Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Мэри Стюарт 4 страница



Á ó ì à ã à ç à ò ð å ù à ë à, ò à ê ñ æ à ë è ñ ü ì î è ï à ë ü ö û. Ñ à ì î ï î í è ì à í è å ñ í è ñ õ î ä è ò í à ÷ å ë î â å ê à ã ä å è ê î ã ä à ó ã î ä í î, ì å í ÿ ÷ à ñ ò î è í ò å ð å ñ î â à ë î, ï ð è ÿ ò í î ë è ý ò î. Ò å ï å ð ü ï î í ÿ ë à. Ý ò î ï ð î ä î ë æ à ë î ñ ü í å ä î ë ã î. Ê ñ â î å ì ó á å ç ð î ï î ò í î ì ó ó ä è â ë å í è þ ÿ î á í à ð ó æ è ë à, ÷ ò î ñ ò î þ ó ñ ò î é ê è è ï ð î ò ÿ ã è â à þ õ î ç ÿ è í ó ë è ñ ò î ê á ó ì à ã è.

– È ì ÿ è à ä ð å ñ, – ñ ê à ç à ë à ÿ ñ ë å ã ê à ï ð è ä ó ø å í í î, – í à ñ ë ó ÷ à é, å ñ ë è ê ò î ‑ í è á ó ä ü ï î ç æ å ï ð è ä å ò ç à ì à ø è í î é. Ì è ñ ñ Ê à ì è ë ë à Õ ý â å í, î ò å ë ü Î ë è ì ï è ÿ, Ð ó Ì à ð è è … Ñ ê à æ è ò å, ÷ ò î ÿ ñ ä å ë à ë à ý ò î è ç ë ó ÷ ø è õ ï î á ó æ ä å í è é.

Ò î ë ü ê î ñ à ä ÿ ñ ü â ì à ø è í ó, ÿ î ñ î ç í à ë à, ÷ ò î ì î è ï î ñ ë å ä í è å ñ ë î â à ç ä î ð î â î ñ ì à õ è â à ë è í à ý ï è ò à ô è þ.

 

 

Даже если ключ мне принес и не сам Гермес, все боги Эллады обо мне заботились, потому что я выехала из Афин живой. Более того, неповрежденной. Было несколько скользких моментов. Чистильщик очень хотел заняться моими туфлями, бежал и цеплялся за машину. Я бы обязательно его сбила, трогаясь, если бы не забыла нажать сцепление. Однажды, когда я осторожно поворачивала с площади Омониа на улицу Святого Константина на десяти милях в час, крепко прижавшись к левому тротуару, мне навстречу очертя голову вылетело такси по неправильной стороне. Его уверенно наглое поведение заставило меня дальше ехать значительно правее. Потом я препиралась на узкой улице с двумя пешеходами, которые слезли с тротуара без единого взгляда в моем направлении. Откуда я могла знать, что это улица с односторонним движением? Мне тогда помогли тормоза. Хуже было с осликом цветочника, но я задела только цветы. Его хозяин оказался очаровательным – отказался от денег, которые я поспешно протянула, и фактически подарил все вышибленные из корзины растения.

Учитывая все, люди очень добры. Единственный действительно неприятный человек – мужчина, который плюнул на капот, когда я задумчиво выезжала из‑ за застывшего на остановке автобуса. Незачем было так уж проявлять свой темперамент, я и тронула‑ то его чуть‑ чуть.

К тому времени, когда я выбралась на главную дорогу из Афин вдоль Священного пути, выяснились две истины. Во‑ первых, оказывается несколько недель на старом Хиллмане Элизабет по деревенским дорогам Англии (Филип, естественно, никогда не позволял мне прикасаться к своему автомобилю) – не совсем адекватная подготовка к поездкам по Афинам на странной машине, у которой руль с левой стороны. Во‑ вторых, у облезлого лимузина обнаружился неожиданно мощный мотор. Если бы не его древний вид, если бы это оказался один из лоснящихся трансатлантических монстров, которые используются в Афинах как такси, я бы и не подумала сесть за руль, но его внешность меня успокоила. Почти родной старый Хиллман. Через три минуты обнаружилось, что он трогается с места, как реактивный самолет, а ко времени, когда я осознала его неограниченные возможности как орудия убийства, было слишком поздно. Я двигалась с потоком транспорта, и безопаснее казалось не вылезать.

