|
|||
ЧАСТЬ III 9 страницаНеожиданно меня охватила апатия, и я, поняв, что сопротивляться бесполезно, просто сел и стал ждать. Пятно темноты вальяжно приблизилось ко мне и, будто принюхиваясь, начало окружать со всех сторон, чтобы я не убежал. Тень ступила на воду и поплыла по поверхности пруда, скрывая под собой отражение красной и желтой лун. Вскоре она покрыла почти все озеро, кроме небольшого водного пространства передо мной, которое постепенно исчезало в темном пятне. Вот пятно подступило и к моему испуганному отражению... – Э‑ э! Ты чего, совсем офонарел?! – неожиданно завопило мое отражение дурным голосом: – Решил мое бедное тельце падальщикам скормить?! Тень неуверенно остановилась, оставив нетронутым мое, или не совсем мое, отражение. – А ты тоже молодец! – зло сверкнуло глазами на темное пятно отражение (я даже и не знал, что умею так сверкать глазами). – Своих не узнаешь?! Да я ж тебя средь бела дня по всей Площади Семи Фонтанов протащу на пузе! Пятно съежилось, явно испугавшись такой злобной угрозы. Я вот только не понял: у тени вроде бы пуза нет, так это он что, на своем пузе, что ли, протащить это пятно собрался? – А ну брысь отсюда, чтобы я тебя больше не видел! – вскричало отражение, показав кулак. Вряд ли мой глюк смог напугать хоть кого‑ нибудь кроме меня самого. Из чего я сделал вывод, что говорящее отражение, несмотря ни на что, и есть Вельхеор. Пятно, как мне показалось, пристыжено подалось назад и неожиданно разлетелось на обрывки, вернее, более мелкие тени. Те, в свою очередь, разбились на совсем маленькие тени и разлетелись в разные стороны, оставив меня наедине с самим собой, вернее, с самим не собой.
ГЛАВА 17
– И что ты скажешь в свое оправдание? – осведомился Вельхеор, ходя взад‑ вперед по поверхности озера. Вернее, на поверхности озера, вернее, в поверхности... тьфу, ну вы меня поняли. – Оправдание? – слегка отвлеченно переспросил я. Дело в том, что я был занят. Я рассматривал подошву моих ботинок, вернее то, что от нее осталось, а осталось немного. Выглядело это «немного», как будто я случайно наступил в серную кислоту и постоял в ней некоторое время. Как же хорошо, что я не стал руки в эту гадость совать, а то бы без рук остался. А без рук я бы не смог сейчас этому гаду показать вот это... – Ах ты... – Вельхеор просто опешил от такой наглости с моей стороны. – Да я тебе... Он, с уже привычной мне проворностью, закрутился на месте, а затем, остановившись, вернул мне мое же движение в исполнении аж десяти рук! Не знаю, откуда он столько взял, но он стал похож на многорукую богиню Шиву. Вот только невоспитанная какая‑ то богиня получалась. Я решил, что делать мне тут больше нечего, и повернулся, намереваясь все же дойти до пресловутого Приграничья. – Ты куда собрался?! – опять завопил Вельхеор. – А ну стой, когда с тобой старший разговаривает! Я сделал вид, что не услышал. – А ну стой! Или в свой мир никогда не вернешься! Тут мне пришлось остановиться и, скрывая нетерпение, будто нехотя спросить: – Да ну? – Ну да! – неожиданно расплылся в совершенно дебильной улыбке Вельхеор. – Кто, как не я, запендюривший тебя в это тело, может знать, как тебе вернуться. Логично вроде бы, но... – Запендюривший? А я думал, что ты просто меня уничтожить хотел и занять мое тело. Вельхеор искренне, как мне показалось, удивился: – Это кто тебе сказал? – Ремесленник, – ответил я. – А! – успокоился Вельхеор. – У них же все вампиры – убийцы, звери, подлецы... – А разве не так? – с сарказмом спросил я. – Почти, – уклончиво ответил многорукий Вельхеор. – А кто конкретно