Стюарт М. Камински 13 страница

― Это Льюис Фонеска, ― сказал я. ― Мне нужно поговорить с вами о Мелани. Если вы...

Она взяла трубку.

― Да, ― сказала она, тяжело дыша.

― Простите, если разбудил вас.

― Я уже давно не сплю. Сейчас я занимаюсь на тренажере, что вы хотели?

― Джеффри Грин считает, что вы можете сообщить мне что‑ то, что поможет найти Мелани.

― Джеффри Грин шарлатан. Он умеет располагать к себе людей и внушать доверие, как положено шарлатанам. Я бы очень хотела что‑ нибудь знать, но мне совершенно нечего сообщить вам. Карл и Мелани ― настоящая семья. Без нее... Я не знаю, что с ним будет.

― Я должен кое‑ что сказать вам, ― сказал я.

― Что именно?

― Не по телефону. Я гарантирую, что вам это будет интересно.

Она дала мне свой адрес и назначила встречу через полчаса: у нее запланирован визит к врачу, к косметологу и поездка за покупками. Я обещал, что не опоздаю.

Я уже знал ее адрес, но полезно было убедиться, что она не запирается и готова сотрудничать. Я достал из своего маленького шкафа старое грязно‑ серое пальто. Мне подарила его жена, не на день рождения, не к празднику, а просто потому, что считала, что эта вещь мне нужна.

Я спустился по ступенькам; с неба по‑ прежнему низвергались потоки, начиналась гроза. Лучше всего сейчас было бы спокойно сидеть и слушать.

«Гео» стоял почти у самого моего крыльца. Машину я не запер, чтобы не промокнуть, открывая ее. Времени у меня оставалось как раз на быстрый завтрак. Кажется, авансы, полученные от Берил Три и Карла Себастьяна, заканчивались. Проверять мне не хотелось.

Найдя место для машины возле кафе «У Гвен», в минуте от «ДК», я перебежал в кафе. Народу было мало, время завтрака перед работой давно прошло. Старый Тим из Стьюбенвилла сидел у стойки на том же месте, что в прошлый раз. Корки Флинна, водителя, который считал, что я доставлял ему повестку в суд, не было. Я сел рядом с Тимом. Он поднял голову от своего кофе и журнала.

― Служащий суда, ― сказал он, показывая на меня пальцем и улыбаясь.

― Яйца, бекон, тосты и кофе? ― спросила Гвен‑ два.

― Именно, ― подтвердил я.

Кофе она принесла сразу.

― Интересная статья, ― сказал Тим. ― О Саргассовом море. Сотни миль плавучих морских растений в самой середине Атлантики.

Он показал на восток.

― И кишмя кишит мелкой живностью, всякой чудной рыбой, червяками и черепахами.

― Серьезно?

― Факт, ― заверил Тим. ― В прошлые века люди боялись этого места, думали, что это растительное царство может их поглотить, но на самом деле это только тонкая пленочка на поверхности воды. Недалеко от Бермудского треугольника. Животные, растения... Они умирают, опускаются на тысячи футов вниз, и там их съедают подводные животные. Круговорот...

― Как и на суше, ― сказал я.

― Вы циник. А вот куда бы я хотел поехать, так это на Галапагосские острова. А вы слышали, что Дарвин не переносил корабельной качки?

― Нет.

Гвен‑ два поставила передо мной тарелку с горячим омлетом. Яйца были совсем мягкие, ржаные тосты ― с апельсиновым джемом. Я становился почти постоянным клиентом. Болтовня Тима, Гвен, которая знала, чего я хочу, ― все это успокаивало и позволяло забыть утреннюю грязь. Я ел, отвечал Тиму и поглядывал на часы.

У Кэролайн Уилкерсон был весьма внушительный новый дом сразу за Северным мостом, ведущим на набережную Сиеста. Сиеста меньше и спокойнее, чем Лонгбоут, на ней меньше многоэтажных отелей и высоких домов. На Сиесте пышная зелень, напоминающая о загородной жизни. Это не означает, что Сиеста менее роскошна, чем ее более северная соперница. Просто она изысканнее.

