ИЛЛЮСТРАЦИИ 1 страница

ГЛАВА № 2

1981-83: ШКОЛЫ, ЧЕРЕПА И КРЫСИНЫЕ ЧЛЕНЫ

Несмотря на то, что смерть отца была ужасным событием и подразумеваларадикальные перемены для всей моей семьи, она заставила нас отправиться на поиски своей цели в жизни. Я часто говорю себе, что если бы он не умер тогда, мы бы так никогда и не стали музыкантами. Скорее всего в эту самую минуту мы сидели бы дома, а в будни работали вместе с ним в посольстве, носили короткую стрижку и галстук, и ничего этого не случилось бы. Его смерть очень сильно связана с тем, что со мной произошло в дальнейшем, на протяжении всего моего пути вплоть до сегодняшнего дня. Его смерть стала причиной всего этого.

Очень тяжело все это просто передать словами. Весь мой детский протест и непонимание, почему Бог забрал этого человека у меня в таком возрасте в это времяпородили анархию и анти-религию ранней Sepultura.

Группа была решительно настроена против церкви и религии. Я был зол на Бога, хотя при этом продолжал с мамой духовный путь. То были мутные времена: музыка была моим реальным спасением, тем, что спасло меня от таких перспектив, как криминал и наркотики. Все происходило у нас на глазах, мы буквально ходилипо самому краю. У нас были друзья в Белу, которые встали на путь преступности и наркотиков, а потом умерли от передозировки. Мы знали обо всем этом говне. Но музыка была отличной штукой, и она спасла нас.

Мама была по-настоящему предана отцу, и никогда больше не выходила замуж. Она лишь встречалась после его смерти с двумя парнями, насколько мне известно, и в обоих случаях это было совсем недолго, потому что она так и не встретила такого человека, как мой отец. Она была абсолютно откровенна с нами об этих парнях: однажды она подошла к нам и спросила, не против ли мы, если она начнет с кем-то встречаться, потому что она очень одинока. И мы с братом такие: “Мы полностью тебя понимаем, мам. Если захочешь снова выйти замуж, вот тебе наше разрешение, мы не хотим, чтобы ты была совсем одна”. Но она так и не решилась. Отец был очень особенным человеком.

Моя сестра Кира немного знала его, но не думаю, что много помнит о нем. Он очень любил ее: он был очень счастлив, что у него есть дочь. Папабрал Киру на пляж и играл с ней. Думаю, что она была слишком мала, чтобы помнить о нем столько, сколько помним мы с Иггором.

Прежде всего хэви-метал привлек меня благодаря той ситуации, в которой оказался я. Я был очень зол, и тут появилась музыка и овладела мной, обратившись прямо к моему разуму. Я был зол, и поначалу слушал музыку, просто чтобы уйти от реальности. Затем, когда я узнал, что на самом деле могу выразить себя при помощи гитары, вокала и текстов, это изменило всю мою жизнь, чувак. Я получил оружие. Голос. Совершенно иной способ мышления.

После смерти отца я разобрал его коллекцию винилов, чтобы посмотреть, что он слушал, и обнаружил «Led Zeppelin IV» и первую пластинку BlackSabbath. Это было потрясающе. Он никогда не включал нам эти альбомы. Должно быть кто-то ему их подарил, а может он слышал, что они хороши и купил их, чтобы заценить лично. Я уже слушал хэви-метал, когда откопал эти пластинки, поэтому сказал себе тогда: “О, Господи… у отца были альбомы Sabbath и Zeppelin. Это действительно круто”.

А так я впервые познакомился с рок-музыкой. Мы были на каникулах в Сан-Паулу в 1981-ом, и мой кузен достал нам билеты на концерт Queen20 марта на огромном Морамби Стэдиум. Они раскручивали альбом «TheGame», и концерт был колоссальным – целых 60 000 зрителей! До этого момента, честно говоря, я не особо увлекался музыкой. Меня больше интересовал футбол. Я хотел стать футболистом. Иггор тоже. Несколько раз мы видели, как наша команда играет на этом стадионе.