тебе это сказал и с чего он вообще так решил? – Мне это сказал Ромиус, – с готовностью ответил я, продолжая смотреть на Вельхеора сверху вниз. – А решил он так, прочитав твой дневник. Вельхеор задумался. – Ну, если в дневнике написано, значит так и есть, – неожиданно согласился вампир. Я от такой наглости даже замолчал на некоторое время. – Дело‑ то давнее, – махнул одной из рук Вельхеор. – Я об этом даже и не помню, тебе и вовсе должно быть все равно, ведь в живых‑ то ты остался. – Жаль, что ты всего лишь отражение, – наконец прошипел я, – а то я бы не посмотрел на твою вампиристость, а просто выбил бы тебе пару зубов... скорее всего клыков, чтоб неповадно было. Отражение в озере слегка колыхнулось то ли от ветра, то ли еще от чего. – Да ладно, братан, дело‑ то былое! – неожиданно перешел на жаргон Вельхеор. – Чисто не при базаре я, не секу, что раньше делал, а что и секу, то мне по чугунку да ниже пейджера. Я расхохотался. – А ты хоть знаешь, что такое пейджер‑ то? – отсмеявшись, спросил я. – Понятия не имею, – честно признался Вельхеор. – А слово взял откуда? Мне стало интересно, тем более что у меня появились кое‑ какие мысли насчет этого Вельхеора. – Да из твоего сознания выловил, когда словарь создавал. – Чего создавал? – Словарь, – по слогам повторил Вельхеор. – Понимаешь, штука такая, переводит слова с одного языка на другой. – Это понятно, но с какого языка на какой? – спросил я, однако начиная догадываться. – С русского на элирский, – получил я подтверждение своим догадкам. Решив, что наш разговор продлится еще некоторое время, я сел рядом с озером так, чтобы удобнее было смотреть на мое отражение, вернее, отражение Вельхеора, вернее, просто на Вельхеора. Поди тут разберись. – А тело само, значит, ничего не переводит? – на всякий случай уточнил я. Вельхеор удивленно заморгал: – Какое тело? – Ну, твое тело, – смутился я. – Ты чё, больной? – повертел пятью указательными пальцами у виска Вельхеор. И как уместил только? Действительно, сейчас, когда я об этом задумался, звучит как‑ то глупо. – Это мне Ремесленник сказал, – попытался оправдаться я. – – Ага, а если он скажет тебе, что земля круглая, ты поверишь? – саркастически осведомился Вельхеор. – Ну, вообще‑ то... – попытался было объяснить я. – Вот и не слушай их, нашел кого слушать, – оборвал меня Вельхеор. – Я, между прочим, в течение месяца безвылазно корпел над словарем! Поэтому и не начинал переселение. Он посмотрел по сторонам: – Слушай, а ты чего здесь расселся? Думаешь, кроме безликих тобой и полакомиться некому? Вон, для примера, под землей, метрах в трех под тобой, притаился кротельник, тот еще чувак. Он тебя за один присест ухомякает, и давно ухомякал бы, да вот решает, откуда начинать есть, с ног или с головы. Я вскочил как ужаленный и уже собрался было бежать... – Да я пошутил, – хихикнул Вельхеор. – Ах ты... – Он уже решил, что начнет с ног. У меня под ногами мелко затряслась земля. Я едва успел отскочить, как из земли показалась огромная крокодилья морда. Вернее, это только сначала она показалась мне крокодильей, присмотревшись, я понял, что крокодилья только челюсть. Подслеповатые же глаза и серый мех указывали на явное родство этого кротельника с обычными кротами, что, кстати, и следовало из его названия. Интересно, а названия тоже Вельхеор переводил? Он же ведь тогда должен был перечитать столько литературы... Кротельник пошарил огромной, как ковш экскаватора, лапой вокруг себя и, не найдя моих аппетитных ног, неторопливо ушел обратно под землю, аккуратно закопавшись. – Это ты так свое тело