Стюарт М. Камински 6 страница

Руки его были пусты, но кулаки сжаты.

Кто этот человек, сомневаться не приходилось.

― Где Адель? ― спросил я.

Дуайт Хэндфорд находился не больше чем в трех ярдах от меня и медленно приближался. Я повернулся к нему лицом. При том, что я стоял на второй ступеньке лестницы, наши головы были точно на одном уровне. Даже в сумерках я мог видеть, что у него бегающие глаза серо‑ голубого цвета.

― Ты ведь макаронник? ― спросил он.

― А ты деревенщина, ― ответил я.

― Хорошее начало разговора.

Он подошел ближе. Между нами оставалось уже меньше ярда.

― Итальяносы понимают только кулаки.

― А крестьяне умеют ими размахивать, ― сказал я.

― Я вовсе не дурак, даго, ― сказал он. ― Я поддам тебе ровно настолько, чтобы ты понял, что я не шучу. А потом ты скажешь мне, где Берил. Я увижусь с ней и сделаю так, что она уедет из города. А ты перестанешь искать Адель и задавать вопросы.

― Откуда ты знаешь, что я ищу тебя? ― спросил я.

― Ты спрашивал очень у многих, ― ответил он, приблизив свое лицо к моему. ― Где она?

― А если я не скажу, ты меня убьешь? ― спросил я.

― Может быть.

― Так вот, я не скажу, ― проговорил я.

Он пристально посмотрел мне в глаза:

― Ты не боишься.

― Нет.

― А почему?

― Тебе не понять. Наверное, я сам не знаю. Иногда мне кажется, что я приехал сюда, чтобы сидеть в кресле, смотреть, старые кассеты, обедать в «ДК» и умирать.

― Ты законченный идиот.

― Не знаю. Я думал об этом. Вообще‑ то вряд ли, но, может быть, ты и прав. Думаю, что на самом деле все гораздо сложнее.

― Посмотрим, ― произнес Хэндфорд, ударяя меня правым кулаком в живот.

Я начал падать, держась за перила. То, что было у меня в желудке, чуть не выплеснулось наружу. Он метил мне под дых, но слегка промахнулся.

― Где Берил? ― спросил он опять. ― Я неглупый парень. Я только хочу, чтобы меня оставили в покое. И чтобы Адель оставили в покое. Она моя, и я оставлю ее у себя и буду заботиться о ней сам.

― Ты сильно о ней позаботился, ― проговорил я, оседая на ступеньки и отпуская перила, чтобы схватиться за живот. ― Она уже торгует собой на Трэйле.

Он стоял надо мной, уперев руки в бока, и качал головой.

― Для тебя все очень просто, ― сказал он. ― Ты же ни черта не знаешь!

Я кивнул. Говорить как‑ то не хотелось.

― Тогда я скажу, ― продолжал он. ― Весь смысл в том, чтобы оставаться в живых и делать то, что хочется, не попадаясь в лапы закона. Человек живет, потом подыхает, и нет над ним никакого Бога. Ты понял?

Я снова кивнул.

― А то, что козлы вроде тебя говорят, что я делаю нехорошо, ничего не меняет. Это все дерьмо собачье. Если бы Бог не хотел, чтобы я делал то, что делаю, он бы давно отправил меня к чертям.

― Приятно, когда тебя лупит блестящий философ, хоть и маньяк, ― сказал я, с трудом удерживая рвоту.

― Макаронина, ― сказал он, ― в последний раз тебя спрашиваю: где Берил? Отвечай быстро и говори правду, если не соскучился по больничной койке ― в лучшем случае. Ты читал «Конюшню Лониган»?

― Нет, ― ответил я.

― Там описано как раз то, что я собираюсь с тобой сделать. Если протянешь до утра, найди и почитай.