Угрюмо уцепившись за руль, я периодически перехватывалась руками, когда вспоминала, что рычаги справа, и молилась всем олимпийцам. Судорожными рывками и тычками, ужасаясь и извиняясь, я прокладывала путь к пригородам и в конце концов повернула на широкую двойную дорогу к Коринфу.

После тесных сверкающих улиц она показалась относительно пустой. По этому священному пути вдоль моря древние пилигримы шли с песнями и факелами отмечать мистерии в Элефсисе. По правой стороне – священное озеро Деметры. Через залив слева лежит остров Саломеи, как утонувший дракон, а там – вон там – Фемистокл разбил персидский флот.

Но я не смотрела ни направо, ни налево, не хотела еще раз переживать разочарование. Нечего и пытаться увидеть тут призраков, они давно исчезли. Священный путь бежит, широкий и прямой. Асфальт немного плавится на солнце между цементными и металлургическими заводами, священное озеро заросло травой и шлаком, в заливе лежат ржавые корпуса танкеров, винно‑ темная вода отражает сложные алюминиевые сооружения. Сам Элефсис превратился в грязную деревушку, почти скрытую клубами цементной пыли.

Я смотрела на дорогу, сосредоточилась на автомобиле и ехала как только могла быстро. Скоро промышленная зона закончилась, дорога сузилась и побелела от пыли под безжалостным сентябрьским солнцем, отбежала от берега и завилась между полями с красной землей, усаженной оливами. Маленькие коробочки домов совершенно бессистемно припадали к ней между деревьями. Загорелые худые дети в лохмотьях смотрели на меня, стоя в пыли. Куры. Собаки. Ослы пробирались вдоль края дороги, наполовину скрытые тяжелым грузом хвороста. Высокая повозка с виноградом проехала по проселку перпендикулярно дороге, бока мула и грозди одинаково матово светились, туманно сверкали. Воздух пах теплом, навозом, пылью и урожаем.

Солнце нещадно палило. Когда у дороги появлялись деревья, тень падала как благословение. Было немногим больше полудня, и жара наводила ужас. Жизнь облегчали только ветерок от движения машины и кроны огромных олив, облаками проплывающие между дорогой и раскаленным небом.

Мало кто ехал по такому пеклу. Я решила полностью использовать преимущества временного затишья, наслаждалась уверенностью и даже безопасностью, начала чувствовать машину и категорически не желала думать о содеянном. Ну приняла «дар» богов, а результаты пусть проявляются, когда я попаду – если попаду – в Дельфы.

Если я попаду в Дельфы.

Моя уверенность в себе равномерно возрастала, пока я двигалась среди одиночества, окружающая среда становилась все более дикой и красивой, а дорога выбралась из‑ под оливковых рощ и полезла на горы. Она даже пережила серию пугающе крутых поворотов с уклоном к плоским полям Беотийской равнины. Погубил ее автобус.

Рейсовый автобус из Афин я догнала на половине до отвращения прямой дороги, рассекающей равнину. Он был маленьким, безобразно выглядел, вонял и тянул за собой пятидесятиярдовый хвост пыли. Его распирали люди, ящики и разнообразные живые существа, включая кур и, по меньшей мере, одну козу.

Я аккуратно сместилась влево и пошла на обгон. Автобус, который уже расположился на середине дороги, уверенно взял левее и поехал чуть быстрее. Я вернулась обратно, глотая пыль. Он опять двинулся ровно по центру с бестолковой скоростью тридцать миль в час. Через полминуты я попробовала еще раз: аккуратно подобралась к его заднему колесу в надежде, что водитель меня увидит. Увидел. Резко увеличил скорость, перекрыл путь, четко зафиксировал меня сзади себя и благодушно вернулся на старое место. Выкашливая пыль, я старалась не обижаться, убедить себя, что он нашутится и благополучно меня пропустит, но руки начали сжиматься на руле, и что‑ то нервно задрожало в горле. Если бы Филип вел машину… да с ним бы ничего и не случилось, женщины‑ водители на дорогах Греции – законное развлечение.

