Донна Леон 13 страница

— Завтра или в ближайшие дни в отделение неотложной помощи может прийти мужчина со следами укуса, скорее всего, на руке. Вероятно, он скажет, что это собачий укус, либо он может заявить, что его куснула подружка.

Карраро хранил молчание.

— Вы слушаете, Dottore? — поинтересовался Брунетти, и в его голосе появились угрожающие нотки.

— Да.

— Так вот, когда появится этот человек, вы должны позвонить в квестуру, Dottore. Позвонить немедленно, вы меня понимаете? Немедленно, — повторил он и продиктовал Карраро номер. — Если вас не будет на месте, я надеюсь, вы оставите записку тому, кто будет вас замещать.

— А что мы должны делать с этим человеком, дожидаясь, пока вы приедете? — спросил Карраро уже своим обычным тоном.

— Да что угодно! Главное — задержать его, Dottore. Обманите, расскажите о каком-нибудь новом способе лечения ВИЧ-инфекции. Лишь бы выиграть время, чтобы мы успели добраться до больницы. Вы не должны выпускать его из отделения.

— А если мы не сможем остановить его? — не унимался Карраро.

Брунетти немного сомневался, что Карраро последует его советам, поэтому счел за благо солгать:

— Dottore, советую вам не забывать, что наши полномочия никто не отменял и расследование обстоятельств смерти Росси не будет закончено, пока я не отдам приказа. — В конце фразы он придал своему голосу побольше металла — для весомости. — Итак, надеюсь на вашу помощь.

И, обменявшись любезностями, они попрощались.

Теперь Брунетти оставалось ждать утреннего выпуска газет. Он нервничал: ожидание всегда подталкивало его к необдуманным поступкам. Ему было трудно противостоять желанию подразнить гусей. Он спустился вниз и направился в кабинет синьорины Элеттры.

Та читала книгу, подперев кулачками подбородок.

— Я не помешал?

Она подняла голову, улыбнулась и жестом дала понять абсурдность такой мысли.

— Синьорина, а у вас есть в собственности квартира?

Синьорина Элеттра давно привыкла к некоторым странностям комиссара, она не проявила любопытства и ответила «да», предоставив ему, если он посчитает нужным, объяснить свой вопрос. Однако он делать этого не стал.

Его следующее заявление могло бы сбить с толку кого угодно.

— Хотя, думаю, это не имеет значения, — сказал Брунетти.

— Для меня имеет, синьор, — заметила она.

— А, ну да, конечно. Но я имел в виду другое… — И, не тратя слов на объяснение недоразумения, попросил: — Синьорина, если вы не заняты, я бы хотел, чтобы вы для меня кое-что сделали.

Она потянулась к карандашу и блокноту, но он остановил ее:

— Нет, я хочу, чтобы вы пошли и кое с кем поговорили.

Ему пришлось дожидаться ее возвращения более двух часов. Когда она вернулась, то направилась прямиком в его кабинет. Вошла без стука и приблизилась к его столу.

Он пригласил ее сесть и, сгорая от нетерпения, присел рядом.

— У вас нет привычки делать мне подарки на Рождество, комиссар? — спросила она.

— Нет, — честно признался он. — А что, пора привыкать?

— Да, синьор, — многозначительно сказала она. — Я рассчитываю на дюжину, нет, две дюжины белых роз от Бьянката и, пожалуй, бутылку просекко.

— А могу ли я спросить, когда бы вы хотели получить этот подарок, синьорина?

— Чтобы избежать рождественской суеты, синьор, думаю, вы могли бы преподнести его на следующей неделе.

— Обязательно. Считайте, что все уже сделано.

— Вы очень добры, синьор, — произнесла она, подчеркнуто церемонно наклоняя голову в знак благодарности.

— Это доставит мне истинное удовольствие, — ответил он, выждал шесть секунд и спросил: — Получилось?

