Алекс Орлов 18 страница

– Так найти же ж надо, Люба, пока он там в приемке делишки обделывает.

– Тогда я прямо сейчас с обеда иду домой, мама! И ты приезжай!

– Ой, – вздохнула Олимпиада Петровна. – Да сама-то я не могу, малость захворала.

– А чем захворала?

– Да все через Сергея Викторовича, зятя любимого. Через клизмы его бесплатные страдаю.

– Так чего, мама, они тебе не помогают?

– А я знаю? Хожу и хожу, на два литра в день. Потом решила циферку в направлении подделать, чтобы раствору больше получать…

– Ну и что?

– Ой, да лучше бы не подделывала. Теперь не справляюся с таким количеством раствора. Ой, не справляюся. Так что давай, шуруй пока одна, доча. А мама немножко отдохнет и снова на процедуры поедет, будь они неладны… Не справляюся я с таким количеством раствора…

В этот ответственный день Тютюнин снова ушел домой пораньше, благо Кузьмич вошел в курс приемного дела и довольно толково справлялся с работой.

Домой Сергей ехал на трамвае в сопровождении наряженного Лехи.

Его изысканный костюм поначалу пассажиров воодушевлял, но потом они начинали ругаться на рыбную вонь, которая еще не выветрилась из Лехиных карманов.

– Это свинство, с такой вонью по городу ездить! – сказала какая-то дама. – С такой вонью надо дома сидеть.

– Причем с рыбной вонью, – согласился с ней лысый пенсионер, очень похожий на Хрущева.

– А мне нравится! Я вообще рыбу люблю! – возразил гражданин, от которого пахло еще и похлеще. – Я рыбку люблю, которая таранка! Ее с пивком хорошо.

Леха и Сергей ни на какие провокации не отвечали и вдвоем держались за сумку с травяным сбором.

– Как ты думаешь, Ленка меня уже простила? – то и дело спрашивал Окуркин, которого этот вопрос очень интересовал.

– Конечно простила, – с готовностью подтверждал Сере-га, которому не жалко было хороших слов для своего друга.

Тютюнин ехал домой и не догадывался о том произволе, который творился в его родной квартире.

А творилось там следующее. Сбежавшая с работы Люба тщательно прочесала всю жилплощадь и, не найдя мужниных миллионов, сейчас же связалась с мамой.

– Ищи лучше, доча! Деньги практически у тебя под ногами! Поройся в сливном бачке! Откупорь варенье прошлогоднее – этот гад пронырливый мог в варенье напихать. Потом еще все книжки перевороши, ну и, конечно, приступай к обдиранию обоев! Под обоями, доча, тыщи великие!

Люба с воодушевлением приступила к выполнению поставленной задачи, однако одна она не справлялась, и Олимпиада Петровна, превозмогая слабость, все же приехала к дочери на помощь.

Вдвоем дело у них пошло на лад, и за полтора часа они сумели ободрать обои в большой комнате и коридоре. И хотя денег не нашли, работали увлеченно и с огоньком.

Тютюнин же, ни о чем не догадываясь, продолжал ехать в трамвае.

Их с Лехой еще пару раз пытались пристыдить за рыбную вонь, но потом в вагон вошел бомж, проведший ночь в выгребной яме, и на его фоне запах от Лехиного смокинга очень выгодно отличался.

При появлении бомжа из выгребной ямы народ с задней площадки перебежал вперед, и даже вечно недовольная кондукторша не решалась потребовать с него билет.

Сергей и Леха решили терпеть сгустившуюся атмосферу и делали вид, что все в порядке.

– Говорят, трамваи отживают свой век, – задумчиво произнес бомж, обращаясь к попутчикам.

Окуркин только пожал плечами смокинга, а Серега крепче зажал нос.

– А мне было бы жаль, – заметил бомж, глядя в окно. – Это же наша история…

И он сошел на следующей остановке, заставив шарахнуться приготовившихся к посадке пассажиров.

То, что увидел Сергей Тютюнин, оказавшись дома, повергло его в шок.

