Часть III 10 страница

Крис, чья научная любознательность ему никогда не изменяла, в этот момент сумел разрешить проблему сна, от которого человек просыпается, чувствуя, что падает; совершенно ясно, что причиной этого является рефлекторная судорога сердца, когда оно иногда пропускает обычный удар. Сейчас, среди бела дня, стоя на ногах, он испытал именно это чувство: по‑ видимому, его сердце пропустило удар. Он совершенно ясно ощутил, как биение сердца ускоряется, наверстывая упущенное.

«Нельзя стоять так и глазеть без конца.

Ты должен уйти.

Ну, чего же ты стоишь?

А кто это – Анна или Марта?

Тем более…

Интересно, как у них идут дела».

Крис окончательно решил ретироваться, но вдруг обнаружил, что своевольные и недисциплинированные ноги привели его в лавку. Девушка подняла голову. Это не была Анна. Ну чего же тут огорчаться?

Чтобы придать себе смелости, Крис нервно кашлянул и спросил голосом, который самому ему показался чрезмерно робким и дрожащим:

– Можно посмотреть на книги?

– О, пожалуйста!

Он стал читать заглавия на корешках, но они не доходили до его сознания. Как это глупо: нужно же наконец научиться управлять своими рефлексами. Крис взял с полки одну из книги, к своему изумлению, обнаружил, что руки у него дрожат, – странное действие усталости от долгого шатания по улицам.

– Может быть, вам помочь? – спросил приятный женский голос у него за спиной.

Крис вздрогнул и с виноватой поспешностью поставил книгу на место.

– Я… нет, спасибо… я… собственно говоря, я зашел случайно… к мисс Весткот… – Крис внутренне проклинал себя за то, что он заикается. С чего это заикаться?

– Мисс Весткот? А! – В голосе послышалось некоторое разочарование, и он звучал теперь менее дружелюбно. – Вы хотите повидаться с ней? Она скоро сойдет вниз.

С невозмутимым видом она отошла от него. «Довольно изящная девушка», – подумал Крис. Он последовал за чей и вынул свою визитную карточку.

– Мне, собственно, следовало бы представиться с самого начала, – промямлил он.

– Хейлин! – воскликнула она с внезапно пробудившимся интересом. – Ах, так это вы – Крис?

– Да.

Он невольно ответил на ее дружелюбную улыбку.

Жизнь вдруг почему‑ то показалась менее обескураживающей.

– О! Я так много слышала о вас, – сказала она с неподдельным интересом. – От Анны и от Гвен…

– Вы знаете Гвен? – с живостью перебил Крис.

– Она часто приходит сюда выпить с нами чаю. Вы разве не знали? Может быть, мне пойти сказать Анне? Я – Марта.

– Я так и догадался. Анна говорила мне про вас. Как у вас тут дела?

– Это, в общем, забавно, но денег мы зарабатываем немного. – Марта сделала гримасу, как бы желая показать, что деньги – вопрос второстепенный. – А что вы делаете?

– Ну а у меня совершенно дурацкая служба. Работаю библиотекарем у одного троглодита по фамилии Риплсмир, – неосмотрительно сказал Крис.

– Как? Неужели у этого страшного богача Риплсмира? Ну, знаете ли, вам повезло!

– Вы бы этого не сказали, если б увидели его хоть раз. К тому же мне мало что перепадает из его богатств.

– А скажите, он, наверное, покупает массу книг?

– Массу.

– И вы не дали нам ни одного заказа!

Марта смягчила упрек кокетливым взглядом и улыбкой. На этот раз ответная улыбка Криса была чуточку кривой: вечный золотоискатель копает, а выкопав, опять принимается копать. Однако вместо резкого ответа, которым он собирался дать ей отпор, он поймал себя на том, что отвечает больше на ее взгляд, чем на упрек.

– Посмотрим, может быть, можно будет что‑ нибудь сделать…

– О, устройте это, прошу вас! Это было бы просто замечательно – иметь в качестве покупателя великого Риплсмира.

