Часть третья 5 страница

– Они вроде близнецы?

– Да. Только Лев на двадцать минут раньше родился. Я понял, что он женился на еврейке и уехал из России.

– Как? Он же в бегах был, его бы не выпустили!

– Наверное, по поддельному паспорту, – пожал плечами Илья.

– Почему ты не рассказывал нам об этом?

– Да потому что я не поверил отцу. Ему чего только не мерещилось тогда. А жечь в пепельнице он мог и пачку от сигарет, к примеру.

– А теперь ты решил, что он не выдумал. И письмо действительно было от брата.

– Все может быть.

– Значит, где‑ то в Израиле живет наш дядя. И, возможно, двоюродные сестры, братья…

– Львята, – засмеялся Дэн.

Все его поддержали.

Глава 13

Они просидели в беседке до темноты. Ели, болтали, хохотали и даже танцевали. Не все, но Мэри, Валя и Таня попрыгали под музыку, которая доносилась из ресторана – там большая компания отмечала какое‑ то событие.

Когда опустился вечер, стало прохладно. Роман попросил работника турбазы принести им пледы и чаю. Они только начали его пить, как у Ильи зазвонил мобильный.

Брат посмотрел на экран и нахмурился.

– Милова, – сказал он, убрав телефон обратно в карман.

– Не ответишь? – испуганно спросила Таня.

Илья покачал головой.

Телефон попиликал еще некоторое время и замолчал.

– Почему ты не берешь трубку?

– Чую, что ничего хорошего не услышу.

И снова зазвучала мелодия.

– Опять она?

Илья, посмотрев на дисплей, кивнул.

– Возьми…

Но брат упорно не желал разговаривать со старшим следователем Миловой и отключил телефон.

– Теперь она звонит мне, – сообщил Роман, вынув из чехла свой мобильный. Он был на виброзвонке, и мелодии никто не услышал. – Слушаю. Добрый вечер. Да. Да… Нет… – Бросил взгляд на Илью. – Не знаю, где он может быть. А что ему передать, если вдруг увижу?

Илья напрягся. Он пытался услышать, что говорит Василиса, но не мог разобрать ни слова.

– Да, я все понял, Василиса Геннадьевна. До свидания.

Нажав на «отбой», Роман задумчиво почесал пальцем нос. Все выжидательно смотрели на него.

– Константин, отведи, пожалуйста, Валю спать.

– Я не хочу! – возмутился ребенок.

– Почему я? – закапризничал взрослый «ребенок». – Да и вообще… он сам дойдет.

– Я хочу поговорить со своей семьей, – ледяным тоном произнес Роман. – Без посторонних и детей. Валя очень впечатлительный мальчик, это для его же блага. Прошу вас, идите спать.

Если бы такое сказала Таня, Валя и Костя не послушались бы. Более того, назло бы остались. Но Роману они перечить не посмели.

Когда «посторонние и дети» скрылись, Рома обратился к Илье:

– Плохи твои дела. Найден труп Марии Калашниковой.

– Кто это? – не поняла Таня.

– Пусть Илья скажет.

– Это моя бывшая… – Он плюхнулся на лавку и обхватил голову руками. – Выпить ничего нет?

Роман молча вылил остатки коньяка в стопку и протянул брату. Опрокинув ее в себя, Илья выдавил:

– Я все расскажу вам. Поймете, буду рад. Нет – не осужу.

– Ты меня пугаешь… – прошептала Таня.

– Меня не нужно бояться. Да, я убийца, но не монстр.

– Так это все‑ таки ты?.. – отшатнулась она.

– Лену? Нет! Что ты!.. Я умер бы вместо нее.

– Начинай уже свой рассказ, – оборвал его Рома.

– Я был влюблен. Очень‑ очень. Ее звали Машей Калашниковой. Мы собирались пожениться. Но свадьба не состоялась. Меня заключили под стражу за два дня до бракосочетания. Обвинили в убийстве ее бывшего. За это и посадили. Но его смерть не на мне. Я не обманывал тебя, Таня, когда говорил, что понес наказание за чужое преступление.