– Это у нас что за катаклизм такой со стенами случился, Люба? И почему это?

– А потому что отдавайте ваши денежки по-хорошему, пока мы паркет не заколупали! – хрипло прокричала теща Олимпиада Петровна.

За время приема бесплатных процедур она похудела и стала похожа на списанную полковую лошадь, лучшие битвы которой уже позади.

– Какие такие деньги? – не понял Сергей. – Эти, что ли?

Он достал из кармана взятые утром четыреста рублей, которые хотел использовать для откупа от бандитской группировки.

– Ага! Смотри, доча, остаточки! Но мы не гордые.

С этими словами Олимпиада Петровна рванулась вперед, выхватила у Тютюнина деньги и моментально спрятала их в карман.

– И давай остальные, – потребовала она, вернувшись на прежнюю позицию.

– Какие остальные?

– Которые по телевизору объявляли! Вся страна слышала!

– Да, Сережа, – подтвердила Люба. – Вся страна слышала.

– Ах вон вы о чем, – догадался Серега. – Так вы ошиблись, как и бандиты – те, что утром приходили.

– Видишь, доча! К нему по утрам бандиты ходют, а ты небось и не знала?

– Ой! – Люба схватилась за грудь. – Не знала, мама!

– Во! Видишь как! Он тут козу с построй организовал, тыщи лопатами гребет, а мы с тобой прозябаем, Люба!

– Прозябаем, мама! – подтвердила Люба.

– Давай деньги, паразит, а то мы тебя в милицию на экзекуцию сдадим!

– Сдадим! На экзекуцию! – прокричала Люба, потрясая столовым ножом для обдирания обоев.

– Значит, так… – произнес глава семьи Тютюниных, подводя черту под митингом. – Если бы не важные дела, я бы вам тут устроил… Но я должен уйти. Поэтому слушай мою команду: во-первых, навести здесь порядок, во-вторых, приклеить взад все обои и в-третьих… – Сергей оглядел разоренную комнату и приметил на шкафу притаившегося Афоню. – И в-третьих, успокойте кота, а то у него уже травма психологическая… Все, время пошло…

Оставив женщин в полном смятении и недоумении, Сергей заглянул на кухню, однако былого изобилия не обнаружил. Из-за частых промываний Олимпиада Петровна теперь сама кушала за четверых, хотя и продолжала терять в весе.

Съев несколько застаревших кусочков пирога «День независимости», Сергей запил его позавчерашним киселем и перед уходом заскочил в туалет. Заскочил и тут же выскочил.

В развороченном бачке крутился водоворот, и водяная струя грозно ревела под унитазной крышкой.

Ни одной естественной надобности отправить было невозможно.

«Ну и ладно», – сказал себе Сергей и покинул квартиру, громко хлопнув дверью.

Окуркина Сергей без труда обнаружил возле гаража. Леха полировал «запорожец» скипидаром и весело напевал.

– Ты чего такой радостный? – спросил его хмурый Тютюнин.

– А, Серега! – обрадовался приятель и, повернувшись, продемонстрировал второй, симметричный фингал под другим глазом. – Ленка меня простила!

– Чего же тогда еще один фингал образовался?

– Так я же сказал – простила. Видишь, штаны нормальные, рубашка – никаких тебе смокингов. Я снова рабочий человек, Серега, и никаких тебе шпротов в кармане… Ты-то чего такой смурной?

– У меня теща приехала. – Серега вздохнул. – Любку сбунтовала, и они вдвоем все обои ободрали, бачок сломали, а Афоню на шкаф запулили.

– Это зачем?

– Деньги искали.

– Деньги? Чьи?

– Мои. Про нас же с тобой в телевизоре рассказывали и показывали фотографии.

– Да ты что?! – Леха отбросил тряпку со скипидаром и покачал головой. – Жаль, что я не знал, а то бы Ленку-то мордой ткнул. Посмотри, сказал бы, на какого человека руку подымаешь, дура.

