Часть третья 4 страница

Я достал из багажника ящик с напитками и поставил его на каменную скамейку.

Перед входом в конюшню уже выросла приличная навозная куча, со временем этим навозом удобрят розы, растущие на заднем дворе нашего дома. Может быть, именно по этой причине я не выношу запаха роз.

Для начала я открыл бутылку яблочного сока и, поставив одну ногу на скамейку, стал пить прямо из бутылки. Мне хотелось предстать в настоящей мужской позе, когда кто-нибудь выйдет из помещения. Если бы у меня с собой были табак и бумага, я бы свернул еще и самокрутку. Я ждал, но никто не выходил, только смех звучал все громче.

Я окинул взглядом длинное, в два этажа здание конюшни. Построенное из кирпича, с черепичной крышей, оно по архитектуре было ближе к нашему дому, чем к главному зданию усадьбы. Слава Богу, они не додумались тогда построить конюшню в стиле классицизма, с римской колоннадой. Конюшня строилась в то же время, что и большой дом, — в те времена лошади были более надежным и престижным видом транспорта, чем автомобили. Здесь имелось тридцать стойл для скаковых, упряжных и ломовых лошадей, а также просторный каретный сарай, в который помещалось не меньше двух дюжин карет, многочисленная упряжь и тому подобное. На втором этаже размещался сеновал, здесь же были жилые помещения для некогда живших здесь конюхов и кучеров. В двадцатые годы каретный сарай превратился в гараж, а кучеры и грумы — в шоферов и механиков.

Сюзанна и я иногда ставим в этот гараж наш «ягуар», а Джордж постоянно держит здесь свой «линкольн», так как относится к тому поколению, которое считает, что необходимо беречь свою собственность. Большой дом, наш дом для гостей и сторожевой домик были построены без гаражей, так как если у кого-то возникала нужда вызвать экипаж или машину, то он просто звонил в каретный сарай. У нас в доме до сих пор осталась кнопка с надписью «КАРЕТНЫЙ САРАЙ», я периодически нажимаю ее, но никто не приходит.

Как бы то ни было, конюшня находится на земле Стенхопов, а это осложнит дело, если земля будет продана. Выходом из положения была бы постройка небольшой деревянной конюшни на участке, принадлежащем Сюзанне. Если мы не живем в большом доме, то с какой стати лошади должны жить в большой конюшне? Но Сюзанна боится травмировать своих животных и согласна на единственный вариант — перенести часть старой конюшни по кирпичику на новое место. Она хочет сделать это как можно скорее, пока налоговая служба не сунула свой нос в старую конюшню для ее оценки. Сюзанна договорилась со своим отцом, он разрешил ей перемещать любые строения со своего участка. Она уже выбрала место для новой конюшни рядом с прудом. Осталась ерунда — найти команду Гераклов, специализирующихся на перемещении конюшен, да сотню рабов им в помощники. Сюзанна хотела поделить все расходы со мной пополам. Не знаю, что и сказать, надо еще раз взглянуть на наш брачный контракт.

Я допил сок и заложил большой палец за ремень, ожидая, что хоть кто-нибудь выйдет из конюшни с лопатой лошадиного дерьма. Для пущей важности я нашел соломинку и принялся ее жевать.

Выдержав минуту или две в этой позе, я решил, что пора кончать эту глупую игру и надо просто зайти самому в конюшню. Но не успел я дойти до входной двери, как мне на голову свалилась охапка сена из окна на втором этаже. Похоже было на то, что они там вовсю резвились на сене. Здоровая деревенская забава для настоящих американцев. Чувствуя себя оплеванным, я развернулся, сел в свой «бронко» и взял с места в карьер. Я слышал, как Сюзанна звала меня, высунувшись из окна, но я уже мчался прочь, разметав по пути колесами навозную кучу.