– А когда обманывал?

– Говоря, что никого не убивал. Я лишил жизни Машу, о чем жалею. Хотя эта женщина была самой настоящей тварью.

– Почему? – сипло спросила Таня.

– Это она зарезала своего бывшего. И Марину… Это все она! – Его голос сорвался. – Артем, так звали ее парня, был с приветом. Психованный. Он никак не мог смириться с тем, что Маша променяла его на другого. Поэтому доставал ее звонками и визитами. Особенно несносен стал, когда узнал о предстоящей свадьбе. За три дня до нее он напал на меня с ножом. До этого позвонил Маше домой, сказал, что, если для того, чтобы нас разлучить, ему понадобится убить меня, он это сделает.

– Ты не пострадал?

– Я был сильнее и быстрее его, поэтому отделался лишь царапиной. Но решил разобраться с Артемом по‑ мужски и поехал к нему. – Сейчас Илья говорил, как раньше – «по‑ книжному». Без фени и слов‑ паразитов. – Чтобы узнать адрес, позвонил Маше. Она по моему голосу почувствовала: со мной что‑ то случилось. И сразу стала набирать Артема. Тот признался, что напал на меня, но не нанес ощутимого вреда моему здоровью. «Только не радуйся раньше времени, – добавил он. – У меня есть еще два дня…» Она умоляла его отстать от нас. Но Артем лишь смеялся. Потом велел, чтобы она явилась к нему для переговоров. Так и выразился. И она поехала.

– Глупо, – выразил свое мнение Роман.

– Согласен. Но она хотела как лучше. В итоге он приставил нож к ее горлу.

– Она стала защищаться и…

– Да. Убила его. Вернее, смертельно ранила. Я застал его живым. Вынул нож из горла. За эти занятием меня и застукали его друзья.

– А что же Маша?

– Убежала. А вскоре узнала, что Артем скончался. Ну и про то, что меня обвиняют в убийстве.

– И ничего не сделала? – с ужасом спросила Мэри.

– Почему же ничего? Она разорвала со мной отношения.

– Беч… – процедила младшая сестра по‑ английски и тут же перевела на русский: – Сука.

– Потом, уже когда я вышел, она сказала мне, что я стал бы напоминанием о ее грехе, а она хотела о нем забыть.

– Получилось у нее?

– Нет. Она стала сильно пить. Но на ее внешности это не отражалось. Маша оставалась красавицей, но отношений ни с кем не строила. Не могла простить себя за Артема… и за меня… Как‑ то, пьяненькая, она зашла в кафе, где состоялось наше первое свидание. Там работала тетя Марина, женщина, ставшая мне самым близким другом. Я Тане рассказывал, что именно она помогла мне со всем справиться. Если б не Марина (я называю ее тетей), меня бы уже не было. Разбил бы свою башку об угол, честное слово!

Таня подсела к Илье, обняла его. В его глазах стояли слезы, но он не плакал.

– Тетя Марина была зла на Машу за то, что она предала меня. Поэтому, когда та явилась, не хотела с ней разговаривать. Но Маша как‑ то подольстилась к ней. Она умела это. Стала расспрашивать, как я, вышел ли. Марина сообщила, что вышел и все у меня замечательно. Даже девушка любимая есть. Кафе закрывалось, и Маша предложила Марине взять бутылочку и посидеть где‑ нибудь. Моя подруга не стала возражать. Они пошли к Марине. Выпили. У Марины был коньяк, поэтому в магазин они не заходили. Машу развезло – она уже была нетрезвой. И ее понесло. Она начала говорить и сама не поняла, как себя выдала.

– Она проболталась, что убила своего бывшего?

– Да. По крайней мере, тетя Марина сделала такой вывод. И как только это произошло, она стала Машу обличать. И угрожать ей. Сказала, что пойдет в полицию, напишет заявление… Маша испугалась и… – Илья шумно выдохнул. – Убила Марину. Схватила со стола нож – они резали сало на закуску – и вонзила ей в живот. Маша была очень пьяна. И не сразу поняла, что натворила. Она очень хорошо к Марине относилась когда‑ то. Можно сказать, по‑ дружески ее любила. И вот она лежит перед ней… мертвая! Маша, не до конца отдавая отчет в своих действиях, стала водить острием ножа по лицу Марины…

– И написала слово «Прости»?