— Я спросила у хозяина книжного магазина на кампо, и он сказал мне, где они живут. Пошла и поговорила с ними.

— И что? — нетерпеливо справился он.

— Самые отвратительные люди, которых я когда-либо встречала, — сказала она холодно и отчужденно. — Видите ли, я работаю здесь больше четырех лет, и мне нередко приходится встречаться с отпетыми преступниками, хотя люди в банке, где я раньше работала, были, наверно, еще хуже. Но эти двое переплюнули всех.

Она передернула плечами от отвращения.

— Почему вам так показалось?

— Жадность и набожность, как выяснилось, дают премерзкое сочетание!

— Пожалуйста, расскажите по порядку.

— Ну, я сказала, что мне нужны деньги, чтобы оплатить карточные долги брата. Они спрашивают: что можете предложить в залог? Я говорю: квартиру. При этом веду себя, как вы меня научили: вся такая нервная и взволнованная. Муж спросил мой адрес и пошел в другую комнату, я слышала, как он с кем-то разговаривал… Должно быть, по мобильному телефону. В тех двух комнатах, которые я видела, телефонных розеток не было.

— Что потом? — спросил Брунетти.

— Он вернулся, улыбнулся жене, и тут она сказала: возможно, они смогут мне помочь. Спрашивает: сколько мне надо? Я говорю: пятьдесят миллионов лир.

Это была сумма, которую они с Брунетти заранее обговорили: не слишком много и не слишком мало, как раз те деньги, которые игрок рассчитывает легко отыграть за ночь. Лишь бы нашелся человек, который погасит его долг и таким образом вернет его за игорный стол.

Она посмотрела в глаза Брунетти:

— Вы знакомы с этими людьми?

— Нет. Все, что я знаю, рассказала мне одна знакомая.

— Это монстры, — произнесла синьорина Элеттра усталым голосом.

— Что сказал муж, когда пошел звонить?

Она пожала плечами:

— Сказал, что надо проверить документы на дом, хотя я уверена, он звонил кому-то, чтобы удостовериться, действительно ли это моя квартира и оформлена ли она на мое имя.

— Кому, как вы думаете? — спросил он.

— Маловероятно, чтобы это был сотрудник Кадастрового отдела, скорее всего, это человек, который имеет прямой доступ к их базе данных, ведь он смог предоставить информацию немедленно.

— А вы сможете во всем этом разобраться? — спросил он.

— Не сразу. Это займет у меня некоторое время… Нужно вникнуть в их систему.

— Чем закончилась ваша встреча?

— Завтра я должна явиться с документами. В пять к ним домой придет нотариус. — Она всплеснула руками. — Только представьте: в Венеции иной раз «скорой помощи» не дождешься — успеешь умереть, пока врач позвонит в дверь, а у них есть нотариус, которым они могут распоряжаться двадцать четыре часа в сутки. — Она подняла брови в знак немого удивления. — Так что предполагается, что завтра я приду в пять. Мы подпишем все бумаги, и они дадут мне нужную сумму.

Она еще не закончила фразу, а Брунетти уже покачал головой в знак молчаливого несогласия. Он ни в коем случае не позволит синьорине Элеттре вновь приблизиться к этим людям. Она с признательностью улыбнулась и, как ему показалось, вздохнула с облегчением.

— А процент? Они говорили о процентной ставке?

— Они сказали, что мы поговорим об этом завтра, что это будет указано в бумагах. — Она скрестила ноги и положила руки на колени. — Другими словами, мне дали понять, что тут я ничего не решаю, могу только согласиться с их условиями, — подвела она итог.

И тут Брунетти вдруг вспомнил:

— А набожность?

Синьорина Элеттра вынула из кармана жакета кусочек картона, по размеру чуть меньший, чем игральная карта. Она протянула карточку Брунетти. На ней была изображена женщина в одежде монахини. Руки сложены у груди, глаза подняты к небесам. Брунетти прочитал первые несколько строк, напечатанных ниже, — это была молитва к святой Рите.