* * *

Во второй половине дня, после жаркой дискуссии по поводу моей ребячливости и обидчивости, мы надели белые теннисные костюмы и пошли на корт, где у нас была назначена встреча с нашими постоянными партнерами по теннису. Для апреля стояла довольно жаркая погода, и после нескольких обменов ударами в ожидании наших гостей Сюзанна сняла с себя свитер и спортивные брюки. Должен вам сказать, что эта женщина в теннисном костюме выглядит очень аппетитно, и, когда она наклоняется за мячом, мужчина на корте на минуту-другую забывает о теннисе.

Итак, мы поиграли еще минут десять; я старался подавать мяч в разные концы площадки, а Сюзанна упрашивала меня не быть таким враждебным к ней. Наконец она заявила:

— Джон, так играть просто невозможно. Успокойся.

— Я спокоен.

— Если мы выиграем, я выполню любую твою сексуальную прихоть.

— Как насчет того, чтобы поваляться в сене?

Она рассмеялась.

— Твое желание будет исполнено.

Мы поиграли еще немного, и, как ни странно, я в самом деле немного успокоился и больше не мучил Сюзанну сложными подачами. Но обрести счастье и душевный покой мне так и не удалось. Иногда какая-нибудь мелочь, вроде валяния Сюзанны в сене, надолго выводит меня из равновесия и толкает к мщению и раздорам.

Вскоре появились наши партнеры, Джим и Салли Рузвельт. Джим — один из представителей клана Рузвельтов, живущих в Ойстер-Бей. Рузвельты, Морганы, Вандербильты являются чем-то вроде местных природных достопримечательностей, они к тому же самовоспроизводятся, подобно фазанам, и, как фазаны, почти не требуют ухода. Иметь Рузвельта или фазана на своем участке — это предмет гордости, если же вы имеете того или другого к обеду, то это, соответственно, социальный или кулинарный изыск. Сам Джим, между тем, обычный парень со знаменитой фамилией и собственной трастовой компанией. Но важнее то, что в теннис я обыгрываю его на все сто. Я уже упоминал о местном акценте, когда говорят, почти не раскрывая рта. Так вот с этим акцентом знаменитая фамилия звучит совсем не так напыщенно, как она звучала в свое время. Знай наших!

Девичья фамилия Салли Рузвельт была Грейс. Она из рода тех Грейсов, которые владели океанскими лайнерами. Грейс-лейн также названа в их честь, но ни в коем случае не в честь самой Салли. Впрочем, местные жители полагают, что эта дорога названа в честь особого духа благоволения[1], который, по их мнению, разлит над этой местностью. Кроме того, что она из рода Грейсов, Салли совсем не дурна собой, и если уж речь зашла о сеновале, то я с удовольствием провел бы с ней там время между сетами. Но ни Сюзанна, ни Джим, ни сама Салли, казалось, даже и не думали подыграть мне в этом смысле. Поэтому я стал плохо соразмерять силу удара и начал проигрывать.

Примерно часов в шесть, на середине игры, я заметил, что по нашей главной дороге поднимается черный сверкающий «Кадиллак-Эльдорадо». У теннисного корта машина притормозила, нас отделяла от нее только полоса кустарника. Наконец автомобиль остановился, из него вылез Фрэнк Беллароза собственной персоной и направился в нашу сторону.

— Похоже, этот человек ищет тебя, — заметил Джим.

Я извинился, положил свою ракетку на землю и покинул корт. Мистера Белларозу я перехватил ярдах в тридцати от площадки.

— Привет, мистер Саттер. Кажется, я помешал вашей партии в теннис?

«Конечно, помешал, собака. Чего тебе нужно? » — Нет, естественно, я не произнес вслух ничего подобного.

— Ничего страшного, — сказал я.

Он протянул руку, я пожал ее. Рукопожатие было кратким, без выламывания рук.

— А я не играю в теннис, — поведал мне Фрэнк Беллароза.

— Я тоже.

Он рассмеялся. Мне нравятся люди, которые понимают мой юмор, но в данном случае я предпочел бы сделать исключение.

