Часть третья 7 страница

– Попытайся разузнать, может ли обыкновенный человек, и если может, то где – заказать углеродный анализ С14.

Она громко рассмеялась:

– И что потом?

– Пока сделай то, что я сказал, – пробурчал Крис.

– Для чего?

– Для костей.

– А не разумнее потратить время на то, чтобы заполучить новый заказ? – голос Ины был холодным, как ледник. – Что вообще за кости? Твои собственные? – Она язвительно рассмеялась: – Я еще понимаю, если бы мы могли хотя бы заработать на этом…

– Мы можем, – сказал Крис с теми нотками в голосе, по которым Ина всегда определяла, что ему не до шуток.

– Говоришь, метод С14?

– Да, чтобы можно было определить возраст предметов. Полицейская школа хоть на что‑ то да пригождается.

– Погоди, давай по порядку.

Он смолк, давая ей возможность зайти в Интернет.

– В Киле, – сказала Ина через некоторое время, в течение которого она с разнообразными проклятиями лазила по интернету. – Университет Христиана Альбрехта, лаборатория Лейбница по определению возраста и изотопным исследованиям. Там можно заказать исследование костей.

– Просто так?

– За деньги, конечно. Можно заказать обследование чего угодно. Стоить тебе будет ровно восемьсот евро со всеми накрутками. Что вообще за кости? Раньше ты об этом что‑ то не особенно распространялся. Что случилось?

– Об этом потом. И университет берет деньги?

– Да, в наши дни бесплатно не бывает ничего. – Она снова рассмеялась: – Они даже готовы предложить тебе ускоренный анализ… и ты можешь выбрать, с какой степенью точности его делать. С погрешностью в восемьдесят лет или в сорок. Чем точнее, тем дороже.

– И как скоро?

– Столько ты не сможешь ждать. Четыре‑ пять недель.

– Это называется «ускоренный»?

На мгновение между ними установилась тишина.

– Обычно они гарантируют результаты в течение трех месяцев, так тут написано.

Он раздумывал.

– Но есть одна альтернатива, – сказал он потом.

* * *

Дрезден

Понедельник

Дорога в Дрезден заняла два с половиной часа. Крис съехал с автобана на повороте на Вильдерманнштрассе и по дороге в город остановился у магазинчика дешевой одежды. Там он купил себе свежее нижнее белье, несколько маек и двое джинсов. Затем доехал до ближайшей бензоколонки, купил там план города, полотенце и спрей для стекла, растворяющий жир. В туалете он переоделся.

Свою старую одежду он бросил в контейнер для тряпья, затем поставил мотоцикл несколькими улицами дальше среди припаркованных машин. Побрызгал спреем на рукоятки и металлические части и потом тщательно протер их полотенцем.

Он надеялся, что полиция не так скоро найдет мотоцикл, если она вообще его ищет. А если повезет, так мотоцикл угонят. Для этого он оставил ключ в замке зажигания.

Затем он отправился к ближайшей стоянке такси и попросил отвезти его к фирме по прокату автомобилей, работающей по всей Европе. С этой фирмой он всегда имел дело, когда ему нужна была машина.

Крис не знал Дрездена и немного поплутал, прежде чем добрался до цели. Это место неподалеку от Эльбы создавало границу между перенаселенными домами, нуждающимися в капитальном ремонте, и чередой улиц с виллами периода грюндерства.

Здание было построено по принципу целесообразности, без архитектурных излишеств, с гладким фасадом из природного камня и широкой наружной лестницей. Через дорогу напротив входа была кладбищенская стена.

Крис взбежал по лестнице и у приемной стойки назвался. По списку фирм он узнал, что здесь размещаются офисы предприятий исключительно из области генных технологий. Ему бросилось в глаза, что люди, которые входили и выходили, почти все были студенческого возраста.

Сам он, равно как и Уэйн Снайдер, с улыбкой выходящий из лифта, – годился уже только для сдачи в утиль.

– Уэйн Даймонд Снайдер. Сколько лет, сколько зим! – Крис сиял.

Они обнялись.

Прозвище Даймонд они дали Уэйну в школе за то, что он постоянно ходил с лупой. Отец Уэйна был одержимым коллекционером минералов и драгоценных камней, и Уэйн не отставал от него, прекрасно разбираясь в определении пород.

