Буало‑Нарсежак 2 страница

⇐ ПредыдущаяСтр 2 из 10Следующая ⇒

– Но как, черт возьми, вы очутились около Реймса?

– Хотел повидать друзей. Разве это запрещено?

– Разумеется, нет. Ваша малолитражка, должно быть, совсем разбита?

– Ее место на свалке.

– Разве вы не пристегнули ремни безопасности?

– У меня же очень старая машина. Их там просто нет.

– Собираетесь купить новую?

– На те деньги, что я зарабатываю…

Начальник счел за благо не настаивать. С Андузом было нелегко разговаривать. Замкнутый. Недоверчивый. Но все вдруг заинтересовались им. Двое погибших! К тому же оба американцы! Пожилая мадам Ансель из отдела ценных бумаг без зазрения совести начала свое расследование:

– Как это произошло?

Андуз сухо объяснил, что авария произошла не по его вине. Машина, которая шла впереди, потеряла управление. Непроизвольный резкий поворот, чтобы избежать столкновения. Малолитражка Андуза заскользила на свекольной ботве, рассыпанной по дороге, и врезалась на полном ходу в мачту высоковольтной линии.

– Все очень просто, – заключил Андуз.

Снисхождения окружающих ему ждать не приходилось.

Заместитель директора сказал:

– Он совершенно измотан.

Но все вынуждены были признать, что Андуз – примерный служащий. Никаких ошибок. Никаких жалоб. А Сюзанна Маркантье из бухгалтерского отдела подвела черту под всей этой историей:

– Если окажется, что он ведет двойную жизнь, меня это не удивит!

Она и не догадывалась, что попала в самую точку. Андуз вошел в свою клетушку, снял пиджак, и день начался. Сидя за решеткой, он часто представлял себя пойманным зверем. Мелькали лица – одно, другое, третье. Кончиками пальцев ему протягивали банкноты, как будто предлагали орешки арахиса. Он складывал их в пачки, а затем пересчитывал деньги со свойственной ему виртуозностью. Как только он чувствовал небольшую усталость, а это случалось крайне редко, он откладывал все в сторону, тер глаза и думал: «Я – другой! » Эту фразу он вычитал в поэтическом сборнике. Каком? Он и не помнил, но эта мысль ему понравилась. Она несла умиротворение и оказывала на него такое же действие, как влажное полотенце, приложенное ко лбу.

В полдень он отправился в столовую, где у него было постоянное место в глубине зала, возле телефона. Здесь он позволял себе немного расслабиться. Как правило, он читал частные объявления в газете, которую складывал вчетверо и приставлял к графину. Он как бы подглядывал в замочную скважину. Он любил расшифровывать загадочные формулировки, в которых, казалось, содержалось столько секретов: «Одинокая женщина, 45 лет, мат. необеспеченная, но миловидная, ищет скромн. обеспеченного мужч. с целью замужества…», «В связи с переменой места жительства продаю колл, редких марок. Цена договорная…», «Студент переводит на англ. и немецк. »… Часто незнакомые ему служащие звонили по телефону, и тогда он ловил обрывки разговоров: «И я ему сказала: лишь дураки так поступают…», «Нет, только не сегодня вечером… Ты знаешь, есть дни, когда женщины предпочитают оставаться дома…», «Конечно, я тебя люблю, дорогой. Ты глупый!.. ».

В эти минуты он вспоминал об Ашраме, о столь возвышенных проповедях Учителя и гордился тем, что он Андуз.

Когда он в шесть часов вышел из банка, то увидел, что его ждет Леа.

– Вы?

– Да, я. Мне кажется, что вы не очень‑ то рады нашей встрече.

– О! Как вы можете так говорить?

Он что‑ то забормотал, покраснел, стал подозрительно оглядываться вокруг. Ему не хотелось бы, чтобы его увидели в обществе молодой девушки, но она со своей обычной непосредственностью взяла его под руку.

– Вы не догадываетесь, почему я пришла?.. Просто хотела поговорить с вами. Какое впечатление на вас произвел обряд крещения?

