ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА 27 страница

Иногда, когда взрослых не было, они могли играть там, где играли взрослые. У нее была группа друзей приблизительно такого же возраста, и они много играли вместе, если не сидели на уроках в маленькой школе на верхнем этаже большого особняка.

Другие иногда бывали жестоки с ней, когда хотели отомстить ей за что‑ то или если она побеждала в чем‑ то, а они хотели сказать ей: пусть ты пришла первой в забеге или получила на экзамене отметки лучше, чем остальные, это не имеет значения, потому что в конечном счете она все же была прислугой, даже хуже, чем прислугой, потому что прислуга может уволиться, когда захочет, а она – нет. Она была чем‑ то вроде скакуна, или егеря, или гончей; она была принадлежностью этого имения, она принадлежала Вепперсу.

Ледедже научилась делать вид, будто ее не трогает то, что другие дети так с ней обращаются. Ей понадобилось какое‑ то время, чтобы выработать какую‑ то тактику – как ей относиться ко всем этим обидам. Если она плакала или убегала к матери, то тем проще было остальным детям снова ее дразнить, когда другие игры наскучивали им: наступи Ледедже на больное место – и она убежит. Так что это для нее не подходило. Вообще никак не реагировать, смотреть с каменным лицом – от этого они говорили еще большие гадости, и все кончалось дракой, и она (казалось, она всегда была причиной этого) добивалась их наказания. Так что и это не работало. Лучше всего было поплакать немного, показать им, что она обижена, а потом продолжать, будто ничего не случилось.

Но и в таких случаях у нее возникало впечатление, что некоторые из детей считают, будто причинили ей слишком мало боли и пытаются обидеть ее еще сильнее, но тогда она говорила им, что они маленькие и глупые. Забудь об этом, не останавливайся, учись и двигайся дальше. Они достигли приблизительно того возраста, когда такого рода взрослые разговоры могли возыметь действие.

Они играли в тех местах, где должны были играть, где это не было запрещено, и – лучше всего – там, где играть им явно запрещалось.

Из таких запретных мест любимым у нее был водный лабиринт: целая система неглубоких каналов, прудов и озер, где взрослые играли в большие игрушечные военные корабли, откуда, из высоких башен, с парящих арок и висячих каналов они наблюдали за миниатюрными морскими сражениями.

Как‑ то раз ей вместе с матерью разрешили наблюдать за одним из таких сражений, хотя получить это разрешение стоило ей немалых усилий, она просила об этом как о великой услуге, но и при этом ее пустили на одно из маловажных сражений в отсутствии богатых и знаменитых гостей – на такие пробные, подготовительные сражения нередко допускались люди из обслуживающего персонала имения, если у них на это время не было других обязанностей. Ее матери не понравилось, потому что она побаивалась высоты и большую часть времени провела с закрытыми глазами, она цеплялась руками за борта маленькой плоскодонки, на которой они передвигались по подвесным каналам.

Ледедже поначалу нравилось, но потом – наскучило. Она решила, что было бы интереснее, если бы она находилась в одном из боевых кораблей, а не смотрела, как ими управляют другие. Мать, не открывая глаз, сказала, чтобы она выкинула из головы эту глупую мысль. Во‑ первых, он была еще слишком мала, а во‑ вторых, только мужчины настолько глупы и агрессивны, чтобы залезать в эти плавучие гробы, в которых их расстреливают настоящими снарядами ради утехи избалованных богачей.

Вдалеке Ледедже разглядела один из старых куполообразных постаментов, у которого толпились люди. Бригады рабочих с кранами и большими машинами, напичканными электроникой, снимали купола, две дюжины которых, сколько она себя помнила, окружали особняк кольцом, имеющем в диаметре около двух километров. Когда она убежала в первый раз, ее поймали как раз у подножья одного из таких постаментов. Это было много‑ много лет назад, может быть, полжизни – ее жизни – назад. А теперь сверкающие белизной спутниковые купола стали бесполезными, устаревшими и их разбирали.

Там и тогда она почувствовала, что взрослеет.

Им пришлось ждать разрешения причалить к маленькой пристани у одной из башен, потом они спустились в лифте, похожем на гроб, и прошли по туннелю, который безопасным путем вел прочь от озера, башен, каналов и кораблей. Выстрелы были слышны даже из особняка.