– Да…

Сколько раз Илья прокручивал в голове эту сцену… Наверное, миллион! И столько же раз содрогался, представляя, как та рука, которую он обожал целовать, нежная, бледная, с тонкими пальчиками, хватает нож и вонзает его в живот, к которому он, дрожащий, испуганный, одинокий, как потерявшийся щенок, прижимался в камере предварительного заключения…

А потом та же рука наносит на лицо, так часто освещавшееся ободряющей Илью улыбкой, порезы…

Просит ее простить!

Но как? Как такое простить?

Тетя Марина была ему больше чем друг. Почти как мать. А он для нее… Сын? Наверное, нет. Илье иной раз казалось, что Марина любит его как мужчину. Но он убеждал себя в том, что это ему лишь мерещится.

– Откуда ты узнал обо всем этом? – услышал он голос Тани и встряхнулся, как выбравшаяся из воды собака.

– Маша рассказала. Мы встретились с ней на могиле Марины. Она была привычно пьяна. Тогда я увидел ее впервые после разлуки. При Маше была бутылка какой‑ то дешевой водки. Мы выпили за упокой. Ее развезло еще больше. Я поехал ее провожать. Не мог бросить в таком состоянии. Она раньше жила с матерью в квартире, а когда та умерла, Маша обменяла свое жилье на другое. Переехала в дом на окраине. Сразу за ним был лесок… Там я ее и похоронил.

– Зачем ты убил ее?

– Не смог сдержаться. Она рассказала мне все! Покаяться решила. А я был зол на весь мир и так. Отсидел ни за что. Единственный друг убит. И по чьей вине? По ее! Я ударил Машу по голове тем, что попалось под руку. Это была табуретка. И проломил ей череп. Маша умерла. Я вынес ее труп из дома и закопал в лесочке.

– И вот его нашли, – сказал Роман.

– Нашли… – эхом повторил Илья.

Он удивлялся самому себе. Не думал, что сможет рассказать кому‑ то о том, что совершил. Да еще так бесстрастно…

Когда он встретил Машу на кладбище, его чуть не разорвало изнутри. В нем забурлило сразу столько разных чувств, что он почувствовал себя емкостью, в которой смешали химические реактивы, которые при контакте друг с другом взрываются.

Он все еще ее любил…

И ненавидел.

Проклинал…

И желал счастья.

Простил и понял…

Затаил обиду и так до сих пор не постиг, почему она так с ним поступила.

Хотел все вернуть назад и…

И убежать от нее, как от зачумленной.

Илья не думал, что в человеке могут жить два диаметрально противоположных чувства – любовь и ненависть. В книгах, которые он запоем читал в детстве и юности, герои испытывали их постоянно. А он не верил, что такое возможно. Считал это художественным вымыслом. И вот наступил момент, когда на него снизошло озарение. Все бывает в этой жизни! И человек может испытывать даже любовь и ненависть одновременно.

После общения и распития водки на могиле тети Марины Илья еще и жалеть Машу начал. «Бедная, бедная, – думал он, – сломала ее та трагедия. Меня нет, а ее…»

Тогда он еще не знал, что конкретно ее сломало.

А когда узнал… Произошла та самая реакция, которая вызывает взрыв!

Она превратила Илью в орудие поражения. Дотянувшись до табурета, он обхватил пальцами его ножку и… ударил Машу с такой силой, что ее череп треснул, как переспелый арбуз. Это было отвратительно. Илью мгновенно затошнило и вырвало бы, если б он не зажал рот рукой.

Дальнейшие действия он производил на автопилоте. Заворачивал тело в ковер, выносил его, искал лопату, рыл могилу, хоронил Машу, забрасывал ее тело землей… затем ровнял ее… возвращался в дом, отмывался.

