III. Старые друзья. ДЖОСЛИН НАЙТ. Сентябрь 2002

III. Старые друзья

ДЖОСЛИН НАЙТ

Сентябрь 2002

Королевский адвокат Джослин Найт – жительница Лондона. Не по рождению, не по воспитанию, но по собственному выбору, что всегда влечет за собой сильную и ревностную любовь. Ее жизнь бежит по привычным, хорошо смазанным рельсам. J Sheekey – в обеденные перерывы, ужины с друзьями - в Elena’s. Костюмы для работы – в Aquascutum, все остальное – в Liberty. Она знает, на каком перекрестке лучше всего ловить черный кэб, но предпочитает ходить пешком. Она идет по закоулкам от своей квартиры в Фаррингтоне до конторы в Судебных Иннах. Она знает каждый камень и каждую трещинку на этой дороге; ей никогда не нужно смотреть вниз.

Она заходит в контору через маленькие ворота на Флит Стрит. Шаг с оживленного сквозного проезда на Миддл Темпл Лейн – это шаг назад во времени. Эти Георгианские дворцы построены слишком близко друг к другу, чтобы между ними могли проезжать машины. Их окна со свинцовыми решетками причудливо искажают лучи света и ослепляют непосвященных. Новички в городе, новички в юриспруденции теряются в кирпичных лабиринтах, но Джослин именно здесь нашла себя. И она была великолепна.

Фотографическая память всегда помогала ей в изучении закона, но именно в практике она открыла свой истинный дар. Он заключался в умении видеть вещи такими, какими их видят другие; а предчувствие – это девять десятых юриспруденции. Все ожидали, что Джослин пойдет по стопам родителей в академию, и из уважения на последнем курсе в Оксфорде она притворялась, что собирается так поступить. Но вдыхать новую жизнь в мертвые тексты никогда не было ее призванием. Она хотела использовать свой ум для чего-то живого. А закон живой, он возрождается с каждым новым делом.

Когда Джослин впервые приняли в адвокатуру, ее пол делал ее диковинкой. Клиентов она располагала к себе мгновенно, но убедить судей и присяжных было сложнее. Они смотрели на нее, на ее свежее лицо, на тугой пучок золотых волос под напудренным париком и отказывали ей в работе. Но она завоевывала их расположение, стоило ей только начать говорить. У нее была лучшая характеристика во всей ее конторе. Неплохо для девочки из Западного Дорсета, даже с такой наследственностью, как у нее.

Джослин ездит домой в Бродчерч дважды в год. Один раз – в июле, чтобы полежать на пляже, пока его еще не заполонили туристы, и потом – на Рождество. Их в семье только двое: Джослин и ее мать, Вероника. Отец умер от удара раньше, до того, как вышел на пенсию; он вдруг быстро достиг пика карьеры, именно так он и хотел бы, чтоб все случилось. Теперь, когда Вероника наконец сама перестала преподавать, она навещала Джослин в Лондоне в майские и августовские праздники. Четыре уик-энда в год – достаточное время для встреч. Это устраивает их обеих: они знают друг друга, и им не нужно стараться друг другу угодить. У Джослин есть друзья, у которых общение с матерями превращается в эмоциональный шантаж: «Почему я тебя так редко вижу? » Вероника не такая. Ее жизнь такая же богатая и полная, какой была всегда. Она все еще дает лекции вольнослушателям, хотя теперь чаще в клубах и обществах по интересам, чем в крупных образовательных центрах. Она пишет картины, ходит на пешие прогулки и работает, над тем, что с типичной уверенностью зовет своим «первым» романом. Такого ухода на пенсию Джослин и сама желала бы: откладывать его до последнего, а потом быть такой же активной, как и во время работы. Вероника и Джослин любят проводить время вместе, но они не цепляются друг за друга. Женщины семьи Найт гордятся своей независимостью.

Поэтому, когда Джослин позвонила в сентябре сказать, что приезжает домой на несколько дней, первой реакцией Вероники был страх.

- Мы никогда не видимся в сентябре, - сказала она. – Милая, ты заболела? – в ее голосе послышалось старческое дрожание, которого Джослин никогда раньше не замечала.

- Со мной все в полном порядке, - ответила Джослин.