Она и другие дети – вернее, большинство из них; двое побаивались – обычно подныривали под ограду, окружавшую весь водный лабиринт. Они держались подальше от миниатюрных доков, где обслуживались и ремонтировались корабли. Доки обычно были заняты только в течение нескольких дней до и после больших сражений, но даже в самые спокойные дни там работали один‑ двое взрослых.

Лучше всего было в туманистые дни. Все это казалось очень странным, таинственным и более крупным, чем на самом деле, словно игрушечный ландшафт каналов и маленьких озер вырастал до нормальных размеров для полномасштабных кораблей. У нее был собственный корабль – старый кусок пенометалла, у других – разнообразные куски пластика, пенометалла и дерева. Они научились привязывать и приклеивать к своим кораблям, всякие дополнительные плавучие штуки. Использовали для этого и пластиковые бутылки и всякие другие предметы, повышавшие плавучесть. Они прятали свои корабли в тростниках, чтобы их никто не нашел.

У них были собственные гонки, сражения и игры вроде салок или пряток. Когда между ними происходили настоящие сражения, они бросали друг в друга комья земли и грязи. Как‑ то раз они так заигрались, что, когда взрослые стали их звать, уже наступили сумерки. Ребята тогда сказали, что она победила только потому, что черна, как ночь.

Как‑ то раз два их игрушечных корабля были обнаружены – кто‑ то чинил плоскодонку в подвесном канале и увидел их игры. Два корабля были у них отобраны, и им пришлось выслушать лекцию об опасностях Невзорвавшихся Снарядов. Они торжественно обещали никогда больше не делать этого, а потом смотрели, как заделывают дыру в ограде, через которую они пробирались в лабиринт. Их это не очень обескуражило, потому что они уже нашли неподалеку другую дыру.

После этого их обязали носить специальные маячки, по которым родители в любое время могли определять их местонахождение, но двое ребят постарше показали им, как отключать эти маячки полностью или как переналадить сигнал, чтобы по нему казалось, будто они в нескольких сотнях метров от того места, где находятся.

Последний день, когда они играли в водном лабиринте, был очень ярким и солнечным, правда, они отправились играть туда уже на заходе солнца, после школы. Все взрослые были очень заняты, потому что господин Вепперс возвращался после долгого отсутствия – у него были какие‑ то дела на других системах, – а потому дом и все имение нужно было привести в идеальный порядок.

Она не обрадовалась, узнав, что господин Вепперс возвращается, потому что именно он и владел ею. Когда он был в своем большом имении, она видела его редко – их пути редко пересекались, как говорила ее мать, – но одно только знание, что он дома, наполняло ее каким‑ то странным чувством. Это было как если тебе не хватает дыхания, как если ты упала на спину и ударилась, вот только удариться было не так страшно, как если ты не можешь вздохнуть. Она чувствовала что‑ то в этом роде постоянно, когда господин Вепперс был дома.

Ледедже не убегала какое‑ то время, хотя такие мысли иногда приходили ей в голову. Она помышляла убежать на следующий день после возвращения господина Вепперса, но пока она вовсе не думала об этом, а просто наслаждалась последними теплыми часами дня, жужжанием насекомых под небесами, в которых не было других цветов, кроме красного и желтого.

Она гребла, лежа на передке ее старого, надежного боевого корабля, сделанного из куска пенометалла, отрезанного от докового понтона. Она за прошедшие годы придала ему более удобную форму для движения в воде: ее корабль был заострен спереди, загибался сзади в том месте, где она упиралась ногами. Конечно, у нее был никакой не боевой корабль, потому что боевые – большие, тяжелые и неповоротливые, а когда она управляла своим кораблем, она была легкой и быстрой, а потому она решила, что она – легкий крейсер.

Они играли в салки. Она пряталась в кустах неподалеку от брода между двумя островами, мимо нее тихонько или и с шумом и брызгами проплывали другие. Большинство из них выкрикивали ее имя и имя Хино. Хино был едва ли не самым младшим и маленьким, как она, а еще, тоже как она, он лучше всех играл в салки и прятки. А это означало, что, вероятно, уже все, кроме них двоих, были найдены и осалены. Она радовалась, когда ее находили последней, а то и вообще не находили. Иногда они слышали, как их зовут взрослые. Или как кто‑ то из ребят постарше вызывает их по радиомаячкам, чего они не могли игнорировать, а потому им приходилось прекращать игру, а это означало, что кто до тех пор не был найден, выходил победителем. Один раз она уснула на своем легком крейсере – ее разморило на солнышке, а когда проснулась, то обнаружила, что все остальным игра наскучила и они ушли, оставив ее одну. Она и это зачла себе как победу.

