Часть вторая 6 страница

Может, лучше рассказать ей все как было? Ведь он действительно собирался домой. Он очень хотел поскорее вернуться домой. Но у него такая работа. Неужели Бекка этого не понимает? Неужели она не понимает, что для него нет никого важнее, чем они с Холли?

Рассказать все? Но ведь тогда придется рассказать и про высокую китаянку.

Девлин велел Тигру отвезти Холденов домой. Бекка держала спящую Холли на коленях. Билл осторожно гладил дочь по волосам. Молчание было ему в тягость, и он сказал:

– Смотри, она уже почти в норме. Все‑ таки у нашей дочери сильный организм.

И тут Бекку прорвало.

– Она в норме? Да что вообще ты знаешь о своей дочери, Билл? Тебя же вечно нет дома! Как у тебя язык поворачивается говорить такие вещи? В норме? Совсем не в норме! И в школе ей непросто. Холли поступила в середине года, когда другие дети уже перезнакомились между собой, а твоя дочь играет одна.

До сих пор Бекка молчала об этом, не желая расстраивать Билла. Она понимала, что он и так несет на себе всю тяжесть их безбедной жизни в Шанхае. Но сейчас она не могла сдержаться. Ее несло, и слова сами выскакивали изо рта.

– Ты, конечно же, ничего не знал об этом. Не знал, что Холли тяжело дышать из‑ за грязного шанхайского воздуха. Не знал? Так хотя бы помолчи и не сотрясай этот грязный воздух пустыми словами!

Машина поднималась по пандусу, ведущему на скоростную автостраду Яань. Казалось, они взлетали к небесам. Огни города теперь сверкали где‑ то далеко внизу.

– Прости меня, Бекки, – тихо сказал Билл. – Все у нас наладится. Я постараюсь, чтобы наладилось.

У Бекки брызнули слезы. Билл обладал одним замечательным качеством: он всегда первым протягивал руку, не позволяя ссоре перейти в размолвку. Они ни разу не легли спать, сердясь друг на друга. Словно рыцарь, Билл оберегал покой их семейного ложа. Он умел признавать и исправлять ошибки. Другой мужчина, услышав сетования жены, наверняка бросил бы ей: «Между прочим, перебраться в Шанхай было твоей идеей». От Билла она никогда такого не услышит… Однако здешняя жизнь оказалась не такой, как ожидала Бекка.

– Знаешь, когда мы только собирались переехать сюда, мне очень хотелось послушать знаменитый джаз‑ оркестр, который играет в ресторане отеля «Мир», [28] – сказала она, едва не смеясь, поскольку сейчас это звучало нелепо. – Еще хотелось увидеть антикварный рынок на улице Дунтай, накупить там агитационных плакатов и значков с изображением Мао. Во всех путеводителях по Шанхаю говорилось, что эти места обязательно нужно посетить.

Билл обнял ее.

– Я хотела, чтобы мы все это увидели своими глазами, – продолжала Бекки, перекладывая спящую дочь на другое колено. – Я хотела пить с тобой коктейли в шанхайских отелях, где в тридцатые годы можно было заказать кальян с опиумом прямо в номер. Но экзотика – не главное. Я хотела поддерживать тебя, Билл. Делить с тобой все тяготы, а не скулить и жаловаться. Ну почему наша жизнь здесь не складывается так, как хочется?

– Мы сделаем все, как ты говоришь. Послушаем джаз, выпьем коктейли, – заверил Билл, гладя жену по лицу.

Как он мечтал сейчас, чтобы ее глаза снова засияли!

– Но когда это будет?

– Начиная с завтрашнего дня, Бекки, – пообещал Билл, кивая в такт каждому произносимому слову.

И Бекка знала, что это не просто слова. Теперь Билл возьмется за переустройство их шанхайской жизни, проявляя свою всегдашнюю упрямую решимость. И больше не будет тех страшных минут, которые она пережила сегодня. Муж не позволит, чтобы она и Холли чувствовали себя одинокими и заброшенными в громадном чужом городе.

