Буало‑Нарсежак 4 страница

– Почему Учитель попросил вас поставить меня в известность?

– Как почему? Вы же его секретарь!

Он постепенно успокаивался, но сердце еще продолжало громко стучать. Она попробовала чай.

– Кусочек лимона не испортил бы его, – сказала она. – Но у вас нет лимона… В общем, у вас ничего нет… Вы живете здесь словно сыч.

Она рассмеялась.

– Вы даже моргать стали как он… Мой бедный Поль, я вас раздражаю. А что это такое?

На столе она увидела отчет об аварии, предназначенный для страховой компании. Она взяла лист бумаги, посмотрела на план, прочитала несколько строк.

– О! Понимаю.

– Мне следовало бы уже давно его представить, – объяснил он. – Но я несколько раз переписывал.

– Что означают эти крестики?

– Расположение тел… Вы помните?

Вновь учащенно забилось сердце. Так бьется пойманная рыба.

– Нет. Не помню. Я знаю, что видела ноги… одно тело с одной стороны, другое – с другой… Это кошмар… Я так и не подошла поближе…

– Этот крестик – Че Нолан… а этот – Патрик… Нет, подождите… Возможно, наоборот…

Он делал вид, что колеблется, хотел заставить Леа заговорить. Может, она скажет: «Тот, с усами, вроде бы шевелился». В таком случае… Он посмотрел на шею девушки. В таком случае…

– Спросите других, – сказала она. – Они‑ то не боялись смотреть. Они должны помнить… Я ничего не видела. Когда я приблизилась, они уже скончались…

Казалось, ее вдруг озарила некая мысль.

– А вот Ван ден Брук не может дать показания.

Андуз заставил себя отпить немного чаю. Во рту пересохло.

– Хорошо! – воскликнула Леа. – Поговорим о чем‑ нибудь другом… Вы всегда такой мрачный? А сколько вам лет?

– Тридцать пять.

– И вы влачите жизнь старика. Если бы я не пришла… Ну… сознайтесь… Вы бы съели яйцо или даже не стали бы ужинать, предпочитая бить баклуши, другого слова я не нахожу.

Она грациозно встала, открыла холодильник и присела на корточки, едва качнув бедрами, как это умеют делать только женщины.

– Так и думала… завалявшийся кусок колбасы, очевидно, уже прогоркшее масло… банан, которым пренебрег бы даже бродяга… До чего же странный! И вы намеревались провести весь вечер в полном одиночестве, наедине с бог весть какими мыслями!.. Вам нужно развеяться, Поль… Может, поужинаем где‑ нибудь вместе?

Она покачалась на каблуке, при этом одно ее бедро обнажилось, потом резко вскочила и взяла его под руку.

– Подъем! Мы уходим. Учитель не запрещает вам развлекаться, а я не собираюсь надевать траур из‑ за того, что Ван ден Брук утонул!

В этой девушке жизнерадостность била ключом. Глаза радовались, глядя на нее. От нее веяло необыкновенной нежностью. И она не заговорит, потому что ничего не заметила!

– Мне нужно переодеться, – сказал он.

Он просто хотел выкроить еще несколько минут, чтобы кое‑ что обдумать.

– Вы и так прекрасно выглядите, – отрезала она. – Надеюсь, вы не вообразили, что мы едем в «Риц»? Вы становитесь старомодным!

Ему стало даже приятно, что Леа торопила его. Но с особенным удовольствием он твердил себе, что она спасена. Он горел желанием расцеловать ее в обе щеки, поблагодарить, как будто она преподнесла ему бесценный подарок. Возможно, у него не хватило бы сил продолжать, если бы она сама себе вынесла смертный приговор! Но теперь она выступала в роли сообщницы. Она помогала ему забыться, а ведь он только об этом и мечтал!

– Куда мы едем? – спросил он, надевая плащ.

– Я полагаю, что танцевать вы не умеете.

– Нет.

– Я так и думала. Вы неотесанны, словно крестьянин из самой глухой деревни. Решительно мне везет на оригиналов! Один мой патрон чего стоит! Я уж не говорю о Букужьяне. И в довершение всего вы!