— Святая Рита из Кашии, покровительница отчаявшихся, — пояснила синьорина Элеттра. — Синьора Волпато чувствует с ней особое родство, потому что считает, что она тоже помогает людям, когда им неоткуда ждать помощи. Вот почему она так предана святой Рите. — Синьорина Элеттра сделала выразительную гримаску, чтобы подчеркнуть сей удивительный факт. — Она предана святой Рите больше, чем Мадонне, как она поведала мне.

— Как трогательно! — отозвался Брунетти, возвращая карточку.

— О, заберите себе, синьор, мне не надо, — отмахнулась синьорина Элеттра.

— Они не спрашивали, почему вы не обратились за кредитом в банк, если у вас есть обеспечение?

— Спрашивали. Я сказала, что эту квартиру подарил мне отец, и я не могу допустить, чтобы он узнал, что я ее заложила. Если бы я пошла в банк, где хорошо знают всю нашу семью, отец бы догадался, что это из-за брата. При этих словах я постаралась заплакать. — Синьорина Элеттра усмехнулась. — Синьора Волпато искренне пожалела моего брата, добавив, что азартные игры — страшный грех.

— А ростовщичество — нет?

— Очевидно нет. Она спросила меня, сколько ему лет.

— И что вы ей ответили? — поинтересовался Брунетти, зная, что у нее нет никакого брата.

— Сказала, что ему тридцать семь, а играет он уже много лет. — Она помолчала, словно припоминая события сегодняшнего дня. — Синьора Волпато была очень добра.

— В самом деле? А что она сделала?

— Дала мне еще одну карточку со святой Ритой и обещала, что помолится за моего брата.

Брунетти пора было идти домой ужинать, однако он задержался, чтобы подписать разрешение на отправку тела Марко Ланди его родителям. Он позвонил вниз и спросил Вьянелло, не вызовется ли тот сопровождать тело до Трентино. Вьянелло согласился, заметив лишь, что завтра у него выходной и он не знает, нужно ли надевать форменную одежду.

Брунетти понятия не имел, нужно или нет, поэтому сказал:

— Я поменяю график дежурств. — И стал рыться в бумагах, которые получал каждую неделю, складывал в ящик стола и в конечном счете, не читая, выбрасывал. — Будем считать, что вы при исполнении служебных обязанностей — надевайте форму.

— А если они будут спрашивать о расследовании? — предположил Вьянелло.

— Они не будут спрашивать. Пока не будут, — ответил Брунетти, не отдавая себе отчета, почему он так думает, однако уверенный, что прав.

Возвратившись домой, он обнаружил Паолу на террасе. Она читала, сидя на плетеном стуле и положив одну ногу на другой (эти стулья стояли под открытым небом еще с прошлой осени). Улыбнулась мужу и убрала ногу со стула — он принял приглашение и сел напротив.

— Как прошел день? Устал? — поинтересовалась она.

Он уселся на стуле поудобнее, покачал головой, но при этом постарался улыбнуться:

— Обычно. Просто еще один рабочий день.

— Чем же ты все-таки занимался?

— Ростовщиками, коррупцией и человеческой жадностью.

— Просто еще один рабочий день… — Она вынула из книги конверт и наклонилась вперед, чтобы передать мужу. — Может, это тебе поможет.

Он взял его и стал рассматривать: конверт был с грифом Кадастрового отдела. Брунетти недоумевал: каким образом может помочь ему официальное письмо?

Он вынул вложенный в конверт лист бумаги.

— Это чудо? — спросил он, читая. И громко, с выражением продекламировал последнее предложение: — Вследствие предоставления необходимой документации вся предыдущая корреспонденция, исходящая из нашего учреждения, аннулируется согласно данному постановлению о разрешении на строительство.

Рука Брунетти, все еще держащая письмо, опустилась на колени.

— Это означает то, о чем я думаю? — осведомился он.