бережешь?! – чересчур громко спросил я. – Но тело‑ то пока цело, – пожал плечами Вельхеор. – И вообще, ты чего разорался, щас на тебя как летучка с дерева бросится, как начнет мозги твои выклевывать. Хотя хлебать‑ то там, наверное, особо нечего... Я тут же проглотил свое ехидное замечание по поводу мозгов одного знакомого мне отражения и осторожно огляделся по сторонам. Ничего не увидев, я все же не ощутил себя спокойней, потому что, насколько я понял, Вельхеору пока что верить можно. – Так что иди‑ ка ты... – он сделал якобы эффектную паузу, – вдоль берега направо, а затем по лесу. И попадешь ты в свое Приграничье. Что уставился? А то я не знаю, что тебе Кельнмиир велел туда бежать. Давай чапай, а пока будешь чапать, мы с тобой побалакаем. Я дивился скорее не его осведомленности о планах Кельнмиира, а знанию русского языка. Или это тоже пепекодчик, в смысле словарь, как называет его сам Вельхеор? – А ты сейчас на каком языке‑ то говоришь? – осведомился я, неторопливо идя вдоль берега. – А‑ а‑ а, заметил, – обрадовался Вельхеор. Отражение скользило параллельно со мной. – На твоем родном великом и могучем русском языке. Я так и понял. – А почему же я разницы не замечаю? – Потому что словарь я создавал, а я – гений, – скромно пояснил Вельхеор. – Тогда все понятно, – легко согласился я, а про себя добавил: «Злой гений». – Да, злой, – согласился Вельхеор. – А добрые – это уже не гении, а так... мелочь пузатая. Я сделал вид, что не заметил, как Вельхеор в наглую прочитал мои мысли. – Почему это в наглую? – обиделся тот. – Очень даже культурно, без всяких задних мыслей. Я шагал вдоль берега, когда передо мной появился неглубокий ручеек метра в два шириной, вытекающий от озера. Я собрался было пройти по нему, ноги все равно уже мокрые. – Ты куда это? – тут же заорал Вельхеор. – Ты шагнешь в ручеек, а там ловка тебя за ногу цап, а то и не за ногу... она высоко‑ о прыгает, даже до твоего носа длинного допрыгнет. Пришлось обходить ручей. Вельхеору я решил верить на слово, пока что он меня не обманывал. А вот о том, что длинный нос как раз не мой, а его, я сказать не преминул. – Это да, – важно согласился он. – У меня шнобель будь здоров. – Слушай, а откуда ты знаешь столько выражений на русском языке? – не выдержал я. – Ты же пробыл в моем мире не так уж и много. Кстати, а почему ты в моем мире пробыл не так уж и много? И что ты вообще здесь делаешь? Ты же вроде очень стремился в мое тело попасть. Что же тебе там не понравилось? – Это не мне там не понравилось, а я там не понравился – ответил Вельхеор и как ни в чем не бывало продолжил: – А язык мне ваш просто очень нравится. Это же просто удивительно, сколько интересного есть в вашем поразительном языке. Я знаю все языки нашего мира, но даже сложи их все вместе, не будет такого богатства оттенков фраз и чувств. Как же... – Я с этим совершенно согласен, – поспешил прервать я. – Но кому же ты мог в моем мире не понравиться, чтобы они тебя выкинули из моего тела? – Не то чтобы выкинули... – замялся вампир. – Просто попросили уйти. Должен заметить, не очень вежливо попросили. Тут мы подошли, вернее, я подошел, а Вельхеор подплыл– к краю озера. – О! Вот мы и пришли. Тут мы должны попрощаться. Тебе нужно идти дальше по лесу, пока не выйдешь как раз к приграничным землям. Только не очень светись, а то я там фигура известная и не все меня там любят. – Не все? А может быть, все не любят? – ехидно спросил я. – Может быть, – не стал спорить Вельхеор. – Ты это... тельце‑ то мое береги, пока я не вспомню способ, как тебя вернуть в твое тело. Ишь