Просто чудо, что никто не застукал его за одним из этих занятий!

И снова к действительности его вернул голос брата. К нему обращался Роман:

– Что ты намерен теперь делать?

– Бежать!

– Куда?

– Куда глаза глядят. В тюрьму я не вернусь. Хватит с меня!

– Неверное решение. Ты должен оформить явку с повинной. Твое старое дело будет пересмотрено и…

– Да на меня всех собак навешают, неужто ты не понимаешь? Доказательств моим словам нет! Зато есть труп! Куча трупов… Меня как маньяка засадят в тюрягу до скончания дней.

– Но бегство тоже не выход. Ты не можешь скрываться всю жизнь.

– И все же я попробую. Деньги на левый паспорт у меня есть, знакомые, которые помогут его выправить, – тоже.

– Что ж… как знаешь, – сказал Роман.

– Отдохну немного и свалю. Только надо пару звонков сделать, прежде чем телефон выкину.

– Зачем выкидывать? – округлила глаза Таня.

– Запеленгуют по нему меня. – Илья шумно выдохнул. – Ладно, пойду я.

– Куда?

– Позвоню, потом полежу часа три. Спать не смогу, наверное, но хоть отдохну. Давайте прощаться.

– Сейчас?

– Лучше сейчас.

– Подумай еще разок, Илья, – сказал Рома. – Пока будешь отдыхать.

– Нет, я все решил. Прощай!

– Прощай.

Они обменялись кивками. Руку друг другу не пожали.

– И ты, Дэн!

Младший помахал Илье искусственной рукой.

Сестер Илья расцеловал. И, развернувшись, зашагал к корпусу. Остальные посидели еще какое‑ то время в беседке. Но разговор не клеился, всем было неуютно, и через четверть часа они последовали примеру Ильи.

Глава 14

Дэн сидел на подоконнике и грыз семечки. В раннем детстве, когда еще жил в России, он очень их любил. Но Таня не давала ему семечек. Он не умел их чистить и ел с кожурой, от чего, по мнению сестры, у него мог воспалиться аппендикс. Дэн клянчил их у бабушек, что сидели у подъездов. Или воровал из кармана сторожихи, когда находился в интернате. Переехав в Америку, Дэн о семечках позабыл. И вот, вернувшись на родину, вспомнил. Сразу по приезде купил целый пакет. Сгрыз их зараз, засыпав шелухой весь гостиничный номер.

Сейчас в его руках был другой пакет, приобретенный в баре турбазы. Дэн разгрызал семечки зубами, а шкурки выплевывал в окно. Точно как сторожиха из интерната.

Все разбрелись по комнатам и либо готовились ко сну, либо уже спали. Дэну же ложиться пока не хотелось. Или это семечки, зараза? Не оторвешься от них.

За спиной послышались шаги, Дэн обернулся:

– Мэри?

Сестра стояла босая, но в одеяле. Она закуталась в него с головой, как делала всегда, когда вставала ночью. Да и спала она обычно, зарывшись в него лицом и высунув ступни. Эта привычка осталась у нее с детства. Мэри боялась теней. Они казались ей привидениями. Дом, где они жили с приемными родителями, был окружен старыми вязами. В ветреную погоду их ветки качались, и тени от них метались по стенам спальни, наводя на Мэри ужас. Тогда‑ то она и стала укрываться с головой, чтобы не видеть «привидений». Но это не всегда помогало. Тогда она вставала, подходила с одеялом на голове к кровати брата и просилась к нему. С Дэном ей было не так страшно.

– Не спится? – спросил он у Мэри.

– Неуютно мне тут… – Она поежилась. – Комната холодная, сырая. А за окном мрачный лес. И деревья скрипят от ветра. Бррр…

– Вспомнились детские страхи?

– Нет, призраков я уже не боюсь. Просто меня постоянно что‑ то беспокоит. Посижу с тобой?

– Конечно.

Она забралась на подоконник.

– Будешь? – Он протянул ей пакетик с семечками.

– Нет, не хочу.

– Зря. Вкусно…

– Я хочу домой, – выпалила Мэри.

