ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА 30 страница

Иногда ты, напротив, хотел демонстративно переключаться небыстро и заметно; иногда ты хотел, чтобы студенты, аспиранты, коллеги или чиновники знали, что утомили тебя. Он несколько лишних невежливых мгновений молчал и с непроницаемым лицом смотрел на Эрруна.

– Гмм. Понимаю. Насколько я понимаю, представитель, вы здесь для того, чтобы предложить мне сделку. Почему бы вам сразу не перейти к делу.

Эррун недовольно посмотрел на него, но – хотя и с видимым усилием – взял себя в руки.

– Она все еще жива там, Прин. Чей – она все еще там. Она не страдала и оказалась сильнее, чем предполагали те, кто там заправляет, так что вы можете ее спасти. Но их терпение на пределе – они недовольны ею и вами.

– Ясно, – сказал Прин. – Продолжайте.

– Вы хотите увидеть?

– Увидеть что?

– Увидеть то, что произошло с нею, после того как вы оставили ее там.

Для Прина эти слова были равносильны ударам, но он попытался скрыть это.

– Не уверен, что хочу.

– Это… это не так уж неприятно, Прин. Первая, самая длительная часть – она даже не в Аду.

– Нет? А где же?

– В одном месте, куда ее отправили прийти в себя, – сказал Эррун.

– Прийти в себя? – без особого удивления спросил Прин. – Потому что она потеряла разум, а безумцы не страдают по‑ настоящему?

– Видимо, что‑ то вроде этого. Но они не стали наказывать ее, когда она вроде бы восстановилась. Позвольте я вам покажу…

– Я не…

Но они все равно показали ему. Это было все равно, что сидеть привязанным к стулу перед круговым экраном, когда ты не в состоянии ни отвести глаза, ни даже моргнуть.

Он видел, как она прибыла в место, называемое Убежищем, в каком‑ то средневековом поселении и времени, наборный шрифт и печать еще не были изобретены, и она копировала рукописи. Он слышал ее голос, видел, как ей угрожали наказанием, когда она высказала сомнение в религии и вере, видел, как она уступила и сдалась, видел, как усердно она работала в последующие годы, видел, как она продвигалась наверх по невысокой подагрической иерархической лестничке этого заведения, как она ежедневно ведет дневник, пока не становится во главе Убежища. Он видел, как она распевает в часовне и находит утешение в ритуалах их веры, видел, как она выговаривает новенькой за недостаток веры – точно такой же выговор получила и она в свое время. Он подумал, что ему понятно, к чему идет все это.

Но потом на смертном одре она продемонстрировала, что не изменилась, что, приняв тамошнюю веру, не позволила благочестию затмить ее разум. Он пролил слезу, гордясь ею, хотя и понимал, что такая заместительная гордость являет собой чистую сентиментальность, вероятно, чисто мужская попытка приписать себе некоторые ее достижения. И все же.

Потом он увидел, как она стала ангелом в Аду. Избавляла других от страданий, прекращала их муки – по одному в день, не больше, – и с каждым милосердно убитым принимала на себя часть их боли, так что в некоторой мере она принимала на себя страдания добровольно, становясь тем временем объектом поклонения, центром культа смерти в Аду, мессией новой веры, чудотворцем. Значит, ею пользовались, чтобы привнести немного надежды в Ад, позволяя ей убивать по одному счастливчику в день, словно в некой роковой лотерее освобождения, чтобы тем самым усугублять страдания оставшихся.

На Прина это произвело впечатление. Какой дьявольски изобретательный способ использовать того, кто потерял разум, для предотвращения потери разума другими, чтобы тем самым усилить их страдания.

Что‑ то мигнуло – и он снова оказался в кабинете Эрруна.

– Принимая все это таким, как оно есть, – сказал Прин, – я получаю очаровательную возможность проникнуть в мыслительный процесс заинтересованных лиц. Итак, что вы предлагаете?

Старик несколько мгновений, словно растерявшись, смотрел на него, а потом, казалось, взял себя в руки.

– Не унижайте на предстоящих слушаниях общество, в котором вы живете, Прин, – сказал он. – Не считайте, что вы разбираетесь в вещах лучше, чем многие поколения ваших предков, не поддавайтесь желанию пофорсить. Не участвуйте в этих слушаниях – это все, о чем мы просим. И она получит свободу.

– Свободу? В каком смысле?