Беллароза был одет в серые брюки и голубой блейзер — так принято одеваться здесь по субботам, и, сказать откровенно, он меня удивил. Но зато на ногах у него вызывающе красовались ужасные белые лакированные ботинки, а его пояс был, пожалуй, чересчур туго затянут. Из-под блейзера виднелся свитер-водолазка, неплохой, но давно вышедший из моды. Ни колец с печаткой, ни дурацких цепочек на нем не было, но зато он носил часы «Ролекс Ойстер», которые, на мой непросвещенный взгляд, свидетельствуют о проблемах со вкусом у их владельца. На этот раз я заметил, что у него на пальце поблескивает обручальное кольцо.

— Чудесный день, — с искренним чувством проговорил мистер Беллароза.

По всей видимости, день у него сложился лучше, чем у меня. Могу поспорить, что миссис Беллароза не валялась сегодня утром в сене с двумя студентами.

— Да, необычайно тепло для этого времени года, — согласился я.

— Хорошо тут у вас, — сказал он.

— Рад, что вам нравится.

— Вы здесь давно?

— Три сотни лет.

— Как это?

— Я имею в виду мою семью. А семья моей жены построила этот дом в 1906 году.

— Вы серьезно?

— Можете сами убедиться.

— Да-а-а. — Он изучающе посмотрел вокруг. — Хорошо.

Я бросил взгляд на мистера Фрэнка Белларозу. Он не принадлежал к тому коротконогому лягушачьему типу людей, с которыми у большинства ассоциируется образ типичного дона из мафии. Нет, скорее, это был очень мужественный мускулистый тип, он, я думаю, запросто бы вытащил какого-нибудь бедолагу, залитого его сообщниками в бетон. У него были заостренные черты лица, смуглая кожа, глубоко посаженные глаза и римский нос с горбинкой. Волосы черные с отливом, поседевшие на висках. Он оказался меньше меня ростом на несколько дюймов, но во мне шесть футов, так что его рост можно назвать вполне нормальным. На вид ему было лет пятьдесят, но это я легко мог проверить, хотя бы по тем же протоколам судебных заседаний.

На его лице блуждала легкая улыбка, она как-то не очень вязалась с тяжелым взглядом его глаз и с его неспокойной биографией. Кроме этой улыбки, ничто в его внешности или манерах не наталкивало на сходство с епископом. Не скажу, что он был красавцем, но, вероятно, некоторые женщины находили его привлекательным.

Фрэнк Беллароза вновь обратил внимание на меня.

— Ваш человек… как его имя?..

— Джордж.

— Да-да. Он сказал, что вы играете в теннис, но я могу проехать и посмотреть, не закончили ли вы игру. Однако он предупредил меня, что я ни в коем случае не должен отрывать вас от тенниса. — Тон мистера Белларозы указывал, что он недоволен Джорджем.

— Ничего страшного, — в очередной раз заверил его я.

Джордж, конечно, понял, кто перед ним, хотя мы ни разу не разговаривали о нашем новом соседе. Просто Джордж всегда был стражем ворот и хранителем давно сгинувших титулов, поэтому вы могли рассчитывать на его радушный прием, только если являлись обладателем титула «леди» или «джентльмен». Если же вы — бизнесмен или наемный убийца, то вам следует въезжать в другие ворота, расположенные дальше по улице. Я подумал, что мне надо будет поговорить с Джорджем и просветить его по поводу личности мистера Белларозы.

— Чем могу служить? — спросил я.

— Не беспокойтесь. Я просто зашел поприветствовать вас.

— Очень приятно. Мне следовало бы первому сделать это.

— Да? Почему?

— Ну… потому что так принято.

— Да? Пока ко мне не зашел ни один из моих соседей.

— Странно. Возможно, люди еще не в курсе, что вы переехали. — Разговор становился несколько глупым, поэтому я произнес: — Ну что же, благодарю за визит. Добро пожаловать в Лэттингтон.

— Спасибо. У вас найдется минута для меня? Хотел кое-что преподнести вам. Пойдемте со мной. — Он повернулся и жестом пригласил меня последовать за ним. Я оглянулся, не видят ли меня с корта, и пошел следом.

