|
|||
ЧАСТЬ III 6 страницаЭ, да он в точности слова Кельнмиира повторяет, видать, все действительно плохо. –... и боятся возвращения Вельхеора. Он и так всем крови попортил, а уж с новыми знаниями... чего он тут натворит. – То есть ты с ними согласен? – удивился Кельнмиир. – Боже упаси! – замахал руками Кей. – И в мыслях не было. Человека ни за что ни про что усыплять – это... плохо. Тем более если это мой друг. Это, безусловно, важный довод. – Ну, раз друг, то конечно, – словно прочитав мои мысли, поддел Кельнмиир. Ромиус неожиданно резко стукнул кулаком по столу. – Что вы тут устраиваете?! Неужели не понимаете, что у нас совершенно нет времени? А вы тут балаган устраиваете! – А что мы‑ то? – начал было Кельнмиир. – Ну Кей‑ то понятно, он еще молодой, но ты‑ то! Старый, как сама Империя, а туда же! Мне показалось, что Кельнмиир смутился. – Дурак, признаю. – Вы хоть понимаете, что они могут прийти сюда в любой момент? Неприкосновенность Школы их не остановит, как и стены Академии. Императорский суд – это вам не хухры‑ мухры. Эх, как же все‑ таки удивительно слышать наши родные выражения из уст Ремесленника. Как же это работает‑ то? И вообще, довольно странно, что мысли у меня почти что трезвые. Хотя... и раньше в пьяном виде мысли были довольно трезвые... только глупые и, как правило, наутро я не помнил ни того, что думал, ни того, что делал. Сейчас со мной происходило что‑ то похожее, только говорить почему‑ то не получалось, язык не слушался. – В мою Школу? – Кельнмиир улыбнулся и с гордостью продемонстрировал все свои клыки. – Да я их по стенкам размажу, а потом еще и на могилах станцую. – Надеюсь, – пробормотал Ромиус. – Если я не ошибаюсь, то они уже близко. – Не смеши. Почему тогда я ничего не чувствую? – покачал головой Кельнмиир. – И я, – подозрительно посмотрел по сторонам Кей. – Потому что ты и не сможешь ощутить Ремесленника, если он закроется защитой шестой степени, а ты, – он грозно взглянул на Кея, – прогулял весь предмет «защиты от внешних и внутренних сканирований». Чего уж говорить о дисциплине «заклинания отражения». – Я тогда был болен, – покраснел Кей. – Кем на этот раз? – с сарказмом спросил Ромиус. – Вы же сами сказали, что нам некогда отвлекаться, раз уж нас окружают. – Я сказал окружают? Уже давно окружили. Уже поздно что‑ либо делать, а уж быть выгнанным из Академии и вовсе нежелательно. Знаете ли, я уже не одну сотню лет в ней состою, и не хотелось бы потерять свое место в Ассамблее. Тем более, действуя так, мы точно не сможем помочь Виктору. Помочь мне? Зачем? То есть он хочет сказать, что меня отдадут в руки этим... этим, а они меня усыпят? Я попытался встать с кресла, но, едва поднявшись на десяток сантиметров, рухнул обратно. – Сиди уж, поздно рыпаться, – сочувственно вздохнул Кей. – Я тебе дам поздно! – рявкнул Кельнмиир. – Еще никто не смел безнаказанно врываться в Школу Искусств по указанию Императора или без него. Тем более в мою Школу! Неожиданно Кельнмиир разительно преобразился. Из добродушного и насмешливого низенького паренька он превратился в злого, проворного и ловкого хищника с горящими красными глазами и огромными клыками. Я наконец‑ то сумел оторваться от кресла и попытался хотя бы встать и гордо встретить своих тюремщиков. Ничего не получилось, и я, ударившись о кресло, свалился на