Софи Кинселла 7 страница

Повинуясь внезапному импульсу, нахожу биллионное письмо Рейчел о благотворительном забеге и нажимаю «ответить».

Привет, Рейчел!

Рассчитывай на меня. Это замечательное мероприятие, и я хочу поддержать его. Ты молодец!

Сэм

Он явно в форме. И сможет немного пробежаться.

Войдя в раж, отыскиваю письмо от айтишника, который вежливо просил Сэма прочитать его резюме и идеи для компании. Сэм обязательно должен поощрять людей, желающих продвинуться.

Дорогой Джеймс!

С удовольствием просмотрю твое резюме и ознакомлюсь с идеями. Пожалуйста, договорись с Джейн Эллис о нашей встрече. Меня радует твоя активность!

Сэм

Начав, я уже не могу остановиться. Пишу парню, который хочет проверить рабочее место Сэма на соответствие правилам безопасности, назначаю время, а потом пишу Джейн, чтобы она внесла это в распорядок работы. Пишу Саре, заболевшей опоясывающим лишаем, и справляюсь, не лучше ли ей.

Сколько же людей, которым он не ответил. Сколько же людей пытаются связаться с ним. Почему бы мне не написать им? Я оказываю ему большую услугу. Словно вознаграждаю за кольцо. По крайней мере, когда я верну ему телефон, его почтовый ящик будет в идеальном порядке.

А почему бы не разослать всем письмо о том, какие они потрясающие? Почему бы и нет? Кого это обидит?

Дорогие коллеги!

Просто хочу сказать вам, что вы в этом году проделали большую работу.

И тут мне в голову приходит еще более удачная мысль.

Как вы знаете, я очень ценю ваши взгляды и идеи. Мы счастливы, что в «Уайт Глоуб Консалтинг» работают такие талантливые люди, и хотим как можно больше выиграть от этого. Если у вас появились идеи, которыми вы хотите поделиться со мной, пожалуйста, пришлите их. Не стесняйтесь! Будьте честными!

Примите мои наилучшие пожелания. Великих свершений в этом году.

Сэм

С удовлетворением нажимаю «отправить». Так‑ то вот. Это что касается мотиваций. Творческого духа команды! Откидываюсь на спинку сиденья, пальцы ноют. Отпиваю латте, откусываю от маффина огромный кусок, и тут телефон звонит.

Черт. Как не вовремя.

Нажимаю кнопку, подношу телефон к уху, пытаюсь сказать «Минутку», но получается что‑ то невразумительное. Рот буквально слипся от этого чертова маффина. И что только в них кладут?

– Это ты? – спрашивает почти юношеский голос. – Говорит Шотландец.

Шотландец?!

И тут меня озаряет. Шотландец. Это же друг Вайолет! Он уже звонил и говорил о липосакции.

– Я все сделал. Как уже сказал, эндоскопическая операция. Никаких следов не останется. Я гений. Адьос, Санта‑ Клаус.

Жую маффин с немыслимой скоростью, но по‑ прежнему не могу издать ни звука.

– Ты здесь? Это правильный… О блин… – Когда я наконец умудряюсь проглотить маффин, голос пропадает.

– Алло? Могу я принять сообщение?

Молчание. Проверяю входящие номера, но номер определился как неизвестный.

Пора бы друзьям и подругам Вайолет разузнать ее новый номер. Лезу в сумочку и отыскиваю программку «Короля Льва».

Звонил Шотландец, быстро пишу рядом с первым сообщением. Все сделано, эндоскопическая операция, никаких следов, гений, адьос, Санта‑ Клаус.

Если я когда‑ нибудь увижусь с этой Вайолет, то, надеюсь, она оценит мои старания. Я хочу увидеть ее. Не зря же я принимала за нее звонки.

Собираюсь убрать телефон, но тут обрушивается лавина новых писем. Уже пришли ответы на мое письмо? Просматриваю почту, но в основном это стандартные сообщения или спам. Однако предпоследнее письмо заставляет меня притормозить. Оно от отца Сэма.

Гадаю, как поступить.