Беллароза остановился у своего «кадиллака» и открыл багажник. Я ожидал увидеть там бездыханное тело моего Джорджа, однако вместо этого Беллароза извлек оттуда пакет с рассадой и протянул мне.

— Вот, держите. Я купил чересчур много. У вас в самом деле нет огорода?

— Нет. — Я глазел на пластиковый пакет. — Но теперь будет.

Он улыбнулся.

— Да. Я даю вам всего понемногу. На рассаде есть бирки, так что вы не перепутаете, где что. Овощи лучше высадить там, где много солнца. Не знаю, какая у вас тут земля. Здесь хорошая почва?

— Ну… немного кислая, глинистая, словом, суглинок, кажется, это называется водно-ледниковые отложения…

— Как?

— Ледниковые… то есть встречается галька…

— Да, я вижу, у вас тут ничего не растет, кроме деревьев, кустарника и цветов. Попробуйте посадить овощи. В августе будете меня благодарить.

— Я благодарю вас уже в апреле.

— Ну, не стоит. Нет, на машину не ставьте.

Я поставил пакет с рассадой на землю.

Беллароза вытащил из багажника еще один пакет, полный каких-то красноватых листьев.

— Вот, — молвил он. — Это салат. Видели уже такой? Он напоминает салат-латук.

Я взял пакет и стал разглядывать листья с вежливым интересом.

— Прекрасно.

— Я сам его вырастил.

— Да? Должно быть, у вас на участке теплее, чем у нас.

Беллароза рассмеялся.

— Нет, я вырастил его в помещении. В нашем доме есть такая комната, ну вы знаете, что-то вроде оранжереи… дама из бюро по торговле недвижимостью называла это…

— Зимним садом?

— Да. Как оранжерея, только она встроена в дом. Так вот, я распорядился, чтобы ее привели в порядок в первую очередь. Там не оставалось ни одного целого стекла, а газовый котел вышел из строя. Работа обошлась мне в двадцать тысяч баксов, но зато уже теперь у меня созревает зеленый лук и латук.

— Довольно дорогой лук и латук, — заметил я.

— Да, но какая, к черту, разница.

Должен вам сказать, что акцент у Белларозы был явно не местный, то есть не тот, с которым говорят в Локаст-Вэлли. Он был похож на бруклинский, но не в чистом виде. Так как акценты имеют в нашем кругу большое значение, я научился довольно хорошо различать их на слух. Я могу более или менее верно определить, из какого из пяти районов Нью-Йорка происходит мой собеседник, могу иногда даже определить пригород Нью-Йорка. Могу сказать, в какой университет ходил обладатель акцента, учился ли он в Йельском университете. Фрэнк Беллароза в Йеле не учился, но что-то в его манере говорить — возможно, его словарь — указывало на причастность к какому-то неплохому университету. В его произношении явно чувствовался также говор бруклинских улиц. Чтобы проверить свою догадку, я спросил:

— А где вы жили до того, как переехали в Лэттингтон?

— Где? Да в Вильямсберге. — Он посмотрел на меня. — Это в Бруклине. Вы знаете Бруклин?

— Не очень хорошо.

— Потрясающее место. Вернее, было потрясающим. Там сейчас слишком много… иностранцев. Я вырос в Вильямсберге. Вся моя семья оттуда. Мой дед жил на Хэвмейер-стрит, когда переехал туда.

Я сделал вывод, что дедушка мистера Белларозы переехал туда из другой страны, несомненно из Италии, и что немцы и ирландцы, обитатели Вильямсберга, вовсе не встретили его с распростертыми объятиями и шницелями. Когда на этом континенте жили только индейцы, первым европейцам достаточно было убить их, чтобы иметь жизненное пространство. Следующим волнам иммигрантов пришлось несколько тяжелей: им уже надо было покупать землю или брать ее в аренду. Но мистер Беллароза вряд ли правильно понял бы мою иронию, поэтому я лишь сказал:

— Надеюсь, вам понравится Лонг-Айленд.

— Я давно знаком с этим районом. Когда-то я учился в одной из здешних школ-интернатов.

