Хулия Наварро 15 страница

Выехав с военной базы на джипе в сопровождении двух солдат и машины сопровождения с четырьмя охранниками, приставленными к ней дедушкой, Клара почувствовала себя немного лучше.

Стояла жара, пыль поднималась от малейшего движения, а когда навстречу попадался какой‑ нибудь автомобиль, их окутывало облако желтой пыли, которая затем начинала хрустеть на зубах.

Староста деревни встретил Клару на пороге своего дома и пригласил ее выпить чаю. Они обменялись обычными для такого случая любезностями, потратив на это ровно столько времени сколько требовали приличия. Затем Клара рассказала, с какой целью она приехала.

Староста выслушал ее внимательно, с легкой улыбкой, и тут же заверил, что, следуя данным ему Ахмедом по телефону инструкциям, он организовал первоочередные работы. Местные жители уже начали возводить глинобитные дома, благо что глины в этой местности было хоть отбавляй. Так же как и три тысячи лет назад, глину смешивали с водой и затем добавляли в нее сухую солому, песок, гальку и золу. Техника строительства была довольно примитивной: стены возводили слой за слоем, накладывая каждый новый слой на уже высохший предыдущий. Чтобы уберечь строения от дождя, их накрывали соломой и пальмовыми листьями. Полдесятка домов были уже готовы, и, судя по темпу строительства, к концу недели вполне могли быть закончены еще шесть.

Внутри эти не особенно большие дома были незатейливыми. Тем не менее по настоянию Ахмеда в них предполагалось установить душевые кабины и примитивные санузлы.

Явно гордясь тем, что под его руководством был выполнен большой объем работ за столь короткий срок, староста деревни заверил Клару, что он лично уже отобрал среди жителей деревни тех, кто будет работать на раскопках.

Клара поблагодарила его за усердие и, начав разговор издалека, чтобы не обидеть старосту, объяснила, что сама хотела бы поговорить со всеми жителями деревни, так как рабочие, которые ей нужны, должны соответствовать определенным требованиям. Она также сказала, что уверена в правильности его выбора, однако попросила его все же позволить ей самой побеседовать со всеми жителями, которые выразили желание поучаствовать в работе археологической экспедиции.

После довольно долгих препирательств Клара решила мимоходом упомянуть имя Полковника, чтобы наконец закончить бесконечный спор со старостой деревни, упорно настаивавшим на том, что только он может правильно подобрать людей.

Услышав имя Полковника, староста тут же согласился удовлетворить просьбу Клары и сказал, что на следующий день она сможет побеседовать с кем только захочет. Он также сообщил ей, что и некоторые женщины деревни выразили желание поработать: они могли бы, например, стирать белье и убирать в жилищах иностранцев, пока те будут находиться на раскопках.

Вечером Клара сказала старосте, что принимает его предложение остановиться в его доме на половине, где жили его жена и дочери, пока не прибудет основной состав экспедиции. Но сначала она хотела бы сходить к месту раскопок, чтобы решить, какие еще работы предстоит выполнить в ближайшее время. Староста согласился. Он знал, что Клара все равно будет делать то, что ей захочется, к тому же на нем не лежала ответственность за нее, несмотря на то что вместе с ней из самого Багдада приехали ее личные охранники.

Клара подумала, что эта деревня наверняка получила свое название из‑ за желтого цвета почвы, такой же желтой покрывающей все вокруг пыли и желтовато‑ соломенного цвета камней. Ей нравился этот цвет, который придавал какой‑ то своеобразный колорит этому полузабытому месту, расположенному так близко к древнему Уру.

Клара попросила сопровождавших ее охранников держаться подальше: ей хотелось побыть одной, не ощущая их присутствия буквально на каждом шагу. Охранники не подчинились, потому что полученные ими от Альфреда указания были однозначными: они не должны были терять Клару из виду, и если кто‑ либо попытался бы причинить ей хоть малейший вред, они должны были убить его. Перед этим, если будет такая возможность, следовало выяснить, что это за человек и на кого он работает. Никто в мире не мог предпринять попытку причинить Кларе хоть какой‑ то вред, не поплатившись за это своей жизнью.

Как Клара ни настаивала, ей не удалось переубедить охранников. Единственное, чего она смогла добиться, – они стали держаться от нее на некотором расстоянии, но ни на секунду не теряли ее из виду.

