Эрин Келли. В соавторстве с создателем телесериала Крисом Чибнеллом

БРОДЧЁРЧ

Эрин Келли. В соавторстве с создателем телесериала Крисом Чибнеллом

Эрин Келли является автором первого романа о Бродчёрче и психологических триллеров, заслуживших признание критики: «Ядовитое дерево» (The Poison Tree), «Больная роза» ( The Sick Rose), «Горящий воздух» (The Burning Air) и «Связующие нити» (The Ties that Bind). «Ядовитое дерево» стало бестселлером по версии Richard & Judy Book Club в 2011-м, и по нему был снят фильм, ставший главной драмой ITV в 2012 году. Кроме того, Эрин работает журналистом и пишет статьи для таких газет как The Sunday Times, The Sunday Telegraph и The Daily Mail, а также – для таких журналов как Red, Psychologies, Marie Claire и Elle. Она живет в Лондоне со своей семьей.

David Tennant Asylum

http: //vk. com/dt_asylum

Перевод Натальи Зайцевой

I. Конец там, где все начинается

ЭЛЛИ МИЛЛЕР

Они все знают. Они ничего не говорят, но они все знают.

В тот самый момент Элли вошла в столовую для сотрудников полицейского участка в Эксмуре, ее коллеги опустили кружки и приборы, только чтобы поглазеть на нее. Казалось, на нее смотрели сотни глаз, отчего такая простая штука, как выбор между омлетом и роллом с беконом, становилась непосильной задачей. Эксмур – огромный полицейский участок, в три-четыре раза больше Бродчерча, и столовая у них одна на двоих с отделением дорожной инспекции округа, машины которой выезжают из гигантского гаража напротив.

Элли выбрала это место, потому что подумала, что в нем, таком большом, она будет незаметна. Но как только она взяла бутылочку воды, она уже поняла, что они знают ее историю. Она сеет тишину, куда бы ни пошла, по ее следам ступают слухи.

Она несла свой поднос к стойке буфета и видела себя глазами своих новых коллег. Даже если у них правильная версия фактов, им, должно быть, трудно разобраться, что она делает тут, в Девоне.

Вернуться к форме было выбором Элли, но это обычно означает понижение в должности, как по-простому называется бесчестие. Насколько Элли было известно, форма помогала. Ее воротничок и галстук позволяли ей держать голову высоко, а ходить, как положено, в туфлях без каблуков было легко. Это перемещение в сторону, не вниз; она все еще сержант. Ее зарплата осталась той же, а это важно. Элли видела впереди жалкое положение матери-одиночки, необходимость платить за работу няни, которую раньше бесплатно выполнял Джо. Уволиться означало бы пожертвовать пенсией, а с ее пятнадцатью годами хорошей службы это был не вариант.

Но дело было не только в деньгах. Казалось неправильным возвращаться в Управление уголовных расследований, пока Джо был под следствием. Она никому не говорила этого, но ей казалось, будто потом она сможет оставить Дэнни в прошлом.

Но снова надеть форму было хорошо. Теперь Элли понимала, что Харди имел в виду, когда говорил об искуплении. Служа другому сообществу, она может искупить то горе, которое Джо причинил ее собственному. Оставить полицию, взять отпуск – всё то, что люди советовали ей сделать: ничто из этого не подходило. Этот шаг был, помимо всего прочего, громадным «хер тебе! » для Джо. Пятнадцать лет Элли работала в полиции. Когда он забрал жизнь Дэнни, он забрал и лучшую подругу Элли, ее город, ее старшего сына. Она не позволит ему забрать и ее карьеру.

Ей не хотелось есть: в конце концов она выбрала хлопья и пообедала одна за столиком в углу, спиной к людям.

Ее новый напарник – констебль Клифф Кенделл. Его черная куртка выставляет напоказ пивной животик, а коротко стриженные седеющие волосы подчеркивают отсутствие шеи. Элли моментально дала ему прозвище Мистер Картофельная Голова, но смеяться над этим трудно, когда не с кем поделиться шуткой, кроме Фреда.

– Ты счастливица, – говорил Клифф. – Двадцать три года я в этом районе. Это почти что мой участок, я хозяин всего, что инспектирую, только не говори начальнику отдела, что я это сказал. Ха!

