II. Письмо. МЭГГИ РЭДКЛИФФ

⇐ ПредыдущаяСтр 2 из 8Следующая ⇒

II. Письмо

МЭГГИ РЭДКЛИФФ

Рори Костелло

Директору Brand Operations

ЗАО Агенство

Отдел экстренных новостей

Лондон Уолл

Лондон EC1

Уважаемый господин Костелло,

К своему глубокому сожалению, после пятнадцати лет работы я оставляю свою должность редактора «Эха Бродчёрча».

Я понимаю, что принцип работы меняется. Тем не менее, природа Вашего вмешательства — в частности, централизация финансов, а также то, что Вы выхватываете из моих рук решение повседневных вопросов — означает, что я больше не могу заниматься тем, что я умею, в городе, который люблю. Площадь нашего нового офиса урезана по сравнению с тем, что мы имели в нашей прежней редакции, и едва ли удовлетворяет требованиям, так как больше подходит для дома небольшой семьи, чем для делового помещения.

Из штата в двадцать человек у меня сейчас осталось трое: я, младший репортер и малообразованный секретарь, на которого нам приходится полагаться во всем от приема звонков до получения денег за рекламу.

Если Вы читали газету, Вам должно быть известно, что последнее время мы освещаем дело об убийстве школьника Дэниеля Латимера и о последовавшем за ним аресте и предстоящем суде над местным жителем Джо Миллером. На данный момент это самое серьезное происшествие, какое видел Бродчёрч, и его должно освещать «Эхо». Но Ваш настойчивый отказ позволить мне самой распоряжаться бюджетом моей же газеты сильно мешает мне в этом. Я умоляла Вас не увольнять нашего фотографа, и была права. Сейчас я поставлена в такую унизительную ситуацию, в которой приходится торговаться за снимки событий, происходящих у меня под носом. У нас нет на это денег, как вы решительно напомнили в своем последнем письме. Я не могу продолжать терпеть, что мне постоянно вредят, а потом меня же обвиняют в последствиях.

Я с тяжелым сердцем пишу это письмо. Я работала в Экстренных Новостях более тридцати лет в разных должностях, и мне жаль, что мои длительные взаимоотношения с этой компанией должны вот так закончиться.

Может быть, я всего лишь веду местные новости, я мелкая сошка в Вашей империи, но надо начать с того, что все новости — местные, и вы это еще вспомните.

С уважением,

Мэгги Рэдклифф.

Был день перед судом над Джо Миллером. Видит бог, у них полно настоящей работы, но Мэгги с восьми часов сидела за своим столом — писала и переписывала свое заявление об уходе.

Тридцать лет она была журналистом. Три десятилетия статей обо всем — от преступлений в Олд Бейли до кошек, застрявших на дереве, и ее вынудили это сделать: офис размером с обувную коробку, костяк штата, пишущий разгневанные письма в Лондон консультанту по вопросам управления, без малейшего уважения к опыту и мастерству Мэгги.

Казалось, почти мгновенно новые принципы работы лишили ее любимой профессии. Тридцать лет. Она чувствовала свой возраст впервые за время своей карьеры, и ей было обидно. Она чувствовала, откуда дует ветер: лучше убраться сейчас и сохранить остатки своей профессиональной гордости.

Дверь распахнулась и на секунду Мэгги почувствовала запах моря — единственное, чем хорош новый офис на набережной. Вошла Люси Стивенс, ее рыжие волосы были причудливо уложены ветром.

- Доброе утро, Мэгс!

- Меня зовут Мэгги, - ответила она сквозь зубы. Люси протиснулась между наставленными коробками с архивом и шаткими стопками бумаг, которые ей уже давно надо было рассортировать. Она плюхнулась на стул, жуя жвачку, которой не слишком-то удавалось скрыть следы выпитой накануне водки. Мэгги перечитала абзац про персонал. «Малообразованная» - это мягко сказано; «обуза» - вот слово, которое бы лучше описало Люси Стивенс.

Мэгги понимала, что на самом деле на этой странице она отчасти злится на саму себя.

Никто не заставлял ее давать Люси работу секретарши. Мэгги сделала это, в первую очередь, ради Элли Миллер. У Стивенсов хронические денежные проблемы. Последнее, что нужно Элли сейчас, когда ее муж находится под следствием, а сын с ней не разговаривает — так это чтобы Люси ходила за ней с протянутой рукой и кредиторами на хвосте. Должно быть, Мэгги становится мягкой, она уже видела такое раньше: как закаленные старые клячи теряют силу воли, погружаясь в старческий маразм. Еще одна причина ей уйти сейчас, пока она не заработает репутацию старой дуры. Она закрыла документ: здесь только один принтер.

