Союз трёх Программистов 5 страница

Прокурор округа Томас Хэтч решил сам выступить в качестве государственного обвинителя. Защиту представлял Мэтью Блейк, один из самых блестящих и талантливых адвокатов страны. Темпл-стрит перед зданием суда была буквально запружена народом: у тротуара стояли четыре больших автобуса, возле них медленно прогуливалась целая толпа Учеников. Это была своего рода тихая демонстрация. Каждую минуту по сигналу Наставников они дружно тянули нараспев: Господь любит вас. На противоположной стороне Темпл-стрит собралась толпа, сильно отличавшаяся от первой. Она состояла из родителей, чьи дети оказались втянутыми в секту. Они размахивали самодельными плакатами и гневно кричали: «Свободу нашим детям! » «Запретить ДГ», «Души Господа — обман! », «Ходжес любит не Христа, Ходжес любит доллары! ». Чуть дальше стояли фургоны и автобусы телевизионных компаний, у самого входа толпились фотографы репортёры.

Блейк пробился через толпу журналистов и поднялся на десятый этаж. Коридор был забит корреспондентами и желающими попасть в зал так плотно, что ему пришлось прибегнуть к помощи дежурных. Несколько раз он споткнулся о телевизионные кабели: вдоль стен, в оконных проёмах и на скамьях были установлены осветительные приборы, безжалостно заливавшие всё ярким светом, который словно обнажал коридор, делая его похожим на декорации, а зрителей — на актёров драмы, которой предстояло здесь разыграться.

Заседание началось ровно в девять. Первое слово судья Бреннер дал обвинителю. Блейк слушал его вполуха, понимая, что решение присяжных будет зависеть не от этого выступления и не от его, Блейка, речи, а от того, как будет построен допрос свидетелей, какие вопросы им зададут и какие прозвучат ответы.

Свидетели обвинения — несколько человек, оказавшихся рядом с залом Трансуолд Эрлайнз в момент похищения, и владелец коттеджа в горах, где держали Джеффа, были, по мнению Блейка, не в счет. Что же касается главного свидетеля — Джеффа Рида, — ему предстояло выступать после перерыва. Блейк всё утро в нему присматривался.

На нём был новый, с иголочки, пиджак с буквами «ДГ» под нагрудным карманом, тщательно отутюженные брюки и начищенные до блеска туфли. Свежий, аккуратно причёсанный, он производил приятное впечатление. Этакий милый мальчик из приличной семьи, вежливый, хорошо воспитанный, учился в Гарварде, играл за университетскую футбольную команду, — одним словом, как раз такого жениха вы хотели бы для своей дочери. И тем не менее что-то настораживало Блейка.

Когда пришла очередь Джеффа Рида, он прошёл за стойку на место свидетеля, положил руку на Библию и поклялся говорить правду, всю правду и ничего, кроме правды — и да поможет ему бог. Он выглядел очень молодым и неуверенным. Сидел на самом краю стула и робко смотрел прямо перед собой. В сторону родителей не взглянул ни разу. Когда, в какой-то момент, он встретился глазами с кем-то из присяжных и растерянно улыбнулся, тот улыбнулся ему в ответ — так трогателен он был своей молодостью и беззащитностью.

Окружной прокурор Хэтч начал допрос. Он говорил с мягкими щадящими интонациями, как бы сочувствуя свидетелю. После предварительных вопросов он спросил:

— Из-за чего вы ссорились?

— Он хотел, чтобы я стал таким же, как он. Чтобы учился в том же колледже и делал всю жизнь то же, что и он. А я хотел другого.

— Чего именно вы хотели?

— Я хотел любви. Хотел любить и знать, что меня любят. Я чувствовал, что повсюду царит дух наживы и коррупции. А мне хотелось просто помогать людям. И я посвятил свою Душу Господу.

— То есть вы присоединились к Душам Господним?

— Да. И в братстве я обрёл то, что искал. Вы даже не представляете, как это прекрасно. У меня появились любящие братья и сёстры. Я обрёл новую семью, где меня любят, я не чувствую себя чужим и счастлив.

— Вам хотелось бы вернуться к родителям, к своей прежней жизни?

— Нет.

Джефф совсем не был похож на прежнего фанатика из Астарота. Естественные реакции, без бесконечных ссылок на Библию, без проклятий — он производил впечатление вполне нормального человека.

— Вас увезли против вашей воли?

— Да, сэр.