В последний раз Крис встретился с ним чуть больше года назад в аэропорту Франкфурта. Крис тогда как раз вернулся из Японии, куда он отвозил копии документов одного немецкого автостроительного завода на тамошнее совместное предприятие. А Снайдер летел из США с конференции по своей научной части. Они неожиданно оказались рядом в кафе. Поскольку оба спешили, то всего лишь обменялись номерами телефонов с обещанием вскоре связаться. Но так ни разу и не позвонили друг другу.

– Вот был для меня сюрприз, когда позвонила твоя секретарша и спросила, нельзя ли тебе заглянуть.

– Ассистентка, – смеясь поправил Крис. – За этим она строго следит.

– Пусть будет ассистентка.

В лифте Крис разглядывал своего лучшего друга времен юности. Уэйн Снайдер сильно сдал. Голову его украшала обширная плешь, а оставшиеся волосы поседели. Кожа была бледная, будто почти не видела солнца, а голубые глаза глубоко запали. Они хоть и блестели, но Крису показались невеселыми.

Одет ученый был в рубашку и джинсы, вылинявшие от множества стирок. Рукава рубашки были закатаны до локтей, обнажая густую темную шерсть, из‑ за которой в юности Уэйна дразнили обезьяной.

Они учились вместе в школе. Отец Уэйна Снайдера занимал административную должность в американском посольстве в Бад‑ Годесберге и вполне сознательно поощрял сына в поиске немецких друзей. Они тогда жили недалеко друг от друга и временами были неразлучны.

– Никогда бы не подумал, что когда‑ нибудь мы встретимся в Дрездене, – радостно смеялся Крис, хлопая друга юности по плечу. – Как ты здесь оказался? В аэропорту Франкфурта ты не особенно распространялся о своей работе.

Они вышли из лифта и вначале миновали несколько металлических дверей, перегораживающих холлы; при их приближении двери с тихим жужжанием раскрывались. Под конец они попали в длинный и широкий коридор, от которого вправо и влево тоже отходили двери.

– После учебы и нескольких довольно скучных работ я пришел на одно предприятие в Хайдельберге, которое занималось генной техникой. В какой‑ то момент оно было куплено, потому что не могло привлечь достаточного венчурного капитала, связанного с рисками, но зато имело в запасе несколько интересных исследовательских начинаний. Затем эта лавочка переместилась сюда, когда Саксония приняла из купели и стала продвигать свою идею Био‑ Сити.

Несколько дверей стояли нараспашку; помещения походили по оборудованию на кухни. Только пробирки и стеклянные колбы, центрифуги, микроскопы и насосы показывали, что это лаборатории.

– Наши технические кухни, – с улыбкой сказал Уэйн Снайдер, заметив взгляд Криса. – Место, где подрастают наши бактериальные культуры. Идем.

Они вошли в маленький кабинет. Перед просторным письменным столом стоял второй стул. Уэйн Снайдер указал на него, а сам исчез.

Крис огляделся. Довольно скромно для руководителя исследовательской группы разместился друг его юности. Кабинет был размером не больше пятнадцати квадратных метров, письменный стол побитый и старый. Правда, рабочие средства были, кажется, на уровне. Плоский монитор – огромный и с прекрасным разрешением, судя по картинке на экране.

Снайдер вернулся с двумя дымящимися чашками кофе.

– Клетка в стадии деления, – пояснил Снайдер, заметив взгляд Криса.

– И это имеет смысл? – спросил Крис.

– Что? Перебазирование? – Уэйн Снайдер ухмыльнулся: – В нескольких сотнях метров отсюда – Институт Макса Планка в огромном новом здании с высококлассными учеными и молодежью со всего мира, нацеленной не меньше чем на Нобелевскую премию. То же самое в Лейпциге, да и здешний Технический университет занимается генной техникой. Денежные потоки хлынули, и сюда сбежалось множество мелких фирм, которые вполне процветают тут в тени крупных государственных институтов. Если кто‑ то совершит прорыв, его тут же перекупит крупный институт – и карьера человека сделана.

– Вон как все просто, – Крис кивнул. – Но разве тебе не хотелось куда‑ нибудь в другое место?

– Если бы это было так просто. – Снайдер перебил его, забавляясь: – Они хотели, чтобы я был здесь.

– И твоя семья с радостью последовала за тобой?