– Я захотел сразу, как только сюда приехал.

– Здесь все нам чужое.

– Да.

– В том числе и люди. Ты был во всем прав. Незачем было ехать сюда. Я дура. Признаю.

– Брось! – Он обнял ее. – Я не жалею, что мы приехали. Зато мы теперь точно знаем, что у нас не осталось ничего общего с нашими братьями и сестрой. Мне они чужие. И я забуду о них сразу, как только вернусь в Америку. У меня есть лишь ты.

– Но это неправильно. Ведь у всех нас течет одна кровь.

– Кто тебе самый близкий человек?

– Ты.

– А еще?

– Марлон.

– Но в нем течет другая кровь. Выходит, она ничего не значит.

Мэри посмотрела на брата с некоторым удивлением:

– Не думала, что услышу от тебя что‑ то подобное.

– Потому что я дурачок? – криво усмехнулся Дэн.

– Нет, не поэтому.

– Да ладно тебе! Я в курсе, что все, в том числе и ты, считают меня туповатым. В общем, я такой и есть. Я мало знаю, пишу с ошибками, да и говорю не очень складно. Но я не дурак. Я многое понимаю.

Тут Дэн встрепенулся:

– Смотри, кто идет! – И он указал на беседку, которая стояла в пяти метрах от корпуса. – Костя.

– Что‑ то в карман убирает.

– Вроде телефон. Звонил кому‑ то.

– Дочери, наверное. Ведь у него есть ребенок.

– Чтобы позвонить дочери, не нужно убегать на такое расстояние. Значит, не хотел, чтобы его услышала Таня. Вывод?

– Звонил жене, с которой до сих пор поддерживает отношения, или любовнице.

– Костя… как это по‑ русски… ходок? – Дэн проводил того взглядом. – Но хорош. Ничего не скажешь, хорош…

– Тебе он правда нравится?

– Очень. Костя сексуальный.

– Дэн, только не наделай глупостей!

– Не беспокойся. Я держу себя в руках.

– Я слышала это от тебя многократно, но ты умудряешься постоянно попадать в центр сексуального скандала. Чего только стоит твоя последняя выходка! Надо же было на вечеринке, устроенной моим журналом, затащить мужа редакторши в туалет и устроить там… – Мэри не договорила, замялась. – Это, Дэн, не Америка, где к геям относятся толерантно. Это дремучая Россия. За такие домогательства тебя здесь покалечить могут.

– Знаю, знаю, – успокаивающе проговорил Дэн. – И, ты видишь, веду себя, как паинька.

– Смотри у меня! – Она погрозила ему пальцем. – Ладно, я пошла спать. Ты скоро?

– Как только догрызу.

Она кивнула и удалилась. А Дэн остался сидеть на подоконнике клевать семечки и думать о Косте. Не чувствуй он себя в этой стране столь неуверенно, обязательно бы попробовал его соблазнить.

О том, что он не такой, как все остальные мальчишки, Дэн начал догадываться, когда ему исполнилось тринадцать. Одноклассники его только тем и интересовались, что девчонками, заигрывали с ними уже не по‑ детски, обсуждали их начавшие формироваться прелести, грезили о сексе или хотя бы петтинге. Тот, кому удавалось забраться в чьи‑ то трусики, тут же трубил об этом по всем углам, после чего становился героем. Дэн же был далек от этого. Барышни его не просто не волновали, а вызывали легкую брезгливость. И особенно их прелести. Хорошо, что у сестры тело оставалось детским, а то Дэн, чего доброго, и к ней бы свое отношение изменил.

В начале второй четверти в школу пришел новый педагог. Пожилой литератор скончался, и на его место взяли другого. Верней, другую. Звали ее Миранда Санчес. Тридцатилетняя пуэрториканка с гривой смоляных волос и фигурой «контрабас». Огромная грудь, пышные бедра и относительно тонкая талия. Сеньоре Санчес не мешало бы сбросить кило пятнадцать‑ двадцать, но она не считала нужным втискивать себя в современные стандарты. Ей нравилось ее тело. Поэтому Миранда охотно демонстрировала его: носила обтягивающие юбки выше колена и кофты, распахивающиеся на груди. Когда новенькая литераторша входила в класс, все мальчишки замирали. Казалось, они даже дышать переставали при виде аппетитных форм сеньоры Санчес. А после уроков обсуждали их с таким смаком, что некоторые особенно впечатлительные потом в туалет бежали, чтобы сбросить напряжение.