– Она сможет вернуться, Прин. Вернуться в Реал.

– Здесь, в Реале уже есть Чейлиз Дочьхайфорна, представитель.

– Я знаю, – Эррун кивнул. – И я понимаю, что, вероятно, воссоединить их нет возможности. Однако ничто не сможет ей помешать жить в абсолютно приемлемых условиях Послежития. Я понимаю, что существуют сотни различных Раев на любой вкус. Но есть и другая возможность. Для нее можно найти другое тело. Вырастить специально для нее, создать специально для Чей.

– Я думал, у нас существуют законы для такого рода вещей, – сказал, улыбаясь, Прин.

– Существуют, Прин. Но законы можно менять. – Настала очередь Эрруна улыбаться. – И это делают те счастливчики из нас, которые служат представителями. – На лицо его снова вернулось серьезное выражение. – Уверяю вас, с воплощением Чей в новом теле не возникнет проблем.

Прин кивнул, надеясь, что вид у него задумчивый.

– В любом случае, окажется ли она в Раю или в новом теле, от ее существа, от ее сознания в Аду не останется и следа? – спросил Прин, тут же пожалев об этом. Он, а не сенатор, уже знал, чем все это кончится, и давать старику ложную надежду было немного жестоко. Конечно, только немного жестоко; думать о такого рода жестокости рядом с тем, о чем они говорили, было просто смешно.

– Да, – согласился Эррун. – В Аду не останется и следа от ее сознания.

– И для этого мне нужно только отказаться от дачи показаний.

– Да. – Старик смотрел на него покровительственно, добродушно. Он вздохнул, сделал усталое движение обоими хоботами. – Ну, мы бы хотели, чтобы со временем вы взяли назад то, что уже сказали в прошлом, но пока мы не будем говорить об этом.

– Под страхом чего? – спросил Прин, стараясь говорить всего лишь с резонной, прагматической интонацией. – Если я не сделаю этого, то что тогда?

Представитель Эррун вздохнул, посмотрел на него с печальным видом.

– Сынок… Прин… вы умны и принципиальны. Вы могли бы вернуться на хорошее место в научном сообществе, и правильные люди проявили бы интерес к вашему продвижению. Отлично. В самом деле, отлично. Но если вы будете гнуть свое… те же хоботы, которые могут вытащить вас наверх, утопят вас, оставят там, где вы есть. – Он поднял оба хобота в защитительном движении, словно отражая возможное возражение Прина. – Это никакой не заговор, это только естественно. Люди склонны помогать тем, кто помогает им. А если вы будете осложнять им жизнь, то они точно тем же будут отвечать и вам. Нет никакой нужды привлекать тайные общества или злобных заговорщиков.

Прин отвернулся на мгновение, оглядел резной деревянный стол, цветастый ковер, спрашивая себя, насколько точно в реальности сна передаются детали. Если посмотреть в микроскоп, то что увидишь – еще большую замысловатость или расплывающиеся пиксели?

– Представитель, – сказал он, надеясь и подозревая, что в его голосе слышна усталость, – позвольте мне быть с вами откровенным. Я хотел было потянуть время, сказать вам, что подумаю, что дам вам ответ через несколько дней.

Эррун покачивал головой.

– Я боюсь, вам понадобится ваш… – начал было он, но Прин поднял хобот, останавливая его.

– Но я не буду делать это. Мой ответ – нет. Я не буду заключать с вами сделку. Я сделаю заявление перед Советом.

– Нет. Прин, – сказал старик, подаваясь вперед. – Не делайте этого! Если вы откажетесь, то я не смогу их сдержать. Они сделают с ней то, что им взбредет в голову. Вы видели, что они делают с людьми, в особенности с женщинами. Вы не можете обречь ее на это! Бога ради! Думайте, что вы говорите! Я уже спрашивал, могу ли я спросить о снисходительности, но…

– Замолчите, вы, отвратительный, испорченный, жестокий старик, – сказал Прин, стараясь говорить так, чтобы голос не дрожал. – Никаких «они» нет. Вы – один из них, вы помогаете их контролировать. Не делайте вид, что вы и они – это разное.

– Прин! Я не в Аду. Я не контролирую то, что там происходит!