- Что-то на работе? У тебя проблемы с работой? – это укололо самолюбие Джослин. Если бы что-то было не так на работе, Бродчерч был бы последним местом, куда бы она поехала. Она осталась бы в Лондоне и приняла бой.

- На работе все прекрасно. Лучше некуда. Я просто… - она замолчала. Она пообещала утаить от всех причину своего неожиданного приезда. Кое-что требовало ее присутствия дома в Бродчерче, и она не хотела, чтобы все узнали, что. Она быстро сменила тему, заговорив о прогнозе погоды, прежде чем попрощаться и начать паковать чемодан.

В правила Джослин не входило сближаться, со своими клиентами, но Джек и Ровена Маршалл были исключением.

Она считала их обоих своими клиентами, даже несмотря на то, что он был преступником. Обвинение: противозаконный секс с малолетней, отношения с мая по декабрь, закончившиеся как раз за месяц до шестнадцатого дня рождения девушки. Из клиентов Джослин Джек был первым человеком, совершившим половое преступление, и ее последним адвокатским делом. Он был также ее последним клиентом перед тем, как она получила звание королевского адвоката. Он едва мог позволить себе нанять ее тогда, и уж точно не мог бы сделать этого сейчас.

Так почему она взяла его дело? Определенно, она не искала друзей среди грязных стариканов или школьниц-нимфоманок. Изначально она встретилась с ним для опыта: когда имеешь дело с преступлениями полового характера, стоит знать своего врага; и чтобы унять Нила, своего клерка-трудоголика. Он поднял за красную ленточку папку темно-желтого цвета и покачал ею перед глазами Джослин, как гипнотизер часами.

- Мужик не хочет признавать себя виновным, - сказал клерк. – Мне нужно, чтобы кто-нибудь его убедил не доводить это до процесса. Ты не выиграешь, и он не может себе этого позволить, - у Нила отсутствовало представление о совести, чудовищный недостаток для юриста.

Джослин подняла на него бровь:

- Почему я?

- Он старый упрямый отморозок. Мне нужна непреодолимая сила для этой неподъемной цели, - Нил уронил папку на ее стол.

- Я не сказала, что возьму его, - крикнула она Нилу, который уже удалялся, но ее пальцы уже развязывали ленту.

Джослин пригласила Джека и Ровену приехать из Йоркшира с единственной целью - быстро поставить их на место. Ее способность ставить людей на место была по праву знаменита. Она никогда не готовилась, но слова, казалось, сами слетали с губ, оформленные, стройные, как какая-нибудь заключительная речь. Это растапливало лед, давало клиентам почувствовать, через что они пройдут в суде. А эта речь составлялась сама собой. Пять недель! Если бы они только подождали пять недель, прежде чем снимать штаны, они бы не нарушили закон. Из всех бестолковых дел…

А потом она увидели этих двоих, в волнении держащихся за руки в приемной, Джек – в твидовом пиджаке, что еще сильней подчеркивало, насколько он старше Ровены, хотя это она, будто оберегая, положила руку ему на грудь. Речь исчезла, будто слова стерли с экрана. Любовь – редкая, как комета, и ее так же ни с чем не спутаешь. Джослин Найт могла узнать любовь, когда видела ее, по крайней мере, у других людей.

- Это вы скажите мне, почему он должен идти под суд, когда есть настоящие насильники, которым это сходит с рук? – спросила Ровена.

- Признание вины позволяет рассчитывать на более короткий срок, - сказала Джослин. – Вы можете отсидеть всего год, - Джек вздрогнул, а Ровена обхватила голову руками. Джослин смягчила тон. – Чем скорее вы измените свое заявление, тем скорее вы снова будете вместе.

Когда Джек сидел в тюрьме, они с Джослин переписывались, в основном, о книгах, которые читали. Она познакомила его с Майклом Чабоном, и он убедил ее все-таки дать шанс Уилки Коллинз. Джек никогда не рассказывал Джослин, что было с ним в тюрьме, а она не привыкла спрашивать. Она никогда его не посещала: те минуты были слишком дороги для Джека, чтобы тратить их на кого-либо кроме Ровены.