пол. – Совсем упился, – не к месту заметил откуда‑ то сверху Кей. Перед моими глазами была входная стена, и именно в момент окончания фразы Кея она исчезла, в зал вошли три Ремесленника в красных одеждах. Среди них был и Зикер. – Я смотрю, вы тут не скучаете, – как никогда высокомерно заметил он. Где‑ то сзади послышался возглас Кельнмиира, а затем какой‑ то щелчок, и все стихло. – Ты правильно сделал, что успокоил своего дружка. А то мало ли что могло случиться. – Ах ты... – начал было Кей. – Что я? – с любопытством спросил Зикер. – Тварь двуличная, – со смаком закончил Кей. – Оскорбление лица, исполняющего волю Императора. Выношу предупреждение. Еще одно оскорбление и вам назначат арест и рассмотрение вашего отчисления на Ассамблее. Тем более, помнится, ваша кандидатура уже рассматривалась... раза три или четыре. Послышалось злое сопение Кея. – Не обращай внимания, он еще молод, – тихо сказал Ромиус. – А ответь‑ ка мне. Не ты ли, случаем, провел просветительную работу в Ассамблее, пока меня не было? Больно легко они согласились на Императорский суд. Зикер пожал плечами: – Все может быть. В любом случае, не верю я этой сказочке о сущности из другого мира. Вельхеор и не на такое способен. А если и так, нужно еще решить, достоин ли этот человек жить в нашем славном городе. Мне оставалось лишь молча (говорить я до сих пор не мог) слушать и притворяться табуреткой. – А что это вы лежите на полу, сэр Вельхеор, или вас называть Виктор? – неожиданно обратился ко мне Зикер. Что тут сказать? Послышалось чертыхание Кея. – Это он после тренировки в Школе. С непривычки, – он подчеркнул последнее слово, – он очень устал. – Устал, говорите? – Зикер подошел поближе. – А судя по запаху, он просто нажрался. Он махнул рукой, и двое его сопровождающих подбежали и подняли меня, взяв под руки с двух сторон. Я попытался стоять самостоятельно, но у меня не очень получилось. Зато я смог сфокусировать свой взгляд как раз в тот момент, когда Зикер взял меня за подбородок и посмотрел в глаза. – Да он вусмерть пьян! – удивился он. – Этот пьяница и есть ваш пришелец из другого мира? От удивления я даже твердо встал на ноги. Это я – то пьяница?! Да я даже по праздникам только стаканчик вина выпиваю... и водки еще стаканчик. – Да уж, и ради этого пугала мы собирали Ассамблею. Ну все. Я просто чудом не то чтобы вырвался, а скорее вывалился, из рук подручных Зикера и неожиданно ловко не только для меня пьяного, но и для трезвого ударил Зикера в ухо. Тот просто‑ таки осел на пол, а его помощники остались стоять, решая, что им делать сначала: то ли хватать меня, то ли поднимать Зикера. Я упростил им их задачу, опять осев на пол. В голове забили колокола, но то, что происходило вокруг, я еще улавливал. Прежде всего я услышал радостные вопли Кея. Тот просто верещал от счастья и выражал Зикеру такие соболезнования, что даже у меня сложилось впечатление, будто ему искренне жаль высокомерного Ремесленника. Ромиус же продолжал сидеть в кресле и что‑ то тихо втолковывать Кельнмииру, стоящему рядом со своим креслом в довольно неестественной позе: на одной ноге и со странно поднятыми над головой руками. – Вот теперь посмотрим, что на это скажет Ассамблея, – зло сказал Зикер, наконец придя в себя. – Теперь увидим... Он встал надо мной, заполнив все пространство, и злорадно