— Вы сопротивлялись?

— Сопротивлялся.

— Когда вас втолкнули в машину, вы прекратили сопротивление?

— Нет, я продолжал вырываться.

— До каких пор?

— Пока на меня не надели наручники.

По залу пронёсся ропот. Прокурор выдержал паузу.

Джефф рассказал, как его привезли в коттедж, как заперли в душной, с заколоченными наглухо окнами комнате и как Джон Морс, находящийся в этом зале, оскорблял и избивал его, не давая ни есть, ни спать, как пытал его, заставляя отречься от веры.

— Как долго вы сопротивлялись?

— Сорок четыре часа. Почти двое суток.

— И в течение всего этого времени вам не давали спать не кормили?

— Да, ваша честь.

— Вы ослабли от голода и недостатка сна?

— Да, ваша честь.

— И потому прекратили сопротивление и уступили?

— Нет, сэр. Я только притворился, что уступаю.

— Значит, вы сохранили верность Душам Господним?

— Да, сэр.

Джефф рассказал, как решил обмануть своих тюремщиков и убежать при первом же удобном случае. Но это было не просто. Его перевезли в Палм-Дезерт, к нему приставили Синди Хайленд, которая не оставляла его ни на минуту. Наконец ему удалось позвонить в Астарот и сказать, где он находится. И братья приехали на помощь.

— Джефф, вы счастливы в братстве Душ Господних?

— Да, сэр, очень.

— Как вы относитесь к своим родителям после того, что случилось?

На глаза Джеффу навернулись слёзы. Он достал платок и вытер их, голос его срывался.

— То, что они сделали, ужасно. Они причинили мне много зла. Но я всё равно люблю их.

Джон Морс слушал Джеффа и с каждой минутой, по заметным только ему деталям, убеждался, что тот совершенно искренен. Да, Бафорд Ходжес, хоть я и ненавижу тебя, но вынужден снять шляпу. Блестящая работа.

Когда Джефф закончил, председатель взглянул на часы. Пять минут пятого. Прокурор прекрасно рассчитал время. Дотянуть до конца заседания — мудрый тактичный ход. Теперь у защиты не осталось времени для вопросов. В результате присяжные вернутся в гостиницу под впечатлением только что услышанного, а за ночь показания свидетеля отложатся в их памяти очень прочно.

— Время вечернего заседания истекло, — судья Бреннер опустил на стол молоток. — Объявляется перерыв до девяти часов утра завтрашнего дня.

Глава 24

Блейк задержался в зале заседания, чтобы ещё раз поговорить с Морсом. Он понимал, что именно вокруг него развернётся наиболее острая борьба — ведь Морс не был ни родственником, ни другом, на даже просто знакомым пострадавшего.

— Меня смущает один момент, Джон, — начал он, отводя Морса в сторону. — Души Господни с таким почтением относятся к Библии. Каждое слово в ней чтут как слово божие. И тем не менее этот мальчик присягает на Библии и тут же начинает беззастенчиво лгать.

— А он не лжёт, он искренне верит в то, на что запрограммирован: в Библии нет ни слова лжи, и этика Священного Писания — единственно верная этика.

— Он что, считает, что всё было так, как он говорит?

— Может быть, и не считает. Но это допускается принципом антиномии.

— Постойте, если я не ошибаюсь, антиномия — это что-то из области логики, какое-то противоречие.

— Приблизительно так. Это слово греческого происхождения. «Анти» означает «против», а «номос» — «закон». Философия антиномии отрицает все обычные моральные обязательства и ценности, такие как верность, честность, правда и так далее. Эта философия зародилась в некоторых раннехристианских сектах. Их члены верили, что им, как единственно истинным христианам, дозволено лгать, красть, совершать любые преступления во имя Господа. Если эта ложь или это преступление необходимы, чтобы нести Его слово, Господь простит их. И в Его глазах они не будут ни лжецами, ни преступниками. Более того, им было дозволено прибегать к любому оружию — вплоть до убийства — в борьбе с миром неверующих, который погряз в грехе и никогда не очистится от скверны. Но если ты действуешь во имя бога, то ты чист и попадаешь в рай.

— Чёрт побери, — Блейк не мог сдержать чувств. — Вот уж действительно, век живи, век учись. — Он задумался. — Но это значит, мальчишка знает, что лжёт. Просто замечательно. Вот увидите, что я с ним сделаю завтра. Он собьётся в первые же десять минут.