Снайдер закатил глаза:

– Это особая история. Поначалу я жил здесь один. Два года. Так называемый брак выходного дня. Все было уже на грани распада. Но за это время все как‑ то свыклись – дети приспособились лучше, чем моя жена. А боссы за океаном рады, что у них здесь на месте свой человек, земляк.

– И сколько же у тебя детей?

Снайдер засмеялся:

– Четверо. А у тебя?

Крис тоже засмеялся:

– Ни одного. Я и не женат уже. У меня действительно работа все разрушила. Я был в полиции. А в последнее время все в разъездах. Тоже хорошего мало. – Он в нескольких словах обрисовал историю своей маленькой фирмы.

Наступило молчание.

Уэйн Снайдер все это время смотрел на экран, и Крис внимательно наблюдал за ним.

– Здесь сейчас проводится комплексная программа. – Снайдера явно радовал интерес Криса. – Надо дойти до следующей точки. Мощный компьютер управляет программой, которая анализирует растворы протеина.

– Звучит вроде бы интересно.

– Так оно и есть. Протеины – это соль в генном супе. Они претворяют в действительность то, что в генах записано как информация, как замысел.

– В этом я ничего не понимаю.

– Это очень просто. Протеины состоят из аминокислот, которых всего двадцать. Эти аминокислоты в разных сочетаниях выполняют совершенно специфические задачи. Когда в одной из твоих клеток что‑ то происходит, за это отвечает протеин со своей совершенно конкретной структурой аминокислот.

Крис с улыбкой кивнул:

– Потому‑ то я и ограничился реальной школой.

– И теперь ты хочешь заполучить меня в качестве своего клиента.

– Если удастся. – Крис хитро улыбнулся: – У вас ведь всегда найдется что перевозить. Я уже работал на фирмы, связанные с генной инженерией. Даже вирусы транспортировал. Чувствовал себя при этом не особенно уютно, но деньги были хорошие.

Уэйн Снайдер кивнул:

– Да, случаются такие спецперевозки.

– Отлично, – Крис довольно рассмеялся. – Но у меня к тебе есть еще одно дело.

Глава 13

Дрезден

Понедельник

Кость легла на стол.

– Человек это или животное?

– Моя самая крупная единица – клетка, – сказал Уэйн Снайдер после некоторого молчания. – Откуда у тебя это?

Крис заранее заготовил для обоснования пряную смесь из правды и вымысла. Таким образом он хотел избавить своего друга от более глубокого втягивания в эту историю.

– Мои родители умерли десять лет назад. Среди того, что после них осталось, я и обнаружил эту кость. Ты представить себе не можешь, как я был ошеломлен. Мой старик – и эта археологическая кость… – Он встал, принялся беспокойно ходить по комнате, тряся головой, как будто сам себе не мог поверить. – Я знаю, о чем ты подумал. Со мной в первый момент было то же самое. Мой отец, каменщик, – что общего у него могло быть с костями? Я сам онемел перед этой коробочкой. – Крис сознательно сделал маленькую паузу, чтобы подготовить следующую ложь: – В коробочке, правда, лежала бумажка. На ней написано: «Залог» – и дата из 1978 года с фамилией. Я это дело связал с тем, что мой отец получал иногда дополнительные деньги. Ты же знаешь, раньше он подрабатывал как каменщик на стороне.

– А что стало с домом твоих родителей? – Ученый задумчиво смотрел на друга своей юности.

– Дом я продал. Вначале отложил вырученные деньги. На исполнение моей мечты – ну, ты знаешь, что я имею в виду. – Крис ждал обычной глупой шутки, которой Снайдер всегда комментировал когда‑ то его мечту. Но друг молчал. – А потом на бирже возник новый сегмент торгов с упрощенными требованиями – Neue Markt, – и я решил, что на этом можно заработать. И все вылетело в трубу. Поскольку сейчас у меня на счету каждый цент, а запасов никаких нет, я и подумал: вдруг эта кость представляет собой какую‑ то ценность.

– Крис, известный торговец реликвиями.

– Я даже не знаю, человеческая ли она. Это продвинуло бы меня чуть дальше. У вас же здесь есть микроскопы.

– Еще бы. Но чего ты хочешь добиться при помощи микроскопа?

– Хочу взглянуть на остеоны.

– А что ты в них понимаешь?

– Не особенно много. Но я когда‑ то слышал от наших следопытов, что по остеонам можно различить кости человека и животного. В человеческих костях остеоны расположены случайно, а у животных – в ряд.