Он не стал уточнять, а я не настаивал, хотя мне было интересно узнать, в какой школе-интернате он учился.

— Еще раз спасибо за салат, — произнес я.

— Его надо есть свежим. Он только что с грядки. Лучше всего добавить растительного масла и уксуса.

Интересно, будут ли его есть без масла и уксуса лошади?

— Конечно, мы так и сделаем. Ну…

— Это ваша дочь?

Беллароза заглядывал через мое плечо. Я обернулся и увидел, что к нам подходит Сюзанна.

— Это моя жена, — объяснил я мистеру Белларозе.

— Да? — Он не отрывал глаз от Сюзанны. — Я уже ее видел. Она ехала верхом по моему участку.

— Да, она иногда ездит верхом.

Он переключился на меня.

— Послушайте, если она хочет совершать эти прогулки верхом через мой участок, то ради Бога. Вероятно, она давно уже ездит этим путем, еще до того как я приобрел эту землю. С какой стати обижать женщину? У меня двести акров, места достаточно, а лошадиный навоз, говорят, полезен для почвы. Верно?

— Особенно он хорош для роз.

Сюзанна подошла прямо к Фрэнку Белларозе и протянула ему руку.

— Я — Сюзанна Саттер. А вы, должно быть, наш новый сосед.

Беллароза замешкался, прежде чем пожать ее руку, и я догадался, что в его мире не принято обмениваться рукопожатиями с женщинами.

— Фрэнк Беллароза, — представился он.

— Рада видеть вас, мистер Беллароза. Джон сказал, что встретил вас в питомнике Хикса пару недель назад.

— Да, было такое.

Беллароза не отрываясь смотрел Сюзанне в глаза, но я заметил, что на пару секунд его взгляд упал на ее ноги. Честно говоря, мне совсем не понравилось, что Сюзанна не надела свои спортивные брюки и предстала перед совершенно посторонним человеком в теннисном костюме, который не скрывал практически ничего.

— Извините, что мы первыми не нанесли вам визит, — мы просто не были уверены, что вы уже переехали и готовы принимать гостей, — проговорила Сюзанна.

Беллароза, видимо, не знал, что сказать. С этикетом у него были серьезные проблемы. Должен заметить, что Сюзанна частенько входит в роль леди Стенхоп, когда хочет поставить людей в неловкое положение. Не знаю только, защищается она таким образом или нападает.

Беллароза, однако, вовсе не испытывал неловкости. Он просто держался с Сюзанной не так раскованно, как со мной. Возможно, его отвлекали ноги Сюзанны. Он слегка наклонился к ней.

— Я только что говорил вашему мужу, что видел вас пару раз верхом на лошади, вы скакали через мой участок. Так вот, я хотел сказать, что совсем не возражаю.

Я подумал было, что он снова скажет о пользе лошадиных фекалий для своей земли, но он лишь улыбнулся мне. Я не ответил на его улыбку. «Воистину сегодня День лошадиного дерьма», — подумал я.

— Очень любезно с вашей стороны, — проворковала Сюзанна. — Должна вам сказать, однако, что здесь существует обычай беспрепятственно пропускать соседей, едущих верхом, на любой из участков. Вы, кстати, можете установить границы для таких прогулок. Но учтите, если вдруг снова разрешат псовую охоту, то эти границы не будут соблюдаться. Лошади ведь следуют за собаками, а собаки бегут на запах дичи. Впрочем, о псовой охоте сообщают заранее.

Фрэнк Беллароза послал Сюзанне долгий взгляд, и некоторое время они, не мигая, смотрели друг на друга. Однако затем Беллароза удивил меня, сказав довольно холодным тоном:

— Вероятно, мне придется узнать здесь об очень многом из того, что мне пока неизвестно, миссис Саттер.

Мне показалось разумным переключить разговор на такую тему, в которой мистер Беллароза знал бы толк, поэтому я подхватил с земли пластиковый пакет.

— Сюзанна, мистер Беллароза вырастил этот салат-латук в своем зимнем саду в «Альгамбре».

Сюзанна оглядела пакет и обернулась к мистеру Белларозе.