Мы миновали табличку, сообщающую по‑ гречески и по‑ английски: «Фивы – 4 км, Дельфы – 77 км». Если придется ползти за ним всю дорогу…

Новая попытка. На этот раз я начала решительно гудеть. К моему удивлению» и благодарности он послушно съехал вправо и замедлил ход. Дрожа как струна от нервной концентрации, я увеличила скорость и устремилась в щель как раз подходящего размера между автобусом и высоким обрывом сухой, осыпающейся земли. Не вышло. Гнусный нахал дернулся, зарычал и поехал наравне со мной. Мы с машиной могли бы его обогнать, но щель сужалась, и я испугалась. Потом он взял резко левее. Не знаю, собирался ли он действительно спихнуть нас с дороги, но, когда его грязно‑ зеленый бок начал к нам прижиматься, мои нервы не выдержали, в чем водитель был уверен заранее. Я нажала на тормоза и еще раз осталась позади в облаке пыли.

Впереди появились первые разбитые дома Фив. Там, где Антигона отправляла слепого Эдипа в изгнание, старики сидят под солнцем на бетонной мостовой рядом с газовыми насосами. Игра в трик‑ трак, которой они отдают час за часом – вероятно, самая древняя вещь в Фивах. Где‑ то есть фонтан, возлюбленный нимфами. Все. Но без малейшего намерения скорбеть о судьбе легенд, я не думала об Эдипе и Антигоне, даже о Филипе и загадочном Саймоне или о жалкой прелюдии к моим приключениям. Я с ненавистью устремил глаза вперед. Ничего не оставалось в жизни, кроме желания обогнать проклятый автобус.

Со временем появился шанс. Кучка женщин просигналила ему остановиться, и он замедлил ход. Я тащилась, скосив глаза налево, потные руки на руле, нервы на пределе. Он встал ровно посередине дороги и не оставил места для объезда. Стоп. Когда он, наконец, тронулся, руки мои так тряслись, что я не могла повернуть ключ.

Через заднее стекло моего удаляющегося врага на меня смотрело молодое лицо, расколотое широкой усмешкой. Когда мотор завелся, и машина поехала, юнец сказал что‑ то назад. Еще физиономия с улыбкой уставилась на меня. И еще.

Вдруг так близко позади, что я чуть не слетела в кювет со страху, раздался сигнал. Когда я автоматически сместилась к краю, вперед с ревом вырвался джип, колеса вспенили пыль, он помчался дальше прямо в зад автобусу, а гудок его выл сиреной. Я мельком увидела девушку‑ водителя: молодое смуглое лицо, прикрытые ресницами глаза, утомленный мрачный рот. Она откинулась назад, вела джип с небрежным, почти оскорбительным мастерством. И кто бы там ни сидел за рулем, автобус уступил дорогу, галантно вильнув вправо и оставаясь там, пока она пролетала мимо.

Не то чтобы я сознательно решила ехать за ней, даже до сих пор не знаю, нажала на газ нарочно или искала тормоз, но что‑ то на меня нашло, мой лимузин рванулся вперед, проскочил в нескольких дюймах от жалкой переполненной развалины и понесся в кильватере джипа – два колеса на дороге, два – поднимают достаточно пыли, чтобы указать дорогу в Фивы детям Израиля. Мне до сих пор плевать, как там справился автобус, я даже не посмотрела в зеркало.

Я пронеслась через Фивы и роскошно спикировала на неправильную сторону проезжей дороги, ведущей в Ливадию и Дельфы, Рука Гермеса, покровителя путников, не оставила меня. Хотя в Ливадии конская ярмарка своими праздничными побрякушками заполонила улицы, потом мне ничего не препятствовало, кроме маленьких караванов сельских жителей, движущихся на ярмарку верхом и толпы цыган – настоящих, из Египта, – кочующих с мулами и пони, покрытыми яркими одеялами.

Вскоре после Ливадии пейзаж меняется. Неумолимые банальности Аттики – фотоальбомное процветание равнин – остаются позади и забываются, вытесняемые горами. Дорога возносится и вьется между великанскими ребрами бурых гор, ломающих природу на складчатые обрывки. У подножия в безводных равнинах мертвые потоки корчатся, белея в одиноких постелях, как сброшенные шкуры змей. Сухие склоны покрыты желтеющей порослью сгоревшей травы, обломками камней и раскрошившейся почвой. Все растут горы, обнажается земля, раскрашенная широкими мазками в различные оттенки от краевого через охру к темно‑, а потом рыжевато‑ коричневому цвету львиной гривы, и все это горит, озаренное безграничным прекрасным светом. А вдали – тень горного массива, не пурпурная, не голубоватая, как в обычных странах, а ярко‑ белая – величественный серебряный лев Парнас, жилище призраков старых богов.