Он засмеялся своей же шутке так, что можно было предположить, что произнес он ее не в первый раз. Она не присоединилась, и он сощурил глаза. Элли представила себе его вне работы: он в футболках с фразами из ситкома, надоедает людям организацией всеобщего веселья и продуманными шутками.

– Так или иначе, – продолжил он, – Лучшего гида по злачным местам Северного Девона, ты и желать бы не могла.

Ведя ее по незнакомым коридорам, Клифф рассказывал ей о своих детях (особенно о том, как его возмущает, что физкультура обязательна в средней школе), о том, как он пришел в эту работу и о своем уровне холестерина. Когда они оказались на парковке, он уже перешел к своему глубочайшему неудовольствию, что им приходится делить столовую с отделением дорожной инспекции.

– Самые мрачные ублюдки-бюрократы, каких только можно встретить. Пресловутые Черные крысы. – Клифф наморщил нос и снова засмеялся. – Они даже хуже, чем эти, во внутренних делах, а это что-то да значит, – Он подмигнул Элли, явно заговорщицки. – Я о чем? Кто будет тренироваться годами, чтобы потом решить: знаю, а проведу-ка я всю свою жизнь, проверяя старушек на алкоголь? – Он бросил ей ключи от машины. – Я бы сказал, что карета подана, но ты за рулем, тебе захочется побыть главной.

Клифф сел в машину, и она подпрыгнула. Элли едва завела двигатель, а он уже набросился на стейк. Крошки булки полетели на переднее сиденье, как перхоть, оседая, на плечах Элли. По дороге Элли пыталась ухватить как можно больше из непрекращающегося рассказа Клиффа. Через десять минут она поняла, что скучает по мрачности и замкнутости Алека Харди. Тот, по крайней мере, молчал. Интересно, где Харди сейчас: хорошо бы, где-нибудь под наблюдением врачей, наверное, размышляет, как бы спасти свою собственную карьеру от оков больничной койки.

Когда речь зашла о ее ситуации, Клифф сказал, прочистив горло несколько раз:

– Я скажу тебе, какая у меня цель. Выйти на пенсию в этой форме. Для меня честь носить ее.

Раздражающая жизнерадостность теперь полностью испарилась; он почти рычал. Он глядел прямо перед собой сквозь лобовое стекло, и она не могла понять, говорит ли он ей, что она должна стыдиться или нет, пытается ли он поддержать ее или поставить на место.

– Не могу не согласиться, – сказала она, стараясь, чтоб ее ответ звучал так же двусмысленно, как и его заявление. Если он ведет игру, она не позволит втянуть в нее себя. Вместо этого она сосредоточится на расположении своего нового участка. Здесь все совсем в другом масштабе; вместо холмов из рыхлого камня, к которым привыкла Элли, тут лиловые пустоши и скалистые утесы. Даже небо кажется выше. Как будто ощущается противоположный берег моря, но одновременно приходит и чувство клаустрофобии, точки не возврата на земле, где полуостров начинает сужаться, переходя в Корнуолл. Проездив так час, Клифф предложил направиться туда, где «есть дело». Когда они обогнули вершину утеса, Клифф указал на серое пятно на краю города.

- Вон туда мы едем. Район Байдфорд Чейз. Девяносто процентов наших вызовов исходят оттуда. Самая большая вонючая проблема округа. Мы не разрешаем нашим детям играть с детьми из Чейза. «Закон начинается дома. Вот мой девиз».

Элли подумала, что у Алека Харди, наверное, в жизни не было никакого девиза.

Вблизи Байдфорд Чейза находится небольшое мрачноватое скопление низких многоквартирников, образующих унылый, почти советского вида район, где у большинства магазинов заколочены окна.

– Вот тут подойдет, пристрой ее аккуратненько, вот отличное местечко для тебя, – сказал Клифф. Элли предпочла проигнорировать его подробные инструкции по парковке и сделала все по-своему: медленный разворот задом, как в танце, – и она на дюйм избежала столкновения.

Клифф провел Элли по району квартал за кварталом. Девочка лет шести везла в игрушечной коляске кирпич. Элли наклонилась к ней:

– Привет, как тебя зовут? Где твоя мама?

– Отвали, коп, – сказала девчонка и кинулась в открытую дверь полуподвальной квартиры.