В илистой почве рядом с тем местом, где она пряталась, она увидела металлопластиковый снаряд. Такие штуки попадались редко, потому что на снарядах имелись специальные локаторы, как на детских телефонах, а потому после очередного сражения все это подбиралось, но тут она увидела один из снарядов с сильно помятым носом – наверно, о броню одного из кораблей. Она осторожно подняла снаряд, держа его двумя пальцами, словно боясь, что он в любую минуту взорвется в ее руках. Он казался очень старым и грязным, и на нем было что‑ то написано, вот только она не могла разобрать – что. Она хотела было положить его туда, где нашла, или забросить на ближайший остров – посмотреть, взорвется ли он при ударе. Или утопить его где‑ нибудь на глубинке (она даже думала, не положить ли его куда‑ нибудь на видное место, где его легко найдет кто‑ нибудь из персонала). Но в конечном счете она оставила его себе: сделала для него маленькое гнездышко из ила на носу своего пенометаллического крейсера.

Наклонившись, чтобы набрать ила, она, вероятно, вызвала рябь на воде, потому что тут же где‑ то совсем рядом раздался громкий крик, и Пурдил – один из ребят постарше и побольше – вышел почти прямо на нее, погнал свой пластиковый корабль по каналу, загребая обеими руками, поднимая кильватерную волну, которая поблескивала в красных лучах заходящего солнца, а потом свернул в тростники прямо к ней. Она изо всех сил бросилась наутек сквозь просвет в покачивающихся стеблях, но она понимала: от Пурдила ей не уйти – он двигался слишком быстро, догоняя ее.

Пурдил был хулиганистый парень, он кидался камнями, а не илом, когда они устраивали настоящие сражения, и именно он больше всех дразнил ее за татуировки и за то, что она – собственность господина Вепперса, а потому лучшее, на что она могла надеяться, это ускользнуть в канал, где ее осалит кто‑ нибудь другой.

Она вытянулась на своей доске и принялась отчаянно грести, погружая руки в теплую воду, поднимая муть со дна. Что‑ то пролетело над ее головой и плюхнулось в воду перед ней. Пурдил кричал и гоготал у нее за спиной где‑ то совсем рядом. Она слышала сухой гремучий звук тростниковых стволов, расталкиваемых в стороны искривленным носом ее пластикового крейсера.

Она прорвалась в канал и чуть не столкнулась с Хино, которого преследовали двое других ребят, они сманеврировали, чтобы не столкнуться друг с другом. Увидев ее, он сел, и тут же ему в лицо попал ком земли, из которого еще торчали сломанные стебли тростников. Хино чуть не свалился в воду, его корабль развернуло, и он встал на пути Ледедже. Теперь ей было не обойти его, и она стала тормозить, выставив вперед обе руки и погрузив их в воду, но ее корабль продолжал двигаться к Хино.

Ой‑ ой, подумала она. Она надеялась, что снаряд, который она нашла, не взорвется, когда ее корабль столкнется с кораблем Хино. Он не взорвался. Она с облегчением вздохнула.

Хино отер грязь с лица и уставился на Пурдила у нее за спиной. Лед почувствовала, как корабль Пурдила врезался в ее корму, и в этот момент Хино потянулся к маленькому комку ила, который она положила на нос своего крейсера. Она увидела, как он схватил снаряд в комке грязи и одним быстрым движением бросил его.

У Ледедже было время затаить дыхание.

Снаряд пролетел рядом с ней – в каком‑ нибудь полуметре.

Взрыв, казалось, ударил ей прямо в спину. От этого в голове у нее зазвенело. Мир внезапно погрузился в тишину. Она все еще продолжала смотреть на Хино и поднимала руку, пытаясь сказать «Нет! »

Она ощутила, как звон распространился по всему ее телу. Она увидела, как в мгновение ока побледнело лицо Хино. У двух других ребят, гнавшихся за ним, на лицах застыло такое же выражение – она никогда не забудет этих лиц. Они были еще хуже, чем то, что она увидела, повернувшись. Их лица, от которых отхлынула вся кровь: трое ребят с открытыми ртами и так широко распахнутыми глазами, что она и представить себе такого не могла.