«Мой муж, – подумала Бекка. – Человек, умеющий профессионально решать проблемы».

Билл никогда не понимал, почему многие с грустью вспоминают о временах своей молодости. Быть молодым зачастую означало быть бедным, необходимость долго и упорно пробиваться в жизни и работать, не щадя себя.

Ему казалось, что люди переоценивают свои юные годы. А может, они говорили сущую правду и их юность проходила совсем по‑ иному? Может, у него и молодости‑ то настоящей не было? Во всяком случае, восемь лет подряд Билл именно так и думал.

Подрабатывать он начал еще в двух последних классах школы. Работал по выходным и на каникулах. Затем четыре нелегких года в университете, еще шесть месяцев подготовки к экзаменам в Общество юристов и, наконец, пара лет стажировки в фирме «Баттерфилд, Хант и Вест».

В юности Биллу не подворачивалась легкая или особо интеллектуальная работа. Он работал грузчиком на складе, разнорабочим на стройках, подавал пиво в пабах, доставлял пиццу, развозил ящики с вином, а также пьяных гуляк, опасавшихся садиться за руль.

Но самой скверной оказалась работа в «Крысе и трубе» – пабе на Фулхэм‑ роуд. От нее не ломило спину, как от подноски кирпичей на стройке. Она не таила в себе опасных неожиданностей, как доставка пиццы в трущобный район после полуночи. Наконец, от нее не тупели мозги, как от таскания продуктов на склад супермаркета, залитого безжизненным светом люминесцентных ламп.

Работать в «Крысе и трубе» было паршиво совсем по другой причине. Здесь Билл постоянно видел сверстников, даже не задумывавшихся о том, сколько благ и возможностей жизнь преподнесла им на тарелочке. Они с рождения обладали статусом, о котором он, Билл Холден, не мог даже мечтать. Этот жизненный статус не заработаешь никаким усердным трудом. Парни демонстрировали нарочитое пренебрежение к одежде: драные джинсы, растянутые джемпера пастельных тонов. Особенно Билла раздражали их челки «под Хью Гранта». С ними приходили длинноногие девицы, похожие на молодых кобылок. Они трясли светлыми кудряшками, а в их смехе Биллу слышался звон папочкиных денег.

Такую публику он встречал и в университете, но там они старались не выделяться. Во‑ первых, университетские правила весьма строги, а во‑ вторых – университет собирал под своей крышей молодежь из самых разных уголков Англии. Разная манера говорить, разные социальные слои, разный достаток. Но паб был местом этих, где они, что называется, «оттягивались по полной». А Билл обслуживал эту богатенькую тусовку, разнося напитки и закуску.

Они жили в каком‑ то ином мире. Их родители не болели, не разводились, не умирали. Во всяком случае, Биллу так казалось, когда он смотрел на нагловатых парней и беззаботно хихикающих девчонок. И они верили, что так будет всегда, что этот праздник жизни никогда не кончится.

Билл был для них пустым местом. В лучшем случае, живым роботом. Когда им что‑ нибудь требовалось, они просто орали «Эй, ты! » через весь зал. Билл возненавидел их едва ли не с первого вечера и мысленно называл не иначе как долбаными ублюдками.

Штатного вышибалы в «Крысе и трубе» не было, и эту роль иногда приходилось исполнять Биллу. Хозяин платил ему по пять фунтов за каждого высокородного негодяя, выкинутого за дверь паба. Это называлось «доплатой за эскорт».

Двадцатидвухлетнему Биллу приходилось считать каждый фунт, однако он так ненавидел богатое отребье, что мог бы вышибать их из паба бесплатно. Словечко «прикольно», которое он услышал от корреспондентки «Шанхайского стиля», было в большом ходу у завсегдатаев «Крысы и трубы». Оно заменяло им множество других слов и эпитетов. Прикольно – и не нужно никаких объяснений. Билла просто воротило от их долбаной прикольности.

