Часть третья 7 страница

Я также понял, что мне теперь стоит быть настороже, так как предстояло пройти через комнату, полную родственников. Эти люди наверняка уже поджидают добычу, они очень ловко умеют загонять свою жертву в угол. Я не должен отдать им свою победу.

Я распахнул дверь, шагнул в комнату и постарался сделать вид, что не замечаю двух моих кузенов, окликающих меня по имени. Мало ли кого на свете зовут Джоном?

Я выскочил на улицу, спрыгнул с крыльца и понесся вниз по улице, задержавшись лишь на одну секунду, чтобы выбросить видеокассету в канаву. Я залез в свой «бронко» и умчался прочь.

Уже смеркалось, я поехал медленней. Окна были открыты, я с наслаждением вдыхал в себя прохладный воздух.

Я люблю водить машину: в эти минуты и часы я недосягаем для окружающих. У меня в машине нет телефона, нет автоответчика, нет факса, телекса и пейджера.

У меня есть только радиоприемник. Да и тот всегда настроен на одну и ту же станцию — она передает прогноз погоды для флота. Прогнозы мне нравятся, так как от них есть несомненная польза, а потом, эту информацию всегда можно проверить самому. И дикторы, которые читают прогноз, делают это всегда ровным, спокойным голосом, а не дурачатся, как идиоты с других радиостанций. О приближении урагана они сообщают так же сдержанно, как о наступлении солнечной, тихой погоды.

Я включил приемник, и бесстрастный голос сообщил мне о погоде сегодняшнего дня, ни словом не упомянув о том, какой чудесный выдался день для пасхального парада на Пятой авеню. Я узнал, что к нашим краям приближаются слоисто-кучевые облака и в понедельник с утра ожидаются дожди, сопровождаемые северо-восточным ветром силой от десяти до пятнадцати узлов. Были даны также рекомендации для малотоннажных судов. Ну что ж, посмотрим, что будет завтра.

Я ехал куда глаза глядят час или около того, потом начал замечать, что машин становится все больше. Тогда я повернул в сторону дома. Воскресные вечера никогда не были моим любимым временем суток, в эти часы у меня неважное настроение, и я рано ложусь спать.

Сюзанна вернулась домой уже после того, как я улегся и потушил свет.

— Тебе что-нибудь нужно? — спросила она.

— Нет.

— Ты хорошо себя чувствуешь?

— Великолепно.

— Твоя мать и тетя Корнелия очень переживали за тебя.

— Им следовало спросить у меня, как я себя чувствую.

— Но ты же их избегал. Твой отец расстроился из-за того, что не сумел поговорить с тобой.

— У него было больше сорока лет, чтобы со мной поговорить.

— А со мной ты хочешь поговорить?

— Нет, я хочу спать. Спокойной ночи.

— Эмили передает тебе привет и наилучшие пожелания. Спокойной ночи. — Сюзанна спустилась вниз.

Я лежал и смотрел на темный потолок. Давно я себя не чувствовал так хорошо, притом что и так паршиво мне никогда еще не было. «Что случилось со мной за эти дни? » — вопрошал я себя и давал ответ: я сжег прежних кумиров и стал поклоняться новым. Старой вере пришел конец, но, приобщившись к новой, я обрел новые неслыханные силы. Возможно, я преувеличивал, но одно ясно — за эти несколько недель я стал другим человеком.

Посвятив еще пару минут метафизике, я перевернул страницу ушедшего дня. Где-то вдалеке прогрохотал раскат грома, и я вообразил, что плыву один в лодке по бушующему морю. Волны перехлестывают через лодку, снасти стонут под напором ветра. Ощущение было приятным, но я знал, что позже, когда шторм разыграется в полную силу, я не смогу в одиночку справиться с рулем и парусами. Размышляя о том, что же мне тогда делать, я уснул.

Глава 11

Как и было обещано, в понедельник, наступивший после Пасхи, лил дождь, ветер был северо-восточным. Он навеял жителям Кейп-Кода и Саунда воспоминания об ушедшей зиме.