– Пойдемте отсюда.

– Хорошо. Угостите меня чем‑ нибудь.

Он повел ее в большое кафе, расположенное на Бульварах. Они сели в сторонке. Она умирала от любопытства.

– Вы меня так напугали, когда словно выросли из‑ под земли, как воскресший Лазарь. Какая режиссура!

– Официант! Два чая с молоком… Но постойте! Какая режиссура?!

– Да будет вам! Неужели вы хотите заставить меня поверить в то, что вы почувствовали себя перевоплощенным… Извините меня, Поль. Я не хотела вас обидеть. Я пытаюсь понять.

Андуз принадлежал к тем молчунам, которые сами без труда понимают любые феномены, но не способны объяснить их другим.

– Послушайте, – сказал он, – вы же можете попросить Учителя окрестить вас.

– Ни за что на свете! Это отвратительно! И потом, мне нечем платить… Положа руку на сердце, скажите, во сколько вам это обошлось?

Андуз на минутку задумался и неторопливо стал пить чай. Имел ли он право раскрыть Леа некоторые аспекты своих отношений с Учителем?

– Вам, должно быть, известно, – начал он, – что я оказываю общине немало услуг?

– Вы и бухгалтер, и кассир?

– Если хотите.

– Вот именно…

– Мы договорились.

– Жаль, что вы ничего не хотите говорить. Это не очень‑ то любезно.

Он избегал смотреть ей в глаза, но в зеркале, висевшем позади нее, он видел отражение ее головы с короткой стрижкой, золотую цепочку на тонкой шее. Она протянула ему мятую пачку «Голуаз».

– О! Извините. Вы же не курите.

Краешком рта она выпустила густую струю дыма. Андуз восхищался каждым ее жестом.

– Давайте все‑ таки вернемся к разговору о крещении, – сказала она, – пусть я вас раздражаю, но это несерьезно.

– Но тогда зачем?.. И вообще, что вы у нас делаете?

– Да я сама задаю себе этот же вопрос… Допустим, из любопытства. Букужьян – занятный тип. Вы знали, что я пишу диссертацию?

– Нет. Я не знал.

– Так вот. Я работаю вместе с профессором Кремье в лаборатории экспериментальной психологии Сорбонны. Но вы меня обманываете. Это я вам уже рассказывала.

– Уверяю вас, что нет.

– Да, конечно, в Реймсе особенно некогда болтать.

– О чем ваша диссертация?

– Это не так просто объяснить. Мой патрон – ученик профессора Рина. Он стремится доказать существование экстрасенсорного восприятия посредством математического анализа. Я выпила бы чего‑ нибудь покрепче. Грог вас устроит?.. Официант. Два грога!

Официант улыбнулся с заговорщицким видом. Она – белокурая, изящная, с кошачьими манерами. Непринужденность делала ее еще более очаровательной. Она пьянила Андуза, как вино.

– Предположим, – продолжила она, – что тесты проходите вы. Я беру колоду карт и выбираю наугад одну из них, не важно какую. А вы говорите мне, что это за карта, и так несколько раз. Если вам удастся угадать пять раз из десяти, значит, вы хорошо выдержали испытание. Но если вы угадаете шесть, семь раз, значит, вы просто талантливы. Естественно, я упрощаю. Представьте, что опыт повторяется десятки тысяч раз с самыми различными испытуемыми… Закон больших чисел гласит, что шансы дать правильный и неправильный ответ должны уравняться. Если преобладают правильные ответы, следовательно, экстрасенсорное восприятие существует. Не верите? Сейчас попросим принести колоду карт.

Она щелкнула пальцами, чтобы привлечь внимание официанта. Андуз схватил ее за руку.

– Нет, – сказал он. – Нет.

Он внезапно испугался. Ему не хотелось, чтобы между ними возникли дружеские чувства. Он уже ощущал, что начинает уступать. У него никогда не хватит сил… Он постарался принять вежливый и равнодушный вид.

– Так вот, значит, над чем вы работаете.

