ОТ АВТОРА 6 страница

– И что вы сделали?

– Ничего, мы просто стояли на крыше.

– А потом?

Сулис молчала.

– А потом пришел он. Тот бродяга. Мы слышали, как он поднимается по ступеням. Он пролез в отверстие и сказал: «Пути назад нет, крошки. Если только вы не умеете летать».

ЗАК

Вагонетки Аллина были настоящим чудом. Они двигались только под действием силы тяжести, спуская камень от карьера к реке по деревянным рельсам, проложенным по крутому склону горы. Крики грузчиков неслись над городом. На причале каменные блоки перекладывали в повозки, которые с грохотом везли поклажу к строительной площадке. Удивительное зрелище! Я был воодушевлен и пристыжен.

Рабочие – простые фермеры из окрестных деревень – трудились как волы. Словно в их жизни не было ничего важнее, чем поднимать, перекладывать, обтачивать и обтесывать камень. Возможно, они потомки древних людей, которые построили Стонхендж. Уверен, Форрест думает именно так.

Несправедливо, если из‑ за меня их работа пойдет насмарку.

На площадке у меня был свой закуток. Мы, архитекторы, не чета простым рабочим. Каждый из подрядчиков – грубых мужланов, едва ли образованнее строителей, – отвечал за несколько домов, вернее, за внутреннюю отделку согласно желаниям покупателя, если, конечно, покупатели найдутся. Мы надзирали за самым важным – фасадами. За линией Круга.

У меня был свой стол, стул и маленькая жаровня, чтобы отогревать замерзшие ноги, хотя до сих пор погода благоприятствовала строительству. А еще спрятанная в столе фляга с вином. Прихлебывая вино, я присматривал за строителями и думал о Сильвии.

Вчера она рассказала мне свою историю. Сильвия смущалась и запиналась, но я не перебивал ее, боялся, что она пойдет на попятную. О многом Сильвия умолчала. Она призналась, что придумала себе имя, но настоящего я так и не узнал. Да и ее родная деревня на севере могла оказаться чистым вымыслом. А что до истории о бегстве с подругой и злоключениях в Акве Сулис, эта история была стара как мир. Когда она осталась на мели, пришлось отрабатывать долг в заведении «У Гибсона», и пока Форрест не приютил ее, Сильвия жила хуже уличных подметал.

Сильвия клялась, что не шпионит для его светлости. Она ненавидела Комптона и редко выходила из дома, боясь повстречать на улице кого‑ нибудь из завсегдатаев игорного дома. Его светлость лгал мне, но не могла ли Сильвия быть частью его плана, сама о том не догадываясь? Одно ее присутствие в доме Форреста губило его репутацию.

Мастер ходил по площадке, энергично жестикулируя и раздавая указания строителям. Чертежи на столе шевелил ветер.

Нет, не может быть, он не влюблен в Сильвию. Форрест годится ей в отцы.

Выходит, им движет доброта?

Простая доброта?

Подошел Джордж Фишер, плотник.

– Хозяин зовет.

Строители не называли меня «господином». Я встал и отряхнул сюртук.

На площадке царил шум и гам. Стук молотков, скрежет металла о камень. Пыль забивалась в ноздри, платок не спасал.

– Зак, – обернулся ко мне Форрест, – Моррис говорит, ночью кто‑ то украл инструменты и сжег деревянную люльку.

Я изобразил беспокойство, но про себя подумал: «Для этого я и нужен Комптону. Создать хаос».

– А что сторожа?

– Клянутся, что ничего не видели. Между нами, Зак, думаю, им заплатили за слепоту. – Он с силой обрушил кулак на стол. – Зачем они это делают? Неужели красота этого здания ничего для них не значит?

– Наслушались сплетен об играх и гладиаторах, – сказал я виновато. Наверное, поэтому голос прозвучал вкрадчиво.

Форрест смерил меня тяжелым взглядом.