Он отсидел всего год. Через шесть недель после его выхода они с Ровеной поженились. Джослин и ее тогдашняя ученица – яркая искорка Шэрон Бишоп – были единственными свидетелями на свадьбе. Это была глубокая, но сдержанная форма дружбы. Они виделись, может быть, раз в год или около того, всегда втроем. Джослин понимала, что у нее больше общего с Ровеной – еще подростком – чем со многими ее сверстницами; она серьезно занималась музыкой и серьезно относилась к Джеку, но все остальное было предоставлено на милость ее блистательно-горячему юмору. Троица встречалась на концертах в Уигмор Холле каждую зиму или на премьерах в Донмаре. Они никогда не приходили друг к другу домой.

Через какое-то время негласной ролью Джослин стало отмечать вехи их отношений. Когда родился Саймон, Джослин временно отказалась от своего атеизма, чтобы сделаться его крестной матерью. И именно к Джослин Джек обратился годы спустя после ужасной аварии – темная, мокрая дорога, разбитое лобовое стекло – это стоило Ровене ее внешности, а Саймону – жизни.

Она встретилась с ним только через шесть месяцев. Они впервые ужинали вдвоем. По ужасному совпадению они сидели за столиком, накрытым на троих.

- Она не хочет, чтобы я возвращался домой, - сказал он своей тарелке. – Она сказала, что не может находиться в одной комнате со мной, думает, я виню ее.

- А ты винишь ее?

Его губы сжались в жесткую линию, это все, что было ей ответом. Даже после трагедии он не хотел и слова слышать против своей любимой жены, не то, что самому сказать что-либо подобное.

- Я слишком стар, чтобы начинать новую жизнь. Куда мне идти? – он повторил этот вопрос сорвавшимся голосом. – Куда мне идти?

- Не знаю, - грустно сказала Джослин. – Мне так жаль, Джек. Я просто не знаю.

Следующим вечером, как обычно, раз в неделю позвонив своей матери, Джослин узнала, что женщина, которая владела маленьким газетным киоском в бухте Бродчерча, ушла на пенсию и ее дело было выставлено на продажу.

Джослин намерено позволила Джеку самому обустроиться. Она никогда не умела держать людей за руку в трудной ситуации, даже когда это были ее клиенты, ставшие друзьями. И, кроме того, ей не хотелось, чтобы кто-то связал его приезд в Бродчерч с ней. Она работала над делом, и это был краткий визит; завтра первым поездом она уедет в Лондон.

В первый раз Джослин была рада, что больше не общается с Мэгги Рэдклифф. Если кто-то и мог разнюхать про их связь, так это она.

Было тепло для осени, и день мягко перетекал в ранний вечер. Джослин шла вдоль набережной Бродчерча в туфлях без каблука и старой отцовской куртке. Вокруг нее раздавались звуки детства: крики чаек, мягкий стук и лязганье лодок, стоящих на якоре. Шум звал ее, как колокол, будивший что-то давно похороненное в ней. Если есть что-то, о чем она скучает в Лондоне – то это отсутствие возможности рыбачить. Она сама ходила на рыбалку с тех пор, как была подростком. В редкие моменты предчувствий она видит себя седой старой дамой, которая ловит рыбу себе на ужин. Впервые она осознала, что думает об этом, употребляя не слово «если», а слово «когда».

Когда Джослин увидела газетный киоск, сердце дрогнуло у нее в груди: она совершила ужасную ошибку. Когда она услышала о киоске, она подумала о чем-то вроде табачной лавки напротив Олд Бейли, взрослых потребностях в газетах, сигаретах, проездных билетах, о безымянном потоке пассажиров и путешественников. А это место –было магазином игрушек. Сейчас сентябрь, но остатки летних товаров выставлены снаружи магазина: корзинки и лопатки, и сети для добычи креветок для тех, кто достаточно храбр, чтобы осенью гулять по пляжу. А что же будет летом? Несколько минут она в ужасе наблюдала. Казалось, ни один ребенок не мог пройти мимо магазина и не потянуть папу или маму за рукав, чтоб попросить сладкого. Джослин не привыкла испытывать чувство стыда, но в ту минуту он сжигал ее. Она послала Джека Маршалла горевать по сыну и свыкаться с мыслью о конце брака в место, которое было раем для семей и детства. О чем она думала? Это хуже, чем бесчувственно, это опасно для человека ее профессии. Если она позволит своей роскошной лондонской жизни полностью захватить себя, если она потеряет способность сочувствовать – ей конец. Она посмотрела в окно и оглядела унылую обстановку.

- Это ты?