— На вашем месте, Мэтт, я бы на это не рассчитывал.

— Почему?

— Вам не удастся его сбить. Он свято верит в свою правоту — он на это запрограммирован. Самим Ходжесом, который работал с ним целых три месяца. Может быть, вам лучше вообще воздержаться от допроса.

— Вы шутите?

— Нет, я не шучу. Он будет придерживаться своей версии, не отступая от неё ни на шаг и не сбиваясь. А вот вы можете оказаться в неловком положении.

Блейк улыбнулся.

— Послушайте, Джон. Я имел дело с такими лжецами, от которых у самого мощного детектора лжи началась бы истерика. Это были гении в своём роде. И ни один их них не смог выстоять против меня. Я повторяю ещё раз, что завтра он запутается в своей лжи и собьётся на первых же десяти минутах.

— Ну, что же, — Морс пожал плечами, — будем надеяться, что вы правы.

На следующее утро защите было предоставлено право на допрос свидетеля. Джефф занял своё место за барьером в центре зала и посмотрел на сторону Блейка.

Но адвокат не торопился вставать из-за стола. Он тянул время, перебирая какие-то бумаги. Любой свидетель, которому предстоит допрос, нервничает и беспокоится. Ожидание усиливает беспокойство, заставляет нервничать ещё больше, и свидетель становится более уязвимым. Мэтт Блейк знал по опыту, что в суде, как, впрочем, и во многих других случаях, от таких незначительных деталей зависит очень многое.

Наконец он подошёл к свидетелю и посмотрел ему в глаза.

— Вас зовут Джеффи Эндрю Рид?

— Это имя я получил при рождении.

Блейк отечески улыбнулся.

— Вы не будете против, если я буду звать вас Джефф?

— Моё имя Симеон, но в данном случае я не буду против.

— Хорошо, Джефф. Вчера вы сказали суду, что любите своего отца.

— Да, сэр.

Блейк задавал вопросы и внимательно смотрел в глаза Джеффу. Но то, что он видел, производило странное, гнетущее впечатление: глаза абсолютно ничего не выражали. Они были словно покрыты плёнкой, которая не пропускала никаких эмоций, мыслей, чувств. В них не было ни беспокойства, ни волнений, не было жизни. Они казались стеклянными. Словно это были глаза не человека, а манекена.

Метью Блейк почувствовал беспокойство. Он задавал вопросы по заранее подготовленному плану, но этот план предусматривал определённые варианты в зависимости от реакции свидетеля. Но Блейк не видел никакой реакции. Её просто не было.

Он продолжал задавать вопросы. Накануне Джефф заявил, что… он утверждал, что… Если это действительно так, то правда ли, что… Он ставит Джеффу ловушки. И ловушки оставались пустыми. Прокурор неоднократно заявлял протесты: вопрос носит наводящий характер; вопрос основывается на предположении; вопрос содержит в себе заранее подготовленное мнение; он навязывает свидетелю суждение. Свидетель не может подтверждать правильность вывода. Большинство протестов председатель суда не принял, но несколько вопросов Блейка было снято.

Блейк продолжал допрос свидетеля. Он снова и снова пытался его запутать, сбить, поймать, пытался добиться от него изменения показаний. Но все усилия были напрасны. Свидетель Рид не отступи от своих показаний ни на шаг. Блейк почувствовал, что Джефф действительно верит в то, что говорит правду, Он действительно был, как выразился Морс, запрограммирован. Блейку стало не по себе. Казалось, что он разговаривает не с человеком, а с роботом. В то же время он чувствовал, что присяжные внимательно следят за ходом допроса. И спокойствие свидетеля производит на них хорошее впечатление. Блейк понимал, кое-кто из них уже считает, что адвокат просто давит на бедного мальчика. «Почему он не прекратит допрос? И так ясно, что мальчик говорит правду. Видно же, что он не лжёт. Защитник ни за что не смог зацепиться. Ни разу».

Блейк почувствовал, что рубашка взмокрела от пота. Ещё ни когда за долгие годы практики он не чувствовал себя таким беспомощным. Было очевидно, что этот раунд проигран. Надо прекращать допрос, пока не поздно.

— У меня всё, — сказал Блейк.

Джефф Рид вышел из-за свидетельского барьера, а Блейк отправился на место, боясь встретится взглядом с Морсом. Проходя к столу, он всё же взглянул на Морса, ожидая увидеть выражение упрёка — «А что я вам говорил», — но Морс смотрел в другую сторону.