Восемь ступенек вели к массивной двустворчатой двери с матовыми стеклами, покрытыми узором из лилий. Слева и справа от двери возвышались колонны, обрамлявшие с обеих сторон и балкон на втором этаже. Дом представлял собой нечто среднее между традиционными флоридскими постройками из ярко‑ оранжевого кирпича и домами Маунт‑ Вернон. Он был как раз того цвета и архитектурной формы, чтобы украсить сувенирный флоридский пятидесятицентовик: дом Уилкерсон на одной стороне, фламинго на другой.

Дождь продолжался, но гром гремел теперь уже далеко от берега.

Я припарковался на кирпичной дорожке рядом с красным «Ягуаром», взбежал по ступенькам и нажал на спрятанную в стене белую кнопку. Из дома донесся мягкий протяжный звук, похожий на тот, что раздается, когда Харви будит свой компьютер.

Кэролайн Уилкерсон открыла дверь. Она была в голубых лосинах, с полотенцем на шее. Лицо спокойное, розовое, без единой морщинки, светлые волосы слегка завиты. Очевидно, ожидание моего визита нисколько не взволновало ее.

― Проходите, ― сказала она.

Я прошел за ней через гостиную, столовую, кухню и большую уютную библиотеку на веранду, над которой нависал фонарь комнаты второго этажа. Веранды и балконы в доме не закрывались ширмами или портьерами, дом был открытым. Мошкара, которой было полно на материке, сюда не добирались. Перед верандой голубел бассейн, соединенный с джакузи, откуда в бассейн постоянно стекала пузыристая вода. За бассейном раскинулась бухта. Я стоял, глядя на белую птицу с длинной шеей, высматривавшую рыбу, которая в дождь могла подняться к поверхности воды.

Меня охватило поэтическое настроение. Я чувствовал себя так, будто только что сытно и вкусно позавтракал. А о том, чем надо было заниматься, думать не хотелось.

На веранде стояли плетеные стулья и стол со стеклянной столешницей.

― У вас долгий разговор? ― спросила она. ― Я уже опаздываю.

― Красивый дом, ― сказал я.

― Спасибо, ― ответила она, давая понять, что мнение лысеющего коротышки итальянца значит немного. ― Садитесь, пожалуйста. Чай, кофе, сок?

― Спасибо, нет.

Я сел. Она сняла с шеи полотенце и присоединилась ко мне.

― Итак? ― спросила она.

― Почему доктор Грин посоветовал мне сперва обратиться к вам по поводу Мелани Себастьян?

― Я не знаю, ― сказала она. ― Я спрошу, когда увижу его, хотя мы с ним практически не разговариваем.

― Почему?

― Я не думаю, что он благотворно повлиял на Мелани, ― сказала она. ― Извините меня.

Она нервно встала и ушла в дом, оставив меня смотреть на дождь, который становился умереннее, но зарядил явно надолго. Он даже не приносил свежести. Кэролайн Уилкерсон вернулась, неся стакан с прозрачной бесцветной жидкостью.

― Вода, ― сказала она, поймав мой взгляд. ― Я не пью.

― Это не мое дело.

― Вы правы. ― Она снова села и посмотрела мне в глаза.

― Миссис Уилкерсон, ― сказал я. ― Я пытаюсь найти вашу подругу. Мне кажется, она попала в какую‑ то беду. То, что она делает, выглядит бессмыслицей. У нее были серьезные проблемы в эмоциональной сфере?

― Вы не обсуждали этого с Карлом?

― Пока нет, я просто следую совету Грина.

― Почему же вы не зададите этот вопрос ему? Он ведь психиатр.

― Он ничего мне не скажет. Профессиональная этика. Может быть, поэтому он послал меня к вам.

― О господи, ― вздохнула она, поднимая глаза к небу. ― Как я это ненавижу.

Последовала пауза.

― Мелани впала в депрессию, в глубокую депрессию, которая, возможно, все еще продолжается. Она несколько раз заговаривала со мной о самоубийстве. Говорила, что занимается этой проблемой с Джеффри Грином.

― А в чем была причина депрессии?

Кэролайн Уилкерсон провела пальцем по влажной верхней губе, посмотрела на свой палец и сказала:

― Я не знаю. Может быть, что‑ то из ее прошлого. Она почти ничего не рассказывала о нем. Перед тем как исчезнуть, она съездила к кому‑ то из родственников на север, кажется к тетке, больше у нее никого не осталось. Старший брат Мелани погиб во Вьетнаме, отец умер, когда она была маленьким ребенком. Мать ― не знаю, Мелани почти не говорила о ней, но я поняла, что она страдала душевной болезнью.