Она кубарем скатилась вниз по лестнице, прыгая сразу через две ступеньки, как маленькая девочка, которая использует малейшую возможность, чтобы поиграть. На улице она повернула к небу свое лицо, похожее на мордочку трепетной лани.

– Какая прелесть этот дождь!

Он ненавидел дождь. Она взяла его под руку.

– Как насчет того, чтобы немного пройтись? Я обожаю гулять. И потом, огни… шум… люди… Не возражаете, если мы отправимся в «Сен‑ Жермен»?

И тут он сделал нечто такое, что привело в изумление его самого. Он остановил такси и сразу же извинился:

– Я немного устал. Но в следующий раз мы пройдемся. Даю вам слово!

Ибо ему казалось очевидным, что следующий раз обязательно наступит и даже следующие разы. Вдруг он понял, что нуждается в ней. Он обнаружил… Он точно не знал, что именно обнаружил. Но боль исчезла. Он как бы повис между прошлым и будущим. Ему было хорошо в этой машине, где он плечом прижимался к плечу Леа. Для него город зажег свои огни. Он словно очутился в незнакомом городе. Он пожалел, что они приехали так быстро.

Леа взяла его под руку и увлекла за собой в ярко освещенный ресторанчик, где звучала оглушительная музыка. Будучи завсегдатаем, она быстро нашла два места в глубине зала. Здесь оказалось еще теснее, чем в такси. Ресторанчик заполнили студенты. Кто стоял, кто сидел, и все кричали, чтобы расслышать друг друга.

– Это другая разновидность Ашрама, – сказала она. – Подождите, я принесу два чинзано, а то пока нас обслужат…

Он восхищался ее непринужденными манерами, но более всего поражался, что пришел сюда, что так легко сменил обстановку и при этом не ощущал никакой вины. Она принесла два бокала, где сталкивались друг с другом кусочки льда.

– Ну, что скажете? Получше, чем у вас? Снимите пиджак, если вам жарко.

– Нет. – Пожалуй, это уж слишком. Иначе у него появится чувство, что его раздели донага. – Вы часто здесь бываете? – спросил он.

– Да, довольно часто. Я живу в этом квартале, на улице Дофин. Я немного похожа на вас. Вечером у меня совершенно нет желания готовить. Прихожу сюда поесть бутербродов, встретиться со старыми друзьями, поболтать.

– И о чем же вы разговариваете?

Они чокнулись.

– Чин‑ чин… Мы говорим о серьезных вещах. Вы даже не представляете, насколько они серьезны, эти мальчики… Революция… Изменение жизни к лучшему… Бог мой! Но это не мешает им смеяться и развлекаться. Напротив. Что вы будете есть?

– Это я должен вас спросить… Ведь вы мой гость.

– Поль, будьте благоразумны. Каждый платит за себя, разумеется. Бифштекс. Их здесь неплохо готовят… Так я и знала! Вы обиделись? И все из‑ за того, что я сказала, что каждый платит за себя! Хорошо, я согласна, угощаете вы. Но вы зайдете ко мне, и мы выпьем по стаканчику.

Он заказал бифштексы. Она любила бифштексы. Она любила бифштексы с кровью, он же – хорошо прожаренные. А как же иначе!

– Я вам говорила, – начала она, – что встретила вчера в метро Блезо? Он совершенно обескуражен. Его проект супермаркета отвергли. Он собирается уехать за границу, поскольку считает, что предприимчивый характер может преуспеть в Африке.

Андуз насторожился.

– И как скоро он уезжает? – спросил он.

– Не знаю. Он хлопочет, но формальности всегда отнимают много времени.

Андуз положил свою руку на руку Леа.

– Забудем о нем… Забудем об Ашраме… Забудем обо всем… Я счастлив, Леа. Глупо, не так ли? Но я так говорю только потому, что со мной подобное не часто происходит.