– Замечательно! – иронически сказал Крис.

– Ну вот, теперь вы надо мной смеетесь.

– Вовсе нет, – возразил Крис, но все‑ таки слегка покраснел.

– Я так и знала, что вы будете надо мной смеяться, – добавила Марта с очаровательной гримаской.

– Почему?

– Анна мне говорила.

– Что я люблю насмехаться?

– Как вам сказать, она говорила, что вы какой‑ то чудной и можете быть очень жестоким и безжалостным, и…

– Словом, второй Торквемада.

– Но по вашему лицу этого совсем не скажешь, – призналась Марта, и ее голос прозвучал почти ласково. – Я представляла вас коммунистом, угрюмым и в красном свитере…

– Я – коммунист? – удивился Крис. – А впрочем, почему бы нет?

– Нет, вы не можете быть коммунистом!

– Глупости. Многие в высшей степени почтенные люди были коммунистами. Да, вот Платон был коммунист и апостолы тоже.

– Вы маленький бесенок! – засмеялась она и легонько ударила его по щеке. Он схватил ее за руку и, к своему замешательству, немедленно почувствовал, что это прикосновение взволновало его.

– Ну как, прав я или нет? – спросил он, выпуская ее руку, так как обнаружил, что флиртует с ней и что ему это нравится.

– О, тогда все было совсем другое!

– Почему другое? Вы хотите сказать, из этого ничего не вышло? – поддразнил ее Крис. – Но это потому, что их идеи были ошибочными. Древние, видимо, ничего не знали о диалектическом материализме и, по‑ видимому, даже не слыхали об экономике…

Надо сказать, что Марта нимало не беспокоилась о подобных предметах. Как ни прискорбно отметить, но эта хорошенькая легкомысленная молодая женщина гораздо больше интересовалась молодым человеком, стоявшим перед ней, чем всеми этими серьезными проблемами. Притворяясь очень рассерженной, но в то же время смеясь, чтобы показать, что нисколько не сердится, Марта выпустила из рук книгу и, схватив его за галстук, воскликнула:

– Знаю я вас! Знаю, как вы любите над всеми издеваться! Но со мной это не пройдет, Крис, вот я вас сейчас задушу!

– Пустите! – сказал Крис, смеясь и стараясь высвободить галстук. – Пустите, Марта, или… или я поцелую вас!

Возможно, Марта не слышала этой ужасной угрозы, или, если слышала, то не считала Криса способным на такой низкий поступок. Во всяком случае она продолжала его трясти. Тогда Крис, недолго думая, отвел ее руки от галстука, схватил ее за плечи и, прижав ее к себе, поцеловал от всего сердца…

– Вот как!

Это было возмущенное, почти уничтожающее «вот как! », такое «вот как! », от которого всякий почувствовал бы себя виноватым.

– Что это у вас тут делается? – строго сказала Анна. – Крис!

Это была минута ужасного замешательства. Пожалуй, Крис чувствовал даже не столько неловкость, сколько глупость своего положения. Глупо, когда тебя застают целующимся с девушкой, которую ты видишь первый раз в жизни. И как глупо со стороны Анны напускать на себя этот вид недовольной хозяйки, чуть ли не матроны. Он уставился на нее, не зная, что сказать. Марта положила конец замешательству, расхохотавшись и сделав вид, что она представляет их друг другу.

– Мистер Хейлин и мисс Весткот, впрочем, вы, кажется, уже знакомы?

– У нас была политическая дискуссия, – сказал Крис, подходя к Анне и пожимая ей руку. – Как живете, Анна?

– Где это вы пропадали? – спросила Анна несколько высокомерным тоном. – Что это за страсть напускать на себя какую‑ то таинственность и расстраивать людей? Ваши родные ужасно о вас беспокоились.

– И прислали Гвен навести справки? – сказал Крис.

– Он замечательно устроился, – перебила Марта. – Библиотекарем у этого невероятно богатого старика Риплсмира. Вот повезло, правда? И Крис обещал покупать для него все книги у нас.