― И вы думаете, что, может быть, Мелани...

― ... больна.

― Суицидальные наклонности?

Она опустила голову.

― Да. Я говорила с одним знакомым врачом. Из того немногого, что я могла сообщить ему, он заключил, что возможна какая‑ то наследственная органическая патология. Я думаю, что, если вы не найдете Мелани в ближайшее время, она может что‑ нибудь с собой сделать.

― А Карл Себастьян любит свою жену? ― спросил я.

Она посмотрела на меня так, как будто разглядывала существо низшего порядка, к тому же умалишенное.

― Он обожает ее, ― сказала она. ― Вы бы только видели их вместе! В Мелани весь смысл жизни Карла. Он удивительно сильный и здоровый человек для своего возраста, но я думаю, что если Мелани... если вы не найдете ее, он этого не переживет или будет совершенно разбит. Мой муж всегда говорил, что Карл ― гений, что у него чутье на прибыльную сделку, на верный момент. Карл помог моему мужу сколотить капитал. Найдите Мелани, мистер Фонеска.

― У вас нет ни малейшей идеи, где она может быть? ― спросил я.

― Ни малейшей, ― сказала она. ― Я понятия не имею, почему Джеффри Грин направил вас ко мне.

― А знаете ли вы невысокого мужчину, похожего на медведя, лысоватого, с грубым лицом, который ездит на синем «Бьюике»?

― Нет.

― Когда вы потеряли ваши водительские права?

Она отвернулась, потом снова посмотрела на меня.

― Откуда вы знаете, что я их потеряла?

― Это моя работа.

― Какое это имеет значение?

― Ими пользовалась Мелани. Она переклеила фотографию и заламинировала карточку. Когда ей нужно, она становится вами.

Кэролайн Уилкерсон постучала накрашенными ногтями левой руки по стеклянной столешнице.

― Что любит читать Мелани Себастьян?

― Читать? ― переспросила она. ― Не знаю... Какое это имеет отношение...

― У нее есть любимое блюдо?

― Я никогда не замечала, ― сказала она с раздражением.

― Если бы я знал это, я, возможно, мог бы проверить, не покупала ли она книг, не ходила ли в ресторан, где подают ее любимую еду.

― Понимаю, ― сказала она.

― Какой у нее любимый фильм?

― Тоже не могу сказать.

― Она демократка, республиканка? Безразлична к политике?

Кэролайн Уилкерсон покачала головой.

― Я бы очень хотела быть вам полезной, но мы никогда не говорили с ней об этих вещах.

― О чем вы говорили?

― Об одежде, о знакомых, сплетничали. Это кажется поверхностным, но мы обе занимались серьезными вещами.

― Какими именно?

― Вы хотите знать, чем я занимаюсь?

― Да.

― Я выполняю добровольную работу в Женском центре. Но это действительно совершенно вас не касается.

Я был ей решительно неприятен. Дождь кончался, и я сожалел об этом.

― А чем занималась Мелани? Я имею в виду ― серьезным.

― Она работала с детьми. Собирала деньги, передавала их организациям, поддерживающим брошенных или пострадавших матерей, детей. Сама она не могла иметь детей.

― Почему?

― Какая‑ то болезнь, ― сказала Кэролайн Уилкерсон, проводя тонким пальцем по кромке стакана. ― Не знаю, что именно, она никогда не говорила. Мне нужно идти.

Я встал и сказал:

― Это почти все, что у меня есть на данный момент. Вы мне очень помогли.

― Надеюсь, что это так.

Она тоже встала и посмотрела на меня ― уже без того налета презрения, который я чувствовал сначала.

― Найдите Мелани, ― сказала она. ― Найдите ее скорее.

― Я найду, ― пообещал я.

Она протянула мне руку. Я мягко пожал ее, и она проводила меня обратно через дом к входной двери.

Возможно, Мелани Себастьян и Кэролайн Уилкерсон и были лучшими подругами, однако Кэролайн явно знала о своей приятельнице не слишком много. Может быть, Мелани была не из тех, кто любит откровенничать, а может быть, Кэролайн дала понять, что не хочет подходить слишком близко и узнавать слишком много.