ты какой, а он мое, интересно, берег? – Еще как! – поспешил он заверить меня. – А что это мы уже прощаемся? Ты мне не рассказал, почему и как тебя из моего тела прог... попросили уйти. Вельхеор махнул рукой: – Дело‑ то прошлое, а тебе нужно добраться до Приграничья, пока не наступил рассвет. Иначе тебя с легкостью найдут Ремесленники. В Приграничье слишком низкий фон, чтобы тебя уловить. Мы еще с тобой побалакаем, – подмигнул он мне. – Может, даже расскажу о моих приключениях в вашем чудном мире. Я смирился с тем, что сейчас больше ничего не узнаю, и двинулся прямиком в лес. Раз нужно успеть до рассвета, значит, следует поспешить. Когда я уже отошел на десяток метров, до меня донесся крик Вельхеора: – И еще одна просьба, вернее, даже совет – не говори обо мне Кельнмииру. Он, конечно, последние пятьсот лет прикидывается добрым дядькой, но если, убив тебя, он сможет убить и меня, то вопрос выбора стоять не будет. Я в очередной раз подумал о том, что же такого сделал Вельхеор, что его так ненавидит Кельнмиир. Если Вельхеор это помнит. А то что‑ то он некоторых вещей не помнит... минуточку... Вампиры же ничего не забывают! Мне же Ромиус рассказывал. Хм‑ м..... Значит, либо Вельхеор врет, либо что‑ то с ним не то, если это вообще Вельхеор. С трудом переборов желание вернуться назад и спросить что к чему, я продолжил идти по лесу. Мне показалось, что с золотистых деревьев кое‑ где свисают обрывки теней непонятной формы, но они на меня не реагировали, из чего я заключил, что тени самые обычные. Или же Вельхеор их так напугал? В общем, теней бояться нечего, а вот прочая живность в этой Империи явно в избытке. Причем только ночью, потому что днем, насколько я понял, бояться нечего. Но не это меня сейчас интересовало. Самый главный вопрос– это вопрос жизни и смерти. Жив ли Кельнмиир? А если жив, то найдет ли он меня? Под моими ногами тихо шелестела листва, а на небе, как я и предполагал, появились две разноцветные луны. Я не уверен, что до этого они прятались за тучами, потому что никаких туч я не видел. Просто они неожиданно появились будто из ниоткуда. Если красная смотрелась зловеще, то желтая сверкала загадочным добрым светом. Вот только красная луна была почему‑ то больше, чем желтая. Интересно, говорит ли это о чем‑ либо, например, о преобладании сил в мире? Вскоре за спиной остались уже последние золотые дубы, или клены, или еще чего, а впереди показались одноэтажные дома. Эти дома показались мне знакомыми, то ли все дома Приграничья были одинаковыми, то ли я пришел к тому самому месту, где меня собирались сжечь. Оптимизма это открытие мне не прибавило. Не хотелось бы повторения шоу со столбом и хворостом. Я крадучись пошел между зданий к уже знакомой мне площади. Во всяком случае, мне показалось, что площадь именно та. Сейчас на площади не было ни единой живой души, но я все же решил поостеречься. Просто на всякий случай. По площади гуляли знакомые одинокие тени, которые при моем приближении неторопливо уплывали. Безликие с неохотой отдавали клочки света и за моей спиной торопливо смыкались, не давая свету ни единого шанса. Как это часто бывает, я не заметил, что небо начинает светлеть. А когда заметил, обе луны уже были еле видны, а с востока выползало солнце. Хотя, минуточку... еще одно солнце выползало с запада! А Кей говорил, что два солнца будут... не помню когда... Видимо, уже пора. Я шел по площади, удивленно глядя на небо, и поэтому пропустил момент появления на площади Кельнмиира. Я поднял глаза, а он уже стоял передо мной и ухмылялся. Свеженький, бодренький, даже