улыбнулся. – Теперь посмотрим. – Да, теперь‑ то мы посмотрим, что скажет на это Император, – спокойно сказал Ромиус. – А точнее, его советник, – злорадно добавил Кей. Хм... если не ошибаюсь, они говорили, что советник Императора – вампир. Тогда понятно, почему ему не понравится то, как нагло Зикер ворвался в Школу Искусств. – Какое дело Императору до каких‑ то там жалких Школ? Мне показалось, что Кельнмиир завращал глазами еще яростнее. – Жалких? Хм... а не ты ли не так давно проиграл спор одному из Высших Вампиров и остался жив только благодаря защите родственников? – вкрадчиво спросил Ромиус. – Молчать! – зло вскрикнул Зикер. Ромиус резко встал с кресла. – Мне показалось, или вы меня оскорбили? – отчеканил он. Зикер смешался. – Не... приношу извинения, я никогда не посмел бы, если бы не такая ситуация... я был неправ. Ромиус вернулся в кресло. – А я уже было решил, что мне придется вызвать вас на дуэль. Вы же понимаете, что, как только вы выйдете отсюда с этим человеком, – он кивнул в мою сторону, – Наставник этой Школы будет вынужден отстаивать честь своей Школы и честь своего ученика. – Ученика? Я с огромным удовольствием увидел, что Зикер побледнел. – Именно ученика, – подтвердил Кей. – Более того, личного ученика Наставника. Зикер с трудом совладал с собой. – Вы пытаетесь меня напугать? – слегка сорвавшимся голосом спросил он. – Никогда, как бы мы посмели, – взмахнул руками, как бы защищаясь, Кей. – Мы всего лишь предупреждаем. – Но у меня приказ Императора! Ромиус задумчиво закрутил ус. – Вообще‑ то это довольно спорный вопрос. Но в любом случае вы оскорбили его ученика, а значит, оскорбили его самого. Так что ждите вызова. Зикер задумался, потом неожиданно просветлел: – Это мы еще посмотрим. Ромиус пожал плечами, дескать, смотри, пожалуйста. По жесту Зикера меня опять подняли с пола, взяли под руки и повели к выходу. Когда они подошли к каменной стене, в которой должен был открыться проход, сзади послышался смешок. Стена благополучно исчезла, но, когда Зикер, идущий впереди, собрался выходить, выяснилось, что она не исчезла, а всего лишь стала невидимой. И Зикер со всего маху врезался в нее носом и, отскочив от стены как резиновый мячик, упал на задницу. Сзади раздался хохот. Громче всех конечно же смеялся Кей. Зикер зло выругался и, вскочив, ударил по стене ногой. Вот только теперь стена уже исчезла и он, едва опять не потеряв равновесие, влетел в проход. Вслед за ним понесли и меня. Как я понял, меня опять собрались запрятать в тюрьму. Дело уже в общем‑ то привычное. Сначала я попал в тюрьму в своем родном мире, теперь здесь. Получается, что я просто меж мировой заключенный какой‑ то. Может быть, в этой их тюрьме опять споткнусь на ровном месте и раз... домой вернусь. В свою родную районную тюрьму. Там по крайней мере, если уж что и сделают, так только срок дадут. Это куда лучше, чем быть усыпленным, как какая‑ то бешеная собака. Другое дело, могу ведь и не обратно домой попасть, а еще куда‑ нибудь. Тут уж точно рехнуться недолго. Интересно, а почему никто не обращает внимания на то, что по улице так запросто тащат человека? Ах да, они же Ремесленники – никто их ни о чем спрашивать не станет. Мало ли какого преступника ведут в Императорский суд. Интересно, а их суд столь же справедлив, как наш? Надеюсь, что нет.