- Олли пошел за кофе, - сказала Люси. - Что у тебя для меня сегодня, Мэгс?

- То же, что и вчера, - ответила Мэгги, открывая заполненную только наполовину таблицу на рабочем столе Люси. - Только сегодня я хочу, чтоб ты закончила работу. У тебя времени - до четырех часов, чтобы заполнить рекламные полосы этих компаний.

- Есть, сэр! - сказа Люси, подмигнув.

Мэгги вернулась к своему собственному списку дел - неразборчивым записям в блокноте формата А4. Они подготовились к завтрашнему процессу, как только могли. Собрали материалы о членах суда. Запаслись интервью с местными жителями. Это будет первый серьезный процесс для Олли, и она учила его этике судебного репортажа. Она все чаще чувствовала, что ее наследие — не в словах, которые она оставила на бумаге за все эти годы, а в том, чему она сможет научить Олли. Если он захочет учиться. Мысль, что Олли — ее заместитель — отрезвляла: если ей придется уйти, кого агентство новостей возьмет ей на замену? Возможно ли, что они доверят газету чересчур амбициозному мальчишке и его неуправляемой матери?

Желание сохранить качество газеты было для Мэгги, пожалуй, самым сильным основанием, чтобы остаться, и ее решительность на мгновение пошатнулась. Но к черту это! Ее начальство не оказывает ей никакой поддержки. Почему она должна идти им навстречу? Она представила, как ее заявление об уходе выскальзывает из принтера. Оно могло бы быть на столе у Рори Костелло уже к утру.

Люси уже повисла на телефоне, неуклюже читая по коммерческой заготовке Мэгги. Уверенности в ее голосе столько же, сколько у шестилетнего ребенка, пытающегося читать Толстого.

Раздался звонок по другой линии и Мэгги взяла трубку:

- «Эхо Бродчёрча».

- А, шарманщица собственной персоной, - произнес знакомый голос. Бывший пилот Роджер Уилсон, посвятивший свое время на пенсии мелким жалобам: на все, от лежачих полицейских до летних веранд в «Кингс Армз». Он звонит по меньшей мере дважды в месяц с тем, что он называет сенсацией. Это никогда ни к чему не приводит, но они уже поняли, что легче воспринимать его с юмором, чем пытаться отмахнуться.

- Коттедж Краун Фарм кто-то снял, и они паркуются напротив выезда на Краун Лейн, - Она слышит, как он дышит, ожидая, что она проникнется важностью ситуации. - Они перекрывают выход на тротуар, из-за этого всякие пешеходы шляются через мой участок за домом. Я не только о себе беспокоюсь, но невинным людям же приходится делать круг.

- Разве с такими вопросами не обращаются в муниципалитет? - устало спросила Мэгги.

- Можешь мне поверить, я обращался. Обычно Джен Барнсли ко мне прислушивается, но в этот раз она молчит, - Мэгги не требовалось записывать имя. Джен Барнсли была членом местного совета правого крыла, она сделала карьеру, угождая предрассудкам крикливой кучки престарелых избирателей. Ее последней кампанией стало закрытие центра реабилитации наркоманов Клиффсайд: ей не хотелось, чтобы наркоманы распугивали туристов. - Никогда не повредит привлечь еще и местную газетенку, правильно? Задействовать все силы, как говорится.

Мэгги машинально записала «Краун Фарм» в своем блокноте, в то время как Роджер продолжал бубнить. Она знала, что такая мелочь как самое серьезное происшествие, какое только видел Бродчерч, не заставит его перестать донимать их звонками. Когда она повесила трубку, вошел Олли, держащий картонный поднос с кофе.

- Я только что получил письмо от Карен Уайт, - сказал Олли, пока Мэгги снимала крышку со своего кофе, проверяя, нет ли в нем пены.

- Твоя подружка из «ДейлиХэролд», - вспомнила она, а Люси скривила губы. - Мы ее увидим завтра в суде?

Олли поставил свой кофе на стол.

- Не, она в Дубаи. На следующий день после того, как «Хэролд» ее уволил, так, ей случайно предложили должность редактора контента одной из крупных новостных лент по ту сторону Залива. Шестьдесят тысяч в год, без учета налогов.