И только Дэна не возбуждали прелести сеньоры Санчес. Но и омерзения, как чуть вспухшие сисечки одноклассниц, не вызывали. Скорее, священный ужас. Дэн смотрел на литераторшу, и его пробирал холодок. Нечто подобное он испытывал, когда ездил с классом на экскурсию в Мексику и видел там статуи древних ацтекских богинь, внушительных и беспощадных.

Тогда Дэн и сделал вывод, что с ним что‑ то не так. «Наверное, я отстаю в половом развитии», – предположил он. А когда себя с сестрой сравнил, то уверился в этом. Мэри тоже оставалась сущим ребенком. И это при том, что девочки созревают быстрее пацанов. Видимо, «недозрелость» у них семейная. И Дэн перестал терзаться по поводу своей непохожести на других.

Прошло несколько месяцев, ему исполнилось четырнадцать. Как‑ то мама с Мэри уехали на уик‑ энд, оставив мужчин в доме одних. Вообще‑ то обычно Дэн вместе с ними навещал бабушку, но в этот раз отравился китайской едой и не смог к ним присоединиться. Это его расстроило. Бабка пекла вкуснейшие пряные кексы, они были особенно вкусны с пылу с жару. Дэн мог слопать целое блюдо, запивая их молоком. И вот из‑ за дурацкого отравления он лишится такого удовольствия. Ему, конечно же, привезут гостинчик, но кексы будут уже не свежими.

Дэн, проводив мать и сестру, ушел к себе в комнату и провалялся в ней весь день. Отец пару раз заходил к нему, проведывал, но вечером ушел, оставив одного. Когда жена и дети уезжали, он позволял себе расслабиться. Встречался с приятелями, выпивал, курил сигары и играл в покер. Особенно часто он проводил время с лучшим другом Биллом. Рыжий верзила, обожающий клетчатые рубахи и бейсбольные куртки, говорун и хохмач, тот был прямой противоположностью отца, невысокого, чернявого, молчаливого и серьезного. Но эти двое удивительно ладили. Они даже одну моторку на двоих купили и периодически уезжали на озера рыбачить. В эти выходные они планировали такую вылазку, но из‑ за болезни Дэна она сорвалась. И отец с Биллом просто отправились пить пиво.

Вернулся отец глубокой ночью. И не один, а с другом. Дэн услышал приглушенные голоса. Затем открылась дверь в его комнату. Это папа вошел, чтобы проверить его. Дэн сделал вид, что спит. Ему не хотелось говорить с отцом. Он был на него обижен за то, что тот променял его на Билла. Мог бы весь вечер с больным сыном провести, а не сбег˜ ать со своим дружком в пивнушку.

Когда отец ушел, Дэн попытался уснуть, но у него не получилось. Голоса стихли, и он решил выйти из комнаты и спуститься в кухню. Весь день он пил только воду, и теперь захотелось чего‑ нибудь более существенного. Хотя бы йогурта. А лучше фруктового пюре. Жиденько, но вкусно.

Спальня находилась на втором этаже. Дэн вышел на лестницу и начал спускаться. Он думал, что в гостиной никого нет, ведь голоса смолкли, но оказалось…

Папа и Билл по‑ прежнему находились там. Они стояли в двух шагах от двери, обняв друг друга. Билл обхватил своими лапищами плечи отца, а тот нежно держал друга за ягодицы.

Мужчины целовались.

Дэн окаменел от шока. Но шокировало его не столько то, что его отец, этот добропорядочный семьянин, оказался геем, а то, что им, похоже, был и он сам, Дэн.

А иначе как объяснить тот факт, что при виде целующихся мужчин у него от возбуждения затряслись колени?

