Стюарт М. Камински 10 страница

― Пойдем, ― сказал я.

― Мне нужен мой плащ, малышка, ― попросил Эймс.

― Мне уже не так холодно, ― сказала она, возвращая ему плащ.

Он не надел его, а завернул в него ружье и повесил на руку. Мы вышли, и я закрыл дверь, подцепив ручку локтем. Возможно, это была излишняя предосторожность, но какой‑ нибудь молодой полицейский или охранник мог оказаться слишком сообразительным.

Мы не встретили никого, пока лифт не остановился на тринадцатом этаже. Вошла пожилая пара в халатах, с полотенцами, и маленький мальчик в плавках. Мальчик нес желтую надувную утку.

Пара посмотрела на нас. Женщина озабоченно оглядела Адель.

― Ты хорошо себя чувствуешь? ― спросила она.

― Да, мэм, ― ответила девочка.

Женщина посмотрела на меня и на Эймса. Адель придвинулась к Эймсу, а он обнял ее. Казалось, это успокоило женщину.

― Вы заметили, на каком этаже мы вошли? ― спросил старик с многозначительной улыбкой. ― На тринадцатом. А ведь во многих домах нет тринадцатого этажа. То есть он, конечно, есть, его называют четырнадцатым, но на самом деле он все же тринадцатый. Вы понимаете?

― Понимаю, ― сказал я.

― Мы живем на тринадцатом, ― продолжал он. ― Мы даже меньше платим, потому что мало кто соглашается жить на тринадцатом. Не понимают, что, даже если они числятся на четырнадцатом, все равно будут на тринадцатом.

― Сол! ― одернула его жена.

Мальчик размахивал уткой, представляя, что это самолет, и рычал, подражая мотору. Мы доехали до вестибюля, и двери лифта открылись. Старики с мальчиком повернули налево, а мы вышли через входную дверь.

Справа, возле будки охраны, за кустами и низкими пальмами что‑ то мигало. Очевидно, это была полицейская машина. Вряд ли стоило задаваться вопросом, почему она здесь, хотя было интересно, кто ее вызвал.

Мы обогнули здание и пошли по пляжу.

Старик по‑ прежнему плавал в бассейне один. На пляже было людно. Мы шагали очень быстро, но не бежали. Несколько человек бегали трусцой, но мы не были похожи на спортсменов. Мы прошли обратно тем же путем мимо барбекю и пруда. Цапля уже улетела.

Пробравшись через первую линию кустов, мы двинулись вдоль цветочных клумб и деревьев и через несколько минут, показавшихся очень долгими, сели в «Гео».

― Куда мы едем? ― спросила Адель с заднего сиденья, куда Эймс посадил ее рядом с собой, обняв за плечо.

― Я как раз думаю об этом, ― ответил я.

Я не мог отвезти ее к Фло. Хэндфорд знал, где живет Фло, он звонил туда в поисках Берил. Ее нельзя было отвезти в «Техас» и уж никак ― ко мне домой.

― Он должен был забрать меня, ― сказала Адель, когда я, стараясь не превышать скорости, проезжал мимо Музея океанологии. ― А еще лучше было бы, если бы он оставил меня у этого говнюка Тилли. Тилли не такой уж плохой. Не такой, как мистер Пираннес. Я никогда не встречала таких людей, как он.

Я поставил машину на стоянку на Трэйл, чуть севернее кафе «Деннис». Мне нужно было позвонить по телефону и рассмотреть голубой «Бьюик‑ 98», который следовал за мной от стоянки на пляже.

Адель сидела напротив Эймса в кабинке «Денниса». Свой сверток Эймс оставил в машине. Адель заказала фирменный чизбургер, чили и клубничный коктейль. Она уже не дрожала, но взгляд был по‑ прежнему отсутствующий. Мы ждали заказа.

В «Деннисе» было полно народу, официантки суетились. Я заказал рыбный суп, Эймс хотел только горячего кофе.

Усадив Адель, мы с Эймсом на минутку отошли. Я сказал ему, что за нами следят. Он ответил, что заметил это.

Кабинку мы выбрали удачно: из окна была видна стоянка и «Бьюик». Двигатель не работал, но никто не выходил. Эймс кивнул мне, давая понять, что присмотрит за машиной. Стекла ее были затемнены.