Поднявшись с постели на заре, я обнаружил, что Сюзанна спала где-то в другом месте, скорее всего, в комнате для гостей. Приняв душ и наспех напялив на себя джинсы и свитер, я отправился в Локаст-Вэлли, где и позавтракал в кафетерии.

В первый раз за десять лет я читал за утренним кофе «Нью-Йорк пост». Интересная газета, что-то вроде бифштекса для изголодавшегося ума.

Я заказал еще одну порцию кофе на вынос и поехал в свой офис, он находился всего в нескольких кварталах от кафетерия. Я поднялся наверх в свой кабинет, бывший когда-то гостиной, и развел огонь в камине. Устроившись в кожаном кресле, я положил ноги на каминную решетку и начал читать «Лонг-Айленд-мансли», потягивая кофе из картонного стаканчика. В журнале оказалась статья о том, как лучше подготовить к летнему сезону ваш летний домик в Ист-Энде. Она навела меня на мысль, что, в сущности, мне есть куда отправиться в изгнание, если я буду объявлен персоной нон грата в Стенхоп Холле.

Мой летний домик в Ист-Энде был выстроен в чисто колониальном стиле в 1769 году. Вокруг него раскинулся фруктовый сад. Дом находится в моей собственности, а также в собственности Сюзанны и банка.

Мои предки по отцовской линии были первооткрывателями восточной оконечности этого острова. Они прибыли из Англии в 1660-х годах, когда Новый Свет был на самом деле новым. У меня даже хранится оригинал дарственной на землю, которая была пожалована Элиасу Саттеру королем Карлом Вторым в 1663 году. Этот участок земли охватывает около трети современного побережья Саутгемптона. Теперь это одно из престижнейших мест Восточного побережья, и, если бы Саттеры до сих пор владели этой землей, мы были бы миллиардерами.

Эта дальняя восточная оконечность острова, выдающаяся в Атлантику, представляет собой изумительное место для отдыха, ландшафт которого очень отличается от Золотого Берега, но если говорить о жителях, их деньгах и семейных связях, то можно обнаружить много общего. Но что еще важнее, здесь живет гораздо меньше народа и здесь очень пристально следят за сохранением природы. Если вы вознамерились поставить всего лишь почтовый ящик, на вас немедленно наложат штраф.

Связь моих предков с землей на Ист-Энде всегда была для меня лишь отвлеченным понятием. Только теперь я начал размышлять о том, не пришла ли пора переселиться с земли Стенхопов на землю Саттеров.

Я попытался представить себя в роли провинциального адвоката с офисом в маленьком домике на побережье, с гонораром тысяч тридцать в год. Вот я бегу с удочкой на берег, так как прошел слух, что у доков начался клев.

Интересно, смогла бы Сюзанна прожить там целый год? Ей, конечно, понадобились бы лошади, но там есть прекрасные места для прогулок верхом. Можно кататься по холмам Шинкока, по берегу моря, по пляжам из белого песка. Может быть, именно там мы снова найдем дорогу друг к другу?

Я люблю время от времени приходить в свой офис в выходной день, чтобы поработать над накопившимися делами, но искать здесь убежища от домашних проблем мне еще не приходилось. Я отложил журнал, закрыл глаза и стал слушать, как потрескивают дрова в камине, как за окном стучит дождь и свистит ветер. Ни с чем не сравнимое ощущение.

Послышался звук открываемой входной двери. Я нарочно не стал ее закрывать, чтобы мог войти кто-то из моих сотрудников, пожелавших заняться делами или подобно мне ищущих убежища от семейных проблем. Хлопнула дверь, раздались шаги в прихожей. В нашем офисе работают двенадцать человек — шесть секретарей, двое клерков, двое моих младших партнеров и две девушки, которым этим летом предстоит сдавать экзамены на юриста. Одну из будущих адвокатов зовут Карен Талмедж, она пойдет далеко, так как девушка с головой, умеет себя подать и полна энергии. Она также хороша собой, но это я так, к слову.