не запылившийся. Только в уголке губ у него едва виднелась запекшаяся кровь. – Как пробежка? – с ходу поинтересовался он. – Нормально, – небрежно ответил я, все еще с опаской глядя на испачканную кровью губу. – А как ты умудрился так легко отделаться? – Легко? – переспросил Кельнмиир. – Да я добрых полчаса восстанавливался. Если бы мне под руку не попался один зазевавшийся стражник, то потребовалось времени раз в пять больше. Я начал догадываться, зачем ему понадобился этот самый стражник. – А стражник?... – неуверенно начал я. – Жив твой стражник, – небрежно махнул рукой Кельнмиир и слизал языком остатки крови с губы. – В человеке пять литров крови, потеря какого‑ то литра – далеко не смертельна. Найдут, откачают, поест мясца, печенки – и как новенький. Надеюсь, что это правда. Стоит ли ему верить? Он ведь вампир. – Пойдем? – с ходу продолжил он, накидывая капюшон. Я посмотрел по сторонам. – Куда? – Хм‑ м... хороший вопрос, – неожиданно задумался Кельнмиир. Над площадью светало. Кельнмиир очень вовремя надел капюшон, потому что, едва он произнес последнюю фразу, на нас упал первый золотой лучик света. Тени начали судорожно разлетаться с площади, прячась неведомо куда, скорее всего по каким‑ нибудь подвалам. Некоторые безликие не успевали, и их слизывало лучами света. Они беззвучно исчезали, а на их месте свет вспыхивал особенно ярко. Мостовая засветилась радугой красок, отсвечивая свет солнц. Мне стало окончательно ясно, почему днем нельзя было увидеть ни одной тени. С неба светили два огненных шара солнц, а на земле камни мостовых и стены домов отсвечивали тем же ярким светом. С непривычки мне резануло глаза, и я зажмурился. – Пойдем‑ ка мы с тобой в ближайшую Школу Искусств. Я, конечно, понимаю, что Школы Искусств – это первое место, где нас будут искать, но идти нам все равно больше некуда. – А Ремесленники нам не помогут? Как же Ромиус и Кей? – удивился я. Если честно, то я надеялся с ними увидеться и рассказать о встрече с Вельхеором. Кельнмииру рассказывать о нем мне совершенно не хотелось. Он вроде бы мне помог, но все же рисковать не стоило. Вдруг Вельхеор сказал правду? Да и с чего бы ему врать? Ему же нужно сохранить свое тело. – Ремесленники под домашним арестом, – вздохнул Кельнмиир. – Формально за ними никто не следит, но стоит им исчезнуть из Академии, и за ними отправят целую армию. Им не доверяют после твоего побега. Хорошо, что Ромиус не дурак и вовремя понял ситуацию. Я ведь во дворце такой шухер навел, что Императору теперь несколько лет кошмары с моим участием сниться будут, да и половине городской стражи тоже. Эх, давно я так не развлекался! Он положил мне на плечо свою руку, для чего ему пришлось чуть ли не встать на цыпочки. Рука оказалась тяжеленной, как будто мне на плечо положили рессору от трактора. – Пойдем, по пути расскажу, – сказал он, убрав руку с моего плеча. Я облегченно вздохнул и с опаской покрутил онемевшим плечом. Мы прошли по все еще безлюдной площади и свернули в какой‑ то переулок. По нему, обходя открытые места, мы и пошли к районной Школе Искусств. Как обещал Кельнмиир, его там примут с радостью, потому что он является чем‑ то вроде главного учителя Литы. По крайней мере являлся до этой ночи. Теперь уж ему в городе лучше не показываться. По пути он в общих чертах рассказал, как «развлекся» подле дворца. После того как он выдал мне последние указания, а я пополз дальше, Кельнмиир отполз приблизительно в середину леса и запрыгнул на ствол одного из деревьев. Хранитель Дворцового сада, как и обещал, дал деревьям указание не трогать