Председатель суда вопросительно взглянул на обвинителя.

— Мы закончили, ваша честь, — с улыбкой сказал тот. — Все свидетели по делу опрошены. Обвинение сформулировано.

Судья Бреннер посмотрел на Блейка.

— Зашита готова?

— Да, ваша честь.

— Хорошо, — судья опустил на стол деревянный молоток. — Объявляется перерыв. Слушание дела будет продолжено через пятнадцать минут.

Блейк быстро прошёл в туалет и открыл кран с холодной водой. Хорошо, что судья объявил перерыв. Ему надо собраться с мыслями. Допрос Джефффри Рида оказался слишком тяжёлым испытанием. Зря он не послушался Морса. Господи, что же они сделали с мальчишкой? Как им это удалось? Просто страшно. А если эта секта будет расти и дальше? Да ведь они смогу запрограммировать так же, как Рида, десятки тысяч, миллионы людей. Это страшная сила. История уже знала подобное. Не здесь, в Германии. В принципе, они могли бы завладеть умами всей страны. А почему могли бы? Могут. Уже сегодня. А ведь эти секты набирают всё большую силу…

В этот момент Блейк понял, насколько важен этот процесс. Нет, не для него лично, не для его карьеры. Для всей страны. Для будущего его детей.

Глава 25

План защиты, продуманный Блейком, был основан прежде всего на показаниях родителей и на том впечатлении, которое они произведут на присяжных.

Фрэнк Рид отвечал на вопросы защитника, и было видно, что его рассказ задел всех мужчин, — они представляли себя на его месте и не скрывали сочувствия.

Прокурор сделал из этого свои выводы и во время допроса не стал оказывать на Рида давление, чтобы не настраивать против себя присяжных.

Затем Блейк пригласил Кейт Рид. То, что она говорила, немногим отличалось от показаний мужа, но, в отличие от него, она с трудом сдерживала чувства и едва не плакала. Она не могла оторвать глаз от сына, но Джефф упорно избегал встречаться с ней взглядом. Присяжных тронули показания, особенно рассказ о посещении Астарота. От её допроса прокурор воздержался, зато когда дошла очередь до Синди, он напомнил ей о происшествии в заповеднике.

— Скажите, Джефф Рид пытался убежать от Наставников?

— Нет, но бежать было некуда…

— Мисс Хайленд, я прошу вас прямо отвечать на мои вопросы: пытался ли он убежать, да или нет?

— Нет, не пытался.

— Оказывал ли он сопротивление, когда Наставники сажали его в машину?

— Нет.

— Он боролся с ними, пытался вырываться?

— Нет.

— Значит, он сел в машину добровольно. Правильно?

— Протестую, — встал со своего места Блейк. — Обвинитель задаёт наводящий вопрос.

— Протест принимается, — судья Бреннер строго посмотрел на Хэтча.

— Вы показали, — продолжал Хэтч, — что один из Наставников ударил вас, и вы упали.

— Да.

— Он первым на вас напал?

— Нет, но дело в том…

— Он не нападал на вас первым. Верно?

— Да.

— Кто-нибудь из приехавших на помощь Джеффу напал на вас первым?

— Протестую, ваша честь, — Блейк опять приподнялся.

— Протест принимается, — судья снова посмотрел на прокурора. — Сформулируйте вопрос иначе.

— Кто-нибудь из Наставников нападал на вас первым?

— Нет.

— Значит, первой напали вы?

— Нет, я…

— Разве это не так, мисс Хайленд? Разве вы не первая напали на них?

— Да, это так.

— Вы били их кулаками, царапались и пытались схватить Джеффа за руку. Это так?

— Да.

— И таким образом вы сами спровоцировали одного из Наставников ударить вас. Да или нет?

— Да… Но ведь…

— У меня больше нет вопросов, — оборвал её прокурор.

Блейк решил, что заслушивать Кена Рида и Джо Питерсона нет необходимости. Мотивы их участия были очевидны.

Он пригласил для дачи показаний Джона Морса.