Шедший мимо высокий негр в расстегнутой куртке чуть не сбил бокал Андуза. Андуз едва успел подхватить его на лету. Но ничто не могло омрачить его радостное настроение.

– А вы, Леа, счастливы?

– Я? О! Далеко не всегда. Со мной, как и со всеми, случаются неприятности. Но я никогда не сдаюсь.

– Скажите мне по секрету, что вам дает Ашрам?

– Вот видите, вы опять принялись за свое! По правде говоря, почти ничего. Я езжу туда только затем, чтобы собрать материал для диссертации.

– Вы ищете из ряда вон выходящее?.. А обо мне что скажете?

– О вас?

Им принесли бифштексы и много жареного картофеля.

– Это только половина порции, – сказала она. – Вы?.. Вы, вне всякого сомнения, феномен.

– В каком смысле?

– Вы рассердитесь.

– Да нет же. В этот вечер меня не так‑ то просто рассердить.

– Я полагаю, что вы чересчур стараетесь. Вы готовитесь к познанию высокой мистики так, как готовятся к выпускным экзаменам. А что касается самой высокой мистики, то, между нами говоря… я имею в виду ту, что проповедует Букужьян… Да, можно развивать определенные способности, и я с полным правом готова это засвидетельствовать. Впрочем, наука пристально изучает их. Но делать далеко идущие выводы и разглагольствовать о каком‑ то внутреннем «я», о первоначальном единстве и бог знает еще о чем!..

– Вы отрицаете опыты святых?

– Я не присутствовала при их проведении.

– Вы меня разочаровываете.

– Ешьте, пока не остыло. Сочный бифштекс и нежная картошка, вот в чем заключается истина.

Андуз задумчиво жевал.

– Мне следовало бы на вас рассердиться, – прошептал он. – Вы топчете меня ногами! Если бы я потерял веру во все это, то мне оставалось бы… оставалось бы…

У него чуть не сорвалось «утопиться», но он промолчал.

Она уже съела всю свою картошку и подцепила вилкой кусочек в тарелке своего спутника.

– Вы же не станете утверждать, – продолжала она, – что нормальный молодой человек нуждается во всех этих возбуждающих средствах, так как все эти упражнения по концентрации внимания и есть не что иное, как возбуждающее средство.

– Вы не делаете этих упражнений?

– Боже упаси!

– Даже не пробовали?

– Один раз, и у меня сразу же появилось желание заняться любовью.

– О! – воскликнул он, задетый за живое.

Она рассмеялась и крепко сжала руку Андуза.

– Не нужно на меня сердиться, Поль. Я очень непосредственная. Знаете ли, вы очень странный.

Он отодвинул тарелку. Есть ему больше не хотелось. Ему теснило грудь. Он спросил себя, что она сделает, если он признается ей, что убил Ван ден Брука? И почему. Но эта мысль казалась ему чужой. Она зародилась вне его самого, словно преступление совершил не он, а какой‑ то безответственный родственник.

– Кофе? – предложила она.

– Нет, спасибо. Я уже немного отупел от этого шума.

Он попросил счет, вытащил бумажник, отсчитал мелочь, бросил ее на стол, как игрок в шашки, и помог Леа надеть плащ. Они не заметили, как очутились на бульваре.

– Я живу в двух шагах отсюда, – сказала она. – Вы обо всем рассказываете Букужьяну?

– Мне нечего скрывать… то есть я хочу сказать, что мне нечего было скрывать…

– Ах! Ах! – наигранно фыркнула она. – Вам нечего было скрывать до сегодняшнего вечера?

Они обогнали парочку, шедшую в обнимку.

– А теперь, – продолжала она, – у вас появились непристойные мысли. Поль, вы какой‑ то не от мира сего. Поцелуйте меня… Неужели это так трудно?

Она остановилась и подняла на него глаза. Капли дождя падали ей на лицо. Он наклонился и, сжав зубы, прикоснулся к ее губам. Ему стало немного противно, когда он почувствовал, что она приоткрыла рот. Влажная плоть заставила его отпрянуть назад. Леа схватила его за руку.