Я надеялся, что в офис пожаловала именно Карен, поскольку я был не прочь обсудить с ней некоторые животрепещущие проблемы юриспруденции. Но уже через минуту я почувствовал, что мне глубоко наплевать, кто нарушил мой покой — Карен, моя жена, секретарша, сексапильная Терри или мои маленькие племянники и племянницы с электрическими пилами. Я просто хотел быть один. Никакого секса, никакого насилия.

Я прислушался и понял, что шаги медленные и тяжелые, это вовсе не легкая дробь женских каблучков. Возможно, это почтальон или посыльный, а может быть, случайный клиент, который не знал, что в понедельник после Пасхи у меня выходной. Незнакомец явно плохо ориентировался в доме, он долго бродил по первому этажу, разыскивая кого-то.

Я уже собирался сам спуститься вниз и узнать, что ему нужно, когда заскрипели ступеньки лестницы и меня окликнул мужской голос.

— Мистер Саттер?

Я поставил стаканчик с кофе на стол и поднялся с кресла.

— Мистер Саттер?

— Я здесь, — отозвался я. Шаги приблизились, я сказал: — Вторая дверь налево.

В дверях моего кабинета возник Фрэнк Беллароза в бесформенном дождевике и серой фетровой шляпе.

— А, — воскликнул он. — Вот вы где. Я увидел у подъезда ваш джип и решил зайти.

— У меня «бронко», — заметил я.

— Да-да. У вас найдется для меня несколько минут? Я хотел бы с вами поговорить об одном деле.

— Вообще, у нас сегодня выходной, — сообщил я ему. — Сегодня ведь понедельник после Пасхи.

— Да? О, у вас тут камин. Разрешите, я присяду.

Я разрешил, указав ему на деревянное кресло. Мистер Беллароза снял свой мокрый плащ и шляпу и повесил их на вешалку у двери. Затем он сел.

— Вы католик? — поинтересовался он.

— Нет, я приверженец епископальной церкви.

— Да? И вы устраиваете в этот день выходной?

— Да. Иногда. Клиентов в такие дни почти не бывает. — Я поднял с подставки кочергу и случайно бросил взгляд на Белларозу. Его внимание в этот момент было сосредоточено не на мне, не на огне в камине, а на тяжелом предмете у меня в руках. «У него очень примитивные инстинкты», — подумал я. Я помешал угли в камине, затем, стараясь не делать резких движений, положил кочергу на подставку. Меня так и подмывало спросить у Белларозы, не подумал ли он обо мне чего дурного, но я не решился портить наши взаимоотношения сомнительными шутками.

— А у вас бывают выходные? — полюбопытствовал я.

— Да. — Он улыбнулся.

Усевшись в кресло напротив своего гостя, я спросил:

— А вообще, вы чем занимаетесь?

— Я как раз об этом хотел с вами поговорить. — Он положил ногу на ногу и несколько раз прокатился в своем кресле взад и вперед, словно никогда прежде не сидел в кресле на колесиках. — У моей бабки было такое же кресло, — задумчиво проговорил он. — Она каталась на нем целыми днями, держа в руках две палки — тогда, знаете, еще не было кресел-каталок, — так вот, она отталкивалась этими палками и ездила по дому. А если кто-нибудь пытался прежде нее войти в кухню, она била палкой по ногам.

— Зачем?

— Не знаю. Никогда не спрашивал.

— Понятно. — Я незаметно оглядел Белларозу. Сегодня он надел практически такой же костюм, как и в прошлый раз, но другого цвета — пиджак теперь был серым, а брюки голубоватого цвета. Ботинки черные, свитер белый. Но что меня поразило, так это то, что из-под пиджака виднелась портупея.

Он поднял на меня глаза и спросил:

— К вам на участок никогда не забредали странные личности?

Я закашлялся.

— Был один такой случай. Ничего серьезного. А почему вы спрашиваете?