– Еще одно поколение, родившееся и выросшее в благополучном районе, – сказал Клифф и снова замолчал.

Спустя час его уходов в себя Элли начала осваиваться и делать свои собственные наблюдения. Нет ничего удивительного в том, что дети дичают: площадка для игр разрушена так, что на ней только бардак из металлолома – ни качелей, ни каруселей.

Центр Sure Start был заколочен, вход забаррикадирован старым матрасом. Элли сразу же подумала о просветительской деятельности; она бросила бы форму, сколько всего можно сделать, как может повлиять дружественное, знакомое лицо. Она почувствовала, как старые навыки начинают просыпаться от долгого сна. Может быть, она неправильно относилась к своей работе с самого начала, еще до убийства Дэнни. Может быть, всячески добиваться повышения за повышением – не то, что ей было нужно. Помощь людям была целью, ради которой она изначально пошла работать в полицию. Но хорошее настроение долго не длилось. Мобильный завибрировал в кармане: Люси вернула ее назад в реальный мир. Элли была одновременно благодарна и обижена на свою старшую сестру, которая кормила Тома, водила его в школу и пыталась – в силу своих скромных возможностей – убедить его, что все связанное с Джо не было планом Элли, придуманными для того, чтобы разрушить их брак. Трагедия и драма, казалось, вернули Люси материнский инстинкт, чего так и не смогло сделать настоящее материнство.

Элли вытащила телефон, чтобы ответить на звонок

– Где его костюм для плавания, – рявкнула Люси раньше, чем Элли успела сказать привет. – Он говорит, что плавки и очки ему нужны к завтрашнему дню.

Сердце Элли упало, она точно знала, где принадлежности Тома для плавания: гниют в рюкзаке под кроватью в их старом доме на Лайм Авеню. Она вздохнула, Клифф мрачно взглянул на нее. Она отвернулась от него.

– Можешь купить ему новые? - прошептала она в трубку Люси. – Ему, наверное, все равно нужны новые плавки, он вечно из них вырастает. Она отбросила мысль, что он растет без нее. – На двенадцать-тринадцать лет достань, если сможешь.

– Я внесу это в список, ладно, – ответила Люси, без следа иронии.

– Слушай, мне пора идти, Люс, – сказала Элли, устояв перед искушением припомнить ей времена, когда она ее выручала: Люси нужна ей на ее стороне. – Я позвоню тебе сегодня, как всегда.

Она обхватила голову руками: ее сердце разрывалось от того, что приходилось быть мамой на расстоянии. С тех пор как Том переехал к Люси, произошло уже несколько таких маленьких несчастий. Элли чувствовала, что для них обоих это неестественно. За дела в школе всегда был ответственным Джо. Он утопил ее в дерьме тысячей разных мельчайших способов.

– Ты в порядке, милая?

– Милая? – Элли взорвалась. – Это что еще за чертовы семидесятые? – Клифф густо покраснел, но Элли не могла сказать точно, был ли он пристыжен из-за своего бессознательного сексизма или зол, что его в этом уличили.

– Я высшая по званию, не могли бы вы... – До того, как она договорила, снова зазвонил еще теплый телефон в ее руке. Дженни, няня Фреда. Она отвернулась от поднятых бровей Клиффа и ответила.

– Он весь обкакался, – сказала Дженни. На том конце плакал Фред. Сердце Элли сжалось. – Я думала, ты положила сменную одежду? Мне не во что его переодеть.

Элли подумала, что помнит, как вчера собирала сумку. Потом увидела ее ясно, как на картинке, – на полу своей машины, на парковке. Пульс молоточком начал отбивать ритм в голове. Она ослабила галстук.

– Прости, Джен, – сказала она. – У тебя нет хоть чего-нибудь, во что его завернуть?

Дженни вздохнула:

– Что-нибудь найду.

Элли повесила трубку и снова повернулась к Клиффу, готовая встретить презрение к себе. Но в это время их рации подали сигнал жизни. Поступил вызов.

– При всем уважении, сержант, – сказал он, залезая в машину, саркастически сделав ударение на ее звании и наконец отбрасывая презрение, – Вы уверены, что готовы к этому? Трудно, наверно, совмещать работу и семью в вашем… после… того, как теперь все стало.