Я позвонил и отправился объяснить Адели, что мы собираемся делать. Рыбный суп уже ждал меня, рядом стояла корзинка крекеров. Адель ела чили вместе с бургером, запивая коктейлем. Большого удовольствия от еды она явно не получала.

― Какую машину водит твой отец? ― спросил я, кроша крекеры в суп.

― Дуайт водит тягач, ― ответила она. ― Легковой машины у него нет.

― Дуайт? ― переспросил я.

― Я всегда называла его Дуайт, ― сказала она с полным ртом. ― Поскольку я была... до того, как он от нас ушел, когда я была маленькая, и сейчас.

Я решил оставить эту тему и спросил:

― А какая машина у Пираннеса?

Она перестала жевать и посмотрела в окно на стоянку. Она и впрямь была сообразительная девочка.

― Большая, черная, ― сказала она. ― Кажется, «Линкольн» или что‑ то похожее.

― А у Тилли?

Она положила свой бургер. На губе у нее был кетчуп.

― А что такое? ― спросила она.

― Меры предосторожности, ― ответил я. ― Если кто‑ нибудь из них собирается появиться, я хотел бы знать об этом как можно раньше.

― А вы знаете Тилли?

― Я говорил с ним вчера вечером.

Адель кивнула, опять откусила от бургера и посмотрела на Эймса, который показал на свою верхнюю губу, а потом на ее. Девочка поняла и вытерла рот салфеткой.

― У Тилли голубая японская машина с черным брезентовым верхом. С виду он как откидной, но на самом деле нет. Уже не новая, он купил ее с рук. Но выглядит хорошо, он ее часто моет. Тилли не из богатых дельцов.

― Он ладит с твоим отцом? ― спросил я, приступая к своей похлебке.

― Думаю, да, ― сказала она. ― Знаете что? Мне сейчас не очень хочется говорить и думать.

Я понимающе кивнул и сказал:

― Тогда ты можешь слушать. Я только что звонил Салли Поровски.

Адель положила руки на стол и стала похожа на загнанную в угол кошку. Было видно, что ей очень хочется вскочить и убежать, но она прекрасно понимала, что сейчас это невозможно.

― Я сообщил ей, что нашел тебя, ― сказал я. ― Она знает о твоем отце, о Пираннесе. Я не стал говорить ей о Спилце, чтобы не усложнять ей жизнь. Если ты захочешь, можешь рассказать.

― Моя мать умерла? ― спросила она, явно что‑ то обдумывая.

― Да, ― сказал я.

― Тогда мне не надо убегать. Я могу жить с отцом.

― Адель, ― сказал я. ― Твой отец ― гнусный растлитель малолетних. Он посягал на тебя. Он избил меня. Он продал тебя сутенеру и, возможно, убил твою мать.

― Что значит «посягал»? ― сказала она. ― Вы хотите сказать ― он поимел меня?

― Это так?

Она посмотрела на меня и на Эймса как хитрая кошка.

― Да что вы! ― Она покачала головой. ― Он очень хорошо ко мне относится.

― Он продал тебя, ― повторил я.

К нам подошла официантка и спросила:

― Что‑ нибудь еще?

― Пирог, ― сказал Эймс. ― С яблоками, если свежий. Если нет, ничего не надо.

Мы с Аделью смотрели друг другу в глаза. Официантка не знала, что происходит, и знать не хотела. Она вышла из кабинки.

― Я не говорила, что он это сделал, ― сказала Адель, играя в игру «кто первый моргнет».

― Мне сказал Тилли.

Она опять покачала головой.

― Вы можете себе представить, чтобы Тилли сказал это копу, или судье, или социальному работнику? Думаете, ему кто‑ нибудь поверит?

Я понял, что продолжать не имеет смысла. Лучше было оставить это Салли. Я вспомнил случай в Чикаго, когда черный наркоторговец, молодой человек несколькими годами старше Ад ели, получил шесть ударов ножом в живот. Я пришел к нему в реанимацию. Он умирал и знал это. Полицейский, который пришел со мной, спросил у мальчишки, кто его зарезал. Он ответил, что это сделал его лучший друг, его партнер по работе на улице, но подтвердить свое заявление под присягой отказался. «Мы с ним всегда были вместе, ― сказал он. ― Он был мне как брат. До того, как это случилось, он всегда хорошо относился ко мне».

Официантка вернулась с яблочным пирогом для Эймса.

― Достаточно свежий?

― Пойдет, ― ответил он, протягивая руку за вилкой.

