Благодарности 13 страница

— Не думаю, что ты понимаешь. Джексон просто... — Эми замолчала, пожимая плечами, как будто это все объясняло. — Это же Джексон. Он привык так вести себя. Он не может по-другому. Понимаешь о чем я?

— Тогда, может, мне стоит притворяться, что все хорошо?

— Нет, я не хочу, чтобы ты притворялась, что все хорошо. Я надеюсь, ты вообще не будешь притворяться. Я надеюсь, что ты просто будешь держаться от него подальше.

Она посмотрела на меня так, словно ожидала, что я все пойму. Но я не понимала. Не может же она думать, что я на самом деле его хочу. Разве что... она хочет его для себя?

Тошнотворная мысль. Но я заставила себя убрать хмурое выражение лица и чуть расслабить плечи.

— Меня не интересует Джексон, Эми. Совершенно.

— Я знаю это. Но это не значит, что ты не интересуешь его.

Мой смех был коротким и громким.

— Нет. Определенно нет. Я совершенно не в его стиле.

Она уперла одну руку в бедро и распрямила плечи.

— Видишь, именно здесь ты и ошибаешься. Ты абсолютно в его вкусе.

— С чего вдруг? Я не грудастая, не популярная, не склонна носить платья в будние дни.

— Может, и нет. Но ты девушка, которая не заинтересована. И та, которая, так уж получилось, встречается с его другом.

Ее глаза сузились, и только сейчас я поняла, что в ней говорит не ревность. Или страх. Это была злость.

Она знала о Тейте и Стелле. И что еще более важно, она знала о Джексоне и Стелле. Эми знала детали, которые для меня все еще оставались расплывчатыми и темными.

— Что ты имеешь в виду? — Спросила я, пытаясь притвориться идиоткой. — Он совершал подобное и раньше?

— Я не собираюсь вдаваться в детали. Я не пытаюсь сплетничать.

— Я знаю. Я знаю это.

— Но ты должна понять, что Джексону нравится принимать вызов. И что ему нравится получать то, что он хочет, так что если он хочет что-нибудь от тебя... Давай просто скажем, что у него не слишком правильные понятия о том, как держать слово.

Мой желудок сжался, а ее глаза заблестели. Ее невысказанные слова повисли между нами. Никаких деталей –ни имен, ни лиц. Но было темное пятно, выглядевшее, как насилие. И Джексон.

Я сделала шаг назад, но мне это не удалось. Совершенно не удалось.

— Джексон когда-нибудь...

Она бросила взгляд на дверь, поправляя сумочку на плече.

— Не со мной. Обо мне не волнуйся. Просто смотри, кто у тебя за спиной.

Менни ждал меня за дверьми уборной.

— Эй, что это, черт подери, происходит с Джексоном? Почему он так себя ведет?

— Просто проявляет свою типичную мерзопакостную сущность. Что я пропустила, пока была здесь?

— В основном крики Тейси с пеной изо рта. Она угрожала мне телесными повреждениями, если я не сделаю хорошие снимки на баскетболе в эту пятницу.

— Ты хочешь, чтобы я пошла с тобой? — Спросила я.

— Нет, все классно. Я сделаю это. Я просто устал от того, что Тейси из всего делает проблему.

— Может, мы могли бы сегодня поужинать.

Он опустил глаза.

— Вообще-то мне нужно кое-что сделать.

Например, подправить кое-какие записи?

Я сузила глаза. Он избегает меня. Это нехорошо, потому что теперь я знаю, что он от меня скрывает. Но я тоже кое-что утаиваю от него. Есть вещи, о которых мы должны поговорить. История с мстителем. И травма его отца.

— Ты взбесишься, если я скажу, что прямо сейчас ты не очень хочешь смотреть на меня?

Он ухмыльнулся.

— А я должен смотреть прямо тебе в глаза, как Ник?

— Менни, я знаю о твоем отце. — Я опустила глаза, чувствуя, что мое лицо пылает. — Я знаю об операции. И я знаю, что ты делаешь, чтобы заработать деньги.