ГЛАВА 15
Мое желание можно было считать исполненным – меня вели в Императорский дворец. Меня даже, насколько я понял, представят Его Величеству, или как там его называют. Правда, не в качестве гордого (самому смешно) путешественника по мирам, а как подсудимого. И в чем я перед ними провинился‑ то, спрашивается? Я, что ли, позволил спокойно жить и проводить свои исследования вампиру с непреодолимой тягой к смене места жительства? Если даже такие гады, как этот Вельхеор, отсюда решают удрать, то мне точно здесь делать нечего. Дворец гордо возвышался над моей головой. Собственно, он и до этого возвышался, но не был такой громадиной. Сейчас, когда меня подтащили к самому входу на дворцовую территорию, все пространство передо мной занимала огромная стена. Сразу вспомнилась Великая Китайская, но по сравнению с этой она показалась бы дачным заборчиком. Ограда дворца уходила в небо не менее чем на сорок метров. Над ней виднелось множество мелких башенок по всему периметру. Стена, дворец – все сверкало золотом, драгоценными камнями и переливами небольших радуг, появлявшихся то над одной башней, то над другой. Как я понял, это было таким же магическим украшением, как и удивительные фонтаны на площади. Мы остановились у стены, и я с удивлением заметил, что ворот‑ то нигде нет. Удивление быстро прошло, едва я вспомнил исчезающие стены в Школе Искусств. Я оказался прав, потому что, едва Зикер сделал несколько шагов в сторону стены, как она исчезла, будто ее и не было. Меня потащили за ним по вымощенной золотыми плитами площади. Если из‑ за стены было видно лишь множество башенок, то отсюда открывался совершенно иной вид. Башенки просто терялись и становились невидимыми на фоне раскинувшихся перед дворцом зеленых садов. Что это были за сады! Просто диву даюсь, как деревья умудрились вымахать такой высоты, что едва ли не доставали до самых башен. Это же сколько метров‑ то? Наверное, не меньше сотни, а то и больше. Чудно. А уж вблизи эти громадные деревья оказались и вовсе сказочными. Сначала мне показалось, что у меня в глазах двоится от выпитого мной напитка по «улучшению настроения», а затем выяснилось, что деревья действительно не соприкасаются с землей! Они висели в полуметре над золотыми плитами и мирно шелестели листвой. При этом корни у них практически отсутствовали, так, один‑ два маленьких отросточка, соединяющие деревья между собой. Что их удерживало в воздухе, я не знаю, но люди могли оказывать на них влияние – это точно. Едва Зикер, идущий впереди так любезно поддерживающих меня Ремесленников, подошел к сплошной стене из этих деревьев, как они довольно‑ таки резво разлетелись в стороны, сделав, как мне показалось, пригласительный жест своими ветками. И ведь с виду самые обычные деревья, узловатостью напоминающие родные мне дубы, а листьями – клены. Наверняка эти деревья не только для красоты тут висят. Уже входя, вернее, будучи внесенным в появившийся проход, я понял, что деревья вокруг дворца растут сплошняком. И, голову даю на отсечение, расступаются далеко не перед каждым. Интересно только, зачем эти деревья вообще нужны, если те, кому очень уж потребуется, могут перенестись сразу во дворец? Как, например, Ромиус. Меня провели по образовавшейся аллее и бросили у ворот дворца. Если тот, кто создавал эти удивительные ворота, хотел восхитить всех изяществом своего искусства, блеском золотых фигур гордых львов, переливами огромных драгоценных камней, то ему это удалось... бы. Не насмотрись я на все это в невероятном количестве еще в городе. Ну золота чуть больше, чем везде, ну драгоценные камни в два‑ три раза больше, и что? Ничего особенного и отличающегося оригинальностью я не увидел. Разве что существование в этом