— О, да вы привели его в порядок! Как здорово! — воскликнула она.

— Да. Ремонт идет по всему дому.

— А это — рассада… — добавил я, указывая на другой пакет. — Овощи для нашего огорода.

— Вы так внимательны, — восхитилась Сюзанна.

Беллароза улыбнулся.

— Ваш муж сказал, что вы питаетесь цветами.

— О нет, сэр, только шипами. Спасибо, что заглянули к нам.

Беллароза сделал вид, что не понял намека на конец разговора, и повернулся ко мне.

— Как называется ваша усадьба? У нее ведь есть имя, верно?

— Да, — ответил я. — Стенхоп Холл.

— Что это означает?

— Ну… она названа по фамилии прадеда Сюзанны, Сайруса Стенхопа. Именно он построил все здесь.

— Понятно. А мне тоже нужно будет как-то называть свою усадьбу?

— У нее уже есть название.

— Да, я знаю. Мне уже сказали. «Альгамбра». Я получаю почту на этот адрес. Здесь даже нет номеров домов, представляете? Но я должен присвоить усадьбе новое название или нет?

— Можете, если хотите, — вмешалась Сюзанна. — Некоторые так и делают. Другие оставляют старые названия. У вас уже есть какая-нибудь идея на этот счет?

Фрэнк Беллароза задумался, затем покачал головой.

— Нет. Пока сойдет «Альгамбра». В этом есть что-то испанское. Я еще подумаю.

— Если мы можем вам чем-нибудь помочь в поисках названия, — сказала Сюзанна, — не стесняйтесь, обращайтесь к нам.

— Спасибо. Мне стоит повесить у входа табличку с названием усадьбы, как вы думаете? Я видел, что многие так делают. У вас, правда, таблички нет.

— Это как вам самому будет угодно, — заверил я нашего нового соседа. — Но если вы поменяете название, не забудьте поставить в известность почтовое отделение.

— Да-да, непременно.

Явно чтобы его подразнить, Сюзанна добавила:

— Некоторые даже пишут на табличках свою фамилию. Но другие, особенно обладатели известных фамилий, этого избегают.

Беллароза посмотрел на нее и улыбнулся.

— Я не думаю, что было бы разумно писать свою фамилию на табличке и вывешивать ее на всеобщее обозрение. А как вы считаете, миссис Саттер?

— Я тоже такого же мнения, мистер Беллароза.

Теперь, кажется, был мой черед испытывать неловкость.

— Ну, — сказал я, — нам, кажется, пора возвращаться к нашим гостям.

Беллароза замешкался на мгновение, потом объявил:

— У меня завтра небольшой пасхальный обед. Будут несколько моих друзей — хорошая компания. Ничего экстравагантного. Традиционная итальянская пасхальная кухня. — Он улыбнулся. — Я собираюсь поехать в Бруклин и купить capozella. Это голова ягненка. Но остальные части ягненка тоже будут на столе. Мы ждем гостей к двум часам. Согласны?

Я не был уверен, что правильно понял насчет головы ягненка.

— К сожалению, мы уже приглашены на пасхальный обед в другое место, — ответил я.

— Да? Ну, может быть, удастся заглянуть к нам хотя бы на десять минут? Я покажу вам свой дом. Выпьем. О'кей? — Он повернулся к Сюзанне.

— Мы, конечно, постараемся навестить вас. Но в любом случае желаем вам хорошо отпраздновать этот день.

— Спасибо. — Беллароза захлопнул багажник и пошел садиться в машину. — Вы не будете возражать, если я сделаю небольшой круг по вашему участку?

— Конечно, конечно, — закивала Сюзанна. — Вам лучше будет подняться по этой дороге к большому дому и объехать его кругом.

Имей я желание досадить Сюзанне, я мог бы сказать, что большой дом выставлен на продажу, но я счел, что у нас на сегодня и так хватит тем для разговора.