- Шестьдесят тысяч, - удивленно повторила Люси. Олли покачал головой. Мэгги не могла бы сказать, завидует ли такой зарплате или жалеет, что Карен покинула Флит Стрит. Мэгги ни секунды не винила девчонку. Карен была газетной ищейкой старой выучки, репортером по типу самой Мэгги, но она была слишком яркой, чтобы идти на дно вместе с тонущим кораблем. Она поехала туда, где есть деньги, так как ее возраст еще позволяет выработать новые приемы работы, которые потребуются, чтобы остаться в игре. Контент вместо историй; количество просмотров вместо продаж. Карен еще достаточно молода, чтобы усвоить этот новый язык на уровне родного, тогда как Мэгги никогда не сможет произносить эти слова без смущения, из-за которого они звучат, как цитаты. Это заставило ее задуматься, как ограниченны ее возможности в этом новом блестящем цифровом мире. Фриланс? Когда-то она могла устроиться консультантом, но сейчас она уже ископаемое. Ранний выход на пенсию? Это вполне вероятно, но от самой мысли бросало в дрожь. Последствия ее ухода будут так же серьезны, как и последствия продолжения работы.

- Я думала, может, Карен все же вернется ради такого, - сказала Мэгги вслух. - Она все еще хочет голову Харди на блюде.

- Она теперь освещает международные новости. Хотя, разумеется, она будет общаться со мной в сети, - он слегка вздохнул, вспомнив, что его старая наставница следит за тем, что он пишет в твиттере «Эха Бродчерча». - Она действительно сказала, что, может быть, напишет статью о Харди, раз процесс начался и идет, так что она сможет снова связать ее с Сэндбруком. Но это все завязано на том, сколько отгулов ей позволят взять и разрешат ли работать удаленно... Что ты на меня так смотришь?

- Не снимай куртку, - сказала Мэгги. - Ты едешь к Роджеру Уилсону по поводу жалобы о парковке.

Олли вытаращил глаза:

- Накануне суда над Джо?

- Да, - отозвалась Мэгги. - Мы не забросим все дела, касающиеся интересов людей, ради одного модного. Это тебе не «Новости в десять».

- Я не то хотел сказать, - ответил он, включая компьютер. - Я хотел сегодня обсудить с тобой стратегию общественной прессы. Писать статьи — это одно, но нам нужно сделать их востребованными. Нам нужно, чтобы история Дэнни привлекла к себе внимание всей страны, если мы хотим получить нужное количество просмотров.

Мэгги молчала. Олли интуитивно ориентируется в этом новом мире сенсаций и средств к существованию. Доход от рекламы, который начал было падать, теперь снова постепенно пополз вверх благодаря его неустанному продвижению в сети своего собственного имени.

- Хорошо, - сказала она. - Поеду сама. Я не против рядовой работы, - она мгновенно почувствовала угрызения совести. Она и не должна быть выше рядовой работы. Это даже может дать ей почувствовать вкус к тому, чем жизнь станет после увольнения. Кто знает, какой работы теперь потребует фриланс?

Проезжать мимо дома Роджера Уилсона — дело, требующее мастерства: достаточно медленно, чтобы он мог ее видеть, достаточно быстро, чтобы не успел выбежать на дорогу и втянуть ее в разговор. Она припарковала свою машину на повороте и пошла дальше к Краун Фарм пешком.

Машина нарушителя — раздолбанный внедорожник, и Роджер прав: он правда перекрывает общественный тротуар. Пешеходам пришлось бы перелезать через его капот, чтобы выбраться на дорожку. Когда она подошла ближе, то поняла, почему владельцы не могут парковаться на своей собственной земле: дорога около дома была заставлена гниющими вещами — двумя грязными матрасами и поцарапанным деревянным столовым гарнитуром. Сам дом представлял собой уродливую оштукатуренную коробку, напротив шоколадной коробки коттеджа, какие для туристов ассоциируются с этой частью света. Из вентиляции в стене шел пар: кому нужно включать отопление в мае? Она попыталась заглянуть в окна, но они все были запечатаны, даже те, что на верхнем этаже, пластиковое покрытие было закреплено изнутри. Изнутри доносился запах, будивший чутье Мэгги. Сухой, сладковатый, который невозможно было ни с чем спутать, когда-то это был запах ее молодости, но сейчас она скорее могла поймать дуновение его, когда проходила мимо подростков на остановке. Мэгги приложила руку к стене дома — она была горячей, как печь.