– Да. Разумеется, есть исключительные личности, поэтому когда патрон, будучи в Америке, услышал о Букужьяне, то сразу поручил мне познакомиться с ним, узнать, в чем состоит его учение и обладает ли он способностями, которые ему приписывают.

– Вы шпионите за ним? – воскликнул Андуз.

– Ну что вы! Я подошла к нему после одной из лекций и четко изложила свои намерения. Он любезно предложил мне присоединиться к его группе, провести опрос среди учеников, принять участие в упражнениях. Это захватывающее зрелище. Но испытание крещением я не выдержу… к тому же существует немало вещей, которые для меня просто неприемлемы. Скажите откровенно, а?.. Поклонение Митре вам что‑ нибудь дает?

Он ответил не сразу. Его била внутренняя дрожь. Как можно более твердо он сказал:

– Да. Это мне дает много.

– Что, например?

– Вам не понять.

Он попал в точку. Она принадлежала к тем особам, которые тешат себя надеждой, что все понимают. Она тут же заартачилась:

– Вы принимаете меня за идиотку! Культ солнца я изучала, как и все остальные. Его исповедовали двадцать веков назад. Но в наше время!..

Он достал бумажник и хотел уже расплатиться. Хватит слушать эту чепуху.

– Я не тороплюсь, – сказала она. – Расскажите мне о Букужьяне. Как я ни стараюсь, у меня язык не поворачивается назвать его Учителем. Вы давно с ним знакомы?

– Вот уже два года четыре месяца и три дня.

– Вы шутите!

Он сурово взглянул на нее.

– Эта встреча перевернула всю мою жизнь, – сказал он. – Я ее никогда не забуду.

– Вы тоже специально к нему приехали?

– Нет. Все произошло банально просто. Он клиент нашего банка. Он искал человека, которому мог бы доверить вести дела общины. Директор порекомендовал меня. Теперь каждый выходной я езжу в Реймс. Но об этом никому не известно.

Он снисходительно улыбнулся.

– К счастью, у этого бедолаги есть я! В его делах царит такой беспорядок! Он никогда не знает, сколько получил, сколько потратил. Недавно я решил заглянуть в книгу Упенски, «Выдержки из неизвестной доктрины». Да вы читали ее. Там вместо закладок лежали неоплаченные счета.

Андуз невольно оживился. Он походил на восхищенного послушника, взахлеб рассказывающего об отце аббате.

– Думаю, он относится ко мне по‑ дружески, – добавил он. – Заметьте, что он всех любит. Но, как и любой другой человек, некоторым отдает предпочтение. Вы только что упомянули о культе Митры. Если он его возродил, значит, получил знамение свыше. Он говорил мне об этом. И я ему верю. Сейчас христианство переживает свой упадок, настала новая эра. Но вы совсем не похожи на верующую.

Она раздавила сигарету в пепельнице и пригубила грог.

– Я верю фактам, – сказала она. – То, что он телепат, – это факт. Он воскресил в моей памяти события, о которых я совершенно забыла.

– Вы лжете!

Удивленная, она подняла глаза. Лицо Андуза залилось краской, как если бы он поперхнулся.

– Вы лжете, – повторил он.

– Вы не верите, что он телепат?

Потрясенный, он напрасно старался прийти в себя. Он залпом осушил рюмку, и грог обжег ему горло.

– Я обязательно это проверю, – сказал он. – Не вам…

Ему не хватало слов, чтобы выразить свое возмущение и страх.

– Извините меня, – продолжил он. – Я один из самых старых его учеников и всегда считал, что хорошо знаю Учителя. Почему же он утаил от меня, что наделен этим даром?

– Какой вы странный, – сказала она, открывая сумочку и доставая пудру. – Вы хуже подозрительной любовницы. Он понял, что меня интересует, и хотел меня удержать, пробудив мое любопытство.

– Что же он вам рассказал?

Она быстро провела пуховкой по лицу, посмотрела в зеркальце.

– Ба! Пожалуй, я не стану делать из этого секрета. Речь идет о Робере.

