ЦВЕТ СИРЕНИ 1 страница

ЦВЕТ СИРЕНИ

(Салли Кристо-Спенсер и Тобиас Мариус)

Когда твоя жизнь кажется совершенно беспросветной и надеяться, казалось, совершенно не на что, иногда всё же случается чудо, и во тьме блеснёт лучик солнца. Именно это и случилось с последним потомком известного рода омегой Салли в день помолвки с глубоко ненавистным альфой. Чудо принёс его любимый аромат цветущей сирени, и он привёл к нему бету, спасшего его от одиночества и подарившего надежду. Если бы только Салли знал, каким боком к нему повернётся этот подарок судьбы... Загадки прошлого собственной семьи, пристальное внимание чужих, новые друзья, приобретения и потери... И всё это на фоне неуклонно меняющегося мира, надевшего новую лживую маску.

Часть первая

НАДЕЖДА

Салли стоял перед большим зеркалом в роскошной золочёной раме и мрачно разглядывал себя. Из зазеркалья так же мрачно на него смотрел невысокий хрупкий темноволосый омега с бледным, слегка заострённым лицом, тонковатыми для омеги искусанными губами, глазами настолько светлыми, что распознать их цвет было невозможно, и в старомодном бальном костюме. Салли терпеть не мог свой наряд, хотя он был несомненно красив - тёмно-синий жилет с серебристым шитьём - у папы просто золотые руки! - белоснежная шёлковая рубашка с кружевными манжетами и высоким жёстким воротником-стойкой, перехваченным синим же шейным платком так туго, что иногда было неудобно, плотно сидящие чёрные штаны, выгодно подчёркивающие омежий зад и стройные ноги. Туфли на высоком каблуке давно стали привычным дополнением ещё с дебюта, но Салли предпочитал сапоги на плоской подошве - более устойчивы и бегать в них удобнее, когда за тобой гонится очередной дурно пахнущий ухажёр. Но особенно Салли ненавидел корсет, в который папа Орри его затягивал на каждый выход и выезд. Этот проклятый корсет немилосердно давил на живот и рёбра и заставлял держать спину прямо в те минуты, когда хотелось забиться за портьеру и свернуться клубочком, как в своей постели под одеялом. Салли несколько раз робко просил родителя заказать ему наряд по современной моде - более практичный и не предусматривающий корсеты - но Орри только суропил брови и решительно отказывал раз за разом.

- Эту непристойность? Тебе? Потомку Спенсеров? Никогда ты не наденешь это убожество! Мы, Спенсеры, всегда придерживались традиций, и я не потерплю такой стыдобищи на своём ребёнке! Ты не альфа и даже не бета! Омега должен выглядеть достойно и целомудренно!