Сомневаюсь недолго.

Дорогой Сэм,

Просто хочу узнать, получил ли ты мое последнее письмо. Ты же знаешь, я в этом не силен, так что, может, послал его не на тот адрес. Пишу снова.

Надеюсь, у тебя все хорошо и ты процветаешь в Лондоне. Мы так гордимся твоими успехами. Читаем о тебе в газетах. Я всегда думал, что ты предназначен для больших дел, ты знаешь об этом.

Как уже сказал, я хочу кое о чем поговорить с тобой. Ты собираешься приехать в Хэмпшир? Я тебя так давно не видел и скучаю по прежним временам.

Всегда твой

старик отец

Добираюсь до конца письма и чувствую, что глаза у меня на мокром месте. Не могу поверить, неужели Сэм не ответил ему? Ему плевать на отца? Они что, в ссоре?

Так и вижу, как отец сидит за компьютером, посылает сыну трогательные письма, а тот игнорирует их. Нет, не могу я это вынести. Не могу, и все. Жизнь слишком коротка, чтобы ссориться. Слишком коротка, чтобы сердиться на кого‑ то.

Нажимаю «ответить». Не смею писать от имени Сэма его собственному отцу, это уж слишком. Но я могу завязать общение. Могу дать знать одинокому старому человеку, что его услышали.

Здравствуйте!

Это помощница Сэма. Хочу сообщить вам, что Сэм будет на конференции компании в Хэмпшире на следующей неделе, 24 апреля. Он остановится в гостинице «Чиддингфорд». Уверена, он ждет встречи с вами.

Всего наилучшего,

Поппи Уотт

Нажимаю «отправить», пока не успела испугаться собственной наглости, и какое‑ то время даже дышать не могу. Я прикинулась секретаршей Сэма. Написала его отцу, влезла в его личную жизнь. Он придет в ярость, когда узнает об этом, – и мне остается лишь дрожать от страха.

Но иногда надо быть смелой. Иногда нужно объяснять людям, что в жизни важно, а что нет. И я чувствую, что поступила правильно. Было нелегко, но я сделала это.

Опять вижу отца Сэма: он сгорбился за письменным столом, седая голова опушена. На компьютер приходит письмо, и морщинистое лицо озаряется надеждой. Несчастный старик открывает его… радостно улыбается… поворачивается к собаке, треплет ее по голове и говорит: «Скоро мы увидим Сэма, малыш! »

Да, я все сделала правильно.

Медленно выдохнув, открываю последнее письмо. Оно от Блю.

Здравствуйте!

Нам очень жаль, что Сэм не придет на прием в «Савой». Может, он поручит это кому‑ то еще? Пожалуйте, сообщите нам имя этого человека, и мы добавим его в список гостей.

С добрыми пожеланиями,

Блю

Автобус останавливается на светофоре. Откусываю от маффина и молча смотрю на письмо.

Другой человек. Это может быть кто угодно.

В понедельник вечером я свободна – у Магнуса семинар в Уорвике.

Нет ни малейшей вероятности, что меня когда‑ нибудь пригласят на столь роскошное мероприятие. Физиотерапевтов туда не зовут. А у Магнуса бывают лишь скучные презентации научных книг или затхлые ужины. И они никогда не происходят в «Савое». Там не бывает подарков, коктейлей и джаз‑ бэндов. Значит, это мой единственный шанс.

Может, такая у меня карма. Я вторглась в жизнь Сэма, изменила ее к лучшему, и таково будет мое вознаграждение.

Пальцы начинают бегать по кнопкам, прежде чем я принимаю решение.

Спасибо за ваше письмо. Сэм отправит на прием Поппи Уотт.

Кольцо‑ подделка идеально!

Ладно, не идеально. Оно чуть меньше, чем настоящее. И немного тоньше. Но разве это кто‑ то заметит, если не с чем сравнить? Я носила его весь день, и мне было удобно. Оно легче, чем оригинал, и это его достоинство.

