В революционном смерче 3 страница

Полковник Б. Энгельгардт, также член Государственной Думы, во время революции руководивший военным отделом думского Комитета, в рижской газете " Сегодня" отметил: " Во главе Гвардейского Экипажа появился и Великий Князь Кирилл Владимирович. Он зашел ко мне в кабинет, ВОПРЕКИ СУЩЕСТВУЮЩИМ РАССКАЗАМ, У НЕГО НЕ БЫЛО НА ПЛЕЧЕ КРАСНОГО БАНТА (выделено мной — А. З. ). < Энгельгардт Б. Первые сумбурные дни революции 1917 г. > Правда, Энгельгардт полагал, что Великий Князь, тем не менее, своим приходом в Думу " принял участие в революционном шествии". " Он все же решился на это, - пишет Энгельгардт, - думая таким жестом сохранить в руках управление частью. Уже тогда он сознавал бесплодность своей жертвы". Либо Энгельгардту все же не хватило честности, либо он искренне заблуждался, но в данном случае его слова не соответствуют действительности. Кириллу Владимировичу не нужно было сохранять часть в своем распоряжении таким способом, т. к. она и без того подчинялась ему. И свой приход в Думу он рассматривал только как попытку дать отпор силам анархии.

Об отсутствии красного банта и подлинных намерениях Великого Князя Кирилла Владимировича свидетельствовал корреспондент газеты " Тайме" Р. Вильтон. < За Веру, Царя и Отечество. 1939, 15/28 июля. > Его имя теперь хорошо известно в России. За личный героизм, проявленный в бою под Барановичами, Вильтона, несмотря на то, что он не был военным, наградили Георгиевским крестом. Оказавшись после революции в Сибири, Р. Вильтон принял деятельное участие в расследовании обстоятельств убийства Царской Семьи и спас один экземпляр следственного дела. Вернувшись на родину, он один из первых сказал правду о Екатеринбургском злодеянии в своей книге " Последние дни Романовых", за что поплатился карьерой и даже лишился работы. 1 марта 1917 г. Вильтон был в Таврическом дворце и беседовал с Великим Князем Кириллом Владимировичем, так что его свидетельство основано не на личных симпатиях (хотя даже они вряд ли заставили бы солгать этого благороднейшего человека), а на личных наблюдениях.

Из видевших Великого Князя Кирилла 1 марта в Таврическом дворце и подтверждавших, что он был чужд революционных настроений, можно назвать еще и генерал-майора барона А. Ю. Делинсгаузена, стоявшего на углу Невского и Литейного проспектов в момент прохода Гвардейского Экипажа. < Там же. >

Приход Великого Князя Кирилла Владимировича в Таврический дворец справедливо оценивался и теми честными авторами, которые при сем не присутствовали. Генерал-лейтенант А. Мосолов, которого " обвинители" пытаются записать на свой счет, утверждает: " Великий Князь Кирилл Владимирович во главе командуемого им Гвардейского Экипажа отправился в Думу, надеясь этим способствовать установлению порядка в столице и спасти Династию в критический момент. Попытка эта не нашла поддержки и осталась безрезультатной". < Мосолов А. При дворе последнего российского Императора. М., 1993, с. 63. >

Список лиц, правдиво говоривших о действиях Великого Князя в дни революции, как вы можете заметить, качественно существенно отличается от списка " обвинителей". Если же говорить о непосредственных свидетелях, от отличается он и количественно. А если еще вспомнить " воздержавшихся", т. е. либо просто констатировавших факт прихода в Думу без упоминания о " красном банте" < Напр. Шульгин В. Годы. Дни. 1920 г. М., 1990, с. 476. > либо никак не отразивших это событие в своих воспоминаниях, то сравнение получается явно не в пользу " обвинения". Ведь если " красный бант" имел место, это было бы действительно яркое событие, заслуживающее упоминания в любых мемуарах. И люди, у которых не было никаких оснований оправдывать Великого Князя (а, скорее наоборот), тот же Шульгин или П. Милюков (ни в его " Истории второй русской революции", ни в " Воспоминаниях" о банте ничего не говорится) и другие, безусловно, обратили бы внимание читателей на поступок Великого Князя.

Что касается качества источников, то, в самом деле, кто более заслуживает доверия: М. Родзянко или контр-адмирал Зеленецкий?; А. Керенский или Р. Вильтон?; М. Палеолог или генерал А. Мосолов? Выбирать, естественно, каждый волен сам. Но факт полного умолчания в " антикирилловской" литературе о сведениях, противоречащих концепции " измены", не может не наводить на размышления даже противников Государя Кирилла Владимировича.

