Глава восемнадцатая

На лист белой бумаги ложились цифры. На этот раз сообщение было довольно длинным. Был уже третий час ночи. После передачи предстояло расшифровать «китайскую грамоту». Утомленному за день Рёсслеру очень хотелось спать.

Передача закончилась, и Рудольф отложил в сторону карандаш. Он решил сначала выйти на воздух, немного освежиться, а потом уже колдовать над текстом. Если текст окажется не столь уж спешным, можно отложить работу на утро.

Крупные яркие звезды усеивали небо, а меж ними как бы дымилась серебристая звездная пыль. Такой прозрачный воздух стоял в предгорьях Альп на исходе зимы и ранней весной, когда еще было мало испарений. Воздух напоминал прохладную чистую влагу, которую пьешь и не можешь напиться. Отрезвляющая от сна прохлада проникла, казалось, в самые дальние клеточки мозга и легких. Ясной становилась мысль.

Вернувшись во флигель, где находился приемник, Рёсслер достал шифровальную книгу и уселся за письменный стол. Уже первые строчки радиограммы настолько встревожили его, что он понял: ему не уснуть.

Из радиограммы от Вертера явствовало, что Гитлер отдал приказ своим войскам оккупировать Швейцарию. Командование группой войск поручалось генералу Дитлю — лучшему специалисту вермахта по действиям войск в гористой местности.

Едва дождавшись утра, Рёсслер схватил такси и помчался к капитану Неувериту. Сотрудник швейцарской секретной службы сразу понял, что в столь неурочный час к нему могли привести Рёсслера только чрезвычайные обстоятельства.

Ознакомившись с текстом радиограммы, полученной из Берлина, капитан сам был взволнован не меньше своего помощника. Тотчас же он отправился к шефу, бригадному полковнику Массону.

Начальник швейцарской секретной службы более спокойно принял тревожное известие, чем его подчиненный. «Не является ли это простым шантажом?.. » Думать можно было как угодно, но не придавать значения столь важному сообщению, полученному из Берлина, нельзя. Надо немедленно доложить главнокомандующему.

Генерал Гюсан встретил начальника швейцарской секретной службы стоя. Уже из телефонного разговора он понял, что Массон едет к нему с важным сообщением.

— Неужели час, которого мы так опасались, приблизился? — спросил он Массона, когда тот доложил о шифровке из Берлина.

— Сейчас трудно сказать с полной определенностью. По сведениям нашей разведки, генерал Дитль действительно прибыл в Южную Германию. Замечено также движение воинских частей и соединений. Но все это еще не в таких масштабах, чтобы начинать вторжение с надеждой на быстрый успех. Я отдал дополнительные приказы моим агентам. В ближайшие дни надеюсь получить дополнительные сведения, тогда можно будет с большей определенностью сказать, не шантаж ли это.

— Вы полагаете, что это может быть и шантаж? Ведь под приказом стоит подпись самого Гитлера.

— Шантаж не исключен, но я не настаиваю, что это шантаж. Однако я думаю, мой генерал, что настало время вам встретиться с Шелленбергом, ведь он давно просит меня устроить с вами встречу.

— И что это даст? — спросил главнокомандующий.

— По его реакции, по его поведению я сумею кое-что прояснить в этой ситуации. Я так полагаю. Ведь у меня уже есть некоторый опыт общения с этим человеком.

— Ну, раз вы так считаете, — неохотно согласился генерал Гюсан, — я готов.

* * *

Встреча состоялась неподалеку от Берна.

Шелленберг сразу повел разговор в открытую.

— Я надеюсь на то, что в случае необходимости Альпы станут южным бастионом германского рейха и его друзей. — Шелленберг саркастически улыбнулся. И тут же он обратился к генералу Гюсану: — Я рад, мой генерал, передать вам, главнокомандующему армией дружественной рейху Швейцарии, наилучшие пожелания от главнокомандующего германскими вооруженными силами, фюрера немецкого народа Адольфа Гитлера.

Эти слова явно вызвали замешательство, которое отразилось на лицах Гюсана и Массона. Гюсан промычал что-то невнятное в ответ.