Лишь однажды я остановились отдохнуть чуть не доезжая Ливадии. Дорога поднялась уже высоко и спряталась в тень, прохлада. Я пятнадцать минут посидела на парапете. Внизу в долине встречаются три пути, давным‑ давно на этом перекрестке юноша, движущийся из Дельф в Фивы, вышиб старика из колесницы и убил его… Но привидений сегодня не было. Ни звука, ни дыхания, ни даже тени ястреба. Только пустые горы львиного цвета и беспредельный безжалостный свет.

Я села в машину, завела мотор и подумала, что богу путников, который до сих пор очень хорошо обо мне заботился, осталось стараться еще миль двадцать, а потом он может спокойно меня покинуть. Но он оставил меня не доезжая десяти километров до Дельф, в середине деревни Арахова.

 

 

Арахова – картинка с выставки. Она не нарочно, но декорации избыточно живописны, а здания в национальном стиле доводят все до предела. Деревня пристроилась на отвесной скале ярусами домов – пол одного на уровне крыши другого. Все это, кажется, вот‑ вот скатится в долину глубоко вниз. Стены белые, на каждой пристроились цветущие растения, виноградные лозы: усыпанные гроздьями и огромные мотки шерсти цвета янтаря, гиацинтов и крови. Крыши розово‑ красные. Вдоль короткой главной улицы вывешены на продажу ковры; солнце и ослепляющее белый фон стен делают их еще ярче. Улица немного угловата и шириной футов восемь. На одном из ее углов я врезалась в грузовик.

Ну не то, чтобы совсем. Остановилась от него в девяти дюймах и замерла, парализованная и неспособная думать. Мы стояли фара к фаре, как коты, уставившиеся друг на друга, причем один из них загадочно молчал. Я, разумеется, заглушила мотор… Скоро стало ясно, что мне, а ни в коем случае не ему, надо отъехать назад. Вся деревня – мужской состав – поднялась, чтобы мне это втолковать, жестами, в основном. Они были очаровательны, восхитительны, очень полезны и готовы сделать для меня все, только не повернуть машину. Они явно были неспособны понять, что ее владелец может не уметь чего‑ то с ней делать.

Вскоре я въехала в дверь чьего‑ то магазина. Вся деревня помогала поднять прилавок, опять повесить ковры и убеждала, что это – ерунда. Я собралась с духом и повернула на этот раз на ослика. Все вместе уверили меня, что ему ничуть не больно, он примерно через километр остановится и вернется домой. В следующий раз я проехала по прямой ярдов десять, публика затаила дыхание. Дальше дорога поворачивала. Стоп. Я была определенно не готова перелетать через двухфутовый парапет в чей‑ то сад двадцатью футами ниже по склону. Я сидела, тяжело дышала, дико улыбалась селянам и очень хотела, чтобы на свет никогда не появлялись ни я, ни этот пресловутый Саймон. Отстрелялась.

Остановилась я на солнце, его отблеск от белых стен меня слепил. Мужчины столпились потеснее, восхищенно ухмылялись и делали галантные и, несомненно, к счастью, непонятные замечания. Водитель грузовика, сияя, выглядывал из кабины и явно приготовился весь день наслаждаться зрелищем. В тоске я склонилась к двери и произнесла речь, обращаясь к предводителю моих помощников – высокому живописному мужчине с маленькими сверкающими глазками, явно пребывающему в восторге от всего этого дела. Он бойко говорил на странной смеси французского с английским.

– Месье! Думаю, я не справлюсь! Это, видите ли, не моя машина, она принадлежит мсье Саймону из Дельф и срочно ему нужна по делу. Я к ней не совсем привыкла и, поскольку она чужая, не хотела бы рисковать… Хотелось бы знать. Не мог бы кто‑ нибудь из этих джентльменов провести ее для меня задним ходом? Или захочет помочь водитель грузовика, если вы его попросите? Это, понимаете ли, не мой автомобиль…

Какой‑ то обломок гордости заставлял меня на этом настаивать, пока я не заметила, что он меня не слушает и больше не улыбается.