Я закончила последнюю процедуру и стою у стойки регистратуры. Все пациенты ушли, даже моя любимая миссис Рэндэл, с которой мне пришлось быть построже. Велела ей не показываться мне на глаза две недели, делать упражнения дома и даже снова начать играть в теннис.

Тут‑ то все и открылось. Оказалось, старушка нервничала из‑ за того, что боялась подвести своего партнера по парной игре, и приходила к нам, чтобы обрести уверенность в себе. Я заверила ее в том, что она совершенно готова играть, и попросила прислать мне результаты матчей, прежде чем снова явиться в клинику. Сказала, что если уж дело на то пошло, то я сама буду играть с ней в теннис, и тут она рассмеялась и признала мою правоту – мол, она действительно ведет себя глупо.

Когда она ушла, Анжела поведала мне, что миссис Рэндэл играет в теннис как профи и даже участвовала в юношеском Уимблдоне. Ничего себе! Хорошо, что мы с ней не стали играть, ведь у меня бэкхэнд так себе.

Анжела уже ушла. Остались только я, Анна Лиза и Руби. Мы изучаем кольцо. В клинике тихо, лишь шумит летний дождь за окном. Только что стоял ясный ветреный день, и вдруг в окно начали барабанить капли.

– Замечательно! – энергично кивает Руби. Сегодня она стянула волосы в хвост, и он подпрыгивает при каждом движении головы. – Очень хорошо. Не отличить.

– Я бы отличила, – тут же заявляет Анна Лиза. – Зеленый не того оттенка.

– Правда? – расстраиваюсь я.

– Вопрос в том, насколько наблюдателен Магнус, – говорит Руби. – Он вообще смотрит на кольцо?

– Не думаю…

– Нужно какое‑ то время держать от него руки подальше, чтобы чувствовать себя в безопасности.

– Держать руки подальше? Как это?

– Сдерживай себя! – ехидно советует Анна Лиза.

– А родители? – спрашивает Руби.

– Они захотят увидеть кольцо. Мы встречаемся в церкви, освещение там тусклое, но… – Я, занервничав, покусываю губу. – О боже. Оно выглядит настоящим?

– Да! – успокаивает меня Руби.

– Нет! – твердо объявляет Анна Лиза. – Прости, но нет. Если приглядеться.

– Не позволяй им этого! – советует Руби. – Если они начнут вглядываться, отвлеки их.

– Как?

– Упади в обморок. Притворись, что у тебя припадок. Скажи, что беременна.

– Беременна? – Я сдерживаю смех. – Ты рехнулась?

– Просто пытаюсь помочь, – защищается Руби. – А вдруг они обрадуются? Может, Ванда мечтает стать бабушкой.

– Нет, вряд ли. Она насмерть испугается.

– Вот и хорошо! Тогда точно забудет про кольцо. Остолбенеет от ярости. – Руби довольна, словно решила все мои проблемы.

– Спасибо большое. Мне не нужна остолбеневшая от ярости свекровь!

– Она в любом случае разъярится, – пророчит Анна Лиза. – Просто нужно решить, что хуже – беременная невестка или негодная невестка, потерявшая бесценное фамильное кольцо. Я бы поставила на беременность.

– Хватит! Не буду я говорить, что беременна! Думаю, все будет хорошо. Все будет хорошо, – повторяю я, стараясь убедить себя в этом, и тру искусственный изумруд. – Все будет хорошо.

– Это Магнус? – вдруг оживляется Руби. – На той стороне улицы?

Прослеживаю ее взгляд. Точно он, собственной персоной. Прячется под зонтом от дождя и ждет, когда загорится зеленый свет.

– Черт! – Вскакиваю на ноги и пихаю левую руку под мышку. Нет. Это выглядит странно. Засовываю в карман халата, но рука торчит из него под каким‑ то неестественным углом.

– Не годится, – заключает Руби. – Никуда не годится.

– И как же мне бы‑ ы‑ ы‑ ы‑ ыть? – скулю я.

– Крем для рук. – Она берет тюбик. – Я сделаю тебе массаж. А потом на кольце останется немного крема. Будто случайно.

– Гениально! – Смотрю на Анну Лизу и моргаю от удивления. – Анна Лиза… Что ты делаешь?