Первую приготовленную насадку оба швейцарца проглотили: у Хользера в портфеле лежал записывающий аппарат. Хотя ни мимика генерала Гюсана, ни его бурчание не давали оснований толковать, что он разделяет слова, высказанные Шелленбергом, но ведь не было и другого: возражений. Швейцарцы ни слова не сказали против: Гюсан — солдат, не привыкший к таким проделкам, а полковник Массон не мог опережать своего начальника. Пока швейцарцы не опомнились, Шелленберг ловко перевел разговор в другое, нейтральное русло. С довольной улыбкой он сказал:

— Недавно фюрер в кругу высших чинов СС назвал меня «прошвейцарски настроенным генералом». Вы видели бы при этом лицо Мюллера, шефа нашего гестапо! А этот человек не пощадит никого, даже собственной матери. Друзья, — продолжал Шелленберг, — я оказал Швейцарии некоторые услуги. Вы об этом знаете. Теперь ваша очередь помочь мне.

— Правда ли, что Гитлер отдал приказ о подготовке вторжения в нашу страну? — спросил напрямик Гюсан.

«Боже мой, что он говорит?! » Массон нервно заерзал в кресле. Понял ли его швейцарский главнокомандующий? По лицу Шелленберга скользнула довольная улыбка. Шелленберг узнал то, что хотел узнать: утечка информации шла из самого ближайшего окружения Гитлера.

Уже разгромлена «Красная капелла», сотни людей отправлены на виселицу, а утечка продолжается, и на каком уровне!!

— До сих пор ни один приказ фюрера не был направлен против вашей страны, — уклончиво ответил Шелленберг.

— Я хотел бы услышать более точный ответ, — настаивал Гюсан. Массон молчал. Чего уж теперь, пусть говорит…

— Да, — чуть помедлив, набивая цену сказанному, как бы нехотя признался Шелленберг. И тут же заговорил, горячо оправдывая действия Гитлера: — Фюрер крайне обеспокоен положением, складывающимся на юге Европы. Наши неудачи в Тунисе, возможная высадка англичан и американцев в Италии, а это означает выход в наш тыл, — поводов для беспокойства больше чем достаточно. Фюрер не уверен, что Швейцария при этих обстоятельствах сохранит свой нейтралитет. Я, конечно, стараюсь делать все, чтобы разубедить его, удержать, но кроме меня на фюрера пытаются оказать влияние другие, которые стоят за оккупацию Швейцарии. Вот почему я и прошу вас о помощи: если я к фюреру приду не с пустыми руками, то моя точка зрения возобладает.

— Какую конкретную помощь я могу вам оказать? — спросил Гюсан.

— Мне нужна ваша гарантия, что Швейцария сохранит нейтралитет при любых условиях.

— Не понимаю, о каких гарантиях вы говорите? История моей страны является такой гарантией. Мы не позволили втянуть себя в первую мировую войну, не позволим и сейчас.

— Это только слова, генерал. А кроме того, нынешнее положение разнится с тем, которое было в четырнадцатом году. Большинство населения Швейцарии в настоящее время настроено антинемецки. В этом достаточно убедиться, даже читая ваши газеты.

— В вашей прессе я что-то тоже не находил комплиментов в наш адрес, — заметил генерал и продолжил: — Однако могу вас заверить: кто бы ни нарушил наши границы, мы будем защищаться!

— Могли бы вы дать мне письменное заверение в этом?

При этих словах Шелленберга Массон предостерегающе кашлянул.

Но Гюсан сориентировался сам.

— Я всего лишь солдат, а подобные заверения может дать только правительство. Однако по поручению моего правительства недавно я дал интервью одной шведской газете. В нем приведены буквально эти слова: мы намерены сохранить свой нейтралитет любой ценой и будем защищать свою территорию от любого агрессора.

— Это интервью скоро появится в печати? — спросил Шелленберг.

— По моим сведениям, послезавтра, — ответил Массон.

— Ну что ж, это успокоит горячие головы из окружения Кейтеля, — сказал Шелленберг.

— У вас есть еще вопросы ко мне? — спросил главнокомандующий швейцарской армией.

— Не столько вопрос, сколько просьба. На территории вашей страны действует группа разведчиков, работающих на Советы…

— Простите, это компетенция… вот полковника… Если у вас лично ко мне нет больше вопросов, я должен вернуться к своим прямым служебным обязанностям. — Гюсан поднялся. Следом встали Массон и Шелленберг. Бригадефюрер понял, что поговорить на столь интересующую его тему — о «Красной тройке» — на этот раз снова не удастся. «Что ж, поговорим в следующий раз».