– Вы на их стороне, представитель. И вы наверняка имеете некоторый контроль над Адом, иначе вы не могли бы вообще делать эти предложения. – Прин помахал одним хоботом. – Но в любом варианте, давайте не отвлекаться. Мой ответ – нет. А теперь позвольте мне доспать. Я что – должен буду проснуться с криком или вы намереваетесь подвергнуть меня какому‑ то дальнейшему наказанию в этой маленькой странной среде виртуального сна, где мы находимся?

Эррун уставился на него широко раскрытыми глазами.

– Вы хоть представляете себе, что они с ней сделают? – сказал он громким хриплым голосом. – Что же вы за варвар такой, если обрекаете на такое того, кого, по вашим словам, любите?

Прин покачал головой.

– Вы и в самом деле не понимаете, что стали настоящим чудовищем, представитель? Вы грозите, что сделаете все это или (если мы примем вашу наивную попытку дистанцироваться от мрачных реальностей той среды, которую вы с такой готовностью поддерживаете) позволите этому произойти с другим существом, если я не соглашусь солгать так, как это нужно вам, и вы же еще обвиняете меня в том, что я чудовище. Ваша позиция отвратительная, фарисейская, она столь же недостойна в интеллектуальном плане, сколь аморальна в нравственном.

– Бессердечный выродок! – Представитель, казалось, был искренне огорчен. У Прина создалось впечатление, что, будь старик помоложе, он сейчас вскочил бы со своего места и набросился на него. Или, по меньшей мере, встряхнул бы его за плечи. – Как вы можете оставить ее там? Как вы можете бросить ее?

– Если я спасу ее, то обреку на страдания всех других, представитель. А если я скажу вам поднять хвост и засунуть эту сделку туда, где ее местонахождение будет известно только вашей супруге, то я, возможно, внесу свой вклад в уничтожение Адов, спасая Чей и всех остальных.

– Ты самодовольный самонадеянный идиот! Кто ты такой, чтобы решать, что нужно нашему обществу?!

– Все, что я могу, это сказать…

– Нам необходимы Ады! Мы падшие, злобные существа!

– Ничто, требующее продления страданий не стоит…

– Вы живете в ваших долбаных кампусах с головами в облаках и думаете, что все вокруг прекрасно, что все цивилизованные, разумные, вежливые, благородные, умные, благожелательные – такие, как у вас. Вы думаете, так оно повсюду и со всеми. Вы и представить себе не можете, что произойдет, если мы устраним угрозу Ада, которая пока еще сдерживает людей!

– Я слышу ваши слова, – сказал Прин спокойным голосом. Благородные? Цивилизованные? Разумные? Эррун явно никогда не присутствовал на факультетских собраниях, то ли по результатам деятельности, то ли по вознаграждениям, то ли по назначениям, то ли по обсуждению трудов коллег. – Это, конечно, глупость, но интересно знать, что вы придерживаетесь таких взглядов.

– Ты напыщенный эгоистичный сучонок! – прохрипел представитель.

– А у вас, представитель, типичная этическая близорукость – вы видите только тех, кто рядом с вами. Вы спасете друга или возлюбленную и будете восхищаться собственным благородством, ничуть не заботясь о том, что тем же самым действием вы обрекли на страдание бесчисленное множество других.

– …Ты надутый маленький ублюдок… – прорычал Эррун одновременно с Прином.

– Вы полагаете, что и все должны чувствовать то же самое, и никак не хотите принять тот факт, что другие могут думать иначе.

– …я уж позабочусь, чтобы ей сказали, что это ты виноват в том, что они каждый вечер будут затрахивать ее до смерти в сто смычков…

– Вы варвар, представитель. Вы такого высокого мнения о себе – вы считаете, что все, кто для вас что‑ то значит, должны стоять выше других. – Прин перевел дыхание. – Да вы послушайте себя – вы угрожаете такой мерзостью только потому, что я не собираюсь подчиняться вашим требованиям. Как хорошо вы будете думать о себе, когда это закончится, представитель?

– Пошел ты в жопу, самодовольный вшивый интеллектуал. Твоя нравственная высота будет не настолько высока, чтобы ты каждую ночь до конца жизни не слышал ее криков.

– Вы сами себя загоняете в угол, представитель, – сказал Прин. – Чтобы пожилой и уважаемый избранный чиновник говорил таким образом! Я полагаю, на этом мы должны закончить наш разговор.

– Наш разговор на этом не закончится, – сказал старик голосом, полным ненависти и презрения.