– Леха, нас там ворами обозвали. Почти что олигархами. Сказали, что денег у нас навалом, и моя жена с тещей в это поверили. А потом наутро мне даже бандиты звонили.

– Какие бандиты?

– Настоящие, как в кино. Голос такой хриплый и страшный… Неси, говорит, тридцать штук – пора, говорит, делиться.

– А ты чего?

– Сначала позвонил в милицию, но меня там послали. Говорят, ты тот самый вор – разбирайся сам.

– И ты чего?

– Решил принять бой. Выхода-то не оставалось.

– И принял?!

– Нет. Пока спускался, они куда-то подевались, а в подъезде кровь обнаружилась, неизвестной группы. Деньги, которые бандитам собрал, с собой взял – на работу. Теперь пришлось отдать их жене с тещей, но они говорят – мало…

Сергей невесело вздохнул и присел на старую покрышку, а Леха задумчиво почесал нос и изрек:

– Утро вечера мудренее. В смысле, что, пока продукт нафильтруем, все и уляжется. В крайнем случае пойдем и напугаем твою тещу…

– Да я уже напугал, – махнул рукой Сергей. – Давай лучше за дело примемся, а то мы за этой пьянкой совсем про тех уродов забыли. Они, может, уже повсюду ходят, здороваются с нами, водку нам продают, а мы-то и не понимаем.

– Я знаю кондукторшу одну злую – вот она точно из этих. Вот такая морда и хватка бульдожья. Два раза в автобусе с ней ездил и оба раза оплатить пришлось. Даже вспоминать страшно…

Заметив постороннее движение, Леха поднял глаза и удивленно воскликнул:

– Смотри, Серег, это же ваш Импотентов! Тютюнин обернулся и тоже удивился, узнав Фригидина, который невесть как оказался среди гаражей.

– Здравствуйте, Сергей и друг его Алексей!

– Виделись уже. Ты чего сюда приперся?

– Я не приперся, Сергей. Я просто… э-э… – Фригидин замолчал, вспоминая, чему его учила Живолупова. – Ага! Я просто наношу вам визит вежливости.

– А он нам нужен, твой визит?

– Я полагаю что… э-э… нужен, поскольку у меня с собой есть водка.

С этими словами Фригидин извлек из кармана чекушку русской водки «Кавказ».

Окуркин и Тютюнин переглянулись. Выпить им хотелось всегда, однако за предложением Фригидина скрывался какой-то умысел. К тому же приятелям предстояло провести важную работу – отфильтровать продукт, который уже завтра должен был сделать их планету свободной.

– Уходи, Фригидин, – просто сказал Сергей.

– Но почему, друзья мои? Вы ведь простые люди – пропойцы. И водка вам необходима для этой, как ее… физиологии!

– Ты принес плохую водку, мы такую не пьем, – соврал Леха.

– Да почему же плохую! – не согласился Фригидин. – Вот здесь даже написано: «…может склеивать резиновые и железобетонные изделия». Разве плохая водка такое может делать?

– Все, вали отсюдова, пока не получил, – с угрозой произнес Тютюнин и шагнул навстречу Фригидину.

Бухгалтер попятился:

– Ну ладно, ладно! – Он примирительно поднял руки. – Я ухожу, поскольку знаю, что такие, как вы, могут интеллигентного человека прямо в морду избить… Хамло, блин. Лимита.

– Чего ты сказал?

– Ничего, Сергей Викторович. Ничего особенного… Я сейчас уйду, но мне очень хотелось бы знать, чего это вы с работы так рано сбежали, а?

– А ты чего сбежал?

– У меня особое задание…

– Какое особое?

– Ну… – Фригидин оглянулся и заговорил тише:

– Понимаете, Сергей, мне нужно узнать, чем вы тут со своим другом занимаетесь. Я бы не спрашивал у вас так прямо, но мне очень нужна игрушечная железная дорога. Я в ней давно и серьезно нуждаюсь.

Тут Сергей вспомнил, что видел Фригидина вместе с Живолуповой. Это было неспроста.