Он имеет в виду Джо. Она не клюнет на удочку. Вместо ответа она сделала идеальный разворот в три приема, чем заткнула рот Клиффу, по крайней мере, на время.

Пока Элли везла их по нужному адресу, Клифф попросил офис проверить информацию по Тиму Ярдли, человеку, который, как сообщили, вломился в дом своей бывшей жены. Ответ пришел сразу же: у Ярдли раньше не было приводов в полицию. Это ничего не значит. У Джо их до этого тоже не было.

Парк Вудсайд находится в пяти милях от Байдфорда. Это район Чейза, но здесь совсем другой мир: тихий, окаймленный деревьями проспект с большими частными домами. Блестящие автомобили аккуратно припаркованы у обочин, кроме одного – дома 45, рядом с которым черная Ауди оставлена поперек тротуара.

Передняя дверь – эдвардианской эпохи, панели с настоящими витражами – уже была открыта. Имоджин Ярдли стояла в дверях – красивая, но немного худая, с волосами лимонного цвета у корней, которые отросли почти на половину длины, как если бы ее перестала интересовать собственная внешность шесть месяцев назад.

– Спасибо, что быстро приехали, – сказала Имоджин. – Я хочу, чтобы вы увели его подальше от моих детей, пока он не сделал какой-нибудь глупости.

Она отступила внутрь, как бы желая показать Элли и Клиффу всю картину сразу. Тим Ярдли стоял в центре комнаты, скрестив руки и широко расставив ноги, но эта стойка мачо не могла скрыть того, как дрожала его левая нога, будто что-то ползло по ней под брюками.

На нижней ступеньке скрипучей лестницы сидели две маленькие девочки; Элли подумала, что одной около шести, а второй – двенадцать. Младшая уткнулась сестре под мышку и сосала палец с таким старанием, будто от этого зависела ее жизнь. Элли попыталась улыбнуться им ободряюще, но сейчас слишком во многом нужно было разобраться. Кухня была в дальнем конце дома. Кто-то здесь любит готовить: над плитой висел большой набор ножей, торчащий ручками наружу. Элли порадовалась, что видит обе руки Тима Ярдли.

Она попыталась установить зрительный контакт с Клиффом, чтобы понять, думает ли он о том же самом, но когда он ответил на ее взгляд, в его глазах ничего не читалось. Она даже так и не смогла до конца понять, что он думает о ней. Видимо, на установление телепатии, которая бывает между давними партнерами, требуются годы.

Клифф взял инициативу на себя:

– Вы сказали, что ваш бывший муж грозился покончить жизнь самоубийством?

Имоджин обхватила себя руками.

– Он ломился в дверь со словами: «Я сдохну, прежде чем позволю тебе отобрать у меня детей». Что я должна думать?

– Это же оборот речи такой, нет? – Тим обратился к Клиффу. – Нельзя же арестовывать людей за речевые обороты. Я каждый день выматываюсь. Я платил за этот дом, а живу в паршивой однокомнатной квартирке в Байдфорд Чейз. И она грозится забрать моих детей.

Девочки на лестнице заплакали; малышка хныкала, а слезы старшей катились бесшумно. Имоджин повернулась к Элли.

– На самом деле, я вовсе не угрожала, что заберу их. Я просто подала заявление о единоличной опеке с возможностью посещений для Тима, – она посмотрела на мужа и ее голос стал глуше. – Но если ты хочешь их потерять, ты определенно делаешь все для этого. Какого черта мы вообще были вместе?

Она встала между ним и девочками, как если бы могла принять на себя все, что бы он им ни сделал.

– Посмотрите, он пугает их. Я просто хочу, чтоб вы увезли его из этого дома.

– Он когда-нибудь бил вас или детей? – спросил Клифф.

– Нет, – тихо ответила Имоджин. Ее щека слегка дернулась, и Элли узнала это движение женщины, которая пытается не заплакать перед детьми.

– Он когда-нибудь угрожал вам или детям? – нажимал Клифф.