– Иногда, но не всегда, – сказал Уэйн Снайдер. – Есть эксперты, которые могут их обследовать. Но я не специалист в этой области. – Он скрестил руки на груди и испытующе смотрел на Криса: – Только успела позвонить твоя ассистентка, как ты уже и сам тут как тут. А если бы меня не оказалось на месте…

Крис громко рассмеялся:

– Застукал меня. Признаюсь тебе: твоя лаборатория была на втором месте в списке и я спонтанно решил тебя разыскать. Сегодня утром я был в Лейпциге. В Институте эволюционной антропологии, который относится к Институту Макса Планка.

– Так.

– Да. У меня был заказ по доставке в Биттерфельд. А поскольку этот институт – в Лейпциге, я это объединил. Там работает этот швед. Пээбо.

– О, это элита, дорогой мой, – Снайдер заинтересованно выпрямился на своем стуле. – Сванте Пээбо, отец археологических анализов ДНК. Он первым выделил и исследовал ДНК из тысячелетней кости. Неслабо ты замахнулся – нагрузить его костью из домашних запасов твоего отца. Может, ты сказал ему, что это кость тысячелетней мумии? – Снайдер укоризненно покачал головой. – Крис, может, ты что‑ то умалчиваешь, но среди сказанного нет ни одного правдивого слова… Ну с чего бы вдруг Пээбо взялся ее исследовать? Чего ради он вообще должен был тебя слушать?

– Да в том‑ то и дело. К Пээбо я так и не пробился. Я был там и спросил, не могут ли они мне помочь. Я думал, такое исследование можно сделать быстро. Университеты ведь уже предлагают такую услугу – установление возраста при помощи углеродного метода С14 за несколько сотен евро.

– А ты, значит, хотел получить срочный анализ в Лейпциге…

– Вот именно. Но они давай выспрашивать, где я взял эту кость, принадлежит ли она мне и так далее.

Снайдер опять покачал головой:

– Крис! Еще раз!.. Если ты не добавишь чего‑ нибудь еще, предыдущего вранья маловато. Не потянет на серьезный разговор. Вряд ли ты отрыл эту кость в вещах отца и подался с нею прямиком к светилу археологического анализа ДНК!

Крис смотрел на друга своей юности, раздумывал, кривился – и, наконец, ответил тихим голосом:

– Хорошо. Итак. Записка моего отца содержала еще кое‑ какие сведения помимо тех, что я тебе уже сказал…

– Так‑ так, – Снайдер удовлетворенно ухмыльнулся.

– Эта кость происходит из местечка Спа в Бельгии. Там в восьмидесятые годы девятнадцатого века нашли инструменты, кости животных и скелеты неандертальцев. По крайней мере, так записал мой отец. И тем самым они имеют известную ценность. Мой отец боялся, вдруг у него спросят, откуда у него эта кость. Поэтому он ее сохранил, а не промотал, – Крис поднял ладони жестом, который должен был сказать: ну, все, теперь я действительно раскрыл всю подноготную.

– Неандерталец – поэтому ты и отправился в Лейпциг?

– Я ведь не промахнулся, да? Мне хотелось бы знать, что за кость. Животного? Гоминида? Неандертальца?

Снайдер засмеялся, явно довольный тем, что видит старого друга насквозь.

– И почему же ты не довел дело до конца в Лейпциге?

– Я вдруг испугался, что они не отдадут мне кость назад. В немецком праве об археологических находках хватает подводных камней. Я знаю один случай, который сам расследовал. Там есть обязанность доносить. А ведь у меня ни бумаг, ни доказательств, ни свидетельства о собственности, у меня только сама кость. И тогда я вспомнил про тебя. Итак: получится у нас это сделать?

Помещение, куда Снайдер привел Криса, было забито технической аппаратурой. За одним столом, задвинутым в угол, сидела перед двумя мониторами женщина; слева, поблескивая металлом, стоял какой‑ то сложный по своей конструкции прибор высотой не больше метра.

Крис различил в приборе подложку, головку считывающего устройства и увидел кабели, ведущие к мониторам.

– Позволь тебе представить: Джесмин Пирссон, наш шведский ангел.

Крис сперва увидел лишь затылок и русые волосы, а потом, когда она повернулась, – открытую улыбку на хорошеньком лице и светло‑ голубые глаза.