― Я очень рада, ― сказала официантка и удалилась, положив наш чек на стол.

Адель снова начала есть, опустив глаза. Она либо усиленно думала, либо очень старалась не думать.

Эймс толкнул меня локтем. Я посмотрел на него, и он кивнул на окно.

Дверь «Бьюика» открылась.

Из него стал вылезать мужчина, и я узнал его. Это был мой ангел‑ хранитель, низкий плотный человек еще более плешивый, чем я. Тот, который спас меня от жестоких побоев, если не от чего‑ то похуже.

В нашу сторону он не смотрел, и мы с Эймсом успели отвернуться прежде, чем оказались в поле его зрения.

― Что это вы? ― Адель выглянула в окно.

― Ты видела когда‑ нибудь этого человека? ― спросил я, продолжая есть. ― Того, что закрывает синий «Бьюик»?

― Нет, ― ответила Адель. ― Подождите. Он не собирается прийти сюда за мной, или...

― Не собирается. Но лучше поостеречься.

― Параноики сраные!

― Я попросил бы тебя выбирать выражения в моем присутствии, ― сказал Эймс.

― Да кто... ― начала было Адель, но поймала взгляд Эймса, державшего на вилке кусок пирога.

Она пожала плечами и оттолкнула свою тарелку. Эймс доел пирог. Коренастый мужчина вразвалку вошел в зал и повернул к уборной, так и не взглянув в нашу сторону.

Я подумал, не стоит ли пройти за ним и спросить, что происходит, чего он хочет, кого он знает, но сразу отбросил эту мысль. Он бы мне ничего не сказал, а я был его должником. Вставать и скрываться, пока он в уборной, не имело особого смысла: он знал, где меня найти. И все‑ таки ради Адели стоило попробовать от него оторваться.

― Пошли, ― скомандовал я. ― Быстро!

Я бросил на стол двадцать долларов, чрезмерные чаевые.

Эймс положил вилку, Адель медленно выбралась из кабинки.

― Парень из «Бьюика»? ― спросила она.

Я не ответил. Мы подошли к двери.

― Он гонится за мной? ― Она смотрела на дверь мужской уборной.

Эймс дотронулся до ее руки и быстро повел ее к двери. Адель опять дрожала. Когда мы добрались до машины, Эймс снова сел сзади вместе с ней.

― Я вам не верю, ― сказала Адель.

― В чем?

― Что моя мать умерла. Вы просто хотели заставить меня сказать что‑ нибудь плохое про Дуайта.

― Нет, девочка, ― сказал Эймс. ― Твоя мама умерла.

В зеркало заднего вида я наблюдал за Аделью. Она посмотрела на Эймса и поняла, что он не лжет. Ее рот был открыт. Сначала она громко вскрикнула, потом зарыдала. Эймс обнял ее. Она уткнулась ему в грудь, сжав кулаки. Потом подняла правую руку... На секунду мне показалось, что она, как младенец, сейчас сунет большой палец в рот, но ее ладонь скользнула по щеке.

Она плакала всю дорогу, пока мы не подъехали к офису Салли.

Салли, в деловом черном костюме и белой блузке, ждала внизу, у стеклянных дверей. Ее руки были сложены на груди.

― Я не буду говорить ей, ― сказала Адель, когда я остановился напротив Салли. ― Про покойника.

― Как хочешь, ― ответил я, выходя из машины.

Адель тоже вышла, а Эймс остался на месте. Прежде чем шагнуть к Салли, Адель оглянулась на Эймса. Он кивнул ей. Между ними устанавливалась какая‑ то связь, какое‑ то взаимопонимание, может быть, девочка прониклась к Эймсу уважением.

― Адель, ― Салли подошла к ней.

― Салли, ― сказала Адель осторожно.

― Ну что, обниматься будем? ― спросила Салли, глядя на меня.

Адель подошла к Салли и обхватила ее двумя руками.

― Мне надо ехать, ― сказал я.

Салли кивнула и поймала мой взгляд.

― Я позвоню вам позже.

― Позвоните. ― Одной рукой она прижимала к себе Адель, которая снова плакала.

Пока Салли уводила девочку в здание, я вернулся к машине.

― Она убежит, ― сказал Эймс. ― Если они не посадят ее под замок, она сбежит к нему.

― Я знаю, ― буркнул я, включая зажигание.

― А что, если его устранить? ― спросил Эймс.