— Откуда?

Ложь висела у меня на языке, сладкая как мед. Но я не могу. Больше нет.

— С той ночи, когда я приходила к тебе. Бумаги под твоим матрасом. — Меня передернуло, и я покачала головой. — Я просмотрела их. Хотя могла просто положить на место.

— Нет, ты и положила их на место. Но только после того, как хорошенько в них разобралась, я прав?

Я вздрогнула. Его голос был холодным. Очень холодным.

— Я не должна была смотреть.

— Так ты здесь из-за этого? Это об этом ты хотела поговорить? Ты хотела осудить меня, потому что узнала, что мой маленький побочный бизнес все еще процветает?

— Нет, это не так.

— Все именно так, как и выглядит, Пи. Ты хочешь знать, почему я продаю отметки и исправляю данные посещаемости? Ты действительно хочешь об этом знать?

— Я думала... что это из-за операции твоего папы.

— Ты думала, что все правильно поняла, да? А ты знала, что он потеряет работу, если не пойдет на эту операцию? Ранний выход на пенсию, вот как они это называют. И дело не в паре тысяч долларов. Дело в том, как нам выживать.

Меня словно ударили. Я не могла дышать.

— Менни. — Его имя слетело с моих губ. Я хотела все исправить. Я хотела рассказать ему обо всем остальном, но не могла. Все остальное казалось мелким и глупым. Если его отец потеряет работу... — Я хочу помочь. Позволь мне что-нибудь сделать.

— Ты можешь начать с того, что поверишь, что я сам могу справиться со своей жизнью.

— Это ничего не исправит.

— Доверие много чего исправляет, Пи. Я больше не рассчитываю на этот мир, — сказал Менни. — Я не могу себе этого позволить. Но я всегда верил тебе. Единственный раз я прошу, чтобы ты поверила мне.

Я не смогла придумать, что сказать в ответ, так что Менни просто ушел. Я просто стояла и смотрела, как он уходит, чувствуя при этом, как по колени увязаю в зыбучем песке.

Прозвенел звонок, мой телефон зажужжал, оповещая о сообщении, и я знала, что не хочу его читать. Это от него. В сообщении было вложенное изображение.

«9 вечера. Сегодня. Иначе я отправлю это».

Загрузилась фотография. И мое сердце рассыпалось.

Глава 21

Я свернулась на кровати и закрыла глаза, но это не помогало. Картинка словно была выжжена на задней части моих век, как это было на протяжении всего дня. Я уверена, что она там и останется. Это не слишком качественный снимок, но он передает сообщение тремя простыми фактами.

Факт первый: мой папа склоняется к окну незнакомой машины.

Факт второй: он улыбается, поглаживая рукой лицо водителя.

Факт третий: водитель –не моя мама.

Больше я не могу ничего сказать. Длинные светлые волосы. Худая рука. Это не моя мама. Определенно не моя мама.

Это уже довольно много, больше, чем я могу осознать, прежде чем отвернуться.

Стук в дверь отрывает меня от моих мыслей. Она приоткрывается до того, как я успеваю ответить, и показывается мамино лицо. Я засовываю телефон под свою ногу, чувствуя, как все складывается по местам.

— О, ты уже проснулась. Я беспокоилась, что ты снова заболела.

— Нет. Просто устала.

Улыбаясь, она проскальзывает в комнату и усаживается на кровать.

Я вспыхиваю и начинаю потеть, как будто я годами скрывала эту фотографию, как будто я уже давным-давно знаю, что мой папа поглаживает через окно машины безымянную, не-мою-маму женщину.

У меня такое чувство, словно я проглотила целую пригоршню мульчи[5]. Но я заставляю себя выдавить пару слов.

— Как прошел полет домой?

— Хорошо. Детка, ты кажешься бледной.

— Я в порядке.

— Хочешь, чтобы я завтра позвонила в школу?