Паола кивнула, не улыбаясь и не отводя взгляд.

Он подыскивал слова и тон и, найдя их, спросил:

— А нельзя ли уточнить детали?

Она не замедлила объяснить:

— Из написанного я поняла, что это означает, что дело закрыто, они нашли необходимые документы и нам не придется ломать над этим голову.

— Нашли? — удивился он.

— Нашли, — подтвердила она.

Он посмотрел на единственный листок, который держал в руке, документ, в котором ему бросились в глаза слова «о разрешении на строительство», сложил его и сунул обратно в конверт, размышляя, что ему делать: спрашивать или не спрашивать.

Протянул жене конверт и спросил требовательным тоном:

— Твой отец имеет к этому какое-то отношение?

Он наблюдал за выражением лица Паолы. Двадцатилетний опыт общения с нею подсказал ему, что она долго размышляла, говорить ли ему правду и что в итоге отказалась от этой мысли.

— Возможно, — ответила она.

— Что это означает?

— Мы говорили о тебе, — начала она, и он постарался скрыть удивление: с каких это пор Паола обсуждает его со своим отцом? — Он спросил, как ты, как твоя работа, и я сказала, что сейчас у тебя больше проблем, чем обычно.

Он уж было собрался обвинить ее в разглашении его профессиональных секретов, но она объяснила:

— Разумеется, я никогда не рассказываю ему или кому-то еще подробностей, но я действительно сказала, что ты озабочен больше обычного.

— Озабочен?

— Да. Ситуацией с сыном Патты и тем, как он собирается решать эту проблему, — ответила она. — И этими бедными погибшими молодыми людьми. — Увидев выражение его лица, она поторопилась заверить: — Ничего этого я не упоминала, просто пыталась объяснить отцу, насколько трудно тебе в последнее время приходится. Не забывай, что я живу с тобой в одном доме и сплю в одной постели, так что и без ежедневных отчетов понимаю, что тебя беспокоит.

Она выпрямилась на стуле, словно решила, что разговор окончен и она может встать и пойти принести им выпить.

— Что еще ты сказала ему, Паола?

Он не собирался так легко сдаваться.

Она ответила не сразу, зато ответ был правдивым.

— Рассказала о недоразумении с Кадастровым отделом, о том, что предупреждение о демонтаже квартиры висит над нами как какой-то бюрократический дамоклов меч.

Брунетти продолжал настаивать, он хотел знать всю правду:

— И какова была его реакция?

— Он спросил, не может ли он чем-нибудь помочь.

Брунетти настолько устал за последние дни, что готов был махнуть рукой на происходящие за его спиной события и позволить им идти своим чередом. Однако ему было стыдно видеть спокойное двуличие Паолы — его жены, матери его детей, и он не смог промолчать.

— Я же велел тебе не делать этого! — повысил он голос, но тут же исправил свою резкость. — Я же просил тебя.

— Я помню. Поэтому я и не просила отца помочь.

— Не просила? Он сам догадался вмешаться в историю с нашей квартирой?

Брунетти почти кричал.

Она тоже рассердилась:

— Я не знаю, что он сделал! Может быть, он и не делал ничего.

Брунетти показал на конверт, который она держала в руках:

— По-моему, все ясно. Я просил тебя не принимать от него помощь, не вынуждать его использовать своих друзей и связи.

— Но ты не видишь ничего предосудительного в использовании наших, — уколола она мужа.

— Это другое, — упорствовал он.

— Почему?

— Потому что мы маленькие люди. У нас нет его власти. У нас нет уверенности, что мы всегда получим то, что хотим, и всегда сможем обойти закон.

— Ты и в самом деле считаешь, что есть разница? — в изумлении спросила она.

Брунетти кивнул.

