Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья



{365} 6. Матов <С. С. Мамонтов>[dxxxiv] Брут — Станиславский «Русское слово», М., 1903, 27 октября

⇐ ПредыдущаяСтр 115 из 170Следующая ⇒


Мы всегда стремимся непременно попасть на первое представление новой пьесы и по первому представлению составляем свое суждение о самой вещи и об ее исполнении. Такое положение дела неправильно во всех отношениях.

Актеры прежде всего люди, и их нервным организациям, более чем чьим-либо другим, свойственны и волнение, и страх перед судом отборной публики. А на первых представлениях бывают все критики, все наиболее авторитетные театралы, дающие пьесе и актерам безапелляционную аттестацию и решающие, так сказать, их дальнейшую участь.

При наличности таких условий можно ли требовать от актера того спокойствия и той уверенности, при которых только и возможна выдержанная передача роли? Может ли человек непринужденно владеть каждой интонацией, каждым движением, когда на него устремлены тысячи глаз, ставящих ему всякое лыко в строку? Когда судьба произведения, которому он посвятил столько трудов, столько нервной силы, всецело зависит от одного этого вечера?

Потому-то между впечатлением от «Юлия Цезаря» на первом представлении и впечатлением, вынесенным нами с тринадцатого, лежит целая пропасть.

Моменты, казавшиеся бесцветными, выступили, после двенадцати представлений, с неподражаемой яркостью, и, наоборот, диссонансы, резавшие ухо вначале, смягчились и слились в общей гармонии.

На первом плане мы должны, по справедливости, поставить исполнение роли Брута г. Станиславским, так как исполнение это немногим понравилось на первом спектакле.

И действительно, г. Станиславский скомкал тогда всю роль; даже пластика, всегдашний конек этого актера, оставляла желать лучшего. Судьи первого представления произнесли свой приговор, и роль Брута не вплела новых лавров в венок артиста.

Но я видел г. Станиславского на тринадцатом представлении трагедии и считаю своим нравственным долгом апеллировать против поспешного приговора общественного мнения.

Громадным смягчающим обстоятельством является для артиста уже то, что никто не имеет такого права волноваться и нервничать, как г. Станиславский. Ведь он отец Художественного театра, ведь всякая деталь постановки, каждое сценическое положение — его родное детище, выношенное им в сердце и поставленное на ноги.

Трудно ему на первом представлении отдаться всецело исполнению только одной своей роли, зная, что все окружающее — плод его творчества, одновременно с ним впервые поступает на суд публики.

При таких условиях всякий человек стал бы нервничать и скомкал бы роль.

Теперь, когда успех трагедии обеспечен, когда страсти, взбудораженные ею, поулеглись, — г. Станиславский играет Брута во всеоружии своего недюжинного ума и дарования, и играет превосходно.

О созданном им образе Брута прежде всего надо сказать знаменательными словами его врага — «это был человек! ».

Вся роль основана артистом на этом эпитете, и он ведет ее с такими тонкими оттенками, с таким совершенным знанием человеческой души, что положительно захватывает внимательного зрителя. Но именно {366} зрителя внимательного, так как у него нет ни одного грубого эффекта, ни одной выходки, которая бросалась бы в глаза человеку, относящемуся к трагедии поверхностно.

И у Шекспира Брут — прежде всего человек, а не герой; человек без рисовки, свойственной и Антонию, и Кассию, человек такой же, как мы все, с теми же чувствами и инстинктами, как у нас.

Бруту противно пролитие крови, а тем более крови Цезаря, с которым он связан дружескими чувствами. Совершив убийство, этот человек подавлен истинным горем и совершенно искренно говорит Антонию, что «любил Цезаря в тот самый миг, когда пронзал кинжалом». Эти слова легко могут показаться громкой фразой, если актер не сумеет вложить в них правдивого и глубокого чувства.

Станиславский постиг это в совершенстве и властно схватил зрителя за душу неподдельной искренностью интонаций и глубоко скорбным выражением лица.

Роль Брута вообще не легка.

Трудно не изменить себе и не впасть в банальность, изображая в течение целого вечера истинную доблесть и благородство, заключенные в рамки скромности и сдержанного характера. А шекспировский Брут именно таков, в нем нет ни одного «выигрышного», в актерском смысле, места.

И Кассий, и Цезарь, и Антоний своими рельефными фигурами, своими красивыми фразами все время застилают образ Брута от глаз публики. Однако истинная трагедия и истинная душевная красота все-таки сосредоточиваются в нем одном. Он по нравственным качествам на целую голову выше своих сограждан.

Недаром Каска говорит заговорщикам: «Что в нас бы преступленьем показалось, то именем его (Брута), как волшебством, в заслугу, в добродетель превратится».

Г. Станиславский удачно справился и с этой задачей: неуловимыми штрихами он дал почувствовать публике высоту души Брута.

Мягкость по отношению к Антонию, снисходительность к строптивому брату — Кассию, нежность к жене — все эти места особенно удались артисту и звучали неподражаемой теплотой.

Сильные душевные движения на первый взгляд казались бледнее, но только на первый взгляд. Всматриваясь внимательно в беспокойство Брута при криках народа на празднике Луперкалий, вслушиваясь в порывистые слова:

«Уверен будь, что Брут скорей готов
Быть пахарем, чем римским гражданином
На тягостных условиях, какими
Нас это время хочет оковать…»,

нельзя было не признать, что этот вдумчивый, скромный человек не мог произносить их иначе. Всякое резкое проявление страсти звучало бы у него диссонансом, пока он не решился на страшное дело.

Впоследствии крикливая перебранка его с Кассием понятна. Кровавое дело не принесло ожидаемых результатов: все, во что Брут веровал, все, что он любил, рушится. Даже любимый брат запятнал себя лихоимством. В таких условиях человек может потерять самообладание, и накопившаяся горечь может вылиться в несвойственном ему гневе и крике.

Отдельным блестящим пунктом в игре Станиславского является речь его перед народом. Брут священнодействует и строго придерживается приемов профессионального оратора, но сквозь официальную оболочку все время чувствуется спокойное торжество исполненного долга. Никаких уловок и подтасовок в своей речи Брут не допускает, и одна незыблемая вера в свою правоту неотразимо влияет на народ и на зрителей.

Игра г. Станиславского — это филигранная работа; с первого взгляда ее не оценишь. Но чем внимательнее к ней присматриваешься, тем больше и больше будешь открывать в ней правды и прелести.


⇐ Предыдущая110111112113114115116117118119Следующая ⇒
  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.