|
|||
МОЛЧАНИЕ.. МОЛЧАНИЕ.. МОЛЧАНИЕ.МОЛЧАНИЕ. Вьетнамец сел на свой стул. Бабёнка проснулась, улыбнулась, Девочка тоже голову подняла. И Старик не спит, оглядывается вокруг. БАБЁНКА. Вы что-то говорили, Тянь? Или это радио? А? МОЛЧАНИЕ. СТАРИК. Ты слышала? БАБЁНКА. Чего? Останьте. Я что хотела спросить, Тянь... МОЛЧАНИЕ. Смотрит то на Старика, то на Вьетнамца. А во Вьетнаме гром бывает? Вьетнамец кивнул головой. А звёзды с неба тоже падают? Вьетнамец кивнул головой. А я вот думаю, что там и природа другая, не такая, как тут. Вьетнамец кивнул головой, вытер слёзы. А зачем вы, правда, тут сторожите, Тянь? А зачем вам деньги-то? ВЬЕТНАМЕЦ. Мама... Мама... Мама... Вдруг зарыдал, закрыл лицо руками. ДЕВОЧКА. Чего он, мамка? БАБЁНКА. Тянь, что с вами? Вы из-за муки? Да мы её положим назад. И горчицу вынь, выстави, смотри, как он разнервничался. И вилки тоже. ДЕВОЧКА. И вилки? БАБЁНКА. И вилки! Что с вами, Тянь? Я знаю, молчите! Взяла руки Вьетнамца в свои, дует на них, гладит. Картина там эта... Как дома там. Тут холодно и страшно. Ваша мама сидит сейчас у пальмы, варит рис, пробует его деревянной ложкой и плачет, её слёзы падают в воду и вода становится солёной. Понимаю. Никто вас не поймёт так, как я. Потому что я столько в жизни настрадалась, милый. Столько плакала, столько болела, так плохо и одиноко, милый Тянь, на свете жить, так трудно, если бы вы знали, как я вас понимаю, солнце моё... Вы уехать не можете из-за денег, а мне - ехать некуда, только тут сиди, сторожи, взвешивай, обслуживай, мне отступать некуда, за мной - Берлин мой, слышите? Но я выход знаю, не плачьте, Тянь! Я знаю, что вы йогом сделались потому, что вам кушать не на что, но я спасу вас, деньги на билет дам вам и спасу вас, Тяньчик мой, солнце вьетнамское, слышите?! Где же вы раньше были, почему не обращались! Не плачьте! А что же мы, как же мы не поможем? Вы думаете - мы не люди? Люди, Тянь, люди! Это они там все думают, что мы - не люди, а мы люди, Тянь, мы все - люди, люди, Тянечка дорогой, люди. Я уж думала, вы нам приглашение пришлёте и мы с дочкой съездим туда, а вы вот, только встретила, полюбила и сразу уезжать. Ну и ладно. (Суетится, бегает по пельменной, собирает в кучу вилки, ложки. ) Пришлете? Не из-за меня, из-за девочки моей, чтоб она свет увидела? Нет? Вьетнамец плачет. Бабёнка кинулась к Старику, вцепилась в плечо, трясёт его что есть силы. А ну, отдай ему всё, слышишь, нет?! СТАРИК. Чего? Кто ты? Чего тебе надо? Чего отдай?! БАБЁНКА. Кто я?! Я кто, да? Я, да?! Я тебе глас Божий с неба! Я тебе ангел в белом, раз такое дело, я говорю тебе: отдай все деньги вьетнамцу!!! Слышишь?! Глас Божий с неба я! А то врешь и врешь всю жизнь, кулацкий подпёрдыш, про Берлин, про бабку, про всё-всё, сделай хоть раз в жизни доброе дело: возьми и отдай деньги вьетнамцу, на билет, пусть едет! ДЕВОЧКА. (Заплакала. ) Мамка, не надо, сядь! СТАРИК. Да тихо ты, тихо, чего побелела? Пусть берёт, мне не надо, ты чего? На, на, на! Сорвал с шеи кошелек, отдал Вьетнамцу. Забери. На билет надо, ну дак - на, поезжай. Сразу сказал бы, я бы и дал бы. БАБЁНКА. (Бегает по пельменной, собирает всё в кучу. ) Вот так, вот так... И моё тоже. Заберите всё. Вот, вот, вот. Под суд пойду, но человеку помогу. Пусть берет все: кассу, вилки, ложки, ножи, стулья, столы, шторы, муку, туалетную бумагу, счётчик электрический, всё, всё, всё!!! СТАРИК. Ему мешков двадцать муки надо, чтоб билет купить! БАБЁНКА. Молчите! Пусть возьмёт всё! Мы пять-шесть кило сможем взять, а больше не унесём всё равно. Кассу возьми. Магазин там откроете, чеки выдавать будете, пельменную сделаете, пельмени будете варить и пельмени продавать вьетнамцам! Постойте. Сдёргивает шторы с окон, отдала в руки Вьетнамцу. Вилки, ножи складывают перед ним, Старик и Девочка помогают Бабёнке. Та из карманов достала деньги, сунула их Вьетнамцу в руки, закидала его шторами, свёртками, толкает в двери. Только картину оставь нам, мы будем смотреть в неё, как в телевизор, думать, что ты там живешь, Бога видишь, Бог с кудрями золотыми, и ты там где-то рядом, мы будем смотреть и думать про тебя! Ладно? Иди! (Толкают Вьетнамца в двери. ) Идите отсюда. Билет берите и уезжайте. Авось хоть один из нас спасётся, человеком станет. И как приедешь - сразу поступи во вьетнамский университет! И сразу телеграмму срочную дай нам, что поступил! На пельменную телеграфируй! Бажова тридцать семь! Слышишь? Идите. (Поцеловала Вьетнамца крепко в губы. ) И приглашение будет как возможность - пришлите. Всё. Вьетнамец ушел. Старик, Бабёнка и Девочка подошли к картине, смотрят на неё, молчат. (Вытирает слёзы. ) Он выстирает шторы в Ганге, они с мамой повесят шторы на дверях своей хаты, хижины, вигвама, чтобы комары не залетали, и будет ветер с моря дуть в наши шторы, и будут шторы колотиться на ветру и вспоминать они будут про нас, про нашу Россию, и будут вспоминать про пельменную нашу, и вилками они нашими будут есть, позовут всех бедных гостей вьетнамцев, наделают пельменей, раз они йоги, не из мяса, а из рыбы и будут их исть, исть, исть! И маму его комары не укусят, наши шторы помогут вьетнамцам выжить, и они будут жить долго-долго, счастливо-счастливо, хорошо-хорошо! (Подошли к картине, смотрят на неё. ) Вот он идёт, я прямо вижу, как он идёт по горам, по долам, нынче здесь, а завтра там, идёт и идёт, наш Тянь, и наши шторы за ним, и мы с ним, и вот он в горы вьетнамские уходит и уходит, прощай, Тянь, прощай...
|
|||
|