– Незачем повторять слова лорда Комптона. Сейчас мне не до его глупых острот. Деньги на исходе.

Форрест выглядел усталым, под глазами залегли темные тени. Он не спал две ночи подряд, вчера под утро ушел из дому с какими‑ то незнакомцами, а вернулся, когда рассвело. Все тайные дела.

– Можно урезать расходы, – сказал я.

– Я не стану этого делать, Зак. Круг переживет нас с тобой, и я не намерен мелочиться.

– Но изменения не обязательно должны касаться колонн, можно сэкономить на отдельных элементах. Например, эти каменные желуди. К чему они? Мне кажется, они лишь нарушают целостность композиции. Или метопы…

Форрест громко выругался и забегал вокруг стола, не обращая внимания на удивленные взгляды строителей.

– Метопы – часть общего замысла! И желуди! Я не пойду на попятную, сэр, даже если придется распродать все мое имущество!

Эти метопы представляли собой странные символы – эмблемы или вырезанные в камне картины. Некоторые Форрест взял в книгах, некоторые нарисовал сам. Алхимические знаки, тайные девизы. Двуликий Янус, дуб, улей, две руки, разбивающие кольцо. Фриз с метопами опоясывал все здание. Захотят ли покупатели лицезреть эти символы на своей собственности? А что они скажут о желудях?

Я отступил назад и ядовито заметил:

– Возможно, пора попросить помощи у ваших тайных друзей, сэр?

Форрест застыл. Иногда хозяин казался мне марионеткой в моих руках. Я точно знал, что он скажет.

– Каких друзей?

– Общества Уробороса. Или как там вы себя называете.

Не ошибался ли я, приписывая себе власть над ним? Форрест так долго смотрел на меня, что я почти струсил. Мне показалось, что шум на строительной площадке стих. Наконец он улыбнулся.

– Что ж, Зак, тебе не откажешь в наблюдательности.

– Я видел вас в Стентон‑ Дрю, – сказал я, смутившись. – Мне известно о существовании тайных обществ. Масоны, друиды, сообщества ученых джентльменов.

Форрест продолжал сверлить меня взглядом.

– Тогда ты знаешь, что члены таких обществ не разбалтывают своих секретов кому попало.

– Мне казалось, что, если член такого общества испытывает нужду, его собратья‑ друиды, или как вы себя называете, приходят на помощь.

Внезапно до меня дошло, что рисунки на фризе могут быть тайными знаками.

Ответ Форреста поразил меня.

– Меня радует, что ты заботишься о моем состоянии, Зак. Я это ценю.

– Я? Но я…

– Тобой движет честолюбие, но я вижу твою душу. Ты разозлил меня, предложив убрать желуди, а теперь пытаешься загладить вину. – Форрест положил руки мне на плечи. – Ты верен мне, Зак, и я прощаю твое пьянство и кутежи. Ты, как и я, мечтаешь увидеть мой замысел осуществленным. Круг станет нашим памятником в веках, моим и твоим.

Форреста окликнули. Я смотрел ему вслед. В его словах не было сарказма. Он предпочитал не видеть подлости и жестокости мира. Некоторое время я стоял посреди шума и гвалта, затем развернулся и бросился вон с площадки. Верен? Что он знает о моей верности? Я верен только себе, никому больше!

Меня сжигали злоба и стыд. Долг Комптону камнем висел на шее. Сто гиней! Впрочем, сто или тысяча – не все ли равно?

Однако, шагая узкими кривыми улочками старого города, я злился не на себя. Форрест – вот на кого обратился мой гнев. Пусть он и гений, но нельзя же быть таким простодушным! Таким легковерным! К тому же я ничем ему не обязан. Презрительные слова Сильвии – болтовня неразумной девчонки. Любой архитектор в городе взял бы меня в подмастерья, за плату или без! Я образован, я сын джентльмена! Да стоит мне захотеть, и от желающих нанять Зака Стоука не будет отбоя!