Кузен сказал нам: “Давайте, я отведу вас на концерт Queen. Для вас это будет новый опыт, пока вы на каникулах, и он отвлечет вас от того, что случилось”. И мы пошли. Я и понятия не имел, чего ожидать.

В тот миг, когда погасли огни, у меня по телу пробежали мурашки. Queenвышли на сцену и сыграли “WeWillRockYou”, и, чувак, это было восхитительно. Мы с Иггором сказали друг другу: “Это так клево”, а я подумал: “Черт, мне это реально нравится. Эта музыка нравится мне даже больше, чем футбол! ”

Это была та же энергия, что и от футбола, только мощнее – она была усилена во много раз. Свет и музыка просто сорвали мне крышу.

Следующим утром мы пошли в магазин аудиозаписей, и кузен разрешил каждому из нас выбрать по кассете. Я взял «LiveKillers» Queen, потому что был под впечатлением от их шоу, а Иггор взял себе «AliveII» Kiss. Мы слушали эти записи снова, и снова, и снова. Это были две наши любимые кассеты из всех, и мы везде их таскали с собой. Я знал оба этих альбома наизусть. До этого я не слушал музыку, только чуть-чуть бразильской музыки по радио. Благодаря Queenвсе изменилось. Тот концерт стал главным переломным моментом в нашей жизни.

Еще в Белу мы начали искать других чуваков, которым нравилась такая музыка. В нашем районе жил один парень по имени Силвио. Однажды он гулял с парочкой альбомов Оззи Осборна под мышкой – среди прочих у него были «SpeakOfTheDevil» и «DiaryOfAMadman». Мы подскочили к нему и спросили: “Тебе нравится метал? Мы любим Queen и Kiss”. Мы задружились с этим парнем и послушали его альбомы. После этого мы встретили другого парня по имени Вагнер Ламунье, который в конце концов стал первым вокалистом Sepultura. Он был по-настоящему близким другом для нас с Иггором: мы тусили у него дома по выходным и спали на его диване в гостиной.

Послушайте одну из самых веселых проделок нашей троицы – меня, Иггора и Вагнера. Однажды мы прокрались на кладбище, потому что знали, что там было место, где полно черепов. Вагнер рассказал мне о нем и предложил пойти посмотреть на этосвоими глазами. Я ответил: “Чертовски клево! ” И как-то в субботу мы пошли на это заброшенное кладбище и открыли металлическую дверь в подвал. Склеп внизу оказался полон черепов, как он и говорил. Очевидно они принадлежали людям, у которых не было денег на то, чтобы их похоронили как положено. Их черепа просто сбросили туда. Некоторые из них были еще свежими – на них сохранились волосы.

Мы такие: “Да, черт побери! Давайте их стащим! ”, и украли три черепа. Мы положили их в свои школьные сумки, но по пути домой я сказал Вагнеру: “Я не могу принести домойтри черепа: мама просто убьет меня”. Вагнер ответил: “Ну, я тоже не могу прийти с тремя черепами. Моя меня тоже убьет! ”, тогда я сказал: “Ладно, тогда какого хрена мы будем с ними делать? ” И мы решили сбросить их с моста на шоссе, и смотрели, как они разбиваются на шоссе, когда проезжающие машины наезжают на них и крошат своими колесами. Это была подростковая забава.

К тому времени Иггор стал очень хорошим граффером. Однажды его сцапали копы из-за того, что он нарисовал гигантскую крысу с огромным членом на фасаде чьего-то дома. Парень вышел из дома, схватил его и вызвал копов. Они приехали, и я сказал: “Это мой маленький братишка, пожалуйста, отпустите его. Он сожалеет о своем поступке и больше так никогда не будет делать”. Его не арестовали. Один из копов просто сказал ему, чтобы больше не занимался этой фигней. Это было огромное чертово полотно, потрясающая работа баллончиком, выполненная на очень хорошем уровне. Она выглядела очень клево. Вот в такие переделки мы попадали, пока не собрали группу.