Есть люди, живущие как бы на поверхности. Они не хотят заглядывать себе в душу, а тем более в души других. За тем лицом, которое мы показываем миру, обычно есть нечто, что убийственно действует на таких людей, как Кэролайн Уилкерсон. Кэролайн Уилкерсон до последнего момента будет оставаться привлекательной, прибегая к пластической хирургии, диете, гимнастике и косметике, а затем наденет новую маску ― меланхолического спокойствия.

В действительности я сам не знал того, о чем рассуждал. Это была фантазия, которая казалась правдоподобной, но могла не иметь под собой ровно никаких оснований. Например, за моей внешностью не скрывалось почти ничего ― по крайней мере, ничего такого, о чем мне было бы известно.

Когда я выехал с острова по Северному мосту, на меня снова навалились мысли о Дуайте Хэндфорде. Они не давали мне покоя. Я должен был задать своим друзьям кое‑ какие вопросы, даже рискуя оттолкнуть их от себя.

Да, Лью Фонеска глубоко прятал собственных демонов и никому не рассказывал о дедушкиной мандолине. Почему я не рассказал о ней Энн Горовиц? Отголоски давнишней вины и боли, затушеванные детской памятью о музыкальном инструменте... На этот раз он играл «Мир ждет восхода солнца... ». Дедушкины пальцы с распухшими суставами быстро‑ быстро перебирали струны. Есть секреты, которые нам не хочется никому раскрывать, ― последний обломок, который держит нас на плаву в море сомнений.

Неужели и у Хэндфордов есть свои сомнения и секреты? Неужели этот подонок тоже унес в могилу какое‑ то драгоценное воспоминание? Мне хотелось думать, что это не так. Нам ― по крайней мере, мне ― были нужны чудовища. Без чудовищ не бывает героев. Что‑ то должно оставаться черным, что‑ то ― белым.

Эймс сказал, что он не убивал Хэндфорда. Эймс не стал бы врать. Он знал, что я никогда не сдам его полиции. Я не заявил бы ни на кого из моих друзей, если бы кто‑ то из них убил Дуайта. Мне просто нужно было знать.

Остановка первая. Фло Зинк.

Когда я проехал половину пути к ее дому, выглянуло солнце. В машине работал кондиционер, но я знал, что снаружи нестерпимо жарко и влажно. Старик на огромной новой «Ауди» вдруг выехал со своей полосы и чуть не сбросил меня с Тамайами‑ Трэйл. Я оглянулся на него ― он сидел обхватив руль, мечтательно глядя перед собой и не замечая ничего вокруг. Я принял это как приходящуюся на каждого жителя штата неизбежную долю риска и поехал дальше.

Фло была дома, она ждала меня. Мужской голос пел что‑ то о техасском ветре.

― За сегодняшний день ― всего один стакан, ― объявила она с гордостью. ― Моя цель ― дойти до четырех в день. Как я выгляжу?

На ней была трикотажная бежевая юбка, того же цвета блузка и коричневый трикотажный джемпер. Волосы аккуратно расчесаны, в ушах маленькие серебряные сережки.

― Великолепно, ― сказал я. ― По какому поводу?

― Я думала, мы собираемся встретиться с кем‑ то в связи с удочерением девочки?

― Я еще не выяснил все подробности этого дела.

― Вот телефон. Выясни, пожалуйста.

Фло не походила на женщину, застрелившую кого‑ то несколько часов назад. Или она была в приподнятом настроении, совершив благородное, с ее точки зрения, дело?

― Фло, Дуайт Хэндфорд убит.

― Наверно, Бог и вправду есть, ― произнесла она торжественно. ― Это очень утешительно. Кто его замочил? Хотя хрен с ним, мне абсолютно наплевать.

― Я думал, что это могла сделать ты, ― сказал я.

Она уперла руки в бедра и наклонила голову набок.

― Весьма польщена! Я не убивала его, Льюис. Как он умер?

― Несколько выстрелов из пистолета.

― Я бы действительно сделала так же, но это была не я. Ты можешь прямо сейчас позвонить куда собирался?

― Кто это? ― спросил я, показывая глазами на магнитофон.

― Рок Экафф, ― сказала она. ― Ни голоса, ни особого чувства, но в нем есть что‑ то искреннее, и мне нравятся слова. Звони, пожалуйста.

Я набрал номер мобильного телефона Салли.

― Алло, ― сказала она.