Салли вздыхал и молча покорялся, хотя частично был с папой согласен. Современные наряды для омег выглядели излишне открытыми, но по-прежнему казались привлекательнее - за практичность и более разнообразные расцветки. Если в таком тебя зажмут в укромном уголке, то привести себя в порядок можно быстро, и никто ничего не заметит. Не то что с его костюмом, который будто был создан для того, чтобы сразу было ясно - провёл омега время в уборной, как сказал, или стоял раком под очередным кобелём, которому вдруг приспичило... С причёской папа тоже провозился лишний час, укладывая ровно подстриженную чёлку и подвитые локоны в императорском стиле. Сам Салли с удовольствием обошёлся бы без завивки - просто расчесал волосы и стянул их в хвост на затылке, как делал дома... но и тут папа был неумолим, распекая современные стрижки, укорачивающие волосы омег до плеч, а то и выше. Открыто сожалел, что всё больше уходит в прошлое искуство плетения кос и косичек, что современная омежья молодёжь совершенно не думает о себе, своей репутации и будущих детях... Он мог рассуждать об этом не один час. По этой же причине он редко отпускал Салли на молодёжные омежьи посиделки, опасаясь, что юноша нахватается там всякой грязи и привычек, которым не к лицу будущему мужу и родителю, и Салли был вынужден скучать среди взрослых, склоняясь над вышиванием, место того, чтобы запереться в своей комнате с интересной книгой или свежей газетой, тайком стащенными из-под носа отца. Орри про газеты тоже ничего не знал и раз за разом подсовывал сыну очередной омежий роман или книги по ведению домашнего хозяйства. Да, это полезно, но только если омега был решительно настроен прожить свою жизнь, покорно подчиняясь мужу и его тирании, но Салли хотел другого. Он хотел свободы, о которой десять лет назад объявили революционеры, свергнув монархию и провозгласив всеобщее равенство. Хотел повидать мир - огромный и разный, о котором писали в романах для альф и бет. Хотел сам себе выбрать мужа по вкусу, а не гадать, кого из этих смердящих кобелей выберет для него отец... Только не Грэг Барнс!!! Он ещё на предыдущем рауте недвусмысленно намекал, что Салли уже недолго бегать осталось, и сладкая омежья попка наконец узнает, что такое кол. Салли содрогался от одной только мысли, что его лишит невинности именно этот альфа - наглый, развязный, пахнущий так отвратительно, что омега с трудом сдерживал тошноту, когда его заставляли с ним танцевать. Папа понимающе кивал, стоило Салли бросить ему жалобный взгляд, но раз за разом повторял одно и то же:

- Терпи. Это всё, что нам остаётся.

Салли искренне не понимал, почему с такой готовностью отдаются своим кавалерам его ровесники. Не раз он заставал их по тихим углам, стоило только взрослым отвернуться или зазеваться. Салли был противен сам запах секса - запах омежьей смазки, пота и живородящего семени. Он не понимал желания своих молодых сородичей поскорее выскочить замуж. Только для того, чтобы на очередном балу выгуливать новые наряды и хвастаться очередной побрякушкой, которую муж подарил, расщедрившись? Сам Салли, согласно старым традициям, золотых и серебряных украшений не носил, даже его мочки были не проколоты. Первым настоящим его украшением должно было стать помолвочное кольцо. Папа Орри всегда твердил, что не побрякушки украшают омегу, а первозданная красота и чистота. Орри и сам всегда тщательно следил, чтобы украшающих его драгоценностей не было слишком много, и Салли старательно перенимал его принципы подбора, не желая превращаться в новогоднюю ель, на которую всё больше походили его юные сородичи. Возможно, именно потому, что он так сильно выделялся среди созревающей молодёжи, за ним и табунились женихи с самого дебюта. Хорошо ещё, что новая власть законом закрепила брачный возраст для омеги - не моложе восемнадцати лет - а то он бы уже жил в чужом доме, с мерзким сердцу и уму мужем и даже нянчил первенца. Орри родил своего первого ребёнка, альфу Дориана, уже в шестнадцать, немало натерпелся от мужа, и только какая-то божья благодать помогала ему сохранять себя стройным и красивым, несмотря на возраст и заботы.

Вспомнив о родителе, Салли снова тяжело вздохнул. И как только папа столько лет прожил с отцом, ни разу не попытавшись сбежать? Сам Салли на его месте так бы и поступил! Арчибальд Кристо нестерпимо вонял, был груб, несдержан, не гнушался рукоприкладством, имел мужа по первой же прихоти, совершенно не стесняясь собственных детей и прислуги, да и по борделям ходил регулярно. Орри, залечивая потом очередные синяки под слёзы младшего сына, только качал головой.

- Это всё, что нам остаётся, - говорил он.