Мама перепробовала для нас три школы. Первой было военное училище. Мы ненавидели его до чертиков. В нем действовали одни только правила: ты носил коричневую униформу, которую ежедневно носят копы, с поясом и туфлями, начищенными до блеска. Каждое утро нам приходилось петь национальный гимн, и это было очень политично. Понятное дело, девушек там не было, а это херово.

Мы провели там почти три года. Это было жестоко. У нас была училка, которая ежедневно приходила в класс, и первое, что делала, это доставала из кобуры свой револьвер 38 калибра и клала его на стол. Таким образом она говорила нам: “Со мной шутки плохи”. Это была большая пушка, и она размахивала ею во время занятий. Она преподавала математику и использовала эту пушку вместо указки! И мы такие: “Твою мать, чувак. Лучше не шутить с этой леди”. Я постоянно влипал, потому что всегда сидел “на Камчатке”.

Меня больше не беспокоили мои оценки, потому что я был зол из-за смерти отца. Я думал: “К черту школу! Мне насрать на это гребаное говно”. Она постоянно наводила пушку на меня, и я думал: “Когда-нибудь она мне точно прострелит башку”. Она всегда наводила на меня пушку, но, слава Богу, ничего не случилось. Она никого из нас не застрелила.

Все, чему я научился в этой школе, это ненавидеть. После этой школы я еще больше возненавидел копов. Я ненавидел злоупотребление силой и ненавидел полицейскую жестокость. Проще было выйти из этой школы и стать копом. Фактически именно этого они и добивались. Они хотели, чтобы ученики продолжили свою карьеру и стали копами.

Там были хорошие ученики, но было и много плохих, и они обычно тусили с нами, поэтому три года спустя мы с Иггором были сыты этой школой по горло, и нас выперли. Мама получила письмо, в котором говорилось, что нас попросили уйти, и сказала: “Боже, что же теперь с вами делать, парни? ”

Затем она отправила нас в религиозную школу, чье название я уже и не припомню, но это была очередная трата времени. Она была похожа на ту школу в Сан-Паулу, где нас учили всему этому дерьму по части Библии, к которому мы не испытывали никакого интереса. Обучение в этой школе продлилось год, пока нас не выгнали и оттуда.

Последней школой, в которую она нас записала, была общеобразовательная школа в центре Белу. Меня исключили из-за того, что как-то днем мы уничтожили все фонтанчики для питья. Мы достали кучу камней и заложили ими фонтаны. Вода была повсюду, люди кричали и суетились. Все были мокрыми до нитки, включая нас. Директор вышел из своего офиса, увидел, как мы смеемся и сказал: “Вы исключены”.

Это была последняя школа, потому что в этот момент мама сдалась. “Ладно, если не хотите ходить в школу, не ходите. Не тратьте мое время”. В то время мне было всего 11 или 12. Она сказала: “Найдите себе занятие по душе и я буду вас обеспечивать, только займитесь чем-нибудь. Вы должны обрести цель в жизни”.

Тем временем мой кузен, тот самый, что возил нас на концерт Queen, пытался наставить нас с Иггором на путь истинный. У нас были длинные волосы, и он сказал, что если я постригусь, он купит мне пластинку, которую я хочу. Я согласился и пошел к парикмахеру за стрижкой, потому что знал, что волосы снова отрастут. Я попросил его купить мне «RideTheLightning» Metallica, потому что он находился в разделе импорта и был очень дорогим.

Вскоре после этого мы поехали на концертв восьми часах езды от Белу в городок под названием Ламбари. Там проходил фестиваль с кучкой поп-групп, но последней выступала метал-группа из Рио под названием DorsalAtlantica. Они были брутальными. Это было трио, как иVenom. Они и выглядели как Venom, с черной подводкой на глазах, патронташами и чертовыми металлическими шипами.

Первое, что сказал вокалист, когда подошел к микрофону, это: “Мы Dorsal из Rio. Если мы вам не по душе, валите дрочить и трахать Бога! ” Мы такие: “Ничего себе! Вот это безумие! ” Шоу началось. А у сцены несколько парней показывали группе фак, вокалист увидел это и крикнул: “Я хочу видеть тебя, тебя и тебя после шоу на парковке. Буду ждать. Мы пойдем тратить деньги”. И я подумал: “Да этот парень крут! ” Музыка была невероятно быстрым спид-металом, как Venom. Я не верил своим глазам.