Чтобы не упасть и не наделать шума, Дэн опустился на корточки. Вцепившись в перила вспотевшими пальцами, он пожирал глазами отца и Билла, а в его паху творилось что‑ то невообразимое. Когда мужчины разомкнули объятия, Дэн шмыгнул в свою комнату. В трусах было мокро (первое семяизвержение), и он стащил их и швырнул в корзину для белья. Другие натянуть не успел, услышал шаги и быстро забрался под одеяло.

– Спишь? – шепотом спросил отец, заглянув в комнату.

– Нет, – ответил Дэн, открыв глаза. – Просто лежу. Посидишь со мной?

– Конечно, но недолго, а то мне вставать завтра рано.

– Зачем?

– Мы все же решили порыбачить. Далеко не поедем, на наше озеро сходим. Ты вроде бы уже нормально себя чувствуешь… Хотя… – Он присмотрелся к Дэну повнимательнее. – Лицо у тебя какое‑ то красное. Пылает прямо. Не температура ли у тебя? – И положил руку сыну на лоб.

От его невинного прикосновения у Дэна снова задрожали колени. Чтобы отец не заметил его эрекции, мальчик перевернулся на живот и прошептал:

– Да, у меня голова болит, наверное, температура.

На самом деле ничего у него не болело. Просто он не хотел, чтобы отец уезжал с Биллом на рыбалку. В нем неожиданно проснулась ревность.

– Сейчас я тебе таблетку принесу, – сказал тот, вставая. – И завтра, пожалуй, останусь с тобой.

Пока отец ходил за таблеткой, Дэн успокоился немного и даже умудрился натянуть чистые трусы. Когда папа вернулся, он сделал вид, что принимает лекарство. Через пять минут Дэн остался один и стал мечтать о том, что когда‑ нибудь окажется на месте Билла. Дэн в эту ночь все про себя понял. Первое: он гей. Второе: он хочет… своего приемного папу!

Утро началось не так, как все предыдущие, – с эрекции. И Дэн впервые занялся онанизмом. За этим его чуть не застал отец. Хорошо, что долго с дверной ручкой возился, потому что одна рука была занята – в ней он нес поднос с завтраком, а то конфуз бы приключился.

– Опять ты красный! – расстроился отец, бросив взгляд на пылающее лицо сына. – Таблетка не помогла, что ли?

– Мне просто жарко.

– То есть голова не болит?

– Нет.

– Отлично. Тогда кушай, а я пошел.

– Куда?

– Помогу Биллу разбирать гараж.

– А если мне станет плохо?

– Ты же не при смерти, Дэн, – с укором протянул папа. – Я буду всего в двух кварталах отсюда. Если что, позвонишь.

И, чмокнув сына в лоб, ушел.

Дэн хотел поесть, но в горло ничего не лезло. Его душила ревность! Отец пошел к Биллу! Да не разбирать гараж, конечно, а заниматься любовью…

Не дам, решил Дэн. И через десять минут стал названивать отцу.

Тот взял трубку не сразу. Пришлось набирать трижды, прежде чем он ответил.

– Что такое? – выпалил отец запыхавшимся голосом. Если бы просто торопливо шел к аппарату, говорил бы иначе.

Значит?..

– У меня новый приступ! – выпалил Дэн.

– Что с тобой?

– Живот крутит! Такие боли…

– Мать уже подъезжает, потерпи пару минут. Я дольше бежать буду. Держись, малыш!

И отсоединился.

Мама действительно приехала быстро. Не через две минуты, но через десять точно.

– Как поживает мой малыш? – с этим возгласом она вошла в дом. А когда увидела Дэна, продемонстрировала ему блюдо с кексами. – Презент от бабушки.

– Мам, мне плохо, – капризно сказал Дэн, схватившись за живот. – Новый приступ! Не знаю, что делать.

– А папа где?

– С Биллом.

Она всплеснула руками:

– Я же звонила пятнадцать минут назад, он сказал, что все хорошо! – И, бросившись к телефону в кухне, начала ожесточенно тыкать в кнопки.