— Нет, все хорошо.

Она игнорирует это, вероятно потому, что видит, что я лгу. Я чувствую, как ее рука прижимается к моему лбу, холодная и оценивающая.

Она знает об этой женщине? Это по этому поводу между ними все время происходят молчаливые ссоры? И вообще первый ли это раз? Мои конечности тяжелеют и немеют от количества вопросов.

Ответы могут быть хуже, чем я смогу вынести. Они могут сказать мне, что моя семья распадется. Внезапно я кажусь себе очень молоденькой и маленькой. Я не хочу, чтобы мои папа и мама жили раздельно.

— Как на самом деле ты себя чувствуешь? — Спрашивает она.

Я чувствую, как мою вселенную растирают на терке. Как сыр. Я не стану этого говорить. Я закрываю глаза и стараюсь не заплакать.

— Все слишком реально. История с Тейси... сейчас много всего происходит.

— Мы могли бы пойти вместе на ужин. Ты сможешь рассказать мне, что у тебя нового.

Что у меня нового, так это то, что я лгунья. И дерьмовый человек. И я знаю вещи, которые разобьют твое сердце.

Я должна поговорить с ней. Я не могу рассказать ей то, что я знаю.

— Мам?

Звонит ее телефон, и она опускает глаза на экран, ее брови сдвигаются.

— Съемка. Это одна из моих семей. Наверное, мне нужно разобраться с этим. Мы можем поговорить чуть позже?

Я машу ей с большей благодарностью за отсрочку, чем следует. Я опять закрываю глаза и изгоняю образ подальше. Уснуть сейчас невероятно сложно, но мне это удается. Может быть, потому что я знаю, когда проснусь, мой мир изменится. Я хочу держаться за знакомое мне состояние немного дольше.

***

Мне необходимо найти Ника, потому что меня охватывает чрезмерная паранойя, чтобы писать об этом, а сегодня он не приехал за мной. Перед первым уроком невероятно громко и шумно, словно в коридорах находятся двенадцать миллионов людей, толкающихся и смеющихся, кричащих друг на друга, как будто все их будущее зависит от того, что они услышат в этом безумии. Я вижу в конце коридора группу парней, которые могут быть друзьями Ника. Высокие парни, спортивного вида, те, которые знают свое место в социальной стратосфере.

Кто-то наступает мне на ногу, но я игнорирую это, пробираясь по коридору вперед. При виде часов на стене я начинаю паниковать. Три минуты. У меня есть три минуты, иначе я не увижу его на протяжении четырех уроков, а я не хочу писать об этом, потому что это кажется мне слишком важным.

Сегодня все кажется слишком важным.

Я ускоряюсь, обхожу кого-то с футляром для тромбона, потом резко беру вправо, чтобы обойти держащуюся за руки парочку.

— Эй, извинись! — Ноет девушка, когда я натыкаюсь на нее.

Я извиняюсь через плечо, но не останавливаюсь, потому что Ник стоит в той группе на углу в окружении Тейта и пары других парней, в которых я узнаю игроков бейсбольной команды.

Здесь еще много народу вокруг –Эми, Минг и, Боже, Марлоу тоже может быть здесь, насколько я знаю, но я решаю, что это не имеет значения. Важно сейчас рассказать Нику о сегодняшнем вечере.

Он поворачивается прежде, чем я успеваю добраться до него. Я хватаю его за рукав и тяну назад. Я задыхаюсь, когда он замечает меня, и я не хочу выглядеть паникующей или испуганной, но я знаю, что выгляжу именно так. Мне нужно что-нибудь сказать, а сказать нужно так много, что я не знаю с чего начать.

— Ты пойдешь со мной сегодня на баскетбол? — Практически выплевываю я.

Он смеется, гладя рукой мои волосы.

— Да. Но не стоит меня... дожидаться. Я не смогу. Я работаю. Хотя в семь должен освободиться. Я могу встретить тебя где-то после перерыва?