Клара стала ходить по периметру уже откопанных руин, гладя остатки камней, из которых когда‑ то было построено это таинственное здание. Она рассматривала его с разных сторон, смахивая прилипшие к камням кусочки земли, а еще она собирала маленькие обломки глиняных табличек и аккуратно укладывала их в холщовую сумку. Затем она села на землю и, опершись спиной о камни, дала волю своему воображению, пытаясь мысленно увидеть где‑ нибудь поблизости писца по имени Шамас.

– Аврам, то, что ты мне рассказываешь, описывается и в «Поэме о Гильгамеше»! – воскликнул Шамас.

– Ты в этом уверен?

– Да как же я могу быть в этом не уверен, если мы ее изучали с Илией?

– Я тебе уже говорил, что люди иногда пытаются объяснить то, что происходит вокруг них, и слагают об этом сказания и поэмы.

– Ладно, продолжай рассказывать о Ное.

– Это, в общем‑ то, не история о Ное – я тебе рассказываю о том, как разгневался Бог на людей за непослушание их. Увидел Бог, что все мысли и желания их сердец были зло, и решил он истребить свое самое любимое творение – человека. Был же на земле праведник по имени Ной, и обрел он благодать в очах Господа, и Бог в извечном милосердии своем решил спасти Ноя.

– Для этого повелел Господь Ною сделать ковчег из дерева гофер и осмолить его смолою внутри и снаружи, – подхватил Шамас, пересказывая то, что он уже написал на одной из глиняных табличек, лежавших стопкой возле пальмы, на ствол которой он опирался спиной. – Это я записал раньше. И размеры ковчега: длина ковчега триста локтей, ширина его пятьдесят локтей, а высота тридцать локтей. Дверь в ковчег была с боку его, а еще Бог приказал устроить в нем нижнее, второе и третье жилье.

– Я гляжу, ты точно записал все то, что я тебе рассказывал.

– Конечно. Хотя эта история мне нравится меньше, чем история сотворения мира.

– А почему?

– Я много думал об Адаме и Еве и о том, как скрылись они от взора Господа, ибо убоялись его, потому что были нагими. А еще о проклятии, которое Бог наложил на змея за то, что тот обольстил Еву и склонил ее к неповиновению Господу.

– Шамас, ты не можешь записывать только то, что тебе нравится. Раз уж ты попросил меня рассказать тебе историю сотворения мира, тебе необходимо узнать и о том, как Бог решил истребить людей с лица земли и затопил всю землю. Если ты не хочешь больше записывать…

– Да нет же, конечно хочу! Просто мне припомнилась «Поэма о Гильгамеше», и… – мальчик прикусил язык, боясь вызвать гнев Аврама. – Прошу тебя, прости меня и продолжай!

– На чем мы остановились?

Шамас нашел глазами свои последние записи на глиняной табличке и стал громко читать:

И сказал Господь Ною: войди ты и все семейство твое в ковчег; ибо тебя увидел Я праведным предо мною в роде сем. И всякого скота чистого возьми по семи, мужеского пола и женского, а из скота нечистого по два, мужеского пола и женского.

– Пиши, – сказал Аврам и начал диктовать:

Также и из птиц небесных по семи, мужеского пола и женского, чтобы сохранить племя для всей земли. Ибо, через семь дней, я буду изливать дождь на землю сорок дней и сорок ночей; и истреблю все существующее, что Я создал, с лица земли.

Ной сделал все, что Господь повелел ему.

Ной же был шестисот лет, как потоп водный пришел на землю. И вошел Ной и сыновья его, и жена его, и жены сынов его с ним в ковчег от вод потопа. И из скотов чистых и из скотов нечистых, и из всех пресмыкающихся по земле по паре, мужеского пола и женского, вошли к Ною в ковчег, как Бог повелел Ною. Через семь дней воды потопа пришли на землю.

В шестисотый год жизни Ноевой, во второй месяц, в семнадцатый день месяца, в сей день разверзлись все источники великой бездны, и окна небесные отворились; и лился на землю дождь сорок дней и сорок ночей…

Мальчик проворно водил палочкой для письма по глине, мысленно представляя, как отворились окна небесные и как через них стали изливаться потоки воды, которой Бог хотел затопить землю. Ему вдруг припомнилось, как трескается кувшин с водой и как из него тут же выливается его содержимое. Не отрывая взгляда от таблички, Шамас продолжал записывать то, что ему диктовал Аврам:

И усилилась вода на земле чрезвычайно, так что покрыли все высокие горы, какие есть под всем небом… Истребило всякое существо, которое было на поверхности земли от человека до скота, и гадов, и птиц небесных… И вспомнил Бог о Ное… и навел Бог ветер на землю, и воды остановились. И закрылись источники бездны и окна небесные, и перестал дождь с неба. Вода же постепенно возвращалась с земли, и стала убывать вода по окончании ста пятидесяти дней. И остановился ковчег в седьмом месяце, в семнадцатый день месяца, на горах Араратских. Вода постоянно убывала до десятого месяца; в первый день десятого месяца показались верхи гор.