Кельнмиира и меня. Поэтому деревья на него никак не отреагировали. Вернее, они его не замечали. Но, стоило вампиру свеситься вниз и коснуться какого‑ нибудь корня, как дерево устремлялось вниз, чтобы пришлепнуть обидчика (насколько я понял, это у них защитная реакция такая). Так он и скакал с дерева на дерево, проворно хватаясь за корни и тут же перепрыгивая на следующий ствол. Потом прибежала стража и привела Сорняка... – Кого? – хохотнул я. – Сорняка, – терпеливо повторил он. – Это Ремесленник сферы земли. Самый лучший в своем роде. Потомственный друид в десятом колене и лучший выпускник своего факультета. На первом курсе ему очень хорошо удавалось культивировать рост растений, а за вздорный характер и склонность совать свой нос во все дела его и прозвали Сорняком. И не перебивай меня больше! И он продолжил рассказ. Сорняк быстро понял, в чем дело, и снял с чертовых деревьев запреты на убийство. Вот только он немного не рассчитал. Он снял ВСЕ запреты, причем когда стража уже двигалась в сторону веселящегося от всей души Кельнмиира. Естественно, они лезли к нему не под корнями деревьев, а по веткам и, как только заклинание запрета было снято, деревья окончательно взбесились. Я, конечно, подозревал, что этот древний прогулочный парк посажен не зря, но чтобы так... Кельнмиир оказался замечательным рассказчиком, и я как будто воочию увидел стражников, пронзенных со всех сторон ветками и облепленных листьями, вгрызающимися в плоть. Через несколько секунд все было кончено и половина городской стражи была уничтожена. Причем Кельнмиир был совершенно ни при чем, это постарался пресловутый Сорняк. Тем более что Кельнмииру было не до них – он оказался в зеленом аду. Ветки, которые секунду назад были гибкими и податливыми, стали острыми и твердыми, как множество стальных мечей. И били эти мечи с невероятной скоростью и точностью. Будь на месте Кельнмиира кто‑ нибудь другой, того разорвало бы в клочья за доли секунды. Кельнмиир же даже умудрился вылезти из этого ада почти живым. Всего лишь (всего лишь! ) без руки и с многочисленными ранениями самой разной тяжести. Он под шумок перемахнул через стену и спрятался у какого‑ то своего знакомого. Там он как можно быстрее восстановился, переоделся и поспешил на мои поиски. Нашел он меня, как ни странно, довольно быстро. Просто он совершенно случайно подслушал разговор двух стражников о сознательном гражданине, который их вовремя предупредил о нападении на Императорский дворец, и сразу понял, что этот сознательный гражданин только что сбежал из тюрьмы. Рассчитав вектор моего движения, он отправился на эту площадь и прибыл одновременно со мною... – Интересно, почему это? – подозрительно спросил Кельнмиир. – По бабам‑ с шлялся среди ночи? Я задохнулся от такой наглости, на время даже забыв об окончательно стершейся подошве ботинок. – Да за мной какие‑ то темные пятна гонялись! – обиженно вскричал я. – Женского полу? – уточнил Кельнмиир из‑ под капюшона. Почему‑ то мне показалось, что он ухмыляется. – Я же до сих пор ни с одной девушкой не общался в вашем чертовом городе! Ты чего ко мне привязался‑ то? – Да шучу я, – поспешил успокоить меня Кельнмиир. – Кстати, подозрительно, что ни с одной девушкой не общался... По всей видимости, издеваться надо мной ему надоело, и он посерьезнел. – Вот из‑ за этих темных пятен я тебе и сказал бежать быстрее. В Приграничье они тебя не тронули бы, здесь серая зона: ни тьма, ни свет здесь не имеют полной власти. Я по‑ новому взглянул на ветхие здания вокруг: – Получается, это зона перемирия? – Наоборот, это