— Отлично. — Я целую его прямо здесь, в коридоре. Это всего лишь легкое касание губ, но он практически засиял от удовольствия. — Мне нужно сегодня заехать в одно место.

Его улыбка гаснет, вот поэтому я не хотела ему об этом писать. Я не должна лично произносить слова «полицейский участок». Он догадывается об этом, лишь взглянув на меня.

— Ты уверена?

Я протягиваю руку вроде бы для объятия, но в основном, чтобы прошептать, понизив голос до шепота.

— Я знаю секрет. У моего отца роман. Он прислал мне фото.

Рука Ника обвивает меня. Я чувствую, как его лицо прижимается к моей щеке.

— Мне так жаль.

— Все в порядке. Сегодня я поговорю с мамой, потомМенни на игре. Мы можем отправиться в участок прямо отсюда.

Я выкладываю все это словно список дел, как будто говорю о пицце, которую хочу забрать и о кино по дороге домой. По правде говоря, я до чертиков напугана. За секунду до того, как он прикасается ко мне, в голове проносится миллион мыслей. А потом его ладонь касается моего лица, теплая и настоящая. Ничто в моем мире не было лучшим, я чувствую, как меня охватывает надежда.

Звенит звонок – мой мир возвращается обратно на орбиту. Я моргаю от яркого света и шума в коридоре, как будто вижу все это впервые. Ник делает шаг назад и кивает.

— Я буду там. Я сделаю все, что бы тебе ни понадобилось.

Во время ланча я ухожу из школы, чтобы все подготовить. Я впервые подобным образом пропускаю школу, но мне нужно время. Все мои утки должны выстроиться в линию, прежде чем я сделаю выстрел. В аптеке я распечатываю фотографию с моим отцом и той женщиной. Пока я жду, я покупаю пустую карточку и пишу Тейси письмо.

Рассказать ей лично было бы лучшим вариантом, но нет времени и Тейси может понравиться ощущение контроля, которое даст письмо. После сегодняшнего все выйдет наружу и дико закрутится. Я хочу, чтобы она знала заранее, даже если информация рассорит нас. Я оставляю письмо у ее дома и отправляюсь домой дожидаться маму.

Такое чувство, словно я готовлюсь к последнему причастию. Я вытаскиваю тетрадь, мои пальцы зависают над заголовком. Сейчас мои фотографии лежат в кармашке вместе со снимками Гаррисона, мои яркие надписи над его паучьими черными чернилами.

Это последняя вещь, с какой я не могу справиться. Часть меня хочет спалить ее, но не потому ли, что я трусиха? Может быть, более сильный человек сразу бы все рассказал? Или показал бы ее любому, кто согласился бы смотреть? Я не знаю. Просто не знаю.

Отдавать это в полицию, это как будто получать по заслугам. Потому что им позволено выносить жесткие суждения о том, что опасно, а что нет. Они натренированы, у них есть власть, им за это платят. Я не такая.

Я пролистываю до конца, до моих снимков Кристен. Я добавляю пару от Гаррисона, но ручка замирает. Перечислять его преступления кажется излишним. Окрашенный автомобиль резюмирует все, что должно быть сказано.

Ну, может и не все.

Я прижимаю ручку к странице и пишу одно короткое предложение.

Когда я останавливаюсь, все кажется правильным.

Потом я колеблюсь, как будто работа не закончена. Мне нужна еще одна вещь. Всего одна. Я роюсь в своем столе, чтобы найти нужную фотографию.

Темные волосы, темные глаза, вышитый бисером браслет на руке. Это фотография с прошлого лета. Моя фотография.

Я не делаю никакой надписи под снимком. Я закрываю тетрадь и засовываю ее в сумку. Через несколько часов все уже будет в чьих-то других руках.

Глава 22

Мама приходит, когда я сижу на своем туалетном столике, ее волосы обвисли, папка напихана документами.

— Пайпер, мне так жаль. Этот день был безумным.

— Все в порядке. — Скоро он станет еще более безумным.