Она поднялась с живота и повернулась, чтобы увидеть, что у нее за спиной. Казалось, у нее на это ушла целая вечность. Она отвернулась от Хино и двух других ребят, от канала и заходящего солнца, от тростниковых зарослей, тянущихся рядом. Поворачиваясь, она увидела небольшой холм на миниатюрном острове, образующем один из берегов канала; наверху была арка и шпиль подвесного канала и башня над ними.

Она увидела что‑ то красное. То, что осталось от Пурдила, все еще почти что сидело на своей пластиковой доске. Большая часть его головы отсутствовала, правда, видела она это только одно мгновение, потому что он тут же рухнул вперед – отчасти на доску, отчасти в воду.

И только тогда все они закричали.

– И у него не было резервной копии?

– Конечно, не было. Мы этого не делаем, не умеем. Ведь мы – не вы.

Ледедже нахмурилась, глядя на Демейзена. Второе или третье самое тяжелое событие в ее жизни, а аватара корабля, казалось, почти не испытывает никакого сочувствия.

– Значит, – сказал Демейзен, – он был необратимо мертв.

– Да, необратимо.

– А что случилось с Хино?

– Мы его больше никогда не видели, Его отвезли в город для допроса в полиции, а потом – усиленная посттравматическая терапия. Его…

– Почему? Что с ним сделали в полиции?

– Что? Да ничего не сделали! Они должны были провести расследование – вот и все. Конечно, они с ним ничего не сделали. За кого вы нас принимаете? – Ледедже покачала головой. – Посттравматическая терапия была ему необходима, потому что он бросил то, что ему казалось комком земли, и снес парню голову.

– Да, понятно.

– Отец Хино был консультантом по ландшафту и так или иначе собирался покинуть имение до конца этого года, и потому к тому времени, когда ему снова можно было появиться в приличном обществе, Хино был уже на другом конце света, а его батюшка поправлял ландшафтные линии в имении другого богача.

– Гмм, – промычал Демейзен, задумчиво глядя на нее. – Я не знал, что у вас есть пенометаллы.

Ледедже, сощурившись, сердито посмотрела на него.

– Не могу поверить, что об этом не было известно раньше, – проговорила она, скрежеща зубами. – Так о чем я? Я убежала на следующее утро и чуть не умерла от переохлаждения. Спасибо, что спросили.

– Правда? – аватара удивленно посмотрела на нее. – Почему вы об этом не сказали?

– Как раз собиралась, – холодно ответила Ледедже.

Они сидели в двух крайних пилотских креслах шаттла, положив ноги на кресло посредине. «Выход за пределы общепринятых нравственных ограничений» приближался к пространству Энаблемента, и Ледедже, возвращаясь в дом, в котором она родилась и выросла, решила рассказать кораблю еще немного о своей жизни.

Демейзен кивнул.

– Вы уж извините меня за черствость, – сказал он. – Конечно, вы тоже получили психологическую травму, как и двое других детей, не говоря уже о родителях. Вас за что наказали – за то, что вы находились в запрещенном месте, за то, что вы подобрали невзорвавшийся снаряд, или за то, что вы убежали?

Ледедже вздохнула.

– За все вместе, – сказала она. Помолчала несколько секунд. Потом сказала: – Не думаю, что Вепперс был счастлив тем, что его триумфальное возвращение было испорчено побегом девчонки и всей этой суетой вокруг его игрушечных кораблей.

– Да, – проговорил Демейзен и замолчал, что было совсем на него непохоже.

– Что? – спросила Ледедже.

Аватара скинула ноги с кресла между ними, повернулась в сторону главного экрана, который вдруг ожил, начав показывать отступающее звездное поле.

– Тут есть одна странность, – сказал Демейзен, словно обращаясь вовсе не к ней. Потом он кинул на нее взгляд, кивнул на экран. – Видите?

Ледедже присмотрелась внимательнее, прищурилась.

– Что вижу?

– Гммм, – промычал Демейзен, и на экране появился более крупный план, изменились цвет и то, что вроде было текстурой. Теоретически это было голографическое изображение, но объекты находились так далеко, что объема не чувствовалось. Боковые экраны заполнились цветными графиками, цифрами, столбцовые и круговые диаграммы показывали, что происходит коррекция изображения. – Вот это, – сказал он, кивая на экран и откидываясь к спинке кресла.