– Кто такой Робер?

– Вы невыносимы! Мужчина, который меня бросил.

– Вы были помолвлены, – сказал Андуз с болью в сердце.

– Вы говорите как моя бабушка!.. Букужьян мне много что рассказал… что и побудило меня присоединиться к вашей группе.

– Это ужасно, – прошептал Андуз.

– Как мило!

– Нет… Я говорю «ужасно», поскольку думаю, что если он способен угадывать…

Она слегка подкрасила губы, скривив рот.

– Полагаю, что уж вам‑ то от него скрывать нечего? – Она закрыла сумочку и подвела итог: – Мне совсем не нравится, что он корчит из себя кудесника. Он просто пускает пыль в глаза. Сколько же сейчас расплодилось верховных жрецов, выходцев из Индии или Калифорнии, живущих припеваючи за счет доверчивых простофиль! Знаем мы их!

– Я запрещаю вам…

– Вы ребенок, Поль! Между нами говоря, на какие средства он живет?

– Он беден.

– Оставьте! Эти знаменитые крещения… вы знаете, во сколько они обходятся? Да, само собой разумеется, знаете, потому что вы ведаете деньгами… Две тысячи франков! Я навела справки… А пансион членов общины?.. Двести франков в день. Цена номера в роскошном отеле, и это за то, что тебе подают чечевичную похлебку и предоставляют место в камере, где стоит железная кровать! Согласитесь, что он не остается внакладе. Я уже молчу о пожертвованиях. Предполагаю, что они сыплются как из рога изобилия.

– Замолчите.

– Повторяю, Поль, я не хочу делать вам больно. Но не моя вина, что существуют два Букужьяна: мой Букужьян – просто‑ напросто медиум, каких наука знает немало, а ваш – выступающий в роли эдакого Ауробиндо[4] и Гурджиева! [5]

Андуз больше ее не слушал. Он побледнел, на лбу забилась тоненькая жилка. Глупая! Разве она не понимает, что сама себе выносит смертный приговор? Она почувствовала смятение своего спутника.

– Вам плохо? – спросила она. – Да, кстати, как вы себя чувствуете после той аварии?

Андуз взял кусочек сахару и надкусил его.

– Еще немного побаливает плечо, – сказал он.

– Вы все уладили со страховкой?

– О! Нет! Каждую неделю получаю какую‑ нибудь бумажку.

– Вы счастливо отделались. И все из‑ за какого‑ то кота! Блезо затормозил столь резко, что меня бросило на спину Фильдара, сидевшего впереди. Ведь вы же ехали за нами почти вплотную. Я…

– Не совсем так, – отрезал Андуз. – Если бы у меня была новая машина, я смог бы затормозить вовремя. Но для моей бедной старушки нагрузка оказалась не под силу. Вот я вас и зацепил.

– Есть новости от Ноланов?

– Да. Вдова Че намеревается приехать, но ей надо уладить формальности. День ее прибытия неизвестен.

Андуз колебался. Возможно, настал момент расспросить ее. Вдруг она так ничего и не заметила… бедняга не подозревает, что сейчас поставит на карту собственную жизнь.

– Забавно, – сказал он дрожащим голосом, – но я вижу сцену аварии, как будто мне прокручивают кадры кинохроники. Но есть детали, которые совсем не запечатлелись в моей памяти… Я отчетливо помню, что ваш «рено» остановился довольно далеко, у рощицы слева. Зато совершенно не припомню, как вы подбежали ко мне. Я вижу, как Ван ден Брук помог мне встать…

– Да. За ним шел Фильдар. Я же еле передвигалась. На лбу образовалась шишка.

– И затем?

– Ну как вам сказать, кажется, что… Ах! Боюсь, от меня будет мало проку. У меня кружилась голова… Два тела лежали в траве.

– Постарайтесь вспомнить!

Леа посмотрела на настенные часы.

– Черт! Вы знаете, который час?.. Половина восьмого. А мне предстоит разложить кучу карточек!

Она встала, разгладила платье и взбила волосы.