Собрав последние силы, я вскочил и ударил его головой в лицо. Он с мычанием покачнулся, а меня опять бросило на ступеньки. Я хотел бежать в сторону «ДК», но оказалось, что ноги меня не слушаются. Хэндфорд сделал движение в мою сторону. Чтобы предвидеть, что произойдет через секунду, богатого воображения не требовалось.

Но ничего не произошло, потому что из‑ за моей машины вышел какой‑ то человек. Дуайт Хэндфорд остановился. Человек направлялся к нам. У него была фигура борца, низкого круглого борца. Он был почти лыс и имел скучающий вид. На нем были брюки, спортивная куртка и белая рубашка без галстука.

― Гуляй отсюда, ― сказал ему Хэндфорд.

Человек в спортивной куртке подошел еще ближе.

― У нас с итальяшкой свои дела, ― сказал Хэндфорд. ― Семейные разборки, как в кино по телику. Знаешь такое слово? Се‑ мей‑ ные.

Из носа у Хэндфорда лилась ручьем кровь, но он даже не подносил руки к лицу.

― Я тоже итальянец, ― сказал подошедший. ― И я не люблю, когда нас называют нехорошими словами.

― Гуляй отсюда, ― повторил Хэндфорд сквозь зубы.

― Гулять будешь ты, ― отвечал мужчина, ― или я разнесу тебе башку.

С этими словами он вытащил пистолет.

― Да кто ж ты такой? ― спросил Хэндфорд.

― Я дядя с большой пушкой, ― ответил мужчина. ― И если ты сделаешь шаг в сторону Фонески, с яйцами можешь проститься. А еще лучше ― сделай шаг ко мне. Если не хочешь неприятностей, делай так: назад, в темноту, и к черту.

― Нет, браток, ты не выстрелишь, ― отвечал Хэндфорд, не трогаясь, однако, с места.

― Да, хлопот не оберешься, ― сказал человек, ― но ты мне сильно не нравишься. Так что убирайся‑ ка ты, пока нос еще цел, или тебе конец. Я все сказал и уже начинаю скучать.

Хэндфорд посмотрел на меня. Взгляд его обещал, что мы с ним еще встретимся. После этого он с тем же выражением посмотрел на человека с пистолетом.

― В следующий раз, как я тебя увижу, ― сказал он, ― у тебя может не быть пушки.

― Если не будет, тогда пожалей себя, потому что я просто сверну тебе шею. Кончай концерт и проваливай.

Хэндфорд ушел в кусты. Было слышно, как он быстро удаляется. Несколько секунд я смотрел в темноту, потом повернулся к незнакомцу ― но он также исчез.

Со стоном я взобрался вверх по ступенькам, держась за перила, дополз до своего офиса, вошел и запер за собой дверь. За окном светились огни «ДК» и фары машин на дороге. Я прислонился к двери и потрогал место под ребрами, куда меня ударил Хэндфорд. Кажется, ничего не разбито, боль относительно терпима.

Хэндфорд мог вернуться через несколько часов. Это было маловероятно ― но кто мог знать наверняка? У меня не было пистолета, но в шкафу лежала монтировка. Я положу ее рядом с собой, а под дверную ручку поставлю крепкий офисный стул. Вряд ли мой ангел‑ хранитель с пистолетом явится еще раз.

Я задернул шторы, включил настольную лампу и посмотрел на кондиционер в окне. Эймс что‑ то сделал с ним, он гудел и прекрасно выводил воздух из комнаты, но входящий воздух был таким же теплым, как ночь.

Я достал из шкафа монтировку, положил ее на стол, протянул руку к телефону и нащупал папку Карла Себастьяна. Было около девяти вечера, но мне казалось, что уже глухая полночь. Я набрал номер. Автоответчик на том конце вежливым мужским голосом предложил оставить сообщение.

― Меня зовут Лью Фонеска. Я работаю на Карла Себастьяна. Я хотел бы поговорить с Кэролайн Уилкерсон. Когда она...