Но разговор на этом закончился, и Прин проснулся весь в поту, – правда, не вскочил с криком с постели, а это уже было кое‑ что – с холодком ужаса в животе. Он помедлил, потом протянул хобот и позвонил в древний звоночек, вызывая помощь.

Они нашли что‑ то вроде тонкополосного церебрального индукционного генератора. Его прикрепили – чуть наискосок, словно делалось это в большой спешке – к изголовью кровати. От генератора в стену уходил экранированный кабель, оттуда – на крышу, к спутниковой антенне, замаскированной под черепицу. Именно это и позволило им проникнуть в его сны. Днем раньше ничего этого здесь не было.

Кемрахт, помощник представителя Филхин, заглянул ему в глаза, когда полноприводная самоходка переваливалась в темноте по дороге на пути к следующему тайному укрытию. В свете фар второй самоходки, ехавшей следом, тени на стене пассажирского салона безумно размахивали хоботами.

– Вы по‑ прежнему собираетесь давать показания, Прин?

Прин, который не был уверен, что Кемрахт не предатель (факультетские собрания научили ему не доверять никому), сказал:

– Я буду говорить то, что говорил всегда, Кем. – Он замолчал, закрывая вопрос.

Кемрахт некоторое время смотрел на него, потом хоботом похлопал по плечу.

Это было все равно что нырнуть в метель многоцветной снежной крупы, сумасшедшее вихревое бурление десятков тысяч едва различимых глазом световых точек, которые сквозь темноту с бешеной скоростью устремляются на тебя.

Ауппи Унстрил секретировала все, что можно было секретировать, и соскользнула в состояние полного отключения от всего, кроме сражения. Она стала полностью составной частью машины, воспринимала ее сенсорные, силовые и оружейные системы как идеальное продолжение ее самой, а искусственный интеллект маленького корабля – как более высокий и быстродействующий слой ткани на ее мозгу, туго намотанный, пронизанный ее невральным кружевом и пронизывающим его, соединенный со всей сетью настроенных на человеческий мозг нитей, содержащихся в специализированном пилотском интерфейсе костюма.

В такие моменты она чувствовала себя душой и сердцем корабля, маленьким органическим зернышком его существа, а все остальные части ее насыщенного наркотиками тела – слоями усиления боевой способности и разрушительной мощи, и каждый концентрический слой наращивал, экстраполировал, интенсифицировал.

Она вонзилась в шторм вихрящихся пылинок. Цветные искорки на черном фоне, каждая – камень размером с грузовик наделенной зачатками разума гоп‑ материи; смесь грубых на ракетной тяге баллистических копий, взрывчатых кластеров средней степени маневренности, химических микрочипов с лазерными зарядами и зеркальных абляционно‑ бронированных, но невооруженных бридерных машин, которые и были здесь самой желанной добычей, той сущностью среди убийственных обломков, которая могла породить новую инфекцию гоп‑ материи где‑ нибудь в другом месте.

В начале вспышки в течение всех предшествующих дней число бридеров в двадцати роящихся машинах составляло девятнадцать. Корабельные сенсоры мгновенно засекали и оценивали их – появлялись они в виде облака крохотных синих точек, пятнающих темные небеса вокруг газового гиганта Ражира, словно громадная планета рождала миллионы крохотных водяных лун, и в извергающихся облаках гоп‑ материи наличествовало лишь небольшое число других типов роильщиков.

Оглядываясь назад на те первые дни (когда синие точки составляли громадное, почти монохромное поле легко уничтожаемых целей), она вспоминала их как дни хорошей охоты. Но потом машины – инфекция – начали обучаться. Они уже перестали быть той изначальной смесью; сигналы, возвращавшиеся туда, откуда появлялись машины, то есть на зараженные производственные мощности, сообщали, что имеет место стопроцентное уничтожение. Поэтому производства стали менять свои приоритеты. В течение пяти или шести дней число синих точек устойчиво уменьшалось, и в последний день или два они уже потерялись в преобладающей массе зеленых, желтых, оранжевых и красных точек, и все они указывали на роильщиков, имеющих наступательные возможности.