* * *

Шелленберг и Массон в следующий раз встретились в отеле «Белая лошадь», но там разговора о делах не было. Шелленберг дал понять, что предпочел бы вести разговор где-нибудь в более «спокойном месте». Вышли на набережную реки Лиммат. Следом за ними плелись люди Шелленберга и Массона. Стоял ненастный день, и набережная была пустынна.

Шелленберг начал с того, что приказ Гитлера об оккупации Швейцарии все еще не отменен. Хотя после того, как он доложил Гиммлеру о встрече с генералам Гюсаном, а рейхсфюрер в свою очередь сообщил об этом фюреру, действие приказа приостановлено.

— При всей моей глубокой симпатии, я бы даже сказал, любви к вашей стране, — заявил Шелленберг, — я не смогу удерживать долгое время фюрера от рокового шага, если не будет неоспоримых доказательств того, что в лице Швейцарии мы имеем дружественную страну.

— Что я должен сделать? — спросил Массон.

— Я предлагаю вам обмен секретной информацией. Я считаю, что такой обмен будет полезен не только рейху, но и Конфедерации…

— Это невозможно! Ведь вы попросту предлагаете мне стать вашим шпионом! Интересно, за какую цену вы намерены меня купить?..

— Зачем понимать так грубо? Мне известно, что вы сотрудничаете с «Интеллидженс сервис», да и представитель генерала Донована Аллен Даллес не случайно толчется у вас в Швейцарии…

— Насколько мне известно, к Даллесу именно ваша служба проявляет повышенное внимание…

Шелленберг побледнел. Он недооценивал швейцарца. Если ему удалось узнать об одной из величайших тайн рейха, то этот человек действительно стоит многого. «Вот как повернулось дело: не он у меня «на крючке», а я у него», — подумал бригадефюрер.

— Не будем забираться в дебри, полковник, — миролюбиво проговорил Шелленберг. — Я уточняю свою мысль: мы хотели бы получать от вас информацию, которая ни в коей мере не может нанести ущерб вашей стране, но представляет для нас, европейцев, взаимный интерес. В ответ мы готовы, я вам обещаю, снабжать вас информацией о тайных действиях, направленных против вашей страны.

— Допустим, я согласен. Что конкретно вы можете мне сообщить сегодня и чем я могу быть вам полезен?

— «Красная тройка», — начал Шелленберг.

— Что?

— «Красная тройка». Под таким кодовым названием у нас проходит группа разведчиков, которые действуют на территории вашей страны и работают на Советы. В папке у Хользера, которую я вам передам, содержатся материалы, убедительно подтверждающие мои слова, а также фотографии лиц, подозреваемых нами. Нами установлено, что в Швейцарии действует три русских тайных передатчика: один в Лозанне и два в Женеве. Кстати, полковник, когда закончится обучение ваших радистов на передвижных пеленгационных станциях, которые мы передали вам еще несколько месяцев назад?

— Обучение заканчивается, — коротко ответил Массон.

— Кроме того, полковник, — глядя прямо в глаза Массону, продолжал Шелленберг, — знаю, что вы получаете информацию из главной ставки фюрера.

«Вот оно! — подумал Массон. — Как я и полагал, слова генерала Гюсана Шелленберг не пропустил мимо ушей и сразу сделал соответствующие выводы». Возражать теперь не имело смысла.

— Это, конечно, люди из числа заговорщиков, — продолжал Шелленберг. — Гестапо подбирается к ним, и скоро начнутся аресты. Если бы вы, полковник, назвали мне имена некоторых людей, которых бы вы хотели сохранить, я бы употребил все свое влияние, чтобы сделать это.

«Какой ловкий провокационный ход! — подумал Массон. — И самым печальным будет то, что это может оказаться правдой. Люди Рёсслера, возможно, принимают участие в заговоре».

Но Массон ничего не мог сказать Шелленбергу, даже если бы хотел. Он не знал имен информаторов Рёсслера.

— К сожалению, бригадефюрер, я ничем не могу вам помочь. Действительно, я получаю кое-какую информацию, но я не знаю имен этих людей.

— Шпионы-инкогнито?! — усмехнулся Шелленберг. — Это что-то новое!

— Называйте как хотите, но это так.

— Но ведь кто-то же их знает? — Глаза Шелленберга заледенели.

«Не хотел бы я очутиться у него в кабинете, на допросе…» — подумал Массон.

— Я только могу повторить, что я не знаю их имен. Что касается «Красной тройки», как вы ее называете, то я обещаю вам заняться ею немедленно.