зона самых масштабных военных действий, – пояснил Кельнмиир. – Это как? Мы свернули в очередной грязный переулок, напоминающий тихую улочку где‑ нибудь в Солнцево. – Очень просто. Чтобы прямые представители сил света или тьмы имели власть и силу, на территории должна превалировать определенная энергетика. Либо злая, либо добрая. – То есть здесь ты слабее, чем в центре города? – Нет. Я не прямой представитель сил тьмы, я принадлежу к созданиям тьмы. Вот темные пятна, или безликие, являются прямыми представителями сил тьмы, утаскивающими души людей неизвестно куда. Но я действительно слабею днем, а ночью набираю силу. Днем слишком много положительной энергии и слишком мало отрицательной. А я все‑ таки питаюсь именно отрицательной энергией – энергией страха, боли, убийства и крови, наконец. Днем этого мало... – тяжело вздохнул он. – А почему же днем в Приграничье Ремесленники не смогут меня найти? Ведь днем преобладает светлая энергия. – Светлая энергия преобладает днем только в самом городе. В Приграничье же какое‑ никакое, а равновесие. Представители добра могут столько же, сколько и представители зла. Следовательно, они просто мешают друг другу, и вряд ли Ремесленники смогут тебя найти. Я начал понимать. – А ночью в городе Ремесленники не могли меня найти... –... потому что ночью в Лите царствуют силы тьмы. Поэтому после часа ночи никто не выходит из дому без защитных заклинаний или охраны, – подтвердил мои догадки Кельнмиир. Мы вышли к небольшому зданию, являющемуся копией Школы Искусств Кельнмиира в масштабе примерно два к одному. То же самое черное здание, та же самая отчужденность от всей городской архитектуры. – Вот и Школа моего друга, – сказал Кельнмиир, только я его услышал не сразу. Я размышлял над всеми этими силами добра и зла. Впервые столкнулся с таким материальным воплощением вселенских категорий. – А Ремесленники разве являются прямыми представителями добра? – спросил я, продолжая размышлять. Кельнмиир задумался. – В общем‑ то да. Вампиры – злые, Ремесленники – добрые, а друиды пофигисты. Это старая пословица... я еще лет восемьсот назад придумал. – И что, все так категорично? Все Ремесленники добрые, и так далее? Нет исключений? – Да есть, наверное, – не стал отпираться Кельнмиир. – Я вот очень даже незлой вампир. Значит, и среди Ремесленников найдется... Тут его грубо прервал порыв ветра, едва не сдернувший с него капюшон. – Засранец! – выругался он и развел перед собой руки, будто открывая невидимый полог. Перед нами из ниоткуда появился пышущий яростью Зикер. Я предположил, что Кельнмиир сдернул с того покрывало невидимости, когда Зикер попытался втихаря разобраться с ним, открыв лицо вампира солнечным лучам. – Я знал, что вы придете сюда! – закричал Зикер, и над его головой вспыхнуло пламя, похожее на алую птицу, бьющуюся в клетке. – Тем хуже для тебя, что именно в это время ты оказался поблизости, – рассмеялся Кельнмиир, и над его головой, будто в издевательство над Ремесленником, появилось небольшое ведро с водой. Зрелище было еще то. – Охладить? – осведомился Кельнмиир. Я на всякий случай поспешил спрятаться за его спину. А потом, подумав немного, решил отойти за ближайший домик. Правда, сделать это до начала разборки я все же не успел. – Попробуй, – прошипел Зикер и забормотал что‑ то себе под нос на непонятном языке. Я сразу подумал, что Вельхеор почему‑ то забыл впихнуть этот язык в свой любимый словарь. А потом началось... Нет, ничего глобального вроде землетрясений или громов и молний не произошло. Просто на безлюдной, слава богу, улочке