И сразу поняла, с чем имеет дело: производство наркотиков. Она читала об этих людях, превращающих свои дома в теплицы для выращивания марихуаны, а вот теперь нашла один такой прямо у себя под боком. В коттедже не больше двух комнат: это не тянет на «Во все тяжкие», это слишком жестко для Бродчерча.

На ее стук никто не ответил. Запах стал сильнее, когда она прошла в сад на заднем участке, и от этого голова у нее закружилась. Она услышала собаку раньше, чем увидела ее: это был рычащий ротвейлер, рвущийся с поводка. Мужчина, маячивший позади него, был похож на своего пса — широкая грудь, толстые руки и шея на тощих ножках. Он был весь одет в черное и грязное, как вышибала из ночного клуба, повалявшийся в грязи. Инстинктивно Мэгги отступила назад.

- Ты бы свалила с моей земли, - сказал он с сильным бристольским акцентом.

- Мэгги Рэдклифф, я из... - она начала говорить с уверенностью, которой не чувствовала, но громила скрестил на груди руки и прервал ее:

- У тебя минута, чтоб убраться отсюда, или я спущу его, - сказал он. Как бы в ответ пес зарычал громче. Мэгги пошла назад, оставляя следы на мягкой земле. Она уже достаточно видела.

Теперь она взяла фотоаппарат из машины — она теперь повсюду носила с собой отличный Nikon, так как не могла позволить себе нанять фотографа — и повесила ремень на шею. Она, конечно, не папарацци, но парочку удачных снимков сделать удалось: один — машины перегородившей тротуар, а второй — травки в саду перед домом.

Это хороший материал — кое-что, чтоб ослабить напряжение от процесса над Миллером. Она что-нибудь раскопает в офисе, попробует поговорить с домовладельцем, так что ее сюжет будет уже разработан к тому моменту, как она позвонит в полицию.

- Какого хрена ты тут делаешь?

Мужик из коттеджа бежал вниз по улице к ней на всей скорости, он казался еще больше, чем вблизи. Сердце Мэгги бешено колотилось, она прыгнула в машину. Оказавшись за рулем, она мгновенно решила развернуться и вслепую объехала V-образную развилку пока не оказалась снова на дорожке для верховой езды. Посмотрев в зеркало, нет ли лошадей, и увидев, что путь свободен, она повернула в аллею за живой изгородью, пока ее машину полностью не скрыли деревца. Она задержала дыхание, когда он пробегал мимо нее, и выдохнула, только когда минуту спустя он проковылял назад к коттеджу, очевидно отчаявшись ее догнать.

Она все еще ждала, пока сердце начнет биться ровно, когда мимо медленно проехала машина, которую она узнала. Было что-то знакомое в большом зеленом ленд ровере, или, скорее, в фигуре, сгорбившейся на сиденье водителя: седые волосы, стриженные под горшок, простые темные очки. Похоже, Джен Барнсли в конце концов прислушалась к Роджеру. Ирония, по которой самая непримиримая противница наркотиков в Западном Дорсете незадачливо проезжала мимо зарослей марихуаны, заставила Мэгги улыбнуться. Но веселье перешло в ужас, когда Джен повернула и остановилась напротив дома, а потом медленно подошла к передней двери. Это что, какая-то миссия «комитета бдительности»? Да они съедят ее живьем!

Мэгги вышла из машины и стала наблюдать из-за изгороди. Ее фотоаппарат болтался на шее, объектив все еще был открыт. Она была слишком далеко, чтобы видеть, что происходит, но она могла посмотреть в видоискатель, настроив зум. Ее пальцы щелкнули затвором — рефлекс журналиста в действии. В то же самое время, она была готова пересились свой собственный страх и броситься на выручку Джен, если это потребуется. Она, может, и ненавидит политику Джен, но это не значит, что она будет стоять и смотреть, как ее растерзает ротвейлер. Переживание сменилось изумлением, когда открылась дверь: вместо скандала, которого боялась Мэгги, произошло что-то другое. На это ушло, кажется, секунд, пятнадцать, и Джен снова вышла, сжимая что-то в кулаке. Какого черта? Все произошло так быстро, что Мэгги не успела осознать. Только когда Джен уехала в противоположном направлении, Мэгги увеличила изображение на фото и получила подтверждение, что Джен действительно держала маленький полиэтиленовый пакетик набитый зеленой травкой. Мэгги готова была держать пари, что это не базилик. Что за чертову игру она ведет? Она что, пытается их как-то подставить? Или она взяла наркотик для анализа? Может быть она работает над какой-то тайной документалкой или, по крайней мере, проводит какое-то никому не нужное полевое исследование. Это настолько не вписывалось в образ, что Мэгги снова проверила фото, чтобы убедиться, что это тот самый человек.