* * *

Прибыв в свою резиденцию, Массон приказал дежурному офицеру не соединять его ни с кем, кроме генерала Гюсана. Заперев дверь изнутри, сбросив френч на спинку стула, полковник уселся за массивный дубовый письменный стол и с нетерпением взял в руки объемистый конверт, врученный Шелленбергом. С чувством удачливого охотника, поймавшего крупную дичь, Массон нетерпеливо разорвал его, хотя специальный нож для вскрытия пакетов лежал рядом. Нетерпение полковника объяснялось тем, что он хотел знать: подошли ли немцы к его лучшему информатору — Рёсслеру, и если да, то насколько близко?

Влечение к тайне присуще каждому человеку. Жажда ее раскрыть свойственна профессионалам уголовной и политической полиции. В сыске Массон проработал много лет. И каждый раз, получая новые нити в ходе расследования того или иного дела, он испытывал ни с чем не сравнимое удовлетворение.

В пакете Шелленберга были расшифрованные радиограммы из Женевы. Из Лозанны не было ни одной. Из этого Массон сразу же сделал вывод, что шифр лозаннского радиста немцам неизвестен.

Не спеша полковник перебрал фотографии людей, попавших под подозрение гитлеровской службы безопасности. Многие из них имелись и в картотеке швейцарской секретной службы. Но были и такие, которыми до сих пор не интересовалась швейцарская полиция.

Александр Радо, венгр по национальности… Солидный человек, директор картографического издательства. Швейцарская служба навела о нем все справки, когда он еще в тридцать шестом году появился в стране и попросил вид на жительство. За ним наблюдали некоторое время, но наблюдение ничего не дало. Да и у Шелленберга мало что имелось против этого человека. Жена Радо — из левых. «Гитлеровцы подозревают в просоветской деятельности каждого левого», — подумал Массон.

Массона заинтересовала фотография молодой девушки, итальянки, Маргариты Болли. Немецкая секретная служба указывала даже ее адрес.

Массон подошел к стене, на которой висел зашторенный план Женевы. Нажал кнопку, и штора раздвинулась. На плане был очерчен кружок, в который входила улица, где проживала итальянка.

Радиостанция на военном аэродроме в Женеве недавно случайно «натолкнулась» на тайный передатчик. Хотя ночью военные швейцарские самолеты давно уже не поднимались в воздух — таков был приказ генерала Гюсана, — дежурство на радиостанции велось круглосуточно. В одно из ночных дежурств оператор поймал тайный передатчик, извергавший колонки цифр.

Позже установили с помощью пеленгационных станций примерный район, откуда велась передача. А вот теперь Шелленберг указывал даже улицу и номер квартиры.

Сначала Массон считал, что эта станция работает на немцев. Оказывается, она работает на русских.

Как же Шелленберг узнал номер квартиры? Следовало предположить, что рядом с Маргаритой Болли был немецкий шпион. Если немцы сумели достать шифр, которым пользовалась эта радистка, значит, это один из самых близких ей людей.

То, что Швейцария буквально кишела немецкими шпионами, Массон знал давно.

Обе гитлеровские службы — ведомство Канариса и разведка Гиммлера — Шелленберга — имели своих людей в Конфедерации.

Немцы стали засылать своих агентов в Швейцарию еще в тридцать седьмом году, когда гитлеровская Германия готовила аншлюс Австрии.

В июле, в разгар Курской битвы, Шелленберг снова встретился с швейцарским полковником и передал очередную пачку документов против красных разведчиков.

Таким раздраженным Массон еще никогда не видел своего немецкого «друга».

— Я ничего не могу для вас больше сделать, полковник! Ваше промедление в эти исторические часы потомки назовут преступлением. Германская армия не может одержать успеха на Восточном фронте, когда планы ее главного командования становятся известны русским раньше, чем немецким генералам на Восточном фронте. Рейх сделает все, чтобы уничтожить клубок змей, свивших гнездо на территории Швейцарии! Полюбуйтесь, какая информация попадает в Москву через вашу страну! — При этих словах Шелленберг с прихлопом положил на стол перед Массоном последнюю перехваченную радиограмму.

Радиограмма, напечатанная четким шрифтом на хорошей белой бумаге, без единой помарки, гласила:

«11. 7. 43. Молния.

От Вертера. Берлин, 7 июля.