исчезли все звуки, и все вокруг посерело. – Это чтобы никому не пришло в голову уйти, пока я не разрешу, – объяснил Зикер. До меня не сразу дошел смысл его слов. Я повнимательнее посмотрел по сторонам и понял, что мы находимся в полусфере, служащей чем‑ то вроде барьера. – Договорились, – кивнул Кельнмиир, а затем повернулся ко мне: – Постой пока снаружи, а то мало ли что. Он вытянул руку в сторону ближайшей ко мне стенки сферы и, изображая пальцами подобие ножниц, «вырезал» в ней квадратный проем. Я, не теряя не секунды, юркнул в него, и проем тут же стянулся за моей спиной. Последнее, что я услышал, был голос Кельнмиира: – Это чтобы ребенок не пострадал... Больше ничего я не слышал, потому что сфера убирала все звуки. Очень жаль. Наверняка Кельнмиир вдоволь поиздевался над Зикером, прежде чем они начали свою разборку. Началось все с того, что ведро, все еще плавающее над головой Кельнмиира, резво подлетело к Зикеру и плеснуло водой на играющее над его головой пламя. Пламя конечно же потухло, а Зикер стоял с донельзя удивленной физиономией и обтекал. Промок он насквозь. Затем Зикер натурально покраснел от злости. Его лицо стало краснее алого костюма, в который он был одет. Не зря он был выходцем факультета сферы огня, вся его одежда тут же с шипением высохла, а влага взметнулась вверх струйкой пара. Как же обидно, что я не слышал ругани Зикера. Зато Кельнмиир ответил совершенно спокойно, и в этот самый момент сфера приобрела красный оттенок. Я, как обычно, не понял, почему это произошло, но невольно связал это с последующим взрывом Зикера. Тот, к моей радости, начал кидать в Кельнмиира фаерболы. Воистину, фаерболы – это неизменная классика всех миров. Кельнмиир плавно отшагивал то влево, то вправо и все огненные шары ударялись о защитную сферу. Хорошо еще, что сфера держала удар, а то Зикер мог бы полгорода спалить, прежде чем Кельнмиир хотя бы запыхался. Поняв, что атаковать в открытую бесполезное занятие, Зикер сменил тактику и решил устроить метеоритный дождь в миниатюре. В ответ Кельнмиир неизвестно откуда достал зонтик и раскрыл его над собой. Самый обычный с виду зонт не пропускал огненные капли, которые просто отскакивали в разные стороны. Я осмотрелся по сторонам. В улочке до сих пор не появилось ни одного человека. Это было весьма странно, потому что солнца уже давно светили. Пора было бы выйти и ученикам Школы Искусств. Уж они‑ то наверняка должны знать о том, что здесь происходит. Или взаимопомощь не входит в их правила? Внутри сферы все было по‑ прежнему, только вместо огненного дождя теперь горела земля и в воздух взлетали столбы пламени. Кельнмиир плавал в воздухе на спине, демонстративно закинув руки за голову, и весь его вид выражал желание поспать. При этом капюшон прилип намертво и, какие бы движения ни делал Кельнмиир, даже не шевелился. Зикер продолжал зверствовать, а Кельнмиир откровенно издевался над ним. Я еще раз бросил взгляд на Школу Искусств и, как выяснилось, очень удачно. Именно в этот момент двери Школы открылись и из нее, позевывая, вышел долговязый старик. Длинные седые волосы и борода ниспадали на черный балахон, образуя удивительно правильный треугольник, а серые глаза светились вековой мудростью и присущей ей усталостью. – Э‑ э‑ э, молодой человек! – проскрежетал он, – Вы не поможете спуститься? Я растерянно посмотрел на него. И это Наставник Школы Искусств? Для ученика он староват, а больше и некому выходить из Школы в столь раннее время, кроме как Наставнику. А ведь, судя по внешнему виду, он скоро развалится, если уже не начал.
|
|||
|