― Это Лью. Вам удалось узнать что‑ нибудь по поводу приемных родителей для Адели? Я звоню от той дамы, о которой я вам говорил, она очень ждет.

― Давайте встретимся у меня на работе в час. Будет человек, который может это устроить.

― Мне нужно поговорить с вами, Салли, ― сказал я.

― Сейчас я не могу разговаривать, ― ответила она. ― Я на вызове. Приезжайте ко мне в час.

И она повесила трубку.

Я не сказал ей, что нашел в Пальметто тело Дуайта Хэндфорда. Я хотел застать ее врасплох и увидеть, как она отреагирует. Голос ее звучал как обычно, но это могло ничего не значить.

― В час, ― сказал я Фло. ― Скажи мне, ты действительно понимаешь, во что ввязываешься?

― Льюис... ― Она похлопала меня по щеке. ― Знаешь ли ты, через что я прошла в этой жизни? Когда‑ нибудь я кое‑ что тебе расскажу. А теперь я хотела бы выпить, а ты, если есть желание, можешь меня от этого отвлечь.

― Поехали в «Моут‑ марин», ― предложил я.

― Никогда не была. Смотреть на рыб?

― Это отвлечет тебя от человеческой жизни. Я очень люблю это место.

Мы отправились в аквариум «Моут‑ марин» на Сити‑ Айленд между Сент‑ Арманд‑ сёркл и мостом на Лонгбоут. Мы улыбнулись акуле, поприветствовали гигантского окуня, рассмотрели змееподобных угрей.

― Ты был прав, ― согласилась Фло, ― это какой‑ то другой мир.

Синий ангел тоже был там, припарковался неподалеку. Мне захотелось пригласить его войти. Мне казалось, рыбы должны ему понравиться ― некоторые были очень на него похожи. Впрочем, другие, наверное, были похожи на меня. И я очень хотел бы поговорить с ангелом о смерти Дуайта Хэндфорда.

― Ланч? ― спросила Фло, когда мы закончили осмотр подводных гадов.

― Я недавно позавтракал, ― сказал я, ― но салат съем.

― В «Колумбию»? У них подают сносный домашний салат.

― Идет.

Мы вернулись к машине. Я усадил ее и попросил минутку подождать.

― Можно включить радио?

― Пожалуйста, ― сказал я и пошел к синему «Бьюику».

Я постучал по боковому стеклу. Он опустил его и выглянул. Музыки не было, но на свободном сиденье лежала стопка журналов. Верхний ― последний номер «Космополитена».

Он молчал.

― Дуайт Хэндфорд убит, ― сказал я.

― Кто?

― Парень, который хотел меня избить и от которого ты меня спас. Тот, который стрелял мне в окно вчера вечером.

Он кивнул, приняв информацию к сведению.

― Вчера вечером, после того как он выстрелил мне в окно, ты поехал за ним.

Он пожал плечами.

― Это сделал ты?

― Нет. Что я говорил тебе вчера? Делай свою работу.

― Я ее делаю. А в чем состоит твоя работа?

Он поднял стекло. Стекло было тонированное, непрозрачное. Я вернулся к Фло, которая нашла станцию, передающую мелодии кантри.

― Кто это был? ― она кивнула в сторону «Бьюика».

― Ангел.

Ответ, казалось, ее устроил.

― А это кто? ― я кивнул на радио.

― Эдди Арнольд. У меня есть все его диски. По телевизору недавно был целый фильм про него.

«Колумбия», кубинский ресторан на Сент‑ Арманд, находился недалеко. Первая «Колумбия» открылась в 1908 году в Айбор‑ сити, в Тампе. Я заходил туда однажды ― доставлял повестку владельцу какой‑ то компьютерной фирмы. Ресторан был большой, старый, настоящий, с цветной плиткой и большими деревянными столами. Как в «Зорро». Когда я вручал бумаги, выступал квартет танцоров фламенко. Моей жене там очень понравилось бы. Ей понравилось бы ощущение старины.

«Колумбия» в Сарасоте был современный ресторан, ярко освещенный. В меню значился «фирменный салат 1908», его я и заказал. Фло проголодалась и выбрала себе паэлью с рыбой и омаром. Блюда принесли только через двадцать минут, но мы не спешили. Я смотрел в окно на проезжающие машины и большой круглый сквер через дорогу, где туристы, расположившись на скамейках среди стриженых кустов, поедали мороженое от «Бен энд Джерри» или «Килвинс».