Глядя на окружающее ее облако, Ауппи видела, что эта последняя вспышка состояла в основном из красных точек, а это означало, что она имеет дело с видом, оснащенным лазерным вооружением. «Красный туман», отвлеченно подумала она, врезаясь все глубже в их рой на своем хорошем кораблике «Прижмуривателе». Они были похожи на кровавый спрей. Хороший знак, отличная примета. Ну‑ ка, получай…

Она вместе с кораблем зафиксировала почти девяносто тысяч контактов, приоритизировала их по типу, назначив первоочередными целями синие. Это в некотором роде облегчало прицеливание; даже при том, что ее невральное кружево было встроено в систему и работало почти со скоростью искусственного интеллекта практически за пределами человеческих возможностей, цели, двигающиеся с такими высокими скоростями, засечь с одного взгляда было практически невозможно.

Но всего девяносто тысяч. Странно, подумала она. По их оценкам, должно было быть больше. Обычно делать оценки – к тому же надежные – не составляло труда. Почему они ошиблись? Ей бы радоваться, что прижмуривать придется на десять тысяч меньше, но она не радовалась – вместо этого ее грызло ощущение, будто что‑ то пошло наперекосяк. Может быть, дурное предчувствие перед боем.

Среди облака красных точек – пока наивно игнорирующих «Прижмуривателя», потому что он еще не проявил себя как противник – было и несколько синих, но располагались они внутри, подальше от поверхности рождающегося облака.

Корабль проложил маршрут в оптимальную точку – глубоко внутри облака, – откуда можно было бы открыть огонь.

«Обогнем те две синие и заминируем их ракетами с отсрочкой взрыва до того момента, пока не откроем огонь», – транслировала Ауппи кораблю, при этом она протянула сенсорную руку‑ призрак, чтобы скорректировать набросанный кораблем курс.

«О‑ кей», – транслировал в ответ корабль. Они заложили вираж, направляясь в обход, чтобы взять под прицел два синих намеченных ею контакта; они двигались зигзагами, избегая столкновения с роильщиками. И все же она находила в этом какую‑ то странность. Тактически, логически вроде все было правильно: проберись в центр и оттуда начинай мочить противника, но хотя имитация и говорила, что это наиболее эффективный подход, ей хотелось открыть огонь уже сейчас, да что там – ей хотелось начать стрельбу, как только первые роильщики оказались в пределах дальнобойности их оружия.

Но другой ее инстинкт хотел уничтожить саму фабрикарию: зачем бороться с симптомами, когда можно пресечь болезнь в источнике? Но они здесь находились для того, чтобы защищать Диск, фабрикарии, его составлявшие. Памятник древности, мать его? Нельзя трогать. Нецивилизованно.

Это было правильно, она соглашалась с таким подходом, конечно, соглашалась (она поступила в Ресторию не для того, чтобы уничтожать гоп‑ материю, а потому, что была очарована древней техникой, в особенности техникой, одержимой довольно‑ таки детским желанием превращать почти все вокруг в свои маленькие копии), но после девяти дней боев, когда ты практически непрерывно уничтожаешь предположительно единственно живую дрянь из всех светящихся синих точек, уловленных твоей сенсорикой, усиленной корабельной аппаратурой, ты начинаешь мыслить, как оружие. Для оружия все проблемы сводятся к выбору цели. Фабрикарии были источником всех этих неурядиц, следовательно… но нет. Если не говорить о такой мелочи, как не прижмуриться самой во всей этой катавасии, главным было сохранение фабрикарии и Диска.

Она почувствовала, как вышли ракеты, запрограммированные на взрыв, когда корабль засветится, обнаружив свое местонахождение. Ракеты в первую очередь уничтожат бридеры с синим эхом, а потом займутся остальными.

«Тут до хрена этой дряни с красным эхом, – транслировала Ауппи. – Давайте расстреляем все ракеты, покончим с этим как можно быстрее, а потом сразу же – на пополнение боеприпаса. Есть? »

«Есть. Распределите ракеты по этим точкам. Останется еще половина».

«О‑ кей. Ушли? »

«Ушли».

«Хорошее рассеяние».

«Спасибо».

«Ну, мы уже почти на месте? »

«Отцентрованы с точностью до одной десятой…»

«Разогрейте их, движение с вращением и кубарем, а там сожжем их к чертовой матери».

«Почти на месте…»

«Давай, давай! »

«Уже совсем близко. Ваша очередь».