Как‑ то вечером один из этих кретинов решил устроить боулинг, выбрав в качестве шаров яйца по‑ шотландски. [29] Желток и хлебные крошки летели во все стороны, а этот жеребец гоготал, словно пациент клиники для слабоумных: «Во дают! Прикольно! » Рослый, откормленный идиот в розовом кашемировом свитере и дорогих джинсах «под рванину». Возможно, он привык играть в боулинг еще в своей частной школе. Возможно, родители уже подыскали ему какое‑ нибудь тепленькое местечко, куда он перекочует после университета. Билла это не интересовало. Сейчас он видел перед собой заурядного хама, нарушившего правила.

Рядом с этим парнем сидела девица. Судя по виду – одна из блондинок‑ тусовщиц. Она не смеялась, наоборот, пыталась остановить своего дружка. В ее лице даже было что‑ то человеческое. Происходящее вовсе не казалось ей прикольным… Так Билл впервые увидел Бекку.

Он вежливо попросил любителя боулинга покинуть паб, но тот потребовал, чтобы Билл не трахал ему мозги, а лучше принес бы пинту «Фостерса». Билл повторил просьбу, уже менее вежливо. Ответ был прежним: не трахать мозги и принести заказанное пиво. Руки Билла отреагировали быстрее, чем он успел подумать. Он выволок парня из паба и дал ему хорошего пинка. Работа на складах и стройплощадках накачала мышцы Билла получше любого престижного спортзала, куда наверняка ходил владелец розового свитера.

Пинок оказался сильнее, чем требовалось в таких случаях. Парень качнулся и рухнул в канаву. Сидевшие за уличными столиками громко засмеялись. Билл подумал, что сейчас этот верзила поднимется и кинется в драку. Ничего подобного. За внушительной внешностью скрывалось довольно‑ таки рыхлое тело, и в ответ Билл получил лишь поток тупых оскорблений.

– Ты еще будешь подавать пиво моим детям, – пообещал владелец розового свитера, поднимаясь на четвереньки.

Лицо у него было красным от злости, стыда… ну, и не только от этого.

– Жду не дождусь, – усмехнулся Билл.

Похоже, они были ровесниками. Билл не сомневался, что мать этого лоботряса жива и здорова.

– А ты к тому времени станешь старым беззубым пнем, способным лишь пускать слюни и угодливо кланяться, когда тебе бросают чаевые.

Билл расхохотался и посмотрел на подружку верзилы.

– Если у вас с ним появятся дети, надеюсь, что они будут похожи на мать, – сказал ей Билл и вернулся в паб.

Он думал, что они с этой блондинкой никогда больше не встретятся. Однако девушка пошла за ним следом, предлагая возместить причиненный ущерб. В зале хозяин паба накинулся на Билла с бранью, обвиняя его в грубом обращении с посетителями. Хозяин нудил, как школьный учитель, говоря, что обязанность официанта – предотвращать конфликты, а не раздувать их. Билл молча слушал, но в какой‑ то момент не выдержал и сказал, что хватит с него и хозяйских нотаций, и этой дурацкой работы.

Он, не оглядываясь, вышел из паба. Бекка снова пошла за ним.

– Не уходи, – вдруг попросила она.

– Довольно, наработался, – угрюмо ответил Билл. – За три фунта в час выслушивать оскорбления от разных недоносков?

Но Бекка подразумевала вовсе не его работу в пабе.

Она снова извинилась и сказала, что Гай – вовсе не плохой парень. [30] Просто иногда у него сносит крышу. Они немного посмеялись. Когда Бекка смеялась, ее лицо становилось еще красивее, и Биллу это очень понравилось. Потом она сказала, что не стоит считать всех, кто приходит в «Крысу и трубу», полными идиотами. Билл ответил, что он и не считает идиотами всех подряд, но среди богатеньких избалованных мальчиков попадаются сущие козлы. Правда, и им надо где‑ то лакать свое пойло.

Их разговор грозил перейти в спор. Бекка доказывала, что в этот паб ходят не только богатые бездельники. Наконец, они не виноваты, если жизнь Билла сложилась именно так. Биллу не понравились ее слова, но расставаться с девушкой ему не хотелось. Он попросил у Бекки ее телефон и обещал позвонить. Он знал, что обязательно позвонит, поскольку ему осточертело одиночество. Его молодость и так состояла только из работы и учебы.