Итак, мы выяснили, что Великий Князь из Царского Села Экипаж не уводил, красного банта не носил, от полицейских не отстреливался, во дворе никого не ждал, Государственной Думе не присягал, и красных флагов на крышах не водружал. Т. е. вся внешняя сторона его деятельности, сочиненная фальсификаторами, на проверку оказалась диаметрально противоположной. Вернемся теперь к сути этой деятельности.

После посещения Думы, Великий Князь Кирилл Владимирович вернулся в свой дворец на улице Глинки. Там он напряженно обдумывал ситуацию. О намерениях Комитета он еще не знал, но наверняка чувствовал, что думцы преследуют свои цели, отличные от тех, которые декларировали в воззвании 28 февраля. В это время адвокат Н. Иванов привез из Царского Села Манифест, составленный Великим Князем Павлом Александровичем. Великий Князь Кирилл Владимирович поставил свою подпись, после чего Иванов пошел искать Великого Князя Михаила Александровича. Последний не рискнул оставаться в Зимнем дворце и перебрался в дом князя Путятина на Миллионной. Прочитав Манифест, Великий Князь выразил желание посоветоваться сперва с супругой, находившейся в Гатчине, но потом решил все же подписать его. Таким образом, подписи были собраны, но первоначальный план передать Государю текст на вокзале уже не мог быть реализован, ввиду того, что Императора лишили возможности прибыть столицу. Иванов, услышав о намерениях Родзянко отправиться в Дно для переговоров с Царем, пробовал послать Манифест с ним. Но председатель Комитета вовсе не собирался никуда ехать и заявил, что Манифест " опоздал". Иванов передал документ Милюкову, и тот лишь издевательски сказал: " Это интересный исторический документ - и положил бумажку в портфель". < Милюков П. Воспоминания. М., 1991, с. 460. > В то время, за спиной народа, думские деятели уже " предрешили", что Император должен отречься в пользу Наследника. Собственно говоря, планы свержения Николая II вынашивались ими очень давно, но теперь они посчитали, что время наконец наступило.