– Нет, но… – Имоджин бросила короткий взгляд на девочек, потом понизила голос так, чтобы Элли могла ее слышать. – Вы слышали об этих людях, правда? Которые сходят с ума и убивают всю семью? Он теперь сам не свой, – она, наконец, сорвалась, одновременно стараясь шептать и не плакать. – Но он не хочет, чтобы ему помогли, не хочет идти к врачу. Я не могу позволить, чтобы он был рядом с моими детьми, когда он такой.

Она плакала, не сдерживаясь, когда Клифф и Элли вели Ярдли в машину, держа его под руки. Около машины, он вырвался так резко, что Элли почувствовала, как ее рука скользнула по его локтю. Она обхватила сильнее эту худую руку и почувствовала, как напряглись мышцы. Если не быть осторожной, можно забыть, как сильны мужчины, когда они злятся. Она порадовалась, что с другой стороны от Ярдли был Клифф.

– Ты, сука! – заорал он, и жилы у него на шее натянулись. Клифф затолкал его в машину, и чудище оказалось в клетке так же быстро, как и выскочило оттуда.

– Прошу прощения, что так выразился, – сказал Тим, будто извинялся, что толкнул кого-то на улице. – Просто Имоджин сделала из мухи слона. Просто вы попали под горячую руку. Я бы никогда не обидел своих детей.

Эта фраза почему-то вызывала тревогу, но Элли не поняла, почему. Она посмотрела на него в зеркало заднего вида. Он казался абсолютно невозмутимым, и это-то и пугало ее. Она теперь знала, что именно за тихими мужчинами надо следить. Потому что, когда они замыкаются в себе, слова бессильны. Она опустила стекло и почувствовала прохладный воздух на щеке.

Вернувшись в участок, они сдали Тима под арест сержанту, который отдал его как потенциального самоубийцу на обследование. Они изучали его через экраны мониторов, маленького черно-белого человечка, который сидел, обхватив голову руками.

– Он не будет себя покрывать, – сказал Клифф. – Ему стыдно, вот и все.

– Надеюсь, ты прав, – сказала Элли. – И все-таки надо следить за всей этой семьей.

– Ты права, – ответил Клифф с сомнением.

По дороге домой Элли не могла перестать думать о Тиме Ярдли. Она снова и снова проигрывала в памяти то, что он сказал в машине. Я бы никогда не обидел своих детей. Только сейчас ее осенило. Никто не обвинял Тима в том, что он угрожал навредить детям. Он должен был знать только, что они пришли за ним, потому что он представлял угрозу для самого себя.

Когда она забирала от Дженни Фреда, благополучно переодетого в розовые колготки и свитер с феей Динь-Динь, после времени, в которые она проводила с ним 24 часа в сутки 7 дней в неделю, теперь, когда пришлось его оставить, Элли была почти счастлива увидеть пакет, полный пеленок, заляпанных какашками. По дороге домой, в их тесную квартирку-студию – она платит за жилье и выплачивает ипотеку за дом на Лайм Авеню – она рассказывала ему о своем дне с Мистером Картофельная Голова, и по привычке оглядывалась на заднее сиденье, чтобы увидеть реакцию Фреда.

Вечером Элли позвонила Тому, домой к Люси. Люси, как обычно пробормотала просьбу, что окончилось оглушительным «Нет! » Тома и хлопнувшей дверью. Именно на сегодняшнем «Нет! » Элли поняла, что у Тома ломается голос. И что-то сломалось в ответ в ее сердце.

Он думает, что она лжет; он думает, она подставила Джо. Есть только один человек, который может убедить Тома, что она не врет – и это Джо, когда он встанет со скамьи подсудимых и признает свою вину. Этот жестокий и милосердный удар – единственное, что вытащит Тома из его отрицания. Она постоянно возвращалась к одной и той же мысли, черной, как ад. Несмотря на отрицания Джо, несмотря на отсутствие следов насилия на теле Дэнни, никто никогда не узнает, что происходило между ними. Что бы Джо ни сделал с Дэнни… Элли не могла не думать о том, что он делал то же и с Томом. Будут ли еще откровения?

Ночью она положила Фреда спать вместе с собой, в противовес строгому порядку, с трудом установленному Джо. Она знала, что это нечестно по отношению к Фреду, но он был ее утешением; ее спасала в эти темные часы его маленькая мягкая ручка, ложащаяся на ее лицо, его дыхание, пахнущее молочком, щенячий запах его кудряшек.