В центре экрана, где темнота, казалось, чуть помигивает, колеблясь между двумя очень похожими и очень темными серыми формами, виднелась какая‑ то странная зернистая структура.

– Что это? – спросила Ледедже.

Несколько секунд Демейзен хранил молчание. Потом, хохотнув, сказал:

– Я практически уверен, что нас преследуют.

– Преследуют? Надеюсь, это не ракета и ничто в таком роде.

– Нет, не ракета, – сказала аватара, вглядываясь в экран. Потом он снова повернулся к ней, улыбнулся. – Не знаю, зачем я вывожу эту хреновину на экран, – сказал он, и экран почернел. – Да, нас преследует другой корабль. – Демейзен снова водрузил ноги на кресло между ними, сцепил пальцы на затылке и откинулся к подголовнику.

– Я думала, что у вас…

– Высокая скорость. Я знаю. У меня она и в самом деле высокая, но в последние день или два я притормаживал, реконфигурировал мои поля. Ну… на тот случай, если возникнет такая ситуация, – сказал он, кивая на черный экран.

– Зачем?

– А зачем выглядеть тем, кто ты есть, когда можно выдать себя за кого‑ то другого? – Аватара ослепительно улыбнулась.

Ледедже задумалась на мгновение.

– Я рада, что мне удалось кое‑ чему вас научить.

Демейзен ухмыльнулся.

– Вот это, – сказал он, и экран засветился снова, опять показывая странную серую структуру в центре, а через мгновение опять выключился, прежде чем она успела зафиксировать то, что увидела, – не знает, что оно преследует.

– Вы уверены?

– Абсолютно. – В голосе аватары слышалась самодовольная нотка.

– И кого же он преследует, по его мнению?

– Скромный Корабль Быстрого Реагирования класса «Палач», – с удовольствием сообщил ей Демейзен. – Вот кого он преследует, по его мнению, полагая, что хорошо выполнил домашнее задание. Корпус, сенсорика, тяга, все поля, которые я сейчас использую, убедительно выглядят как чуть‑ чуть и крайне правдоподобно модифицированная версия профиля сигнатуры классического палача. Так что он считает меня хрупким камушком среди современных кораблей. Но это не так. Я настоящая скала, черт побери. – Аватара счастливо вздохнула. – И еще он думает, что я даже не подозреваю о его существовании, потому что «Палач» его бы точно не увидел.

– А что он собой представляет? Тот корабль, что нас преследует?

Аватара щелкнула языком.

– Понятия не имею. Выглядит он как то, что вы видели на экране. Я вижу ровно столько же, сколько и вы. Я лишь вижу, что он здесь – и это все. С такого расстояния я могу определить, что он, вероятно, довольно высокого уровня. Цивилизация восьмого уровня. Или в самом конце седьмого.

– Значит, это не корабль Энаблемента?

– Нет. Навскидку это может быть Флекке, НР, Джхлупиан… а может ДжФКФ, если они в последнее время внимательно читали Научные труды Института Уиззо по Созданию Космических Кораблей.

– А зачем кому‑ то из них нас преследовать?

– Вот это вопрос, – сказал Демейзен. – Я так думаю, хочет узнать, что у нас за планы. – Он ухмыльнулся ей. – И узнать, что у меня за груз. Тот вопрос, который они задают себе и, возможно, на который попросят ответить меня: что я здесь делаю?

Ледедже подняла бровь.

– И вы придумали что‑ нибудь правдоподобное?

– Ну, у меня несколько концентрических слоев подготовленных историй прикрытия, – сказала аватара. – Хотя по большому счету я крайне эксцентричный и немного психопатичный пикетный корабль класса «Ненавидец», и я вовсе не обязан отвечать на вопросы всяких недоумков. Но большинство моих алиби предназначены для скромного бродячего корабля класса Палач, а одно из них довольно туманно говорит об интересах в Цунгариальном Диске или о некой связи с тамошней миссией Культуры. Уловка, в которой в известном смысле нет нужды, поскольку эта миссия взывает о помощи в связи с инфекционной вспышкой гоп‑ материи. Так что присутствие здесь любого корабля Культуры имеет идеальное обоснование.

Ледедже покачала головой.

– Я понятия не имею, что такое инфекционная вспышка гоп‑ материи.