Государь Император, как уже говорилось, приехал в Псков к генералу Рузскому, участнику заговора. Вечером 1 марта Рузский настаивал на создании " ответственного" министерства. Государь не соглашался с его доводами, указывая, что только он сам, как Монарх, может нести ответственность перед Богом и Россией. Однако, в 0 часов 20 минут 2 марта Император телеграфировал генералу Иванову в Царское Село: " Надеюсь, прибыли благополучно. Прошу до моего приезда и доклада мне никаких мер не предпринимать. Николай". < Красный Архив, т. 2(21), с. 53. > В 5 ч. 25 мин. Николай II согласился, наконец, на формирование М. Родзянко " ответственного министерства". < Там же, с. 62. > Таким образом, мы видим, что Государь пришел к выводу о необходимости уступок и именно таких, к которым хотели призвать его Великие Князья Кирилл Владимирович и Павел Александрович. Император распорядился " объявить представленный Манифест, пометив его Псковом". < Там же, с. 62. > Генерал Рузский сообщил о позиции Государя генералу Алексееву, и тот приступил к осуществлению последнего этапа заговора. Всем командующим фронтами Алексеев разослал телеграмму, в которой рекомендовал им настаивать на отречении " ради спасения Династии и Армии". Из присланных ответов больше всего обращает на себя внимание телеграмма Великого Князя Николая Николаевича: " Генерал-лейтенант Алексеев сообщает мне создавшуюся небывалую роковую обстановку и просит меня поддержать его мнение, что победоносный конец войны, столь необходимый для блага и будущности России и спасения Династии, вызывает принятие сверхмеры. Я, как верноподданный, считаю по долгу присяги и по духу присяги, необходимым коленопреклоненно молить Ваше Императорское Величество спасти Россию и Вашего Наследника, зная чувство святой любви Вашей к России и к Нему. Осенив Себя крестным знамением, передайте Ему Ваше наследие. Другого выхода нет. Как никогда в жизни, с особо горячей молитвой молю Бога подкрепить и направить Вас. Ген. -адъютант Николай". < Данилов Ю. Великий Князь Николай Николаевич. Париж. 1930, с. 306. > Заговорщики хорошо знали, что делали. Апеллируя к самым святым чувствам Государя, они добивались его отречения вовсе не ради " спасения России и Династии". Отречение нужно было для того, чтобы освободить Армию от присяги. Среди солдат на фронте о " подготовительной работе" генералов-предателей ничего известно не было, и Манифест 2 марта стал для них громом среди ясного неба. Именно отречение Императора явилось главной причиной быстрого разложения Армии - присяга Временному правительству заменить собой присягу Помазаннику Божию никоим образом не могла. Но 2 марта генералы не сознавали, какое преступление они совершают не только перед Царем, но и перед всем народом, перед Россией, ради " спасения" которой они, якобы, старались. Закулисные маневры сделали свое черное дело - Государь понял, что рассчитывать ему больше не на кого. Первый проект Манифеста об отречении в пользу Наследника отправлен не был, т. к. из Петрограда сообщили о приезде думской делегации. Когда в Псков заявились посланцы Думы Гучков и Шульгин, Манифест об отречении получил окончательное оформление. Император отрекался за себя и за Наследника в пользу брата — Великого Князя Михаила Александровича. Между прочим, там были и такие слова: " Заповедуем Брату Нашему править делами государственными в полном и ненарушимом единении с представителями народа в законодательных учреждениях, ПРИНЕСЯ В ТОМ НЕНАРУШИМУЮ ПРИСЯГУ" (выделено мной - А. З. ). Т. е. Царь заповедовал своему брату фактически трансформировать основы Российской Монархии, дать присягу в " единении с представителями народа" и стать конституционным Монархом. Упаси нас Бог судить об этих словах Царского Манифеста. Среди " измены, трусости и обмана" Царь-Мученик думал лишь об одном — не допустить поражения России в войне и национального позора. Возможно, Государь надеялся, что временное отступление от самодержавного принципа впоследствии будет признано нецелесообразным, но сейчас он же лал обеспечить мирное восшествие на престол своего брата. И тем не менее мы хотим подчеркнуть: " Манифест Великих Князей" выглядит даже более консервативно, чем Манифест об отречении Николая II, ведь там ничего не говорилось о " присяге" Императора и " ответственное министерство" виделось скорее как временная мера, вызванная сложившейся на тот момент ситуацией, но не имеющая юридических последствий для положения Монарха, который и при " конституционном строе" вполне мог сохранить полноту власти (как, например, Германский Император, или Японский по Конституции Мэйдзи). Уступки же стали неизбежны - Великие Князья это поняли раньше, Император чуть позже, но выводы их были едины. Это лишний раз доказывает искренность Великих Князей Кирилла Владимировича и Павла Александровича.

О Манифесте 2 марта 1917 г. существуют различные точки зрения. Вполне обоснованно указывается, в частности, что Основные Законы Российской Империи не предусматривали возможности ни отречения Императора, ни отказа от прав на Престол за другое лицо. Вопрос о юридической обоснованности Манифеста должен стать темой совершенно самостоятельного исследования. Здесь мы лишь отметим, что на наш взгляд, он, все-таки, не может быть признан " незаконным", т. к. исходил лично от Государя, и не имея основания в Основных Законах, в тоже время прямо не противоречил ни одному из них (о моральной стороне дела тут мы не говорим, она и так всем ясна; сейчас нас интересует лишь юридический аспект). В исторической литературе, как левой, так и правой, приходится встречаться с мнением, что Николай II своим Манифестом заложил " мину замедленного действия" под трон брата. П. Милюков писал, что Император " изменил условия отречения, устранив (вопреки закону) от наследования сына и назначив своим преемником брата Михаила. Из писем царицы видно, что при этом имелась ввиду задняя мысль - впоследствии при благоприятных условиях объявить отречение недействительным и восстановить права и неограниченную власть наследника". < Иоффе Г. Великий октябрь и эпилог царизма. М., 1987, с. 77. > То, что сам он был сторонником воцарения Михаила, Милюков позднее объяснял тем, что не знал Закона Императора Павла о престолонаследии, и вновь упрекал Царя в " хитрости". Подозрения, уместные в устах Милюкова, судившего людях по себе, вряд ли делают честь повторяющим их. То, что мы знаем о нравственных качествах Государя, не позволяет допустить мысль о том, что он обманывал свой народ и отводил собственному брату роль инструмента, который потом можно будет выбросить. Записи в дневнике Николая II не дают никаких поводов для сомнений в том, что он передал Престол Великому Князю Михаилу, второму в порядке престолонаследия после Цесаревича, без всякой задней мысли, и желал, чтобы Михаил принял власть. Сам же он рассчитывал поселиться с Семьей в Ливадии, чтобы не мешать новому Императору. В телеграмме брату отрекшийся Император говорил: " Петроград. Его Императорскому Величеству Михаилу Второму. События последних дней вынудили меня решиться бесповоротно на этот крайний шаг. Прости меня, если огорчил тебя и что не успел предупредить. ОСТАНУСЬ НАВСЕГДА ВЕРНЫМ И ПРЕДАННЫМ БРАТОМ (выделено мной - А. З. ). Горячо молю Бога помочь тебе и твоей Родине. Ники". < Буранов Ю., Хрусталев В. Гибель Императорского Дома. М., 1992, с. 40. >