– Вы застенчивы по природе, не так ли?.. Держу пари, что вам не часто приходилось целоваться с девушками.

– Нет… не думайте так… я… я очень занят.

Он что‑ то мямлил и страшно злился на себя за то, что покраснел.

– Вы слишком плохо к себе относитесь, – сказала она. – Я вижу, что вы очень скованный и недоверчивый человек… и, откровенно говоря, это причиняет мне боль. Нужно идти навстречу жизни с распростертыми объятиями, а не сжав кулаки.

Вечерняя толпа толкала их локтями, иногда разделяла, и теперь уже он взял Леа под руку. Они пошли по узким улочкам, сплошь застроенным гостиницами и антикварными магазинами.

– Я безумно люблю этот квартал, – сказала она. – Тут ты одновременно и дома, и где‑ то далеко. Словно душа отделяется от телесной оболочки… Смотрите! Вот и мой дом. Я живу на шестом этаже. Пойдемте.

Он знал, чего ей хотелось, и больше не сопротивлялся. Он последовал за ней по скрипучей лестнице. Боясь, что его могут увидеть, он шел на цыпочках.

– Высоковато, но мы уже пришли, – сказала она. – Входите. Располагайтесь, будьте как дома. Но прежде снимите плащ.

Квартира состояла из небольшой гостиной, спальни, ванной и кухни. Он медленно прохаживался, осматривался по сторонам и ничего не видел, настолько был взволнован.

Она подошла, положила руку ему на сердце.

– Ну и ну! Только не говорите, что в такое состояние вы пришли, поднимаясь по лестнице. Хотите что‑ нибудь выпить?.. Нет, выпьем потом… Так что ж, Поль, не стоит усложнять… Раздевайтесь в спальне, я же приму ванну.

Все так просто и все так сложно! Совсем растерявшись, он снял с себя одежду и по привычке тщательно сложил ее на стуле, рядом поставил ботинки. Он скользнул в постель, которая оказалась очень холодной. Ему еще никогда не было так холодно. Он вытащил из‑ под одеяла руку, чтобы потушить свет. Она не заставила себя долго ждать, и он сразу же провалился в небытие, но позже, однако, признавался сам себе, что испытал разочарование. Он ждал страсти, исступления, о которых читал в книгах.

– Вот видишь, – сказала она. – У тебя неплохо получается… Ну вот, не станешь же ты дуться теперь!

– Вы меня любите?

Она приподнялась на локте, чтобы лучше его разглядеть.

– Поль, что ты себе воображаешь? Ты мне интересен, если хочешь знать. Но не стоит все валить в одну кучу.

Она погладила его по волосам.

– Разве тебе недостаточно дружбы? Знаешь, я вовсе не шлюха. Но ты так одинок! Мне хочется научить тебя маленьким радостям, а не ловким трюкам, вызывающим исступленный восторг… на это я не способна. Эти штучки хороши для учеников Букужьяна, которые хотят превратиться в божество, ни больше ни меньше… И ты тоже, ты немного похож на них. Видишь, куда тебя это привело?

Она говорила совсем тихо. Он уткнулся ей в плечо. Ему хотелось плакать.

– Что же это такое, по‑ вашему, маленькие радости? – прошептал он.

– Честное слово, я никогда не задавала себе подобный вопрос. Я их чувствую, вот и все. Животные знают о них лучше, чем мы… Идет дождь. Светит солнце, а люди вместе. Вместе спят, пьют кофе с молоком. Я хорошо умею варить кофе, ты увидишь… Потом они идут гулять… Это и есть маленькие радости. И они заполняют целый день! За ними не надо гоняться. Они находят нас сами. Так цветок поджидает пчелку.

– Да, да, – сказал он печально.

Его лоб касался потной подмышки Леа. Она служила как бы спасительным укрытием. Ему хотелось туда спрятаться и спать… спать…

В субботу утром Андуз получил в Ашраме важную корреспонденцию. Как всегда, счета, запросы, благодарственные письма. И большой конверт из Америки. Одним движением вскрыл его. Он уже давно чувствовал, что опасность приближается.