Аврам замолчал и закрыл глаза. Шамас воспользовался этим, чтобы немного передохнуть. Он писал на каждой глиняной табличке с обеих сторон, и это было для него занятием не из легких. После того как Аврам закончит рассказывать историю о Ное, Шамас хотел поговорить с ним о том, что терзало его в снах. Ему хотелось возвратиться в Ур, потому что в Харране он чувствовал себя чужаком, хотя здесь рядом с ним были его отец, мать и братья. Однако радость общения с близкими родственниками пропала с тех самых пор, как он пришел с ними в этот город. Теперь, когда бы он ни посмотрел на своего отца или свою мать, они всегда были в плохом настроении. Вся их семья очень скучала по прохладным комнатам того дома, который отец Шамаса некогда построил неподалеку от ворот Ура. И полукочевая жизнь уже не казалась им такой привлекательной, как раньше.

– О чем ты задумался, Шамас?

– Об Уре.

– И что же ты о нем думаешь?

– Думаю о том, что уж лучше бы я остался там и жил вместе с моей бабушкой. И ходил бы учиться к Илии.

– Тебе не нравится в Харране? Здесь ведь ты тоже учишься.

– Да, учусь, но тут все по‑ другому.

– Что же другое?

– Все: солнце, ночь, то, как разговаривают люди, и то, как пахнет инжир.

– Д‑ а, тебя охватила ностальгия!

– А что такое ностальгия?

– Тоска по тому, что утеряно, а иногда и по тому, чего человек и сам толком не знает.

– Я не хочу покидать наш род, однако жить в этих местах мне совсем не нравится.

– Ну, мы пробудем здесь не так уж долго.

– Я знаю, что Фарра очень старый, и когда его уже не будет, ты поведешь нас в Ханаан. Однако я не знаю, хочу ли я идти в Ханаан. И моей матери тоже хотелось бы вернуться в Ур.

Шамас замолчал, огорчившись тем, что слишком уж разоткровенничался. Он боялся, что Аврам все расскажет его отцу, и тот расстроится, когда узнает, что его сын чувствует себя несчастным. Аврам, похоже, догадался, о чем думает Шамас.

– Не беспокойся, я никому ничего не скажу. Однако нам нужно подумать, как снова сделать тебя счастливым.

Мальчик, немного успокоившись, кивнул и снова взял в руку палочку для письма, чтобы продолжать записывать то, что ему рассказывал Аврам.

И он услышал от Аврама, что Ной сначала выпустил из ковчега ворона, а затем голубя, чтобы увидеть, сошла ли вода с лица земли, и что Ною пришлось выпускать голубя и второй раз, и третий, пока голубь, наконец, не возвратился к нему. А еще – что Бог сжалился над людьми и сказал: «Не буду больше проклинать землю за человека… и не буду больше поражать всего живущего, как Я сделал».

Аврам также поведал Шамасу, что Бог благословил Ноя и сынов его и сказал им, чтобы они плодились и размножались и наполняли землю. И отдал Господь людям все движущееся, что живет, как некогда зелень травную дал им, но запретил им есть плоть с душою ее, с кровью ее. «Я взыщу и вашу кровь, в которой жизнь ваша, взыщу ее от всякого зверя, взыщу также душу человека от руки человека».

– А может, он вернул людей в рай? – спросил Шамас.

– Нет, этого не произошло, хотя Бог простил нас и снова превратил человека в самое важное существо его творения отдав в его руки все то, что он создал на земле. Однако с тех пор уже ничего не доставалось даром. Людям и животным приходится бороться за то, чтобы выжить. А еще нам приходится работать, чтобы добыть семя земное. А еще женщинам приходится в муках рожать потомство наше. Нет, Бог не вернул нас в рай – он всего лишь пообещал не истреблять нас с лица земли. Никогда уже больше не отворятся окна небесные и не будет уже потоков воды и потопа для опустошения земли… На этом сегодня закончим, а то солнце уже садится. Завтра я расскажу тебе, почему не все люди говорят на одном языке и почему не всегда понимают друг друга.