Джек Маршалл появился с заднего входа. Джослин подавила вздох. Он выглядел на двадцать лет старше, чем когда она видела его в последний раз. Благодаря Ровене и Саймону он казался молодым, а теперь потеря их будто вытянула из него всю жизнь.

- Прости, - сказала она. – Я не подумала. Я не думала, что будет так… - она показала на игрушки, комиксы и конфеты. Он понял, что она имела в виду.

- Нет-нет, - сказал он. – Это хорошее дело, а мне нужно зарабатывать на жизнь. И магазин для меня – хороший способ сблизиться с людьми. Между городом и церковью, мне здесь рады. Я благодарен.

- Если ты уверен, что это не слишком больно…

- В каком-то смысле, это помогает. Я не ожидал, что ты поймешь… - он спохватился через секунду. Впервые Джослин почувствовала, что Джек Маршалл относится к ней так же, как ко всем остальным, и ей стало обидно. Но она не подала виду. Речь шла не о ней.

- Как тебе город? – осторожно спросила она. – Есть родственные души? – она не хотела, чтобы это прозвучало так саркастично, как получилось.

Старый Джек фыркнул.

- Это не совсем очаг интеллектуальной жизни, - ответил он. – Но, может быть, это тоже к лучшему. Я больше не читаю. Я не могу. А что до музыки, - он медленно покачал головой. Между ними повисла тишина – та музыка, которую он больше не мог слушать.

Небольшой взрыв на набережной заставил их обоих подскочить: кто-то взорвал петарду в маленьком дворике у старой методисткой церкви. Мальчишки возраста между начальной и средней школой, одетые в форму, похожую на скаутскую, визжали от восторга.

- Оливер Стивенс! – закричал старик, чья спина горбилась под синей рубашкой. – Если я узнаю, что это сделал ты, будешь исключен, ты понял меня?

Толпа малышей повернулась и уставилась на тощего темноволосого мальчишку.

- Морская бригада, - тихо сказал Джек. – Довольно процветающее маленькое сообщество. Он ищет, кому бы его передать. Я был очень даже просоленным морским волком в молодости, - на лице Джека появилась бледная улыбка, которая тут же исчезла. – Я собирался обучить Саймона ходить под парусом, - сказал он.

Вновь Джослин почувствовала укол из-за того, какой (хоть и непреднамеренной) жестокостью было послать скорбящего человека в это место.

- Джек! – послышался детский голос на другой стороне улицы. Они оба обернулись и увидели маленькую девочку лет четырех – Джослин не очень разбиралась в возрастах – на тротуаре напротив. На ней был розовый плащ и резиновые сапожки, и ее легкие белые волосы танцевали на ветру. – Приветик, Джек! – на мгновение казалось, что она готова сама перебежать дорогу. Им навстречу ехала машина, и Джослин инстинктивно приготовилась проситься вперед.

- Господи, Хлоя! – молодой человек, почти еще подросток, выбежал из-за угла набережной и подхватил ребенка на руки. – Не убегай так, ты меня до инфаркта доведешь!

- Прости, пап, - сказала Хлоя, довольная вниманием к себе. – Можно мне сладенького? – ее глазки заглянули за спину Джека в его магазин.

- Рад тебя видеть, Марк, - сказал Джек. – Как там Бет?

В этот момент лицо юноши расползлось в улыбке.

- Спроси ее сам, - сказал он, потому что из-за того же угла вышла молодая женщина. Ее темно-рыжие волосы были зачесаны назад и стянуты резинкой, а под глазами темнели фиолетовые круги, но она так же широко улыбалась, как и ее – Джослин посмотрела на правую руку Марка – муж.

- Это мальчик, - сказала она. – Ему уже три дня! – она совсем не заметила боли, которая исказила лицо Джека на миллисекунду перед тем, как он улыбнулся.

- Сюда, давай принесем его, чтобы нормально поздороваться, - сказал Марк. Они подвезли коляску прямо к носу Джека. Джослин почувствовала, как в ней зреет отповедь: как они смеют быть такими бесчувственными? – но она вовремя сдержала себя. Разумеется, никто здесь не знает истории Джека. Рассказывать о Саймоне означало бы рассказывать о Ровене, и это вызвало бы предрассудки. Одиночество и сокрытие своего прошлого было ценой, которую Джек заплатил за новую жизнь.