Удивительно, но тогда ни у кого из них не нашлось клочка бумаги. Свой номер Бекка записала ему прямо на ладони. Билл снимал комнатку на другом конце Лондона. Когда он туда добрался, восемь цифр на ладони были едва заметны. Боясь, как бы они не исчезли совсем, он тут же записал номер Бекки в свою книжку.

Так они и познакомились. Бекка была первой в этом чертовом пабе, кто отнесся к нему как к человеку, а не к пустому месту или комку глины. Порой Биллу становилось страшно. Он теперь не мыслил своей жизни без нее. Билл не знал, куда бы завела его судьба, если бы он не встретил Бекку.

И любил бы кто‑ нибудь его так, как она?

Взявшись за руки, они втроем шли по громадному магазину, полному холстов с копиями картин старых мастеров и современных художников.

С «Плачущей женщиной» Пикассо соседствовала «Звездная ночь» Ван‑ Гога и «Полуночники» Эдварда Хоппера. [31] Их сменяли танцовщицы Дега, кувшинки и стога Моне, яблоки и горы Сезанна. Тут же были знаменитые персонажи комиксов Лихтенштейна, флаги Джаспера Джонса, а также портреты Элвиса Пресли и Мэрилин Монро и банки с консервированным супом, расписанные Уорхолом. [32]

– Сделайте «раз‑ два‑ три», – командовала Холли, держась за руки отца и матери.

Это была ее любимая игра. На счет «три» родители должны были поднимать ее, и она, болтая худенькими ножками, плыла по воздуху мимо таитянок Гогена и многочисленных холстов с «Тайной вечерей» и Моной Лизой.

– Раз‑ два‑ три! – послушно повторяли Билл и Бекка, поднимая заливисто хохочущую Холли.

Четкого разделения по странам и эпохам не было, поэтому плавательные бассейны Хокни и разноцветные мазки Джексона Поллока[33] мирно уживались с парусными кораблями Матисса.

В конце прохода девушка лет восемнадцати старательно копировала сразу полдюжины натюрмортов с «Подсолнухами» Ван‑ Гога. Работала она быстро и только иногда поднимала голову, чтобы взглянуть на репродукции в потрепанной «Истории современного искусства».

– Абсолютно как картинки в книжке, – заявила Холли.

Слово «абсолютно» появилось в ее лексиконе недавно, и оно очень нравилось девочке.

– Они точно такие же, как картинки, – с улыбкой поправила дочь Бекка.

– Папа, они абсолютно настоящие? – спросила Холли.

Юная художница прервала работу и улыбнулась.

– Есть старая шанхайская поговорка: «Все подделка, кроме твоей матери», – сказала она.

К уже купленным ею копиям «Звездной ночи» и «Сеятеля» Бекка добавила четыре полотна с подсолнухами. Билл подумал, что очень давно не слышал такого счастливого смеха жены. Теперь стены их новой квартиры будут украшать полотна Ван‑ Гога. Пусть не подлинники, но очень умело сделанные копии.

Потом они взяли такси и поехали в район Бунда. Билл привык к китайскому названию этого места – Вайтань, что означало «выше моря». Погуляв немного по улицам, Холдены поднялись на крышу отеля «Мир», где в баре выступал легендарный джаз.

Шестерым музыкантам было за восемьдесят, но в их сердцах жила та же неистребимая любовь к свингу. Бекку восхищала история кучки китайских мальчишек, помешавшихся на джазе. Они играли джаз в оккупированном японцами Шанхае. Они играли свои любимые мелодии, когда другие юнцы, отравленные лозунгами «культурной революции», громили все западное. Просто чудо, что они выжили.

Официантка шумно восторгалась локонами Холли, Билл и Бекка потягивали «Чинтао», а оркестр исполнял знаменитую «Нитку жемчуга» Гленна Миллера. Бекке казалось, что старый мир никуда не исчез. Он жил и в этой музыке, и в музыкантах, и в стенах бара на крыше отеля «Мир».