– Беглая нанотехнология. Свармата. Остатки МГП – монопатического гегемонизирующего проявления. Иногда их называют роильщиками. У вас от этой терминологии глаза остекленели. В общем, часть их проникла на Диск… что такое Диск, вы ведь знаете?

– Множество заброшенных инопланетных кораблей, которыми никому не позволяется пользоваться, да?

– Множество заброшенных инопланетных фабрик, которыми никому не позволяется пользоваться… вроде бы не позволяется, – сказала, кивнув, аватара. – Но так или иначе в далеком и туманном прошлом гоп‑ материя проникла на Диск, и потому одна из наших категорически благонамеренных команд скорой помощи расквартирована там и пребывает на Диске, вероятно, гораздо больше, чем требуется (ну, вы знаете – это одна из тех работ, которые никогда не заканчиваются, потому что тем, кто их делает, нравится находиться там, где они находятся), но вот теперь, кажется, там произошла внезапная вспышка, и нашим друзьям приходится глушить серьезно беглое событие. – Демейзен помолчал, на его лице появилось то отстраненное выражение, которое иногда появлялось у аватар, когда сверхмощные корабли, воплощениями которых они были, наблюдали за чем‑ то бесконечно очаровательным, происходящем в таинственных царствах высокого разрешения, недоступных для простых смертных. Аватара тряхнула головой. – Уморительно.

– И вы собираетесь помочь им? – спросила Ледедже.

– Упаси господь! – сказал Демейзен. – Этим должен заниматься Паразит‑ контроль. Они приняли решение заволокитить это, пусть теперь все и расхлебывают. – Он пожал плечами. – Хотя, сказав это, я, вероятно, могу сделать вид, что иду им на помощь. Или же тот, кто нас преследует, может проникнуть взглядом сквозь мой волшебный плащ благопристойности. – Аватара забарабанила пальцами по консоли под экраном. – Действует на нервы. – Он вздохнул. – И еще любопытно. Это – возможно – не первая странная вещь, происходящая в этой глуши. Девять дней назад имел место абляционный выброс всего в миллионе километров от места того рандеву, которое они пытались организовать для вас в Семсаринском пучке.

Она покачала головой.

– Из вас бы получился совсем большой мальчик, – сказала она аватаре.

– Что‑ что?

– Вы все еще думаете, что девчонки тают, услышав всякие загадочные слова. Очень мило, я полагаю.

– Вы говорите об абляционном выбросе?

– Да что это еще за херня такая?

– Ну вот, это те самые штуки, с которыми мне приходится иметь дело, выход из того кривожопого пространства, в котором я провожу время. – Если бы Ледедже не знала, что аватара не способна обижаться, она бы решила, что та обиделась. – Абляционный выброс, – сказал он, вздохнув. – Это то, что происходит, когда корабль пытается с ходу прорваться через энергетическую решетку, но ему это не удается; его полевые двигатели не в состоянии эффективно соединиться с решеткой и – нет, он не взрывается, его не вышвыривает искалеченного навсегда на берег – его двигатели аблятируют часть себя, чтобы самортизировать энергетический взрыв. Это замедляет корабль, хотя и немалой ценой. Требуется немедленный ремонт двигателя. Суть в том, что возникающий при этом выброс виден очень издалека по масштабам э‑ решетки, так что он может использоваться как сигнал СОС. В мирное время это чревато серьезными последствиями, а в военное – может обернуться катастрофой. – Аватара замолчала, явно обдумывая это странное событие.

– Э‑ решетка? – осторожно спросила Ледедже.

– Ну что вы, в самом деле! – чуть не с раздражением сказал Демейзен. – Неужели вас ничему не учат в школе?

Кто‑ то звал ее по имени. Все вокруг было каким‑ то смутным, даже ее самоощущение. Например, она не знала точно, как ее зовут. Вот опять – кто‑ то позвал ее.

Так, они что‑ то говорили. Поначалу она думала, что они называют ее имя, но когда она дала себе труд задуматься, это уже не казалось ей таким очевидным.

Вроде бы эти звуки что‑ то означали, вот только она не могла понять что. А может, ей и было известно, что они означают, но она не была уверена, что это на самом деле за звуки. Нет, она имела в виду совсем другое. Как‑ то все смутно.

Йайм – так ее звали. Верно?