А Форрест? Какое мне дело до Форреста! Он не так прост, каким хочет казаться, а его одержимость друидами просто смешна!

Я вышел к Аббатству. Справа чернела громада готического собора, ангелы поднимались на небеса по каменным лестницам. Я остановился, чтобы перевести дух.

Аббатство тоже построил выдающийся архитектор, но кто сегодня помнит о нем? Дамы и господа прогуливаются под сводами мимо высоких окон, восхищаются изысканной резьбой. Им нет дела до того, кто это все придумал. Камни остаются, люди уходят. Так устроен мир. Вот в чем смысл круга.

– Добрый день, мастер Стоук.

Я обернулся.

Передо мной стояли два джентльмена и дама. Ее платье алого шелка стоило целое состояние. В одном из джентльменов я узнал Ральфа Аллина.

– Мастер Аллин, – поклонился я.

– Позвольте представить сэра Джона Дугласа. Леди Дуглас. Помощник моего друга Форреста мастер Захария Стоук.

Мы раскланялись. Помощник Форреста. Только и всего.

– Должно быть, на стройке сейчас горячая пора, – заметил Аллин.

Мы шли по направлению к термам.

– С тех пор как площадку разровняли, дела пошли быстрее. Третья часть фасадов уже в работе.

– Джон строит секциями?

– Замысел именно таков.

Аллин кивнул. Я смотрел на элегантную фигуру владельца каменоломен, освещенную солнечными лучами. Шуршание его бархатного сюртука навело меня на мысль. А ведь он богат. Рискнуть?

– Не все идет гладко, сэр. На стройке участились кражи, кто‑ то умышленно портит инструменты. Ущерб невелик, но…

Аллин нахмурился и помахал рукой своим спутникам. Я заметил, как они вошли в собор.

– Это пустяки, Зак. На стройке всегда воруют. Джону ли не знать! – Он покачал головой, тряся пудрой с превосходного седого парика. – Я поговорю с ним. Надеюсь, камень хорош?

– Камень отменный. – Я вдохнул поглубже. – Мастер Аллин, могу ли я… для себя… некоторые затруднения…

Мне не понравился его взгляд, прямой и тяжелый.

– Затруднения?

Я жалко хихикнул.

– Деньги, сэр. Ну, вы понимаете, долг чести…

Аллин схватил меня за рукав и увлек к термам. Из‑ за стены доносился плеск воды и стоны больных.

– Давайте начистоту, сэр, долой церемонии, – выпалил Аллин. – Хотите сказать, что проигрались в пух и прах?

Никогда еще я не видел его таким суровым.

– Единственный раз, – надменно промолвил я. – К несчастью, я…

– Сколько?

– Сэр?

– Не притворяйся глупее, чем ты есть, мальчишка! Сколько ты должен?

Я хмуро пробормотал:

– Сотню. Гиней.

Я считал Аллина человеком мягким и покладистым. Выходит, ошибался. Он пригвоздил меня к месту взглядом, который мог колоть камни.

– Знай, я предупреждал Джона насчет тебя. А он только рассмеялся и сказал: «Брось, Ральф, дадим мальчику возможность проявить себя». И вот как ты ему отплатил! Вы отвратительны мне, юноша. Джон трудится не покладая рук, его окружают дураки и завистники, и даже его собственный подмастерье оказался мерзавцем! Если я узнаю, что у Форреста пропали деньги…

Я отпрянул.

– Я не вор!

– Думаю, ты на многое способен.

Мы пожирали друг друга глазами. Прохожие удивленно оглядывались.

– Кому ты должен? – спросил Аллин.

– Не ваше дело! – выпалил я, вне себя от ярости. – Забудьте мои слова. Я сам найду деньги.

– Джон знает?

– Нет. Не говорите ему.