Мэгги решила вернуться в офис и попробовать что-нибудь раскопать, посмотреть представляет ли опасность владелец Краун Фарм. Ее шестое чувство подсказывало ей, что что бы здесь ни происходило, она подобралась к сенсации. Она знала, что не сможет остановиться, пока не раскроет эту тайну в печати. Вот так, ребятки цифровой эпохи, золотую жилу нужно искать — она не упадет вам в руки, пока вы будете сидеть за компьютером. В последнее время она слишком много волновалась о бюджетах и графиках. В битве за существование газеты она забыла, что «рядовая работа» - не только скелет ее профессии, это огромное удовольствие, за которое тебе еще и платят. Она почувствовала знакомый охотничий зуд в предвкушении большого сюжета и это была самая большая радость за последние месяцы.

Она подумала о своем письме с заявлением об уходе, которое терпеливо ждало на рабочем столе. Она не отказалась ни от одного слова. Но вдруг все это показалось не таким уж срочным.

Когда Мэгги охотится за сюжетом, все вокруг будто освещается солнцем. Люси и Олли — были теперь всего лишь шумом на заднем плане, в то время как она сама просматривала Земельный реестр и списки избирателей, чтобы проверить, есть ли что-то необычное в фамилиях, но ничего не всплыло. После этого она углубилась в электронный архив, выискивая там все, что было связано с именем Джен Барнсли. Их новому серверу понравился переезд из старой редакции еще меньше, чем Мэгги, и она загипнотизированно смотрела на маленькое колесико буфера в центре экрана.

Бинго! Наконец система выдала кое-что. История двадцатипятилетней давности: кампания против матерей-одиночек, против ночных клубов, против иммигрантов. По крайней мере, она последовательна. А вот и исчерпывающее интервью с Джен Барнсли о том, каким бедствием для сельскохозяйстенной Англии являются наркотики и о том, что наличие центра Клиффсайд в Бродчерче — это открытое приглашение преступников. Из-за этого маленькая сделка Джен в Краун Фарм выглядит еще более удивительной. Она же такая узколобая, лишенная воображения. Ничто в ее карьере до сих пор не позволяло предположить, что она способна на такого рода предприятие. Мэгги позвонила в Муниципалитет.

- Это телефон Джен Барнли?

- Она работает на дому, - ответили ей. - Ее нельзя беспокоить.

Что за бред, подумала Мэгги и второй раз за день выехала из офиса.

Джен Барнсли живет на вершине утеса. Ее дом — единственный из домов Бродчёрча выходит окнами на дом Джослин Найт. Проходя мимо дома Джослил, Мэгги по привычке заглянула проверить, дома ли она, но шторы были задернуты: она, должно быть, готовится к суду. Уже прошло, наверное, пятнадцать лет с тех пор как Мэгги в последний раз видела, как работает Джослин. До этого она всего раз видела ее в Олд Бейли. Увидеть Джослин Найт в окружном суде Уэссекса — это то же самое, что увидеть Кэтрин Хепберн на репетиции.

Ленд ровер стоял около дома Барнсли и голубой экран телевизора мерцал в гостиной, но на стук Мэгги никто не ответил. Она наклонилась к отверстию для писем и в нос ей ударил запах: на этот раз свежий и сухой, а не просто сладковатая вонь от растений в парниках. Какого хрена? Джен Барнсли живет одна. Если тут кто-то курит – это она.

Мэгги была потрясена. Она приняла за точку отсчета дикую догадку только потому, что ни на секунду не предполагала, что Джен действительно будет сама употреблять наркотики. Она на мгновение задумалась, может быть, эта дама слишком сильно протестовала, может быть антинаркотическая риторика Джен Барнсли была только громадным заслоном, чтобы отвлечь людей от опасной привычки. Но это было непохоже на правду. Джен Барнсли была из тех людей, о которых думаешь, что они рождаются в зрелом возрасте и воспитываются в институте благородных девиц, в то время как остальные девушки их возраста напиваются на дискотеках.