Мсье секретарь!

Я довольно серьезно болела, но теперь мне стало лучше, и через пару недель я собираюсь приехать во Францию в сопровождении своего адвоката. И хотя вы мне подробно описали обстоятельства гибели моего мужа, я не слишком хорошо разобралась в них. Покорнейше прошу меня простить, но столь внезапная кончина мужа и деверя настолько потрясла меня, что я прихожу в себя с большим трудом, и, возможно, мне станет легче, если я сумею ознакомиться с местом, где произошла авария. Вероятно, у меня больное воображение, но вы отнеслись ко мне столь любезно, и это вселяет в меня уверенность, что вы поймете меня. Я надеюсь, что вы не откажетесь сопровождать меня в этом скорбном паломничестве.

На французский язык письмо перевел мой адвокат. Я же на вашем языке говорю очень плохо, о чем весьма сожалею, потому что те, кого я горячо любила, нашли успокоение в земле вашей страны. Точную дату нашего прибытия я сообщу телеграммой.

Искренне ваша,

Вирджиния Нолан.

«Влип! – подумал Андуз. – Вот так влип… Блезо… Фильдар… Да у меня не хватит времени! К счастью, Леа можно больше не опасаться! »

Он на мгновение задумался. Свидетели, не знавшие, чему они стали свидетелями! Абсурд! И однако это и делало их столь опасными! Он убрал письмо в бумажник. Нет никакого смысла показывать его Учителю. Две недели! Его бросило в жар. И вдруг у него появилось желание встретиться с ними, и с тем и с другим, расспросить их. Ван ден Брук умер потому, что сказал лишнее слово! А вот Леа, ничего не захотевшая видеть, спасена. Если, на свое счастье, Блезо не заметил одну мелочь… Блезо или Фильдар… а может, и оба. Нет! Уж Фильдар‑ то обязательно должен был заметить… Тем не менее! В течение двух недель гораздо легче отправить на тот свет одного, чем двух. Ведь без предварительной подготовки здесь никак не обойтись. Ван ден Брука на берег Марны привел случай. Но такая удача больше не повторится.

Андуз вышел. Он вспомнил, что ученики собрались в актовом зале, куда их пригласил Учитель для последней беседы в память о Ван ден Бруке. Они закончат не раньше чем через час. Он принялся прохаживаться по вестибюлю, заложив руки за спину, как вдруг заметил Карла.

– А я как раз вас искал, – сказал Карл.

Он так и не смог избавиться от немецкого акцента. Да и кто говорил без акцента в этом доме?

– Прислали нового быка. Мне он кажется слишком большим. Хотите на него взглянуть?.. Вам следовало бы предупредить Учителя. Он никогда не торгуется, и все этим пользуются. К чему нам такие огромные животные?

– Хорошо, – сказал Андуз, – но давайте поскорее.

Они спустились по лестнице в подвал.

«Я прошел через это, – думал Андуз. – Я ждал чуда, и чудо свершилось. Я, ничем не рискуя, убрал Ван ден Брука и встретил Леа. И моя жизнь изменилась благодаря ей. В лучшую сторону? В худшую? Не знаю. Во всяком случае, она стала полнокровней. Потому что я предал. Я предал Учителя, Ашрам, предал собственные обязательства. Может, я безумец. Любить – значит предавать! »

– Привезти его стоило немалых трудов, – сказал Карл. – Это строптивое животное. Поэтому нам его и продали. Вы не знаете, когда состоится очередное крещение?

– Нет.

Они услышали издалека, как он мечется. Солома шуршала под его копытами… Он глубоко дышал… Все это впечатляло не меньше, чем в первый раз. Андуз представил себе, что произойдет, если бык вырвется на волю… если этот необузданный зверь примется блуждать по подземелью… и исступленно мычать.

– Он хорошо привязан?

– У меня большой опыт. Теперь мяса нам хватит надолго. Идите за мной. Здесь особенно не развернешься.