Мальчик удивленно поднял брови. Аврам, конечно, был прав: становилось все темнее и темнее, и уже пора было уходить. Однако Шамасу хотелось еще хотя бы немного послушать повествование Аврама. Конечно, мать может вскоре его хватиться, а отец, чего доброго, поинтересуется, что он выучил за сегодняшний день. Сделав над собой усилие, Шамас быстро поднялся, аккуратно собрал таблички и бегом направился к дому, построенному из глиняных кирпичей, в котором жила его семья.

На следующий день Аврам не пришел на встречу с Шамасом: ему хотелось побыть в одиночестве, ибо он слышал внутри себя голос Бога. Этой ночью он проснулся весь в поту, чувствуя, как сжимаются все его внутренности.

Поднявшись, он пошел куда глаза глядят и так бродил целый день, пока не наступил вечер. Аврам решил отдохнуть в пальмовой роще, вокруг которой росла мелкая трава. Там он стал ждать знамения Господнего.

Закрыв глаза, Аврам вдруг почувствовал, как у него закололо сердце, и в этот самый миг он отчетливо услышал голос Господа:

Пойди из земли твоей, от родства твоего и из дома отца твоего в землю, которую Я укажу тебе. И Я произведу от тебя великий народ, и благословлю тебя, и возвеличу имя твое, и будешь ты в благословение. Я благословлю благословляющих тебя, и злословящих тебя прокляну: и благословятся в тебе все племена земные.

Аврам открыл глаза, ожидая увидеть Господа, однако пальмовую рощу уже окутала ночная тьма, и только красноватая луна и тысячи звезд, кажущиеся малюсенькими переливающимися точками, сияли на небосклоне.

Аврама снова охватило беспокойство: он только что отчетливо слышал голос Бога и все еще ощущал, как эхо произнесенных Господом слов отдается в нем.

Он знал, что ему придется отправиться в землю Ханаанскую, как того хотел Господь. Еще до того как Аврам покинул Ур, Господь указал ему, куда он должен держать путь, однако Авраму пришлось по дороге задержаться в Харране, потому что Фарра был стар и хотел отдохнуть на земле своих предков.

День уже много раз сменял ночь, а ночь – день, но род Фарры все еще находился в Харране, где они нашли хорошие пастбища, а в городе можно было выгодно торговать. Они осели в этих местах надолго, подчиняясь воле Фарры, однако Аврам всегда знал, что их пребывание здесь – временное, ибо настанет день, когда Господь потребует от Аврама выполнения своей воли.

И вот этот день настал. Аврам чувствовал тяжесть на душе, потому что понимал: ему следует подчиниться воле Бога, но при этом он неизбежно огорчит Фарру.

Его престарелый отец, который уже плохо видел и едва мог ходить, теперь большую часть дня дремал, мысленно переносясь в прошлые времена и страшась того, что ждет его в мире ином.

Как же сказать Фарре, что им снова нужно отправляться в путь? От одной мысли об этом у Аврама болезненно сжималось сердце, а на глазах выступали слезы, так как он был не в силах их сдержать.

Аврам любил своего отца, который всегда был для него мудрым наставником. Именно у него Аврам научился всему тому, что он сейчас знал, и, наблюдая именно за его умелыми руками, лепящими статуи, Аврам осознал, что не может Бог быть созданным человеком.

Фарра верил в Бога Единого и сумел привнести эту веру в души людей своего рода, хотя он отнюдь не препятствовал поклонению сделанным из глины и роскошно украшенным статуям богов, стоящим в святилищах.

Аврам неторопливо направился к дому своего отца, где его ждала Сара. Неожиданно он почувствовал, что отец его ждет и даже услышал его встревоженный голос. Аврам ускорил шаг.

Когда он подходил к Харрану, ему повстречался один мужчина из их рода, который повсюду искал Аврама, чтобы отвести его к отцу. Мужчина объяснил, что Фарра еще накануне вечером впал в полубессознательное состояние, из которого его никому не удается вывести, и что он все время зовет Аврама.

Войдя в дом, Аврам приказал всем женщинам выйти из комнаты отца и попросил своего брата Нахора оставить его наедине с отцом.