– Ладно, скажу тебе, но только ты никому, ладно?

– Вы же меня знаете, Сергей, моя голова как кремень. Ни слова, ни полслова, ни четверть слова, ни одна восьмая слова, ни одна шестнадцатая…

– Ты слушать будешь? – перебил Тютюнин.

– Конечно. Говорите… – Фригидин навострил свои любопытные ушки.

– Мы самогонку гоним – прямо в гараже. Поэтому и от твоей водки отказались.

– Ух ты! А это случайно не противозаконно?

– Конечно противозаконно. Потому-то мы и прячемся здесь.

– Как здорово! – Фригидин даже порозовел от возбуждения и потер руки. – А скажите, Сергей, если я, к примеру, в милицию сообщу. Ну это я просто так спрашиваю, к примеру. Как будто сообщу, понимаете? Так вот, если я как бы сообщу, вас в тюрьму посадят?

– Конечно, Фригидин. Но ты ведь никому не расскажешь?

– Нет, конечно. Не расскажу… Ну я пошел, Сергей, мне уже пора, – заторопился Фригидин и, словно хорек, в три прыжка исчез между гаражами.

Сергей вернулся к Лехе.

– О чем ты с ним говорил? – спросил тот.

– Я ему сказал, что мы здесь самогон гоним.

– Ты что, с дуба рухнул? Он же нас милиции сдаст!

– Уверен, что не сдаст. Он на Живолупову работает, а та постоянно за нами шпионит. Она не допустит, чтобы Фригидин побежал в милицию.

– Но если милиция приедет, Фригидин – чист, – заметил Леха.

– Если приедет, то чист, – согласился Сергей. – Ждем полчаса и начинаем фильтровать.

Не дождавшись лифта, Фригидин взлетел по лестнице на четвертый этаж и нажал кнопку звонка. Живолупова посмотрела в глазок и открыла. – Что, бабушка, удивились, что я так быстро все за-шпионил? – спросил Фригидин.

Гадючиха схватила его за шкирку и рывком втащила в

Квартиру.

Дверь захлопнулась, щелкнул замок, Фригидин, растирая шею, простонал:

– Какие у вас, бабуля, руки сильные, как у землекопа.

Вы землю случайно не копаете?

– Бывает, что и копаю, – со странным выражением ответила Живолупова, прикидывая, какая для телосложения Фригидина требуется яма. Ей предстояло расплатиться с ним за работу, и она еще не решила: платить или… – Докладывай по форме, чего выяснил?

– Докладываю. Тютюнин сбежал с работы, чтобы гнать самогонку в гараже товарища его – Лехи. Давайте денежки, я и так уже переработал…

– Потерпи.

– Что значит потерпи? Мне еще стремительно мчаться в «Детский мир» надо, а то все железные дороги там пораскупят… Давай американские деньги, старая карга, а то я на тебя в милицию заявлю – заодно с Тютюниным твоим!

Короткий удар в живот заставил Фригидина согнуться пополам, а Живолупова после секундного размышления врезала ему еще и по шее, от чего бухгалтер обрушился в угол. Какое-то время Фригидин молча отдыхал и восстанавливал силы. Затем снова поднялся на ноги и самым задушевным тоном произнес:

– Знаете, бабушка, у меня сложилось впечатление, что наши отношения как-то не заладились с самого начала. Предлагаю это обсудить. – Заткнись.

– Я не настаиваю, – с натянутой улыбкой произнес Фригидин и, осмотревшись, добавил:

– А ничего у вас тут, уютненько. Только вот занавесочки на кухне поганые… И холодильник старый какой-то – обшарпанный «шарп». Машины стиральная – дурацкая, а полы ободранные… Но в общем уютненько. Только вот двери…

– Заткнись, а то прибью! – пригрозила Живолупова.

Борясь с желанием избавиться от Фригидина и не заплатить ему пятьдесят долларов, она все же заставила себя заплатить, поскольку майор Яндкван уже выделил ей на оплату нового агента пятьсот долларов.

– Ладно, придурок.