— К нам забрел вчера утром какой-то мужик. До смерти перепугал мою жену. Мои… садовники сумели быстро его выгнать.

— Люди иногда любят прогуливаться по чужим участкам. Бывает так, что ребятишки балуются по ночам.

— Это был не ребенок. Белый мужчина, лет пятидесяти на вид. Похож на пациента, сбежавшего из психушки.

— Да? Он каким-то образом напугал вашу жену?

— Да. Он рычал на нее, как собака.

— О, Боже. Вы вызвали полицию?

— Нет. За ним погнались мои садовники с собаками. Он убежал на вашу территорию. Я хотел позвонить, но не нашел вашего телефона в справочнике.

— Спасибо, что предупредили. Буду начеку.

— Не за что. Теперь моя жена хочет обратно в Бруклин. Может быть, вам удастся убедить ее, что здесь вполне безопасное место.

— Я позвоню ей.

— Звоните. Или заходите в гости.

— Спасибо. — Я вытянулся в кресле и уставился на потрескивающие поленья. «Пятьдесят лет». Вероятно, у нее плохое зрение.

Ветер за окном подул сильнее, дождевые капли с силой колотили по стеклу. Мы сидели молча, по крайней мере, один из нас ломал себе голову о причине столь неожиданного визита. Наконец мистер Беллароза нарушил молчание:

— Так вы уже посадили рассаду в землю?

— Нет еще. Но я уже попробовал ваш салат.

— Да? Понравилось?

— Очень. Надеюсь, мы получили от вас и эту рассаду?

— Да. Там все помечено. Там есть салат, есть базилик, есть зеленый перец, есть баклажаны.

— А оливок там нет?

Он засмеялся.

— Нет. Оливки растут на деревьях, которые выращивают веками. Здесь они не произрастают. Вы любите оливки?

— Да, с мартини.

— Правда? Я здесь буду выращивать инжир. Купил пять саженцев красного и пять саженцев зеленого инжира. Но в здешнем климате надо обязательно закрывать деревья на зиму. Их полагается оборачивать специальной бумагой и присыпать листьями, тогда они не замерзнут.

— В самом деле? Садоводство — это ваше хобби?

— Хобби? У меня нет хобби. Все, что я делаю, я делаю всерьез.

Я в этом не сомневался. Я допил свой кофе и бросил стаканчик в огонь.

— Итак…

— Жаль, что вас вчера не было с нами. Очень много потеряли. Интересные люди, полно вкусной еды и питья, — посетовал Беллароза.

— К сожалению, мы никак не смогли выбраться. Как голова ягненка?

Он снова рассмеялся.

— Это еда для стариков. Если на столе нет этого блюда, старики начинают думать, что ты совсем заделался американцем. — Он задумался, потом добавил: — Знаете, когда я был ребенком, я совсем не ел кальмаров, осьминогов — всю эту нечисть. А теперь ем — и ничего.

— Но до головы ягненка дело еще не дошло?

— Нет. Не могу, хоть режьте. Господи, они вытаскивают ему глаза, отрезают язык, отъедают нос, потом едят мозги. Брр. Вот бараньи ребрышки — это другое дело. А вы здесь что едите на Пасху?

— Молодого барашка. Без головы, но зато в мятном соусе.

— Вы знаете, что я заметил? В этой стране чем старше становится человек, тем больше его тянет к обычаям своей родины. Я сам это вижу на примере моих племянников, моих детей. Поначалу они терпеть не могут ничего итальянского, потом, постепенно, им хочется все больше следовать родным традициям и все такое. То же самое с ирландцами, поляками, евреями. Вы обращали внимание?

Никогда не замечал, чтобы Эдвард и Каролин танцевали вокруг майского шеста или ели копченую селедку. Но у некоторых наций возврат к старым традициям действительно наблюдается. Ничего не имею против, лишь бы при этом не совершалось человеческих жертвоприношений.