Отрекаясь, Николай II был уверен, что брат исполнит его волю и примет Престол. Но революция вступила в следующий виток развития. Теперь, добившись отречения, ее вожди захотели ниспровергнуть и сам Монархический Строй, как таковой. В дальнейших событиях, как в капле воды отразились истинные намерения революционеров. Увлеченные борьбой за власть, они были готовы пойти на любую низость даже по отношению к своим товарищам. Желание захватить инициативу заставляло забыть и принципы, и партийную солидарность, и элементарную порядочность. Только этим можно объяснить, что октябрист Гучков и кадет Милюков выступали за восшествие Михаила Александровича на трон, а октябрист Родзянко настаивал на обратном и кадеты Набоков и барон Нольде сочиняли текст отказа Михаила от власти. Использовать противоречия в среде революционеров было вполне реально, но для этого требовались государственный ум и энергия, отсутствовавшие у Великого Князя Михаила Александровича.

В Петрограде 2 марта еще не было ничего известно об отречении Государя, но слухи уже начали просачиваться из Таврического дворца. До Великих Князей Кирилла Владимировича и Павла Александровича дошли сведения о проектах добиться отречения в пользу Наследника. Павел Александрович немедленно пишет Кириллу Владимировичу: " Дорогой Кирилл. Ты знаешь, что я через Н. И. (Иванова - А. З. ) все время в контакте с Государст< венной> Думой. Вчера вечером мне ужасно не понравилось новое течение, желающее назначить Мишу регентом. Это недопустимо, и возможно, что это только интриги Брасовой. Может быть, это только сплетни, но мы должны быть начеку и ВСЯЧЕСКИ, ВСЕМИ СПОСОБАМИ, СОХРАНИТЬ НИКИ НА ПРЕСТОЛЕ (выделено мной - А. З. ). Если Ники подпишет манифест, нами утвержденный, о конституции, то ведь этим исчерпываются все требования народа и Временного правительства. Переговори с Родзянко и покажи ему это письмо. Крепко тебя и Ducky обнимаю. Твой дядя Павел". < Там же, с. 38. > Великий Князь Кирилл Владимирович тут же ответил: " Дорогой дядя Павел. Относительно вопроса, который тебя беспокоит, до меня дошли одни слухи. Я совершенно с тобой согласен, но Миша, несмотря на мои настойчивые просьбы работать единовременно с нашим Семейством, он прячется и только сообщается секретно с Родзянкой. Я был все эти тяжелые дни СОВЕРШЕННО ОДИН, ЧТОБЫ НЕСТИ ВСЮ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ПЕРЕД НИКИ И РОДИНОЙ, СПАСАЯ ПОЛОЖЕНИЕ, ПРИЗНАВАЯ НОВОЕ ПРАВИТЕЛЬСТВО (выделено мной А. З. ). Обнимаю. Кирилл". < ГАРФ, ф. 601, оп. 1, сд. хр. 2098. > Оба эти письма проливают свет на подлинный смысл действий двух Великих Князей. Стремясь " всеми способами сохранить Ники на Престоле", они рассчитывали на то, что им удастся сделать это путем частичных уступок - признания временного правительства и обнародования " конституционного" манифеста. При этом, ввиду того, что Великий Князь Михаил Александрович проявил нерешительность и даже " спрятался", Великий Князь Кирилл Владимирович был готов принять на себя всю ответственность за общий план и возможные ошибки.