Он все еще зовет папу, когда просыпается по ночам.

Элли в тайне приглядывала за Имоджин Ярдли и ее девочками в течение пары недель. Новых неприятностей не происходило, и она почти пришла к уверенности Клиффа, что это был единичный случай, когда они получили вызов. На этот раз он поступил не от Имоджин, а от официантки из бара «Руки Плотника», которая сообщила, что когда она отказалась наливать выпивку Тиму Ярдли, он сказал, что «идет домой, чтобы покончить со всем этим».

Элли включила мигалку; машины отъезжали в сторону, чтобы пропустить их в час пик, но когда они доехали до круговой развязки, она повернула на первый съезд, к Парку Вудсайд.

– Не тот поворот! – завопил Клифф. – Он живет в Байдфорд Чейзе.

– Идет домой, чтобы покончить со всем этим, – напомнила его Элли, перекрикивая визг сирен. – Он все еще считает дом семьи своим. Ты его видел.

– Сержант, разворачивайте машину! Здесь решается жизнь человека, – он правда думает, что она ошибается. – Пожалуйста, сержант. Он вернулся в Чейз. Ставлю на это свою карьеру.

Элли воспользовалась положением:

– Ты можешь ставить на это свою карьеру, Кенделл. Но я не стану ставить на это ничью жизнь.

Несмотря на всю ее браваду, Элли только на 90 процентов была уверена в своей правоте. Есть вероятность, что он вернулся в свою маленькую квартирку в Байдфорд Чейзе. Но если он не вернулся, и если, как сказала официантка, он пьян и пошел в Вудсайд Парк, то картина становится гораздо мрачнее.

На углу все стало ясно.

– Его машины здесь нет, – сказал Клифф, когда они вышли у 45 дома. В его голосе звучала паника, но также и триумф, как если бы при самоубийстве Ярдли утешительным призом для Клиффа стало то, что он оказался прав.

Элли присела на корточки, чтобы заглянуть в отверстие для писем: тусклый свет горит, но нет теней, по которым можно было бы различить движение. Она увидела телефон и ключи Имоджин на столике в прихожей. Ее сердце упало: неужели они опоздали?

– Думаю, нам надо идти, – начал говорить Клифф, но его прервал крик внутри. Его поведение тут же изменилось: он ждал от Элли распоряжений. Она кивнула на стекло в двери, и через секунду его дубинка уже сделала дыру в одной из панелей, и протянулась сквозь осколки, чтобы открыть дверь изнутри.

Плачущие голоса звучали нестройным аккордом, говоря Элли, что, по крайней мере, два человека здесь были все еще живы. Она пошла на звук в гостиную.

Вся семья Ярдли сидела на диване, девочки держались прямо, как на фотографии из викторианской эпохи. Тим и Имоджен были больше похожи на современное моментальное фото, его рука по-дружески лежала на ее шее. Это выглядело бы обычно, если бы не ее круглые от ужаса глаза и не шестидюймовый нож, дрожащий в его руке.

– Мы семья, – сказал Тим. Его голос звучал глухо и грубо. – Мы все делаем вместе.

Элли со своего места чувствовала запах виски, исходящий от него. Она поняла, что Клифф на цыпочках отступает назад по коридору, и услышала, как он вызывает подкрепление: голос был приглушенным, и Элли могла разобрать только слова «ситуация с заложниками» и «готовность скорой».

Имоджин шевелила губами в беззвучной мольбе. Элли быстро прикинула: переговоры при захвате заложников – особая работа, такая, какой она не обучалась, по крайней мере с тех пор, как была курсантом, и даже тогда они не делали ничего настолько серьезного.

Она отыскивала в памяти правильные слова: ничего. Ей придется импровизировать.

– Если мы не можем быть вместе, тогда в чем смысл? – сказал Тим, но скорее от отчаяния, чем с уверенностью. Элли подошла достаточно близко, чтобы он мог направить нож на нее. Она встала между ним и плачущими девочками, несмотря на то, что нож был в одном дюйме от ее тела.

– Давайте отпустим детей, хорошо? – попросила она. – Им не нужно это слышать.

Уже пока она говорила, Клифф вывел их за руки из гостиной в прихожую. Осторожно Элли отступила на шаг назад.