– А, вот как! Вы, однако, тут спелись, – ревниво сказала Анна. Казалось, она размышляет над этой новостью насчет Риплсмира. Потом добавила: – Поднимитесь ко мне, Крис. У меня масса писем для вас.

– От моих домашних? – живо спросил Крис. – Не нужны мне их письма. Почему они не могут оставить меня в покое?

Тем не менее он поднялся вслед за Анной в ее комнаты; она передала ему несколько писем. Крис положил их в карман, даже не взглянув на них.

Снова наступило неловкое молчание.

– Ну? – спросила наконец Анна.

– Что ну?

– Вам угодно еще что‑ нибудь?

– Да, собственно, ничего, – сказал Крис, оскорбленный ее тоном.

– Тогда зачем вы пришли сюда?

– Чистая случайность. Проходил по улице, увидел вашу знаменитую вывеску, и мне вдруг захотелось зайти.

Крис стоял, теребя шляпу, сознавая, что достоинство требует, чтобы он сейчас же ушел, но испытывая странное нежелание уходить. Какая Анна молодая, какая стройная и гибкая! И Марта тоже милая, да, конечно, Марта очень милая. Ему очень не хотелось уходить. Ему хотелось остаться с ними.

– Мне казалось, вы могли бы прийти извиниться, – высокомерно сказала Анна.

– В чем это мне извиняться?

– Вы вели себя отвратительно во время нашей последней встречи.

– Вы тоже.

– Неправда.

– Нет, правда. Вам хотелось унизить меня, и вам это удалось.

– О! – Анна преисполнилась добродетельного негодования. – Мне это и в голову не приходило. Чего ради я стала бы вас унижать?

– На это нетрудно ответить. Мы с вами друг другу нравились и могли бы, даже должны были стать любовниками. Потом до вас дошли слухи о разорении, и это сразу сделало меня социально нежелательным. Вы, подобно всем окружающим, немедленно пожертвовали вашим естественным влечением во имя фетиша денег. А ведь я остался таким же, каким был. Неужели вам хотелось лечь в постель не с человеком, а с чековой книжкой? Как бы там ни было, вы решили от меня отделаться, и самым простым способом было унизить меня. И это в то самое время, когда я особенно нуждался в вас, когда у меня не оставалось ничего, кроме вас…

– И я была совершенно права, – возмущенно прервала Анна. – Я существую не для ваших половых удобств.

– И я не для ваших, – отпарировал Крис. – Но, Анна, не будь этого краха, вы бы чувствовали… вы бы относились ко мне иначе, разве не правда?

На это Анна ничего не могла ответить. Она повела атаку в другом направлении.

– А вы сами‑ то хороши! Уверяете, будто любите меня до безумия, а потом исчезаете без единого слова. Вы не написали мне ни одного письма.

– Предположим, я бы написал, что бы вы ответили? Ничего.

– А когда вы наконец являетесь, – ревниво продолжала Анна, – я застаю вас с Мартой, и вы с ней обнимаетесь и целуетесь.

– Ну и что ж тут такого? – упрямо настаивал Крис. – Целоваться с Мартой было очень приятно. И она не требовала, чтобы я показал ей сначала чековую книжку.

– Крис! – Анна сердито топнула ногой. – Перестаньте говорить гадости! Не думайте, пожалуйста, что меня хоть сколько‑ нибудь интересует ваше поведение с женщинами, но я не допущу, чтобы вы загубили жизнь Марты.

– Господи! Зачем вы говорите такую ерунду? – с отвращением сказал Крис. – Как я могу «загубить» жизнь Марты? И уж если на то пошло, как вы можете помешать ей делать все, что ей заблагорассудится?

– Я не допущу, чтобы вы поступали с ней, как вы поступили с…

– Шш! Нельзя ли без имен!