Спустя десять минут отец был дома. Судя по раздосадованному выражению его лица, Дэн все же добился своего и «обгадил ему малину» (это русское выражение накрепко засело в памяти, причем первое словцо было покрепче).

На следующий день Дэн отправился в школу, хотя мать настаивала на том, чтобы сын отлежался еще денек. Но ему не терпелось покинуть дом, чтобы…

Чтобы оказаться в объятиях мужчины!

Глава 15

Он слышал от одноклассников о том, что школьный садовник – гей. Они не знали этого доподлинно, но видели как‑ то на заднем сиденье его старого‑ престарого «Плимута» порножурнал для «голубых». Садовник был к Дэну очень внимателен, заговаривал с ним, иногда угощал конфетами. Мальчик думал, что он видит в нем брата по несчастью – нога мужчины не разгибалась до конца, и он чудовищно хромал, – вот и тянется к нему. Но теперь Дэн понял, что дело не в его уродливой руке. Просто он нравился садовнику как потенциальный сексуальный партнер.

Дэн вошел в сарай, где садовник приводил в порядок свой инструмент. Услышав шаги, он обернулся.

– Дэн, это ты? Привет, – улыбнулся ему он. У него было приятное лицо, красивые зеленые глаза. Мускулистый торс тоже производил впечатление. А вот ниже Дэн старался не смотреть. Физические недостатки его отталкивали.

Дэн закрыл за собой дверь. Садовник удивленно на него воззрился.

– Поцелуй меня, – сказал Дэн.

– Что? – Зеленые глаза стали круглыми.

– Поцелуй, – потребовал мальчик.

Садовник замотал головой.

Дэн сделал решительный шаг по направлению к нему…

Мужчина отступил.

– Нельзя, – замотал головой он. – Если узнают, меня уволят. А то и посадят…

– Никто не узнает.

И садовник решился! Дэн очень ему нравился. Он находил его лицо прекрасным и давно мечтал взять его в ладони и коснуться губами рта мальчика.

Натруженные загорелые руки легли на нежные белые щеки, сухие губы в окружении седоватой щетины потянулись к пухлым розовым губам…

Дэн весь дрожал в предвкушении. Ноги подгибались. Чтобы не упасть, он вцепился в мускулистую спину садовника.

И вот он, долгожданный поцелуй…

Горячий, страстный.

В первые мгновения Дэн ощущал бешеный восторг, но он быстро улетучился. Его целовал не тот, о ком он мечтал! У того лицо всегда гладко выбрито, а у этого в щетине, у того маленький пухлый рот, а у этого широкий и узкий, от того всегда пахнет свежестью – он обожает мятные конфеты, от этого несет дешевым табаком…

Того он любит, этого – нет!

Дэн отстранился. А садовник все тянулся к нему губами, желая повторить поцелуй.

– Извини, мне нужно идти! – выпалил Дэн и торопливо удалился, вытирая губы рукавом.

С того дня начались его страдания.

Дэн мучился, когда отца не было рядом. Но, как только он оказывался поблизости, мальчик мучился еще сильнее. Уже не от тоски или ревности. Его разрывало изнутри жгучее желание обладания. Это было мучительно – находиться рядом с тем, кто безумно тебя возбуждает, и не иметь возможности дотронуться до него. Нет, Дэн, конечно, мог обнять папу, но боялся себя выдать. Эрекция его сопровождала повсюду. Член вставал даже тогда, когда Дэн просто вспоминал тот поцелуй, а уж когда отец находился рядом…

Пытка! Самая настоящая.

Дэн, чтобы хоть немного снять напряжение, решился переспать с парнем. Понятно, что он был не тот, кого ему хотелось, но и не хромой садовник. Красивый молодой человек двадцати лет. Дэн познакомился с ним по Интернету, зарегистрировавшись на тематическом сайте. Они встретились в реале, пообщались и переспали! Это было приятно, но… Дэн еще раз убедился, что хочет своего отца. Именно его…

⇐ Предыдущая 3 4 5 6 7 8 9 101112 Следующая ⇒