– Обещаю, вы не всегда будете это чувствовать. Это невозможно. Это нельзя выдержать. Оно застареет. То, что мучает вас. С чем вы живете.

Ярдли издал звук – не то рык, не то всхлип.

– Вы понятия не имеете, что я терплю.

Элли подняла руки вверх:

– Вы правы. Я не знаю наверняка, что вы чувствуете. Очевидно, что ваша жизнь превратилась в дерьмо.

Ярдли быстро моргнул. «Хорошо», – подумала Элли. Она на полпути к тому, чтобы его разоружить.

– Но я последний человек, который может судить вас. – Никто никогда не знает, что происходит в семье другого человека. Господи, в половине случаев мы не знаем даже, что происходит в нашей собственной, – ей было плевать, что Клифф слышит, как она открывает здесь душу. – Это не значит, что я не хочу вам помочь. Слушайте. У вас тут две маленькие дочки. Опустите нож, и они запомнят это, как день, когда их отец начал становиться лучше, – она понятия не имела, тверда ли земля под ногами, но ее поразила уверенность, звучавшая в голосе. – Обещаю вам.

Ярдли расслабился, но когда его плечи опустились, нож рванулся к горлу Имоджин.

– Ладно, – сказала Элли, удерживая видимость спокойствия, хотя ноги под ней подгибались. – У тебя хорошо получается. Но сейчас я очень прошу тебя бросить нож, Тим.

Он положил его на подлокотник дивана, что позволило Имоджин выскользнуть из его объятий и пролететь мимо Элли в прихожую. Прежде чем кто-либо смог вмешаться, лезвие сверкнуло на свету, Ярдли приставил нож острым концом к своему горлу. Элли действовала инстинктивно, подлетев к нему и выбив нож из рук. Ей пришло в голову, что она подвергла свою жизнь опасности и нарушила все протоколы, потому что нож, перевернувшись в воздухе, пролетел через всю комнату, ударился острым концом о стену и, отлетев от нее, разбил картину.

Она опоздала на секунду: он уже провел красную черту на шее и на ней расцветали маки.

– Боже, – проговорил Клифф

Вместе с Элли он подхватил Ярдли, падавшего на пол. В прихожей Имоджин прятала лица девочек у себя на груди. Они прижались к ней так крепко, что невозможно было различить, кто из них кто – в этом клубке из одежды и волос.

– Простите, – прохрипел Ярдли. Багровый пузырь все взбухал и лопался у него на губах.

– Он умрет? – спросила Имоджин, и Элли порадовалась, что на этот вопрос отвечать не ей, потому что скорая завыла и взвизгнула, притормаживая у дома. Женщина-парамедик оказалась в столовой через пару секунд.

– Он выкарабкается? – спросила Элли.

– Думаю, да, – ответила она, склоняясь над Тимом.

Клифф подошел к Элли.

– Очень хорошая работа, сержант.

Она наконец завоевала его уважение, и, что более важно, свое тоже. Она следовала интуиции, пошла против мнения напарника и спасла три – она посмотрела на Тима Ярдли, чье дыхание уже выровнялось, – возможно, и четыре жизни.

– Можно мне пройти? – раздался голос сзади. Это был второй парамедик с сумкой в руке. Молодой, с бритой головой, в зеленом комбинезоне. Его сходство с Джо поразило ее, как пуля в грудь. Она попыталась мысленно отогнать образ Джо, приходящего в форме домой с работы, бросающего ключи на столик в их старом доме, но ей это не удалось, стало невыносимо жарко, будто кто-то зажег какой-то газ внутри нее. Она никогда не освободится ни от того, что он сделал, ни от своей собственной слепоты. Отлично: она поняла, что Тим Ярдли был опасен с той самой минуты, как увидела его – но где был инстинкт детектива, когда она спала с убийцей? Теперь она это видела. На протяжении всей своей карьеры, чего бы она ни добилась, этого всегда будет недостаточно, потому что она не видела того, что происходило в ее собственном доме. Она огляделась, чтобы понять, заметили ли окружающие, как горело ее лицо, но Клифф, Имоджин, девочки и парамедики занимались Тимом. Нос Элли был скользким от пота, рубашка прилипла к спине. Она внезапно почувствовала необходимость сорвать галстук, выйти из дома и идти, пока не уткнется в болота.