Она успела подкрасить губы блеском, надушиться, а теперь распускает волосы.

– Ничего! – огрызается Анна Лиза.

Руби энергично втирает мне в руку крем.

Дверь отворяется, и появляется Магнус, стряхивая воду с зонта.

– Привет, девушки! – Он так сияет, словно мы благожелательная публика, ожидающая его появления на сцене. И полагаю, так оно и есть.

– Магнус! Давай я возьму твою куртку, – бросается к нему Анна Лиза. – Все в порядке, Поппи. У тебя массаж. Я поухаживаю за Магнусом. Хочешь чаю?

О‑ о! В этом вся Анна Лиза. Она помогает Магнусу снять куртку‑ френч. И делает это слишком уж медленно. И вообще, зачем ему снимать куртку? Мы сейчас уйдем.

– Мы почти закончили, – говорю я. – Правда, Руби?

– Не спеши, – отзывается Магнус. – У нас полно времени. – Он оглядывается и делает глубокий вдох, словно предается прекрасным воспоминаниям. – М‑ м‑ м‑ м‑ м. Помню, как пришел сюда впервые, словно это было вчера. А ты помнишь, Поппи? Господи, это было изумительно, верно?

Он встречается со мной взглядом, глаза у него фривольно поблескивают, и я немедленно телеграфирую ему: заткнись, идиот. Он собирается навлечь на меня неприятности?

– Как твоя кисть, Магнус? – Анна Лиза приносит ему чай. – После лечения прошло три месяца, Поппи уже назначила тебе консультацию?

– Нет, – удивляется он. – А должна была?

– С твоей кистью все в порядке, – твердо говорю я.

– Можно взглянуть? – Анна Лиза игнорирует меня. – Поппи не должна заниматься твоим лечением. Конфликт интересов. – Она берет его за руку. – Где было повреждение? Здесь? – Она расстегивает ему манжет. – Здесь? – Голос у нее становится грудным, она выразительно хлопает ресницами. – Или… здесь?

Все. Мое терпение лопнуло.

– Спасибо, Анна Лиза! Но нам пора в церковь. Мы будем обсуждать нашу свадьбу.

– Кстати, – слегка хмурится Магнус, – Поппи, можно тебя на два слова? Пройдем в твой кабинет?

– О. – У меня плохое предчувствие. – Пошли.

Даже Анна Лиза сбита с толку, а Руби явно встревожена.

– Может, по чашке чая, Анна Лиза? – спрашивает она. – Мы подождем здесь. Не торопитесь.

Веду Магнуса в кабинет. Он знает о кольце. О «Скраббл». Обо всем. Он бросает меня. Ему нужна жена, с которой можно поговорить о Прусте.

– Давай запрем дверь. – Он возится с замком и спустя мгновение защелкивает его. – Чудесно! – Потом поворачивается ко мне, его глаза недвусмысленно горят. – Боже, Поппи, ты такая аппетитная.

И тут до меня доходит.

– Нет, Магнус, ты шутишь!

Он приближается ко мне с так хорошо знакомым мне выражением лица. Берется за верхнюю пуговицу моего халата, и я отталкиваю его. Это невозможно. Совершенно невозможно.

– Перестань! Я на работе!

– Знаю. – Он на мгновение закрывает глаза, словно умирает от блаженства. – Что такого особенного в этом месте? Может, все дело в твоем халате. Он ослепительно‑ белый.

– Не надо.

– Ты же сама хочешь. – Он теребит губами мочку моего уха. – Ну, давай же…

Черт бы его побрал, он так хорошо знает мои чувствительные места. На какое‑ то мгновение – одно‑ единственное мгновение – я почти теряю контроль над собой. Но потом, когда он снова посягает на мои пуговицы, возвращаюсь к действительности. Руби с Анной Лизой в трех шагах от нас, по другую сторону двери. Это невозможно.

– Нет! Магнус, я думала, ты хочешь поговорить о чем‑ то серьезном! О свадьбе, например.