– Словом, вам не удастся ее соблазнить, а потом бросить через две‑ три недели…

– Да, я, по‑ видимому, личность гнусная во всех отношениях, – обозлившись, сказал Крис. – Хотите что‑ нибудь добавить?

– Хватит и этого, вы не находите? Или вы пришли похвастаться новыми победами?

Крис стиснул зубы и энергично потер лоб. Он был одновременно и раздосадован и сбит с толку. Наконец, приняв решение, он хладнокровно положил шляпу на подоконник и снял пальто.

– Сядьте‑ ка сюда вот, – спокойно сказал он. – Сядьте. Вот так. И разрешите мне скромненько сесть против вас, так, чтобы вам не приходилось опасаться за свою добродетель. Так можно? А теперь, дорогая Анна, послушайте голос здравого смысла. Что я целовался с Мартой, это была шутка, случайность. Мы спорили о коммунизме, она сделала вид, что рассердилась, и схватила меня за галстук…

– Нечего сваливать все на нее, – возмущенно сказала Анна. – Я слышала, что вы сказали, и видела, что вы сделали. Уж своим‑ то глазам я, надеюсь, могу верить?

Крис вздохнул. Он вспомнил об известном конгрессе ученых‑ психологов, на котором все присутствующие описали совершенно по‑ разному один и тот же пустяковый случай, неожиданно произошедший у них на глазах. Трудно столковаться с людьми.

– Ладно, это не важно, – сказал он. – Пусть будет по‑ вашему. Мне вменяется в вину поцелуй, нанесенный представителю противоположного пола. Тяжкое преступление! Знаете, по‑ моему, единственный способ вам, девушкам, сохранить чистоту, это целиком уничтожить весь мужской пол.

– Если это все, что вы хотели сказать…

– Давайте говорить серьезно, – сказал Крис. – Я не писал вам по многим причинам. Во‑ первых, я был зол на вас. Затем, вся моя жизнь пошла кувырком. И, черт возьми, какой толк был писать? К тому же, если бы я сообщил вам мой адрес, а родители спросили бы у вас, вам пришлось бы сказать его им.

– Все это очень хорошо, – натянуто сказала Анна. – Писали ли вы мне или нет – это совершенно не важно. Важно другое…

– Я вот как раз к этому и перехожу. Послушайте, Анна, я не собираюсь сплетничать об одной женщине с другой и оправдываться тоже не собираюсь. Я охотно признаю, что не прав, и заслуживаю всяческого порицания. Но вы должны знать, что, – оставим пока в стороне наши собственные ссоры и ошибки, – что нас очень ловко надули, заставив отказаться друг от друга.

– Не понимаю…

– Видите ли, как раз в то время, когда вы начали думать, что я для вас недостаточно хорош, мои родные подумали то же самое про вас. Не очень лестно, не правда ли? У меня, на ваш взгляд, было слишком мало денег, – не оправдывайтесь, так вы думали, у меня не было автомобиля, я не мог дарить вам красивых вещей, я не мог водить вас по театрам и ресторанам, у меня не было таких друзей, каких полагается иметь, и так далее. Но и у вас, с точки зрения моих родных, было слишком мало денег. Кстати, вы ведь виделись с моей матерью перед самым моим приездом из колледжа, не правда ли?

– Да, виделась. В чем же дело?

– Так я и думал. Вы дали ей очень ловко отвадить вас от меня, разве не так? Отвадить вас от меня – это была одна часть плана. Другая состояла в том, чтобы женить меня на некоей даме, – мы называть ее не будем, – у которой недурное состояние…

– О! – Анна начала понимать.

– Вот именно, «о! », – сардонически сказал Крис. – Пусть это будет для вас предостережением, Анна. Не верьте всему, что говорят вам благовоспитанные, честные, богобоязненные идеалисты. Однако план их не удался. Я не женился и не женюсь на некоей даме – с деньгами…

– Но вы переехали к ней и жили в ее доме, и…

– Только до свадьбы Жюли, а весь этот хитроумный план я раскусил только на другой день после свадьбы.