Она не была абсолютно уверена. Вроде бы эти звуки должны были означать что‑ то важное, и слово было не какое‑ то заурядное, ничего не значащее. Это было похоже на имя. Она была практически уверена, что это имя. Шансы, что это имя, были велики.

Йайм?

Ей нужно было открыть глаза. Она хотела открыть глаза. Она не привыкла к тому, чтобы думать: вот мне нужно открыть глаза. Обычно они открывались сами.

И все же, если уж ей нужно думать об…

Йайм? Вы меня слышите?

…этом, значит, она просто должна подумать об этом. Но вот опять, вот оно, пока она думала о том, чтобы открыть глаза; это… ощущение, будто кто‑ то или что‑ то назвало ее имя.

– Йайм? – сказал тихий, высокий голос. Какой‑ то дурацкий глупый голос. Притворный, ненастоящий. Или же голос ребенка, который надышался из шарика с гелием.

– Йайм? Привет, Йайм, – сказал писклявый голос. Слышала она с трудом; голос почти утопал в реве большого водопада или чего‑ то похожего на большой водопад; может быть, сильный ветер в высоких деревьях.

– Йайм, вы меня слышите?

Нет, в самом деле, будто кукла говорит.

Она открыла один глаз и увидела куклу.

Ну что ж, она так и думала. Кукла стояла совсем рядом с ней и смотрела на нее. Кукла стояла на полу. Она поняла, что лежит на полу.

Кукла стояла под каким‑ то необычным углом. Под таким углом она непременно должна была свалиться. Может, у нее были какие‑ то особые ноги с присосками или магнитами. У нее когда‑ то была кукла, которая могла карабкаться по стенам. Она решила, что у этой куклы обычные кукольные размеры – вполне подходящие для человеческого ребенка, чтобы он мог ее таскать, как взрослые носят детей. У куклы была мерцающая желтовато‑ коричневая кожа, черные, очень курчавые волосы и, как обычно у кукол, слишком большие глаза, голова и пухленькие ручки и ножки. На кукле были маленькая жилетка и трусики какого‑ то темного цвета.

– Йайм? Вы меня видите? Вы меня слышите?

Голос исходил из куклы. Рот у нее двигался, когда она говорила, но утверждать это наверняка было трудно, так как что‑ то мешало ей смотреть. Она попыталась поднести руку к лицу, чтобы убрать то, что мешает ей смотреть, но рука ее не слушалась. Рука словно онемела. Она попыталась поднять другую руку, но и эта рука ее не слушалась. Сигналы от обеих рук словно накапливались в ее голове, пытались сказать ей что‑ то, но она не могла разобрать, что. Множество таких сигналов поступало ей в голову со всего тела. Еще одна загадка. Они утомляли ее. Она попыталась зевнуть, но в ее челюстях и голове словно был песок.

Она открыла другой глаз и увидела двух кукол. Они ничем не отличались одна от другой и обе стояли под одинаковым странным углом.

– Йайм, вы вернулись! Хорошо!

– Рошо? – сказала она. Она хотела сказать «Хорошо», но у нее не получилось. Похоже, она толком не владела ртом. Она попыталась сделать глубокий вдох, но и это у нее плохо получилось. Он чувствовала себя так, будто ее заклинило где‑ то, словно она пыталась протиснуться через очень узкий лаз, но не смогла и застряла.

– Оставайтесь со мной Йайм, – пропищала кукла.

Она попыталась кивнуть, но… нет.

– Да, – проговорила она.

Она сообразила, что кукла всего одна – не две. Просто у нее возникли проблемы с фокусировкой. Кукла располагалась слишком близко, а в глазах у нее было что‑ то – что‑ то черное – и все размещалось под каким‑ то странным углом. Потолок, – если уж так его называть, – казалось, был расположен слишком близко к курчавой голове куклы. А единственным источником света в этом тесном, темном пространстве вроде была сияющая кожа куклы.

Куда она попала, черт побери?!

Она попыталась вспомнить, где была в последний раз.

Она стояла под кораблем, ее вводили в курс дела, она смотрела на изображения звезд, пучков и систем, громадный темный корпус корабля нависал над ней. Нет, она выходила из‑ под корабля в дождь, а тупое рыло корабля нависало над ней, словно черный стеклянный утес; гигантский плоский нож, с помощью которого можно врезаться в самое подбрюшье вселенной…

⇐ Предыдущая 23 24 25 26 272829 30 31 32 Следующая ⇒