Всю дорогу домойс шоу я разговаривал с Иггором. Я сказал: “Нам нужно создать группу, чувак. Ты видел этих парней? Они здешние и могут играть это дерьмо, и мы тоже сможем. Мы должны! ” Это придало нам смелости.

Иггор уже был барабанщиком, так как играл на ударных на летних курсах и в футбольные деньки. На самом деле он был отличным барабанщиком, просто у него еще не было ударной установки.

Иггор Кавалера : “В моей жизни ударные появились даже раньше, чем музыка. Я ходил на стадион и играл на ударных, даже не планируя создать рок-группу. Когда мы решили основать Sepultura, ударные уже были частью меня, так что Макс вполне естественно выбрал другой инструмент”.

Я нашел старую акустическую гитару отца, разбил зеркало и приклеил кусочки разбитого зеркала к гитаре, чтобы она выглядела немного круче. Этим гребаным зеркалом я почти изуродовал гитару отца, но в тот момент мне казалось, что она выглядит клево.

Я немного изучал английский, переводя тексты с винилов. Я его немного изучал в школе, но по правде говоря больше всего я выучил именно из пластинок. Целыми ночами я переводил тексты IronMaiden, BlackSabbath и Motö rhead. На альбоме Motö rhead «AnotherPerfectDay» была песня под названием “DancingOnYourGrave”, и если перевести слово “grave” на португальский, получится “sepultura”. Я подумал: “Ух ты, отличное название”, и нарисовал логотип на книге, которая теперь находится в Зале Славы Рок-н-Ролла.

Теперь мы были группой. Я - на гитаре, Иггор на ударных, Вагнер на вокале и парень по имени Роб на басу. Роб был нашим друганом: сын канадского священника из баптистской церкви или какой-то из этих религий. У него был усилок, и мы подключили нашу шнягу к нему. Так начиналась Sepultura в далеком 1983-ем.

Это была эпоха зарождения блэк-метал и трэш-метал. Мы быстро въезжали во все более тяжелую музыку: услышав Queen, мы заинтересовались, что есть еще, а потом услышали AC/DC. Они были группой бунтарей – многие их фэны носили длинные волосы. В кино я увидал фильм «LetThereBeRock», и на мой взгляд он был офигенно прекрасен.

Потом я услышал BlackSabbath, но в первый раз, когда я их услышал, они показались мне подозрительно знакомыми, потому что я где-то раньше видел их название, а потом вспомнил, что в коллекции пластинок отца был один из их альбомов. Я снова заглянул в коллекцию и нашел их дебютную пластинку. Чувак, она была прекрасна – риффы Тони Айомми были такими тяжелыми. После Sabbath мы начали искать еще более тяжелую музыку, и открыли для себя Venom и Slayer. Когда мы услышали DorsalAtlantica, которые были родом из Бразилии и звучали, как эти группы, это заставило меня задуматься о том, что и мы можем не хуже. Они придали нам смелости.

Моей второй гитарой после той акустики был кусок дерьма, которую все называли “podrera”, то есть трухлявая, потому что всякий раз, как я до нее дотрагивался, мне в палец впивался осколок и вызывал кровотечение. Она была полностью расстроена. По правде, она разваливалась на глазах, но это было единственное, что я мог себе позволить. Я купил ее в ломбарде по дешевке. Я пришел домой с мыслью: “Я не хочу слышать, как звучит эта гитара”, но когда сел и немного поиграл на ней, я не мог понять, почему она не издает невероятно искаженный звук.

Я отнес ее обратно в магазин и сказал парню: “Думаю, с ней что-то не то. Нет звука”. Он ответил: “Ну, тебе нужен кабель, усилок и педаль дисторшна”, а я: “Чувак, да ты угораешь. Мне придется купить все это дерьмо? ” И я скопил немного денег здесь и там, купил усилок и педаль, и наконец-то подключил ее. Теперь она звучала гораздо лучше.