– Я, извините, партнер.

– Ладно, партнер. Вот тебе твои деньги. – Живолупова со вздохом отсчитала валюту. – И никакой милиции, понял?

– Но почему бы… Но почему бы… – Фригидин раз десять пересчитал свою долю и, только убрав деньги в карман, сумел договорить:

– Но почему бы не упечь этих молодчиков в тюрьму? Я об этом просто замечательно мечтаю.

– Я сказала – нет, значит, нет. Это приказ.

– А чего это вы мне все время приказываете? – уперев руки в бока, возмутился Фригидин. – Штерн приказывает на работе, вы, бабуля, мешаетесь в личной жизни. Я, между прочим, ариец, чтоб вы знали.

Живолупова безо всякого желания врезала ему между глаз, и Фригидин снова улетел в уже знакомый ему угол.

– Еще хочешь о чем-то поговорить? – спросила она.

– Благодарю вас… Когда я ем, я глух и нем… Ой, как же мне больно…

Пока в квартире Гадючихи шла эта отвратительная торговля, Сергей и Леха на глубине трех с половиной метров фильтровали в гараже спиртовые настойки.

Лампочка давала слабый свет, по углам деловито шуровали обнаглевшие крысы, но друзья не отвлекались на посторонние звуки и, мирясь с неудобствами, продолжали фильтровать.

– Первая прошла полностью… – сообщил Леха, который следил за струйкой получаемого продукта, текшей в пластмассовый тазик «садовый». – Цветность в норме, осадок допустимый. Готовь вторую…

– Ага, – ответил Сергей и, взяв с полки следующую трехлитровку, снял с нее крышку.

– Исходные данные? – запросил Окуркин. Понюхав сырье и прикрыв глаза, Тютюнин стал читать будто по писаному:

– Южный склон, почва – суглинок, запах – осенняя калина с примесью майской земляники. Спирт гидролизный, из сосновых опилок высшего сорта…

– Хорошо, начинай…

Тютюнин наклонил банку, и золотистая жидкость полилась в пионерский сачок для ловли бабочек, в котором теперь находилась фильтровочная трава.

– Одна треть отгружена, – через какое-то время проинформировал Сергей.

– Принято. Струеж нормальный, брызги умеренные… Струйка целительного продукта бодро журчала в тазике «садовый», и вскоре Сергей отчитался о полной отгрузке второй трехлитровки.

– Отлично, перерыв пять минут, – сказал Леха. – Я пока фильтронабивочный препарат поменяю.

– Чего? – не понял Сергей.

– Ну, траву в сачке…

– А-а, теперь понятно.

Окуркин вывалил использованную траву в угол – к крысам, и те с радостью на нее набросились.

– Ишь как взыграли, говноеды, – брезгливо заметил Окуркин.

– Они не говноеды, задумчиво возразил Сергей, – Они, Леха, крысиные диггеры. Как тот парень, что приносил нам мамонта…

– Вам что же, и мамонтов носят?

– Носят. Нам все носят. У нас же народ безграничный, особенно когда выпить захочется…

– Тут я с тобой согласен.

Леха сменил «фильтронабивочный препарат», встряхнул сачок и сказал:

– Эх, где ж ты детство мое золотое!

– Ты это о чем?

– Да я этим сачком, Серега, однажды японского ма-ходрона поймал. Он с самой Японии летел, а я его поймал в лагере в Сухопарово и сменял на жвачку «секонд хенд». По тем временам это был хороший обмен, а сейчас этой жвачки… – Леха снова вздохнул. – Одним словом, не стало стимула меняться, ловить бабочек, покупать сачки и, значит, вся сачковая промышленность рухнула. Вот до чего нас коммунисты довели.

– Да ладно тебе. – Сергей взял с полки очередную банку.

– Готов?

– Давай.

– Поехали…

Еще через полчаса вся технологическая цепочка была закончена, специально приготовленное ведро было заполнено до краев тем самым препаратом, который уже завтра должен был перевернуть мир или, по крайней мере, мог вызвать волнения во всем столичном регионе.