— Ты выглядишь мило, — говорит она, снимая свои туфли и подходя ко мне. Она пробегает рукой по моим волосам и улыбается мне в зеркале. — Ужин с Ником?

— Вообще-то баскетбольный матч.

Технически это правда. Большая часть из сказанного ейправда. Я просто опустила несколько важных деталей. Например, свое участие в жуткой работе мстителя. И женщину, с которой, может быть, спит мой отец.

Я даю маме версию жизни ее дочки из ежегодника. Я сижу в просвечивающей блузке и милых ботинках, притворяясь, что самое величайшее событие в моем мире это чудо пятничной баскетбольной игры вместе с Ником Паттерсоном.

Я отвожу взгляд от зеркала. Я больше ни секунды не могу смотреть на саму себя. А вот она стоит у моего плеча. Мама. Ее улыбка –та, которая говорит мне, как я могу выглядеть через двадцать пять лет, –сияет, обращенная ко мне.

— Мне не стоит говорить, какая ты сейчас хорошенькая.

— Сейчас же не выпускной, — пытаюсь отвечать я легким тоном, который не слишком мне удается.

— Позволь мне расчувствоваться. Ты никогда мне этого не позволяешь. — Она прикасается к моему лицу и улыбается мне в зеркале.

Я пытаюсь улыбнуться в ответ, но могу думать лишь о руке моего папы в окне той машины. Или о лице незнакомки. Наконец, мне удается приклеить улыбку. Но недостаточно быстро. Темные мамины глаза меняются. Она хмурится и наклоняется вперед с обеспокоенным выражением лица.

— Пайпер?

— Я в порядке. Извини, я замечталась.

— Чересчур замечталась. Ты начинаешь меня беспокоить.

Она опять прижимает тыльную сторону ладони к моему лбу и щекам, и я вспоминаю, как в детстве у меня был круп. Она сидела со мной всю ночь в ванной, лилась горячая вода из душа, пока в ванной не повис пар. Она не жаловалась. Она просто укачивала меня, говоря, что все будет хорошо.

— Не больна. — Я едва выговаривала слова, они путались на языке.

— Посмотри на меня, милая, — говорит она, и я поворачиваю к ней лицо. Та же удобная прическа. Теплые глаза. Те же руки, которые приносили мне открытку из каждого путешествия. — Ты хочешь со мной о чем-то поговорить?

Я не могу смотреть, как это с ней происходит. Я не смогу смотреть, как она рассматривает фотографию. И я не могу смотреть на нее. Я парализована от всего этого.

Мама, разумеется, все неправильно понимает.

— Эй, если ты не хочешь этого делать, ты можешь позвонить ему, и все закончится. Не важно, что нам нравится этот мальчик...

— Нет, дело не в Нике. Никотличный. Лучше, чем отличный.

— Но что-то происходит.

Факт, что я это не отрицаю, уже стал ответом.

— Расскажешь мне? — Спрашивает она осторожно. Я вижу, как она отчаянно хочет все узнать, хочет помочь.

Я позволяю ей притянуть и обнять меня, потом я тянусь к столику и беру белый конверт. Тот, в который я положила фотографию. Я протягиваю его, чувствуя, как глаза наполняются слезами.

— Я должна дать тебе это. Это фотография.

— Как наши открытки?

Слова режут жестко и глубоко. Я качаю головой и говорю твердым голосом.

— Нет. Не такая. Тебе будет тяжело смотреть на нее.

Ее щеки бледнеют, линии вокруг глаз становятся глубже, когда она хмурится.

— Пайпер? Ты меня пугаешь.

— Дело не во мне. Со мной все будет в порядке. Я обещаю. Я скоро объясню, что со мной происходит, но это... — Я замолкаю, заглушаемая уродством этой правды. Мой тон тихий и сухой. — Дело в папе.