Только сосредоточившись изо всех сил, она сумела доехать назад в участок, а потом – к Дженни. Вождение действовало на нее, как медитация, погружая ее в настоящий момент, но когда-то ей придется остановить машину, и она знала, что что-то ужасное лежит и ждет, пока она это сделает – как лава, кипящая внутри нее до самых кончиков пальцев.

Она сдерживала ее, пока купала и укладывала Фреда, но она росла и росла внутри, и, когда он наконец заснул, Элли зарыдала в подушку, казалось, часами глотая слезы и беззвучные всхлипы, – о своем разрушенном браке, о разбитой семье и о карьере, потерять которую она не могла себе позволить по причинам, гораздо более глубоким, чем деньги. Кожа была липкой от соленой воды. Элли поняла, что спит, потому что начались кошмары: воспоминания реальной жизни смешивались с темными картинами сна; она видела Тима Ярдли, держащего нож у горла Дэнни Латимера, Джо, сжимающего ее шею, Тома и Фреда, съежившихся на диване. В худшем из кошмаров она снова оказалась в морге больницы Бродчёрча, перед ней на столах – ряд маленьких тел: Дэнни, Том, Фред, девочки Ярдли… Она проснулась от приступа тошноты и впервые порадовалась расположению своей спальной, находившейся в трех шагах от туалета. После того сна она не смогла заснуть снова и просто сидела на кровати, положив одну руку на мягко поднимающуюся грудку Фреда.

Она все еще двигалась на автопилоте, когда отвозила его к Дженни на следующее утро, позвонила на работу и сказала, что заболела. Следующие девять часов она провела лежа в кровати, не в силах ни есть, ни пить, вставая, только чтобы ответить на голосовую почту своего начальника. Ярдли выкарабкается, его отправят в охраняемую больницу до освобождения. Брауни сказал, что ждет возвращения Элли в участок, когда она поправится. Она чувствовала, что больше никогда не поправится.

Когда вечером пришло время забирать Фреда, Элли осознала. Прошло слишком мало времени со случившегося с Дэнни и Джо, чтобы вернуться к форме. Один кризис – и она уже сломлена. Одно дело – распознать чрезвычайную ситуацию, и совсем другое – быть готовой иметь дело с чувствами людей на месте преступления. Если она будет срываться каждый раз, когда увидит, человека, теряющего семью, или парамедика, - как она собирается служить обществу? Она не может держать голову высоко поднятой в форме после всего, что было. Элли затравленно оглядела маленькую комнату, как если бы ответ мог быть написан на стенах. Куда ей отсюда идти?

В следующий понедельник Элли Миллер натянула свой желтый жилет для лучшей видимости с надписью «ДОРОЖНАЯ ИНСПЕКЦИЯ» на спине. Нужен хороший цвет лица, чтобы носить флуоресцирующий желтый, а с последствий дела Ярдли Элли выглядела, будто из нее выкачали всю кровь. Это была ее вторая новая работа за несколько месяцев, и, хотя никто не сказал ей этого в лицо, она знала, что это был ее последний шанс. В жизни, полной ям и ухабов, она выбрала спуск вниз. Она осознавала горькую иронию того, что, хотя она завоевала уважение коллег, она теперь не заслуживала его. Либо это, либо уйти из полиции, и тогда окажется, что Джо победил. Она держалась за свою работу, пометив ногтем на календаре, сколько дней осталось до его слушания на следующей неделе.

Элли всегда гордилась тем, что ставит людей превыше всего, но жизнь в качестве Черной Крысы предполагала следование букве закона или, скорее, его цифрам. Она опустилась до чисел и кодов дорожной полиции: места парковки, ограничение скорости, миллиграммы алкоголя и размер штрафа. Даже ее коллеги-инспектора, известные своим педантизмом, начали называть ее Робокопом после первой же ее смены.

В шкафчике Элли лежала фотография Тома и Фреда до катастрофы. Элли выцарапывала на белом краю фото чернильные пометки, отсчитывая дни до того момента, когда Джо встанет со скамьи подсудимых в Окружном Суде Уэссекса и произнесет волшебное слово, которое вернет ей ее сына.

12 3 4 5 6 7 8 Следующая ⇒