тарелка или чего?

– Что-о-о? – протянул дежурный, и его гребень окрасился в сиреневый цвет.

– Я спрашиваю, этот корабль ваш, где мы находимся, это летающая тарелка или как?

– Ты еще супница скажи, придурок, – криво усмехнулся лейтенант. – Мы находимся на борту величайшего из кораблей. Это флагман, броненосец «Суперквак». На его изготовление ушло девятьсот тоннокилометров стали, два секстиллиона медных проводов и клепок разных без счету. Его команда съедает за день триста тонн соли и выпивает целый океан мочалового пива… Видели бы вы, сколько за одни сутки мы отгружаем фекалий, вы бы поразились, жалкие варвары.

– А мы и так, это самое… поразились… – Сергей ткнул Леху в бок. – Судя по всему, господин старший лейтенант, вы не последний офицер на этом судне, хотя начальство этого не понимает.

– Да, – поддакнул Леха. – Уж если кого мы, варвары, и будем считать высшим существом, то только господина лейтенанта.

Дежурный ничего не ответил, но сел ровнее, а цвет его гребня сменился с сиреневого на зеленоватый.

– Одного я не могу понять, почему целый ящик охлажденных лягушек оставили в коридоре? – громко спросил Серега, обращаясь к Окуркину.

– Этот тот, что за дверью? Его небось уже кто попало курочит – лучших лягушек выбирает…

Эта коварная деза переполнила чашу лейтенантского благоразумия, и он, резко сорвавшись с места, помчался к двери.

Удивленные охранники расступились и о чем-то спросили офицера.

– Ламбури бабанаки лягушки бар! – обронил тот на ходу, и охрана вместе с ним рванула из помещения.

В ставке Верховного Главнокомандующего стало тихо.

– Как дети, честное слово, – вздохнул Леха и пошел искать стоп-кран, а Сергей стал рыться во всех ящиках в поисках хоть какого-нибудь оружия.

Через пару минут лихорадочных поисков друзья ни с чем вернулись к пульту дежурного офицера.

– Эх, вот что такое не везет, Серега. Никаких кранов не нашел и выключателей для лампочек тоже. И кто после это варвары, а кто высшие существа, я тебя спрашиваю?

– Смотри, какая штука на компьютере ездит, – грустно заметил Серега.

– Это не штука. Это лейтенант на дежурстве забавляется – в игрушки играет. У моего свояка такая же есть, «Мастер Орион» называется… Я даже играл немножко…

С этими словами Окуркин сел на неудобный стул дежурного и стал давить на кнопки уродливой клавиатуры, приспособленной под пальцы дунтосвинтов.

Наконец что-то стало получаться. Кораблики игрушечной эскадры меняли цвет, игра задавала вопросы на неизвестном языке, а Леха смело давил на кнопки, будучи уверенным, что действует правильно.

– Ты смотри, не сломай чего, – заметил ему Сергей. Однако, поняв, что сказал, невесело засмеялся.

– Смотри, Серег, кажется, я выигрываю, а этот долбак лейтенант небось целую смену тут бухтел и пыжился…

Программа задала Лехе вопрос, и тот выбрал ответ. Программа снова написала те же буквы, но уже крупнее и красным цветом.

– Ты смотри, она не поняла – опять спрашивает… – удивился Сергей.

– Что значит не поняла? Я же сказал – «йес»… И Окуркин повторил ответ.

На мгновение в ставке Верховного Главнокомандующего погас свет, но затем освещение восстановилось.

– Ты смотри, и у них есть свой Чубайс, – предположил Тютюнин.

– На то и щука, чтобы рак не дремал, – изрек Окуркин. В этот момент в помещение ворвался обманутый лейтенант и, потрясая каким-то боевым прибором, стал орать, что грязные варвары умрут страшной смертью.

– Постой, ну подожди! – – принялся уговаривать его Сергей, видя, что дунтосвинт не в себе и человеческие слова путает с дунтосвинтскими. – Ну мы просто пошутили – разыграли тебя…

– Разыграли?!! – Гребень лейтенант пылал пурпурными пятнами на черном фоне. – Да вы мою карьеру уничтожили! Вы мою жизнь превратили в… в…

И, не найдя никакого подходящего сравнения, лейтенант неожиданно застрелился.

Его тело с грохотом повалилось на пол, обалдевшие Серега с Лехой беспомощно смотрели то на дунтосвинта, то друг на друга.

– Не ну… за ящик лягушек… Это же не правильно, Лех…

– Чего-то мы не учли, Серега, в их тонкой психологии, – сказал Окуркин и почесал макушку.

Дверь снова открылась, и на пороге показался сам адмирал Пинкван.

Выглядел он как-то странно, да и его свита держалась поодаль, с испугом выглядывая из-за адмиральских плеч.

– Мы его не трогали. Он сам застрелился! – предупредил Сергей, прикидывая, заменят ли им теперь зоопарк на бессрочную каторгу.

– Застрелился? – переспросил адмирал и, странно хохотнув, махнул лапой. – Да и фиг с ним. Одним лейтенантом больше, одним меньше – у нас их еще много осталось.

Тютюнин и Окуркин переглянулись. Хоть и считали они себя людьми бывалыми – и тормозуху пили, и в параллельные миры мотались, но тут они никак не могли понять, о чем идет речь.

– Одним словом, уважаемые господа, у нас тут неувязочка вышла – кто-то… хи-хи… уничтожил весь наш флот, расстреляв все до последнего гиперквакснаряда из суперпушки «Суперквака». А ведь мы их двести лет копили… Одним словом, примите извинения от лица всей нашей Империи и не прогневайтесь, если что не так. Мы доставим вас на Землю первым же рейсом челнока… Надеюсь, вам у нас понравилось.

⇐ Предыдущая 13 14 15 16 17 18 19 202122 Следующая ⇒