Ее лицо застывает, словно на моментальном снимке, глаза чуть сузились, рот приоткрыт. Это похоже на ужасную смесь шока и отрицания. Какая-то часть ее уже подозревает, что скрывается в конверте. Она знает. Может быть, не все, не все детали, но вполне достаточно.

Все вещи, которые удерживали меня целостной, взорвались одновременно. Слезы полились сильно и яростно, извергаясь отвратительными всхлипами. Я не могла их остановить. Я даже не пыталась успокоиться.

Мама пришла в движение, как будто ей вкололи адреналин. Я видела, как она вытолкнула свою боль из каких-то глубин ее сердца. Ее лицо смягчилось, ее руки потянулись к моим волосам.

— Пайпер, Пайпер, посмотри на меня. — Она гладила меня по лицу в точности так, как делала это в те далекие ночи, когда я кашляла и кашляла до тех пор, пока едва ли могла дышать. — Все хорошо, — сказала она. — Все будет хорошо.

Я подняла глаза, ощущая все семнадцать лет, наполненных паром ванных, открытками и вещами, которые делали ее замечательной и раздражающей и моей мамой. Я не могла выдавить ни слова. Не было никаких шансов, что мне это удастся, так что я попыталась выразить все глазами, все извинения, которые скоро мне придется произнести.

— Что бы это ни было, я готова для этого, — сказала она, смотря на конверт, который уронила, потянувшись ко мне. — Я не хочу, чтобы это расстраивало тебя. Мне нужно, чтобы ты верила, что я смогу с этим справиться.

— А ты не собираешься посмотреть, что там?

Вздох.

— Нет. Я посмотрю позже. Ты должна понимать, что это не такой уж большой сюрприз, каким ты его считаешь, понимаешь, о чем я?

Она знает. Это написано на ее лице, что какая-то часть ее даже немного побаивается того, что в конверте. Как я могла пропустить и это тоже?

Я кивнула, хотя осталось еще много невысказанных слов. Вещи, которые я пока не могу озвучить, но я скажу.

В полицейском участке, вероятно. Это несправедливо, но даже разговор об этом многое у меня отнял. Если я признаюсь ей, она может попытаться все разгладить. Она захочет защитить меня, потому что она моя мама. А я больше не могу быть защищенной.

Я собралась с духом, собрав всю свою силу воли. Мама помогла мне расчесать волосы и поправить макияж на глазах. Мы приукрашивали меня, пока я не засияла, и, что более важно, пока мама не убедилась, что я успокоилась.

В шесть часов пришел папа, если мама и напряглась, она быстро это скрыла. Он усмехнулся мне.

— Я наполнил твой бак, чтобы твоя девчачья одежда не провоняла.

Мое сердце словно налилось свинцом. Я все еще не могла увязать моего наполняющего бензином бак папу с изменщиком. Наверное, я должна его ненавидеть. В данный момент я не слишком сильно любила его, но он все равно мой папа. Я поцеловала маму в щеку, потом пересекла комнату и обняла папу. Я взяла свою сумку с камерой и рюкзак и проследовала к двери, пока они наблюдали за мной. Я проверила телефон, поправила сумки на плече.

В следующий раз, когда я их увижу, они уже поговорят. Может быть, поссорятся. А потом им придется столкнуться с моими проблемами –ложью, историей мести. Это ужасно.

Мир, в котором я жила семнадцать лет, сегодня закончится, и я не знаю, что будет дальше. Я развернулась и посмотрела на них. Они смотрели, как я ухожу. Определенно без соединенных рук и родительской болтовни. Но они стояли рядом и улыбались. От гордости за меня.

— Давайте сделаем снимок, — проговорила я, желание было внезапным и всепоглощающим.

Я положила сумку на пол, переключила режим и установила камеру на третью доску книжных полок в нашей гостиной. Это не первый наш семейный снимок, но мои родители ощущали неловкость и переглянулись, когда я подтолкнула их к лестнице.

— Пайпер, я едва ли расчесывала волосы сегодня, — с явной неохотой произнесла мама.