– Не скажу. Пока. Держи. – Аллин что‑ то черкнул на клочке бумаги и сунул его мне в руки. – Вот адрес одного уважаемого человека. Он честен, не какой‑ нибудь кровопийца, и ссудит деньги под разумный процент и мою гарантию. Но клянусь, Зак, в первый и последний раз! Я делаю это не ради тебя, а ради моего доброго друга, имевшего несчастье пригреть на груди змею!

Не поклонившись, Аллин резко развернулся и был таков.

Я стоял посреди площади, сжимая рукоять шпаги и комкая бумажку в руке. Лицо горело. Мне казалось, все прохожие пялятся на меня, однако я не мог сдвинуться с места.

От бессильной ярости тряслись руки.

Я поднял голову, с независимым видом подошел к стене терм и стал смотреть на купающихся. Я едва видел их сквозь дымку гнева. Пары горячей воды поднимались в осенний воздух, а я смотрел на толстух и подагрических старцев и готов был убить их. Нищие, проститутки и сифилитики плещутся в общей ванне, надеясь на исцеление от заслуженных хворей. О, как я их ненавидел!

Как я ненавидел весь мир!

Где я возьму деньги, чтобы платить проценты? Разве он не знает, что я разорен? Я сузил глаза, чертыхнулся и внезапно понял, что должен делать. Скомкав бумажку, я швырнул ее в источник. Мое подношение Сулис.

Я свернул в переулок и побежал. Вверх по склону холма. Мимо убогих домишек и строящихся особняков, мимо лавок и игорных домов, мимо таверн и уличных торговцев. Мимо узких улочек и прямых проспектов, портшезов и фаэтонов, мимо черных металлических оград и служанки, скоблящей ступени крыльца, мимо лужи пролитого пива и задир‑ петухов, затеявших сражение посреди дороги.

Я добежал до дома Форреста, открыл дверь и прислушался.

Из кухни раздавалось бормотание миссис Холл. Должно быть, Сильвия тоже там. Крадучись, я поднялся по ступеням, открыл дверь кабинета и беззвучно закрыл ее за собой. Чтобы не скрипнула половица, я снял ботинки и сунул их за макет. На миг мне захотелось разнести его в щепки, но я сдержался. Я сделаю кое‑ что похуже. И тогда я отдам карточный долг и отплачу Форресту за его унизительную доброту, не забыв его щеголеватых приятелей, которые смеют смотреть на меня свысока!

Стол был завален бумагами. Чертежи, диаграммы, наброски к новым статьям. Книги по геометрии и алхимии. Инструменты, перья, чернила.

Я нашел чертеж, зажег лампу. Осеннее солнце клонилось к закату. Скоро совсем стемнеет, а значит, у меня мало времени. Я выбрал перо и скопировал чертеж, но моя копия была неточна.

Изменения были почти незаметны, никто и внимания не обратит. Там добавил несколько дюймов, тут сдвинул колонны левее. Сместил дверные проемы и прочее в том же духе. Возможно, Форрест и сам не различит подмены, пока не будет поздно. И тогда гармония и совершенство Круга будут разрушены.

Окуная перо в чернила, я мрачно кивал головой. Пропорции – это главное. В них заключена магия архитектуры. Отныне любой, кому доведется смотреть на Круг, будет испытывать странное, неуютное чувство, не понимая, что его гнетет. Здесь перекошено, тут недотянуто.

Я оставлю в мире свой темный след. Словно падший ангел, я нарушу райскую гармонию. И пусть Форрест, Комптон и Аллин удавятся на первом суку!

Когда я поднял голову от чертежа, стемнело.

Напоследок я перерисовал одну из метоп. Вместо гордо стоящего дерева изобразил расколотый ствол, пораженный молнией.

Позже, лежа на своем чердаке, я слушал звуки, долетавшие снизу: шаги Форреста, радостный возглас Сильвии. За окном шумели галки. Я вспомнил птиц, запертых в пустой комнате недостроенного дома, как отчаянно они бились в стекло, ломая шеи и крылья. Глупые перепуганные создания.