На бетонированной дорожке сквера, напротив нашего ресторана, стоял мужчина и смотрел на меня. Перед ним проезжали машины. Как только поток автомобилей прервался, он перешел через шоссе и двинулся ко мне.

― Фло, мне нужно на минутку отойти.

― К парню на круге?

― Да. Это мой клиент, Карл Себастьян.

― Он проезжал случайно и увидел тебя? ― спросила она, накалывая на вилку хрустящий рулетик.

― Сомневаюсь. В любом случае я ненадолго.

― Можешь не торопиться, мне тут нравится. Как ты думаешь, стакан вина...

― Хорошая идея, ― сказал я.

Воздух на улице был теплый и влажный, как всегда после дождя. На тротуаре и на проезжей части стояли лужи.

Я проскользнул между машинами и подошел к Себастьяну.

― Я знал некоторых из этих людей, тех, что на звездах.

На бетонном тротуаре вокруг сквера были установлены звезды с портретами знаменитых цирковых артистов, как на Голливудском бульваре. На бронзовых звездах были высечены сведения о жизни знаменитостей.

― Немножко знал Эмметта Келли, Лу Джейкобса, ― сказал Себастьян, покачивая головой. ― Когда я смотрю на эти звезды, всегда вспоминаю прошлое. Я люблю цирк.

― Я тоже, ― сказал я. ― Вы ехали сюда за мной, чтобы поговорить. О цирке?

― Вы обещали, что найдете Мелани.

― Я обещал, что найду ее через два‑ три дня. Сегодня ― день первый.

― Сегодня день второй, ― возразил Себастьян.

― Послушайте, мистер Себастьян...

― Значит, завтра?

― Самое позднее ― послезавтра, ― ответил я, понимая, что Мелани Себастьян может передумать и не позволить мне обнаружить себя, а Харви может не найти ее следов в Интернете.

― Если это произойдет завтра, я заплачу вам премиальные.

― Когда мы разговаривали в последний раз, вы сказали, что удвоите мой гонорар.

― Значит, удвою. Только найдите ее. Я не могу спать. Я не могу работать. Я не могу думать.

Он низко опустил голову и потер шею. Потом снова взглянул на меня.

― Извините меня. Вы говорили, что понимаете, что такое потерять жену. Вы помните?

― Помню.

― Тогда найдите Мелани.

В глазах у него стояли слезы. Он отвернулся и пошел по дорожке, проходившей по середине крута.

Я вернулся в «Колумбию». Фло занималась своей паэльей, меня ждал «салат 1908».

― Вкуснятина, ― сказала она. ― Чего он от тебя хотел?

― Всего, ― ответил я. ― Всего сразу.

За столом дежурного в отделе по делам несовершеннолетних сидел Джон Детчен. Он оторвался от стопки бумаг и приветливо улыбнулся.

― Возвращение грустного детектива, ― произнес он.

― Я не детектив, Джон.

― Ну можно же иногда пофантазировать. Я вот сижу за этим столом по восемь часов в день ― могу я хотя бы приносить домой истории об интригах и коррупции?

― Да, я детектив. В ширинке у меня зашита мини‑ кобура, сегодня в меня стреляли пять раз, а я убил четверых. С виду я безобиден, но, если меня разозлить, способен на страшную месть.

Джон расплылся в улыбке.

― Прекрасно, ― сказал он. ― Великолепно. Я не поверил ни одному слову, но все равно восхитительно. Я не думал, что у вас такое богатое воображение.

― Я учусь.

― Может быть, прекратим болтовню и отправимся по нашему делу? ― спросила Фло.

― А вы, вероятно, мама мистера Фонески?

Фло начинала заводиться.

― Знаешь что, крошка, ― сказала она, ― я не ханжа, но вольностей от молокососов не терплю.

― Молокососов? Меня так в последний раз называл мой дедушка, когда мне было шесть лет.

― Могу назвать тебя по‑ другому.

― Фло, прошу тебя, ― остановил ее я.

Она пожала плечами, кивнула, чтобы показать, что все понимает, и сказала:

― Извините.

― Извинение принимается, ― сказал Джон. ― У вас красивый джемпер.

― Спасибо, ― отозвалась Фло.