– Привет, – сказала Джесмин Пирссон и протянула ему руку для пожатия. Все в ней было хрупким, изящным и тонким. Белый халат был надет поверх майки и джинсов. – Так вы и есть тот друг с костью неандертальца, умеющий читать остеоны? – Ее насмешливый взгляд на миг задержался на его лице: – Кто это вас обнимал сегодня ночью? Вы что, ночевали в клетке хищника в Лейпцигском зоопарке?

Крис прошелся пальцами по двум шрамам на щеках. К счастью, это был единственный видимый след, оставшийся с ночи.

– Порезался бритвой. Рука дрожала: я предвидел, что здесь мне придется отвечать на инквизиторские вопросы.

– Ну, хорошо, объяснение принято. – Хоть это звучало не особенно убежденно, но глаза ее блестели, и она улыбалась ему.

Она натянула одноразовые перчатки и взяла у него из рук кость. Затем на вертящемся стуле повернулась в сторону и положила кость на подложку.

– Этот прибор похож на гигантскую бормашину, – сказал Крис. – Что это?

– Растровый электронный микроскоп, – сказала она, не отрываясь от работы. По ее тону он слышал, что она забавляется. – Имеет то преимущество, что нам не придется срезать с этой кости пробу, как это было бы с обычным световым микроскопом.

Она объяснила, что микроскоп шаг за шагом сканирует поверхность сильным электронным лучом.

– Точки сканирования собираются в коллекторе и выводятся на экран. Каждая точка становится пикселем на экране. Все очень похоже на построение картинки на экране телевизора.

В ее речи присутствовал легкий акцент, который только подчеркивал мелодичность голоса. Крис поймал себя на том, что глаз не сводит с ее затылка.

– Но мы считываем лишь маленький кусочек, – Джесмин Пирссон сосредоточенно манипулировала целым арсеналом переключателей, регуляторов и ручек настройки, которые напомнили Крису микшерный пульт. – Это быстро, – она повернулась к Крису, и ее глаза лукаво блеснули. Он ощутил внезапный огонь, не имеющий к исследованию никакого отношения.

Наконец на обоих экранах появилась первая картинка. На первом мониторе был виден сильно увеличенный детальный снимок, и Джесмин Пирссон управляла им, тогда как другой монитор показывал общую структуру выделенного участка кости.

– Вот маленькие кружочки, это и есть остеоны, – спокойно пояснил Уэйн Снайдер. – Похожи на слегка искаженные полые цилиндры, по внутреннему каналу которых проходят кровеносные сосуды.

Крис же видел на макроизображении выбранную поверхность кости как солидную и прочную массу.

– Остеоны – носители прочности внутри костей и на их периферии. То есть в коре кости, – деловито сказал Уэйн Снайдер в наступившей тишине. – Внутри остеонов есть каналы. Остеоны – не что иное, как система трубок в миниатюре.

Крис глянул на монитор с микросъемкой. На сильно увеличенном изображении кости с темно‑ светлой структурой он смог различить маленькие кружочки.

– А продольные каналы, в свою очередь, соединяются между собой поперечными каналами. Очень изощренная система. Чудо природы!

Казалось, будто кость составлена из множества отдельных, не полностью стыкующихся между собой частей. Структура напомнила Крису о балках и брусах рубленого дома, которым не хватает стопроцентно подогнанной точности посадки. Однако всю сквозную структуру он разглядеть не мог. Трубки возникали в кости нерегулярно.

– Они тянутся к продольной оси кости. Всегда в направлении действующей силы давления.

Крис повернул голову: друг его юности попал в свою стихию. Полностью сосредоточившись на картинке, слегка подавшись вперед и уперев руки в стол, он, казалось, забыл обо всем на свете.

– Длина от десяти до двадцати миллиметров, диаметр 150–200 микрон, – Уэйн Снайдер зачарованно смотрел на экран. – Остеоны, в свою очередь, состоят из нескольких – числом до двадцати – пластинок, которые строятся из параллельных спиралей коллагеновых фибрилл типа 1, эти спирали проходят в соседних пластинках навстречу друг другу и…

– Уэйн, кончай с этой китайской грамотой, – со смехом сказала Джесмин Пирссон, заметив скептический взгляд Криса.