– Но, Крис, если вы не любили ее, тогда зачем же вы… зачем же вы?..

– Сошелся с ней, что ли? Не бойтесь слов, Анна. Давайте говорить прямо. Но только стоит ли так возмущаться этим? Пусть та из вас, кто без греха, первая бросит в меня камень.

– Не понимаю, на что вы намекаете… – высокомерно начала Анна, но тут же замолчала под его многозначительным взглядом.

– Не будем настаивать, – галантно сказал Крис. – Во всяком случае, сейчас на скамье подсудимых я. Не думайте, пожалуйста, что я ее осуждаю. Она вела себя во всей этой истории как нельзя более порядочно, хоть и была посвящена в заговор. Уж если кого осуждать, так это вас.

– Меня?

– Да, вас. Но я вовсе не оправдываюсь. Во всяком случае, вам теперь ясно, как все это получилось?

– Не понимаю, при чем тут я. Вы не находите, что это была довольно‑ таки гнусная история?

– Вы вели себя гораздо гнуснее! – воскликнул Крис. – Если бы вы не придавали такого огромного значения потерянным деньгам, и положению в обществе, и развлечениям, между нами никогда бы не произошло той неприятной сцены там, у вас в доме, и та, другая ситуация тоже не возникла бы. А впрочем, какое это имеет значение? Вам‑ то от этого какой вред?

– Как это гадко с вашей стороны винить меня за то, что вы сделали сами, – возмущенно сказала Анна. – Вас ведь никто не заставлял, правда?

– Кто знает? – спросил Крис улыбаясь. – Это зависит от того, во что вы верите – в свободную волю или в предопределение; а в этом вопросе даже величайшие авторитеты никак не могут столковаться. Может быть, это было предопределено свыше, что я должен поступить именно так, и заранее предопределено, чтобы я сидел здесь, пытаясь убедить вас, что все это не имеет никакого значения.

– Какое отношение к человеческим чувствам и поступкам имеют все эти рассуждения? – нетерпеливо сказала Анна. – Все равно, они ничего не меняют, и вы наделали всем массу неприятностей и все страшно запутали.

– Я? Ну да, конечно, вы тут совершенно ни при чем.

– А по‑ моему, вы виноваты в этом столько же, сколько я. Мы напоминаем леммингов. Знаете ли вы, кто такие лемминги? Это кочующие грызуны. Древний инстинкт велит им переселяться через перешеек, соединяющий полуостров с континентом. Между тем перешеек залит водой, и они тонут. Совсем как мы. Инстинкт, более древний, чем наша цивилизация, говорил нам, что мы желаем друг друга. Нам надлежало повиноваться нашим глубоким сексуальным импульсам. К сожалению, они не могли сказать нам, что перешейка больше нет. Жизнь теперь не так проста, как во времена каменного века. Мы ошиблись эпохой.

Анна собралась было ответить, вероятно, что‑ нибудь язвительное, как вдруг раздался голос Марты, которая кричала снизу у лестницы:

– Анна! А‑ а‑ анна!

– Что? – отозвалась Анна.

– Ты нужна в магазине. И Джон пришел.

– Иду, – крикнула Анна. И, обращаясь к Крису: – Мне нужно идти. Прощайте.

Он хотел, чтобы она осталась и выслушала его, чтобы она попросила забыть о всех недоразумениях и ошибках, чтобы она смиренно предложила ему заходить к ней хоть изредка… но Анна исчезла.

Крис уныло взял шляпу и пальто и поплелся следом за ней. Сойдя с лестницы, он столкнулся лицом к лицу с Мартой.

– Ну как, все в порядке? – спросила она веселым и немного вызывающим тоном.

– Черта с два, – мрачно сказал Крис. – Я слишком много говорю, Анна слишком мало слушает.

– Какой позор! – насмешливо сказала она. – Неужели вы до сих пор не знаете, что нужно не говорить, а действовать?

Сквозь стеклянную дверь Крис видел, но не слышал, как Анна разговаривает и смеется с каким‑ то элегантно одетым молодым человеком.