– Предлагаю отнести домой. Нельзя такую вещь в гараже оставлять, – сказал Сергей.

– Полностью с тобой согласен. Я его к себе на кухню унесу…

– А Ленка?

– Ленка поймет. Когда дело касается государственной безопасности, она драться не будет.

– Хорошо тебе. А мне еще с моей хунтой разбираться.

– Да они, . наверное, уже все поприклеили назад.

– Может, и поприклеили, – угрюмо кивнул Серега. – А может, и кафель на кухне сняли. Латифундисты, одно слово.

Пока Серега предавался невеселым мыслям, Окуркин тщательно закрывал ведро, которое им организовал Кузьмич.

Ведро было не простое, а космическое. Такие раньше отправляли на станцию «Салют» для хозяйственных нужд, но, когда станцию сбросили, ведра оказались лишними, и Кузьмич выхлопотал одно для себя. И теперь оно должно было послужить целям государственной безопасности.

– Вот ведь какое военное изделие, Серег. Крышку прикрыл и хоть вверх тормашками переворачивай – ни одна капля не упадет

Погасив в подвале свет, друзья выбрались в гараж, а затем, со всеми предосторожностями, выглянули на улицу.

За то время, пока они работали, спустились летние сумерки.

Сергей вышел первым и, осмотревшись, сделал Окуркину знак, что можно выходить.

Леха вышел с ведром, будто доярка с подойником, и они пошли к дому.

– Видите, что происходит, – пропищал в засаде Фригидин. – У них там, наверное, корова…

– Откуда в гараже корова? – возразила Живолупова.

– Оттуда, что в квартире она гадит. Однажды я был в деревне и наступил в огромную лепешку…

– Ну и что?

– А то, что одно дело в деревне и совсем другое – в квартире.

– Нет, – покачала головой Живолупова. – Не может там быть никакой коровы. Это они, наверное, самогонку тащут.

– Столько самогонки не выгонит ни один аппарат. Это я вам как бухгалтер говорю. И вообще, давайте сверхурочные. Вы же обещали!

– Ладно, держи. И давай расходиться. Завтра чтобы была у меня про это ведро полная информация, понял? А не та дребедень, которую ты сегодня принес.

Утром следующего дня, часов около девяти, Живолуповой позвонили.

– У телефона, – отозвалась она.

– Бабушка, это я, агент Пленум.

– Слушаю тебя, агент.

– Есть важная информация!

– Минутку, я возьму блокнот. – Гадючиха вооружилась всеми необходимыми принадлежностями и сказала:

– Ну?

– Тютюнин Сергей Викторович не явился на работу. Позвонил директору Штерну и сказался больным. Его место занял помощник Кузьмич…

– Не спеши, Пленум, я не успеваю.

– Ага. Говорю по слогам: «Кузь-мич».

– Дальше.

– А дальше я у него хитро так незаметно спросил, не связано ли отсутствие самого Тютюнина с кое-каким ведром?

– Вот ты дурак, Пленум, – не одобрила Живолупова. – И что он тебе сказал?

– Ой, чего он мне только не наговорил, алкоголик синюшный. Сказал, что я самый настоящий…

– Не торопись!

– Ага, тогда я снова по слогам: «казел», сказал. Ка-зел, через " о" краткое.

– Ну ты дебил, Пленум!

– Нет-нет, он сказал именно «казел». И еще это… вали отсюда, в смысле – уходи совсем. По крайней мере я примерно так это себе понял. Хотя я, конечно, могу ошибаться, ведь в русском языке…

– Заткнись!!! – проревела Живолупова.

– Я весь внимание, босс.

– Сиди на работе и никуда не отлучайся.

– В смысле из своего кабинета? Жаль. Я собирался пойти в приемную, чтобы ронять авторучки. Когда там Елена Васильевна, я часто роняю авторучки. Она совсем ничего не понимает и говорит: «Фригидин, вы какой-то безрукий». А я про себя говорю: «Зато глазастый» – и нагиба-а-аюсь. Правда смешно?