– Вот именно, – Крис с благодарностью посмотрел на шведку. «Не стоит благодарности», – казалось, ответил ее взгляд. – Какое они имеют значение?

– Тебе следует знать хотя бы их функцию, – Снайдер покачал головой. – Не так уж много тебе преподали, когда обучали криминально‑ техническим тонкостям.

– Это главные носители прочности костей, – голос Джесмин Пирссон звучал мягко и бархатно, и у Криса по спине внезапно побежали мурашки. – Они находятся в постоянной перестройке. Стоит измениться условиям давления в костях – например, из‑ за повреждения при переломе, – и остеоны приспосабливаются, перестраиваясь.

– Значит, надо сломать кость, чтобы наступили структурные изменения, – сказал Крис.

– Кости постоянно подвергаются изменениям давления, – терпеливо возразил Уэйн Снайдер. – Начиная с тридцатого года жизни запас прочности костей постепенно снижается. Уже одно это ведет к изменению условий давления. Костные ткани перманентно перестраиваются. В ходе старения в них возникает характерная структура.

Крис снова посмотрел на экраны. Структура была отчетливо видна. Между отдельными остеонами находилась масса, непонятная ему.

– Это соединительные костные пластинки, – сказала Джесмин Пирссон, весело наблюдавшая за ним. – Возникают при перестройке остеонов и заполняют пространство между ними.

– Умнее я не стал, – сказал Крис и поднял руки, капитулируя. – И не могу сказать, то ли они расположены рядами, то ли как попало. Так человек это или животное?

Снайдер продолжал смотреть на экраны и постучал пальцем по монитору с высоким разрешением:

– Мы не знатоки костей. А ты что скажешь, Джесмин?

– Неандерталец, не так ли? – Глаза ее блестели. – Нет, не знаю.

* * *

Они снова сидели в кабинете Снайдера.

– Я‑ то ожидал однозначного заключения.

– Могу себе представить. Но я тебя предупреждал. Мы совсем не эксперты в этой области. Да ты и сам должен знать, насколько трудны такие исследования.

Крис кивнул. Хотя искусство исследования скелетов уже давно вошло в обиход полиции, судебные следователи тоже с огромным трудом добивались у криминалистической службы достаточно быстрого заключения. Как раз тогда, когда отсутствовали пробы ткани.

– По‑ настоящему уверенным можно быть только с анализом ДНК. С его помощью можно раскрыть всю структуру того живого существа, которое когда‑ то ходило этой костью по земле. Поэтому с Лейпцигом ты двигался в верном направлении.

– Но вы же здесь тоже можете анализировать ДНК. Ты сделаешь это?

– Если бы мы путем сравнения установили, что это кость неандертальца и что его ДНК не отличается от ДНК сегодняшнего человека, вот это была бы сенсация, – Снайдер засмеялся. Глаза его сияли, а широкая улыбка придавала чертам юношескую беззаботность. Крис на мгновение увидел в нем прежнего Уэйна Снайдера. – Это шутка. Сванте Пээбо доказал своим анализом ДНК как раз обратное. ДНК неандертальца и ДНК современного человека так далеки друг от друга, что неандерталец никоим образом не мог быть предком современного человека.

– С анализом ДНК я в любом случае узнаю больше, чем сейчас. Ты сделаешь его?

– Тебе кажется, что это просто, да? Но это не так. Изолировать ДНК из исходного материала означает возбудить клеточное деление, распутать хроматин… Вот тут – приборы для этого.

– Так в чем же дело?

– Должен ли я остановиться на уровне хромосом, если установлю, что их семьдесят восемь и кость, таким образом, принадлежала собаке? Или, если хромосом сорок шесть, мне придется исследовать клеточное ядро или ДНК митохондрий?

Оба молчали.

Снайдер наконец кивнул:

– Одно я скажу тебе сразу: я не могу обещать, что это вообще сработает. Когда я вижу, как ты возишь эту кость в хлопчатобумажной сумке, завернув ее в бумагу, доступную в любом придорожном туалете… Тут всякий ученый только за голову схватится.

– Я знаю, первый урок криминально‑ технической службы… я знаю.

– Загрязнения. Остатки ДНК каждого, кто брал эту кость в руки. Одна клетка кожи – и проба насмарку.

– А еще худших прогнозов у тебя в запасе больше нет? – Крис засмеялся. Он знал: если друг его юности так запальчиво аргументирует, значит, он готов приступить.