Глядя на всё это, Салли всё больше впадал в отчаяние. В отцовских газетах писали о безграничных возможностях, которые открывались перед омегами, а его продолжают держать дома, как будто ничего не изменилось. А ведь Салли хотелось бы вырваться из тесноты и духоты провинциального Руднева, поехать в большой город и поступить куда-нибудь учиться, чтобы стать свободным и независимым. В идеале это должен был стать колледж изящных искуств, чтобы сохранить и привнести в новую жизнь всё самое лучшее, что было в прошлом... Однако родители даже на частную школу для омег не потратились - Орри сам обучал сына дома. И домашнее образование отнюдь не способствовало выработке супружеской и сыновней покорности, а заставляло задумываться над тем, что происходит вокруг. И от этого Салли было ещё горше.

- Салли, сколько можно прихорашиваться?!! - В комнату, поправляя манжеты, стремительно ворвался Орри. Затянутый в корсет, безупречно причёсанный и одетый. Отцу льстило, что его муж - последний отпрыск очень известного дворянского рода, и он охотно поощрял пристрастие супруга к стариннообразию. О деловой одежде для альф и бет Орри отзывался более благосклонно, считая, что ничто не должно отвлекать от важных дел, но к сыну придирался по любой мелочи, осуждая его попытки перешить что-то на современный манер. - Мы же опоздаем!!!

- Папа... может, я всё же сниму корсет?..

- Ещё чего?!! - возмутился Орри, уперев руки в боки, и украшеные рубинами подвески в его ушах заколыхались. - Не хватало ещё, чтобы ты сутулиться опять начал!

- Но в нём же неудобно...

- Терпи. Так положено, значит, будешь терпеть. Я же терплю.

- Но, пап...

- Не папкай! Ты готов? - Орри сбавил тон и придирчиво оглядел сына. Поморщился. - Опять губы искусал... - Орри достал из поясной сумочки жестяную баночку с бальзамом и мазнул по губам сына. - И прекрати их постоянно облизывать - шелушатся же! И это просто неприлично.

- Я не нарочно... оно само...

- Сдерживаться надо. Я же сдерживаюсь.

- Не хочу сдерживаться, - буркнул Салли. - Хочу остаться дома.

- Понимаю, - смягчился Орри, - но ехать надо. И не забудь потом вернуть отцовскую газету на место, а то он уже её хватился.

Салли замер.

- Какую газету?

- " Столичный вестник". И не надо делать такие удивлённые глаза. Я уже давно знаю, что ты у отца не только газеты таскаешь. Похвально, конечно, но если попадёшься...

- Я десяти лет это делаю и ещё ни разу не попался.

- Всё когда-нибудь бывает в первый раз. Не забудь про газету - там была какая-то очень важная статья, которую твой отец хочет сохранить.

- Случайно не про возможную войну с соседями?

Орри усмехнулся.

- Уже сообразил? Молодец. Да, её. Если война начнётся, то наши заводы получат большой государственный заказ. Твой отец и Барнсы не собираются упускать такую выгоду.

Салли снова вздохнул, разглядывая пурпурный бархатный жилет Орри, украшеный золотой цепочкой, тянущейся в кармашек для часов.

- Папа... а почему вы не хотите отпускать меня в большой город учиться? Разве это плохо? Великий Холод давно миновал, времена меняются...

- Времена, может, и меняются, но люди остаются всё те же. А ты особенный, Салли. Не такой, как все. Я не могу позволить, чтобы тебя обесчестил какой-нибудь негодяй до законного брака.

- Можно подумать, что законный брак будет чем-то отличаться от этого! - не выдержал Салли и отвернулся.

Орри молча опустил глаза в паркетный пол, застеленный дорогим ковром.

- Можно подумать, что мне будет легче, если детей мне заделает очередной вонючка, а не приблуда с улицы! Не понимаю, как ты до сих пор с отцом живёшь?!

- Скрипя зубами, - тихо ответил Орри. - Да, ты прав, это тяжело, но нам ничего другого не остаётся. И даже если бы я захотел - идти мне некуда, а у твоего отца длинные руки. Мы с тобой одни остались, Салли, а жить как-то надо.

- Я не хочу так жить! Я учиться хочу! Мир увидеть!