— Но я полностью нарядилась. Я хочу доказательств.

— Мы можем сфотографировать тебя, — предложил папа.

— Просто улыбнитесь, — дрогнувшим голосом скомандовала я.

Камера загудела быстрее, и мы встали в нашу традиционную позу для Семейной Фотографии Вудсов –папа слева от меня, мама справа, головы склонены друг к другу. Рука мамы напряженная и холодная, но папа с легкой расслабленностью склонился ко мне.

Я обняла их обоих, когда загорелась вспышка, замораживая нас в последний раз, когда мы уже были не совсем семьей.

***

Когда я приехала, шла уже вторая часть баскетбольного матча и печально, что если сообщение Ника об опоздании было точным, то он будет здесь после второй половины. Не так уж весело. Я никогда не бывала на баскетбольных играх и была бы действительно рада запомнить ее такой. Особенно, если Менни здесь, а я понятия не имею, как заговорить с ним обо всем этом.

Если я попробую написать письмо, он назовет меня трусихой. Если я посмотрю ему в глаза, то я боюсь того, какими словами он воспользуется. Но я здесь, чтобы сделать это, так что я должна попытаться.

Я пробивалась через чирлидерш к краю трибуны для посетителей. Менни опирался на нее, со скучающим видом держа в руках камеру. Он предложил мне недоеденную половину своего гигантского кренделя и, взяв его, я бездумно начала его пощипывать.

— Тейси прислала тебя проверить, что я делаю? — Спросил он.

— Нет, я встречаюсь с Ником. Просто хотела поздороваться.

Я не упустила то, как он с довольным видом распрямил плечи. Он хитро мне улыбнулся и пихнул бедро.

— Итак, ты и Ник. Это серьезно?

— Да. Думаю, что это так. Странно, правда?

— Для меня не странно, — со смехом произнес он. — Но ты же не думаешь, что я оставлю тебя в покое после твоего обета насчет спортсменов.

— Нет, этого я не думаю. — И он не лгал. Я действительно давала небольшую клятву после моего фиаско на вечеринке новичков, давая зарок относительно спортсменов, чирлидерш и всего, что с ними связано. Я сделала это потому, что это рассмешило Менни. И потому что глубоко в душе я верила, что каким-то образом они менее умны, менее интересны... не такие, как я.

Мой аппетит пропал. Я откладываю крендель в сторону и чувствую, как правда поселяется в моих костях. Мой напарник не делал этого со мной. Это –осуждение и высокомерие –всегда жило во мне. С давних времен.

Я не планировала писать имя. Я просто убивала время перед походом в полицию с Ником, который поможет мне не рассыпаться там на части. Я слонялась весь день, как мученик со своими письмами и всхлипами, но сейчас я все поняла.

Дело не в том, что я хороший человек. Все дело во всех вещах, которые, как я везде заявляла, я ненавижу.

Сообщения? Унижение? Книга грехов? Никто здесь не был злом –злом была я сама.

Ты должна найти точку, с которой все началось.

Мое горло горело, а в груди ныло.

Теперь я знаю, Ник. Я знаю, с чего все началось. Все началось с тротуара в девятом классе, когда твои друзья ранили мои чувства и я позволила этой боли перерасти в ненависть.

Толпа на матче ликовала, я испугалась. Я сунула крендель обратно Менни, и он фыркнул.

— Я не хотел огорчать тебя. Никотличный парень. Я рад за тебя.

— Ага, — ответила я. У меня перехватывало дыхание. Я не могла сосредоточиться. Наверное, я должна бы испытывать больше чувств. Боль, головокружение, но нет. Этого не было. Вместо этого я ощущала, как все начинает неметь.

— С тобой все в порядке?

— Нет. Совсем не в порядке.

Мой телефон зазвонил. Ник. Я отошла на пару шагов в сторону.

— Привет.

— Привет, я в пути. Буду через пятнадцать минут, если не помешают светофоры. Ты в порядке?

— Да.