― Об этом я и размышляю. Он убил Берил. У него есть судимость. Возможен арест.

Мы ехали на север, в сторону Таттл.

― Я думал о каком‑ нибудь более быстром и надежном способе, ― произнес Эймс.

― Ты можешь думать об этом, но не более. Ты знаешь, куда мы едем?

― Да, ― ответил он.

― Раз ты сопровождаешь меня, мы сделаем по‑ моему.

― Если по‑ твоему сработает.

Я посмотрел на него. Он на меня ― нет. Казалось, он любуется деревьями, домами и страшно заинтересован почтовым ящиком в форме морской коровы.

Салли сказала мне, что Дуайт Хэндфорд работает около станции техобслуживания «Тексако» на Университи‑ парквей, к востоку от 1‑ 75. Станцию с двухместным гаражом и двумя тягачами мы нашли легко. Симпатичная блондинка в шортах заливала бензин у одной из колонок. У остальных никого не было.

Мы припарковали машину напротив колонки, вылезли из «Гео» и вошли внутрь. Кабинка кассира пустовала, но в гараже двое мужчин копались в машинах. Капот одной из них, «Мазды», был поднят. Глубоко нырнув в него, плотный седоволосый мужчина в комбинезоне что‑ то объяснял своему молодому напарнику.

― Вот она, посмотри. Течет.

― Вижу, ― соглашался молодой, наклоняясь вперед. Его комбинезон был заляпан маслом.

― Эту заразу придется вынимать полностью, ― сказал старший, поднимаясь. ― Я говорил, что это может случиться. «Что дешево ― то гнило», ― сказал я. Ты понимаешь, Арч?

― Понимаю, ― ответил парень. ― Что дешево ― то гнило.

Начальник похлопал его по спине.

― У меня ты кое‑ чему научишься.

Вытирая руки тряпкой, он отвернулся от машины и посмотрел на нас.

― Дуайт Хэндфорд, ― сказал я.

― Не знаю такого.

― Дуайт Прескотт.

Мастер скрипнул зубами и отвернулся.

― Его здесь нет.

― А когда он будет?

― Никогда. Если он появится, я пойду за пистолетом и за телефоном. Этого подонка надо убирать обратно за решетку.

― Вы его уволили?

― Два дня назад. А вы кто такие?

― Друзья его жены.

Большой человек посмотрел на Эймса и снова на меня.

― А у него есть жена?

― До вчерашнего дня была, ― сказал я. ― Она умерла.

― Он убил ее?

Арч слушал наш разговор, приоткрыв рот.

― В нашей тесной мужской компании я бы сказал, что это очень возможно.

― Изверг, ― проговорил старший.

― За что вы его уволили?

― Я велел ему кое‑ что сделать, съездить на вызов. Он ответил, что ему надо в другое место. Арч в тот день был выходной, а мне отлучаться никак нельзя. Я сказал Дуайту, чтобы он ехал. Он начал выступать, чуть не полез на меня. А у меня в руке гаечный ключ и терпение на пределе.

― Вы знали, что он сидел? ― спросил я.

― Я сидел еще больше, чем он, но это было очень давно, за вооруженное ограбление. С тех пор я вырастил детей. Один знакомый попросил меня дать Прескотту шанс. Прескотт проморгал его.

― Вы знаете, где он сейчас?

― Нет. И знать не хочу. У меня есть его адрес.

― В Сарасоте?

― Да, ― кивнул он.

― Я возьму, но вряд ли он там живет. Он говорил когда‑ нибудь о своей дочери?

― Дочери? ― переспросил старший.

― Адель, ― пояснил Арч.

― Да, ― подтвердил я.

― Адель ― его дочь?

― Я догадывался, ― сказал Арч.

― Ты мне не говорил... Она приезжала с ним два или три раза. Я решил, что это его подружка, немножко молодая для него, но при его...

― Ей четырнадцать лет, ― сообщил я. ― Только что исполнилось.

Большой человек посмотрел на грязную тряпку, которую держал в руке.

― Моей старшей пятнадцать, ― сказал он. ― Я поздно начал. Если Дуайт явится сюда, я таки воспользуюсь гаечным ключом.

Я протянул ему свою карточку.

― Если он придет сюда и останется жив, я буду очень благодарен, если вы мне позвоните.

― Вы частный детектив? ― спросил он.

― Служащий по доставке повесток.

― У вас бумаги на Хэндфорда?

Я улыбнулся и протянул ему руку.