― Кэролайн Уилкерсон слушает, ― сказала женщина, поднимая трубку.

У нее был приятный интеллигентный голос.

― Я хотел бы поговорить с вами о Мелани Себастьян, ― сказал я.

― Простите, вы не больны, мистер...

― Фонеска, ― повторил я. ― Если не считать депрессии и того, что один очень сильный человек только что ударил меня в живот, ― не болен.

― Может быть, пьяны? ― спросила она.

― Нет, ― ответил я. ― Извините, пожалуйста. На меня просто действует погода и полная луна.

― Вы пьяны, ― сказала она с раздражением.

― Нет. Я трезв, и я ищу Мелани Себастьян. Мистер Себастьян сказал, что имело бы смысл поговорить с вами.

Последовала долгая пауза. Я старался не охать от боли.

― Кафе «Кальди», ― сказала она, ― завтра в девять утра.

― Очень хорошо, ― сказал я, ничуть не сомневаясь, что тренировка в зале ИМКА завтра отменяется.

― И пожалуйста, мистер Фонеска, оставьте ваше чудесное чувство юмора дома.

― Я вам обещаю, миссис Уилкерсон.

И мы повесили трубки.

Я вспомнил Салли Поровски, сидящую за столом, отбрасывающую назад волосы и поправляющую очки. Я не хотел думать о Салли Поровски. У меня была ее карточка. Был ее номер телефона. Пожалуй, надо позвонить и извиниться, что не смогу увидеться с ней завтра вечером, подумал я. Я достал карточку из бумажника, посмотрел на нее, положил на стол и передумал. После этого взял папку, которую завел на Адель, и сделал несколько записей. Записать надо было многое, я старался формулировать как можно короче.

После этого я поставил старую кассету с «Принцем и нищим». Монтировка лежала рядом со мной на кровати, вместе с бутылочкой болеутоляющего «Адвил». Меня занимал вопрос, что сталось в жизни с близнецами Моч, игравшими главные роли, но занимал все же не настолько, чтобы я решил это выяснить.

Больше меня интересовал мой ангел‑ хранитель. Кто послал его защитить меня? Зачем? Я слышал дедушкину мандолину. Он играл одну из своих любимых мелодий.

Когда близнецы перестали улыбаться на экране, я откинулся назад и заснул. Я видел один из своих повторяющихся снов, но в новом варианте. Моя жена ехала на машине по правой полосе автострады. Была ночь, она ехала домой. Слева блестело озеро Мичиган. Я стоял на средней полосе, глядя, как она приближается. Вдруг появился красный грузовик с прицепом, несущийся на полной скорости. В нескольких футах от меня он смял машину жены, еще прибавил скорость и исчез из вида. За рулем грузовика сидел Дуайт Хэндфорд. И улыбался, как близнецы Моч.

Чтобы надеть джинсы и футболку, пришлось изрядно потрудиться. Работа Дуайта Хэндфорда давала о себе знать. Мне случалось быть битым раньше, в основном когда я вручал или пытался вручить повестки людям, которым казалось, что, за неимением другого объекта, гнев надо излить на меня.

Я знал, что вид оружия не останавливает разъяренного человека. Один раз я вытащил незаряженный пистолет, когда здоровенный латинос, открывший мне дверь, хотел броситься на меня. Он плюнул на пистолет, выхватил его у меня и попытался меня застрелить, а потом ударил рукояткой в лицо. После этого он с криком бросился в квартиру, явно в поисках чего‑ то если не огнестрельного, то острого или тяжелого. Я подобрал пистолет и со всех ног кинулся к своей машине. Больше подобных попыток я не предпринимал.

Я отодвинул стул от двери и вышел, неся с собой монтировку. Маленькая ящерица, сидевшая на перилах, повернула голову в мою сторону. Ящерицы во Флориде не редкость. Обычно по утрам я заставал сразу нескольких на ступеньках или на перилах. Эта, казалось, понимает, что сегодня все не совсем так, как обычно. Раздувая шею, она внимательно смотрела, как я продвигаюсь в сторону ванной и с каждым шагом вспоминаю вчерашний вечер.