- Советник Барнсли? – позвала она. – Это Мэгги Рэдклифф из «Эха Бродчёрча». Можно вас на пару слов? – ответа не последовало, но звук у телевизора выключился. – Я только что была в Краун Фарм, - добавила она. За дверью она услышала продолжительное шипение; ей хватило секунды, чтобы понять, что это шум от распыляемого аэрозоля. Когда Джен наконец открыла дверь, Мэгги увидела банку освежителя воздуха, спрятанную за фарфоровой пастушкой на столике в прихожей.

- Мэгги, - сказала она. Ее глаза воспалены, но кроме этого незаметно, что бы она была под кайфом. – Я как раз заваривала чай. Проходите, - Джен осторожно ступала по ковру своими розовыми тапочками. Она махнула Мэгги, чтобы та прошла в гостиную, где искусственный запах магнолии не очень скрывал предательский запах марихуаны. Даже несмотря на свой шок, Мэгги улыбнулась при мысли, что Джен пыталась замаскировать дым, словно подросток. Мэгги не увидела никаких принадлежностей для наркотиков, только коробок спичек на камине, рядом с часами-колесницей. Когда Джен внесла полный чайный сервиз, дополненный заварным, на настоящих кружевных салфетках – салфетки, твою мать! – запах – это же ясно, как белый день. Она вздрогнула, когда ставила поднос – она смущена, поняла Мэгги, но это ничто по сравнению с тем, как она будет чувствовать себя, когда об этом напишет «Эхо»

- Итак, мисс Рэдклифф, – сказала Джен. – Чем я могу вам помочь? – все слова в правильном порядке, но речь Джен напоминает запись, которую проигрывают с неправильной скоростью, и она не может смотреть в глаза. Мэгги поняла, что ее первоначальное суждение было неточным. Джен накурилась до одури, но это темное, параноидальное состояние, очень далекое от обычного веселого дурмана.

У Мэгги было два варианта: прямой вопрос об употреблении Джен наркотиков или более обходной путь допроса. Она выбрала последний: она поняла, что ей это нравится. Ей хотелось продлить удовольствие. Она поставила чашку и положила свою ручку на блокнот.

- У меня было очень интересное утро.

Джен вздрогнула, но не собиралась ничего выдавать – пока.

- И в силу того, что я увидела, я подумала, не могли бы мы поболтать о предполагаемом закрытии центра реабилитации Клиффсайд? Насколько я знаю, голосование завтра?

Мэгги почти ощущала, как веревка вьется у нее в руках, чтобы Джен могла на ней повеситься.

- Дело не в победе в голосовании, - начала Джен тем же растянутым голосом. – Мои избиратели горячо верят… - она умолкла.

Мэгги поняла, что она теряет нить и что ей нужен более прямой подход, чтобы втянуть Джен обратно в разговор.

- Джен, прошу вас, - сказала Мэгги. – Вы должны быть со мной откровенны. Потому что обещаю, что бы ни происходило на самом деле, я думала уже о тысяче объяснений и ни одно из них ничего хорошего вам не обещает, - она вытащила из сумки стопку документов: основные распечатки выступлений Джен против наркотиков в минувшем году. Глаза Джен скользнули по газетной бумаге.

- «Нет таких обстоятельств, которые бы позволили нам мириться с нелегальным употреблением наркотиков», - прочла Мэгги вслух. – «Неприятие – вот единственный подход, если мы хотим спасти Бродчёрч от волны зависимости, которая уничтожила жизнь в больших городах».

Джен оглядела пустую комнату, как будто ждала, что кто-то придет ей на помощь, а потом ее плечи опустились, как если бы она уронила что-то тяжелое.

- Из-за противовоспалительных таблеток у меня появились язвы во рту и спазмы в желудке. Я почти не могла спать, не то что работать. Так я, по крайней мере, могу спать по ночам. Вы знаете, как это, когда тебе так больно, что ты не можешь уснуть? – Джен положила свои шишковатые руки на колени, чтобы Мэгги могла их видеть. Она пыталась раскрыть ладони и их болезненная дрожь была неподдельной, а пальцы оставались скрюченными, некоторые почти застыли под прямым углом.

Мэгги внезапно вспомнила: руки ее отца, пальцы, как узлы на веревках, крики от боли по ночам. Ситуация сделала пол-оборота.