«Опаньки! »

У Ауппи было такое ощущение, будто у нее стало больше пальцев и под каждым – спусковые крючки, словно все ее пальцы на руках и на ногах каким‑ то образом обвились вокруг маленького пучка пусковых нитей, каждая из которых срабатывала в зависимости от индивидуального давления на нее. Она дважды прошлась взглядом по множеству целей, наслаждаясь их количеством, ровно потянула на себя пусковые нити, паля по всем, расстреливая весь боезапас, одновременно поджигая все приоритетные цели.

Пространство вокруг нее вспыхивало бесконечным числом искр, словно усеянная алмазами шарообразная батисфера, опускаемая в некие планетные глубины, где каждый организм светился своим светом. Розетки, соцветия, односторонние разрывы, маленькие копья и грязные вихри света возникали со всех сторон, наполняя ее глаза искорками. Перемещаясь в этой зрительной какофонии, корабль, двигающийся с вращением и кубарем, уже выискивал следующий набор целей. Она летела кубарем и вращалась с кораблем, оставаясь неподвижной благодаря гироскопу, который вывернул бы все ее кишки наизнанку, если бы не подготовка.

«Что это за серые пузырьки? » – спросила она, когда лазеры и их оптические прицелы сомкнулись в прицельной сетке первичных сенсоров корабля.

«Указывает на неизвестный тип роильщиков», – ответил корабль.

«Черт», – выругалась она и тут же выпустила залп по еще сотне с лишним ярких царапинок на небе. Неизвестный тип? У них не было никаких «неизвестных» типов прежде. Что это еще за херня?

Она видела, как ракеты вскрывают собственные малые полости уничтожения, две ракеты двигались за ними в сторону, противоположную курсу корабля, устремляющегося к центру облака. Она видела и другие – еще дальше, некоторые только включали двигатели. Тем временем гоп‑ материя осознала, что эта выписывающая сумасшедшие кульбиты штуковина посреди нее появилась здесь с недобрыми намерениями, и некоторые из лазерных роильщиков размером с грузовик начали разворачивать свои разверстые в одну сторону удлиненные оси в сторону корабля, который почти тут же почувствовал удар – один из роильщиков обнаружил, что нацелен прямо на них в момент его оптимальной зарядки. Луч ударил по ним, соскользнул, был отведен в сторону зеркальным полем маленького корабля.

«Пропорция известна? » – транслировала она, когда в прицельную решетку попал следующий слой целей.

«Около одного процента. Часть поражена этим…»

Она/корабль/они выстрелили, осветив темноту вспышкой уничтожения.

«…залпом, – продолжил корабль. – Сенсорные ресурсы анализируют образовавшиеся обломки».

Они теперь находились довольно близко к фабрикарии, и потому им нужно было учитывать ее в ходе прицеливания. На таком малом расстоянии от целей, которые двигались с относительно низкой скоростью, вероятность промаха и шального попадания в фабрикацию сводилась практически к нулю, но не исключалась опасность того, что луч главного лазера пронзит насквозь какого‑ либо из роильщиков, а некоторые из их последних версий имели частично работоспособное антилазерное покрытие, способное отразить лучи вторичных или третичных лазеров. А кроме того, ты – вернее и к счастью, корабль – должна была учитывать векторы обломков главного тела и профили разброса мелких осколков.

Ауппи была рада, что ей не приходится думать о таких оборонительных глупостях – она уж лучше будет сосредоточиваться на стрельбе, они снова заложили вираж, выбрали новые цели. Корабль зарегистрировал еще несколько ударов – мелкокалиберные, словно комариные укусы для тяжелой брони реактивного зеркального поля корабля.

«И что? » – транслировала она. Последние пораженные цели расцвели таким пышным цветом, что кораблю потребовалось некоторое время для анализа обломочных сигнатур.

«Стреляйте, – транслировал корабль. – Все на своем месте. Следующая цель – ближайший серый/неопределенный полной мощностью главного».

Не успел корабль транслировать это, как двадцать контактов, взятых под прицел, рассеялись, испарились в никуда.

«Черт».

Сила оружия была такова (вкупе с относительной уязвимостью роильщиков), что главный корабельный лазер обычно использовался для одновременной стрельбы разделенным лучом по множественным целям, число которых могло доходить до двадцати четырех. Сосредоточения всей мощности в одном луче для стрельбы по единичному объекту до этого момента ни разу не применялось – это было бы все равно, что стрелять из пушки по воробьям.

«Боезапас нанопушек исчерпан», – сказал корабль, подтверждая то, что она уже видела на своих дисплеях.