– До скорого, – сказала она. – И не злитесь. Мне нравится подтрунивать над людьми.

Она выскользнула у него из рук в самый последний момент. Он видел, как она удалялась, изящно огибая столы. Очаровательное создание! Но возможно, она погубит Ашрам, если ему не хватит мужества идти до конца.

Андуз обнаружил в почтовом ящике новое уведомление страховой компании. Он раздраженно прочитал его. Если бы он знал, что авария настолько отравит ему жизнь, то предпочел бы погибнуть вместе с теми двумя пассажирами. На этот раз у него просили уточнить схему. Предыдущая им казалась недостаточно ясной. Он скомкал уведомление и хотел уже выбросить его. Чего они добиваются? Разве он не представил им все необходимые сведения, не говоря уже об отчете полиции? Не хотят платить, пусть так и скажут.

Он снял костюм, не переставая ругаться про себя, надел халат и вытянулся на кровати, скрестив руки на затылке. Значит, Учитель способен читать чужие мысли! Но тогда зачем прилагать столько усилий? Положение безвыходно. Продолжать, несмотря ни на что? Чтобы тебя разоблачили, подвергли презрению и выгнали? Отказаться? Чтобы кредиторы добились ареста на имущество и растащили Ашрам на части?

«В конце концов, – подумал Андуз, – я поклялся действовать на благо общины. Если Учитель так непредусмотрителен – в этом нет моей вины. Или, скорее, это означает, что он всецело полагается на меня. А раз он всецело полагается на меня, значит, он мне слепо верит. Слепо! То есть не пытается меня разгадать. Если он захотел удивить Леа, то это вполне в его духе. Он с ней кокетничает, чтобы покорить ее. А вот я – другое дело. Он уверен, что всецело может на меня положиться, и ему не надо меня проверять, прощупывать. Он пользуется мной, словно орудием. Заметил ли он, как я беспокоюсь за будущее Ашрама? Разумеется, нет. В таком случае, если я уничтожу тех, кто встал на пути Учителя, конечно при условии, что буду действовать терпеливо, спокойно, не выказывая ненависти, он тем более ни о чем не догадается… Выбора у меня нет. Но вот вопрос: насколько я владею собой?.. Давайте расставим все по своим местам. Речь вовсе не идет об убийстве. Это было бы выше моих сил. Я должен всего лишь устранить, ликвидировать их, не забывая ни на минуту, что смерть есть не что иное, как метаморфоза. Доктрина Учителя поможет преуспеть в этом. Если бы мы жили только единожды, разумеется, я не имел бы права поступать подобным образом. Но возьмем, например, Ван ден Брука. Этот человек взял от жизни все, что она может предложить. Он целое состояние истратил на путешествия, праздники, разные пустяки. Дело дошло до того, что семья Ван ден Брука лишила его права самолично распоряжаться деньгами. Она не выделяет ему денег на оплату пансиона, отдавая их Учителю, который, по сути, такой же транжира, как и Ван ден Брук. В результате этой рентой распоряжаюсь я. Ван ден Бруку шестьдесят восемь лет. Он никому не приносит пользы. Уйдя из жизни, он обретет блаженство. Где‑ то в другом месте он перевоплотится. И вновь станет прежним: молодым, сильным. В чем же моя вина? В чем же меня можно упрекнуть? Ах! Если бы я заставлял его понапрасну страдать, то да, конечно, я был бы виноват. Но если я найду средство, как ему спокойно перейти…»

Андуз встал, настроил радиоприемник на музыкальную волну. Передавали концерт Вивальди. Он отрегулировал звук и снова лег. Под музыку легче думать. Он восстановил ход своих мыслей. Прежде всего нельзя доставлять страданий. Затем – нельзя попасться. И это вовсе не трусость. Он охотно пожертвовал бы собой ради Учителя. В некотором роде, исполнив то, что он замыслил, он тем самым приносил в жертву свою духовную судьбу, ведь посмертная жизнь преступников всегда ужасна. Но безопасность Ашрама зависит от его собственной участи. Следовательно, нужно придумать хитроумный способ. Безболезненный и хитроумный. И кроме того, легковыполнимый, потому что время поджимает. «Я слишком многого требую, – подумал он. – И потом, у меня кишка тонка! »