- Артрит, - сказала Мэгги. Как она могла упустить симптомы? Она ухаживала за отцом от замены тазового сустава и позже, когда он распространился на руки, унизительное наблюдение за тем, как ее когда-то сильный отец просил, чтобы она помогла открыть бутылочку с лекарством, защищенную от детей. У нее, черт подери, есть британское руководство по Артриту. Она сама волнуется, что получит его, видя ревматизм в малейшей судороге. Эта болезнь – ее ахиллесова пята. Она не могла казнить Джен за это.

- Раньше я думала, что лучшее в этом доме – это вид, - сказала Джен, кивая на большое венецианское окно. – А теперь я благодарю бога только за то, что у меня нет соседей, - Мэгги подняла брови. – Потому что так я могу кричать, когда приходится, - закончила Джен.

Стоны отца Мэгги отозвались у нее в ушах. Как Джен скрывала так страдания от общества? Она еще сильнее, чем Мэгги подозревала. Она продолжила свою заготовленную речь, но ощущение нападения пропало.

- Вам известно, что это ошеломляющее лицемерие, что вы здесь курите нелегальный наркотик и при этом публично осуждаете тех, у кого зависимость?

- Это в целях лечения, - слабо проговорила Джен. – Я бы не сделала этого, если бы не отчаяние. Мне не нравится это употреблять и я без сомнения не получаю удовольствия от его приобретения.

Хорошее замечание, подумала Мэгги.

- Откуда вы узнали, где его достать?

Все лицо Джен пошло красными пятнами.

- Он стоял у Клиффсайда и искал, кому бы продать, - сказала она. – Я проследила за ним до его дома.

Намеренный расчет этого ослабляет сострадание, которое чувствует Мэгги.

- Я могла бы выдать вас, - сказала она.

Она ожидала крокодиловых слез, но то, что она получила, было гораздо проще:

- Я знаю, - только и сказала Джен. Она попыталась пожать плечами, но это движение явно причиняло ей боль, и она скривилась. Мэгги снова вернулась к сочувствию. Это была старуха, на грани увольнения, которая страдала от ужасной боли. – Я знала это с первого дня, как пошла туда. Но у меня здесь долг. Люди верят в меня. Я не могу просто так отказаться от своих слов.

Идея – третий способ того, как использовать материал – приходит к Мэгги так ясно, что она почти слышит, как лопается лампочка у нее над головой.

- Вообще-то, именно это вы и сделаете, - Джен дважды моргает, - Вы спасете Клиффсайд. Вы можете сделать это по телефону. Можете сделать это прямо сегодня.

- Но я… - левая нога Джен начинает подергиваться. Мэгги узнает сигнал паники – не артрита и на мгновение задумывается, этично ли давить на человека, который накурился до одури. Но только на мгновение.

- Или вы можете оказаться на передовой полосе «Эха» за все эти дела.

- Вы шантажируете меня, Мэгги Рэдклифф?

Мэгги разломила пополам пирожное с кремом:

- Да, можете поспорить на свою задницу.

Но за всем показным торжеством Мэгги чувствует опустошение. Было время, когда она испытала бы наслаждение от того, что смешала Джен Барнсли с дерьмом. Теперь же она спустила ее с крючка. Может быть мягче становится не только ее дело. Может быть, она тоже.

Когда она вернулась в офис, Люси работала на полном ходу, разговаривая по телефону убедительным голосом, которого Мэгги раньше не слышала:

- Да, но послушайте. Мы сейчас освещаем самое важное событие, какое когда-либо видел Бродчёрч. Тиражи взлетели, вы будете локти кусать, что не дали объявления у нас, - Люси кивает в паузе. – Если вы закажете на восемь недель, я могу дать вам скидку. Она отошла от сценария и это работает.

Олли поднял от своего смартфона взгляд, в котором читается то, что можно было бы назвать гордостью.

- Да, я сестра Элли Миллер. Разумеется, я могла бы много всего вам рассказать, но, знаете ли, разумеется, я не могу сделать этого сейчас, - Люси демонстрировала необычную для нее чуткость, балансируя на тонкой грани между использованием своей связи с Элли и переходом к предательству. Она встретилась взглядом Мэгги и подмигнула. – На двух страницах? Вы сделали правильный выбор. Абсолютно. Мы скоро будем расширяться. – это и был подъем, который был так нужен Мэгги. Может быть, болтливость Люси сослужит всем хорошую службу.