Малыш проснулся, но его глазки были сонными. Он все еще выглядел как все новорожденные - пушистые, скрюченные – хотя его темные волосы были густыми и торчащими, как щетинка на метле. Марк нежно поднял его из коляски. Его маленькие ножки непроизвольно пинали воздух.

- Этот подает большие надежды, - сказал Марк. – Будет нападающим футбольного клуба Bournemouth.

Мама, Бет, только теперь заметила Джослин.

- Я впервые вышла на улицу с тех пор как… - сказала она, в ожидании глядя на Джослин, как будто бы ждала стандартных вопросов: легко ли она рожала, сколько он весил?

Джослин ответила улыбкой. Она решила вступить в разговор, только если понадобится прикрыть Джека. Она пристально изучала его: казалось, он справляется.

- Как вы его назовете? – спросил он.

- Джек, - сказала девочка, и родители рассмеялись.

- Нет, мы назовем его не Джеком, - сказал Марк. – Его зовут Дэниель. Дэнни.

Джек на несколько секунд скрылся в магазине. Когда он вернулся, в руке у него была плитка шоколада. Он поднял глаза на Бет, которая кивнула в знак разрешения. То что Джек потерял Саймона, явно не лишило его умения разговаривать на безмолвном языке, на котором родители общаются между собой.

Он присел на корточки рядом с Хлоей.

- Это тебе за то, что ты такая хорошая старшая сестра, - сказал он, вкладывая ей в руку шоколадку. – Твоя задача за ним приглядывать, понимаешь. Береги его.

- Хорошо, - сказала Хлоя торжественно, не спуская глаз с блестящей обертки. Марк помог ей развернуть ее, его большие пальцы смяли бумажку. Джек внимательно следил, его глаза сияли.

- Мы только что от Элли и Джо, - сказала Бет и повернулась к Джослин, хотя та и не спрашивала разъяснений. – Это моя подруга с курсов молодых мам. Я дала ей подержать ребенка: говорят, что, если подержать ребенка, это усилит роды. У нее уже на десять дней задерживаются.

- Она похожа на яйцо, - сказала Хлоя, ртом, полным шоколада.

- Мы держим кулачки, чтобы у них родился мальчик, - сказал Марк, оттирая пальцы Хлои детской салфеткой. – Маленький друг для Дэнни.

На мгновение повисла пауза. Магазин чипсов через дорогу начал жарить картофель на вечер; запах горячего жира прогнал тонкий соленый приморский запах.

- Что ж, мы решили показать ему пляж, - сказала Бет. – Пусть посмотрит, потому что он здесь будет проводить много времени. Надо приучать их к этому как можно раньше, правда?

- Я рад, что он хорошо добрался к нам, - сказал Джек. И молодые родители не услышали, как сорвался его голос.

Коляска развернулась, и они ушли, Хлоя прицепилась сзади.

Джослин боялась взглянуть на Джека. Плакать было бы недостойно такого гордого человека. Ей не нужно было этого видеть. Она смотрела себе под ноги, пока не услышала, как закрылась дверь магазина. Была половина восьмого; конечно, в такое время магазин уже должен быть закрыт. Она осторожно развернула табличку на двери надписью «ЗАКРЫТО».

Прошлое Джека – это гиря на цепи, которую ему пришлось тащить на собой вечно. Но эта маленькая семья, их будущее простиралось перед ними, яркое и бесконечное, как мерцающий голубой горизонт. Их путь к пляжу прерывался потоками доброжелателей. Они не могли пройти более двух шагов, чтобы кто-нибудь не остановился поздравить их. Казалось, они знакомы со всеми. Через какое-то время, они поставили коляску, и Бет взяла ребенка, осторожно пройдя по пляжу к воде, спиной к юрским скалам. Джослин изучала родной пейзаж и чувствовала себя ужасно далекой от дома. Она глубоко вздохнула всей грудью. Как если бы пыталась сохранить как можно больше чистого воздуха перед тем, как вернуться в город.

Джослин почувствовала, что ее странным образом завораживают Латимеры, что она, не мигая, смотрит на них. Уголок ее глаза дернулся – зрение было уже не тем. Очень скоро, раньше, чем она ожидала, они сделались всего лишь пятнышками на песке.

⇐ Предыдущая 1 234 5 6 7 8 Следующая ⇒