- Вряд ли ты найдёшь в большом мире что-то другое. Мир всегда был несправедлив к нам, начиная со времён Великого Холода. И даже революция ничего не изменит, помяни моё слово.

- Но ведь объявлено равноправие...

- Всего лишь объявлено. Пройдёт ещё немало времени прежде, чем слова станут делом. Старые предрассудки и учение Церкви - всё это против нас. Пока мы будем продолжать считаться падшими порочными созданиями, ничего не изменится. Ладно, идём, а то Оттисы обидятся, если мы опоздаем.

- Не хочу ехать. Там снова Грэг приставать начнёт. Меня когда-нибудь стошнит прямо на него!

Орри мягко приобнял сына.

- Понимаю, милый, но надо терпеть. Это всё, что нам остаётся.

Салли сидел в экипаже и с тоской смотрел по сторонам, снова погрузившись в нелёгкие думы.

Их городок всегда считался глухой провинцией, но перед революцией республиканцев здешние коммерсанты вроде его отца и их предприятия резко пошли в гору, и маленький Руднев начал преобразовываться и расти на глазах. Он ещё хранил в себе черты старины - шпиль центральной ратуши, старая церковь, походы в которую нагоняли на Салли только тоску, небольшие дома, узкие улочки и две широкие центральные, на пересечении которых располагалась широкая площадь с фонтаном, из которого местное население когда-то брало воду для своих нужд. Сейчас, когда городские власти озаботились перестройкой, газовые фонари начали заменять электрическими, строили водопровод, булыжным мостовым тоже недолго осталось жить - Салли прочитал в одной газете, что в больших городах улицы всё чаще мостят каким-то асфальтом, который гораздо удобнее и практичнее. Салли не слишком любил ездить по булыжной мостовой в коляске. Ему было гораздо интереснее скакать по ней верхом на лошади, слушая, как железные подковы цокают по серому камню. Верховой езде его тоже обучал папа, поскольку это было частью его собственного воспитания, как потомственного дворянина. Лошадь у него тоже была своя - славная кобылка Каури, и Салли каждый день ухаживал за ней сам, не доверяя конюху. Каури была одной из отдушин, которая как-то скрашивала его тёплую, сытую, но совершенно беспросветную жизнь, как и любящий заботливый папа. Может, болтовня ни о чём, наряды и побрякушки так же вносят смысл в жизнь других омег? Ведь если тебя вообще ничего в этой жизни не интересует, то и жить-то не захочется...

Всё вокруг менялось, но только не вековой уклад жизни. Салли отчаянно завидовал старшим братьям-альфам, которые уже давно выросли и покинули отчий дом. Дориан пошёл по военной стезе и как раз сейчас был где-то на границе - Орри чутко ловил все последние новости и молился первопредкам, чтобы те сохранили его первенца от пули и булата. Симон стал правой рукой отца и жил где-то в столице, возглавляя представительство компании " Кристо и сын". Оба брата вольны были жить так, как хотят, и Салли не раз проклинал богов, что позволили ему родиться жалким презренным омегой. Ну почему всё именно так??? На дворе уже тысяча девятьсот тридцать седьмой год от наступления Великого Холода, наука и промышленность требуют большого количества грамотных и образованных людей, омегам дали возможность учиться и приносить куда более ощутимую пользу, чем ведение домашнего хозяйства и рождение детей, а ему не позволяют решать за себя ничего! А скоро его относительно вольная жизнь и вовсе кончится - поздней осенью Салли исполнится восемнадцать лет, в начале весны состоится очередная течка, а потом... Если отец уже выбрал ему жениха, то именно тогда и состоится свадьба. Салли ждал каждого нового приёма со всё возрастающим страхом - вдруг именно тогда и будет объявлено о помолвке?

