Мамонтова Екатерина Андреевна: О.В. Соколов. Исповедь о жизни, любви, предательстве и смерти 14 страница

Чтобы заниматься этим непростым делом, надо было жить во Франции, и не просто жить, а иметь вполне приличное жилье по всем соображениям. И мне удалось, конечно, за счет средств моего друга, снять просто фантастическую квартиру. Она находилась на острове Святого Людовика в самом центре Парижа, в двух шагах от Собора Парижской Богоматери. Окна выходили на набережную Сены и знаменитый мост Турнель, ставший известным также благодаря Дюма. Портос, разыскивая слугу для д'Артаньяна, увидел молодого парня, который стоял на мосту Турнель и плевал в Сену, внимательно следя, как расходятся по воде круги. Портос решил, что это без сомнения человек, склонный к аналитическому уму, и тотчас нанял его в услужение своему другу д'Артаньяну.

Ну а если серьезно, это был дом как раз постройки эпохи " мушкетеров", он датировался 1641-1643 гг., и в нем вполне могли жить герои бессмертного романа Дюма. Более того, часть мебели в квартире была эпохи Людовика XIII, т. е. датировалась как раз временем постройки дома! С такой штаб-квартирой можно было смело начинать поиски, и я принялся за всех своих французских знакомых, начиная от экс-президента, кончая принцем де Линем (потомком друга Екатерины II), ну а больше обращаясь, естественно, к бизнесменам, друзьям моих друзей.

И что бы Вы думали? Поиски увенчались успехом. Мне удалось через своих друзей выйти на молодого банкира, который был в самых тесных связях с главным руководителем Гонконгского отделения знаменитого на весь мир банка HSBC. Через этого сверхвлиятельного человека мы вышли на Парижское отделение HSBC, и его директор подписал кредит на... 100 млн. евро!!

Но оставалась небольшая " формальная" деталь. Это выделение денег должно было быть одобрено в центральном отделении банка. Если я правильно понял ситуацию, либо в Гонконге, либо в Лондоне. Нашему молодому банкиру надо было, конечно, тут же лететь в Гонконг, и все дело было бы сделано, и моя жизнь пошла бы совершенно по другому пути. Но он, видимо, считал, что в Лондоне будет лишь формальное утверждение уже подписанных бумаг, этого не сделал, считая, что деньги у нас и так уже в кармане.

Мы уже выбирали место для парижского офиса. Я предложил Вандомскую площадь, одно из самых знаковых мест Парижа. Выстроенная в XVII в. все тем же знаменитым Мансаром, она, представляя собой как бы гигантский двор дворца, в центре которого высилась известная на весь мир Вандомская колонна со статуей Императора Наполеона. На этой площади размещаются офисы самых престижных компаний, и конечно соседство с ними какой-нибудь вывески типа " Русские деревянные дома" или " Пермский лес" смотрелась бы, наверное, просто замечательно.

Увы, денег у нас в кармане еще не было. Как всегда, вмешался коварный Альбион. В Лондонском совете выделение кредита не утвердили. Причины неизвестны, но ясно, что не от большой любви к России.

Подобная удача, как подписание кредита на 100 млн., могла быть только один раз. После этого все наши многочисленные поиски упирались в закрытую дверь. Основной причиной было недоверие к инвестициям в Россию. Мы еще несколько раз приближались к успеху (уже не такому, как 100 млн. HSBC но все-таки), но все всегда срывалось. Эта борьба длилась до 2011 г., но найти деньги так и не удалось. Средства моего друга-бизнесмена исчерпались, и надо было возвращаться домой в Петербург после пятилетних скитаний между Москвой и Парижем.

Единственным положительным моментом было то, что за время моего пребывания во Франции я обратился в управление Ордена Почетного Легиона с просьбой зачислить мою дочь от второго брака в одно из самых престижных учебных заведений Франции. Дело в том, что в декабре 1805 г Императором Наполеоном была учреждена " É cole des filles de la Lé gion d" Honneur", что можно перевести как " Пансион благородных девиц Почетного Легиона". Так как под Аустерлицем погибло немало кавалеров этого Ордена, Наполеон хотел создать такое учебное заведение, чтобы те из дочерей кавалеров Ордена, которые лишились своих отцов, могли получить хорошее образование. Чуть позднее статут этого заведения предполагал лишь одно условие для зачисления девочек - отец должен быть кавалером Почетного Легиона (сейчас, конечно, это может быть и мать).