Ванная комната открывалась только ключом, по крайней мере так мне говорили. Иногда, когда погода была действительно дурной, то есть шел сильный ливень, я находил под умывальником какого‑ нибудь бездомного бедолагу. Сегодня никого не было. Я положил монтировку на умывальник, помылся, побрился, почистил зубы и внимательно осмотрел себя в зеркале. Вид ниже среднего. Я вспомнил о Салли Поровски и попробовал улыбнуться. Улыбка вышла не отвратительная, но вряд ли неотразимая. Я вообще не урод. Про меня говорят, что я приятный, интересный. Жена утверждала, что во мне есть скрытое очарование, южный средиземноморский шарм.

Мои дед и бабка по отцовской линии познакомились в Виареджо, под Флоренцией. Мой дед был официантом, а бабка ― помощницей повара в ресторане. Они переехали в Штаты в 1912 году и обосновались в Чикаго, где открыли маленький ресторанчик в северо‑ западном квартале. Когда я родился, они были уже на пенсии. Родители моей матери приехали из Рима. Отец матери работал репортером в газете, а мать ― в булочной, рядом с его редакцией. Когда они приехали в Америку, она не пошла работать, сидела дома с детьми, а дед занялся перетяжкой мягкой мебели и писал для газеты, выходившей на итальянском языке. Он вел колонку политики и славился тяжелым нравом.

Поженившись, мои родители вышли из католической церкви и присоединились к епископальной, не знаю почему. Они никогда не объясняли мне этого, а когда я спрашивал, еще будучи ребенком и позже, уже взрослым, отвечали что‑ то вроде: «Есть сугубо личные вещи, даже, представь себе, у родителей».

Иногда я подумывал перейти в католицизм, в религию моих предков, но истинного призвания к этому никогда не чувствовал. Мне просто казалось, что это неплохо было бы сделать. Достаточное основание для того, чтобы пойти посмотреть баскетбол или заказать банановый коктейль, но вовсе не для смены веры.

Я засунул мыло, зубную щетку и бритву «Bic» в ящик стола и, не выпуская из рук монтировки, двинулся к машине. Сесть в нее было нелегко, а выйти, отыскав место для парковки на Мэйн‑ стрит, еще труднее. Брать с собой монтировку в кафе «Кальди» я не стал.

Кэролайн Уилкерсон уже ждала меня. Хотя незанятых столиков было мало, я без труда узнал ее. Она сидела в зале, не на улице. На носу у нее были небольшие очки, и она что‑ то записывала, раскрыв перед собой объемистую тетрадь. Рядом с тетрадью стояла чашка кофе. Фотографию этой женщины я видел на страницах «Геральд трибюн», в разделе светской хроники. Я заказал у стойки круассан с луком и сыром и большой кофе и подошел к ней. Садясь, я постарался не прикусить нижнюю губу, но боль под ребром заставила меня это сделать.

Когда я сел напротив нее, она посмотрела на меня поверх очков, сложила руки и показала, что внимательно слушает.

Вдова Уилкерсон была гораздо красивее, чем на фото в газете. Ей было лет под пятьдесят или чуть больше. Прямые короткие волосы с проседью, лицо без морщин, с полными красными губами напоминало Джоан Фонтейн [4]. Если она и обращалась к пластическому хирургу, он проявил чудеса мастерства.

На ней была розовая шелковая блузка, жемчужное ожерелье и жемчужные серьги, легкий белый пиджак ― и никакой улыбки на лице.

― Мистер Фонеска?

― Да, ― сказал я.

Она кивнула и отхлебнула кофе.

― Она тут ни при чем, ― произнес чей‑ то голос.