Клетка стояла в глубине туннеля. Отблески электрического света играли на черной шкуре животного. Карл похлопал через прутья решетки по крупу животного, оценивая его с видом знатока.

– Посмотрите, какие у него рога, какая грудь. Он слишком хорош для нас. Какая жалость… Кстати, я подумал, что старый гараж можно будет использовать под помещение для разделки туш. Там мне будет сподручнее. К тому же внизу есть небольшой погреб, где можно хранить все необходимое. Правда, погреб завален пустыми бутылками, да и лестница требует ремонта. Одна ступенька вот‑ вот провалится. Когда я в первый раз спускался, то чуть не сломал себе шею.

– Хорошо. Я это учту.

Бык повернулся к ним, ударил копытом об пол. Красноватый огонек блеснул в его неподвижных глазах. Рога сверкали, как клинки.

– Какая жалость! – повторил Карл. – Но я хотел показать вам еще одну вещь.

Возвращаться назад они не стали. Они свернули в другую галерею, плавно поднимавшуюся вверх. Здесь рельсы узкоколейки блестели как новенькие. Они вышли к небольшому ангару, где стояли две вагонетки. Карл стал открывать раздвижную дверь, но на полпути ее заклинило.

– И здесь не обойтись без ремонта, – заворчал Андуз. – Прямо напасть какая‑ то.

– Да это мелочь, – сказал Карл. – Но, как вы могли заметить, у меня нет инструментов. Хорошо бы иметь несколько блоков, чтобы поднимать тушу к потолку, раз уж я ее приношу сюда. Я работаю здесь в немыслимых условиях! В то время как бывший гараж… там цементный пол, туда подведена вода. На его оборудование потребуется не так много денег.

– Сразу видно, что платите не вы. Я поговорю об этом с Учителем.

Но Андуз уже знал, что Учитель не станет и слушать, а просто скажет: «Делайте!.. Делайте!.. »

Он вышел из ангара и очутился в глубине парка, недалеко от новых строений, которые уже начинали расти как грибы.

– Черт знает что! – проворчал он. – Черт знает что!

Прощаясь с Карлом, он не подал ему руки. Его обуревала ярость. Денег Патрика Нолана не хватит. Так придется вечно латать дыры. Он уже решил было послать все к чертям. Тем хуже для Ашрама. Фильдара он не тронет. Равно как и Блезо. Он заживет тихой, спокойной жизнью, которую украсит своим присутствием Леа.

«Я устал, – подумал он. – Я и вправду устал! »

Но Учитель любил его. Учитель избрал его. Хорошо бы умереть ради него. А ведь в глубине души Андуз жаждал умереть. Но в сущности, почему он привязался к Учителю? Потому что Учитель сказал ему: «Нужно учиться умирать. Все великие духовные отцы были живыми трупами! » Он пошел через парк к замку. Ученики покидали актовый зал, молчаливые, сосредоточенные. Учитель вышел последним. На ходу он расстегивал белые одежды, которые еще не успел снять. Он взял Андуза за локоть.

– Поль… У меня есть для тебя работа. И потом, мне нужно с тобой поговорить… Зайди ко мне.

Он удалился с озабоченным видом. Андуз поискал Блезо, который стоял рядом с приемной и что‑ то обсуждал со слишком накрашенной молодой женщиной.

– Мадам Ришом, – представил он. – Новенькая.

– О! Я еще не решила, – прервала она. – Мои парижские друзья мне очень много рассказывали о профессоре Букужьяне, вот я и решила увидеть все собственными глазами.

– Можно вас на минутку, мсье Блезо? – спросил Андуз. – Благодарю вас.

Он отвел Блезо в сторону и вытащил письмо мадам Нолан.

– Прочитайте‑ ка.

Блезо пробежал письмо глазами.

– Я сыт по горло этой аварией, – сказал он. – Что вы собираетесь делать?

– Я думал, что вы согласитесь по просьбе этой несчастной женщины изложить то, что произошло, в двух словах, сам я уже написал. Может быть, ее это удовлетворит. Иначе последует продолжение. Она начнет докучать вам, мне, Фильдару, Леа… И это будет длиться до бесконечности.