Внезапно я с ужасом понял, что мало чем от них отличаюсь. Как и они, беспомощно хлопаю крыльями.

Или падаю с невообразимой высоты.

БЛАДУД

Чтобы создать великое произведение, художник должен выведать тайны земли. Знание того, как огородить пространство, дает власть над людьми. Свободны лишь птицы, людей окружают стены, улицы и дороги. Если в них заключена гармония, люди становятся лучше.

Архитектор – волшебник и король.

Я путешествовал и учился. Я видел Трою, Иерусалим и Авалон.

Поклонялся Аполлону.

Я измерил храм Соломона.

Плавал за северным ветром.

И везде искал совершенство форм и величие соразмерности.

Ибо задумал я выстроить величайшее строение в Логрии. Строение, слава о котором будет греметь в веках.

Рябь на поверхности времени.

СУЛИС

Чайник забурлил и выключился. Джош залил кипятком заварку, размешал, поставил на поднос сахарницу, две полосатые кружки и отнес поднос в гостиную.

– Прикольная кухня.

Сулис кивнула.

– Это все Ханна. Помешалась на травах, сама делает специи и колдует над горшочками. Саймон ест и помалкивает. И никогда не отважится спросить, что там, внутри. – Сулис подняла глаза на Джоша, который устроился на подоконнике. – В предпоследней семье, где я жила, магазинную еду разогревали в микроволновке.

Они спустились в гостиную выпить чаю. После рассказа Сулис атмосфера в маленькой спальне слишком сгустилась, но теперь, сидя на диване с поджатыми ногами, она думала, что их разговор, ставший испытанием для нее, не слишком взволновал Джоша. Уже завтра он обо всем забудет.

– Давай выйдем на воздух, – предложил он. – Прогуляемся, в мини‑ гольф сыграем, покормим уток.

Сулис кивнула.

Они помолчали. В окне за спиной Джоша хорошо просматривался противоположный фасад, совершенный в своем ритмическом величии.

– У Кейтлин был пунктик относительно птиц. Она носилась по школьному двору, раскинув руки и воображая себя то орлом, то самолетом. Мне кажется, она думала, достаточно сильно махать руками, чтобы взлететь.

– Не могла же она всерьез…

– Мы были детьми. Вспомни себя ребенком. У детей свой мир.

Сулис допила чай и со стуком опустила кружку на стеклянную поверхность стола.

– Тот человек стал приближаться к нам, и Кейтлин сказала: «Не подходи, или я прыгну! » Он остановился и произнес: «Не надо. Я не причиню тебе зла».

Шел дождь, я плакала в голос. А затем этот внезапный порыв ветра, Кейтлин покачнулась и…

– Почему вы не убежали?

– Мимо него? Другого пути не было!

– Но…

– Мы не могли двинуться с места, Джош. Словно окаменели.

Сулис обхватила себя руками, пытаясь унять дрожь.

– Кейтлин вцепилась в меня, и внезапно я поняла, что если она упадет, то увлечет меня за собой. Я испугалась и попыталась вырваться, но она крепко сжимала мою руку.

Сулис вскочила и принялась расхаживать по комнате.

– Сулис, послушай…

– Нет, я должна закончить. Я кричала, пыталась выдернуть руку, а он сказал ей: «Попробуй, малышка, ведь ты умеешь летать. Все будет хорошо, ничего не бойся». Она обернулась. Я увидела его руку. Рука лежала на ее спине. А потом… она оказалась на краю крыши.

– Он толкнул ее?

– Я видела, как она падала. Все ниже и ниже. И как коснулась тротуара.

С улицы донесся смех. Дверца машины хлопнула, завелся мотор. Они слушали затихающий шум.

Наконец Джош спросил:

– Она разбилась?

– Насмерть.

Как ни странно, ей стало легче. Сулис сползла на край дивана и продолжила рассказ.