Хорошенькая девушка с длинными светлыми волосами и серебряным кольцом в левой ноздре ехидно пропищала: «Да неужели? » ― и засмеялась. За ней захохотала другая девушка, с темной стрижкой, и парень с маленькой бородкой, в бейсболке, надетой задом наперед.

― У вас что‑ нибудь болит, мистер Фонеска? У вас такой вид...

― Маленький несчастный случай, ― ответил я. ― Шел не глядя и наткнулся на перила. Вы знаете, что Мелани Себастьян пропала?

― Если бы я не знала, ― сказала она, поднимая очки на темя и закрывая свою тетрадь, ― я бы сюда не пришла. Карл Себастьян звонил мне и все рассказал. Он чуть не плакал, но я ничем не могла ему помочь. Мелани не звонила мне. Я согласна с Карлом, что, если бы Мелани сделала что‑ нибудь подобное по своей воле, она обратилась бы ко мне. Я сказала Карлу, что нужно заявить в полицию. Возможно, с Мелани что‑ нибудь случилось. Может быть, ее даже...

Я отпил немного кофе и откусил кусочек круассана. Круассан был отличный. Я пожалел, что не взял еще яйцо.

― Они ссорились друг с другом? ― спросил я. ― Могла она бежать из дома из‑ за этого?

― Почему вы не спросите об этом Карла?

― Иногда супруги не хотят видеть то, что есть на самом деле.

― Это верно, ― согласилась она.

Трое за соседним столиком снова рассмеялись. Кэролайн Уилкерсон взглянула на них как будто с завистью и снова повернулась ко мне.

― Себастьяны ссорились друг с другом? ― повторил я свой вопрос.

― Не думаю, ― проговорила она, ― но наверняка сказать не могу. Карл не упоминал ни о какой ссоре, я не помню, чтобы когда‑ то видела их ругающимися, и Мелани ничего подобного мне не рассказывала. Я очень волнуюсь за нее, мистер Фонеска.

― Вы можете хоть что‑ нибудь предположить?

Она долго молчала. Потом закусила нижнюю губу и вздохнула.

― Джеффри Грин, ― сказала она тихо, посмотрев мне в глаза. ― Он ее доктор и... Думаю, это все, что я вправе сказать.

― Карл Себастьян считает, что у его жены мог быть роман с Джеффри Грином и что она могла уйти к нему.

Она пожала плечами.

― Я слышала разговоры, что Джеффри Грин...

― ... гомосексуалист, ― подсказал я.

― Бисексуал, ― поправила она.

― Вам не приходит в голову, с кем еще она могла бы уехать или куда?

― Кажется, нет, но мне нужно подумать еще.

Я прикончил кофе и круассан, медленно встал и протянул ей свою карточку.

― Если миссис Себастьян с вами свяжется, ― сказал я, ― передайте ей, пожалуйста, что ее муж хочет только поговорить с ней. Если она не желает общаться с ним, может быть, она не откажется побеседовать со мной. Она может позвонить мне по этому номеру. Я не буду пытаться ни в чем ее убеждать.

― Я надеюсь, что вы найдете ее, ― сказала Кэролайн Уилкерсон. ― У Мелани недавно были серьезные проблемы, она впала в депрессию. Умер кто‑ то из ее родных, ее единственный близкий родственник. Конечно, трудно представить себе, чтобы из‑ за этого... Но кто знает? Честно говоря, я ума не приложу, что могло произойти. В этом она была не одинока.

― Вам ведь позволено будет сообщить мне, если вы узнаете, где Мелани и почему она...

Наверное, я отрицательно покачал головой, потому что она замолчала.

― Извините меня, ― сказала она с грустной улыбкой, показывая красивые белые зубы. ― Если бы вы работали на меня, я бы требовала того же.

Подойдя к дверям кафе, я обернулся. Кэролайн Уилкерсон снова опустила очки на нос и раскрыла тетрадь.