Сопя от гнева, Живолупова молча положила трубку, однако деятельный бухгалтер сейчас же перезвонил.

– Что еще? – прошипела Живолупова.

– Так я не понял, босс, мне идти ручку бросать или выдвигаться на позиции? Я хочу зарабатывать, босс, я почувствовал запах денег.

– Сегодня побудешь в резерве. Получишь за это пять баксов.

– Намек понял. Если что, я на месте. До связи.

С чувством огромного облечения Живолупова отошла от телефона и стала быстро собираться. Ей снова предстоял нелегкий день.

Утром, в назначенный час, Сергей Тютюнин позвонил в дверь своего приятеля и товарища по оружию – Лехи Окуркина,

Тот сразу открыл, и на его лице Сергей прочел готовность идти до конца.

– Девять часов, двадцать три минуты ровно, – сказал Сергей.

– Понял, – кивнул Леха и вытащил из-за двери драгоценное ведро. – Хвоста не привел?

– Да как будто чисто.

– Как твои обои – приклеил?

– Сами приклеили. Теща даже на ночь осталась – в кухне на раскладушке. Только к двум часам ночи управились.

– Это хорошо. Значит, уважают они тебя. Ну пошли. Леха звякнул ключами от гаража, и они стали спускаться по лестнице – так было лучше для безопасности.

На улице возле скамейки в траве им померещился шпион, однако это был Вася Магарыч, который спал где угодно и которого все жители двора часто принимали за что угодно.

До гаражей дошли без неприятностей, если не считать разговора с пожилой женщиной, которая поинтересовалась, уж не медок ли продают ребята.

– Нет, мать, не медок, – ответил ей Леха и, не удержавшись, добавил:

– А гораздо важнее.

Гарчаж открылся легко, «запорожец» завелся сразу. Однако на улице, как назло, оказалось полно автомобилей, на которых в совершенно разные стороны разъезжали неорганизованные водители.

– Карту, – потребовал Леха, когда они остановились на светофоре.

Тютюнин быстро распаковал офицерский планшет и разложил карту на коленях. Окуркин тупо на нее посмотрел, сказал «угу» и тронул машину на красный свет. „& gt;

Его «запорожец» заставил шарахнуться в сторону «лек-сус», который врезался в «мерседес».

Леха некрасиво заржал и заметил, что, мол, начало неплохое.

Серега ничего не ответил и, оглянувшись, заметил прорывавшегося сквозь пробку велосипедиста.

– За нами велосипед, – предупредил он Леху.

– Ага, – сказал тот, глянув в зеркало. – Трехколесная модель «Чебурашка». Как привязанный идет – сразу видно, мастер спорта.

Окуркин прибавил газу, и «запорожец» затрясся так, будто его сильно напугали.

На очередном светофоре пришлось снова тормозить, и Сергей заранее расстелил карту. Леха удивился:

– Чего-то я никак не пойму, что такое Остенде, Дрезден и так далее?

– Е-мое! Так это же не наша карта! Это же буржуйские страны капитализма! – догадался Тютюнин и, перевернув лист, обнаружил нарисованную от руки схему.

– Так, это совсем другое дело, – удовлетворенно кивнул Окуркин. – Но тогда получается, что мы свой поворот уже проехали.

Пока они ждали на светофоре подходящий свет, их догнал велосипедист в хоккейном шлеме и мотоциклетных очках.

Сергей выглянул в окно, велосипедист сразу отвернулся.

– Ты чего на этого придурка смотришь? – спросил Леха.

– Да мне лицо его показалось знакомым.

– А-а, – махнул рукой Леха. – Эти байкеры все на одно лицо. Держись крепче, я сейчас разворачиваться буду.

– Прямо здесь? По встречной?

– Ну я же тебе говорю – держись…

Достаточно поплутав и совершенно сбившись с дороги, Леха и Сергей все же приехали к знаменитому на всю страну заводу «Кристаллический рубин».