– Чья, вы говорите, это машина?

– Месье Саймона из Дельф. Он срочно нанял ее в Афинах, – я с надеждой посмотрела на него, – вы его знаете?

– Нет, – сказал он, качая головой, но как‑ то слишком быстро и не глядя в глаза. Его сосед пронзительно на меня взглянул и что‑ то спросил по‑ гречески, вроде прозвучало слово «Саймон».

Мой друг кивнул и тихо ответил, мужчины смотрели и бормотали, их любопытство затаилось, пропало веселье. Но это – неуловимые впечатления. Прежде чем я решила, продолжать задавать вопросы или нет, до меня дошло, что больше никто в мою сторону не смотрит. Они еще чуть‑ чуть быстро и приглушенно побормотали, последние улыбки исчезли, толпа начала мягко и скромно рассасываться, как овцы при приближении собаки. И все поглядывали в одну сторону.

Голос высокого мужчины:

– Он вам поможет.

Я спросила:

– Кто? – но обнаружила, что рядом никого нет. Я повернула голову и посмотрела в направлении их взглядов.

По крутой тропинке справа с горы между домами медленно спускался человек. Ему около тридцати. Несмотря на обычные в Греции темные волосы и загар, выражение лица и походка сразу выдают англичанина. Он не высок – скорее всего дюйм или два не дотянул до шести футов, но плечи широки, и держится хорошо. Я подумала – симпатичный: худощавое загорелое лицо, черные брови, прямой нос и тяжелые губы, но вот выражение Джейн Остин посчитала бы омерзительным – какие бы мысли его не занимали, очевидно, что он никого в них не допустит.

Он, похоже, не знал где он и что делает. Ребенок пробежал мимо и толкнул его, но остался незамеченным. Куры прошелестели под ногами, но не заставили его остановиться. Свисающее растение окатило рукав белой рубашки душем пурпурных лепестков, но он не смахнул их. Спустившись, он остановился, был грубо выдернут из озабоченности, чем бы она ни порождалась, и стоял, руки в карманах фланелевых брюк, озирая сцену на улице. Его взгляд обратился к группе мужчин, лицо превратилось в холодную отстраненную маску – странное отражение обособленности толпы. Потом он посмотрел на меня и вогнал в шоковое состояние. Я думала, у него темные глаза, а они оказались серыми, очень чистыми, яркими и полными жизни. Он подошел к машине. Группа распалась, улетучилась, получив от него не больше внимания, чем куры или падающие лепестки герани.

– Что‑ то случилось? Я могу вам помочь?

– Буду ужасно благодарна, если сможете. Я… я пыталась отвести машину назад.

– Вижу.

По‑ моему, ему было смешно, но лицо его по‑ прежнему ничего не выражало. Я сообщила уныло‑ беззащитно:

– Я пробовала поставить ее туда.

«Туда» находилось за поворотом, ярдах в пятидесяти и было недостижимо, как Луна.

– И она не едет?

– Нет.

– Что‑ то с ней не в порядке?

– Просто я не умею водить.

– Ага.

Точно, ему было смешно. Я сказала быстро:

– Это не моя машина.

Тут водитель грузовика высунулся из кабины и прокричал что‑ то по‑ гречески, англичанин засмеялся. Смех преобразил его лицо, расколол аккуратную маску безразличия. Таинственный незнакомец сразу стал моложе, доступнее и еще привлекательнее. Он что‑ то крикнул в ответ, как мне показалось, на прекрасном греческом. Во всяком случае шофер понял, кивнул, исчез, и мотор грузовика зашумел. Пришелец положил руку на дверь.

– Если позволите, может, я уговорю ее ехать?

– Не удивлюсь, – сказала я едко, подвигаясь, – мне говорили, что это – страна мужчин. Чистая правда. Давайте.

Он сел рядом. Я поймала себя на надежде, что он запутается в рычагах, забудет завести мотор, оставит включенным ручной тормоз – сделает хотя бы одну из глупостей, которым я предавалась целый день, но нет. К моей ярости машина тихо поехала назад, вписалась в идиотский поворот, остановилась в двух дюймах от стены и вежливо позволила грузовику проехать. Он приблизился с мерзким шумом в облаке черного дыма. Шофер высунулся, провизжал что‑ то моему спутнику и послал мне жизнерадостный черноглазый привет. Не поняв ни слова, я получила сообщение, что, хотя и бестолковая, я – женщина и потому прекрасна, и все шло так, как надо. Грузовик с ревом умчался, его водитель помахал рукой мужчинам у двери кафе. Некоторые ответили тем же, большинство продолжали наблюдать за моим компаньоном.