— В таком случае, кто такой Патта? — спросила она. — Один из нас или один из сильных мира сего? — Если ты думаешь, что для маленьких людей в порядке вещей пытаться обойти систему, но это неправильно для людей, обладающих властью, то кто тогда Патта? — Видя, что муж колеблется, Паола уточнила: — Я спрашиваю потому, что ты, само собой, и не пытаешься скрыть свое отношение к тому, что он делает, чтобы спасти сына.

Его окатило волной ярости.

— Сын Патты — преступник!

— Но он все-таки его сын.

— И именно поэтому для твоего отца в порядке вещей попирать закон — потому что он делает это для своей дочери?

Как только эти слова слетели с его губ, он пожалел о них, и это сожаление смягчило его гнев, а потом и окончательно потушило его. Паола смотрела на него, приоткрыв рот от изумления, как будто он ее ударил.

Брунетти тут же пробормотал скороговоркой:

— Извини-извини. Я… я не то хотел сказать. — Он откинул голову на спинку стула. Боже, закрыть бы глаза и забыть обо всем! — Мне действительно очень жаль. Я не должен был этого говорить. — Он все же заставил себя еще раз извиниться.

— Да, ты не должен был.

— Это не правда, — буркнул он в качестве третьего извинения.

— Нет, — произнесла она очень спокойно. — Я думаю, именно поэтому ты и не должен был этого говорить. Потому что это правда. Он сделал это, потому что я — его дочь.

Брунетти собрался было возражать, что-то доказывать, но только устало выговорил:

— Я не могу и не хочу тратить на это силы, Паола.

— На что?

— На ссоры с тобой.

— А мы и не ссорились.

Ее голос звучал отстраненно, равнодушно и слегка высокомерно.

— О, ну вот, пожалуйста!

Брунетти опять начал раздражаться.

Помолчали, не глядя друг на друга. Наконец Паола спросила:

— Что, по-твоему, я должна сделать?

— Делать теперь уже нечего. — Он ткнул пальцем в сторону конверта. — Все сделали за нас… Паола, неужели мы и вправду не можем вернуться к идеалам нашей молодости?

— А ты бы хотел, чтобы я вернулась?.. Нет, это невозможно, я вынуждена признать. И потому последний мой вопрос риторический: ты действительно хотел бы, чтобы я вернулась к тем идеалам?

Брунетти встал и пошел к выходу с террасы.

«Да, — думал он, — возвращение к идеалам нашей юности — еще не гарантия мира в семье…»

Через несколько минут он появился с двумя бокалами шардоне. Они посидели полчаса, не касаясь серьезных тем, пока Паола не взглянула на часы — ей пора было начинать готовить ужин. Прихватив пустой стакан мужа, она наклонилась и, коснувшись его щеки, поцеловала в правое ухо.

После ужина он лег на диван, теша себя надеждой, что он в любом случае нашел бы средство поддержать мир в собственной семье и что ужасные события, которые так заботят его в последнее время, никогда не нарушат покой его дома. Он попытался отвлечься чтением Ксенофонта, но, несмотря на то что оставшиеся в живых греки приближались к дому и были в относительной безопасности, ему было трудно сконцентрироваться на проблемах двухтысячелетней давности. Кьяра, заглянувшая около десяти, чтобы поцеловать его и пожелать спокойной ночи, не стала заводить разговор о кораблях, даже не подозревая, что, сделай она это, Брунетти согласился бы купить ей океанский лайнер «Куин Элизабет-2».

Как он и ожидал, развернув на следующее утро по пути на работу «Газеттино», на первой полосе второй половины выпуска он увидел статью со своим заголовком. Журналист сгустил краски, но, как и многие дикие фантазии, публикуемые в этом специфическом издании, изложенное казалось чрезвычайно убедительным. Хотя в статье четко говорилось, что лечение с помощью экспериментального раствора может подействовать лишь в том случае, если инфицирование произошло через укус, — чему только люди не верят! — он опасался, что больницу наводнят наркоманы и ВИЧ-инфицированные, надеющиеся на волшебное лекарство.