– Это и есть «Джон»? – спросил он.

Марта кивнула, не спуская с него иронически насмешливого взгляда.

– Чем он занимается?

– Он скульптор и лепит абстракции. Разве вы о нем не слышали? Квадратные яйца и круглые кубики. Анна ходит работать к нему в мастерскую. Он говорит, что у нее большой талант. Интересно только, к чему талант, как вы думаете?

– Н‑ да, – сказал Крис, невольно рассмеявшись. – А чем он зарабатывает? Лепкой квадратных яиц?

– Нет, нет! Очень ему нужно зарабатывать. Его отец – владелец одного из фешенебельных магазинов на Бонд‑ стрит.

– Ах, вот оно что! Ну, Марта, как ни грустно расставаться…

– О, но вы же придете еще, не правда ли? – с кокетливой настойчивостью сказала Марта. – Мне очень хотелось бы вас еще увидеть. И вы должны прийти к нам как‑ нибудь на вечер.

– Сомневаюсь, что я буду очень желанным гостем…

– Не глупите! – сказала Марта, отводя его от стеклянной двери на свою половину лавки. – Как ваш адрес?

– Пишите на адрес Риплсмира, – сказал Крис. – Он есть в телефонной книжке.

– Отлично, – Марта отложила карандаш. – Но вы придете, правда?

– Кому я здесь нужен? – угрюмо спросил Крис.

– Мне, например, – ласково и чуть‑ чуть лукаво сказала Марта. – И не смотрите так грустно. Она что, ужасно обошлась с вами?

С этими словами Марта невинно взяла его за руку и посмотрела на него большими невинными глазами.

– Ужасно! – Крис удержал ее руку; в ее прикосновении было что‑ то успокаивающее.

– Бедняжка!

Наступило блаженно‑ смущенное молчание. Марта опустила глаза и попыталась отнять свою руку. Крис удержал ее, и Марта не стала ее вырывать.

– Марта!

– Да?

– Мне следовало бы извиниться…

– В чем?

– Вызнаете. Вот сейчас, когда она накинулась на нас. Но…

– Ах, – сказала Марта, уступая его объятиям и подставляя губы для поцелуя. – Ах!

Они поцеловались один раз, они поцеловались еще несколько раз.

– Негодный мальчишка! – шутливо сказала Марта, наконец высвобождаясь из его объятий. – Ну а теперь ступайте, не то кто‑ нибудь нас увидит. Но ведь вы придете?

– Непременно, – восторженно согласился Крис.

– Обещаете?

– Да. До свидания, Марта, дорогая. И спасибо…

– До свидания, милый Крис. Будьте паинькой!

Крис энергично шагал по малозанимательным переулкам. Это соприкосновение с женщиной, нашим неизбежным другом‑ врагом, придало ему сил, можно сказать, ободрило. Но в душе он неблагодарно порицал ее.

«„Будьте паинькой! “ Кому предназначалось это прощальное напутствие – мне или библиотекарю мистера Риплсмира? Так много – за такую мелочь! Почему женщины должны торговать собой? Брак – как коммерческая сделка. Женщины – старейшие коммерсанты в мире, этакая достопочтенная акционерная компания женщин. За что ругать их? Чем им еще торговать? „В приданое несу свой пол, о господин мой, отвечала“, – перефразировал Крис старинную песенку. Воспитанные столетиями пропаганды, мудрые и неразумные девы. Масло для светильника, зерно для мельницы. Какой мужчина лучше всех? Богатый! В древности богатство – скот. Но как мне пасти скот на пастбищах Пикадилли? Аполлон Крис на службе у Адмета Риплсмира. Доколе, о всемогущий Юпитер? Я в царство вступил свое, в обитель неимущих. Я одна из жертв классовой борьбы. Кому какое дело? Ты не можешь капитал приобрести и невинность соблюсти.