Недобросовестные " обвинители", всеми силами и средствами пытающиеся оклеветать Государя Кирилла Владимировича, и здесь прибегают к своему излюбленному методу - подтасовке. Ответ Великого Князя Кирилла они цитируют отдельно, не приводя текста письма Павла Александровича. Почему? Все очень просто - как явствует из комментариев этих авторов, " вопрос", который " беспокоил" Великого Князя Павла - это факт прихода Кирилла Владимировича в Думу с красным бантом. Между тем, из письма Павла Александровича очевидно, что его беспокойство не имело ничего общего с вздорными слухами, а касалось лишь информации о возможном отречении Государя в пользу наследника при регентстве Великого Князя Михаила. И Великий Князь Кирилл Владимирович, выражая полное согласие с дядей, сообщает ему о своих действиях и позиции Великого Князя Михаила Александровича. Таким образом, как видим, еще одна шулерская проделка творцов " антикирилловского" мифа становится разоблаченной.

План Великих Князей Кирилла и Павла и способы его реализации Вы можете считать сколь угодно наивными, непродуманными, безнадежными, ошибочными и т. д., но отрицать, что они стремились предотвратить низложение Императора и крушение Монархии ни один честный человек не станет. В то время, как будущий главный враг Императора Кирилла - Великий Князь Николай Николаевич — требовал отречения Николая II, Кирилл Владимирович в бушующем Петрограде рисковал своей жизнью и жизнью своей семьи, чтобы этого отречения не допустить. Но вопреки всякому здравому смыслу кто-то смеет утверждать: " Великий Князь Николай Николаевич, популярный в народе главнокомандующий, ставший ведущей фигурой эмиграции (? — А. З. ), был военным старой закалки и НЕ ПРОСТИЛ ИЗМЕНЫ КИРИЛЛА (?!, выделено мной — А. З. ). < Скотт С. Романовы. Екатеринбург. 1993, с. 158. > Если бы эти слова принадлежали только поверхностному иностранному наблюдателю, на них не стоило бы обращать особенного внимания. Но дело в том, что у самого Николая Николаевича, подлинного предателя Царя-Мученика, хватало наглости делать подобные заявления, как хватает ее и у его идейных последователей в наши дни.

В то время, как Великие Князья Кирилл и Павел, вместе со всем народом пребывали в неведении относительно закулисных маневров заговорщиков, в Думе все уже было решено. Еще в ночь на 2 марта думский Комитет достиг тайного соглашения с Советом о том, что форму правления определит Учредительное собрание. Когда Гучков и Шульгин привезли долгожданный манифест об отречении Николая II, думцы начали продумывать следующий ход. М. Родзянко, наконец, окончательно показал свое подлинное лицо. Этот " верноподданный" уже видел себя в роли первого президента Российской республики и хотел заручиться поддержкой левых из Совета рабочих и солдатских депутатов, т. к. чувствовал, что собратья по Думе воспринимают его притязания без особого энтузиазма. Ради этой поддержки Родзянко пошел на сговор с представителем Совета А. Керенским и обещал поддержать требование об отречении теперь и Михаила Александровича. Поэтому председатель Комитета не допустил немедленной публикации манифеста Николая П. Милюков пишет: " Родзянко принял меры, чтобы отречение Императора и отказ Михаила были обнародованы в печати одновременно. С этой целью он задержал напечатание первого акта. Он, очевидно, УЖЕ ПРЕДУСМАТРИВАЛ ИСХОД, А МОЖЕТ БЫТЬ, И СГОВАРИВАЛСЯ ПО ЭТОМУ ПОВОДУ (выделено мной А. З. ). < Милюков П. Воспоминания. М., 1991, с. 470. > Генералам Алексееву и Рузскому, своим орудиям в подлой игре, Родзянко сообщил, что отречение в пользу Великого Князя Михаила Александровича не способно удовлетворить " восставшие массы". Только теперь, наверное, генералы начали понимать, какую роль в истории России отвел им Родзянко. Алексеев в панике связывается с командующими фронтами, чтобы созвать их на совещание в Могилев и потребовать проведения манифеста в жизнь. Из всех командующих Алексеева поддержал только генерал Эверт. Великий Князь Николай Николаевич, уже назначенный вновь Верховным главнокомандующим, объявил о своем согласии с мнением Родзянко относительно воцарения Михаила Александровича. Рузский утверждал, что нужно во всем довериться Временному правительству. Алексеев попытался вновь связаться с Родзянко, но на сей раз безуспешно - в это время 3 марта председатель Комитета находился на Миллионной, 12, в доме князя Путятина, где остановился Великий Князь Михаил Александрович. Ни Алексеева, ни Рузского об этом извещать никто не стал - " мавр сделал свое дело".