Главное командование сухопутных сил (ОКХ) сегодня начало решительное наступление против курской группировки Красной Армии с целью окружить Курск. Введены в действие все силы 4-й танковой армии и часть сил 3-й танковой армии, которая сейчас концентрируется полностью на брянском направлении. Главное командование сухопутных сил намерено в первую очередь добиться перевеса сил на курском направлении. Дальнейший ход сражения зависит от того, начнет ли командование Красной Армии наступление в районах Калуги и Смоленска, другими словами, допустит ли красное командование концентрацию почти половины немецких танковых дивизий между Орлом и Волчанском.

Чтобы обеспечить успех, немецкое главное командование ввело в бой большую часть резервов группы Манштейна, которые последовательно направляются через Харьков. Главное командование не видит опасности для правого крыла и центра группы Манштейна. Немецкое командование считает, что положение на линии Орел — Брянск сейчас менее опасно в связи с тем, что:

а) русское командование вряд ли начнет большое наступление до активизации англосаксонских военных действий в Европе;

б) Германия все равно ничего не сможет выиграть на советско-германском фронте пассивной обороной и потому вынуждена перейти к активным действиям.

Дора».

По выражению лица Массона Шелленберг определил, что радиограмма произвела большое впечатление на швейцарского начальника секретной службы.

— Поймите же, Массон, положение очень серьезно! Очень! — повторил Шелленберг.

Полковник поднял глаза.

— «Красная тройка» в ближайшее время будет ликвидирована, — твердо сказал он.

* * *

Радиограмма действительно произвела на Массона сильное впечатление. Прочитав первые ее строчки: «От Вертера…», он почувствовал, как железный обруч сжал его сердце: его лучший информатор Рудольф Рёсслер работал также и на русскую разведку! Если об этом каким-либо образом узнает Шелленберг — последствия трудно предсказуемы! Гитлеровцы, конечно, не поверят, что немецкий эмигрант действовал без ведома швейцарской секретной службы.

Бригадный полковник вспомнил давний разговор с Неуверитом. Капитан тогда с неудовольствием сообщил ему, что Рёсслер считает русских такими же союзниками, как и англичан, и полагает, что сведения о Восточном фронте мы должны сообщать Москве. Неуверит заверил Массона: «Я поставил Рёсслера на место — ваше дело добывать информацию, а как ею распорядиться, будем решать мы! » Рёсслер тогда смолчал. Согласился с доводами Неуверита? Теперь стало ясно — нет! Он сам вышел на русскую разведку. Если гитлеровцы дознаются, они его немедленно убьют, а хуже того — выкрадут. Лишиться такого агента, когда между Германией и Швейцарией отношения остаются напряженнейшими, никак нельзя. Надо принимать срочные меры по обеспечению безопасности Рёсслера, а «Красной тройкой», видимо, настала пора заняться всерьез.

Массон также понимал, что слова Шелленберга о возможной оккупации Швейцарии, высказанные им в последний раз, не были очередной угрозой. 8 сентября капитулировала итальянская армия. Войска Гитлера вошли в Рим и захватили северную Италию. Теперь Швейцария оказалась окруженной железным кольцом немецких армий. Гитлеру ничего не стоило раздавить Конфедерацию, как скорлупу ореха.

Массон нажал кнопку звонка. Дежурному офицеру, вошедшему в кабинет, коротко бросил:

— Капитана Неуверита.

Когда капитан явился, бригадный полковник протянул ему радиограмму, оставленную Шелленбергом.

— Я давно подозревал, что он якшается с красными, — зло сказал Неуверит.

— Почему же вы молчали?

На какое-то время Неуверит смешался:

— У меня не было точных сведений, господин бригадный полковник. Разрешите, я с ним поговорю?

— Ни в коем случае! Если мы скажем ему, что знаем о его связях с русскими, он предупредит своих красных дружков. А нам нужно другое. Мы нащупаем все нити, связывающие его с русскими, и обрубим их. Я принял решение ликвидировать «Красную тройку»!

* * *

Хотя Массон и дал слово Шелленбергу обезвредить «Красную тройку», бригадефюрер приказал своим службам ликвидировать «красных пианистов» в Швейцарии как можно скорее.

Массону он передал только часть материалов, накопившихся у штурмбанфюрера Паннвица о «Красной тройке».

Имя Шандора Радо стало известно Паннвицу еще в сорок втором году. Во время пыток это имя удалось вырвать у Кента. На допросах он сначала все отрицал. Но в подвалах Мюллера, куда попадали особо упорные «молчуны», были отменные специалисты по развязыванию языков.