– Зачем мне это? – Он нажимает на кнопку, приводящую кушетку в горизонтальное положение. – Хорошо помню эту кроватку.

– Это не кроватка, а кушетка для процедур!

– Это массажное масло? – Он тянется к ближайшей бутылочке.

– Ш‑ ш‑ ш! Со мной уже проводили воспитательную беседу…

– А это что? Ультразвук? Держу пари, мы можем позабавиться с ним. Эта штуковина нагревается? Она вибрирует?

Да он как ребенок, дорвавшийся до игрушек.

– Мы не можем! Прости. – Отступаю за кушетку. – Мы не можем.

Лицо Магнуса мрачнеет.

– Прости, – повторяю я. – Но это все равно что заниматься сексом со студенткой. Тебя уволили бы. И твоей карьере пришел бы конец.

Магнус вроде готов возразить, но потом решает иначе.

– Ну что ж, прекрасно. – Он сердито пожимает плечами. – Просто прекрасно. И что мы будем делать вместо этого?

– Нам есть чем заняться! Давай обсудим свадьбу. До нее осталось всего восемь дней!

Магнус молчит. Весь его энтузиазм улетучился.

– Или пойдем выпьем? – наконец предлагаю я. – У нас есть время до репетиции.

– Ладно, – наконец угрюмо говорит он. – Пошли в паб.

– Мы вернемся сюда, – задабриваю я жениха. – Как‑ нибудь в другой день. Может, во время уик‑ энда.

Какого черта я это обещаю? Ну ничего, будем решать проблемы по мере поступления.

Когда мы выходим из кабинета, Руби и Анна Лиза отрывают глаза от журналов, которые, конечно же, не читали.

– Все в порядке? – спрашивает Руби.

– Да, все великолепно! Просто… поболтали о свадьбе. О всяких маленьких деталях. Ну… нам пора…

Ловлю свое отражение в зеркале. Щеки красные, вид возбужденный. Всем все должно быть понятно.

– Надеюсь, встреча пройдет хорошо. – Руби многозначительно смотрит на кольцо, затем на меня.

– Спасибо.

– Пиши нам! – требует Анна Лиза. – Обо всем. Мы умираем от желания знать, как все пройдет.

Так, кольцо обмануло Магнуса. А если оно обмануло его, то обманет и его родителей? Когда мы прибываем в церковь Святого Эдмунда, я полна оптимизма. Это большая, величественная церковь в Мэрилбоун. Мы выбрали ее, потому что она прекрасна. Внутри играет орган. Скамьи и кафедра украшены множеством розовых и белых цветов – для другой свадьбы: в атмосфере разлито ожидание.

Меня охватывает радостное возбуждение – через восемь дней состоится наша свадебная церемония! Повсюду будут белые шелковые гирлянды и маленькие букеты. Все мои друзья и родные замрут в предвкушении. Будут играть труба и орган, на мне – белое платье, а Магнус встанет перед алтарем в дизайнерской жилетке. ® Все так и будет!

А вот и Ванда, рассматривает какую‑ то старую статую. Ванда оборачивается, и я заставляю себя уверенно помахать ей, словно все идет великолепно, мы с ней лучшие подруги и я никого не боюсь.

Магнус прав, говорю я себе. Нельзя принимать все слишком уж близко к сердцу. Они наверняка ждут не дождутся, когда же я стану членом их семьи.

И в конце‑ то концов, я ведь обыграла их в «Скраббл», верно?

– Подумать только! – Сжимаю руку Магнуса. – Осталось совсем недолго!

– Алло? – Магнус прижимает к уху трубку. – О, привет, Нэйл!

Прекрасно. Нэйл – любимая ученица Магнуса, она пишет диплом на тему «Символы в творчестве рок‑ группы „Колдплэй“». ® Они могут болтать по телефону часами. Беззвучно извиняясь, Магнус выходит из церкви.

Почему он не выключил телефон? Я‑ то свой выключила.

Забудем. Не имеет значения.

– Здравствуйте! – восклицаю я, когда Ванда направляется ко мне по проходу. – Рада вас видеть! Как волнующе, правда?