Я обратился в канцелярию Почетного Легиона с просьбой, чтобы мою дочь от брака с умершей женой, зачислили в это заведение. Ей как раз исполнилось столько лет, чтобы можно было просить о ее зачислении. Этот вопрос направили на рассмотрение Генерального Канцлера Почетного Легиона, он ответил положительно, но как осторожный чиновник, направил бумагу в вышестоящую инстанцию, т. е. президенту Французской республики. Действительно, еще никогда до этого российская (по гражданству) девочка не была допущена в это заведение. Но никаких исключений для русских статут Ордена не предполагал, и президент Саркози подписал распоряжение о зачислении моей дочери Анны в это заведение. Так моя дочь закончила Сен-Жерменский коллеж (это первая ступень этой школы для девочек 11 - 15 лет) с отличием, и дальше продолжила обучение в так называемом Международном лицее, также в Сен-Жермене (западное предместью Парижа).

Должен сделать здесь очень важную ремарку, несмотря на всю престижность Пансионат Почетного Легиона - это не школа для " богатеньких". Пропуском в нее являются не деньги, а заслуги отца или матери перед Францией.

Глава 21. Возвращение

Итак, в 2011 г., как я уже отмечал, я вернулся в Россию. Работы на первых порах не было никакой, в области военно-исторической реконструкции сплошные проблемы, ведь меня так и не допускали до Бородинского поля, а значит, до реального взаимодействия с созданными мной когда-то полками. И вот на 200-летней юбилей в 2012г., благодаря вмешательству одного моего старого знакомого, получившего важный пост в министерстве культуры, меня снова официально пригласили на Бородинский праздник, но не в качестве командующего французской армией, а в качестве командира одним из ее отрядов. Кроме того, меня назначили ответственным за проведение церемонии у памятника " Погибшим воинам Великой Армии", то есть вернули командование моей " армией" ... на один час. Но это был первый шаг, а потом началось медленное и трудное собирание осколков того, что когда-то было единым войском. В музее, слава Богу, изменилось начальство, пришел хороший директор, с которым удалось наладить прекрасные отношения, и в 2019г. наконец я вернулся на поле сражения как официально утвержденный командующий " французской армией". Казалось, что все постепенно налаживается, и наконец все войдет в нормальное русло, и нам удастся достичь самого высокого уровня реконструкции.

Естественно, по возвращении в Россию, я думал не только об исторических битвах, но и о работе. Я очень хотел вернуться в Университет, но это было непросто. Тем не менее, так как 2012г. был отмечен серией юбилейных конференций, я не раз выступал с докладами, и меня записывали на всех этих конференциях, как представителя СПбГУ.

Но событием, которое произвело впечатление на руководство Университета, был визит экс-президента Франции Валери Жискара д" Эстена. Как я уже писал, я был хорошо знаком с ним. Я снова встретил его на Бородинском поле, на 200-летнем юбилее. Это было на церемонии у памятника " Погибшим воинам Великой Армии". Мы тепло побеседовали. Нужно сказать, что мы познакомились во Франции уже давно, через одного из моих друзей. Жискар д" Эстен хотел встретить меня, как специалиста по истории наполеоновских войн, так как он планировал написать роман о войне 1812г. Ко мне у него была куча вопросов, и мы провели целый вечер вместе. Мы задержались дольше, чем я предполагал, а поздним вечером я с женой должен был лететь на самолете в Милан. Тогда Жискар д" Эстен сказал, что доставит нас в аэропорт. И действительно, на его президентской машине, вместе с самим экс-президентом, мы с ветерком добрались до аэропорта. С тех пор мы не раз встречались, несколько раз я был у него дома в гостях, где мы беседовали с ним о политике и об истории.

И вот Жискар д" Эстен приехал в Санкт-Петербург. Не помню, с кем из руководства Университета я общался, но с кем-то из высокопоставленных лиц. Я сказал, что, если есть желание, я могу сделать так, что экс-президент придет в Университет и выступит с лекцией. Мне не очень-то поверили, но, когда на следующий день я сказал, что Жискар д" Эстен согласен, всех подняли на ноги, и быстро все организовали. В зале, переполненном студентами и преподавателями, состоялась лекция и пресс-конференция Жискар д" Эстена, которого я представил собравшимся и переводил его лекцию и ответы на вопросы.