Лето заканчивалось, и на деревьях начали появляться первые жёлтые листья. Салли воспринял это как очередной знак неотвратности судьбы. Противной, пугающей и ненавистной. Если бы только будущий муж был не таким отталкивающим и внушал хоть толику симпатии... но ни один из потенциальных женихов таким не был. Особенно отвратительным казался Грэгори Барнс - сын отцовского компаньона. Салли молча молил богов, чтобы в мужья ему достался кто-то другой. Не такой вонючий. Хотя бы бета. Такой, как хозяин приёма, на который они сейчас ехали. Декстер Оттис казался приличным человеком, а его муж Лэсси - вполне довольным жизнью.

Экипаж Кристо остановился перед большим особняком городского судьи, возле которого уже кучковались только что прибывшие гости. Именно здесь состоялся дебют пятнадцатилетнего Салли, который едва не закончился плачевно. Облачённый в старомодный наряд омежка сумел произвести фурор, и имено там он впервые едва спасся от наглых лап Грэга, который был примерно на два года старше. Спасло Салли только вмешательство управляющего Оттисов, который и вызволил его из угла, в который его загнал алчно принюхивающийся Грэг. Впечатления от высшего света Руднева тогда остались самые ужасные, и Салли, вернувшись домой, заперся в своей комнате, сорвал с себя проклятый корсет, рухнул в постель и разревелся. Именно тогда Салли понял, что не хочет так жить, но иного выбора ему просто не оставляли. Салли всё чаще задумывался о побеге, но куда бежать? Без денег, без документов, в неизвестность. Если бы рядом был хотя бы один опытный и надёжный человек, то Салли бы не колебался ни секунды... Но он был здесь совсем один. Надеяться на папу было бессмысленно.

Особняк Оттисов сверкал огнями, и прибывшие коляски одна за другой откатывались в ближайший каретный ряд. Салли слегка удивился тому, что они прибыли не на отцовском " Фаэтоне" - Арчибальд Кристо был одним из трёх горожан, приобретших себе самый настоящий автомобиль - последнее чудо науки и техники. С какой бы завистью на их машину смотрели другие, ведь не отгонишь же её в каретный ряд... Салли ездил на ней пару раз и даже поймал на себе несколько завистливых взглядов. Да, ехать в машине было интересно, а зимой даже довольно тепло, однако верхом на Каури было гораздо лучше.

- Салли, о чём задумался? - зашипел Орри, подхватывая сына под руку. - Приехали.

Салли со вздохом выпрямился и начал как можно осторожнее поправлять ненавистный корсет, чтобы он хотя бы не так много беспокойств доставлял.

Отец довольно легко для своего возраста выбрался из коляски, после чего небрежно подал руку мужу, а потом сыну.

- Ждите меня у парадного, - бросил он, поправляя галстук и одёргивая фрак, облегающий его крупную фигуру с широкими плечами.

- Да, дорогой, - кинул Орри и взял сына под руку. Кучер начал разворачиваться.

- И не спускай глаз с Салли! На супружеское ложе он должен взойти непорочным и немеченым.

- Да, милый.

- Ступайте, - приказал альфа и твёрдым уверенным шагом направился к курящему неподалёку Уильяму Барнсу, рядом с которым стоял Грэг. Отец и сын о чём-то тихо переговаривались.

Салли старался не смотреть в сторону щебечущей стайки омежек, с которой шутя переговаривалась компания других молодых гостей. Во-первых, чтобы не выдать своей зависти - почти все омежки были наряжены по последней моде. Лёгкие тонкие пиджаки и рубашки менее строгих расцветок напоминали деловые костюмы бизнесменов, обнажённые шеи небрежно обвязаны лёгкими газовыми платками... Пахло ими очень отчётливо, что и отмечали альфы и беты. Салли подозревал, что именно этим и была продиктована папина привязанность к старым покроям - они обнажали то, что раньше было принято скрывать. Неизменными оставались только штаны, подчёркивающие спелые ляжки и крутой изгиб бёдер омег, и каблуки. Завидовал Салли и их причёскам, которые всё больше тяготели к естественности, стали заметно короче, чёлки подстригались самыми немыслимыми образами, лишившись строгих линий, и их можно было зачесать как угодно. Некоторые даже красили волосы! Откровенно не нравилось Салли только обилие колец, серёжек и брошей, которыми хвастались его ровесники. Если раньше, навешивая драгоценности на мужей, богачи хвастались своей состоятельностью, то теперь такой витриной стали их дети-омеги.