Мэгги впервые закрылась в своем новом кабинете. Стены до сих пор голые, ее личные вещи – в коробках. Здесь есть вид бухты - юрские скалы, убегающие вдаль. В семь, когда солнце на улице село, было еще светло, Олли и Люси поехали в «Кингз Армз»: Олли - чтобы составить картину общественного мнения накануне суда, а Люси – чтобы вознаградить себя за хорошую работу.

Мэгги позвонила в отделение; трубку снял Боб Хаттон, и она рассказала ему все, что знала об участке с марихуаной. Когда дело было сделано, она зажала губами сигарету и принялась шлифовать материал, над которым работала весь день. Когда текст был обработан идеально и фотографии стояли на месте, она составила план для всей газеты с иконками размером с ноготь, которые покрывали весь экран с макетом следующего выпуска. Появились три заголовка:

ЧЛЕН СОВЕТА ПОВОРАЧИВАЕТ НА 180 °

ПЛАНТАЦИЯ МАРИХУАНЫ В МЕСТНОМ ЖИВОПИСНОМ УГОЛКЕ

СУД НАД МЕСТНЫМ ЖИТЕЛЕМ

Под этим последним заголовком осталось пустое место, текст появится завтра, когда начнется процесс. Взгляд Мэгги остановился на сопроводительных фото: семейной фотографии Джо – завтра они получат фото от папарацци, не важно, сколько оно будет стоить, - и, чуть большего размера, последняя школьная фотография Дэниеля Латимера. Она положила руку на экран и провела пальцами по его голове, будто хотела пригладить ему волосы. Когда она подняла глаза от компьютера, на улице была уже глубокая ночь. Луны не было и утесы тонули во тьме. Мэгги посмотрела сквозь свое отражение в черноту за ним.

Телефонный звонок вывел ее из оцепенения.

- Мэгги, это Кармел, я здесь в Клиффсайде, - сказал голос в трубке. – Прости, что так поздно звоню, но я только что увидела Олли у паба, и он сказал, что ты можешь быть еще на работе. Ты слишком много работаешь. Ну так вот. Я хотела тебе сообщить, что нам дали отсрочку. Барнсли передумала закрывать нас.

- Это блестящие новости, - сказала Мэгги, и почувствовала, как та пустота внутри нее постепенно заполнялась.

- Не могу рассказать тебе, как много это значит для нас, - говорила Кармел, задыхаясь от душивших ее эмоций. – Ты зайдешь выпить? Давай. Я буду здесь до последнего посетителя.

- С удовольствием, - ответила она. – Мне большой мерло.

И в тишине, которая следует за этим, Мэгги забывает об урезанном бюджете, о твиттере, управленческом консантинге и падающих доходах, и возвращается к истине: она думала о своей работе как о профессии, тогда как она всегда была призванием. Конечно, она не потеряла своей хватки. Она все еще хороша, ее единственная слабость – сомнение в собственных силах. Только молодой журналист видит все в черных и белых цветах. Если ей есть что предложить нового теперь – так это человечность. Весь смысл взросления в том, иногда выбор, компромисс – это правильное решение. И, возможно, остаться – это и есть компромисс, это нужный выбор.

Она порылась в коробке в поисках своих передовиц – сенсаций в рамочках, начиная с Йоркширского Потрошителя в восьмидесятые, включая последствия смерти принцессы Дианы в девяностые и так до двадцать первого века. Ее награда Press Gazette гордо поместилась рядом с ними. В конце полки она с любовью поставила маленькую рамку – фотографию Дэниеля Латимера в его футбольной форме, и однажды выставленную книгу соболезнований о нем. У нее есть долг перед обществом, и это включает в себя рассказ людям о том, что случится в суде. Долг убедиться, что мир будет помнить Дэнни Латимера. Она еще нужна им здесь. Пока будет длиться суд и после, она будет беспощадной и умной занозой в заднице, какой она и нужна своему сообществу. Письмо в ее компьютере, казалось, переписало само себя, слова встали в другом порядке в ее мысленном взоре. Она все равно напишет долбанному Рори Костелло, но это будет письмо, в котором она предъявит собственные требования вместо того, чтобы сдаваться ему.

Мэгги Рэдклифф закрыла свой новый офис. Она взглянула на вершину утеса: дома Джослин и Джен скрыла тьма. Не торопясь Мэгги прошла по освещенной фонарями набережной до «Кингс Армз», где подсела к коллегам и друзьям и выпила за непостижимое завтра.

⇐ Предыдущая 123 4 5 6 7 8 Следующая ⇒