Вернувшись на стоянку «ДК», я поставил машину и подошел к окошку за гамбургером, жареной картошкой и моим любимым вишнево‑ шоколадным коктейлем. Утро только начиналось, очереди не было. За окошком стояла, улыбаясь, миниатюрная Дон в белоснежном переднике.

― Дэйва еще нет? ― спросил я, сделав заказ.

― Он на катере, ― сообщила она. ― Сказал, что сегодня ему нужно быть на воде. А я зарабатываю сверхурочные.

Дон было, наверное, лет тридцать с небольшим. Она растила двоих малышей, но выглядела совершенно как подросток. Несмотря на грустные глаза, ее лицо, всегда без косметики, было очень симпатичным. Дэйв говорил, что ей пришлось очень много пережить. Он поселил ее с мальчишками в принадлежащем ему домике за Оринджем, к северу от центра города, не беря платы. На деньги, что она зарабатывала в «ДК», и еще на сотню за уборку домов и квартир, она кое‑ как перебивалась.

― Ты никогда не слышала о парне по имени Дуайт Хэндфорд или Дуайт Прескотт? ― спросил я, перекрикивая коктейль‑ автомат.

― Я знаю пару Дуайтов, но с другими фамилиями, ― ответила она.

― Этот называет себя по‑ разному.

― Как он выглядит?

Я описал.

Она подошла ко второму окошку, держа в одной руке гамбургер и картошку, в другой коктейль, и сказала:

― Это мне кого‑ то напоминает. Надо подумать.

Я кивнул, сел за один из красных столиков под зонтиком с рекламой кока‑ колы и попытался задуматься, поедая свой завтрак и разглядывая машины и грузовики, мчавшиеся по Триста первой. Очевидно, одним ударом Хэндфорд сделал очень много, потому что на первый глоток холодного коктейля желудок отозвался болью. Я решил, что нужно быть аккуратнее, но все же допил свой стакан.

На другой стороне улицы мужчина с мальчиком лет двенадцати, который в это время должен был бы находиться в школе, вошли в центр китайской медицины, расположенный под танцстудией. По утрам, когда машин на Триста первой было еще мало, я иногда слышал доносившуюся из студии музыку. Я очень любил «Ла ультима ноче» в исполнении Эйди Горма и «Я оставил сердце в Сан‑ Франциско» в исполнении Тони Беннетта ― мелодии, которые они крутили постоянно. Сейчас в окне виднелись танцующие пары. Инструктор, стройный парень с аккуратной подстриженной бородкой, показывал какие‑ то латиноамериканские па. Одну руку он держал в воздухе, другую на животе. Пожилая пара внимательно следила за его движениями. Музыки не было слышно.

В торце того же здания помещался магазин автопринадлежностей, слева от него ― если смотреть с моей стороны ― находился оптовый продуктовый магазин и еще левее ― бар «Хрустящий доллар». За баром была танцплощадка, которую я мог рассматривать из своего окна. В бар я ни разу не заходил. Дэйв говорил, что раньше, до того, как уехали «Уайт Сокс», он назывался «Землянка».

― Мистер Фонеска, ― позвала Дон.

Я оглянулся.

― Мистер Фонеска, может, мне мерещится, но, по‑ моему, я видела человека, которого вы описали. Он заехал сюда на стоянку около часа назад. В грузовике с такой штукой, знаете, чтобы прицеплять машины. Он вылез из кабины и осмотрелся. Я запомнила его, потому что он сначала ничего не брал, только стоял и смотрел по сторонам. Утром было много народу. Потом подошел, взял кофе и...

Сейчас грузовика с прицепом на стоянке не было. Я отправил в рот последний кусок гамбургера, вскочил с максимумом проворства и стравил свой ранний ланч в мусорный бак.

― Скорее всего, я ошибаюсь, мистер Фонеска, ― сказала Дон.

Я посмотрел в глубь стоянки и на свою дверь.

― Я думаю, что нет. Спасибо, Дон.