— Я хочу сказать, — продолжал Беллароза, — что людям свойственно стремиться к истокам. Возможно, в американской культуре они не находят того, что им нужно.

Я посмотрел на Белларозу с интересом. Я, конечно, не считал его полным идиотом, но уж, во всяком случае, не ожидал услышать от него таких слов, как «американская культура».

— У вас есть дети? — спросил я.

— Да, конечно. Трое. Все мальчики. Боже их благослови, они здоровы и довольны жизнью. Старший, Фрэнки, женат, он живет в Джерси. Томми учится в колледже в Корнелле. Изучает гостиничный бизнес. Я уже присмотрел ему гостиницу в Атлантик-Сити, он будет там управляющим. Тони в интернате. Это школа Ла Саль, та, в которую я сам когда-то ходил. Там учились все мои сыновья. Вы знаете этот интернат?

— Да, знаю. — Интернат военной академии Ла Саль — это католическое учебное заведение, расположенное на южном берегу Лонг-Айленда в Оакдейле. У некоторых моих друзей-католиков учились там дети, сам я когда-то побывал там по делам одного благотворительного фонда. Интернат находится на территории бывшего имения, оно в свое время принадлежало клану Зингеров, тех, которые производят швейные машинки. — Очень хорошая школа, — сказал я.

Беллароза улыбнулся. Не без гордости, как мне показалось.

— Да уж. Меня там выучили на совесть. Там ерундой не занимаются. Вы читали Макиавелли? Его «Князя»?

— Да. Читал.

— Я могу цитировать его целыми страницами.

«И, — подумал я, — могли бы написать к нему продолжение». До меня доходили слухи, и теперь они подтвердились, что в эту школу попадают дети из вполне определенных семей, таких, как у мистера Белларозы. Выпускники Ла Саль занимали достаточно высокие посты в некоторых латиноамериканских странах, можно вспомнить того же генерала Сомосу, бывшего диктатора Никарагуа. Из этой же школы вышел ряд политиков, юристов, военных, деятелей церкви, которые прославились на своем поприще. Интересная школа, что-то вроде католического варианта престижной протестантской школы Восточного побережья. Что-то вроде.

— А глава администрации Белого дома Джон Сунуну случайно не ваш выпускник? — поинтересовался я.

— Да. Я его знал. Он был выпускником 1957 года. А я закончил в 1958-м. Я был знаком также с Питером О'Мэлли. Вы его знаете?

— Президент компании «Доджерс»?

— Да. Ну и школа у нас была! Эти братья-христиане из кого угодно могли вытрясти душу. Сейчас там, наверное, порядки помягче. Распустились. Как и везде. А тогда они меня так встряхнули, что я до сих пор не забыл.

— Наверное, вам это пошло на пользу, — произнес я. — Возможно, и вы когда-нибудь станете богатым и знаменитым.

Он пропустил мою шутку мимо ушей.

— Да. Если бы я не прошел эту школу, я бы сейчас гнил в тюрьме, это точно. — Он засмеялся.

Я улыбнулся. Теперь мне становилось кое-что понятно насчет мистера Белларозы, в частности его почти безупречное произношение и прозвище Епископ. Я всегда замечал некое противоречие в названии «католическая военная школа», но на определенном уровне противоречий, по-видимому, не было.

— Итак, — сказал я, — вы были солдатом?

— Если вы имеете в виду солдат из армии, то нет.

— А какие еще существуют солдаты? — изображая невинность, спросил я.

Он посмотрел на меня и, прежде чем ответить, надул губы.

— Мы все солдаты, мистер Саттер, ибо жизнь есть война.

— Жизнь — это конфликт, — согласился я, — и от этого она становится интереснее. Но война — это нечто совсем другое.

— Конфликты я привык улаживать по-своему.

— Тогда я могу вам посоветовать относиться к конфликтам, как к хобби.

Он, судя по всему, оценил мой юмор и улыбнулся. Затем речь вновь зашла о его альма-матер.