Почему ревнует Анна? Собака на сене. Хочет держать меня en disponibilité, [12] в качестве резервного поклонника, одного из свиты Анны‑ Клеопатры. Эпизод с Гвен вызвал недовольство: серьезный случай lè se majeste…[13] Отсюда, без сомнения, и „Джон“, кто бы он там ни был. Ревную я к Джону? Что, если они сейчас играют в скотинку о двух спинках? Прочь, прочь. Яго! Какое это имеет значение? Вспомним геологические периоды, предполагаемые размеры Млечного Пути, теорию атомной энергии. К сожалению, это нисколько не утешительно. Так же мало относится к делу, как рассуждения Цицерона о старости. А Марта? Сочетает выгоду с удовольствием – заказы Риплсмира с восхитительным браконьерством в заповеднике Анны. Les amants de nos amies nos amants. [14] Горе мужчине и женщине, принужденным пускаться на такие хитрости в подлунном мире! А почему бы и нет? Марта мила, ну еще бы, Марта очень мила…»

Девять

Родительские письма, когда он удосужился их прочесть, не вдохнули в него бодрости. Фрэнк и Нелл ограничивались туманными самооправданиями и мрачными пророчествами. Почему, спрашивали они, Крис вел себя так неблагоразумно, когда все их желания сводились к тому, чтобы прийти ему на помощь своей мудростью и житейским опытом? Чего добился он своим нелепым поведением?

Крис, конечно, не соглашался с ними, но теперь, когда связь с родительским домом была безвозвратно утрачена, он начал сомневаться. В самом деле, чего он добился? Скучные будни незаметно наводили его на мысль, что, может быть, он заплатил слишком дорогой ценой за возможность придерживаться своей личной и малопопулярной этики. И в конце концов, действительно ли проявил он полное бескорыстие, полную готовность стоически принять все последствия своей попытки жить добродетельно во имя добродетели? Разве он не продолжал втайне исповедовать евангелие паразитов, не питал все это время тайную надежду, что, если будет «поступать как должно», Судьба, Общество или метафизическое Нечто вознаградит его за это?

Стоит ли отвергать, как древние иудеи, мясные горшки Египта, если не веришь в Бога?

Он распечатал письмо Жюльетты и, после того как просмотрел его, прочел еще раз более внимательно. В письме не было ничего предосудительного, но в нем звучали какие‑ то странные нотки. За болтовней об автомобильных экскурсиях и охоте на голубей, о мистрале и апельсиновых деревьях, о мимозах и коктейлях, о рулетке и красивых скалах угадывался какой‑ то едва ощутимый ропот разочарования. Некоторые фразы привлекали его внимание. «Мне хотелось бы поскорее вернуться, чтобы поговорить с тобой». «Джерри утомляет меня своей непоседливостью; он часто сердится и часто оставляет меня одну». «Прошу тебя, прости меня за мое поведение по отношению к тебе и Гвен. Я начинаю думать, что ты был прав». «Как быстро надоедают люди, которые ничего не делают. Я завидую тебе, что у тебя есть какая‑ то работа».

Крис широко раскрыл глаза. Неужели роскошь приедается так скоро?

Чем больше он убеждался в бесполезности риплсмировской рутины, тем больше она поглощала его. Грандиозные замыслы постепенно тускнели, также, как надежда получить научную работу и участвовать в раскопках. Теперь он думал только об одном – как бы выдержать экзамены, и то главным образом для того, чтобы попытаться устроиться на лучшую работу. Куда девалась его любовь к знанию ради самого знания?

Подобно многим своим товарищам по несчастью, он начал осмысливать свое недовольство. Он прочел «Коммунистический манифест» и неожиданно для самого себя согласился с ним; он снова стал штудировать «Капитал». Экономика сделалась его излюбленной темой, и, забывая о своем критическом отношении к логическим системам, оставляющим без внимания живого человека, забывая и о своей некомпетентности в вопросах математики, он зарылся в пространные и убедительные экономические трактаты, которые обещают доставить всем богатство и досуг при помощи какого‑ то финансового трюка.