По залу пробежал шум. Благодаря журналистам Морс уже стал знаменитостью: таинственная романтическая личность, неуловимый мститель, который в течение долгого времени в одиночку вёл борьбу против могущественной секты. В журнале «Тайм» ему была посвящена отдельная статья, в которой говорилось, что Души Господни считают его воплощением самого Сатаны и называют не иначе как Дьяволом, что его фотографии вывешены в каждой коммуне ДГ и в течение всего этого времени на него безуспешно велась охота. Разумеется, всё это подогревало интерес публики к нему ещё больше. Журнал пытался взять у него интервью, но безрезультатно. И хотя ходило множество слухов о причинах, вызвавших войну против ДГ, никто не знал наверняка, почему он её ведёт. По-видимому, он сам не хотел, чтобы знали о мотивах. Поговаривали, что преподобный Ходжес и некоторые его приближенные знали подлинное имя Дьявола и причины этой войны, но тоже хранили молчание.

На вступительные вопросы адвоката Морс отвечал, что родился в городе Флинт, штат Мичиган, ему сорок восемь лет и последним постоянным его место жительства был Нью-Хейвен, штат Коннектикут. Психолог по образованию, он окончил университет в штате Мичиган и после защиты докторской диссертации в течение пятнадцати лет занимал должность заведующего кафедрой клинической психологии Йельского университета. Темой его научных изысканий была психопатология познания и восприятия в развитии личности, а также психофизиология мотивации и программирование поведения. Он был автором большого количества статей и двух монографий на эту тему.

Блейк спросил Морса, когда тот впервые занялся изучением вопросов программирования и депрограммирования сознания.

— В 1953 году в Корнеллском университете. Тема моей диссертации «Анализ дезориентации сознания вследствие воздействия стрессовых факторов в условиях заключения и сенсорной депривации». Я работал с бывшими заключёнными, отбывшими длительные сроки тюремного заключения. Их сознание было запрограммировано в соответствии с порядком жизни в тюрьме.

— И ваше исследование имело целью способствовать их реадаптации к нормальной жизни на свободе?

— Да, сэр.

— Была ли диссертация опубликована?

— Да, сэр, была.

— И что произошло потом?

— Она привлекла внимание военных. Программирование, или как они его называют, промывание мозгов, заинтересовало Пентагон, и мне сделали предложение. В течение нескольких лет я работал в составе специальной исследовательской группы Управления разведки, затем в Управлении по исследованию кадровых ресурсов Министерство обороны и в Научно-исследовательском институте Министерства обороны имени Уолтера Рида. Затем мне предложили кафедру в Йельском университете.

— Мистер Морс, вы показали, что оставили кафедру три года назад.

— Да.

— И чем вы занимались все эти три года?

— Только практическим депрограммированием.

— А что послужило причиной такой резкой смены деятельности?

Он вспомнил холодный зимний день, когда в их доме в Нью-Хейвене раздался тот телефонный звонок. Запомнилось, что за окном как раз начал падать снег. Он смотрел на редкие снежные хлопья, медленно опускавшиеся на землю, молча слушал голос в трубке, и всё это казалось кошмарным сном. Положив трубку, он поднялся к Норе, и они сразу выехали.

Дорога вела прямо на север. Снег усиливался, и скоро уже бушевала настоящая метель, залепляя ветровое стекло. Щётки не справлялись, ехать приходилось медленно, наугад, но он не останавливался. В каком-то городке их остановил полицейский и посоветовал переночевать в мотеле, подождать, пока снегоочистители приведут шоссе в порядок, но они поехали дальше.

Каким-то чудом они всё-таки добрались до городка Эссекс Джанкшен, откуда ему накануне позвонили. Там уже ждали. Они долго шли по длинному коридору, потом вошли в комнату, где лежало тело Сузи. Нора потеряла сознание. В состоянии шока её увезли в больницу в Бэрлингтон.

Когда Сузи нашли, её сфотографировали. Он попросил снимки. Шериф не хотел их доставать, но Морс настоял. С больших чёрно-белых фотографий на него смотрело лицо Сузи, искажённое предсмертной мукой. Он видел дерево, ветку с переброшенной через неё верёвкой, распахнувшийся балахон, её обнажённое тело с выступающими рёбрами…

В ушах зазвенело, к горлу подступила тошнота, и он побежал к умывальнику. Потом ему стало холодно, бил озноб. Шериф участливо спросил, чем может помочь, и он вспомнил, что надо ехать в Бэрлингтон, узнать, что с Норой.

— Я повторяю свой вопрос, мистер Морс. Что явилось причиной вашего решения?