– Когда я обернулась, тот человек уже ушел. Наверное, я была на грани обморока, потому что больше ничего не помню. Проснулась на следующее утро на соломе, окоченевшая. Я спустилась вниз, вышла на улицу. Кейтлин лежала на земле, и тогда я поняла, что все это не было ночным кошмаром. Больше я ее не видела, но я рада, что попрощалась с ней. Она лежала на земле, бледная и прекрасная, словно разбитая фарфоровая статуэтка. Крови почти не было. А потом прибежали люди, стали кричать, и меня забрали в полицию.

– А тот…

Сулис подняла глаза.

– Они так и не поймали его, Джош. В этом‑ то все и дело. Я единственная, кто может его опознать.

Несмотря на пронизывающий ветер, они долго гуляли по парку. Туристические автобусы медленно объезжали Королевский полумесяц – объективы всех камер были направлены в одну сторону. Сулис настороженно вглядывалась в окна. Взяв напрокат клюшки, погоняли мячи по искусственному газону, такому яркому на фоне красных флажков и синего осеннего неба. Пиная ногой листья, Сулис рассказывала Джошу о том, как шло расследование, о газетных версиях и безуспешных поисках убийцы.

– Считалось, что мне нечего бояться, но тот фотограф колесил по всему миру. А потом начались угрозы. В нашем доме разбили стекло. По почте приходили письма, но мне никогда их не показывали. Нам пришлось переезжать. С тех пор я нигде надолго не задерживаюсь.

– А твоя мама? – спросил Джош, глядя на уточек.

– Она умерла через год. Сердечный приступ. Ей было всего сорок, – голос Сулис был серый и тусклый, как вода в пруду. – Мне сказали, что ее болезнь не связана с тем, что случилось, но… после той трагедии мама изменилась. А потом у меня были приемные родители, десять разных пар. Трижды мне казалось, что я вижу его, только на этот раз, кажется, он и впрямь меня нашел.

– Тогда тебе нужно идти в полицию.

– Нет!

– Сулис…

– Думаешь, я не пробовала? Они считают меня… в последний раз они ясно дали понять, что я все выдумываю!

Сулис покраснела, вспомнив инспектора, который посматривал на часы и вместо записи ее рассказа чертил в блокноте каракули.

– Считают меня истеричкой. Они не понимают, не хотят ко мне прислушаться! Тот человек здесь, и только я знаю, как он выглядит.

Уточки столпились у берега, селезни щеголяли яркими зимними нарядами. Сулис отломила кусок и покрошила, наблюдая, как крупные особи впереди хватают крошки.

– Эту не забудь. – Джош показал на маленькую лысуху.

Сулис бросила птицам еще хлеба, стараясь никого не обделить. Ей нравилось смотреть, с какой жадностью утки набрасываются на еду. Простые, бесхитростные создания, они были свободны. Рассказав свою историю, Сулис и сама почувствовала себя свободнее.

Джош молчал, переваривая ее рассказ. Они прошлись вдоль Полумесяца, спустились в город, двигаясь от рынка к галерее, где какое‑ то время праздно шатались по выставке чертежей и рисунков.

Один из рисунков был сделан рукой Джонатана Форреста. Он изображал Круг, и Сулис решила всмотреться в рисунок внимательнее, но его сложность – все эти линии и углы – почему‑ то раздражала ее. Словно под ее взглядом линии постоянно двигались.

– Пора домой, – сказала она, когда они вышли на улицу.

Джош брел по проезжей части, рядом с тротуаром.

– Сулис, мы должны разобраться до конца. Выяснить, действительно ли это он.

– И ты мне не веришь?

Джош покачал головой.

– Не в этом дело. Я спросил Тома о том человеке. Оказалось, это местный бродяга. Он вечно болтается вокруг музея и совершенно безобиден. Малый был тут задолго до тебя, а значит, он точно не убийца. Да и мужчина в автобусе может оказаться кем угодно.

Сулис посмотрела на Джоша.

– Не бойся ты так, – сказал он.

– Я не боюсь.