– Что, по вашему мнению, я должен изложить?

– То, что вы видели, разумеется.

– Да я ничего и не видел. Там нечего было видеть, кроме двух трупов.

– Что ж, так и напишите. Пойдемте в мой кабинет. Там есть машинка. Это займет всего несколько минут. И возможно, тогда она оставит нас в покое.

Он увлек за собой Блезо, усадил его за пишущую машинку.

– Разумеется, пишите очень коротко. Нет нужды описывать само происшествие. Она уже знает, почему оно произошло. Внезапно на дорогу выбежала кошка. Машина резко затормозила… Ее интересует, что вы увидели, когда подбежали к моей разбитой малолитражке.

Блезо выглядел немного удивленным.

– Ну, это проще простого, – произнес он наконец.

Он на какое‑ то мгновение застыл неподвижно, опустив руки на клавиатуру, словно подыскивал слова, затем принялся печатать, говоря вслух:

– Мы все четверо почувствовали, что нас ударила следовавшая за нами машина, но тревогу поднял наш друг Фильдар. Он сидел сзади и, обернувшись, увидел, что малолитражка врезалась в столб. Мы тотчас остановились. В этот момент мы находились в сотне метров от места аварии. На дороге лежал человек. Им оказался Поль Андуз. Я увидел, как он зашевелился, потом попытался подняться… Так пойдет?

– Очень хорошо, – сказал подавленным голосом Андуз. – Продолжайте.

– Я посмотрел в сторону обочины. Двух незнакомых мне людей выбросило под откос. Один, в очках, был мертв. Второй агонизировал. Фильдар, бывший священник, встал на колени рядом с ним. Умирающий пытался что‑ то сказать. Потом подошел Андуз. Его поддерживал Ван ден Брук. Через несколько секунд священник поднялся и сказал: «Все кончено». И тогда Андуз нам сказал, что эти двое братья Нолан – Че и Патрик.

Блезо перестал печатать.

– В общем и целом это все, – сказал он. – В траве валялся костыль. Я помню, как подобрал его. Затем приехали жандармы. Они обыскали оба трупа, забрали документы, ценные вещи, все запихнули в два мешочка… Но я не понимаю, какой смысл…

– Нет, этого вполне достаточно!

Голос у Андуза так дрожал, что Блезо поднял глаза и пристально посмотрел на него.

– Вас до сих пор бросает в дрожь, не так ли?.. Понимаю. До чего глупо вот так умереть… Мне нужно подписать?

– Да, пожалуй.

Блезо поставил свою подпись, встал, протянул руку Андузу.

– Всегда к вашим услугам.

Он вышел, Андуз перечитал текст, затем разорвал листок. Блезо подписал себе смертный приговор.

– Садись, – сказал Учитель.

– Я лучше постою.

Букужьян долго рассматривал своего ученика, и Андуз понял, что он не сможет больше ничего скрывать. Но о чем догадался Учитель?

Букужьян вынул из кармана едко пахнущую сигару.

– Что‑ то не ладится? – спросил он. – Как только я тебя вчера увидел, то сразу подумал: Поль не в духе, не такой, как всегда. Я прав?

– Да.

– Тогда говори… Ты хочешь, чтобы я тебе помог? Женщина?

– Да.

– Хорошо. Женщина… отсюда?

– Да… Леа.

– Бедный Поль. Ты никогда не перестанешь делать глупости.

– Почему, Учитель?

– Потому что эта женщина не для тебя.

Учитель тщательно раскурил сигару. Он совершенно не выглядел рассерженным.

– Крещение часто приводит к таким последствиям, – продолжил он. – Кровь заставляет бурлить кровь. Тогда удовлетворяют страсть и об этом больше не говорят. Это не имеет никакого значения. Но твой случай особенный. Держу пари, что ты ее любишь.

– Не знаю.