«Запорожец» пришлось оставить далеко, поскольку оказалось, что близлежащие переулки забиты автобусами с ОМОНом и минивэнами с людьми из частных охранных агентств.

Здесь же попадались машины с надписями ППС, ДПС, «Налоговая полиция», «Экологическая милиция», «Служба судебных приставов», «Скорая помощь» и «Предварительное расследование».

– Чего это может значить, а? – спросил Леха, проталкиваясь со своим ведром мимо журналистов с фото-и видеокамерами. – Может, уже без нас все началось, как ты думаешь?

– Может, и началось, – пожал печами Тютюнин. – В наше время ни в чем нельзя быть уверенным.

– Посмотри по карте, к какому нам входу пробиваться.

– Вход номер один. – Тютюнин ткнул пальцем в свернутую вчетверо схему.

– Так это он и есть, – сказал Леха, останавливаясь с ведром прямо напротив крыльца с бетонными ступеньками.

Возле самого крыльца никто не стоял – опасались, а весь асфальт вокруг него был усеян клочками одежды, кусками окровавленных бинтов и пустыми гильзами от дробовиков «ремингтон».

На усыпанных осколками стекла ступеньках лежали две скрученные алюминиевые рамы.

– Не ходите туда, они вас убьют! – крикнула молодая журналистка, которой изменило профессиональное чувство.

– Заткнись, – оборвал ее кто-то из старших товарищей. – Пускай идут, у меня еще пленка осталась…

– О чем это они, а? – спросил Леха и посмотрел на Серегу, ища у него поддержки.

– Думаю, пугают. Пойдем посмотрим. Если что – сбежим.

– Точно – сбежим, если что! – приободрился Леха, но было видно, что сбежать ему хотелось уже сейчас.

Взойдя по скрипевшему, словно свежий ледок, битому стеклу, друзья оказались в небольшом предбаннике, сразу за которым начинались баррикады, сложенные из столов, стульев и голубых финских унитазов.

– Вы кто, журналисты? – строго спросил человек в черном бронежилете и с фаустпатроном на плече.

– Нам бы поговорить… – растерянно разведя руками, сказал Серега.

– Эй, старшой, к нам гости! – крикнул часовой, и из-за угла показался человек в дорогом костюме и с часами за пятьдесят тысяч долларов на запястье.

Несколько мгновений он изучал двух странных посетителей, один из которых держал в руке какое-то ведро.

Видимо решив, что гости не представляют опасности, старшой в сопровождении полудюжины двухметровых громил выбрался из-за баррикады и подошел к Сергею и Лехе.

– Чем обязан, господа? Представьтесь, пожалуйста),

– Меня зовут Алексей, а его – Серега, – повел переговоры Окуркин. – Мы представляем это… общественную организацию нашего двора.

– Ну а я Юрий Павлович и представляю простой народ Рублевского шоссе. Мы боремся за свои права на владение этим поистине народным предприятием. Даешь «Кристаллическому рубину» нашего директора!

– Даешь! – выбросив вверх пудовые кулаки, закричали громилы.

– Вот видите, – улыбнулся Юрий Павлович. – Кстати, а вы-то сами за какого директора выступаете, за Бананова или за Фиговского?

– Мы? – Леха недолго думал и рубанул сплеча:

– Мы за товарища Бананова!

В следующую секунду громадный кулак вошел в соприкосновение с его головой.

Удар получился сильный, Леха, сбив с ног Серегу, скатился вместе с приятелем по бетонным ступенькам. За ними, с небольшим опозданием, прогремело космическое ведро.

Спешно защелкали фотоаппараты прессы, кто-то восхищенно воскликнул:

– Вау! Какой кадр!

Тютюнин первым поднялся на ноги и, нагнувшись над Окуркиным, спросил:

– Ты живой, Лех?

– Живой, конечно, – ответил тот. Он сел и потрогал появившуюся на лбу шишку. – Хорошо, что не в лицо, а то бы убили.

⇐ Предыдущая 13 14 15 16 171819 20 21 22 Следующая ⇒