В результате, в недрах аппарата Университета возникла идея не просто вернуть меня на работу в Университет, а назначить Директором Французского института при СПбГУ. Для этого в качестве первого шага необходимо было взять меня на работу хоть на полставки, что и было сделано в начале 2013 г. Я снова стал доцентом кафедры истории Нового и Новейшего времени Санкт-Петербургского государственного Университета. Впрочем, идея сделать меня директором Французского института по неизвестной причине исчезла также, как и возникла, и я отныне стал доцентом на мизерной половине ставки (забегая вперед, скажу, что эта несправедливость была исправлена в начале 2017г. ).

Если ситуация с моей работой понемногу наладилась, семейная жизнь, наоборот постепенно становилась все более символической. Моя жена Анна все более отдалялась от меня. И как ни странно, появление у нас в 2012 г. второй дочери нас не только не сблизило, а скорее отдалило. Из-за чего это произошло? Из-за моих старых грехов? Но они уже давно остались в прошлом. Или из-за того, что как утверждала Анна, ей было неудобно жить в моей квартире с двумя детьми, зато очень удобно в большой квартире ее матери в двух шагах от школы, где она преподавала, и где училась старшая дочь, а потом будет учиться и младшая? Я не хочу вдаваться в этот вопрос, могу лишь констатировать тот факт, что в 2014 г. мы жили скорее, как хорошие друзья. Анна приезжала ко мне с детьми на субботу и воскресенье, а остальное время я жил один, иногда принимая у себя гостях друзей. Никаких посторонних связей с женщинами у меня не было.

Глава 22. Прекрасная незнакомка

Поначалу в Университете у меня было мало часов, да и то, многие занятия вечером, так что я бывал на факультете не часто и видел далеко не всех студентов.

Но вот весной 2014г. я впервые увидел Ее... Да, это было лицо, которое в течение моей жизни было для меня навязчивой идеей. Благородный профиль с носом с легкой горбинкой, напоминающий испанскую принцессу или бюст графини де Шастеллюкс в Эрмитаже. Я сразу почувствовал, что эта прекрасная девушка не обычный человек. Она держалась всегда с редким достоинством, одета была в скромное, но изящное платье, а не в драные джинсы, волосы ее были не распущены, а всегда убраны в простую, но красивую прическу. Обычно я видел, что она стоит одна, держась прямо и с гордостью, а взгляд ее был при этом глубокий и задумчивый.

Было бы смешно сказать, что я влюбился в нее с первого взгляда. Прошли те времена, когда, увидев свой идеал, я говорил себе - она будет моей женой. При той разнице в возрасте, которая у нас была, нас могла бы сблизить только какая-то особая общность интересов, только что-то из ряда вон выходящее. Я не просто не решался подойти к ней, я даже считал это абсурдом. Наверняка у этой красавицы есть жених, или просто молодой человек, которому она, без сомнения, верна, ведь вся ее манера держаться говорила о ее твердой воле, характере и благородстве.

Поэтому, очень редко встречая ее, я лишь любовался ее прекрасным лицом несколько секунд, не считая приличным дольше задерживать на ней свой взгляд.

Не знаю почему, то есть знаю конечно - из-за ее гордого благородного облика, изящества движений, красивых, но скромных платьев, показывавших безупречный эстетический вкус, я решил, что если ее фамилия не Волконская или Голицына, то, наверное, она происходит из старинной петербургской семьи, а отец ее известный профессор.

И вот в апреле 2014 г. при поддержке руководства Университета и Российского военно-исторического общества (Петербургского отделения) было решено провести реконструкцию битвы в честь штурма русскими войсками Парижа в 1814 г. Петербургским отделением РВИО руководил тогда друг моего друга, некто Кондаков, и он выделил деньги на эту реконструкцию.

Университет поддержал организацию мероприятия. Мало кто знает, что в центре Васильевского острова существует большое открытое пространство, бывший плац Кадетского корпуса. Не так давно вместе с самим зданием корпуса эта территория отошла Университету. По моей идее и по идее директора Института истории (теперь так называется наш исторический факультет), мы решили разыграть здесь реконструкцию сражения в честь 200-летия этого славного для русских войск эпизода и героического для французов, которые, имея в три раза меньше войск, чем союзники, отчаянно обороняли подступы к столице.