мире львов меня слегка удивило. Двое моих провожатых отпустили меня и тихо ушли. Я даже не сразу понял, что никто меня не держит. Ноги почти что стали слушаться меня, так что позорно падать (еще раз) я не стал. – Сам пойдешь или помочь? – злорадно поинтересовался Зикер. – Уж как‑ нибудь дойду, – наконец‑ то членораздельно проговорил я и сам удивился, насколько хрипло прозвучал мой голос. Я невольно оглянулся назад и как раз успел увидеть, как деревья вновь сплелись в сплошную сеть. Просто так убежать отсюда было бы весьма сложно. Деревья передо мной, как я подозреваю, не расступятся, а вот пролезать под ними я бы не рискнул. Каждое весит несколько тонн, если такое на голову упадет, одной шишкой не отделаешься. Зикер, по всей видимости, уловил ход моих мыслей. Когда я вновь повернулся к нему, он опустил занесенную в странном взмахе руку и сделал приглашающий жест. Мне ничего не оставалось, кроме как пойти за ним. Огромные ворота дворца беззвучно распахнулись, и перед моими глазами предстал длиннющий зал. К моему удивлению, внутри дворец не блистал позолотой, все было выдержано в очень мягких зеленых тонах. В совокупности с виднеющимися за многочисленными окнами деревьями все это смотрелось просто замечательно. В самом конце коридора были еще одни ворота. Размером поменьше, чем те, порог которых я только что переступил, но тем не менее в четыре моих роста, это как минимум. Все стены были увешаны портретами венценосных особ, единственной общей чертой которых был этот самый венец – золотая (опять! ) сфера в зеленой оправе. Во всем прочем эти самые особы, как мужеского, так и женского полу, никакого особого сходства не имели, из чего я сделал вывод о частой смене королевских родов. Хотя я мог и ошибаться, как, впрочем, обычно и случалось. Мы шли вдоль всех этих портретов в полной тишине. Оставалось удивляться, куда делись все дворцовые слуги к прочий люд. Зикер и не думал оборачиваться, потому что был уверен, что я не сбегу. Не знаю, что ему давало эту уверенность, но вообще‑ то он был прав. Во‑ первых, мне было интересно, куда меня отведут и что будет дальше. А во‑ вторых, я все‑ таки был реалистом и понимал, что деваться в данном случае мне просто некуда. Оставалось надеяться, что новые друзья найдут способ мне помочь. И если быть совсем уж честным, не верилось, что в этом удивительном мире красоты и магии со мной могут сделать что‑ то плохое. Перед Зикером открылись створки и вторых ворот. За ними обнаружился небольшой круглый зал с десятком дверей уже обычного, человеческого размера. Это слегка успокаивало, потому что в огромном зале с огромными дверьми мне иногда казалось, будто я гном, а тут совершенно обычные деревянные двери с какими‑ то надписями. Мы прошествовали конечно же к самой левой двери. И именно за ней нам встретился первый человек в этом царстве тишины и безмолвия. Это был грузный усатый мужчина в зеленом балахоне, сидящий за огромным, будто из цельного черного куска мрамора, столом. – Опять кого‑ то привел? – прогрохотал он недовольно. Зикер брезгливо поморщился: – Ты знай себе сиди да записывай. Остальное не твое дело. – Как очередного ребенка, не так посмотревшего на вашу особу, сажать в камеру, так мое дело, а тут, значит, не мое? – подвигал усищами здоровяк. – Именно так. Этого в самую плохую камеру, – махнул рукой Зикер и развернулся, чтобы уйти. – А долго я тут сидеть‑ то буду? – поспешил спросить я. Зикер даже сразу не понял, что я обращаюсь к нему. Он на секунду остановился, задумавшись, а потом нехотя ответил: – Пока не сгниешь, если повезет. От такого нахальства я просто задохнулся. – Ах ты, козел безрогий. Зикер не обратил на мои слова никакого внимания и закрыл за собой дверь. – Ну что