– Нет, боишься. С того самого дня, когда все случилось, тебя мучает страх. Если ты не перестанешь бежать, если ты не остановишься – то всю жизнь будешь оглядываться назад.

Джош отскочил от проезжавшей машины, из‑ под колес полетели брызги, но он даже не заметил.

Сулис от волнения не могла даже разозлиться по‑ настоящему.

– Ты действительно так думаешь?

– Нужно убедиться. Мы расставим капкан.

– Капкан?

– Ловушку. Снимем его на камеру системы видеонаблюдения. Положись на меня.

– В термах?

– Где ж еще?

Сулис вздрогнула. Теперь она и впрямь испугалась не на шутку. Сулис смотрела на Джоша сквозь внезапно припустивший дождь. Мимо сновали машины, пешеходы толпились на тротуаре.

– Нет.

– Почему?

Сулис отвернулась и побежала, но Джош не отставал.

– Почему, Сулис?

– Не хочу! И ты не посмеешь. Ты ничего не станешь делать, не посоветовавшись со мной, ясно?

От холода и страха Сулис бил озноб. Быстро перейдя улицу, она, не оглядываясь на Джоша, ступила на мост.

– Ну вот, снова убегаешь, – раздался сзади его голос.

Она остановилась, сошла с моста и свернула на широкую прямую Грейт‑ Палкни‑ стрит. Словно упорядоченная красота домов могла унять сбившееся дыхание, заставить сердце стучать реже.

Джош больше ее не преследовал.

– Я позвоню завтра! – крикнул он, остановившись на углу. – Пора кончать с этим так или иначе.

Когда Сулис обернулась, его уже не было.

Она медленно побрела домой. Луна, пробиваясь сквозь облака, освещала крыши и дымоходы. Толпа зрителей, вывалившаяся из дверей театра после дневного спектакля, обдала ее теплом.

Саймон стоял в вестибюле с пожилой соседкой снизу.

– Спасибо, Джоан, я ненадолго. – Обернувшись, Саймон заметил ее. – А, вернулась. Хочешь осмотреть подвал?

– Подвал?

Саймон показал ключ.

– Фундамент Джонатана Форреста. Я решил, что следует осмотреть его до того, как сюда явятся рабочие.

Сулис вышла за ним на улицу, спустилась во внутренний дворик – раньше через него в дом заходили слуги. Нижняя квартира пустовала, владелец большую часть времени жил в Лондоне. Однако Саймон подошел к стене ниже уровня мостовой. В стене виднелись две двери. Саймон открыл одну, и они заглянули внутрь грязного закутка, откуда пахло углем. В углу блестели черные глыбы.

– Так, с этим ясно. – Саймон закрыл дверь и вставил ключ в замок соседней. – Надо же, как туго. – Дождевые капли стекали по его пальцам. – Знал бы, захватил зонтик. Посвети‑ ка, Сью.

Сулис держала фонарик и смотрела, как Саймон сражается с замком. На самом деле она прислушивалась – наверху кто‑ то обходил площадь по кругу. Осторожные, неторопливые шаги. Медленные, словно незнакомец разыскивал нужный дом.

– Ну вот, готово.

Ключ со скрипом повернулся. Шаги смолкли. Кто‑ то стоял прямо над ними на мостовой. Если она отступит назад, то увидит его…

– Вперед, – сказал Саймон, отжимая покосившуюся дверь; дерево заскрипело по камню. Вошел, протянул руку за фонарем. – Ну, где ты там?

Если она шагнет назад и поднимет голову, они окажутся лицом к лицу. Он будет стоять над ней в своем темном пальто, лицо испещрено оспинами и шрамами. Впрочем, возможно, это просто жилец, выгуливающий собаку, или Джош, решивший проследить, как она дойдет до дома.

Сулис протянула Саймону фонарик. Раздался щелчок. Грубые каменные стены подвала уходили в темноту.