В конце концов он устроил себе настоящий суд совести. С горечью он сознавал, что ни в чем не преуспел. В детстве он ничем не отличался от других. Учился кое‑ как. Ему уже тридцать пять лет, а у него так и не появилось никаких стремлений. Впереди бесперспективное будущее. И теперь он возомнил, что ему удастся совершить нечто особенное, что заставило бы вздрогнуть даже самые закаленные сердца. Но… но… он должен был признать, что за всеми доводами, угрызениями совести, сомнениями скрывалось наваждение. Оно возникло из глубины души. Нет, оно не походило ни на желание, ни на настроение. То было совершенно необъяснимое чувство, неуловимое, словно запах, который преследует тебя по пятам. По сути, ему хотелось бы, чтобы жизнь угасла от одного его взгляда, так, как он пытался погасить свечу. Что произойдет потом… последствия… он предпочитал не думать о них…

Вслед за концертом Вивальди зазвучала симфония Моцарта. Андуз не очень‑ то разбирался в музыке, но любил классические произведения за строгость формы. Они напоминали ему таблицы. Дебет. Кредит. Бухгалтерские расчеты, которые всегда точны. «Однако вернемся к нашей проблеме. Если я возьму в руки оружие, то мне крышка. Тотчас прибежит полиция. Этого нужно избежать любой ценой. Я могу расколоться. Остается несчастный случай. До чего глупо! Два человека погибли, хотя я и пытался избежать худшего, отчаянно вцепившись в руль. А теперь ума не приложу, как подстроить несчастный случай!.. » Андуз с завистью подумал о курильщиках, которые всегда находили наилучшее решение, затягиваясь сигаретой. Но в свое время, когда Андузу было тринадцать лет, его мама, найдя в его кармане пачку сигарет «Кэмел», закатила ему такую сцену, что он больше к сигаретам не прикасался. И все же сигарета помогла бы.

Есть ему не хотелось, и он решил выпить чашку чая. Уведомление из страховой компании лежало на столе. Он перечитал его, пока заваривал чай, обдумывал ответ. Авария! Навязчивая идея – авария! Он вытащил из папки бланк заявления пострадавшего и принялся его заполнять: Поль Андуз, VI округ, улица Аббата Грегуара, 21. Марка машины – «ситроен». Регистрационный номер – 1189 FV 75. Номер водительских прав… Он не помнил его наизусть, порылся в бумажнике. Решительно они ничем не побрезгуют, лишь бы оттянуть момент оплаты.

Личности погибших: Патрик Нолан, родился в Сан‑ Франциско 6 июня 1929 г. Стоит уточнять, что он ходил, опираясь на костыль? О! С какой стати!.. Че Нолан, родился в Сан‑ Франциско 3 января 1931 г. Они, несомненно, поймут, что речь идет о двух братьях.

Андуз положил ложку заварки в чайник и снова принялся писать. Места, на которых сидели погибшие: Патрик – спереди, справа; Че – сзади, также справа. Обстоятельства автомобильной катастрофы. Они предельно ясны. Он несколько раз их объяснял жандармам, эксперту. Впереди ехал «Рено‑ 16». Машину вел Блезо. Блезо, Ван ден Брук, Фильдар и Леа возвращались из Парижа. Это происходило 22 сентября, в субботу. Они присутствовали на лекции Учителя. Андуз же вез в Ашрам братьев, за которыми заехал в гостиницу… Нужно ли вдаваться в подробности? Говорить, что Патрик решил поселиться в Ашраме, уточнять, что он получил серьезное ранение левой ноги во время войны во Вьетнаме?