— В Ла Саль я пробыл шесть лет и научился ценить военную организацию, субординацию и все такое. Это мне помогло в моем бизнесе.

— Я думаю, — согласился я. — Я служил какое-то время офицером в армии и до сих пор применяю на практике те приемы, которым меня научили.

— Тогда вы понимаете, что я имею в виду.

— Да, я понимаю. — Ну вот, дожили. Я сижу и болтаю с главарем одной из могущественнейших преступных группировок Нью-Йорка о еде, детях, школьных годах. У нас был совершенно светский разговор, если не считать моих намеков на его дела. Беллароза оказался приятным собеседником, он не задирал нос, не говорил пошлостей. Если бы этот разговор записали на пленку, а потом прокрутили в суде, то многие бы начали попросту зевать. Но о чем еще я должен был с ним говорить? Об убийствах и торговле наркотиками?

Хорошо еще, что он не претендует ни на что большее, чем на право быть обычным соседом. Но, будучи адвокатом, я все равно ждал какого-то подвоха, а как порядочный член общества был начеку. Я понимал, что ничего хорошего от этих отношений ждать не приходится, но обрывать разговор не хотелось. Да, Эмили, ты права, сатана умеет расставлять сети. Оглядываясь назад, я не могу сказать, что я был в полном неведении, что меня не предупреждали об опасности.

— Религиозные дисциплины, которые вам преподавались в Ла Саль, тоже оставили неизгладимый след? — спросил я его.

Он задумался, потом изрек:

— Да. Они умели прививать страх Божий.

Я вспомнил статую Богоматери у пруда.

— Да, у вас было хорошее начало, — глубокомысленно произнес я.

Беллароза кивнул. Затем окинул взглядом мой кабинет — темное дерево, кожа, бронза, охотничьи трофеи. Наверное, подумал про себя: «Вот она, проклятая англосаксонская аристократия». А вслух сказал:

— Я вижу, у вас почтенная юридическая контора.

— Да. — Тогда я подумал, что его слова относились скорее к мебели и возрасту нашей фирмы. Но, как выяснилось, этот комплимент предназначался мне лично. — Я навел справки. Мой адвокат сразу назвал мне вашу фамилию, — добавил он.

— Понимаю. — Помню, в тот момент у меня мелькнула дикая мысль, что он хочет предложить мне место, и я решил, что два миллиона в год меня вполне устроят.

— Так вот, — продолжал он, — какое дело. Я собираюсь приобрести одно предприятие на Глен-Ков-роуд, и мне нужен юрист, который смог бы представлять мои интересы при заключении контракта и покупке.

— Могу ли я считать, что с данной минуты мы перешли к деловому разговору?

— Да. Можете начинать отсчет времени, советник.

Я сделал паузу, потом произнес:

— Вы только что упомянули, что советовались с вашим адвокатом.

— Да, этот парень знает вашу контору.

— Тогда почему вы не используете его для этой сделки?

— Он находится в Бруклине.

— Так оплатите ему расходы на дорогу.

Беллароза улыбнулся.

— Возможно, вы его знаете. Это Джек Вейнштейн.

— О, — промолвил я. Мистер Вейнштейн был известен как адвокат мафии — тоже своего рода знаменитость Америки второй половины двадцатого столетия. — Разве он не может справиться со сделкой по недвижимости?

— Нет. Он очень хитрый еврей, вы понимаете. Но недвижимость — это не его профиль.

— В чем же тогда, — спросил я с иронией, — его профиль?

— Он занимается немножко тем, немножко этим, но только не недвижимостью. Мне нужен парень с Лонг-Айленда, вроде вас, — человек, который бы знал здесь все ходы и выходы. — Он добавил: — Мне думается, вы знаете, как сделать все по закону, мистер Саттер.

«А вы, — подумал я, — знаете, как обойти закон, мистер Беллароза». Вслух же я сказал:

— У вас наверняка имеется фирма, которая представляет ваши коммерческие интересы?