На самом деле он просто пытался получить ответ на назойливый вопрос: почему личность – почему я должен быть нищим и угнетенным в мире потенциального изобилия?

Действительно, этот вопрос напрашивался сам собой, а ответ на него можно получить, перебравшись через океан крови и насилия.

В разгар этого увлечения самой ненаучной из наук, в которой с таким успехом подвизаются шарлатаны, Крис был встревожен вмешательством внешнего мира и своего собственного прошлого. Марта переслала ему письмо от Гвен, умолявшей его немедленно явиться к ней.

«У меня большая неприятность. И кроме вас мне не к кому больше обратиться за советом и помощью. Хоть я и не упрекаю вас, виноваты в случившемся отчасти вы. Вы придете, не правда ли? »

Она ни одним словом не намекала, что это за «неприятность», и в первую минуту у Криса возникло подозрение, что, может быть, это просто хитрость, чтобы снова увидеться с ним. Но в письме звучало такое искреннее отчаяние, что Крис решил, во всяком случае, узнать, в чем дело.

Как только Крис увидел Гвен, он понял, что поступил правильно, откликнувшись на ее призыв. Ее вид поразил его. Глаза у нее были красные от слез и бессонницы, лицо бледное и осунувшееся от волнения и тревоги. Вся теплота и нежность их былой близости снова вернулись к нему.

В ответ на его расспросы Гвен весьма вразумительно начала с того, что расплакалась и разрыдалась так горестно, что Крису, как он ни предостерегал себя от подобных фамильярностей, пришлось утешать ее в своих объятиях. Но ее жалкое состояние встревожило его.

– Что случилось? – взволнованно спросил он. – Возьмите себя в руки, Гвен, и расскажите мне.

– Я, я не знаю, не знаю как, – жалобно всхлипывала она. – Это все так… так гадко и ужасно – и – ах, Крис! Я так боюсь!

– Ну полно, полно! – стараясь успокоить ее, Крис гладил ее руки. – Расскажите мне, в чем дело, и мы вместе что‑ нибудь придумаем.

– Так вот, когда вы ушли от меня…

– Ну?

– Мне стало вдруг так одиноко и…

– Понимаю. Говорите, говорите, – подбодрил он, когда она снова замолчала.

– И я стала ходить по дансингам и – нет, я не могу вам рассказать!

– Вы должны.

– Ах, вы будете так презирать меня…

– Да что вы, что вы? Я только хочу помочь вам.

– Я… понимаете, до вас меня так долго никто не любил… и после того, что между нами было, мне так хотелось любить… я… в дансинге был один молодой человек…

«Какие же мы жалкие жертвы своих инстинктов, – подумал Крис, потрясенный. – И в каком же фантастическом обществе мы живем, если молодых мужчин не подпускают к женщинам, а женщины faute de mieux[15] обращаются в дансингах к сутенерам. Несчастная Гвен! »

– Я, кажется, понимаю, – ласково сказал он. – Это было неосторожно, но очень естественно. Вы не должны чувствовать себя преступницей. А что случилось потом?

– Он начал требовать денег, – прошептала Гвен, и выражение ужаса появилось на ее лице. – Я дала ему пятьдесят фунтов. Потом еще пятьдесят. Однажды ночью он сказал, что ему нужно пятьсот, для каких‑ то его планов, не знаю для чего. Тогда я испугалась, потому что поняла, что это никогда не кончится. Я сказала, что у меня нет таких денег. Он очень разозлился и наговорил мне гадостей. Так как я все не соглашалась, он… он ударил меня…

– О господи! – Крис отшатнулся, словно его самого ударили.

– Потом он ушел, а через два дня вернулся и сказал, что, если я не заплачу тысячу фунтов через неделю, он возьмет мои письма к нему и покажет их…

– Шантаж! – воскликнул Крис. – Мы это быстро прекратим. Я знаю одного хорошего юриста и…

⇐ Предыдущая 3 4 5 6 7 8 9 101112 Следующая ⇒