Он тоже это заметил. Глаза, сузившиеся на солнце, потеряли живость, пробужденную моим поведением. Взгляд стал медленным, оценивающим и ничего не выражал. Он, кажется, колебался, повернулся ко мне, рука потянулась к двери, будто он собирался вылезти, потом к рулю. Я ответила прежде, чем он заговорил.

– Не обращайте внимания на мою грубость, пожалуйста. Буду счастлива, если вы проведете это животное через деревню. У меня еще осталась капля гордости, и если я сумею доставить сей кошмар в Дельфы в целости и сохранности, самоуважение потом восстановится. Поверьте, я буду ужасно благодарна.

Он улыбнулся.

– Вы, должно быть, устали, очень жарко. Издалека?

– Из Афин.

Его брови поднялись, но он промолчал. Машина двигалась почти без шума и суеты по узкой улице. Мужчины, опустив глава, втянулись в кафе при ее приближении, он проводил их взором. Я сказала с вызовом:

– Да, так далеко и ни царапины.

– Поздравляю. Но мы выехали, никаких домов и заборов, путь открыт. Вы сказали в Дельфы?

– Да. Нет, наверное, ни малейшего шанса, что вы тоже туда едете?

– Как ни странно, есть.

– А вы…?

Я испугалась, но потом нырнула.

– Вас подвести? То есть в некотором смысле?

– С восхищением. Если в некотором смысле значит вести машину – с удовольствием, мадам.

– Прекрасно.

Я расслабилась со вздохом. Автомобиль, урча, повернул за угол и поехал быстрее вверх по волнистой горе.

– Вообще мне было очень весело, но, знаете, я прозевала весь пейзаж.

– Ничего. Часть его вы захватили с собой.

– Что вы имеете в виду?

Он сказал прохладно:

– Перья на капоте. Выглядит очень оригинально, просто потрясающе.

– Ой! – моя рука взлетела ко рту. – Перья? Честно?

– Конечно, да. Масса.

Я почувствовала себя виноватой.

– Это, наверное, курица сразу после Ливадии. Или петушок. Белые?

– Да.

– Он на это сам напросился. Услышьте вы мое дикое гудение, вы бы поняли, что это – попытка самоубийства. Я не прикончила его, правда нет. Он вылез с другой стороны и убежал. Это только перья, честное слово.

Он смеялся. Почему‑ то было ясно, что он расслабился, оставил заботы позади, в Арахове, а вместе с ними свое выражение беспредельной нордической сдержанности. Теперь это был приятный случайный попутчик, незнакомец в отпуске.

– Ни одна курица на парня не взглянет, пока он не отрастит себе новый хвост, и нечего извиняться. Это не мой петух.

– Нет, но мне кажется, что это ваш…

Я остановилась.

– Мой что?

– Да ничего. Боже, какой вид!

Мы ехали по высокой белой дороге, огибающей Парнас. Ниже слева крутой откос перерастал в долину Плейстуса – реки, которая провивается между величественными склонами Парнаса и округлыми гребнями горы Кирфис к долине Криссы и морю. Вдоль всего Плейстуса – в это время года сухой белесой галечной змеи, блестевшей на солнце, – заполняя равнину смятенным шепчущим зеленым серебром воды, текут леса олив, сами, как река, потек перистых ветвей, мягких, как морская пыль. Вечный ветерок скользит не как над пшеницей, летучими тенями, но белеющим дыханием, мягкими вдохами, которые поднимают и колышут оливковые волны. Бледные полосы зыби следуют друг за другом. В конце долины Парнас вдруг вклинивается в поток огромной скалой, море серых деревьев бьется об нее и устремляется дальше, чтобы заполнить плоскую равнину, все еще волнуясь, двигаясь с непрестанным переливом сияния и тени, пока на западе его не успокаивают отроги дальних гор, и к югу до неожиданного яркого сверкания настоящего моря.

Я спросила, помолчав:

– Вы остановились в Дельфах?

– Да, я там несколько дней. Вы надолго?