Я прошел мимо «Гео» к лестнице, туда, где Дуайт возник вчера из кустов. Он мог отогнать грузовик в другое место и ждать меня там же. Но его не было. Возможно, Дон и ошибалась, но боль у меня в животе и тоска по монтировке подсказывали, что, скорее всего, нет. Приоткрытая дверь моего офиса были тому подтверждением.

Вероятно, Хэндфорд хорошо осмотрелся и, убедившись, что за ним никто не наблюдает, и дождавшись, когда Дон отвернулась, поднялся по лестнице и выбил дверь плечом. Это не составило ему никакого труда. Я вошел. В офисе горел свет. Дуайт устроил там настоящий разгром, хотя громить особенно было нечего. Ящики были выворочены из стола, вещи со столешницы ― бумаги, пустой стакан, визитки, о которых я давно забыл, ― сброшены на пол. Во второй комнате все оказалось на месте.

Но Дуайт приходил не для того, чтобы предостеречь меня. Будь это так, он непременно разбил бы экран телевизора монтировкой, которая валялась теперь на пороге между комнатами. Значит, он что‑ то искал ― и нашел. Единственное, что, по моим представлениям, могло быть нужно ему у меня, ― это мое досье на Адель. Я увидел его на полу поверх других бумаг. В нем была запись, что я отвез Берил к Фло Зинк.

Я повернул свой стул к столу, поднял с пола телефон и нажал кнопку повторного набора.

― Слушаю, ― произнес знакомый голос.

― Фло, это Лью.

― Плохие новости для тебя, Лью, ― сказала Фло. ― Она исчезла.

― Исчезла, ― повторил я.

― Ей позвонили около часа назад. Какой‑ то парень сказал, что это ты дал ему номер. Спросил, у меня ли Берил. Сказал, что он твой друг, адвокат, который собирается возбудить дело против ее мужа и заставить его открыть, где Адель. Я спросила, хочет ли он поговорить с Берил, а он ответил, что нет, и спросил мой адрес.

Тут до меня дошло.

― Это не был мой друг, ― сказал я.

Дуайт звонил, вероятно, с этого самого места, сидя на моем стуле.

― Я так и поняла. Иначе ты позвонил бы сам и предупредил меня. Или сам дал бы ему мой адрес.

― Что ты сказала ему?

― Что Берил уехала, переселилась куда‑ то в мотель. Взяла такси и уехала, не сообщив мне куда. Этот паразит повесил трубку. Я велела Берил немедленно собираться, сказала, что мы перевозим ее в более надежное место. Пока она складывала вещи, я вышла вывести машину из гаража, а когда вернулась за ней...

― ... ее уже не было, ― закончил я, прикидывая, стоит ли пытаться склеить маленькую гипсовую уточку, которую я держал на столе в качестве талисмана.

― Она ушла. Я кинулась ее искать, объездила все вокруг ― ничего. Лью, мне кажется, пора звонить копам. Этот гад охотится за ней, и бедняжка совсем потеряла голову.

― Может быть, ты права.

― Прости меня, Лью. Это я просрала все дело.

― Нет, ты ни при чем, ― ответил я, складывая половинки уточки. ― Ты же поняла, что происходит. Только знаешь, Фло, может быть, тебе стоит пока уехать из дома?

― Льюис, ― проговорила она, ― я бы хотела, чтобы этот подонок явился сюда. Я дала бы большие бабки, чтобы он сюда пришел. У меня в руке большая пушка, и, если он явится, я продырявлю его на фиг вместе с дверью.

― Не самая удачная идея, ― сказал я.

― У меня есть деньги, Льюис, и самый классный адвокат в мире. Господи, только бы он приехал!

― Он водит грузовик, «Форд» с прицепным крюком, ― сказал я.

― Еще один вопрос.

― Я ответил бы «пли», но в данных обстоятельствах...