Кент признался, что встречался с Радо в сороковом году в Женеве и должен был передать ему деньги из Центра. Какую роль играл Радо в швейцарской тройке, Кент не знал.

Благодаря агенту Беккерта — Гансу Петерсу — удалось узнать адрес, имя и код, которым пользовалась одна из радисток «Красной тройки».

Все шифровки Розы с сорок второго года читались Шелленбергом. Вторая радиостанция в Женеве тоже пользовалась этим шифром. Но точное местонахождение и люди, ее обслуживающие, не были известны «коммандо Паннвица».

В начале сорок третьего года немецкой контрразведке удалось выследить явочную квартиру. Она принадлежала некой Кларе Шаббель. Ниточка к ней тоже протянулась из Бельгии.

Шаббель арестовали, а на ее квартире поселилась сотрудница гестапо Элизабет Янсен (Шаббель и Янсен внешне были очень похожи. )

В конце февраля на квартиру «Шаббель» прибыл тот, кого давно ждали люди Паннвица. Он назвался Францем. Установили, что это Генрих Кёнен.

Через некоторое время Франц поручил «Кларе Шаббель» доставить чемодан в Мюнхен. Прежде чем чемодан попал по указанному адресу, он побывал в гестапо. В нем оказалась рация.

В Мюнхене по указанному адресу проживала супружеская чета Мюллеров — Ганс и Лина. Теперь за их квартирой установили слежку.

У Мюллеров вскоре остановилась некая Анна Bебер. Паспорт у нее был настоящий, но проверка установила, что данные в паспорте не соответствуют тем, которыми располагало гестапо об этой женщине. Анна Вебер была не тем лицом, за которое себя выдавала. Ее настоящее имя — Эльза Ноффке.

Неподалеку от Фрейбурга при прочесывании леса, над которым был подбит американский тяжелый бомбардировщик, штурмовики из «группы самообороны» нашли парашют явно неамериканского производства. К нему был прикреплен контейнер, а в нем — рация.

Следовало предположить, что при приземлении в лесу ночью парашютисты потеряли рацию и взамен утерянной им прислали новую, которую и должна была Клара Шаббель доставить в Мюнхен Эльзе Ноффке.

За квартирой Мюллеров не только стали следить, но и перлюстрировать всю почту.

Вскоре Анна Вебер навестила Агнессу Циммерманн. Циммерманн работала переводчицей в мюнхенском отделении почтовой цензуры. Агнесса Циммерманн изредка переписывалась с Александром Футом, проживавшим в Лозанне. В тридцать восьмом году Фут жил в Мюнхене, и фрейлейн Циммерманн говорила соседям, что это ее жених.

После встречи с Анной Вебер Агнесса Циммерманн послала своему жениху в Лозанну открытку. В ней кроме обычных фраз, которыми обмениваются влюбленные, были слова о том, что ее навестила Инга, но у нее «потерялся весь багаж, и она ждет, чтобы ей выслали одежду и обувь».

Через две недели после этой открытки Франц принес чемодан и поручил «Кларе Шаббель» отвезти его в Мюнхен на квартиру Мюллеров.

В Швейцарии, в Базеле, жила сестра Ганса Мюллера Анна. Они переписывались. При перлюстрации установили, что брат и сестра в открытки вписывали некоторые фразы симпатическими, невидимыми чернилами. После специальной обработки их прочли. Хотя смысл фраз, вписанных симпатическими чернилами, был понятен только посвященным, не оставалось сомнений, что и сестра встала на преступный путь пособничества брату, работавшему на советскую разведку.

Как только в деле русских парашютистов появилась Швейцария, Паннвиц тотчас же поспешил с докладом к Шелленбергу. Шелленберга это известие обрадовало: похоже, его служба самостоятельно выходила на красную швейцарскую группу.

Во Франции был арестован связной Морис, который знал Александра Фута. Получив это известие, Шелленберг приказал выкрасть Фута, а Анну Мюллер выманить в Германию и арестовать. От имени брата ей послали телеграмму, что жена Ганса Лина тяжело больна. Анна Мюллер по этой телеграмме выехала в Германию.

Бригадефюрер распорядился также арестовать Агнессу Циммерманн, Эльзу Ноффке и Генриха Кёнена, а с московским Центром начать радиоигру.

⇐ Предыдущая 13 14 15 16 171819 20 21 22 Следующая ⇒