ж, будем вас размещать, – раздалось у меня за спиной. Послышался звук отодвигаемой мебели, и на мое плечо легла здоровенная ручища. – А пока вы будете устраиваться, если не против, расскажите мне о том, что же это за «козел» такой и почему он безрогий. – Козел? Это животное такое. А безрогий, это так... вольное прилагательное без смысла, для усиления ругательства, – пояснил я, обернувшись. Передо мной стоял самый большой человек, которого я когда‑ либо видел. Он не просто был выше меня, он возвышался надо мной на целых пол метра. В совокупности с его шириной, которой мог бы обзавидоваться любой борец сумо, это смотрелось поистине ужасающе. У меня даже дыхание перехватило. – Так вы еще и ругаетесь на нашего Великого Ремесленника? Как не стыдно? – Он покачал своей практически лысой головой, очень похожей на огромный булыжник. – Я... Если честно, то я испугался. И как тут не испугаться, когда над тобой нависает такая махина? Тут любой испугается. – Да я тебе за это... – Он поднял над головой свою огромную, как ковш экскаватора, ручищу и сверкнул глазами. Не осел на пол я лишь потому, что тело просто отказалось меня слушаться. Я лишь судорожно икнул, тут же заверив себя, что это не от страха, а от большого количества выпитого. – Да я тебе за это руку пожму! – неожиданно расхохотался он и схватил мою руку так, что в ней захрустела каждая косточка и каждый хрящик. Лучше бы он меня сразу пришиб. – Это по‑ нашему, это ты правильно. Нет в этом прихвостне ничего заслуживающего уважения, хоть и считается, что Академия выпускает только честных и благородных людей. Ты пока что присаживайся за стол, сейчас посидим, поедим, расскажешь, что нового произошло в мире за последнее время. Я думаю, что еще долго за тобой никто не придет. Он подтолкнул меня к появившемуся из ниоткуда креслу. Стол уже ломился от яств и сосудов с напитками. Как это тут очутилось, я спрашивать не стал, хотя еще недавно обязательно поинтересовался бы. Видимо, уже привык к чудесам. – За что же тебя сюда отправили? – поинтересовался тюремщик, садясь обратно на свое место. – За жизнь, – честно ответил я, удивляясь столь легкому переходу с «вы» на «ты». – Убил, что ли, кого‑ то? – не понял он. – Да нет, просто не нравится некоторым, что я землю топчу в этом мире. – Некоторым, это Зикериулу? – Зикериулу это Зикеру? Хм... да нет, к сожалению, не только ему. Тюремщик задумчиво подвигал усами. – А не следствие ли это того, что у Зикериула ухо распухшее? – Скорее, наоборот, – усмехнулся я, придвигая себе блюдо с уже знакомыми мне фруктами. – И ты тоже эти фрукты жрешь, – почему‑ то огорчился здоровяк, наблюдая, как я опустошаю тарелку с удивительно вкусными плодами. – Почему тоже? – подивился я. – Потому что все отказываются от мяса. Это нововведение было встречено на ура во всей Империи, но вот я не понимаю, как можно жить без мяса. Вот ты почему не ешь мясо? – Потому что вы загребли все блюдо с мясом себе, – честно ответил я. Тюремщик удивленно посмотрел себе под руку. – Ах да. И что, это единственная причина? – В общем‑ то да, – честно ответил я. – Докажи, – подозрительно прищурился он. Я, чувствуя себя полным идиотом, гордо взял кусок мяса и отправил в рот. – Очень даже вкусно, – на всякий случай похвалил я. – У, молодец! – обрадовано заржал тюремщик. – Встретил‑ таки родственную душу. Вот скажи мне честно, как можно жить без мяса? Мне пришлось напрячься и честно представить, каково это вообще не есть мяса. – Ужас, – наконец сказал я. – А что, у вас не принято есть мясо? – Не принято?! – взревел тюремщик. – Да у нас это запрещено! – Как запрещено? – опешил я. – Очень просто. Одно из последних нововведений нашего старого Императора. Он уже мясо жевать не могёт, зубы