Я рассмеялась:

– Пока деньги не кончатся, это, думаю, быстро. Надеюсь, там найдется для меня место. Я приехала неожиданно и ничего не заказывала. Говорят, в «Аполлоне» хорошо.

– Очень. В Дельфах сейчас полно народу, но уверен, найдется где остановиться. Попробуем убедить Аполлона как‑ нибудь помочь, – пауза. – Может, познакомимся? Меня зовут Лестер.

– Меня – Камилла Хэвен.

Я заколебалась. А вдруг я все‑ таки права? Надо обдумать все сначала: реакцию жителей Араховы на имя Саймон, их поведение при его появлении, фразу «он поможет вам…». Все это, кажется, решает мою проблему.

Я произнесла, глядя на него:

– А еще у меня сегодня есть что‑ то вроде клички. Можно сказать, что я – девушка Саймона.

Быстрый, легкий, пронизывающий взгляд – и снова на дорогу. Ровным голосом:

– Очень великодушно. Но почему? Потому что я спас вас в Арахове?

Кровь прилила к моим щекам. Опять я не подумала…

– Нет. Я только имела в виду, что была ее заместителем – другой девушки из Афин. С машиной.

– Машиной?

– Да.

Я сглотнула и посмотрела на него. Это, очевидно, прозвучит еще глупее, чем я думала.

– Это, о господи, я начинаю не с того конца, но… в общем, это – ваша машина. Из Афин.

Его взгляд выражал только удивление, ну или сомнение в здравости моего рассудка.

– Боюсь, я чего‑ то не понял. Моя машина? Из Афин? Другая девушка? Простите, о чем речь?

– Извините. Я не должна была так на вас наскакивать. Лучше начну сначала. Я… я сделала глупость, не надо на меня сердиться, мистер Лестер. Объясню, если разрешите. Но самое главное, что это – машина, которую вы ждете. Вы послали девушку ее нанять, она за ней не пришла, а мне случайно дали ключ, поэтому… Я ее привела сюда для вас. Я… Надеюсь, все в порядке. Так здорово, что я вас нашла…

– Минуточку, простите, что перебиваю, но не понимаю абсолютно ничего. Значит, кто‑ то нанял машину в Афинах, дал вам ключ, и вы привели ее сюда?

– Да, – мой голос почему‑ то потерял оттенки, – значит, это не вы?

– Конечно, нет. Ничего не знаю о машине из Афин или откуда‑ то еще.

– Но там, в Арахове… – я запнулась, чувствуя себя полной идиоткой.

Машина замедлила ход, нырнув на маленький угловатый мостик через узкое ущелье, потом быстро полезла на морщинистую гору. Он заговорил небрежно, но чувствовался острый интерес.

– Так почему все‑ таки возникла мысль, что я должен об этом знать?

– Я не права? Я думала… послушайте, но вас на самом деле зовут Саймон, нет?

– Имя мое. Вам сказали в Арахове? Эти мужчины?

– Нет. То есть в некотором роде. Но… это, в общем, не важно. Вы остановились в Дельфах?

– Да.

Ну тут уж я заупрямилась.

– Тогда это наверняка вы. Совершенно точно!

– Уверяю, нет.

Быстрый взгляд оценил мое отчаяние, мужчина улыбнулся и сказал мягко:

– Боюсь, я до сих пор не понимаю, в чем секрет. Наверняка в гараже дали имя и адрес. Вы его потеряли, забыли записать или что?

Я ответила, как дитя:

– В этом и дело. Я никогда его не знала.

Он явно удивился, а потом развеселился.

– Ага. Вы его, значит, никогда не знали. Кроме, значит, имени Саймон?

– Да. Сказала же, что сделала глупость. Казалось, все нормально, а в Арахове я подумала, что вообще прекрасно, как в романе, но теперь… – голос мне отказал. Я отвернулась к голубым глубинам долины и воскликнула от всей души: – О господи, как было бы прекрасно, если бы это были вы!

Опять сначала сказала, потом подумала и второй раз за несколько минут залилась краской.

Я открыла рот, чтобы хоть что‑ нибудь сказать, но он меня перебил.

– Присоединяюсь. Послушайте, не стоит так беспокоиться, может, все и не так плохо, или разрешите вам помочь. Скажите, если не трудно, что все‑ таки случилось?



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.