― Фонеска, ― сказал я.

― Лопес, ― ответил он, пожимая мне руку.

Мы с Эймсом вышли. Дуайт Хэндфорд‑ Прескотт, подумал я, доигрался до того, что очень многие хотят, чтобы он исчез.

Я хотел было вернуться к себе, но, не зная, кто или что ждет меня там на этот раз, поехал в гриль‑ бар «Техас».

Было сильно за полдень. В зале сидели только несколько человек с пивом, кое‑ кто с тарелкой чили и смотрели на экран телевизора над баром. Бейсбольный сезон уже закончился, показывали, вероятно, запись матча Сент‑ Луиса и Чикаго. Болельщики не уставали смотреть, как Марк Макгуайр и Самми Coca лихо выбивают хоум‑ раны.

Эймс, нырнув за стойку, скрылся в своей комнате.

Эд Фэйринг принес мне пиво. Я взял его, прошел к телефону и набрал номер «ДК». Ответил Дэйв.

― Это я.

― Льюис? Тут посетители идут косяком. И ко мне и к тебе. Недавно копы заглядывали. Хорошо бы сейчас качаться где‑ нибудь на волнах. Иногда я мечтаю... Ну да ладно. Я думаю, тебе лучше какое‑ то время не показываться. Ты знаешь такого парня с итальянской физиономией ― не в обиду будь сказано, ― похожего на Тони Галенто? Водит синий «Бьюик» новой модели.

― Я знаю, о ком ты говоришь.

― Он заезжал с полчаса назад, взял коктейль и припарковался напротив, на стоянке китайского центра и танцстудии. Потом выкинул стакан из окна, постоял минут двадцать и уехал. Мне придется идти туда подбирать! Я не могу, чтобы стаканы из «ДК» валялись на соседних стоянках. А ты еще спрашиваешь, почему я предпочитаю море, а не сушу.

― Он интересовался мной?

― Нет, ― сказал Дэйв.

― Если он еще приедет и будет спрашивать... ничего ему не говори.

― Буду молчать как рыба. Подожди секундочку, у меня дама с двумя детьми ждет обеда.

Он отошел на пару минут.

Марк Макгуайр выбил еще один длинный мяч. Когда он обогнул третью базу и с сияющей улыбкой направился к «дому», трибуны взревели от восторга.

― Ну вот, ― вернулся Дэйв. ― Я, может быть, продам это место. Или найму Дон на полную ставку, а сам выйду на полупенсию. Мне начинает казаться, что людей я уже не переношу. Ты исключение, сам знаешь. Можно один вопрос?

― Конечно.

Я глотнул пива.

― Кто все‑ таки этот кидатель мусора?

― Мой ангел‑ хранитель.

― Интересных размеров и форм нынче ангелы! Одни скапливаются на острие иголки, другие засовывают себе в ухо Вселенную, хотя не знаю, зачем им это надо. В Ветхом Завете целые толпы ангелов‑ воителей.

― Мне нужно найти одного человека, ― сказал я.

― Нехорошего человека?

― Очень. Его зовут Джон Пираннес. Ты не слышал про такого?

― Слышал, ― сказал Дэйв.

― Ты не знаешь, где можно было бы найти его или кого‑ нибудь, кто мог бы знать?

― По‑ моему, у него квартира в Бич‑ Тайдс, на Лонгбоут.

― У меня точные сведения, что он покинул это место, по крайней мере пока.

Рядом со мной сел худощавый черный парень в потертой спортивной куртке и приветствовал меня кивком головы. Я знал его только под именем Сникерс. Сникерс любил сладкое и обладал способностью проникать туда, куда имели доступ немногие.

― У него есть катер, стоит в Саннисайд‑ Кондо, у Галф‑ оф‑ Мехико‑ драйв, почти на северной оконечности острова, ― сказал Дэйв. ― Я видел его там. Большой катер, нельзя не заметить. Называется «Красавица».

― Держи эту информацию при себе, ― попросил я.

― Это секрет только для копов, Льюис. Кстати, я прочел статью про Джона Маршалла. Наверное, я возьму почитать его биографию. Мне пора, у меня клиенты.

― Спасибо, Дэйв.

― От капитана Пираннеса лучше держаться подальше, ― предупредил он. ― Будь осторожен.

Он повесил трубку, и я тоже.

― Как дела, Сникерс? ― спросил я.