— Ты не в порядке. Я слышу это по твоему голосу. Что я могу сделать?

Наша команда забросила мяч, и толпа радостно возликовала.

— Я в порядке. Просто пообещай мне, что не рассердишься на меня.

— Пайпер...

— Я знаю, что прошу слишком много, но поверь мне, я все обдумала. Я знаю, то, что я собираюсь сделать, это безумие, но я должна. Я все объясню по дороге в участок.

— Я доверяю тебе, — сказал он.

Я улыбнулась, прикусила внутреннюю сторону губы и оглянулась на Менни, который корчил мне рожицы. Я все еще должна рассказать ему. На какое-то время с глупыми лицами будет покончено. Может быть, навсегда.

— Пожелай мне удачи, Ник.

— И ничего кроме. Скоро увидимся.

Я отключилась, держась за теплоту его голоса. Цепляясь за все хорошее, что он до сих пор видит во мне. Я пошла назад к Менни, остановившись в паре футов, чтобы написать сообщение.

Толпа скандировала, топала ногами, хлопала в ладони, выкрикивая одну из обычных мантр стадиона. Я ощущала, словно это звонит колокол смерти. Но это нормально. В этот раз я знала, что все делаю правильно.

«Пайпер Вудс –надменная лгунья и агрессор».

Мои глаза горели, и я посмотрела вверх, удивившись внезапной тишине. Толпа застыла в абсолютном молчании. Я увидела, как игроки собрались у кольца ради какого-то дополнительного броска. Тишина была такой напряженной, что у меня почти сдали нервы.

Я нажала «Отправить» в тот же миг, как игрок бросил мяч.

В момент броска, казалось, все в спортзале затаили дыхание.

Мяч полетел к сетке, и я услышала гудение телефона в кармане Менни. На долю секунды я решила, что я это придумала. Или что это совпадение. Но потом я увидела в его руке телефон и увидела его лицо. То как он посмотрел на меня, губы сжаты, плечи напряжены. И я знала. Это он.

Мяч попал в кольцо и толпа взорвалась. В точности, как и мой мир.

Глава 23

Звонок, возвещающий о перерыве, зазвонил, когда толпа еще продолжала ликовать, звук отскакивал от моих зубов и стучал по моим костям. Я заставила себя идти вперед, колени дрожали.

Менни не пытался отвести взгляд. Никто из нас не произнес ни слова, пока я подходила ближе. Я не спрашивала. Я опустила свою сумку, чувствуя, как другая моя рука проникает в его карман с таким видом, что он не посмел бы меня остановить.

Он и не стал. Он даже не отвел глаза. Я рылась в его кармане, как будто это мой собственный, а он стоял, сжав челюсть, пока я исследовала содержимое. Ключи, кошелек и вещь, которую я искала. Второй телефон.

Мои щеки ныли так же, как всегда, когда я начинала заболевать. Но я все равно вытащила его.

Он был маленьким и казался дешевым на вид. Я видела такие телефоны в продаже под яркими вывесками типа «Нет контракта –нет проблем» и «Купи здесь минуты». Я нажимала на кнопки, пока экран не ожил. Найти список сообщений было несложно. Но было тяжело видеть их. Большинство были от меня.

Что-то в моей груди надломилось. Наверное, это было то, что мне нужно.

— Пайпер...

— Не смей! — Я протянула руку, чтобы остановить его, все еще крепко сжимая телефон.

Я покачала головой, потому что не позволю ему сделать это по-другому. Я не буду сидеть здесь слабая, в отчаянии, пока мой друг будет доказывать мне, что он мне не лгал. Не использовал меня. Не шантажировал.

Шоу между играми разгоралось, и мы не можем заниматься этим здесь. Никаких шансов. Я схватила Менни за рукав и то ли тащила, то ли тянула за собой. Я не знаю, почему я считала, что он пойдет за мной, но он пошел.

⇐ Предыдущая 8 9 10 11 12 131415 16 17 Следующая ⇒