Мне удалось собрать до 300 реконструкторов в форме русских и французских солдат, пять пушек, почти 20 коней. Для относительно небольшой площадки более чем здорово. Были выстроены макеты нескольких домиков, изображавших предместье Пантен, которое оборонял маршал Мармон против наступавших русских отрядов. Перед началом сражения я, не слезая с коня, с микрофоном в руке проскакал вдоль зрителей и сделал что-то вроде краткой лекции об этой битве, пошутив при этом, что профессору удобней давать лекции по истории с седла боевого коня. Так все лучше слышно, а у самого выступающего энергии больше.

Сражение получилось очень эффектным: гремели пушки, разлетались в щепки домики " Пантена", скакала кавалерия, наступала русская пехота... Было более тысячи зрителей, в основном студентов нашего Университета. Честно говоря, я надеялся, что таинственная красавица, если хоть чуть-чуть разделяет мои взгляды и убеждения, обязательно придет посмотреть на это зрелище, ведь рекламой его был оклеен весь факультет... Но напрасно я всматривался через клубы порохового дыма в толпу зрителей. Моей таинственной незнакомки там не было... а это означало видимо, что ее мысли у убеждения далеки от моих, и, наверное, даже сюжета для разговора нам будет не найти. Только много позже я узнал, что она очень хотела прийти посмотреть нашу битву, но не решилась...

И вот настала осень 2014 г. В этом семестре наконец у меня было больше часов, и я должен был читать лекции для потока студентов (несколько групп, в общей сложности около ста человек) по Новой истории.

На первой же лекции я увидел ее. Я не скажу, что мое сердце бешено заколотилось, или что я почувствовал внезапную любовь. Нет, но мне было очень приятно увидеть эту красавицу, которая, как я понял из-за ее отсутствия на нашей битве весной 2014г., очевидно, не такая, как я вначале подумал, и что касается моих увлечений, далека, видимо, от меня. И как пел Высоцкий, вспоминая, как он рассказывал своей возлюбленной о красоте цветов " на нейтральной полосе": " Ей глубоко плевать, какие там цветы".

Но уже на следующей лекции она сидела в первом ряду, прямо передо мной, и не спускала с меня глаз. Вообще я всегда готовил свои лекции на совесть, считая, что хороший историк должен не только отлично знать свой материал, но и уметь его подавать так, чтобы донести рассказ до людей, увлечь их. Я был единственным лектором, которому студенты аплодировали после обычной программной лекции. Речь идет именно о нормальных лекциях по программе. Конечно после открытых лекций для широкой публики, или на конференциях принято аплодировать, но после обычного " урока" я что-то не слышал о подобном от своих коллег.

Так что я не очень удивился, что кто-то и в частности эта таинственная красавица, старается меня внимательно слушать. Но на следующей лекции, через неделю, она снова сидела в первом ряду и снова не отрывала от меня свои взгляд. Так повторялось на каждой лекций. Не помню, всегда ли она сидела именно на первом ряду, иногда, кажется, на втором, но всегда очень близко. При этом я видел, что она не столько тщательно конспектирует, как смотрит так, что не понять значение взгляда ее прекрасных глаз мог бы только человек-бревно. Теперь я читал лекции почти только для нее, мое сердце билось все сильнее, когда наши взгляды скрещивались, я видел, что она, казалось, чувствует это.

Я не знал, что делать, как, о чем заговорить с ней, усиленно придумывая повод один неудачнее другого. И вот однажды, когда я зашел на факультет, пройдя проходную, я увидел ее стоящей перед зеркалом и поправляющей прическу. Рядом с ней никого не было, мы пришли раньше других и были совершено одни.

С замиранием сердца я приблизился к ней и открыл рот, не зная, что сказать, выдавив из себя нечто:

- Простите, а Вы с какой кафедры?

Улыбнулась ли она, или нет, я даже не понял, но помню, что она спокойным голосом ответила:

- С кафедры Истории России (Естественно речь шла о истории дореволюционной России).