Нахор, утомившись за долгий рабочий день, вышел подышать прохладным ночным воздухом, а Аврам остался ухаживать за Фаррой.

Те, кто находился в доме, слышали, как из комнаты Фарры раздавался приглушенный голос Аврама, а еще им казалось, что они также слышат и слабый голос его отца.

На следующее утро Фарра умер. Рабыня Сары, жены Аврама, тут же сообщила об этом Ядину, отцу Шамаса, и тот немедленно пришел в дом Фарры, до которого от его дома было буквально несколько шагов. Там Ядин встретил Аврама и его брата Нахора, а также их жен Сару и Милку и племянника Лота.

Женщины причитали и рвали на себе волосы, а мужчины онемели от горя.

Ядин не растерялся и послал рабыню сказать его жене, чтобы она собрала других женщин и чтобы они вместе обмыли тело Фарры и подготовили его к сну вечному в земле Харрана.

Фарра умер в том месте, которое он очень любил, потому что именно в Харране во время отдыха между бесконечными переходами вместе со скотом в поисках новых пастбищ на белый свет родилось почти столько же его предков, сколько и в Уре.

Выждав положенное время, родичи покойного предали его тело земле – сухой и рассыпчатой в это время года.

Горе Аврама, лишившегося отца, было неизмеримым. Фарра был его родителем и его наставником, научившим сына всему тому, что тот сейчас знал. А еще Фарра помог Авраму найти путь к Богу и никогда не упрекал Аврама за то, что тот насмехался над изготовленными Фаррой глиняными статуями, которые становились богами по приказу какого‑ нибудь знатного чиновника, а то и самого царя.

Фарра чувствовал Бога в своем сердце – точно так же, как чувствовал Его в своем сердце и Аврам. Теперь Аврам стал главой рода, и именно он должен был вести людей в земли, где полно пастбищ и где можно будет жить в мире и благополучии, – земли, уготованные их роду самим Богом.

– Мы пойдем в Ханаан, – вскоре объявил Аврам. – Собирайтесь в дорогу.

Тут же разгорелись споры по поводу того, куда следует направиться. Некоторые предпочли бы остаться в Харране, другие предлагали вернуться в Ур, однако большинство родичей намеревались пойти за Аврамом, куда бы он их ни повел.

Ядин подошел к своему родственнику, ставшему теперь главой рода.

– Аврам, мы не пойдем за тобой в Ханаан.

– Я знаю.

– Ты знаешь? Откуда ты можешь это знать, если еще вчера вечером я сам даже не догадывался об этом?

– О том, что твоя семья со мной не пойдет, можно прочесть по вашим лицам. Шамас мечтает о том, чтобы возвратиться в Ур, твоя жена тоскует по этому городу, где остались ее родственники, да и ты сам замышляешь обособиться в отдельный род и кочевать между Уром и Харраном в поисках пастбищ и злаков, которые обеспечат вам пропитание. Но я не упрекаю тебя за то, что ты решил так, и даже радуюсь за Шамаса.

Именно тоска, которую я постоянно вижу в глазах моего сына, заставила меня принять решение о возвращении в Ур.

Шамасу необходимо продолжить свое обучение письму. Он будет хорошим писцом, а еще человеком благочестивым и мудрым. Он не должен разделить судьбу кочевников.

– А когда ты уведешь отсюда наш род?

– Не раньше чем через месяц. У меня тут еще есть дела, но самое главное – я не могу отправиться в путь, пока не закончу свое повествование, которое записывает Шамас. Ему предстоит поведать нашим родственникам, оставшимся в Уре, и всем людям, которых он встретит в своей жизни, кто мы такие, откуда взялись и в чем заключается воля Бога. Мы не сможем понять, почему в нашей жизни так много страданий, если не поймем, зачем Господь создал нас, и не узнаем о грехе, совершенном первым мужчиной и первой женщиной. Все это может сохраниться в памяти людской, только если оно будет записано, а потому, прежде чем отправиться в путь, я хотел бы, чтобы Шамас записал все, что мне надлежит ему рассказать.

– Да будет так. Я скажу своему сыну, чтобы он нашел тебя, и приготовлю ему столько табличек, сколько будет нужно, чтобы записать все то, о чем ты поведаешь ему.