Я никогда не учился играть. Первую в жизни песню мне показал приятель, у которого была гитара. Он показал мне пару вещей. Дляначала “HeavenAndHell” BlackSabbath. Явыучилэтупеснювместес “Whole Lotta Rosie” AC/DC и “Smoke On The Water” Deep Purple. Все знали этот рифф. Этот парень показал мне другие вещи, и каждый раз я изучал все больше и больше.

Тем не менее, я не знал, как настраивать гитару и все такое. Помню первое шоу Sepultura в местечке под названием Барролише в 1984-ом. Это был клубешник с примерно сотней зрителей, и кучкой парней в футболках с Motö rhead, IronMaiden, DeepPurple и Джимми Хендриксом, и я подумал тогда: “Окей, наверно, мы понравимся этим парням, мы здесь в безопасности! ”

Парень, который держал то место, подошел ко мне перед сэтом и спросил: “Вы готовы выступать? ”, и я ответил: “Да”. А он: “Так вы настроились? ” И я посмотрел на него и спросил: “Эээ... что это значит? ” А он такой: “Твоя гитара. Ты настроил ее? ” А я ответил: “Ну…Не знаю! ” Я даже не понимал, о чем он говорит. А он такой: “Можно взглянуть на твою гитару? ” Оказалось, все струны были расстроены.

Роб не пришел на концерт, потому что было 10 вечера и отец не выпустил его из дома. Он должен был быть дома в восемь, поэтому ему не удалось это сделать, и мы выступали как трио: я на гитаре, Иггор на ударных и Вагнер на вокале. Единственными, кому это понравилось, само собой, были парни в футболках Motö rhead. Они сказали нам тогда: “Чуваки, вы офигенно круты. Я не слышал твою гитару, но вы реально зажгли”. Все остальные кричали: “Фуу, вы отстой. Эту херню невозможно слушать”.

Мы играли свои песни, Вагнер пел на португальском. Они звучали очень сыро и неотшлифованно. По звучанию они напоминали Venom, только еще проще – мы не слишком хорошо играли, поэтому мои риффы не были так уж хороши. Да, слушателям эта музыка казалась хэви-металом, но как по мне, ощущение выступления на сцене было безумным – я чувствовал себя одержимым. Как только я взял в руки гитару и вспыхнул свет, у меня появилось чувство, что здесь происходит что-то особенное”! Я стал абсолютно другим человеком. Я прыгал по сцене и кричал. Я отлично себя чувствовал, и хотя большинству зрителей это не понравилось, все это дало нам стимул продолжать. Мы подумали, что скорее всего сможем это повторить. Мне нравилась энергетика, которую я ощущал, стоя на сцене, и Иггору она тоже нравилась – он уже был потрясающим барабанщиком. Выброс адреналина никогда не покидал меня - он до сих пор во мне, каждый раз, когда я выхожу на сцену.

Мы репетировали у Роба в его подвале. Время от времени к нам спускался его батя и начинал религиозные проповеди. Он называл нас с Иггором желтоголовыми, потому что мы были блондинами. Помню, как-то подошел к двери и услышал, как орет его отец: “Эй, Роб, к тебеопять эти грязные желтоголовые! ” Мы были довольно грязными, это верно, и джинсы у нас тоже были рваные.

Музыка затянула нас по уши. Мы перестали ходить в школу, и помню, что мне сказала мама, когда я подошел к ней после первого шоу и сказал: “Мам, вот чем я собираюсь заниматься в жизни. Я стану музыкантом и буду всерьез заниматься музыкой. Я не брошу ее и не изменю свое решение через месяц”. Она отнесласьк этому спокойно. Она ответила: “Если это то, чего ты хочешь, я тебя полностью поддержу. Я помогу всем, что в моих силах”. По-моему, это было здорово.

Я знал, что мы сможем, хотя еще толком не умел играть. Между мной и Иггором возникал обмен энергией, когда мы поднимались на сцену. Эта энергия родилась на том первом шоу, и всегда присутствовала впоследствии – в каком-то смысле убеждение, что мы сделаем это, и сделаем так, как надо. У нас всегда была эта убежденность, хотя тогда мы и понятия не имели, что это вообще такое “выступать в группе”.