Я пробормотал в ответ что-то в стиле: " Жаль, что Вы не на нашей кафедре истории Нового и Новейшего времени, и что не занимаетесь историей Франции... ".

Что она сказала в ответ, ей Богу, не помню, но тоже что-то не очень значительное.

Так закончился наш первый разговор. Если я не ошибаюсь, где-то через два-три дня мы пересеклись в коридоре и просто поздоровались, быть может, я добавил какую-нибудь банальность о том, что надеюсь, что Вы будете также, как и раньше посещать лекции...

Но вот наступил ноябрь. Если не ошибаюсь, это была первая лекция в ноябре, девятая в моем курсе. Как всегда, моя таинственная " испанская принцесса" сидела в первом ряду и просто в упор смотрела на меня, так что не чувствовать этого взгляда буквально всем телом было невозможно.

Лекция закончилась, кто-то задал небольшой вопрос, и студенты плотной гурьбой двинулись к выходу. С ними вышла и она, тем более, что, сидев впереди, она была ближе других к выходу. Я на несколько минут задержался в аудитории, вынимая флешку из компьютера, отключая проектор и складывая свои конспекты в портфель. Аудитория при этом была совсем пустой, и я прикрыл дверь, чтобы никто не мешал мне спокойно собираться. Но вдруг дверь резко распахнулась, и в аудиторию решительным шагом вошла Она. Но меня поразило не то, что она внезапно вошла, а то, что также решительно, как вошла, захлопнула за собой дверь.

Эта захлопнутая за собой дверь была столь явным знаком, что не понять его было невозможно. Речь явно шла уже не о теме лекции, а о чем-то очень личном, что не надо слышать другим. Я не помню, задала ли она для проформы какой-то вопрос по теме занятия..., по-моему, нет. Она просто подошла ко мне в упор, глядя мне в глаза. Причем на ее лице не было никакой игривой улыбки. Это не было кокетливым заигрыванием, а было жестом, который можно было прочитать лишь однозначно: " Я Ваша, и хочу знать, нужна ли я Вам? "

Тогда также без всяких изворотов и предисловий я сказал, что был бы очень рад встретиться с ней вечером.

- Да, конечно! Когда? - был также простой и недвусмысленный ответ.

Я предложил завтрашний день (если правильно помню) 7 часов вечера у памятника Николаю I на Исаакиевской площади.

Она согласилась без всяких дополнительных вопросов или замечаний и ушла.

На следующий день я максимально прилично прибрался в квартире и особенно в гостиной, ведь жил я почти по-холостяцки. Накупил пирожных, фруктов, сладостей, бутылку шампанского... и хорошего мяса, так как я собирался готовить блюда французской кухни!

Постарался одеться не слишком официально, но красиво. Сделав все приготовления, минут за 5 до назначенного времени я был у памятника Николаю I, который находится от моего дома примерно в 500 м.

, как говорят во Франции. Она считала, что для честных и достойных людей пунктуальность обязательна, и я думаю, была в этом несомненно права. * Она появилась легким быстрым шагом со стороны сквера, находящегося посередине площади примерно за минуту до назначенного времени, так что мы встретились ровно в 19. 00, ни секундой позже! Впоследствии я узнал, что безупречная пунктуальность была ее характерной чертой, " point d" honneur"

Мы встретились, улыбнулись друг другу, заговорили о чем-то самом общем и пошли вдоль берега Мойки в сторону моего дома (о расположении которого она, конечно, не знала). Когда до моей парадной оставалась всего пара шагов, я пригласил ее в гости на чашку кофе. Еще до этого я сообщил ей, что я женат, что у меня двое маленьких детей, так что она не общается с каким-то неуравновешенным в определенных вопросах человеком. Сведения о моей жене и детях не произвели на нее, по крайней мере внешне, ни малейшего впечатления, а вот приглашение зайти в дом вызвало явное смятение. Она была в нерешительности, но я постарался быть как можно менее навязчивым и как можно более доброжелательным. В результате мы поднялись по лестнице, и она с опаской вошла в мою квартиру.