— Да. У меня есть хорошая фирма в Нью-Йорке. «Беллами, Шифф и Ландерс».

— Не они ли занимались приобретением «Альгамбры»?

— Они. Вы сами раскопали эти сведения?

— Нет, это было опубликовано официально. Так почему бы вам не использовать их?

— Я же сказал вам, мне нужна местная фирма для местных сделок.

Я вспомнил свой разговор с Лестером Ремсеном по поводу ценных бумаг семейства Лаудербах и сказал Белларозе:

— Я берусь отнюдь не за все дела, мистер Беллароза. Не буду ничего скрывать от вас и скажу, что мои клиенты из тех людей, которые очень следят за тем, чем занимается их адвокатская контора.

— Что имеется в виду?

— Имеется в виду то, что я могу потерять очень многих клиентов, если вы станете одним из них.

Он, казалось, совсем не обиделся на эти слова, вероятно, у него был свой взгляд на эти вещи.

— Мистер Саттер, фирма «Беллами, Шифф и Ландерс» — это очень уважаемая фирма. Вы знаете эту контору?

— Да.

— У них нет никаких проблем из-за меня.

— Но они работают в Нью-Йорке. А здесь у нас совсем другие порядки.

— Да? Я этого не заметил.

— Вот я и хочу, чтобы вы это заметили сейчас.

— Но послушайте, мистер Саттер, у вас же есть офис в Нью-Йорке. Займитесь моими делами оттуда.

— Я не могу этого сделать.

— Почему?

— Я же говорю вам, мои клиенты… нет, просто я сам не хочу представлять ваши интересы. Вы знаете почему.

Мы сидели друг против друга и молчали, а в моей голове проносились мысли, и ни одна из них не была приятной. Наверное, не следует спорить с вооруженными людьми, но я надеялся, что на этом наш разговор будет закончен. Однако Фрэнк Беллароза не привык, чтобы ему отказывали. Он в этом смысле мало чем отличался от большинства американских бизнесменов. Он знал, чего хотел, а хотел он моего согласия.

Я же не желал соглашаться.

Он положил ногу на ногу и закусил нижнюю губу, видно, размышлял. Наконец он произнес:

— Давайте я объясню вам суть сделки. Если вы скажете «нет», мы пожмем друг другу руки и расстанемся друзьями.

Я что-то не мог припомнить, когда мы стали с ним друзьями, и был весьма огорчен этим свершившимся фактом. К тому же мне не хотелось выслушивать детали его сделки, но я уже не мог отбрыкиваться от него, не прибегая к оскорблениям. Обычно в таких ситуациях я более покладист, но Фрэнк Беллароза заставил меня сменить манеры, хоть он сам и не подозревал об этом. Я ставил ему в вину то, что мы с Сюзанной поссорились. Эта ссора привела к другим поступкам, к целой цепи поступков, так что в результате на свет появился совершенно другой мистер Саттер. Ура! Так вот, в этом новом своем качестве я никак не мог пойти на сотрудничество с ним. Мне проще было даже подсказать ему другой адрес.

— Могу порекомендовать вам фирму в Глен-Ков, которая с удовольствием заключит для вас сделку.

— О'кей. Но прежде позвольте мне посоветоваться с вами по поводу этого дела. Просто по-соседски скажите мне свое мнение. Без договора, без бумаг и без оплаты. — Он улыбнулся. — Дело в том, что я покупаю бывший демонстрационный зал «Америкэн моторз» на Глен-Ков-роуд. Вы знаете, где это?

— Да.

— Отличное место. Может принести большой доход. Я подумываю использовать его для дилерства с «Субару». Или с «Тойотой». То есть с японцами. Как вы считаете, это будет выгодно?

— Лично я не покупаю японские машины. И большинство моих знакомых тоже этого не делают, — с неохотой ответил я.

— Неужели? Хорошо, что я спросил. Вот видите, что я имел в виду. Вы знаете местные порядки и честно говорите свое мнение. Другие потребовали бы баксы, а потом наврали бы.