– Обычно ДНК распадается через несколько лет после смерти организма. ДНК – это длинная молекула из аминокислот, она чувствительна к воде и кислороду. Только если обстоятельства хранения благоприятны, этот процесс разложения может быть замедлен так, что еще можно найти целую ДНК или хотя бы целый ее фрагмент. Эта кость хранилась в сухом месте?

– У меня – да, – ответил Крис. – Мой отец держал эту штуку в шкатулке, а я тоже под душ ее не выставлял.

Снайдер кивнул:

– Ну, хорошо…

– Я могу подождать анализа? – взволнованно спросил Крис.

– Если у тебя есть время. – Снайдер пожал плечами: – Это продлится несколько дней. Вначале мы должны подготовить материал из кости. Всего несколько граммов. Но их надо хорошенько размолоть. Костную муку мы увлажним соляным буферным раствором, потом дадим этой массе вырасти, пока не получим достаточно материала для исследования. Мы будем кормить ее сывороткой из сахарида и аминокислот. Затем мы прервем деление клеток производными колхицина. Если только масса вырастет, ибо лишь во время деления клеток хромосомы выстраиваются так, что выдают нам свои тайны. Мы прогоним эту массу через центрифугу – и не раз, пропитаем смесью из метилового спирта и ледяной уксусной кислоты и подкрасим, чтобы можно было что‑ то узнать. Вот так это происходит, а не на счет раз‑ два. Это тебе не дольку яблока под микроскопом разглядывать. Идет?

– Идет!

Снайдер кивнул, и Крис отправился за ним в одну из лабораторий. Так же, как и Снайдер, он надел на себя белый защитный костюм, перчатки, повязку на рот и маску, закрывающую всю голову, а в области лица состоящую из плексигласа.

Снайдер направился к длинному столу, отделенному стеклянной перегородкой до потолка. Он поднял в этой перегородке окно так, что мог руками дотянуться до стеклянного ящика, и положил кость на жесткую подложку. На крюке висел подвижный шланг со сверлильной головкой на конце, и Снайдер взялся за него.

Он зафиксировал в сверлильной головке маленькую фрезу и включил прибор. Высокое злое жужжание напомнило Крису о его последнем посещении зубного врача.

Внезапно в помещении очутилась Джесмин Пирссон. В руках она держала несколько распечатанных снимков костной структуры.

Снайдер снова выключил фрезу и вопросительно посмотрел на женщину.

– Может, еще одно, пока вы не начали. Тут кое‑ что привлекло мое внимание…

– Что? Чего тут такого уж привлекательного? – Снайдер с любопытством смотрел на шведку.

– Вы, мужчины, никогда не видите того, что лежит на поверхности, – она засмеялась.

– Ну‑ ну, – пробормотал Уэйн Снайдер.

– Три месяца назад у меня под микроскопом лежала другая кость. Маленькие кружочки на той кости я тоже видела… Здесь эти кружочки – с разломами. Это бросается в глаза. – Она показала Снайдеру и Крису две распечатки, тыча пальцем в разные места на картинках.

Снайдер пристально вгляделся в те места, которые она указала.

– Ты права, – сказал Снайдер через некоторое время. – Разломаны, разорваны, разомкнуты. Верно.

– Практически все, – сказала Джесмин Пирссон. – А у той, другой кости такого не было.

Крис услышал в ее голосе задумчивые нотки. Это звучало так, будто она в чем‑ то сомневалась.

– Ту кость, трехмесячной давности, мы исследовали для судебно‑ медицинского института. Их собственный прибор сломался, а запасные части вовремя не подоспели. Я тогда разговаривала с судебным медиком, пока он разглядывал картинки на мониторе.

– Да, и что? – нетерпеливо буркнул Снайдер. – Какое это имеет значение, если имеет вообще?

– Судебный медик тогда сказал, что остеоны тоже могут быть отправной точкой для определения возраста человека. У молодых людей остеоны целые.

– Так… Дальше.

– Чем старше живое существо, тем больше их разрушено. Здесь надтреснуты практически все. Если верно то, что мне сказал судебный медик, то эта кость старая. – Она склонила голову набок и прислушалась к собственному голосу. Затем подняла глаза: – Очень старая.

Часть третья

⇐ Предыдущая 4 5 6 7 8910 11 12 13 Следующая ⇒