Взгляд Морса был неподвижен. Голос Блейка доносился словно откуда-то из далека. В зале стояла напряжённая тишина. Он провёл рукой по лицу и ответил:

— Самоубийство моей дочери.

Морсу было трудно говорить, глаза покраснели, время от времени он замолкал, потом продолжал рассказ. О том, как его восемнадцатилетняя дочь попала в секту, как они с женой ездили в Сидон в надежде увидеть её и как их даже не впустили. О звонке Сузи, когда она потребовала перевести все её деньги на счёт ДГ, об оскорблениях, которыми она осыпала отца и мать, когда они пытались убедить её вернуться. О тех методах, которые используются в сектах для того, чтобы человек превратился в послушный безвольный автомат и о результатах своих исследований в области программирования и депрограммирования. О том, как он понял, что спасти Сузи можно только похитив её из Сидона. И о звонке шерифа. О том, как его жена лишилась рассудка. И о своём решении посвятить жизнь борьбе против похитителей душ.

Морс закончил давать показания в пятом часу, и судья Бреннер объявил перерыв. Для вопросов обвинения времени уже не оставалось.

Глава 26

Ровно в десять часов Джон Морс занял место для свидетелей. Прокурор некоторое время изучающе смотрел на него, затем задал первый вопрос:

— Мистер Морс, была ли у вас договоренность с Фрэнком Ридом об оплате ваших услуг?

— Да.

— О какой сумме шла речь?

— Двадцать тысяч долларов.

— Сколько времени у вас ушло на подготовку и депрограммирование?

— Около недели.

Хэтч выдержал паузу. Он вернулся к своему столу и взял какие-то бумаги, просто чтобы потянуть время. Хотел, чтобы сказанное отложилось в сознании присяжных. Двадцать тысяч за одну неделю. Он взглянул на присяжных. Судя по всему, эта цифра произвела на них должное впечатление. Большинству из них приходится тянуть лямку два года, чтобы заработать эту сумму.

Он снова подошёл к Морсу.

— Мистер Морс, вы показали, что занимались депрограммированием в течение трёх лет. Это верно?

— Да.

— Сколько человек вы депрограммировали за это время?

— Значительное число.

— Точнее.

— Сто шесть.

Он снова помолчал, чтобы присяжные могли перемножить двадцать тысяч на сто шесть. Значит, за три года… однако!

— Правильно ли будет сказать, что именно деньги были основным мотивом вашей деятельности?

— Нет, это не так. У меня очень большие накладные расходы. Часть денег идёт на транспорт, часть на оплату услуг, которыми мне приходится пользоваться в разных городах. Много уходит на содержание в клинике жены. Кроме того, я никогда не запрашиваю лишнего. Мистер Рид может позволить себе заплатить эту сумму. Иногда мои клиенты оплачивали только накладные расходы. Некоторым я помогал целиком за свой счёт.

— Вы можете назвать кого-нибудь из таких клиентов?

— Я могу перечислить десятка полтора лиц, которые подтвердят…

Хэтч перебил его:

— Вы ненавидите Души Господни, не правда ли?

Прокурор почувствовал, что сам подстроил себе ловушку, и решил резко изменить направление атаки. Теперь он задался целью продемонстрировать присяжным предвзятость обвиняемого.

Наконец Хэтч пришёл непосредственно к обстоятельствам дела.

— Обсуждали ли вы похищение с родителями пострадавшего?

— Да.

— Вы инструктировали их?

— Да.

— Оказывали ли вы им дополнительное содействие, например, я имею в виду такси?

— Да.

— Правда ли, что вы длительное время лишали Джеффа Рида сна?

— Да.

— Правда ли, что вы били его?

— Нет, это неправда.

— Правда ли, что вы пользовались теми методами депрограммирования, о которых вы нам говорили?

— Да.

— Иными словами, эти методы заключаются в бесчеловечном обращении с объектом депрограммирования, в лишении его свободы против воли?

— Но это не против его воли, он вообще был её лишён. Я как раз и хотел вернуть ему свободу сознания и воли.

— Давайте уточним. Вы держали его взаперти, чтобы не убежал?

— Да.

— Значит, он хотел убежать от вас?

— Да.

— И вы не давали ему сделать это?

— Да.

— Ваша честь, — Хэтч повернулся к председателю суда, — у обвинения больше нет вопросов.