По дороге комиссар, вознося мольбы, чтобы его не увидели знакомые, купил «Ла Нуова». На странице двадцать семь красовалась статья — три колонки текста — даже с фотографией Зеччино, очевидно, вырезанной из группового снимка. Заражение ВИЧ-инфекцией посредством укуса было представлено как стопроцентная реальность, но высказывалась надежда на действие лекарства, которое имеется только у врачей отделения неотложной помощи Оспедале Сивиле.

Чтение статей заняло у комиссара не больше десяти минут. Он отложил газеты, как вдруг дверь кабинета распахнулась. Брунетти поднял глаза и онемел: на пороге с перекошенным лицом стоял вице-квесторе Джузеппе Патта. Он стремительно пересек кабинет и застыл перед столом Брунетти. Комиссар хотел было встать, но Патта выбросил вперед руку, как будто желая вдавить его в кресло, и, сжав пальцы в кулак, со всей силы треснул по столу.

— Почему вы это сделали? — крикнул он. — За что вы так ненавидите меня? Ведь они уничтожат его. Вы прекрасно это знали!

Ошеломленный Брунетти готов был поверить, что его шеф сошел с ума. Или тут другое — стрессы на службе, а может, и в личной жизни, настолько вывели начальника из равновесия, что он перестал себя контролировать, и это проявляется немотивированный гнев. Брунетти смирно сложил перед собой руки и постарался не двигаться, чтобы не нервировать безумца.

— Ну же? Ну? — кричал на него Патта. Опершись ладонями о стол и наклонясь вперед, он приблизил лицо вплотную к лицу Брунетти. — Я хочу знать, зачем вы с нами это сотворили! Если с Роберто что-нибудь случится, я вас уничтожу. — Патта выпрямился, сглотнул и снова потребовал ответа: — Я задал вам вопрос, Брунетти! — В его голосе звучала неприкрытая угроза.

Брунетти откинулся на спинку стула и крепко сжал подлокотники.

— Мне кажется, вам лучше присесть, вице-квесторе, — успокаивающе проговорил он, — и объяснить мне, что все это значит.

Однако Патта продолжал кричать, срываясь на визг:

— Не лгите мне, Брунетти! Я хочу знать, почему вы это сделали!

— Я не понимаю, о чем вы говорите.

Брунетти начал раздражаться: ему надоело это представление.

Патта выхватил из кармана вчерашнюю газету и бросил чуть ли не в лицо Брунетти.

— Вот о чем! — сказал он, дрожащим пальцем тыча в газетную полосу. — Вот заметка, где говорится, что Роберто собираются арестовать и что он обязательно будет свидетельствовать против людей, контролирующих наркобизнес в Венето. — Он опять сорвался на крик: — Я знаю, как вы действуете, вы, выходцы с севера, — как маленький тайный клуб! Вам только и нужно, что снять трубку и позвонить друзьям в газету. А те напечатают любое дерьмо, которое вы им надиктуете.

Задохнувшись, Патта упал на стул перед столом Брунетти. Его покрасневшее лицо было покрыто испариной, и, когда он попытался вытереть ее, Брунетти заметил, как трясутся руки вице-квесторе.

— Они убьют его, — еле слышно произнес Патта.

Брунетти наконец-то все понял. Смехотворность обвинений помогла ему преодолеть замешательство. Он даже не возмутился по-настоящему. Подождав, пока Патта восстановит дыхание, Брунетти заговорил, стараясь, чтобы голос звучал ровно:

— Эта заметка не имеет никакого отношения к Роберто. Ко мне приходила подруга юноши, Марко Ланди, который на прошлой неделе умер от передозировки, и сообщила, что знает человека, продавшего ему наркотики, но побоялась сказать, кто он такой. Я подумал, что заметка в газете подтолкнет этого неизвестного прийти сюда добровольно и рассказать что знает. — Комиссар видел, что Патта внимательно слушает. — Роберто тут абсолютно ни при чем.