Аврам ждал Шамаса неподалеку от Харрана, в том же месте, где и всегда. После смерти Фарры они почти не разговаривали друг с другом. Мальчик подошел к Авраму с серьезным видом, мысленно подыскивая слова, которыми можно было бы выразить его скорбь в связи со смертью Фары, слова, соответствующие душевному состоянию Аврама. Однако Шамасу так и не довелось ничего сказать: Аврам сжал рукой его плечо в знак того, что все понимает, и жестом пригласил сесть рядом с собой.

– Мы скоро расстанемся и никогда уже больше не увидимся, – сказал Аврам.

– Ты никогда не возвратишься в Ур или хотя бы в Харран? – спросил Шамас, и в его голосе прозвучала тревога.

– Нет. Этот путь будет последним переходом в мой жизни, и я даже не оглянусь назад. Мы больше не увидимся, Шамас, но ты останешься в моем сердце, и я надеюсь, что и ты меня не забудешь. Ты сохранишь у себя таблички, на которых будет записана история сотворения мира, и поведаешь людям то, что услышал от меня. Они должны узнать правду, должны перестать поклоняться глиняным статуям, украшенным золотом и пурпуром.

Шамас ощутил огромную ответственность, возложенную на него Аврамом, и понял, как сильно он ему доверяет. Мальчик робко спросил Аврама, слышал ли он снова голос Господа.

– Да, он разговаривал со мной в тот самый день, когда я готовил Фарру к возвращению в землю, из которой Бог создал первого человека. Мне нужно выполнить то, что он от меня потребовал. Ты должен знать, Шамас, что мой род распространится по всем уголкам земли, и будут про меня говорить, что я – отец множества народов.

– И мы будем называть тебя Авраам, – сказал мальчик и недоверчиво улыбнулся, потому что знал, что Сара, жена Аврама, не родила ему пока ни одного ребенка.

Именно так. И под этим именем меня будут помнить дети моих детей и дети их детей, и дети детей моих детей, и так до скончания века.

Мальчика удивила уверенность, с какой Аврам заявил о том, что станет отцом множества народов. Но Шамас ему поверил, как верил и раньше, потому что знал: Аврам его никогда не обманывал, к тому же он – единственный человек, кому дано было разговаривать с Богом.

– Я скажу всем, что отныне тебя надо называть Авраам.

– Так они и будут делать. А теперь приготовься писать. Тебе еще многое нужно узнать до того, как мы с тобой расстанемся.

Шамас достал палочку для письма и положил себе на колени глиняную табличку, готовясь записать то, что ему станет рассказывать Авраам.

– Ной прожил девятьсот пятьдесят лет, и было у него три сына: Сим, Хам и Иафет. Они населили землю своими детьми и детьми детей своих. И поэтому все люди говорили на одном языке – том языке, на котором говорил Ной. Кочуя по земле, нашли люди в земле Сеннаар равнину и начали делать кирпичи и обжигать их огнем. И стали у них кирпичи вместо камней, а земляная смола вместо извести. И начали они строить город и решили также построить башню такой высоты, чтобы было ее видно с любого края земли, и чтобы по башне той можно было подняться до небес и постучаться в дверь жилища Бога. Когда строили они ее, сошел Господь посмотреть, что строят сыны человеческие, и огорчился надменностью их, и снова покарал их.

– Но почему? – не выдержал Шамас. – Я не вижу ничего плохого в том, что они хотели добраться до неба. В Уре священники изучают звезды и потому все время смотрят на небо. А еще в Уре царь хотел построить возле Сафрана зиккурат, [9] чтобы священники смогли разгадать тайны Солнца и Луны, понять откуда появляются и куда исчезают звезды, научиться делать сложные измерения. Мы знаем, что Земля круглая, потому что это показали расчеты священников, наблюдавших за небом.

– Замолчи немедленно! – воскликнул Авраам. – Тебе следует записывать то, что я тебе рассказываю, а не спорить с Богом.

Шамас прикусил язык. Он боялся Бога – того Бога, которого считал своим, потому что он был Богом Авраама и его семьи Читая в сердцах человеческих, Бог, наверное, часто гневается. Неужели он покарает и его, Шамаса, раз он подумал, что Бог бывает несправедливым?