После этого обвинитель и защитник выступили с речами, которые в тот же вечер были опубликованы во всех газетах. Это были, несомненно, шедевры ораторского искусства. Хэтч понимал, что делает себе имя, которое так поможет ему в борьбе за кресло Главного прокурора штата; Блейк вложил в своё выступление все те чувства, которыми успел проникнуться за время процесса. Но они оба понимали, что как бы убедительно ни звучали их слова, исход дела будет решён в комнате, где будут совещаться присяжные.

Эпилог

Из газеты «Лос-Анджелес Таймс» от 6 марта: «Лос-Анджелес. Верховный суд штата Калифорния принял решение об освобождении из-под стражи под залог в размере 100 тысяч долларов Джона Морса, отбывающего заключение в тюрьме штата. Эта сумма была собрана рядом организаций, состоящих из граждан, чьи дети являются членами секты Души Господни.

Процесс по делу Морса и Ридов, состоявшийся в начале этого года, привлёк внимание всей страны, и деятельность секты Души Господни стала предметом широкого обсуждения в печати. В значительной степени этому способствовал выход в свет книги об этой секте известного публициста Джорджа Гленнона. Автор приводит факты самоубийств и психических расстройств среди членов секты, подтверждённые документами.

Вследствие публикации ряда фактов Министерство финансов и Федеральное налоговое управление учредили специальную комиссию для изучения деятельности секты и её совместимости со статусом организации, свободной от уплаты налогов. Комиссия также начала расследование и по поводу источников дохода и финансовой деятельности главы секты, преподобного Бафорда Ходжеса.

В ряде округов под давлением общественности принято постановление о временном опекунстве, в силу которого, по постановлению суда, родителям членов секты ДГ может представляться право временного опекунства на период 30 дней.

В течение этого времени группа специалистов по депрограммированию может помогать родителям убеждать детей и оставить секту и вернуться к нормальной жизни.

Однако все перечисленные мероприятия вызвали острую реакцию со стороны не только секты ДГ, но и других сект. Некоторые видные политические деятели в связи с этим выражают серьёзную озабоченность, утверждая, что «мы имеем дело с заговором в общенациональном масштабе, цель которого — лишить американский народ, и прежде всего молодёжь, их неотъемлемых гражданских прав. Это — вопиющее нарушение Конституции».

Преподобный Бафорд Ходжес сделал по этому поводу следующее заявление: «Я категорически отвергаю все измышления и инсинуации, целью которых является опорочить деятельность Душ Господних, — заявил он. — Если меня и дальше будут подвергать преследованиям и гонениям, как подвергался гонениям в другой стране и в другое время наш Господь, и даже если меня вынудят покинуть страну, они не смогут уничтожить Души Господни. Миллионы христиан в Европе и по всему миру жаждут услышать Слово Божие — и я буду нести его людям, ибо дело наше угодно Господу».

Союз трёх Программистов

Автор: А. Хараш

Дело было в Астрахани, в холле дворца бракосочетаний, где мне предстояло прочитать лекцию о психологической готовности супругов к отцовству и материнству. Их было десятка полтора пар, подавших заявление в загс и готовившихся на днях заключить брачный союз. Тяготы супружеской жизни были для них где-то в будущем, взоры были ясны и открыты, и я предложил им вслух подумать о том, чего бы они больше всего хотели от своего будущего ребёнка. Ответ был практически единодушен: послушания. Чтобы ребёнок слушался своих родителей…

Удивительное единодушие, свойственное всем нам, родителям. Мы не говорим: чтобы он был счастлив. Чтобы он был свободен. Чтобы умел принимать самостоятельные решения. Чтобы был крепок, бесстрашен, умён… Нет, главное — послушен. Послушен нам — своим родителям. Остальное — вторично.

Помнится, я тогда же рассказал будущим супругам об одном случае идеального послушания. Как-то в консультацию обратилась немолодая на вид женщина с заплаканными глазами. Проблема, с которой она пришла, была необычна. Её сын слушался. Слушался всегда и во всём — с раннего детства, чуть ли не с рождения. Исполнял всё, что от него требовалось. Неукоснительно и незамедлительно. Слушался даже не слов — невысказанных желаний. Мама вручает ему два билета в театр — сходи, мол, с приятелем. Взрослый ведь, скоро шестнадцать. Нет говорит, мама, я без тебя не пойду, только с тобой… С 9 часов вечера — дома, как штык. В 10 — в постели. Бальзам для материнского сердца. Вот такой славный мальчик.

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 567 Следующая ⇒