На следующий день Билл вернулся с работы раньше обычного. Девлин отпустил его. Ему очень хотелось, чтобы семья Холденов была счастлива и осталась в Шанхае.

Холли стояла у окна и следила за тощим рыжим котенком, разгуливавшим вокруг фонтана.

– Это моя самая любимая киска, – сказала она отцу. – Самая красивая.

Жителям «Райского квартала» не разрешалось держать домашних животных, но во двор регулярно забредали бездомные коты. Изможденные, со свалявшейся шерстью. Двор привлекал их возможностью полакать воды из фонтана и поваляться в тени цветочных клумб. Но еще больше их манили ряды черных мусорных контейнеров, что стояли позади главного корпуса. Люди, выносившие мусор, не всегда плотно закрывали крышки, и среди пластиковых мешков, бумаг и прочих несъедобных предметов попадались косточки и что‑ нибудь в этом роде. Кошачьи желудки были по‑ китайски неприхотливы.

– И почему же эта киска нравится тебе больше всех? – спросил Билл.

– Потому что она самая маленькая, – немного подумав, ответила Холли.

– Так, может, нам покормить ее, чтобы побыстрее выросла?

У Холли засияли глаза.

– Папа, ты правду сказал? Мы пойдем кормить киску?

Девочка восторженно запрыгала по комнате. Она никак не могла дождаться, пока отец достанет из холодильника пакет с молоком, а из шкафчика – блюдце. Бекка, собиравшаяся на встречу с Элис, восприняла эту идею без восторга. Она сразу вспомнила о блохах, но Билла и Холли уже след простыл.

Поставив блюдце с молоком, отец и дочь отошли подальше, чтобы не спугнуть котенка. Рыжий бродяга вылакал блюдце до дна, затем отправился к ближайшей клумбе и с наслаждением растянулся прямо на земле. Теперь к нему можно было подойти. Сытый котенок позволил Холли погладить себя по спинке. А Билл заметил, что во дворе они не одни.

В нескольких шагах от них стояла высокая китаянка. Женщина улыбалась, глядя, как Холли чешет котенка за ухом. В руках у китаянки был пиджак Билла, упакованный в фирменный целлофан с эмблемой «Американская прачечная Да Чжун». Там его пиджак, видимо, почистили и отпарили, но след от чумазой ладошки пережил все.

– Дзэ‑ дзэ, – сказала китаянка, подавая ему пакет. – Большое вам спасибо.

– Бу кэ‑ ци, – ответил Билл.

– Папа вам сказал: «Не стоит благодарности», – «перевела» китаянке Холли.

Женщина улыбнулась и провела рукой по белокурым локонам девочки.

– Какие светлые! – восхитилась китаянка и добавила: – Я ее обожаю.

Биллу показалось, что он впервые слышит, как она говорит по‑ английски. Каждое произнесенное ею слово обладало особой глубиной и смыслом. После слов «Я ее обожаю» что‑ то изменилось. Хотя вроде бы обычные слова. Вежливая фраза. Но китаянка произнесла ее не только ради вежливости, и Билл это почувствовал.

Он осторожно пригляделся к царапине на ее скуле. Женщина не солгала, след был действительно от подушки безопасности, а не от чьей‑ то руки. Но даже эта царапина не лишала китаянку странного обаяния.

– Приятно провести время, – пожелала им женщина.

Еще одна фраза, которую он слышал сплошь и рядом. Чувствовалось, что китаянка хочет сказать что‑ то еще. Возможно, что‑ то про тот вечер в пабе. Она наморщила лоб, подыскивая слова. Но в этот момент во двор въехал серебристый «порше». Женщина еще раз улыбнулась Биллу и пошла туда, где ее ждала машина.

Вечер с Элис прошел просто восхитительно. Мысленно воспроизводя его, Бекка чувствовала, что воспоминания доставляют ей даже больше удовольствия, чем проведенное время.