Мне казалось, что музыка - это единственное, что у меня есть. Когда я въехал в тяжелую музыку вроде Venom, у меня было ощущение, что я смогу выразить себя с ее помощью, потому что я был очень зол на все то дерьмо, что творилось вокруг. Эта музыка идеально подошла раздраженному подростку. Поэтому, когда я решил писать собственную музыку, я использовал тот же гнев, энергию и жестокость. Вот откуда взялась брутальность Sepultura – от смерти моего отца.

А теперь все это обрушилось на меня. Когда пыль улеглась, я понял, как изменилась моя жизнь, и что теперь мне придется миритьсясо всем этим. Мы должны были стать мужчинами. Не было времени быть подростками. Мое детство закончилось, как и все это дерьмо. Тому счастливому времени пришел конец. Я был вынужден столкнуться с жизнью в возрасте 13 лет. И если я собирался что-то делать в своей жизни, то я должен был сделать это именно сейчас, я должен был встать и сделать это сам. Прямо сейчас, не раньше, не позже. Я должен был найти что-нибудь для себя, и я нашел это что-то в музыке, которая дала мне уверенность идти вперед и делать то, что я могу.

Вспоминая прошлое, я понимаю, что если бы мой отец не умер, у меня был бы более плавный переход в юность, когда еще можно оставаться немного ребенком. Я по-прежнему мог заниматься подростковыми делами. А сейчас у меня больше не было выбора, особенно теперь, когда я стал главой семьи. Я был самым старшим, и все свалилось на мои плечи. Я должен был присматривать за Иггором, хотя, когда началась группа и я стал больше тусить, мы поменялись ролями. Иггор всегда говорил: “Мы должны присматривать за Максом и его пристрастием к алкоголю”. Он всегда беспокоился обо мне.

Иггор Кавалера : “Я почти всегда вел трезвый образ жизни в Sepultura, и, наверное, главная причина в том, что я должен был заботиться о брате. Если бы нас засосал весь этот рок-н-ролльный стиль жизни, нас бы уже не было на этом свете”.

Когда Иггор впервые увидел Глорию, он сказал ей: “Я очень рад, что ты здесь. Теперь ты сможешь помогать мне справляться с Максом! Он прошел десять миль в поисках бара, а потом еще десять до следующего…и на этом он не остановится”.

Это правда. Я был охуенно безумен.

ГЛАВА № 3

1984-85: МЫ – SEPULTURA. ПОШЛИ ВЫ ВСЕ…!

Мой дядя не хотел отпускать нас на первый фестиваль «Рок в Рио» в январе 1985-го, потому что мы были слишкомюны. Оззи выступал 19 января передстотысячной аудиторией. На тот момент дядя был главой семьи, и мы жили в загородном доме, который принадлежал ему. Шоу должныбыли показать по телеку, и мы очень хотели его посмотреть, а он дразнил нас – включал выступление на пять секунд, а потом переключал канал, просто чтобы постебаться над нами. Мы ему: “О, Боже, оставь этот канал! Это же Оззи! ”, а он: “Оззи – дьявол. Я не позволю смотреть дьявола в своем доме”. А мы такие: “Ты это серьезно? Сколько еще он будет стебать? ”, и я подумал: “Однажды мы отомстим… когда-нибудь этот момент обязательно настанет”.

На втором выступленииSepultura нас начали замечать. Это было выступление на радио, спонсором которого выступила местная FM-радиостанция. Это была битва групп, жюри сидели перед сценой -пара старичков в очках. Им бы ни за что не понравилась нашамузыка. Я увидел их и подумал: “Какого хера там делают эти люди? Там должны сидеть наши фэны! ” Но мы решили: “По рукам, мы будем играть. Эти люди пришли оценить нашу музыку, так получите”.