Беллароза смотрел на нас поверх своей машины, а мы смотрели на него. Я бы уподобил эту встречу пробе сил между двумя представителями разных культур. Сюзанна и я так воспитаны, что никогда не унижаем тех, кто ниже нас по социальной лестнице. Если только они не корчат из себя равных нам. В этом случае приходится их морально уничтожать. Но мистер Беллароза вовсе не строил из себя аристократа. Он был тем, кем был, и не пытался выдать себя за кого-то другого.

Я вспомнил свое первое впечатление об этом человеке. Он тогда предстал передо мной победителем, с некоторым любопытством взиравшим на завоеванную им страну. Его слегка забавляли обитатели этой страны, но их культура не производила на него ни малейшего впечатления. Эта культура даже не смогла защитить себя от людей, подобных Фрэнку Белларозе. Это впечатление, как выяснилось позже, было абсолютно верным, и, как я узнал от самого Фрэнка Белларозы, такой подход вообще очень характерен для итальянского склада ума. В тот момент я был просто счастлив, что этот человек покидает нас. Конечно, я понимал, что мне вновь суждено вскоре увидеться с ним, возможно, даже завтра за обедом с головой ягненка. Но я совершенно не понимал и не мог себе представить, до какой степени разрушительным окажется для всех троих наше сегодняшнее знакомство.

Беллароза расплылся в улыбке, и меня вновь поразило ее несоответствие его лицу. Затем, не утруждая себя подбором витиеватых фраз, он произнес:

— Я буду вам хорошим соседом. Не волнуйтесь. Мы с вами поладим. — Беллароза нырнул в свою машину и уехал.

Я протянул Сюзанне мешок с салатом.

— Это надо есть с уксусом и растительным маслом, — сообщил я и добавил: — Мне кажется, ты была с ним излишне высокомерна.

— Я? А как насчет тебя? — поинтересовалась она. — Кстати, как ты относишься к тому, чтобы заглянуть к ним и отведать кусочек уха ягненка?

— Мне что-то не хочется.

— Возможно, это было бы любопытно, — задумчиво произнесла она.

— Сюзанна, на тебя это не похоже.

Она хрипло рассмеялась.

— Да? Правда, что ли? — Продолжая хохотать, она направилась обратно на теннисный корт. Я опустил мешок с рассадой на землю и пошел за ней.

— Ты считаешь, мне следует заняться в этом году посадкой овощей?

— А почему бы нет? — Она снова расхохоталась. — В этом что-то есть.

Последнюю фразу следовало бы продолжить: «В этом есть что-то пугающее». Это понимали и я, и Сюзанна. Пугающее не в том смысле, что мы будем дрожать от страха перед перспективой отправиться в гости к Белларозе или будем бояться не посадить подаренную им рассаду, нет, дело было в другом. Этот человек имел такую власть, которая позволяла ему стереть в порошок всякого, кто его не устраивал. И несмотря на высокомерие Сюзанны и на мою привычку смотреть на вещи свысока, мы не могли позволить себе обращаться с Фрэнком Белларозой так, как мы позволяли себе обращаться с Ремсенами, Элтонами и Депоу. Для этого имелась достаточно веская причина: Фрэнк Беллароза был профессиональным убийцей.

— Может быть, «Каза Беллароза»? — спросила Сюзанна.

— Что?

— Название для его усадьбы. Пожалуй, я закажу ему табличку на новоселье. Представляешь, на перламутровом фоне! «Каза Беллароза»!

Я ничего не ответил. Мне показалось, что Сюзанна начала немного заговариваться.

Сюзанна вытащила лист салата из пакета и набросилась на него.

— Чуть-чуть горчит. В самом деле, стоит добавить растительного масла и еще чего-нибудь. Но вкус очень приятный, свежий. Хочешь попробовать?

— Нет, спасибо.

— Может быть, нам стоило представить мистера Белларозу Рузвельтам? Как ты думаешь? Что-нибудь вроде этого: «Джим и Салли, позвольте мне представить вам нашего нового друга и соседа, Фрэнка Епископа Белларозу». Или: «Вот наш дон Беллароза». Чтобы у них глаза на лоб полезли.