Орри тоже заметил этих легкомысленных мальчишек и недовольно поджал губы.

- Боги милостивые... И куда только смотрят их родители?! Ты только посмотри, во что они одеты?!! Скоро полураздетые ходить будут!!! Где скромность и достоинство прежних времён?! Они же буквально просят, чтобы их кто-нибудь обесчестил! Как будто им мало того, что нас и без того считают испорчеными!

Тут Салли был с папой полностью согласен. Он искренне не понимал, как можно так беспечно отдаваться любому, кто об этом попросит. Многие из его знакомых уже не только лишились невинности, но и активно присматривались к потенциальным мужьям, завлекая их всеми возможными способами. Они не считали это зазорным, считая, что чем опытнее омега, тем больше у него шансов удачно выйти замуж. Так Гейл Стретси не единожды отдавался Уолту Старку между турами танцев за плотными портьерами, а полгода назад их семьи объявили о помолвке. Старки были богатой семьёй, представляющей в Рудневе государственный банк " Солидарность" и считались выгодной роднёй... Свадьба состоялась спустя самое малое время, потом какое-то время Гейл поражал всех самыми сногсшибательно дорогими нарядами, а на нынешнее мероприятие уже не приехал - во время очередной течки супруги зачали первого ребёнка, и муж запретил ему появляться в свете. Впрочем, скучать Уолту будет явно некогда - Салли заметил двух хорошеньких дебютантов. Интересно, как скоро их будут тискать по тихим углам?

Внезапно Салли кто-то толкнул. Омега охнул и невольно вцепился в этого человека, чтобы сохранить равновесие, вдохнул его запах... и удивился. Запах был необычно приятным - его любимая цветущая сирень! Салли поднял голову и понял, что держится за серый пиджак незнакомого беты в тяжёлых больших очках. Молодой, темноволосый, за двадцать, довольно худой, долговязый, с узким лицом. Лицо незнакомца отдавало простотой и некоторой инфантильностью, которую ему придавали почти по-омежьи пухлые губы и большие серые глаза. Бета был скверно выбрит, но это неожиданно понравилось Салли, как и искра какого-то полудетского восторга, промелькнувшая во взгляде гостя.

- Ой, простите... - пробормотал бета, отстраняясь. Двигался он довольно неуклюже и порывисто, и в этом было какое-то особое очарование, как и во всей его слегка нелепой внешности. Одет бета был не совсем опрятно - одежда была ему явно великовата, довершали облик заметно поношенные туфли и какая-то папка под мышкой, которую он едва не выронил. - Я вас не заметил... Простите...

- Ничего... я не сержусь... - Салли невольно улыбнулся. Даже голос незнакомца ему понравился! Кто это? Вроде бы раньше его здесь не было... Нежный аромат сирени обволакивал, заслоняя запахи других гостей, и это было как глоток свежего воздуха, принесшего покой и умиротворение, которого в жизни Салли было так мало.

- Салли, прекрати пялиться! - зашипел Орри, оттаскивая заворожённого сына от чужака. - Это неприлично!

Салли опомнился и опустил голову.

- Я... прости, пап...

- Нет, это вы меня простите, - снова начал извиняться бета, поправляя постоянно сползающие очки. - Спешил, боялся опоздать...

- А вы кто будете, юноша? - строго спросил его Орри, с беспокойством косясь на сына. Салли так и тянуло к этому парню...