Когда пришло время выступать Sepultura, я сделал то же, что видел у DorsalAtlantica, и сказал: “Мы – Sepultura. Пошли вы все…! Можете идти на три веселые буквы, если не нравится! ” и всякую фигню в таком духе. Мы сыграли одну песню, и я начал болтать всякую чушь в микрофон, и вдруг заметил, что он перестал работать. Кто-то из жюри вырубил мой микрофон, я больше не мог говорить!

Затем мы сыграли вторую песню, и пока мы играли ее, я скопил во рту столько слюны, сколько мог. Я приготовил ее специально для леди судьи. Я знал, что именно она потребовала, чтобы вырубили микрофон, потому что на ее лице было написано наибольшее отвращение. Она ненавидела все, что происходило на сцене, и очевидно собиралась поставить нам нулевые баллы, поэтому я, твою мать, подошел к ней и просто обдал ее душем слюны.

Тут же началась потасовка! Ко мне бросились охраники. Один из них ударил меня кулаком. Сэт тут же закончился. Это был настоящий хаос. Судья была просто в бешенстве, слюна была у нее на всем лице, она визжала: “Я убью тебя, ублюдок! ” А мы ей: “Да пошла ты, сучка! ”

Мы отправились за кулисы, и там познакомились с парнем по имени Жоао Эдуардо, владельцем рекорд-лейбла под названием Когумело, который по стечению обстоятельств оказался на том шоу. “Я не понимаю вашу музыку, но вы чертовски возмутительны, парни, и мне это нравится. В вас живет дух рок-н-ролла”. Он сказал нам, что ничего более рокерского он не видел и что ничего подобного тут не происходило за те 20 лет, что он живет в этом городе, потому что все музыканты до неприличия скучны. А тут появились мы со своей слюной, хаосом и прочим дерьмом, и ему это понравилось.

Он сказал: “Если вы улучшите музыкальную составляющую, я заключу с вами договор и сплитом выпущу EP с вами и еще одной группой”. Он спросил нас, слыхали ли мы об Overdose, и мы ответили, что да, слыхали: на тот момент они были самой популярной группой в Белу. Они были эдакими IronMaiden из Белу. Они очень хорошо играли и хорошо зарабатывали, к тому же все телки принадлежали им. Мы были полной им противоположностью: мы были грязными парнями, которые не могли играть, и у нас не было телок.

Жоао Эдуардо : “Впервые я увидел шоу Sepultura, сопровождая свою жену Пэт, которая делала снимкиOverdose. Они все еще были очень юны, но звучали очень агрессивно и были совершенно непохожи на другие группы. В следующем году мы снова встретились с ними на другом мероприятии, а потом снова– уже в нашем магазине. Они значительно улучшили свое выступление. Планируя первый релиз нашего рекорд-лейбла, мы пригласили Sepultura, потому что видели рост группы на андерграундой сцене здесь, в Белу-Оризонти. Мы горды тем, что дали толчокSepultura и помогли им сделать свой первый шаг в карьере”.

Мы вернулись в репетиционную с мыслями, что теперь у нас есть шанс. И в это же время мы узнали, что наш вокалист Вагнер толкает наше оборудование прямо у нас под носом. Он продавал наши гитарные кабели. Мы пришли на репетицию и увидели, что все наше оборудование отсутствует. Мы такие: “Где гитарные кабели? ” Думаю, что он был клептоманом. Мы очень разозлились и устроили ему очную ставку. Я пошел к нему домой, и когда поднялся к нему, увидел, что все наше оборудование лежит у него в комнате. Я ему: “Чувак, это наше! Что все это дерьмо делает у тебя? ” А он мне на это: “Да, я забрал эти вещи. Мне были нужны деньги”, и я: “Парень, да ты в своем уме? Мы не можем тебе доверять. Мы должны быть братьями, всем делиться и делать для группы все. Нельзя у нас воровать! ”

К тому времени Паоло Джуниор только-только присоединился к группе. Он учился в том же военном училище, что и мы, и всегда напоминал мне бой-бэнд Menudo. Он выглядел как один из них, и был довольно симпатичнымпарнем, поэтому мы называли его Menudo, и его это сильно бесило. Ему это прозвище совсем не нравилось. Паоло был похож на нас, только он был более придурковатым: он постоянно угорал и мочил фишки. Его, как и нас, выперли из школы.