– Знаешь, даже очень хорошо знаешь. А влияние этой малышки может оказаться для тебя пагубным. О! Я ее хорошо изучил. Она пришла сюда, чтобы шпионить за мной, а не для того, чтобы попытаться изменить себя. Ашрам? Она в него не верит. Она не верит ни во что. И не по своей вине. Она так устроена. Разум погубил ее. Но не настоящий разум, а тот, которым наделены преподаватели. А у тебя, конечно, не было ничего более важного…

Он сказал несколько слов на иностранном языке, стряхнул пепел, упавший ему на брюки.

– И давно все это началось?

– Нет.

– Ты порвешь с ней. Да, я знаю, ты будешь страдать. А что потом?.. Не позволишь же ты телу командовать собой! Заметь, ты свободен в своих действиях. У меня нет на тебя никаких прав.

– Учитель, не оставляйте меня.

– А я и не собираюсь оставлять тебя. Послушай меня, Поль. Ты обладаешь некой силой, которую непременно следует обуздать. Скажу откровенно: я считаю, что ты один из тех, кто впадает в крайности. Но научиться владеть собой можно только через насилие. Это настоящее сражение. Если ты его проигрываешь, то конец. Случится наихудшее. А любовь – предвестник поражения. Или ты убьешь демона, или он тебя. Ты хочешь излечиться?

– Постараюсь.

– Очень хорошо… Тебе больше не в чем признаться?

Андуз быстро взвесил все за и против. Преступление? В этом он никогда не признается. Впрочем, Учитель о нем даже и не подозревал. Он почувствовал, что его ученик что‑ то скрывает, и он получил признание. Нет необходимости делать другое признание.

– Нет, Учитель.

– Хорошо. Ты должен думать только об одном: об Ашраме. Кстати, я хотел бы с тобой поговорить о Фильдаре. Ты заходишь к нему?

– Довольно редко.

– Как этот Фильдар мне досаждает! Тебе известно, что раньше он был священником?

– Мне говорили об этом.

– В некотором роде он им остался. Таинства христиан обладают магической силой, хотя они об этом даже и не подозревают. Христианство оставило неизгладимый след в душе Фильдара, и он оказывает здесь плохое влияние. Я напрасно принял его в общину. Я придерживаюсь принципа «все желающие могут приехать ко мне». Те, кто не находит у меня то, что ищут, уезжают. Так сделает малышка Леа. Фильдар же отвергает некоторые постулаты моего учения, но остается. И это начинает создавать проблемы.

– Например?

– Например, он отрицает переселение душ, а ведь это так успокаивает слабых духом. Он упорно цепляется за прежнюю веру в Спасителя, как будто каждый из нас не является своим собственным спасителем. Понимаешь?.. Повторяю: лично я его ни в чем не упрекаю. Это его дело. Но чтобы он убеждал в этом наших друзей – нет, ни за что! Мне хотелось бы, чтобы он уехал. Кажется, он собирается заняться перевоспитанием малолетних преступников… Ты мог бы поговорить с ним, поддержать его намерения. Фильдара нужно убрать, понимаешь?

– Убрать? – задумчиво сказал Андуз. – Вы предоставляете мне свободу действий?

– Разумеется.

– Я подумаю.

– Что‑ нибудь еще?

– Письма. Как обычно, много писем. Одно от мадам Нолан. Она подтверждает, что скоро приедет.

– Мне хотелось бы, чтобы вопрос о наследстве был решен, – сказал Букужьян. – Здесь не должно возникнуть никаких проблем.

– Карл попросил меня переоборудовать старый гараж.

– Хорошо… хорошо… Это твое дело… Что там Блезо думает о новых зданиях?

– Я с ним еще не говорил на эту тему.

– Что ж, поговори. Умерь его аппетиты, если сможешь. Совсем не нужно, чтобы здания походили на дворец. Держи меня в курсе, хорошо? А с малышкой Леа веди себя поосторожней!

– Я обещаю.

Учитель встал и проводил Андуза до двери.

⇐ Предыдущая 1 2 345 6 7 8 9 10 Следующая ⇒