Элис привела ее в какой‑ то бар в районе Бунда и угощала восхитительно вкусным, хотя и крепким мохито. Бекка все еще тревожилась за Холли и не выпускала мобильника из рук. Но Билл не звонил. Когда Бекка вернулась домой, муж и дочь уже спали. Она на цыпочках прошла в спальню, прислушалась к ровному дыханию дочери и поняла, что теперь может по‑ настоящему насладиться проведенным вечером.

Бекка открыла дверь второй спальни. Кровать, на которой спал Билл, предназначалась не для взрослых людей, и его ноги смешно торчали на весу. Бекка сбросила одежду и легла рядом. Билл тут же проснулся и попытался что‑ то сказать, но жена положила руку ему на грудь и поцеловала.

– Как Холли? – шепотом спросила она.

– Великолепно, – сонным голосом ответил Билл. – Играла. Потом я ее уложил. А который час?

Вместо ответа Бекка прошептала его имя. Потом приникла ртом к его губам. Она почувствовала на себе его руки. Боже, как давно она не ощущала его прикосновений! Билл целовал каждый изгиб ее тела.

– Билл…

– Что, дорогая?

– Сегодня не надо нежностей. Просто оттрахай меня так, как тебе хочется. Договорились? Смелее, милый. У тебя получится.

У него получилось.

Глава 8

Едва выйдя из помещения таможенного контроля, отец Билла сразу увидел внучку, и суровое лицо старика просветлело.

– Деда Вилл! – радостно завопила Холли.

Она вырвалась из отцовских рук и бросилась навстречу дедушке.

Впервые увидев этого человека, Бекка окрестила его Пикассо. Уильям Холден‑ старший и впрямь был похож на Пикассо: лысый, широкоплечий и привыкший смотреть прямо в глаза. Тогда Билл ничего не знал про Пикассо и считал отца похожим на быка. На старого, крепкого и отчаянно упрямого быка.

В одной руке отец держал чемодан (этот чемодан Билл помнил с детства), в другой – громадного плюшевого медведя. Чемодан принадлежал к той эпохе, когда багаж носили, а не возили за собой на колесиках.

– Папа, ты напрасно не взял тележку, – сказал Билл, поздоровавшись с отцом.

– Я что, похож на хиляка, которому не донести чемодан? – буркнул старик.

Назревала ссора, причем в рекордно короткие сроки. Обычно отцу и сыну Холденам удавалось продержаться от пятнадцати минут до получаса.

– Прошу тебя, прояви выдержку, – шепнула мужу Бекка.

Старик нехотя согласился отдать чемодан Тигру. Пока шли к машине, Холден‑ старший терпеливо слушал болтовню Холли про куклу, которую она называла своей «третьей любимой принцессой». Билл не помнил, чтобы отец столь же терпеливо выслушивал его детские рассказы. Возможно, к внукам действительно относятся по‑ иному, нежели к детям.

Первым их собирался навестить отец Бекки, но ему пришлось отложить визит и остаться в Лондоне. У него обнаружились шумы в сердце, и теперь врачи мучили бывшего корреспондента «Рейтер» всевозможными анализами. Впрочем, дело было не только в подкачавшем здоровье. Билл подозревал, что отцу Бекки надоела кочевая жизнь, и теперь, осев в Лондоне, он не очень‑ то хотел покидать Англию. Зато отец Билла, которого судьба не баловала путешествиями, согласился сразу же. Десятичасовой перелет практически не сказался на нем, и сейчас старик выглядел так, будто лег вздремнуть и только что проснулся.

– Что бы вы хотели посмотреть? – осторожно спросила старика Бекка.

Холдена‑ старшего ничуть не занимал проносящийся за окнами машины Бунд. Он смотрел только на внучку и улыбался. Билл с некоторой завистью подумал, что ему в детстве не доставалось и двадцатой доли подобных улыбок.

– Что посмотреть? – переспросил старик. – Разумеется, Великую стену.

Билл с Беккой переглянулись.

– Тогда надо ехать в Пекин, – сказал Билл, стараясь говорить как можно вежливее. – Великая стена проходит близ Пекина.