«Нужно, – решил Андуз. – Раз они считают, что недостаточно осведомлены, значит, нужно предоставить им максимум информации. И даже лучше, если они поймут, что я посмеиваюсь над ними». И он подробно объяснил, что дорожное полотно было мокрым и скользким, что «Рено‑ 16» ехал медленно и что он решил пойти на обгон. Но в этот момент Блезо резко затормозил. Застигнутый врасплох, он тоже резко нажал на тормоза. «Ситроен» вильнул, слегка врезался в другую машину, помяв правое заднее крыло; затем его вынесло на правую сторону дороги, и здесь он врезался в мачту высоковольтной линии.

Он взял большой лист бумаги, предельно точно указал расположение машин до аварии, потом в момент столкновения и пунктиром обозначил путь «ситроена», когда его вынесло на встречную полосу. Наконец крестиками он пометил место, куда выбросило его пассажиров. Он же очутился лежащим плашмя в луже. Его слегка контузило. Ему неслыханно повезло! Причем даже дважды, поскольку он сохранил присутствие духа, что позволило сделать необходимое… Он на секунду задумался. Может, в конце концов, было бы лучше, если бы он потерял сознание!

Он вспомнил, что чайник, вероятно, уже давно кипит, и побежал выключить газ. Три куска сахару, нет, четыре, ведь чай, наверное, получился очень крепким. Он поставил под заявлением подпись, положил его в конверт, тщательно написал адрес. Он все проделывал машинально, словно школьник. Он даже не забыл о промокашке. Вдова Че много не получит. Несколько миллионов старыми франками, по курсу доллара… не больше. Если же она попытается подать в суд, то ей откажут в иске, потому что «ситроен» хоть и был старым, но вполне исправным. Он как водитель не совершил ни единой ошибки. Его могли упрекнуть лишь в том, что он не покинул свой ряд, но он уже пояснял жандармам, что с его малолитражкой нужно обращаться иначе, чем со скоростным автомобилем. При обгоне сначала следует до конца утопить педаль газа и приблизиться почти вплотную к впереди идущей машине. Нет. Страховой компании придется платить. А вдову Че подстерегает еще одно несчастье: она не сможет даже получить страховку за деверя, потому что Патрик завещал свое состояние Учителю…

И тут в его памяти всплыли слова Леа. Он сделал еще несколько глотков. Наверное, ему предстоит бессонная ночь. Чай был отвратительным. Она полагала, как и многие другие, что Учитель богат. Но уж он‑ то точно знал, что это не так. Прежде всего, Учитель дорого заплатил за замок и подсобные помещения. Ему пришлось влезть в долги. Затем он затеял грандиозное строительство. В глубине парка он решил возвести нечто вроде гостиницы для гостей. И потом… потом… расходы все возрастали. Иногда ему взбредало на ум, например, закатить шикарный банкет без всякого повода, просто так. Обычно пансионеры питались скудно, но время от времени вдруг устраивался праздник. Или Учитель менял машину. Он продавал «шевроле» и приобретал «линкольн». «Что такое деньги? » – спрашивал он. Безусловно, Леа имела все основания его критиковать. Но ей следовало бы понять, что Учитель уже миновал стадию аскетизма. Он относился к деньгам с презрением. Он не брал на себя никаких обязательств. Просто он хотел доказать, что лицо, посвященное в секреты культа, может то разделять мирские заботы, то уходить от них. И при этом оставаться безразличным ко всему происходящему вокруг. Вот чего Леа, жертва собственного менталитета, искаженного точными науками, никогда не сможет понять.

Он долго мыл свою чашку, поставил ее в кухонный шкаф, рядом с сахарницей… Ему необходимо опять увидеться с Леа, вновь расспросить ее, но ни в коем случае не упорствовать! Возможно, она ничего не помнит! Тогда, вероятно, он пощадит ее. Он относился к ней снисходительно, несмотря на ее неуместные замечания. Даже больше чем снисходительно… Скорее даже доброжелательно. И все же он не обращал почти никакого внимания на людей, на животных, на цветы, на все, что представляется реальным, будучи на самом деле иллюзорным. Но Леа! Она пробуждала в нем любопытство. Не только потому, что она была свидетелем аварии. Трое остальных – Блезо, Фильдар и Ван ден Брук – вызывали у него только беспокойство. Леа – другое дело. Ее отличало необыкновенное вольнодумство! Она жила, казалось, так непринужденно! Она не подозревала, что всецело в его руках, словно маленькая птичка, и достаточно сжать пальцы…