– Люди хотели поглумиться над всемогуществом Божиим и построить башню, на которой можно было бы укрыться, если Господь вдруг нашлет на землю кару ужасную, подобную всемирному потопу, – продолжал Авраам. – Поэтому на этот раз Бог решил смешать языки людей, чтобы один не понимал речи другого. С тех пор у каждого племени свой язык, и племена северные не понимают южных, а восточные – западных. Даже в одном городе встречаем мы людей, не понимающих друг друга, ибо одни приехали в этот город из одних мест, а другие – из других. Господь не потерпит ни спеси, ни тщеславия своих созданий. Не дано человеку глумиться над Богом, и не дано ему приблизиться к границам, установленным Богом между Небесами и Землею.

Время опять пролетело незаметно, и только появившаяся на западе небесного свода луна напомнила Аврааму и Шамасу, что пора возвращаться домой. Они направились к Харрану, и Авраам помог Шамасу нести глиняные таблички. У двери дома Шамаса их ждал Ядин, который тут же пригласил своего родственника разделить с ними трапезу – хлеб и молоко.

Авраам и Ядин долго разговаривали о путешествиях, которые им предстояло совершить в противоположных направлениях, понимая, что вряд ли они еще когда‑ нибудь увидятся.

Ядин хотел положить конец своей кочевой жизни и навсегда осесть в Уре, где Шамас смог бы стать писцом во дворце. Илия закончит обучать Шамаса обращаться с буллами[10] и калькулями, [11] тем более что Шамас уже хорошо разбирался в этом, благодаря обучению в Харране.

За последние годы Шамас превратился в подростка, который уже ясно понимал, что в учебе невозможно преуспеть без большого усердия. Свою роль сыграло также и то, что писцы Харрана были с Шамасом гораздо менее терпеливы и уделяли ему меньше внимания, чем Илия, и Шамасу пришлось несладко – ему могли запретить посещать занятия, если бы он не проявил должной старательности в учебе.

Однако ему нужно было еще многому научиться, прежде чем он сможет стать дуб‑ саром, затем, через много лет работы писцом, – сес‑ галем, и, наконец, уже на закате жизни, станет ум‑ ми‑ а.

Шамас сидел и молча слушал разговор отца с Авраамом, запоминал советы, которые они друг другу давали.

Зима уже сдавала свои позиции, и весна постепенно окрашивала землю в зеленый цвет, а небо – в ярко‑ голубой. Сейчас было самое подходящее время для того, чтобы отправиться в путь.

Авраам и Ядин договорились, что перед тем, как расстаться, они принесут в жертву ягненка. Они надеялись, что это будет благосклонно воспринято Господом.

– Отец, когда мы отправимся в путь? – спросил Шамас, едва только Авраам вышел из их дома.

– Ты же слышал, что через месяц нас здесь уже не будет. Мы пойдем не одни, потому что и другие люди из нашего рода хотят возвратиться в Ур вместе с нами. А ты позднее не пожалеешь о том, что не пошел вместе с Авраамом?

– Нет, отец, я хочу вернуться домой.

– Ты сейчас и так находишься в своем доме.

– Я считаю, что мой дом – это то место в Уре, где я вырос. Я буду скучать по Аврааму, но он ведь сам говорил мне, что каждый должен идти своей дорогой. Он обязан выполнить то, что велел ему Бог. От меня же, как мне кажется, Бог ожидает, что я вернусь в землю наших предков. Там я расскажу нашим родичам все что знаю об истории сотворения мира, и буду тщательно хранить таблички, на которых я записал повествование Авраама.

– Ну что ж! Ты сам выбрал свою судьбу.

– Нет, отец, я думаю, что ее определил Бог. Авраам спрашивал меня, что я чувствую в душе, а там такое чувство, что мне просто необходимо вернуться в Ур.

– Я тоже это ощущаю, сынок, и твоя мать тоже. Ее сердце полно тоски, и она снова станет радостной лишь тогда, когда мы вернемся в Ур. Она хочет умереть там, где рождались и умирали ее родственники. Наш дом сейчас находится здесь, но, тем не менее, мы чувствуем себя в этих местах чужаками. Да, нам нужно вернуться в Ур.

Шамас ощутил прилив радости. Предстоящее путешествие вызывало у него внутренний трепет: он испытывал настоятельную необходимость чем‑ то нарушить монотонный ход своей жизни. Они будут идти днем и разбивать лагерь на ночь, и тогда женщины примутся печь хлеб, чтобы сразу же его съесть.

Он уже мысленно представлял себе, как будет нырять в Евфрат, а еще как все они будут сидеть вокруг костра и разговаривать.

⇐ Предыдущая 10 11 12 13 141516 17 18 19 Следующая ⇒