― В порядке. Хотя, черт подери, не совсем. Ты не возьмешь мне пива?

― Конечно.

Сникерс смотрел на экран телевизора и раскачивался в такт какой‑ то внутренней мелодии.

― Coca ― это класс, ― сказал он.

Я попросил Эда принести пиво для Сникерса, который имел, вероятно, потрясающую наследственность: несмотря на неимоверное количество сладкого, которое он поглощал, зубы у него были белые и ровные.

― Класс, ― согласился я.

― Слушай, ты ведь из Чикаго. Что с тобой случилось?

― Ну, ― сказал я, прихлебывая пиво, ― один водитель грузовика меня избил, одну мою клиентку нашли мертвой у меня в кабинете, я спас ребенка, которого отец продал сутенеру, и еще я нашел одного типа с простреленной головой в квартире на Лонгбоут.

Эд поставил пиво перед Сникерсом, который не понимал, почему я находил все это забавным. Но я платил за пиво, поэтому он только улыбнулся и покачал головой.

― Не знаешь ли ты сутенера по имени Тилли?

Сникерс поставил пиво на стол и кивнул.

Поговорив со Сникерсом и посмотрев, как Макгуайр забил еще один мяч, я оставил на стойке пятерку и вышел. Что делать, расплачиваться все равно придется Карлу Себастьяну.

Я подумал, не бросить ли мне монетку, чтобы решить, какой из двух не очень разумных шагов предпринять. Брать с собой Эймса я не собирался. Эймс напоминал Джефферсона или Рашмора, но его каменное лицо выражало такую решимость, какая не очень подходит человеку, который имеет судимость и продолжает носить оружие.

Нет, я поеду один. Либо поступить так, либо плюнуть на все и пойти в полицию. Детектив Этьенн Вивэз, он же Эд, казался не худшим из двух зол, однако его вмешательство все равно не сулило мне ничего, кроме неприятностей.

Итак, если следующие пять номеров машин, которые я увижу, будут номерами Флориды, я поеду на Лонгбоут к «Красавице», а если попадутся номера из других штатов ― тогда по адресу Дуайта Хэндфорда.

Примерно через сеанс Энн Горовиц спрашивала меня, нет ли у меня тяги к саморазрушению. Я всегда отвечал «нет», и она говорила: «Сознательной, конечно, нет».

В этот момент мне страшно захотелось разделаться с Пираннесом и с Хэндфордом за то, что они сотворили с Аделью и, вероятно, с Берил. Мне захотелось выяснить, зачем Бог создает таких людей. Мне захотелось крикнуть Ему: «Я не знаю, для чего Ты делаешь это, но я не восхвалю Тебя, пока Ты не признаешь себя виноватым».

Наконец‑ то меня что‑ то по‑ настоящему разозлило. Наконец‑ то мое отношение к целому ряду вещей определилось.

Я рассмотрел номера пяти машин и узнал, куда я направляюсь, по крайней мере прямо сейчас.

Жилой комплекс Саннисайд стоял на Галф‑ оф‑ Мехико‑ драйв, на той части острова, что выходила на бухту, примерно в пяти минутах к северу от комплекса Бич‑ Тайдс, откуда мы с Эймсом забрали Адель и где оставили мертвеца.

Ни ворот, ни охраны. Апартаменты Саннисайда защищала только высокая плотная изгородь цветущего кустарника. Стоянка, находившаяся прямо за изгородью, была посыпана битыми ракушками. На ней стояло около десятка машин, и оставалось место еще для десятка.

Со стороны шоссе не было видно, насколько велик Саннисайд. Когда я пошел по узкой бетонной дорожке, которая огибала тройной теннисный корт и вилась меж двухэтажных домиков, то понял, что комплекс состоит не меньше чем из двенадцати строений.

Скоро я увидел пришвартованные катера и свернул к бухте. «Красавицу» я также нашел без труда: просто взглянул на самый большой катер. В катерах я ничего не понимал, они были страстью Дэйва. Подавая бургеры и жареную картошку и взбивая коктейли, он превращал лодки в предмет философских рассуждений и рассказывал о море, которое давало ему ощущение высшей силы. Я же, садясь в лодку, думал только о том, чтобы закончилось путешествие, даже если это была часовая прогулка по озеру Мичиган или по бухте. Мне хотелось на сушу. Я не мог бы жить на острове. Возможность оказаться в шторм вдалеке от земли пугала меня до смерти. Впрочем, это не мешало мне восхищаться уединением, которое сулила лодка.