Бекка наморщила лоб.

– Мы могли бы слетать в Пекин на уик‑ энд, – предложила она, вопросительно глядя на Билла. – Если ты сумеешь договориться насчет субботы.

Билл нервно затряс головой. «Старый дурак! Даже не потрудился заглянуть в путеводитель».

– Пап, а что‑ нибудь еще ты хочешь посмотреть?

– Ну, тогда Запретный город. [34] Я видел снимки. Мне понравилось.

– Место и впрямь выдающееся. Только Запретный город находится не в Шанхае, а в самом центре Пекина.

– Не надо из‑ за меня отпрашиваться с работы, – угрюмо бросил ему отец. – Велика важность. Если все это так сложно…

– Совсем не сложно, – вмешалась Бекка, подражая интонации служащих туристического бюро.

– Деда! Деда! Я же тебе рассказываю! – чуть не плача, воскликнула Холли.

Вечно эти взрослые лезут со своими глупыми вопросами! Холли сердито ударила кулачками по кожаному сиденью. Бекке пришлось напомнить дочери, что воспитанные девочки так себя не ведут.

– Если ты действительно хочешь там побывать, мы устроим тебе поездку, – примирительно сказал Билл, чувствуя, как внутри у него закипает знакомая неприязнь к отцу.

– Обойдусь, – бросил ему отец. – Не трать лишние деньги.

– Дело тут не в деньгах. Просто это все равно что, находясь в Париже, захотеть увидеть лондонский Тауэр.

Бекка слегка коснулась его плеча. Билл замолчал и до самого дома не раскрывал рта.

На следующее утро все поднялись рано. Пока Холли играла с дедом, Бекка отозвала мужа в сторону.

– Ты уже не подросток, – сказала она. – Постарайся не задевать отца, особенно по пустякам. Ведь он не вечен.

Биллу показалось, что в этот момент она думала о своем отце. А его старик сейчас изображал лошадь. На спине восседала вопящая от удовольствия Холли. Глядя на ручищу Холдена‑ старшего, оставлявшую вмятины на только что вычищенном ковре, Билл отозвался:

– А по‑ моему, он вечен.

Холли потеряла равновесие, но не упала, сумев вовремя ухватиться за остатки дедовской шевелюры. Они оба смеялись. Старик добросовестно перебирал руками и ногами, изображая коня. Потом эта игра им наскучила, и Холден‑ старший стал поднимать внучку на вытянутой руке. Тут Билл не выдержал, однако Бекка удержала его.

– Не мешай им играть.

– Но ведь это опасно.

Бекка покачала головой, и Билл счел за благо отправиться на работу.

К тому времени, когда дед с восседающей на плече Холли пришел на кухню, у Бекки уже был готов чай и тосты.

– Его светлость[35] отправился на работу? – спросил Холден‑ старший, опуская внучку на пол.

Бекка улыбнулась и кивнула.

– Вы оба так здорово играли, что Билл не захотел вам мешать.

– Раненько у него начинается рабочий день, – заметил старик, насыпая в чай третью ложку сахарного песку.

– Папе приходится много работать, чтобы у нас были деньги, – пояснила Холли.

Ей не удавалось одновременно говорить и пить сок. Часть жидкости выплеснулась на подбородок.

– Так оно и есть, – подтвердила Бекка, вытирая дочкин подбородок кухонным полотенцем. – Уходит рано, возвращается поздно.

Она не помнила, завтракали ли они когда‑ нибудь вот так, вместе. Кажется, нет. Холден‑ старший вообще не баловал ее разговорами.

– Долгие рабочие дни, – усмехнулся старик, глядя, как невестка кладет масло на треугольнички тостов.

– Деда, это моя любимая тарелка, – сообщила Холли. – Видишь, кто там нарисован? Это Русалочка.

– Часто Билл возвращается, когда мы уже спим, – продолжала Бекка. – Либо работает у себя в офисе, либо идет на деловой ужин с клиентами.