И тут он вдруг вспомнил, что не сделал упражнений. Он лег, чтобы лучше сосредоточиться, и закрыл глаза. Прежде всего ему следует научиться контролировать дыхание, вдыхать медленно, так же медленно выдыхать, затем сконцентрировать свое внимание на руке, мысленно спуститься вдоль нее, проникнуть вглубь, стать капелькой крови, которая течет по запястью и вот уже начинает биться в пальцах… в большом пальце, указательном… Но вдруг внимание рассеивается. Эта рука, держащая скомканный конверт, не принадлежит ему. Это рука Леа, маленькая, нервная… «Снова одно и то же. Мне трудно забыться… Однажды Учитель произнес какую‑ то фразу, которая должна мне помочь… Он сказал, что нужно уметь дать проявиться своему „я“… Что это, по сути, означает? Если я исчезну, то исчезнет и Учитель и служить станет некому. Я теряю смысл существования. Я испаряюсь, растворяюсь. Вот Леа посмеялась бы, если бы увидела меня. Ну и пусть! Все нужно начать сначала… Учитель знает, о чем говорит, когда проповедует, что познание ускользает от нас, как проточная вода. Я спускаюсь вдоль руки… проникаю вглубь… я там остаюсь… Она становится тяжелой, она покрывается мурашками… она…»

Андуз погрузился в сон.

Ван ден Брук открыл глаза. Девять часов. У него болела рука. Артроз не давал ему покоя. Он всегда испытывал странные ощущения, просыпаясь в железной кровати, расположенной в глубине большой комнаты, очень скромно обставленной. Там стоял шкаф, купленный на одной из распродаж, комод из светлого дерева, колченогий стол, под ножку которого была подложена сложенная в несколько раз бумажка. На стене висел умывальник, а вода стекала в проржавевший таз.

Он никак не мог забыть «Эрмитаж» в Монте‑ Карло. Молчаливый слуга подносил ему на подносе апельсиновый сок. На ковер падали лучи солнца, и достаточно было выйти из спальни, чтобы взору открылись порт и сверкающее море. Не то что здесь! Он поднялся, зевнул, подошел к окну. Он увидел хмурое небо да стаю ворон. И сразу же на его плечи навалилась усталость. Ведь ему предстоит прожить целый день. Накануне он прочел распорядок субботы, вывешенный в столовой: проповедь Букужьяна, обед, тихий час, групповые занятия и, как всегда по субботам, с 16 часов прогулка ad ibitum. [6]

Он шутки ради сравнил его с тем распорядком, которого он придерживался когда‑ то давно: просматривал газеты, лежа в кровати, прогуливался в парке перед казино, пропускал стаканчик‑ другой крепкого вина, обедал в «Эрмитаже», захаживал в тир и, наконец, играл в рулетку… Не стоит больше об этом вспоминать. Впрочем, Ашрам оказался довольно сносным домом для престарелых. Пожалуй, тут вели слишком много философских бесед. Но общество было приятным. Тут обитало несколько экстравагантных женщин, подобных тем, которых он знавал в прошлом. Он не переставал удивляться: постоялицы Ашрама походили чем‑ то на представительниц высшего света. Он однажды даже встретил одну очень ухоженную пожилую особу. Чувствовалось, что она частенько прибегала к помощи хирургов, массажистов, косметологов. Едва взглянув на нее, он воскликнул: «Глазам не верю! Вы, конечно…» – и последовали воспоминания. «Вы помните, как в Довиле…» И старая дама вздыхала: «Мне очень симпатичен этот Букужьян! Он так поддерживает, утешает! Как я вас понимаю, мой милый друг, вы так правы, что приехали сюда! »

⇐ Предыдущая 123 4 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