― Мисс Фло, ― произнес Джон, ― будет правильно, если вы употребите слово «голубчик».

― Я понимаю.

― Салли ждет вас, ― сказал он. ― Поднимайтесь, пожалуйста.

Мы сели в лифт, и двери закрылись.

― Он ничего плохого не говорил, ― сказала Фло, ― просто я дергаюсь, как свинья на веревочке.

Увидев нас, Салли встала из‑ за стола. Рядом с ней сидела какая‑ то женщина лет пятидесяти. Она выглядела усталой, и ей явно не хватало умения подбирать цвета и причесывать волосы. Салли улыбнулась мне, и ее улыбка мне очень понравилась. Она не была похожа на женщину, которая сегодня утром убила человека. С другой стороны, может быть, этому она и улыбалась ― я мало знал ее.

― Флоренс Зинк, ― представил я.

Обе женщины пожали руку Фло.

― А это, ― Салли показала на свою собеседницу, ― Эдна Стокбридж. Мой инспектор сейчас на совещании, ее кабинет свободен ― вы можете побеседовать с миссис Зинк там.

― Проходите, пожалуйста. ― Эдна Стокбридж показала Фло дорогу.

Фло обернулась ко мне, и я еще раз предупредил ее взглядом, надеясь, что она поймет его смысл.

Когда они ушли, я сел на стул рядом с Салли.

― Она подойдет, ― сказала Салли. ― Впрочем, нам так нужны приемные родители для подростков, что отказывают, кажется, только серийным убийцам. Она богата, хочет заниматься Аделью ― что еще нужно? Она должна только убедить Эдну, что справится с девочкой.

― Она с ней справится, ― сказал я. ― Дуайт Хэндфорд.

Я внимательно смотрел ей в лицо. Оно было совершенно спокойно.

― Сегодня утром я разговаривала с адвокатом, ― сказала Салли. ― Она думает, что шансов не вернуть ему Адель не больше пятидесяти процентов. Если учесть твердое убеждение судей, что детям в любом случае лучше всего жить с родителями, и вероятность, что Хэндфорд наймет дорогого адвоката, то ее прогноз выглядит слишком оптимистично.

― Хэндфорд мертв, ― сказал я.

― Что?

― Мертв.

― В самом деле? Где он умер? Когда?

― У себя дома, в Пальметто. Вы хотите знать, как это случилось?

― На самом деле не очень, ― сказала она, набирая воздуха в грудь. ― Я пытаюсь понять, почему чувствую только облегчение и никакой жалости, а тем более вины.

― В чем вы можете быть виноваты?

Она посмотрела на меня очень серьезно.

― Дело в том, что погиб человек, а мне это совершенно безразлично. В чем же еще? Вроде, других грехов я за собой не знаю.

― Его убили, ― сказал я просто.

― Меня это не удивляет, хотя смерть от пьяной горячки или в драке где‑ нибудь в кабаке также не удивила бы меня. Я должна подумать о том, что это значит для Адели и как сообщить ей об этом. Я должна буду позвонить нашему адвокату. Иногда смерть ― это хорошая новость.

― Вы хотели, чтобы он умер, ― сказал я. ― Вы говорили, что могли бы убить его.

Она молчала. Ее рот был чуть приоткрыт.

― Льюис, вы полагаете, что его убила я?

― Это возможно, ― сказал я.

― Я этого не делала.

― Вы обиделись на меня. Извините, пожалуйста.

― Нет, я не обиделась. Наверное, это справедливый вопрос. Я должна представить алиби? Когда он умер?

― Я думаю, сегодня рано утром.

― Я была дома, с детьми.

― Во сколько они встали?

― Около восьми, ― сказала она.

― Вы могли съездить убить Хэндфорда и вернуться до этого времени.

― Вероятно, но я этого не делала. Льюис, вы хотите уйти от меня, уйти от нашей... сейчас можно сказать только ― дружбы?..

― Нет. Я задаю вам вопросы, которые может задать вам полиция, сегодня или завтра. У них есть умный детектив по фамилии Вивэз, который...

И тут я остановился на полуслове. У меня возникло еще одно подозрение. У Эда Вивэза была дочь. Он говорил что‑ то о том, как полезна была бы для всех смерть Дуайта Хэндфорда.

⇐ Предыдущая 7 8 9 10 11 121314 15 16 Следующая ⇒