Конечно, Брунетти так и подмывало спросить, чего это вице-квесторе так разнервничался, коль скоро он уверен, что Роберто в продаже наркотиков никаким боком не замешан? Если мальчик чист, эта статья не могла навредить ему. Но комиссар сдержался: при всем неуважении к Патте он понимал, что это была бы дешевая победа.

Патта, словно пробудившись от страшного сна, все же заставил себя сказать правду:

— Неважно, о ком на самом деле эта заметка. — Так он признал, что поверил словам Брунетти. Патта пристально смотрел на комиссара, и взгляд у него сейчас был прямой и честный. — Вчера вечером они звонили ему. Они звонили Роберто на его мобильный телефон.

— Что они сказали?

Брунетти оценил доверие начальника: Патта только что признал, что его сын — сын вице-квесторе Венеции! — продает наркотики.

— Что будет лучше, если они никогда больше не услышат о том, что он собрался пойти в полицию.

Патта замолчал и закрыл глаза, не желая продолжать.

— А иначе?..

Ответ последовал не сразу.

— Угроз не было. Да в них и нет необходимости.

«Что правда, то правда», — мелькнуло в голове у Брунетти.

Внезапно его охватило желание оказаться где-нибудь в другом месте, где угодно, только не здесь. Он бы даже согласился вернуться в комнату, где лежали Зеччино и мертвая девушка. К ним он испытывал искреннюю жалость. А сейчас при виде этого человека в душе комиссара рождалось что-то вроде чувства удовлетворения. Ему было немного стыдно, однако он не мог это чувство подавить.

— Он употребляет или только продает? — спросил он.

Патта вздохнул:

— Не знаю. Понятия не имею. — Брунетти не сомневался, что Патта лжет, пытаясь прикрыть сына, и дал ему время одуматься; через минуту тот нехотя бросил: — Да, употребляет. Я думаю, кокаин.

Несколько лет назад, когда он еще был менее изощрен в искусстве задавать вопросы, Брунетти попросил бы подтвердить, что юноша к тому же и продает наркотики, но теперь принял слова вице-квесторе как данность и поинтересовался:

— Вы говорили с ним?

Патта кивнул:

— Он напуган. Хочет спрятаться у бабушки с дедушкой, но и там он не будет в безопасности. — Он посмотрел на Брунетти. — Эти люди должны поверить, что Роберто ничего не скажет. Это для него единственный шанс спастись.

Брунетти пришел к такому же выводу и уже обдумал, как нужно поступить. Придется инспирировать другой газетный материал. Там будет сказано: в полиции подозревают, что полученная информация оказалась ложной, поскольку не удалось выявить связь между смертью студента от передозировки и человеком, несущим ответственность за продажу наркотиков. Скорее всего, это убережет Роберто Патту, но в то же время похоронит надежду, что брат — или кем он там ей приходится — Анны Марии Ратти придет в полицию и расскажет о людях, которые продали ему наркотики, убившие Марко Ланди.

Если комиссар не вмешается в ситуацию, в опасности будет жизнь Роберто, а если такой материал появится, Анна Мария до конца дней будет влачить груз вины за свою, хоть и косвенную, причастность к смерти Марко.

— Я позабочусь об этом, — пообещал Брунетти, и Патта поднял голову и впился глазами в его лицо.

— Как? — резко спросил он. — Каким образом?

— Пусть это вас не волнует. Я позабочусь об этом, — повторил Брунетти.

Он говорил твердо, уверенно, надеясь, что убедит Патту и тот покинет кабинет без совершенно ненужных комиссару выражений благодарности.

— Если сможете, попытайтесь положить его в специальную клинику.

Он увидел, как робкая улыбка признательности сползла с лица Патты. Вице-квесторе был возмущен: он не привык выслушивать советы от подчиненных. Брунетти мечтал лишь о том, чтобы тягостная сцена поскорее закончилась.