Но едва она оказалась в большой гостиной, переполненной старинными томами, украшенной копиями картин наполеоновской живописи, увидела рыцарские доспехи и знамена с бронзовыми орлами, как все ее напряжение прошло. Она оказалась в таком мире, который был близок ей по духу. Я зажег свечи и поставил музыку, которой всегда " угощал" моих лучших друзей. Это была 3-я симфония " Re pastore" короля Фридриха II. Мало кто знает, что великий полководец и государственный деятель был еще и великим музыкантом и композитором. Он сочинил 4 симфонии и более 100 концертов для флейты с оркестром. 3-я симфония с ироничным названием " Король-пастушок" - просто шедевр красоты, тонкости и изящества. Те, кто даже хорошо знают музыку XVIII века, обычно на вопрос, кто композитор, отвечают - Моцарт. Да, похоже на Моцарта, но мне кажется, еще тоньше, еще изысканнее. Лучшей трудно было придумать.

Тут же конечно я откупорил шампанское, которое она лишь символически пригубила, сказав, что практически не пьет вина. Было бы абсурдно предлагать ей закурить, было также очевидно, что это не ее стиль.

Передо мной сидела та " прекрасная дама", о которой я мечтал вся жизнь. Эго гордое лицо " испанской принцессы", эта " прямая спина", как говорят на уроках сценического движения, этот мягкий и в то же время серьезный голос человека, который знает, что он хочет. Словом, передо мной сидела благородная девушка из " моего времени", года так 1810...

Никаких даже малейших намеков на какую-то интимность ни современной, ни в псевдостаринной форме, типа " Сударыня, позвольте поцеловать Вашу ручку... ", ничего этого не было даже отдаленно!

Мы просто начали говорить о том, что нас волновало, и наши интересы почти полностью совпадали. Правда она занималась у себя на кафедре историей России конца XIX - начала XX в., и эту историю она знала просто великолепно!

Она читала много научных исследований на эту тему, но главное читала источники и блестяще знала периодику этого времени, часами просиживала в газетном зале РНБ. Но при этом она с огромным интересом слушала меня про Наполеоновскую Францию. Мы спорили и на современные политические темы, а точнее не спорили, а говорили, так как наши мнения почти во всем совпадали, мы поистине говорили в унисон.

Я был искрение поражен. Конечно я привык общаться только с умными девушками, потому что для дур я не представлял никакого интереса - у меня не было внешних данных молодого голливудского актера, а денег такого актера тем более. У меня, зато правда была энергия и молодая душа, но это многим не видно и не интересно. Но здесь я был действительно изумлен, потому что я говорил не просто с умной девушкой, а с самым настоящим талантливым историком. Ее познания, ее кругозор в той эпохе, которой она профессионально занималась, были на уровне кандидата наук, но то, что называется интеллект, то есть умение обрабатывать информацию и делать из этого выводы, был выше, чем у многих профессоров!

Она схватывала налету все мои рассуждения о Наполеоне и Империи и тут же добавляла свои, часто верные догадки и соображения, почти всегда попадая в цель, а идеи отливала в такие чеканные формы, что можно было рот открыть от удивления!

Словом, это был не вечер обольщения, а был вечер восторженного общения двух людей, нашедших родственные души. Наша разница в возрасте нисколько не чувствовалась, я говорил с равным по уму человеком, интереснейшим собеседником, а главное девушкой, у которой была, как мне показалось, благородная душа и сильный характер.

Сказать, что я влюбился в этот момент..., наверное, так и было. Но я еще не успел дать себе отчет в этом, настолько великолепна с точки зрения интеллектуальной была наша беседа.

Интересно, что меня удивила ее жестикуляция. Только тут я понял, что она не петербурженка, как я раньше полагал. Она делала жесты руками подобно испанке или итальянке, хотя конечно не точно также, но очень в стиле. Это было явно что-то южное. И только тогда, когда мы заговорили о ее происхождении, мне стало все понятно. Она была из одной из станиц поблизости от Краснодара, ее предки были кубанские казаки, а они, как известно, были бывшими Запорожскими казаками, в жилах которых смешалась кровь русских, украинцев и южных славян. Дальние предки многих были итальянцы, французы, испанцы, освобожденные казаками из турецкой неволи и, естественно, турчанки, взятые в неволю.

Словом, ее лицо, которое я назвал про себя лицом " испанской принцессы", действительно было не русским, а явно далось ей в наследство от ее предков, в жилах которых кипела южная кровь. Вскоре после я узнал, что эта южная кровь отразилась не только на профиле ее лица и жестикуляции...