– Поразительно! – воскликнул Саймон и осторожно ступил на песчаный пол. Сулис последовала за ним.

Размер подвала превзошел их самые смелые ожидания. Помещение было захламлено старыми матрасами и сломанной мебелью. В воздухе висел запах пыли и сладкая вонь плесени.

Саймон пошарил по стене в поисках выключателя. Наконец свет зажегся, но слабенькая лампочка не прогнала мрак из углов.

– Да, строили на века, ничего не скажешь. – Саймон провел рукой по стене. – Не так уж и сыро. Я рассказывал, что тут пришлось разравнивать землю? Изначально холм пологий, впрочем, за пределами Круга он таким и остался.

Сулис кивнула. Она могла думать лишь о том, что глубоко под землей, возможно, прямо под мостовой. Это совсем не то, что подняться высоко в небо и вообразить, будто умеешь летать.

Саймон со скрежетом отодвинул с дороги стол и принялся изучать песок под ногами.

– Здесь проложат трубу, небольшую. Смотреть особо не на что – твой приятель Джош будет разочарован. Кстати, почему он не учится? Мне показалось, он смышленый малый.

Сулис не знала. Она была так поглощена собственной историей, что ни разу не удосужилась расспросить Джоша о его жизни.

– Может быть, нет денег.

– Деньги найдутся, было бы желание. – Саймон подошел к дальней стене, теперь его голос двоился, эхом отдаваясь от свода. – А Форрест не жалел денег на материалы. Господи, сколько пауков. Вот это да!

– Что там? – спросила Сулис.

– Дверь. Запертая дверь. Иди сюда.

Она подошла и встала рядом. В стене чернела дверь: перекошенная, полусгнившая от старости.

Саймон дернул за ручку.

– Да она не новее дома! Неплохо бы туда войти.

Он снова дернул дверь. Внутри что‑ то заскрипело.

– Не надо, – сказала Сулис. Ей показалось, за дверью притаилась угроза. – Мы ведь под тротуаром?

– Дальше, над нами газон. Наверняка корни деревьев пробились в подвал.

Саймон отступил назад, на перепачканном лице сияло воодушевление.

– Только вообрази, Сью, подземный круг! Должно быть, Форрест думал о подземных коридорах Колизея! У него были сумасбродные идеи об играх на арене, пока эти напыщенные ничтожества из городского совета не ополчились на него. – Саймон достал платок и вытер лоб. – Я весь испачкался. Ханна меня убьет.

– Не убьет. – Сулис посветила фонариком по сторонам.

– Ты ее не знаешь.

– Мы закончили?

– Да‑ да, закончили. – Саймон повернул выключатель, остался только узкий луч фонарика – свет, проникший в старинный подвал из двадцать первого века. Стены таинственно блестели, потолок уходил во тьму.

Сулис провела лучом по стене.

– Смотри!

Саймон обернулся.

– Вижу. Это потрясающе! – воскликнул он.

На замковом камне свода над дверью проступили выбитые буквы и цифры: 3 С 1754. Вокруг вились какие‑ то линии.

Саймон встал на цыпочки и потрогал надпись рукой.

– Я думаю, это Захария Стоук. Фантастика! Нигде не встречал упоминаний об этой надписи. Сделаю снимок, а потом мы обязательно откроем дверь.

– Наверное, он был очень молод в то время.

– Стоук был подмастерьем у Форреста. Кажется, впоследствии он и сам построил много хорошего, но я не уверен.

Последний раз оглядев надпись, дрожавшую в свете фонарика, Сулис с опаской поднялась вслед за Саймоном, но мостовая была пуста. Круг ярко освещенных окон успокоил ее, вернув чувство покоя и защищенности, которое она впервые здесь испытала. За этими окнами пили чай обычные люди. Обернувшись, она заметила тени под деревьями. Они беспокойно двигались в свете уличных фонарей.

ЗАК

⇐ Предыдущая 2 3 4 5 678 9 10 11 Следующая ⇒