Я не выставляю руку с кольцом напоказ, но и не прячу ее.

– Поппи! – Ванда, как обычно, театрально прижимается щекой к моей щеке. – Дорогая девочка. Позволь я представлю тебе Пола. Кстати, как твой ожог?

Застываю на месте.

Пол. Дерматолог. Черт. Совсем из головы вон. Как я могла? Почему я такая тупица? Обрадовалась, что заимела фальшивое кольцо, и забыла о своем смертельном увечье.

– Ты сняла повязку? – замечает Ванда.

– О. Да. Потому что рука у меня гораздо лучше. Гораздо лучше.

– Но все равно надо быть поосторожнее. Даже с небольшими ранами. – Ванда тащит меня за собой по проходу, и мне ничего не остается, кроме как послушно плестись следом. – Наш коллега из Чикаго занозил палец ноги, а потом мы узнали, что он в больнице с гангреной! Я сказала Энтони… – Ванда обрывает себя: – Вот она. Невеста. Пациентка.

Энтони и пожилой мужчина в фиолетовом джемпере с треугольным вырезом отрываются от фрески на колонне и смотрят на меня.

– Поппи, – говорит Энтони, – позволь мне представить тебе нашего соседа Пола Макэндрю, одного из самых известных профессоров дерматологии в нашей стране. Он специалист по ожогам. Правда, все сложилось удачно?

– Замечательно! – нервно пищу я, спрятав руки за спину. – Как я уже сказала, мне значительно лучше…

– Давайте посмотрим, – предлагает Пол приятным спокойным голосом.

Отступать некуда. Корчась от унижения, медленно вытягиваю левую руку. Все молча вглядываются в безупречно гладкую кожу.

– А где точно был ожог? – наконец спрашивает Пол.

– Э… здесь. – Неопределенно показываю на большой палец.

– Вы ошпарили его? Или обожгли сигаретой? – Он завладел моей рукой и профессионально ощупывает ее.

– Нет. Я… э… прикоснулась к батарее. Было очень больно.

– У нее была перебинтована вся рука, – недоумевает Ванда. – Как у жертвы войны! Неужели чудесное исцеление произошло за один день?

– Понятно. – Доктор отпускает мою руку. – Но сейчас все хорошо, не так ли? – по‑ доброму говорит он. – Болит?

Молча мотаю головой.

– Я бы посоветовал увлажняющий крем. На случай, если симптомы возобновятся.

Ванда и Энтони переглядываются. Они явно считают меня законченным ипохондриком.

Ну что ж… Придется смириться. Я согласна на такую роль. Это будет один из моих маленьких вывихов. Могло быть и хуже. По крайней мере, они не воскликнули: «Что ты сделала с нашим бесценным кольцом и что это за дешевка у тебя на пальце? »

Словно прочитав мои мысли, Ванда опять открывает рот:

– Это кольцо с изумрудом, принадлежавшее моей маме, видишь, Энтони? Магнус подарил его Поппи, когда сделал ей предложение.

Так. Я не преувеличиваю: ее голос взлетает. И она бросает на Энтони выразительный взгляд. Что происходит? Она хочет сама носить это кольцо? Магнус не должен был дарить его мне? Чувствую себя втянутой в какую‑ то каверзную семейную ситуацию, подоплека которой мне не известна, но все слишком вежливы, чтобы обсуждать ее, и я никогда не узнаю, о чем они в действительности думают.

Но почему Ванда не поняла, что это подделка? Как ни странно, я слегка разочаровываюсь в Тэвишах. Думают, они такие умные, а сами не могут распознать искусственный изумруд.

– Потрясающее кольцо, – вежливо говорит Пол.

– Конечно, – киваю я. – Оно винтажное. Совершенно уникальное.

– Поппи! – встревает Энтони, разглядывающий ближайшую статую. – Это мне кое о чем напомнило. Я хочу спросить тебя об одной вещи.

Меня?

– Я бы спросил Магнуса, но это скорее твоя область, чем его.