Глава 23. Большая любовь

Мы снова встретились через несколько дней, и на этот раз Настя пришла ко мне без всяких опасений. Ее имя я узнал сразу, еще в Университете, а вот фамилии она долго не хотела говорить, считая, что эта фамилия некрасивая.

Действительно, ее предки были не Волконские и не Трубецкие, а фамилия была вполне характерна для кубанских казаков - Ещенко. Но это меня никак не смутило, ведь уже тогда я подумал, что быть может она сменит ее на другую, куда более для меня благозвучную - Соколова.

На этот раз вечер был уже немного другим. Мы опять много говорили об истории, но чувствовалось, что эта тема постепенно уходит на второй план, а ее глаза буквально впивались в мои. Наконец наступило красноречивое молчание. Я взял ее за руку, приподнял с кресла, нежно обнял и также, как можно более нежно поцеловал. Она не отпрянула, не стала возмущаться, а сделала это так легко и естественно, как будто все это уже давно было записано в книге судеб. Настя только тихо сказала, что это был первый в ее жизни поцелуй. Я поверил в это без всякого сомнения, потому что более чистого, благородного поцелуя сложно было бы придумать...

Кроме того, выяснилось одно обстоятельство, которое надолго задержало ее чувственное развитие. Я узнал, что когда Настя училась в школе, у нее на носу была страшная опухоль, и весь класс смеялся и издевался над ней, называя ее уродиной. Ее много раз оперировали, и в конечном итоге удалили эту безобразную опухоль, остался лишь небольшой шрамик на носу, который для меня ничуть не портил ее лицо, и который я просто не замечал. Но я понял, что в школе даже после успешной операции у нее остался комплекс " гадкого утенка", и поэтому она не участвовала в вечеринках своих ровесников, не ходила в клубы, словом, осталась чистой и благородной, словно девушка XIX века из хорошей семьи.

Потом был еще один вечер, где мы уже без стеснения обнимались, осыпая страстными поцелуями друг друга. Наконец настал четвертый, самый важный вечер. Много позже Настя рассказала мне, что накануне его она весь день думала только о том, как поступить? Должна ли она сделать то, что окончательно сближает мужчину и женщину, расстаться со своей девственностью ради человека, которого полюбила, и решила для себя да, она хочет, чтобы я стал ее первым и единственным мужчиной в жизни.

Мы выпили по глотку шампанского, мы опять целовались, а потом точно также, как перед первым поцелуем, на некоторое мгновение наступила тишина. Я нежно взял ее за руку, и она, словно все было уже давно определено, чуть опустив глаза сама пошла со мной в спальню...

Все прошло с максимальной деликатностью, я стремился ни в коем случае не быть грубым, а сделать все как можно более нежно и осторожно... Быть может даже слишком, немного позднее я узнал, что в ее хрупком стройном теле кипела южная страсть... а сейчас мы стали близки в первый раз, и я видел на щеке моей возлюбленной лишь одну слезинку и счастье в глазах. Я же просто не знал, как мне выразить ей всю мою признательность, всю мою любовь, всю благодарность за этот бесценный дар, который она отдала мне в этот вечер.

Мы объяснились друг другу в любви. Настя поклялась, что до меня у нее не было никакого мужчины не только физически, но даже настоящей влюбленности никогда не было. И что она хочет отдать мне всю свою любовь и всю жизнь без остатка, что если мне в голову придет мысль оставить ее, то она просто выкинется из окна десятого этажа общежития.

Действительно, скоро наши отношения превратились в большую сильную любовь, которая полностью охватила нас. Счастье встречаться у меня дома перекрывало все остальное. Мы практически не ходили в театр, в кино, кафе. Тем более, Настю не интересовали рестораны. Единственное, куда нам хотелось идти, был Эрмитаж, но Эрмитаж вечером почти всегда закрыт. Иногда мы просто гуляли по прекрасному центру Санкт-Петербурга, но зимние прогулки по городу не могли быть долгими. Ей хотелось ко мне домой. Здесь мы могли вволю разговаривать так, чтобы нам никто не мешал, здесь мы слушали музыку, которая нравилась нам, и конечно давали волю страсти, которой у Насти оказалось очень много.

⇐ Предыдущая 9 10 11 12 131415 16 17 18 Следующая ⇒