Она дала еще один залп по избранным целям. Луч главного бросался в глаза, образующаяся вспышка‑ выплеск освещала все рядом с пораженной целью, мельтешащие вокруг роильщики словно застывали в стоп‑ кадре. Корабль следил за этим внимательнее, чем Ауппи, но даже она видела бесчисленные тоненькие светящиеся следы, отскакивающие от точки прицеливания.

«Уничтожена», – сообщил корабль.

Все снова завертелось, корабль продолжил свои безумные кульбиты, постепенно увеличивая пустое пространство в центре облака роильщиков. Множество атакующих выстрелов были отражены полем зеркала – она слышала их как хлопки и щелчки. Ауппи отправляла снаряды в глубины роя, где они расцветали собственными цветами разрушения.

«Два серых – по половине главного? » – предложила она.

«Согласен», – подтвердил корабль, и погасшая сетка загорелась и замерла снова. Она нагнулась, распределяя невидимые лучи, как благословение, сосредоточилась на двух фокусах главного оружия. Единичные яркие вспышки мелькнули на каждом, а потом аккуратно сошли на нет. Другие роильщики поглощались мерцающими облаками обломков – это происходило повсюду и не стоило ее внимания. Впереди по полю закладывали виражи ракеты, выискивая собственные цели в небе, уничтожали все, что можно.

«Нет? » – спросила она.

«Нет! » – ответил корабль.

Еще один безумный кульбит в небе, и неожиданно появился газовый гигант Ражир, заполнил все поле зрения, на его полосчатом лике появилась сыпь точек прицеливания. Основное оружие корабля возобновило прицеливание полным лучом по отдельным серым целям.

«Мать их! Анализ? »

«Размер более среднего, неаблятирующая отражательная способность, более высокая скорость. Повышенная сложность. Много обломков. Причина снижения общего числа целей».

Вот оно, подумала она; она знала, что за общим числом роильщиков всего в девяносто тысяч единиц что‑ то кроется – ведь они ждали большего. Эта чертова вспышка снова меняет состав выброса – переходит к улучшению выживаемости за счет уменьшения количества.

«Силовые сигнатуры интенсифицируются», – продолжил корабль. Ауппи в это время сделала еще один залп. Атакующие лазерные лучи застучали, словно град по стеклянной крыше.

Еще один быстрый кульбит, еще один набор целей, пойманных в фокус решетки прицеливания. Даже в момент подготовки к выстрелу Ауппи смотрела, нет ли где поблизости серых – которые теперь стали приоритетной целью, она выхватывала их из метели красных точек, когда они там возникали.

Крохотные глазки видоискателей теперь стали временно слепнуть, поскольку количество атакующих лазерных лучей вынуждало зеркальное поле перекрывать сенсоры, что вызывало хаос маленьких шестиугольных пиксиляций. Они возникали и исчезали еще до того, как она успевала их фиксировать.

Она отмахнулась от последней безумной световой вспышки, словно стряхнула капли воды с пальцев.

Главное оружие теперь уничтожало по одной цели за раз, а потому появилась возможность ускорить выверку вторичных по ближним и средней дальности объектам, снова ведя залповый огонь. Возможно, в нескольких случаях вместо уничтожения наносились царапины, но на приемлемом уровне.

«Вот этот делает ноги, – сказал корабль, показывая на одну из двух серых целей, которую они пытались прижмурить двумя залпами ранее. – А вот и еще один».

«Вижу, – транслировала Ауппи. – Они высокоскоростные! – мимо нее промелькнуло еще меньшее число целей – она их уничтожила. – Два серых объекта через несколько секунд будут вне радиуса действия их оружия. Мы можем послать ракеты на перехват? »

«Первую перехватить не успеем. Вторую – да».

«Пусть остальные ракеты возьмут на себя серых», – предложила она. Ей хотелось стрелять во все стороны ракетами, но теперь и ракеты у них кончились.

«Дерьмо собачье! Мы их подталкиваем! » – Голос корабля звучал расстроенно.

«Я не знала, что вы бранитесь, корабль».

«А я не знал, что роильщики могут использовать атакующий лазер для наращивания скорости», – ответил корабль, проводя невероятною вида векторную линию через точки, показывающие, где находился серый объект, когда его догнал луч, и где он находится теперь, продолжая ускоряться.

⇐ Предыдущая 26 27 28 29 303132 33 34 35 Следующая ⇒