У него был совсем новенький бас. Роб никогда не учился играть, и хотя Паоло тоже не умел играть, по крайней мере у него хотя бы был бас, поэтому его мы приняли, а Роба попросили уйти.

Мы сказали Робу: “Мы знаем парня, у которого есть бас. Прости, чувак, номы все еще надеемся остаться друзьями”. Роб отнесся к этому спокойно: “Окей. Я знаю, что я не так уж хорош и не могу играть на этом инструменте. Вам нужно двигаться дальше, а я только задерживаю вас”. Мы с ним дружим до сих пор. Он живет в Канаде и приезжает на шоу, когда мы выступаем в Торонто.

Мы спросили Паоло: “Можешь попробовать выучить наши песни? ”, и он ответил, что постарается. Мы и не представляли, что у него уйдут годы, чтобы толком научиться играть на гребаном басу – до самого выхода «ChaosA. D. » в 1993-ем, почти десять лет спустя! Но у нас не было других вариантов: больше никто в городе не играл на басу, а у него был бас, и для нас этого было достаточно. Мы думали: “У него хотя бы есть инструмент. К черту, он научится…будем надеяться! ” Так началась наша дружба: мы с Иггором ночевали у Паоло, и его мама с отцом клево к нам относились. Мы подружились с его братьями и сестрами, и его дом стал нам вторым домом.

У Паоло был небольшой гараж без крыши, с таким видом, словно он пережил Третью Мировую. Стены едва держались, но его отец сказал, что мы можем использовать гараж для репетиций, что было клево, потому что место нам было нужно, теперь, когда Роб больше не играл в группе. Так что теперь это место было официальной репетиционной точкойSepultura.

Вагнер был настоящим лидером Sepultura, когда был в группе, но после того, как его выгнали, я стал вокалистом, потому что мы не хотели проходить весь этот рутинный процесс поиска нового вокалиста. Иггор сказал мне: “Почему бы тебе не стать вокалистом? Ты все равно пишешь тексты песен”. Я сказал: “Без проблем, попробую”, и в скором времени мой голос стал довольно хорош. Людям он понравился. Я понял, что если захочу, то смогу издавать ужасные звуки, и это звучит очень круто.

Четвертым парнем стал Жаиро Гведес, которого мы называли Жаиро Т. Это был северяк очень высокого роста. И при этом он был забавным парнем. Его мама и отец развелись, и он жил то с одним, то с другим предком. Это реально засирало ему мозги, чувак. Этот развод поставил его в тупик.

Жаиро Гведес : “Я познакомился с Максом и Иггором в баре Белу-Оризонти. Я был со своим другом гитаристом, мы просто тусили и бухали, и тут я увидел их. Я знал, кто они, потому что в этом городе все друг друга знают. Было весело, потому что той ночью они затеяли драку с какими-то позерами.

После драки я подошел к Иггору и сказал: “Привет, ты ведь Иггор, да? ”, а он мне: “Нет, это не я”. Тогда я сказал: “Но разве не твой брат Макс вон там? ”, и он ответил: “Нет! ”

Он подумал, что я должно быть брат одного из парней, которых побили, и очень нервничал! Когда я сказал ему, что люблю метал, он расслабился и подтвердил, что он Иггор и Макс его брат. Это была веселая первая встреча”.

У мамы Жаиро были бойфренды, и он говорил нам: “Какой-то гребаный чел спит в нашем доме. Я ему глотку перережу”. Всякую ересь в этом духе. А мы ему: “Успокойся, чувак, ты же не хочешь угодить в тюрягу”. Ни один из нас в то время не знал о существовании терапии, но Жаиро проходил курс терапии в течение многих лет. Я спросил его: “Чем вы занимаетесь на терапии? ”, а он в ответ: “О, да мы просто говорим о своих проблемах”.

⇐ Предыдущая 1 2 3 456 7 8 9 10 Следующая ⇒