— Возможно. Дам вам еще один бесплатный совет, мистер Беллароза, — не покупайте здесь ничего, и тогда вам не придется решать, какой тип дилерства выбрать. Все дилерские сделки здесь очень жестко контролируются, все сферы влияния поделены. Есть также много других требований, которые вы вряд ли способны выполнить. Вам следует об этом знать.

— Вы спрашиваете меня, знаю ли я о сферах влияния? — Он рассмеялся. — К вашему сведению, я могу получить то дилерство, какое сам захочу.

— Серьезно?

— Серьезно.

Стоило бы познакомить Белларозу с Лестером, только вряд ли они понравятся друг другу и будут верить один другому. Но в одном эти люди были схожи — они во что бы то ни стало пытались убедить вас, что все вокруг одним миром мазаны. Я совершенно искренне верю, что коррупция в стране не так страшна, как ее изображают. Но некоторые люди вроде Фрэнка Белларозы используют это гипертрофированное изображение, чтобы деморализовать, а затем подкупить бизнесмена, адвоката, полицейского, судью или политика. Но я на такие фокусы не покупаюсь.

— Так вот, — продолжал он, — я предлагаю заплатить шесть миллионов за здание и участок земли. Вы знаете это место. Как, по-вашему, стоит оно таких денег?

— Я не знаю, какая сейчас ситуация на рынке, — сказал я. — Но у меня такое впечатление, что вы уже обговорили сделку и теперь ее осталось только оформить.

— Это и так и не так. Всегда можно продолжить обсуждение, правда же? Владельцы просят с меня больше, но я сделал им самое выгодное для себя предложение. Теперь остается доказать им, что это и их самое выгодное предложение.

— Это новый подход в бизнесе.

— Нет. Я всегда так делаю.

Я смотрел на Белларозу, а он сидел и улыбался мне.

— Я не хочу никого обманывать, но не хочу и сам оказаться обманутым. Так, предположим, мы останавливаемся на шести. Что получается? Шестьсот тысяч, мистер Саттер, и это всего за несколько дней работы.

Можете назвать это моментом истины. Кстати, их у меня было уже немало за последние недели. Похитить десять миллионов у несчастной вдовы — это аморально. Заработать шестьсот тысяч на службе у мафиози — это на границе аморальности. Я сказал:

— Мне показалось, мы сошлись на том, что я даю вам бесплатный совет чисто по-соседски.

— Мы сошлись и на том, что вы выслушаете суть сделки.

— Я выслушал. Теперь объясните мне, каким образом вы сможете получить для себя любое дилерство.

Он отмахнулся. Было очевидно, что он считает это сущей ерундой.

— Никаких проблем с покупкой этого бизнеса нет. Это очень просто. Поверьте мне.

— О'кей. Я вам верю. — Я наклонился к нему. — Но, возможно, происхождение денег для этой сделки — это не такое простое дело. А?

По его взгляду я понял, что зашел слишком далеко, испытывая его выдержку.

— Пусть об этом болит голова у правительства, — холодно сказал он.

С этим трудно было спорить, так как только вчера я то же самое пытался доказать мистеру Манкузо. Я поднялся с кресла.

— Искренне благодарю вас за доверие ко мне, мистер Беллароза, но вынужден порекомендовать вам контору «Купер и Стайлз» из Глен-Ков. Там не будет проблем ни со сделкой, ни с гонораром.

Беллароза также встал и взял с вешалки свои плащ и шляпу.

— Я прочитал про местную почву. Это действительно суглинок, как вы и говорили.

— Рад, что не ошибся.

— Я посадил несколько саженцев винограда. Столовый виноград сорта «Конкорд». В книге советуют высаживать здесь именно этот сорт.

— Книгам стоит верить.

— Но я хотел бы выращивать виноград на вино. Здесь кто-нибудь сажает винные сорта винограда?

⇐ Предыдущая 4 5 6 7 8910 11 12 13 Следующая ⇒