— Хватит глупостей, — попросил я Сюзанну. — Лучше скажи, что ты о нем думаешь.

Она ответила, не задумываясь ни на минуту:

— У него вид дикаря, но дикаря довольно милого. Он хорошо себя держал, даже несмотря на то что я вела с ним себя высокомерно. — После паузы она добавила: — Он достаточно приятный мужчина, я ожидала худшего.

— Мне он не показался приятным, — не согласился я. — И потом, он довольно странно одевается.

— Он одевается точно так же, как и половина наших соседей.

Мы вернулись на корт. Джим и Салли перебрасывали друг другу мяч. Я извинился. Кстати, должен заметить, что прерывать партию в теннис без серьезных причин — это признак дурного тона.

Джим в ответ на мои извинения произнес:

— Сюзанна сказала, что это, скорее всего, ваш новый сосед.

— Да, это был он. — Я взял свою ракетку и вышел на корт. — Так чья была подача?

— Это был Фрэнк Беллароза? — спросила Салли.

— Кажется, я должен был подавать, — сказал я, сделав вид, что не расслышал ее реплику.

Сюзанна сама решила ответить Салли.

— Мы его называем просто Епископом.

Троим из нас это прозвище показалось забавным. Я повторил:

— Моя подача, счет два-ноль.

Сюзанна продемонстрировала Рузвельтам пакет с салатом, и они все втроем уставились на него, как будто это были образцы марсианской флоры.

— Уже становится темно, — пытался я отвлечь их внимание.

— Что он хотел? — спросил Джим Сюзанну.

— Он хотел, чтобы мы попробовали его салат и посадили у себя овощи.

Салли прыснула со смеху.

— А еще он хотел узнать, — продолжала Сюзанна, — стоит ли ему вешать у входа надпись «Альгамбра». И еще. Он приглашает нас завтра на пасхальный обед.

— Не может быть! — застонала Салли.

— На обед у него голова молодого барашка, — не унималась Сюзанна.

— Ради Бога, — взмолился я. Я никогда не видел, чтобы теннисная партия прерывалась на разговоры. Такое случилось всего один раз в теннисном клубе, когда ревнивый супруг погнался с ракеткой за любовником своей жены. Да и то, как только они исчезли с корта, партия была продолжена. Я сказал: — Или мы играем, или не играем. — Затем собрал свои вещи и покинул корт. Остальные трое, не прерывая разговора, двинулись за мной.

На улице еще не похолодало, и Сюзанна вынесла в сад бутылку старого портвейна. На закуску был сыр и крекеры плюс салат-латук, который и мне показался довольно пикантным.

Я пил портвейн, смотрел на закат солнца, вдыхал аромат навоза из розария и пытался слушать пение птиц, но мне это плохо удавалось, так как Сюзанна, Салли и Джим продолжали промывать косточки Фрэнку Белларозе, и то и дело до меня долетали реплики Сюзанны: «это восхитительное злодейство», «он дикарь, но дикарь очень любопытный», «он просто интригует». По-моему, этот человек был так же интригующ, как железобетонная плита. Но женщины всегда почему-то видят в мужчинах то, чего мужчины не замечают. Салли была на самом деле заинтригована описанием Фрэнка Белларозы. Джим также заслушался и ни на что больше внимания уже не обращал.

Если вас интересует иерархия, сложившаяся за столом у нас в саду, то я скажу вам о ней несколько слов. Стенхопы и Грейсы, представленные дамами, сидящими напротив меня, по нынешним американским стандартам олицетворяют собой «старые состояния», так как в нашей округе самые старые состояния были нажиты людьми не раньше чем лет сто тому назад. Но представитель клана Рузвельтов, сидящий сбоку от меня, счел бы состояния Стенхопов и Грейсов сравнительно «новыми» и имел бы все основания так думать. Сами Рузвельты никогда не были сказочно богаты, но зато их корни тянутся к первым переселенцам в Новый Свет, у них знаменитая фамилия, они послужили американскому народу на общественном поприще, чего не скажешь ни об одном из Стенхопов.

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 567 8 9 10 Следующая ⇒