– Вот я и говорю: сплошная работа, – нахмурился старик, откусывая хрустящий ломтик. – А что толку от такой гонки? Я еще понимаю, холостые: их дома никто не ждет.

Бекка попыталась деликатно защитить мужа.

– Билл хочет, чтобы у нас была спокойная и обеспеченная жизнь, – сказала она, намазывая маслом новую партию тостов. – А для этого приходится много работать. Особенно на новом месте. Поэтому мы и приехали в Шанхай. По‑ моему, вполне понятное желание. Как вы считаете?

– Допустим, – согласился старик, дожевывая тост. – Билл всегда считал меня тупицей, который привык довольствоваться малым.

Бекка удивилась, она впервые видела Холдена‑ старшего таким… виноватым.

– Да, Бекки. Знаешь, из‑ за чего мы с ним чаще всего ссорились? Он кричал, что я ни к чему не стремлюсь. Есть домишко – и ладно. Есть работенка – и хорошо. Он называл это никчемной жизнью.

– Может, он так думал лет в шестнадцать или восемнадцать. – Бекка коснулась руки старика. – Но с тех пор Билл повзрослел.

– Они сейчас так думает, – возразил Холден‑ старший, садясь на любимого конька.

Огрызок тоста в его руке торчал дерзко, словно острие кинжала.

– Тебе он муж, но я своего сына знаю. Есть главное различие между мной и «его светлостью». Билл хочет всего и помногу. Мои потребности куда скромнее.

– Думаете, это Билла понесло на другой конец земли? Он бы и сейчас гнул спину в Лондоне. Переехать сюда было моей идеей. А Билл сделает все, что бы я ни попросила, потому что он любит меня. – Бекка ощутила, как кровь прилила к ее лицу. – Потому что он любит нас, – поправилась она. – И он добьется того, что задумал. Обязательно добьется, потому что Билл такой же труженик, как вы.

– Ты нас не сравнивай, – грустно усмехаясь, сказал Холден‑ старший. – Билл ни разу в жизни рук не запачкал.

Но произнесено это было с настоящей отцовской гордостью за сына. Бекка даже удивилась; до сих пор ей казалось, что она – единственная, кто по‑ настоящему гордится Биллом.

Поначалу Шейн принял это за след от ожога, но вскоре понял, что ошибся. Родимое пятно – вот что это было. Родимое пятно величиной с ручное зеркальце, светлее, чем смуглая кожа Росалиты. Филиппинка пыталась скрывать его под волосами, но безуспешно.

Свои роскошные черные волосы Росалита обычно стягивала в толстый пучок и отбрасывала на плечо, закрывая им родимое пятно. Когда она пела, подыгрывая себе на синтезаторе, то время от времени как бы невзначай дотрагивалась до плеча. Можно было подумать, что она поправляет волосы. Но Шейн ходил в «Ни дна ни покрышки» уже давно. Он разгадал секрет миниатюрной филиппинки: она стыдилась этой отметины. Ее безуспешные попытки спрятать пятно вызывали у него приливы странной нежности, не столько сладостной, сколько мучительной.

«Росалита и парни с бульвара Роксас» исполнили последнюю на сегодня вещь – «Bad Moon Rising». [36] Филиппинка, улыбаясь, покинула сцену. На лбу Росалиты блестели капельки пота. Бедняга Шейн завороженно глядел, как она подошла к португальским бизнесменам. Точеную фигурку окружили рослые мужчины в деловых костюмах. Они со смехом чокались. Несколько раз певица поворачивала голову и одаривала Шейна мимолетной белозубой улыбкой. Улыбка лишь добавляла соли на его душевные раны. Австралиец отвернулся.

Неподалеку от него сидела китаянка. Казалось, она только что приехала в Шанхай и, сойдя с автобуса, зашла в первый попавшийся бар, чтобы перекусить. Женщина беспокойно озиралась по сторонам, сжимая в руках сумочку, сделанную «под Гуччи». Неужели здесь кто‑ то может позариться на ее дешевку?

⇐ Предыдущая 2 3 4 5 678 9 10 11 Следующая ⇒