― Несмотря на твою грустную рожу, у тебя отличное чувство юмора, Лью. Вопрос другой: есть ли у него мой адрес? В телефонной книге нет моего имени.

Я посмотрел на то, во что превратились мои карточки с адресами и сказал:

― Думаю, есть.

После того как Дуайт Хэндфорд прочел досье на Адель и узнал, что я отвез Берил к Фло, ему оставалось только найти ее адрес в записной книжке на столе.

― Сколько нужно времени, чтобы доехать от тебя до меня?

― Четверть часа, чуть больше, ― ответил я.

― Он звонил больше часа назад. Чего же он ждет?

― Хороший вопрос, Фло. Может быть, тебе лучше все‑ таки уехать из дома.

Я знал, что она ответит.

― Берил испугалась, действительно испугалась. Он уже бил ее. Он действительно опасный ублюдок.

Это я знал и без Фло, поэтому сказал только:

― Закройся на ночь покрепче. Я буду звонить тебе.

― Ты поедешь искать Берил?

― Поеду.

Снаружи послышался звук размеренных шагов по бетонному полу. Я повесил трубку, взял монтировку и повернулся к двери. Кто‑ то распахнул ее. Я надеялся, что мой гость безоружен. Так оно и было.

― Эймс, ― сказал я.

Так же невозмутимо, как всегда, он произнес:

― Я пришел еще повозиться с кондиционером.

Он посмотрел на кондиционер, и я тоже взглянул на него ― в первый раз после того, как вернулся. Его стенка была вдавлена внутрь.

― У тебя что, бешенство? ― спросил Эймс, кивая на монтировку и оглядывая комнату.

― Нет, ― ответил я, ― были гости. Муж Берил Три. Он кое‑ что искал.

― И нашел?

― Нашел.

Эймс кивнул, как будто для него это было очевидно.

― Про кондиционер можешь теперь забыть, ― сказал он. ― Уже и вчера‑ то, хотя он еще дышал, шансов было немного.

― Устроим ему достойные похороны, ― согласился я, садясь за стол и прикусывая нижнюю губу.

― У тебя что‑ то болит?

― Это тоже его работа. Вчера вечером он убеждал меня перестать искать его дочь и убрать Берил из города, а теперь организовал весь этот бардак и облегчил кончину кондиционера.

Эймс кивнул и сказал:

― Я подумаю, что еще могу для тебя сделать.

Я снова хотел посоветовать Эймсу выкинуть это из головы, но он считал себя обязанным мне. Для того чтобы уважать самого себя, он должен был выплачивать мне свой долг.

― Я подумаю о...

Зазвонил телефон. Я был уверен, что знаю, кто звонит, ― но снова ошибся.

― Алло.

Эймс начал подбирать вещи с пола. Я не останавливал его.

― Фонеска, ― сказал компьютерный гений Харви. ― Он передал тебе? Я хочу убедиться, что ты получил мое сообщение.

― Кто?! Какое сообщение?!

― Ну, твой партнер.

Эймс поднял с пола какую‑ то черную штуку. Сначала я не понял, что это, но потом вспомнил. У меня хранилась табличка с именем моей жены с двери ее рабочего кабинета. Эймс прочел надпись, почистил табличку об рукав своей фланелевой рубашки, положил на стол и продолжил уборку.

― Какой еще партнер?

― Ну, я звонил тебе недавно, он снял трубку и пообещал, что все передаст, ― сказал Харви.

― Повтори, я ничего не понимаю. У меня нет никакого партнера.

― Тогда кто же... Ладно, это не мое дело.

― Что ты сказал ему?

― Что у меня есть информация о Мелани Себастьян. Ее машину нашли в аэропорту. Она была на долгосрочной стоянке и, может быть, простояла бы там не одну неделю, но Себастьян объявил ее в розыск. Обнаружили по полицейской проверке. Я нашел отчет в компьютере аэропорта.

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 567 8 9 10 Следующая ⇒