Я шел по узкому деревянному пирсу к «Красавице», глубоко погрузившись в свои мысли. Передо мной проплывали образы, то смутные, то отчетливые, как наяву. Образ сбежавшей испуганной девочки, лицо Берил Три.

На краю пирса я остановился и посмотрел на широкую чистую палубу катера. Слева от меня возвышалась штурвальная рубка с верхом из стекла или прозрачного пластика, с синей металлической крышей. С палубы в рубку вела дверь. Я прикинул длину катера ― около пятидесяти футов ― и подумал о том, что он, вероятно, может увезти Джона Пираннеса очень быстро и очень далеко.

На палубе стоял стол с двумя стульями, накрытый к ланчу. На столе белая скатерть, бутылка вина в серебряном ведерке со льдом, рядом с двумя рюмками на тонких ножках бутылка «Перрье».

Я ждал. Из трюма до меня доносились голоса.

Я закрыл глаза. Дул легкий бриз.

Есть люди с врожденной способностью убивать. Мой дед по отцу рассказывал о бандитах, терроризировавших Рим перед Первой мировой войной, и о расправах над теми, кто процветал при нацистах, во время и после Второй мировой. Он уже уехал из своей родной страны, но большая часть его родственников осталась там. Они писали ему письма, рассказывая о дядьях, двоюродных братьях, дальних родственниках‑ бандитах, носивших фамилии Фонеска, Дефабрио или Тронцини. Они ходили с пистолетами и ножами за поясом и вынимали их в любой ситуации, которая казалась им оскорбительной.

Я не был рожден со способностью к убийству, и она так и не развилась во мне. Даже стоя перед «Красавицей», я не жалел, что у меня нет с собой пистолета.

Услышав обращенный ко мне вопрос, я понял, что не совсем понимаю, чего хочу, но что скоро это станет мне ясно.

― Вам что‑ то нужно? ― спросил голос.

Я открыл глаза. Человек, появившийся на палубе, казалось, сошел с рекламы в «Вэнити фэйр». Одетый в белые брюки, белые матросские туфли и черную рубашку с маленьким белым якорем на уровне сердца, он стоял расставив ноги и сложив руки на груди. Его седые волосы развевались по ветру. Я понял, кто он такой.

― Позвольте парламентеру подняться на борт, ― сказал я, вспоминая «Бунт на „Каине“ и пытаясь вложить в свою просьбу побольше иронии.

Пираннес посмотрел на меня как на сумасшедшего.

― Мэнни, ― спокойно позвал он, обращаясь к двери, через которую, несомненно, вышел сам.

Из двери появился человек в белом хлопчатобумажном костюме. Он был высокий, загорелый и неулыбающийся, с темными волосами и гладко бритым лицом латиноамериканца. Мэнни встал перед дверью, заложив руки за спину. Я подумал о том, что могло быть у него в руках.

― Я вас, кажется, знаю, ― сказал Пираннес, проводя языком по нижней губе и стараясь припомнить.

― ИМКА, ― сказал я. ― Я занимаюсь там на тренажерах почти каждое утро. Вы с Мэнни иногда заходите. Мы несколько раз здоровались.

Пираннес улыбнулся, проблема была решена. Он оглянулся на Мэнни, тот посмотрел на меня и промолчал.

― Я вспомнил, ― сказал Пираннес.

У него был мягкий голос, почти безукоризненная речь. Если у него и была вставная челюсть, то идеальная.

― Я могу перебраться к вам? ― спросил я снова.

― Зачем?

― Нужно поговорить, ― ответил я.

― О чем? И кто вы? ― Он любезно улыбался.

― Об Адели Три, ― сказал я.

Его улыбка исчезла.

― О Дуайте Хэндфорде, ― продолжил я.

Мэнни сделал шаг в мою сторону.

― О Тони Спилце.

Мэнни сделал еще один шаг.

― О Тилли‑ сутенере.

Мэнни вспрыгнул на пирс. В его больших темных мозолистых руках ничего не было. Он ощупал меня, провел рукой по промежности и засунул палец в ботинки. Потом повернулся и покачал головой, показывая Пираннесу, что я не вооружен.

― Как вас зовут?

― Лью Фонеска.

― Чем вы занимаетесь?

⇐ Предыдущая 5 6 7 8 91011 12 13 14 Следующая ⇒