– Спрашивайте. – Улыбаюсь, ожидая вопроса о свадьбе. Скажем, сколько будет подружек невесты. Или какие у меня будут цветы. Или даже удивилась ли я, когда Магнус сделал мне предложение.

– Что ты думаешь о новой книге Макдауэлла о стоиках? Как она соотносится с работами Уиттакера?

Я слишком ошарашена, чтобы хоть что‑ то соображать. О чем, прошу прощения? О стоиках?

– Ах да! – энергично подхватывает Ванда. – Поппи – специалист по греческой философии, Пол. Она обставила нас при помощи слова «апория».

Я, как ни странно, продолжаю радостно скалиться.

Апория.

Это было одно из слов, которые прислал мне Сэм. К тому времени я выпила несколько бокалов вина и вела себя очень самоуверенно. Смутно вспоминаю, как выставляла буквы и утверждала, что очень интересуюсь греческой философией.

Почему? Почему, почему, почему? Если бы я могла повернуть время вспять, то погрозила бы себе пальцем: «Хватит, Поппи! »

– Это так. – Пытаюсь непринужденно кивнуть, получается плохо. – Апория! Интересно, а где викарий…

– Сегодня утром мы читали литературное приложение к «Таймс». – Энтони игнорирует мою попытку свернуть на теологию. – Там была статья о новой книге Макдауэлла, и мы подумали, что Поппи все объяснит нам. – Он выжидающе смотрит на меня. – Макдауэлл прав, когда рассуждает о преимуществах четвертого века?

Я завываю про себя. И почему только я притворилась знатоком греческой философии? О чем я думала?

– Признаться, я пока не читала книгу Макдауэлла. Хотя непременно сделаю это.

– Мне кажется, стоицизм часто рассматривали с неверной точки зрения, ты согласна?

– Совершенно согласна. – Стараюсь принять самый что ни на есть умный вид. – Совсем не с той, с какой следует.

– Стоики не были бесчувственными, как я это понимаю. – Энтони жестикулирует так, словно читает лекцию тремстам слушателям. – Просто они ценили добродетель силы духа. И выказывали такое равнодушие к враждебности, что агрессоры считали их сделанными из камня.

– Экстраординарно! – усмехается Пол.

– Правда, Поппи? – Энтони поворачивается ко мне. – Когда галлы напали на Рим, старые сенаторы просто сидели на форуме и спокойно ждали. Атакующие были так поражены их бесстрастным поведением, что приняли за статуи. Один галл даже потянул сенатора за бороду, чтобы проверить это.

– Да‑ да, – соглашаюсь я, опять кивая.

Пока Энтони говорит, а я киваю, я в безопасности.

– Удивительно! А что случилось потом? – обращается ко мне Пол.

Смотрю на Энтони, ожидая, что он ответит, но он ждет ответа от меня. И Ванда тоже.

Подумать только, три профессора – и все хотят, чтобы я рассказала им о греческой философии.

– Ну! – Делаю многозначительную паузу, словно решаю, с чего начать. – Ну… Это… очень интересно. Даже уникально. Во многих отношениях. Для философии. И для Греции. И для истории. И для всего человечества в целом. Можно сказать, это был самый важный момент в греческом… мире.

Все озадаченно молчат.

– Но что же все‑ таки произошло? – оживает Ванда.

– О. Сенаторов, конечно же, убили, – пожав плечами, говорит Энтони. – Но я хотел спросить тебя, Поппи…

– Какое чудесное произведение! – в отчаянии вскрикиваю я, показывая на колонну. – Взгляните!

– А, это интересно. – Энтони послушно задирает голову.

К счастью, он так любопытен ко всему, что его легко отвлечь.

– Мне нужно кое‑ что посмотреть в моем ежедневнике… – поспешно говорю я. – Простите…

Устремляюсь к ближайшей скамье, ноги у меня подгибаются. Это катастрофа. Мне теперь всю жизнь притворяться знатоком греческой философии? Ведь семья будет собираться на каждое Рождество. Нужно подзаняться этим предметом. Не говоря уж о том, что надо набраться знаний о лекарственных растениях.

Не стоило никого обманывать. Это моя карма. Мое возмездие.