Раздувшись от негодования, Патта вышел из кабинета.

Поеживаясь от неловкости, Брунетти в очередной раз позвонил своему знакомому журналисту и поговорил с ним, ежеминутно ощущая, что его долг растет. Когда придет время оплатить его (а комиссар ни минуты не сомневался, что такое время настанет), это обойдется ему недешево: в лучшем случае необходимостью поступиться принципом, в худшем — пренебречь законом. Однако отступать было некуда.

Брунетти собирался идти на обед, но тут зазвонил телефон, и возбужденный голос доктора Карраро затараторил комиссару в ухо. Десять минут назад в отделение неотложной помощи позвонил какой-то человек: сегодня утром он прочитал в газете статью и хочет знать, правдивы ли сведения об экспериментальном растворе. Карраро уверил звонившего, что все так и есть: разработанное недавно лекарство дает надежду на спасение тем, кого укусил ВИЧ-инфицированный.

— Вы думаете, это он? — спросил Брунетти.

— Не знаю, — ответил Карраро. — Но он казался очень заинтересованным и сильно нервничал.

Сказал, что обязательно сегодня придет. Что вы собираетесь делать?

— Приду к вам прямо сейчас.

— А что делать мне, когда он явится?

— Задержите его в больнице. Тщательный осмотр, анализы… ну придумайте что-нибудь!

Выходя, Брунетти заглянул в комнату для младшего офицерского состава и приказал немедленно направить к входу в отделение неотложной помощи Оспедале Сивиле двух полицейских и катер.

Дорога в больницу заняла у него всего лишь десять минут, и когда он туда добрался, то объяснил дежурному, что ему надо пройти в отделение так, чтобы ожидающие пациенты его не видели. Должно быть, выражение лица комиссара свидетельствовало о безотлагательности дела, потому что дежурный покинул свою застекленную каморку и повел Брунетти какими-то закоулками и узкими коридорами. Вскоре они оказались в сестринской комнате отделения неотложной помощи.

Дежурная сестра сначала взглянула на Брунетти удивленно, но Карраро, видимо, предупредил ее, что ждет необычного посетителя. Она встала из-за стола и прошептала:

— Он с доктором Карраро. — И она показала на дверь, ведущую в процедурную. — Там.

Брунетти без стука открыл дверь и вошел. Карраро в белом халате склонился над крупным мужчиной, лежащим на кушетке. Рубашка и свитер пациента были брошены на спинку стула. Карраро стетоскопом прослушивал его сердце, и, поскольку уши доктора были закрыты, он не услышал, как вошел Брунетти. Лишь минуту спустя, по тому, как забилось сердце пациента, доктор понял, что они не одни, и, обернувшись, коротко кивнул комиссару.

Брунетти заметил, что тело лежавшего напряглось, а выражение лица резко изменилось. Он разглядел также воспалившуюся рану на внешней стороне его правого предплечья: овал, а по контуру симметричные отметины, похожие на застежку-молнию.

Брунетти молчал. Человек на кушетке закрыл глаза и расслабился, его руки безвольно лежали по сторонам, он как будто спал. Брунетти отметил, что Карраро надел резиновые перчатки. Завершив прослушивание, Карраро отошел к стеклянному столику, положил на него стетоскоп и, не говоря ни слова, вышел из комнаты.

Брунетти сделал шаг по направлению к кушетке, но предпочел все же остаться на приличном расстоянии: человек выглядел настоящим силачом. Мышцы его груди и плеч были мощными и тугими, как будто он десятилетиями занимался тяжелой физической работой. Брунетти бросились в глаза его громадные руки и странное, отсутствующее выражение лица. Уши у этого великана были очень маленькие, да и голова странной цилиндрической формы казалась на размер или даже два меньше, чем полагалось бы его сильному телу.

⇐ Предыдущая 6 7 8 9 10 11 121314 15 Следующая ⇒