- Ой, простите, я же не представился... так невежливо с моей стороны... Тобиас Мариус, я племянник хозяина дома. К вашим услугам. - И Тобиас неловко поклонился, вцепившись в свою папку, из которой едва не выпал карандаш.

Салли вглядывался в Тобиаса и находил всё больше привлекательных черт. В парне не было ни капли самоуверенности и самодовольства. Тобиасу достались не только большие, довольно широко посаженые глаза и пухлые губы, но и слегка искривлённый длинный нос, острые скулы и высоковато расположенные брови. Покрой костюма выдавал столичного жителя, как и выговор - полне характерная скороговорка.

- Орри Кристо и мой младший сын Салли, - церемонно представился Орри, крепко держа Салли под руку.

- Очень рад знакомству, - вполне искренно, чего Салли почти не видел на светских раутах, ответил Тобиас. - Позвольте мне выразить своё восхищение вашими нарядами. Я уже очень давно не встречал омег, одетых по моде императорской эпохи!

Салли ощутил укол разочарования. Он это серьёзно? Но непохоже, чтобы это был дежурный комплимент...

- Так вы тоже восхищаетесь прежними временами? - заметно оттаял Орри. Он разглядывал молодого человека уже с большим интересом. Салли заметил, что папины ноздри подёргиваются не без удовольствия.

- Правильнее будет сказать " интересуюсь". - Тобиас чуть покраснел, переминаясь с ноги на ногу. - Я по образованию историк, сейчас учусь в аспирантуре... Да, прежние фасоны не слишком практичны, но я считаю, что совсем уж изгонять их из нашей жизни не стоит. К сожалению, мало кто сейчас может всё это носить с подлинным достоинством, а отсутствие этого таланта убивает самую изюминку. Вы ведь сами шили наряд для себя и вашего сына?

- Разумеется, сам, - гордо кивнул Орри.

- Очень удачно, - похвалил Тобиас. - Минимум украшений, никаких излишеств и сохранено самое основное... У вас отменный вкус, господин Орри.

Салли не переставал удивляться. Тобиас разговаривал с его папой так, как будто ни разу до того не был на светских мероприятиях и не знал, что с омегами быть учтивым совсем не обязательно.

- Благодарю вас, - порозовел Орри. - Впервые встречаю такого знатока.

- Я историк, - улыбнулся бета, - и обязан понимать в таких вещах. Ведь все детали наших костюмов появились не просто так, а когда-то нюансы определялись самыми разными сторонами нашей жизни, в том числе орнаменты шитья, ширина рукавов и высота каблуков.

- Вы ведь будете присутствовать на бале?

- Конечно, только приведу себя в порядок... - Тобиас почесал затылок, и Салли отметил, что стригут его слишком коротко. - Вы не будете возражать, если я приглашу вашего очаровательного сына на один из танцев? Если вы так отменно его обшиваете, то наверняка и искуству танцевать его обучали в лучших традициях старой эпохи...

- Судить вам. - Орри почтительно поклонился, украдкой пихнул Салли локтем, и омега, опомнившись, тоже склонил голову.

- Буду ждать с нетерпением.

Тобиас скрылся за дверями, сопровождаемый шушуканием омежек, ставших свидетелями этого короткого разговора. Салли прислушался.

- Кто это?

- Понятия не имею, но пахнет он не в пример лучше, чем эта свора.

- Ему и правда понравилась эта старомодная фигня? А он точно адекватен?

- Он сказал, что он историк, а они все малость блаженные. Небось, какая-нибудь библиотечная крыса из канцелярии цену себе набивает...

Салли едва сдержался, чтобы не сорваться на этих пустоголовых куклах. Да как они смеют так говорить о Тобиасе?!! Неужели не заметили, как выгодно этот молодой бета отличается от озабоченных кобелей Руднева?!! Вежливый, умный, начитанный... и великолепный запах это только подчёркивал.

- Похоже, что Салли он понравился.