не те, а теперь восхотел, чтобы и другие мяса не ели. Так вот почему на столе у Ремесленников не было мяса, оно, выходит, у них запрещено! А у Кельнмиира оно было потому, что он, насколько я могу судить по моему недолгому с ним знакомству, потчует всех мясными блюдами просто из принципа. – И знаешь, чем Император прикрывается? Какой‑ то легендочкой о том, что мясо приближает человека к хищникам! Дескать, те, кто едят мясо, агрессивны и глупы, а те, кто станет есть фруктики, станут спокойными, рассудительными и умными. Да я без мяса сам на людей начну бросаться! – Ужас, – согласился я. – И ведь не прикопаешься! – продолжал восклицать любитель мяса. – Посмотри на друидов, бодренькие дядьки, живут под тыщу лет, а питаются исключительно фруктиками. Мясо же употребляют вампиры да оборотни. А кто они? Правильно, звери. Причем хищники, подлые, лживые и злые. Это я знаю, что мясо к этому отношения не имеет, Ремесленники знают, хотя сами его тоже особо не жалуют, а простой люд падок на всякие «новые истины». Вот и получается, что мясцо уже подорожало в восемь раз. – Ужас, – еще раз повторил я, пытаясь подсчитать в уме среднюю продолжительность жизни обычного человека этого мира. Выходило что‑ то около трехсот лет. Вампиры, значит, живут, пока их кто‑ нибудь не ухайдокает, а друиды что‑ то около тысячи годков. Совсем неплохо. В друиды меня вряд ли возьмут, а вот в вампиры я могу в самое ближайшее время записаться. Усатый тюремщик тем временем навернул очередной кусок мяса и довольно хрюкнул. – Раз уж ты наш человек, то нужно представиться. Зовут меня Витором. – Виктор, – представился я. – О! Так мы почти что тезки! Я согласно кивнул. – Значит, нужно выпить, – тут же сделал вывод тюремщик. – Э, вот этого, спасибо конечно, не надо, – поспешил отказаться я. – Мне нужно быть в здравом уме и трезвой памяти, когда меня поведут на этот ваш Императорский суд. Здоровяк задумался. – Хм. Про здравый ум и трезвую память это ты здорово сказал... – Он неожиданно вскочил со своего кресла, едва не свалив огромный стол. – Ты сказал Императорский суд?! – Да, по‑ моему, я так и сказал. Я слегка озадачился, чего это он так всполошился, не его же ведь на суд‑ то поведут, а меня. – Так что же ты тут расселся?! Они за тобой в любой момент могут прислать. Ты же меня подставляешь. Ну‑ ка марш в камеру! – В камеру, – огорченно протянул я. Так не хотелось идти в эту их камеру. Сидеть в гордом одиночестве в комнате о четырех стенах. Скучновато будет, лучше уж компания тюремщика, общение... – Быстро! – пробасил Витор. Мне ничего не оставалось, кроме как подняться с кресла и последовать за Витором в проход, появившийся прямо за спинкой его кресла. Получается, что в тюрьму можно попасть, только отодвинув кресло тюремщика. А ведь в кресле тюремщика, как правило, сидит сам тюремщик. Поначалу я считал, что меня поведут в какое‑ нибудь подземелье, но ошибся. Однако на подъем в башню это также не было похоже. Мы просто шли по самому обычному скромному коридору шириной метров десять. Согласитесь, по сравнению с обычными здесь залами площадью в тысячи квадратных метров это просто мелочь – малюсенький тоннельчик. А уж изредка встречающиеся двери по сторонам и вовсе малютки. Всего лишь обычные двери метр на два. Просто убожество. Когда тюремщик подвел меня к одной из таких дверей, я уже устал тащиться по нескончаемому каменному тоннелю. Обычная, ничем не примечательная «самая худшая» камера. Дверь оказалась не заперта. Внутри меня ожидал очередной сюрприз. Комната о четырех стенах оказалась хоромами о четырех комнатах, не считая кухни, ванной, туалета и балкона! На стенах красовалось некое подобие обоев успокаивающего желтого цвета. – Ты тут устраивайся, а я