Но поздно. Пути назад нет.

Достаю телефон и набираю в памятку.

ЧТО СДЕЛАТЬ ПЕРЕД СВАДЬБОЙ

1. Изучить греческую философию.

2. Изучить ботанику.

3. Выучить длинные слова для «Скраббла».

4. Запомнить: я ИПОХОНДРИК.

5. Бефстроганов. Полюбить. (Пройти сеанс гипноза? ) ®

Смотрю на список. Все хорошо. Это мне по силам.

– Ну, вам же известны мои воззрения на искусство в церквях… – доносится до меня голос Энтони. – Это возмутительно…

Исчезаю из их поля зрения, прежде чем меня успели втянуть в разговор. Действительно, все знают, как Энтони относится к церковному искусству, поскольку он организовал национальную кампанию по превращению церквей в галереи и призвал избавиться от викариев. Несколько лет тому назад он выступал по телевизору и сказал: «Подобные сокровища не должны оставаться в руках филистеров». Эту фразу повторяли на каждом углу, разгорелся большой скандал.

Хоть бы уж говорил потише. Что, если его услышит викарий?

Теперь Энтони изучает порядок богослужения. Не очень‑ то тактично с его стороны.

– «Возлюбленные мои», – издает он саркастический смешок. – Возлюбленные кем? Звездами и космосом? Кто‑ то ожидает от нас, что мы поверим в то, что некий благодетель на небесах любит нас? «Перед лицом Господа». Я обращаюсь к тебе, Ванда! Совершенная бессмыслица.

Неожиданно вижу идущего к нам по проходу викария. Судя по его негодующему лицу, он хорошо расслышал слова Энтони.

– Добрый вечер, Поппи!

Быстро встаю со скамьи.

– Добрый вечер, преподобный Фокс. Как поживаете? Мы тут говорим о том, как хорошо в церкви.

– Действительно, – замогильным голосом отвечает он.

– Вы… Вы знакомы с моим будущим свекром? Профессор Энтони Тэвиш.

К счастью, Энтони обменивается вполне любезным рукопожатием с его преподобием, но атмосфера по‑ прежнему нервная.

– Значит, вы зачитываете Библию, профессор Тэвиш?

– С трудом, – довольно сухо отвечает Энтони.

Преподобный Фокс агрессивно улыбается ему:

– Это явно не ваша стихия.

Их враждебность просто разлита в воздухе. Может, стоит пошутить и разрядить обстановку?

– Поппи, тебя поведут к алтарю братья? – Преподобный Фокс просматривает свои заметки.

– Да. Тоби и Том.

– Братья? – любопытствует Пол. – Замечательная идея. Но почему не отец?

– Потому что мой папа… Мои мама и папа умерли.

День словно сменяется ночью. Неловкое молчание. Смотрю в каменный пол, отсчитываю секунды и жду, когда все придет в норму.

Сколько неловких пауз спровоцировала я за последние десять лет? Всегда одно и то же. Никто не знает, куда смотреть. Никто не знает, что сказать. По крайней мере, на этот раз никто не пытается меня обнять.

– Моя дорогая девочка, – бормочет Пол. – Мне так жаль…

– Все хорошо! – бодро перебиваю его я. – Произошел несчастный случай. Десять лет тому назад. Я не люблю разговоров об этом. И стараюсь не думать об этом. Никогда.

Никому не хочется выслушивать печальные истории. Это правда. Помню, учитель в колледже спросил меня, в порядке ли я и не хочу ли поговорить о родителях. А как только я начала, он сказал: «Ты не должна терять уверенность в себе, Поппи! » И это означало: «Не хочу ничего слышать. Замолчи».

Там была группа, занимавшаяся с психотерапевтом. Но я увиливала от этих занятий. Они проходили в то же время, что и хоккейные тренировки. И вообще, о чем тут говорить? Мои родители умерли. Нас взяли к себе тетя с дядей. Мои кузены и кузины уже выросли, и в доме были свободные спальни.

⇐ Предыдущая 2 3 4 5 678 9 10 11 Следующая ⇒