- Салли? Этому чудику? Чем? Ни кожи ни рожи! Убожество какое-то, не знающее, что такое стиль. Одни эти его очки чего стоят! И вообще - длинный, кривоносый, неуклюжий... Как он танцевать-то будет? Ещё ноги оттопчет!

Ну и пусть топчет, сердито подумал Салли. Уж лучше с ним танцевать, чем с Грэгом.

- Идиоты, - чуть слышно выругался он.

- Вот видишь! - Разумеется, Орри его услышал. - Я был прав. Теперь ты перестанешь канючить и жаловаться на наряды?

- Папа... Тобиас не говорил, что надо всё оставлять, как есть... - промямлил Салли, чувствуя, как нахлынувшее хорошее настроение начинает уходить - с уходом Тобиаса как будто пропало что-то очень важное.

- Я прекрасно помню, что он сказал, - отрезал Орри. - Так что хватит жаловаться на корсет. И перестань дуться - твой отец возвращается!

Салли выпрямился. Только бы ему действительно позволили потанцеватьс Тобиасом! Может, он и неважно танцует, но зато можно будет поговорить с ним о чём-нибудь ещё. Историк...

В просторном ярко освещённом холле уже собралась внушительная толпа. От взвеси самых разных ароматов, щедро приправленной духами, Салли поморщился, и папа снова его пихнул локтем.

- Прекрати, это невежливо!

- Но ведь...

- Терпи!

На старомодный костюм и вычурную причёску Салли снова пялились с насмешливой снисходительностью, но впервые Салли это было безразлично. Пока его родители вели дежурные разговоры со знакомыми, омега искал в этой разряженной в пух и прах толпе бету с ароматом цветущей сирени. Только бы он вышел... только бы вышел...

Наконец молодой историк появился в холле, сопровождая своих родственников. Он побрился и переоделся в выходной чёрный фрак с галстуком, но было ясно, что он с чужого плеча и носить его Тобиас совершенно не умеет. Салли, обмирая, принюхался, уловил его сиреневый аромат среди всей этой мешанины, и на измученной душе ощутимо полегчало.

Их глаза встретились, и Салли понял, что краснеет. Серые глаза Тобиаса сверкнули под очками, но подойти сразу он не решился.

Салли не сразу понял, что к нему уже минут пять обращаются с вопросом, а сам он отвечает какую-то бессвязную ерунду. Под суровым взглядом родителя Салли извинился, даже не поняв, перед кем именно, и гость отошёл. По тёмно-серой сутане Салли понял, что это был глава их прихода. Он-то что здесь делает?

- Салли, что с тобой?! - набросился на сына Орри, опережая мужа. - Ты ведёшь себя неподобающе! Почему ты не ответил на опросы преподобного и не поцеловал ему руку???

- Прости, пап... я не нарочно...

- Омеги! - презрительно бросил Арчибальд и отошёл, увидев ещё одного знакомого.

- Салли, возьми себя в руки! - зашептал Орри, оттаскивая сына в сторонку. - И прекрати пялиться на этого юношу!

- Но ведь Тобиас... он...

Орри поджал губы, и в его светлых, как у сына, глазах, что-то сверкнуло.

- Этот мальчик... Неужели он тебе так понравился?

- Да, папа. Он очень умный... и от него пахнет нашей садовой сиренью.

С лица немолодого омеги сползла тень недовольства, а во взгляде появилось печальное понимание.

- Салли, забудь о нём. Я понимаю тебя, правда... я и сам когда-то был влюблён... но не нам решать, за кого нам выходить замуж. Отец уже выбрал тебе будущего мужа, и сегодня будет объявлено о помолвке. Поэтому преподобный и здесь, понимаешь? Свадьба состоится уже весной.

- И... кто? - Внутри Салли всё оборвалось. Он инстинктивно сжал родительскую ладонь, которая тоже дрожала.

12 3 4 5 6 7 8 Следующая ⇒