пока пойду доем свой обед. Не ровен час, придут за тобой, а я не на месте. Так и с должности недолго слететь. А меня ведь уже смещали с четырех должностей до этого. Эта работа – мой последний шанс остаться во дворце. Скажу тебе по секрету, не создан я для этих дворцовых интриг. А без них во дворце и года не протянешь. Свой десяток лет я продержался лишь чудом, да и то только благодаря своему знатному происхождению. Эх‑ х... Здоровяк понуро вышел из моей камеры, оставив дверь нараспашку. Я, не поверив глазам, подошел к двери, с минуту смотрел на нее, а потом закрыл. Потом еще немного постоял и дернул ручку. Дверь открылась. Такие тюремные порядки, если честно, меня поразили даже больше, чем все чудеса магии. Нет, умом я понимал, что из дворца мне не выбраться, нужно ведь еще и мимо добродушного тюремщика пройти. Но не закрывать двери камер заключенных, пусть и таких комфортабельных камер, это в высшей степени непредусмотрительно. Я философски пожал плечами и пошел детально обследовать апартаменты своего временного пребывания. Первым делом я, как человек, любящий поваляться в постели и помечтать, пошел в спальню. Едва войдя в уютное до безобразия желтое помещение, я остановился как вкопанный. На меня смотрел незнакомый мужчина. Только спустя несколько жутких секунд я понял, что это мое отражение. Дело даже не в том, что у меня была совершенно непривычная старомодная прическа и ширина плеч куда больше привычной. Просто я уже успел забыть, как я вообще выгляжу. Впервые за последние два месяца я смотрелся в зеркало, находясь, правда, не совсем в своем теле. Хотя вообще‑ то я был копией себя, только представленной... в более выгодном свете, что ли. И плечи шире, И руки потолще, и осанка попрямее. Я даже невольно залюбовался. Вот занимался бы спортом, был бы таким красавцем, а не хлюпиком‑ недомерком, которого порыв ветра сдует. В общем, если говорить честно, то я себе понравился. И странное ощущение чуждости тела само собой исчезло. Это куда лучше, чем каждодневно заниматься спортом. Вот только особой разницы я не ощущал, наверное, сказывается привычка. Ну, привык я быстро уставать и чувствовать слабость в теле после длительных прогулок по длинным коридорам. Новое тело в отличной форме, оно и в сто раз больше пройдет, но попробуй себя самого в этом убеди. Я тяжело вздохнул. И тут все не слава богу. Хоть что‑ нибудь хорошее, не омраченное всякими «но» и «если», в моей жизни будет? Или все так и будет происходить в хаотичном порядке и без моего осмысленного участия. Хотя вообще‑ то кто в этом кроме меня виноват? – Эх ты, – повинил я свое отражение. – Что ж ты раздолбай‑ то такой? Мое лицо в зеркале хитро сощурилось: – Это не я раздолбай, это ты раздолбай. Все, последняя стадия! Я наконец‑ то сошел с ума. Какая досада. Хотя, с другой стороны... – Что уставился? – продолжило ворчать мое отражение. – Себя никогда не видел? – Да нет, отчего же, видел. Только привычки разговаривать с самим собой не имел и не буду иметь. – А спорим, будешь? – тут же прищурилось отражение. – Фиг тебе, – зло ответил я и отвернулся. Послышался стук в дверь. И это камера для содержания преступников? Наверное, это официант с подносом фруктов или даже с деликатесным для жителей этого мира мясом. Я повернулся к отражению, чтобы спросить его мнение по этому поводу, но оно стояло ко мне спиной. Мне ничего не оставалось, кроме как крикнуть: – Войдите! Бесшумно открылась дверь, и в коридоре появился Ромиус. – Ну как ты здесь устроился? – поинтересовался он. – Замечательно, – честно сказал я, слегка удивившись его столь быстрому появлению. – Эта «камера» в три раза больше квартиры, в которой я жил в своем мире. Мне даже нравится быть в заключении.
|
|||
|