Что же происходило на Миллионной? Рано утром 3 марта Великому Князю Михаилу позвонил А. Керенский и попросил принять членов думского Комитета и Временного правительства (последнее, по назначению Государя Императора, возглавил князь Г. Львов). Михаил Александрович, знавший от Родзянко о намерениях провозгласить его регентом при малолетнем Императоре Алексее Николаевиче, полагал, что делегаты прибудут к нему именно с этим предложением. Известие об отречении в его пользу было для Великого Князя полной неожиданностью. На этот эффект и рассчитывали Керенский и Родзянко. Большинство прибывших добивалось отказа Михаила. Их доводы излагал М. Родзянко. Он пугал Михаила " огромным кровопролитием" в случае его восшествия на Престол, гражданской войной и т. д. Затем тоже самое говорил Керенский. Представлявший меньшинство П. Милюков, напротив, убеждал Великого Князя принять власть. " Я доказывал, - пишет он, - что для укрепления нового порядка нужна сильная власть и что она может быть такой только тогда, когда опирается на символ власти, привычный для масс. Таким символом служит монархия. Одно Временное правительство, без опоры на этот символ, просто не доживет до открытия Учредительного собрания". < Там же, с. 468. > Приехавшие позже Гучков и Шульгин поддерживали мнение Милюкова, но их речи потонули в общем хоре, требовавшем отказа. Все выступали по несколько раз, чуть не перекрикивая друг друга. Керенский убеждал Великого Князя " принести себя в жертву" массам и одновременно доказывал, что не сможет поручиться за его жизнь в случае восшествия на престол. Михаил Александрович, видимо, не заметил противоречия в этих словах, и не понял, что приняв власть он действительно принес бы, быть может, себя в жертву во имя спасения России и Монархии, но отказавшись, он просто подписывал смертный приговор себе, своим 17 родственникам, а в перспективе - десяткам миллионов простых людей. Побеседовав с глазу на глаз с Родзянко, тот, кого Николай II уже назвал Михаилом Вторым, объявил собравшимся: - При настоящих условиях я не считаю возможным принять Престол.

После безуспешной попытки Некрасова сочинить текст отречения для Михаила, на Миллионную решили пригласить " правоведов" - кадетов В. Набокова и барона Б. Нольде. Они и стали авторами манифеста 3 марта. Документ, подписанный Великим Князем Михаилом Александровичем, гласил: " Тяжкое бремя возложено на меня волею Брата Моего, передавшего Мне Императорский Всероссийский Престол в годину беспримерной войны и волнений народа. Одушевленный со всем народом мыслью, что выше всего благо Родины Нашей, принял Я твердое решение только в том случае воспринять верховную власть, если такова будет воля великого народа нашего, которому и надлежит всенародным голосованием через представителей своих в Учредительном собрании установить образ правления и новые основные Законы Государства Российского. Призывая благословение Божие, прошу всех граждан Державы Российской подчиниться Временному правительству, по почину Государственной Думы возникшему и обеспеченному всей полнотой власти впредь до того, как созданное в возможно кратчайший срок на основе всеобщего, прямого, равного и тайного голосования Учредительной собрание своим решением об образе правления выразит волю народа. Подписал: Михаил". < Биржевые Ведомости. № 16120, 1917, 5 марта. > Этот манифест, под заголовком " Отречение Великого Князя Михаила Александровича" был опубликован одновременно с манифестом Николая II от 2 марта. Обратим внимание на ключевые моменты: Михаил Александрович отказывается от престола не окончательно, а лишь до решения Учредительного собрания, представляя на период до его созыва " всю полноту власти" Временному правительству. Вдумаемся теперь, какие последствия имела данная формулировка. На первый взгляд, России юридически остается монархией по крайней мере до Учредительного собрания, но Монархией без Монарха. Собрание должно решить вопрос о форме правления и принять новые Основные Законы. Все эти положения манифеста, выработанные " правоведами", являлись вопиющим беззаконием, образовывали разрыв в тысячелетнем преемстве российского права и лишали временное правительство каких-либо законных оснований и шансов удержаться не только у " всей полноты", но даже и у призрачной власти. Милюков был, несомненно, прав, сравнивая правительство без Царя с " утлой ладьей". Но ослепленные успехом революционеры не могли понять, что и себе и России они в этот день готовили гибель.

Когда Михаил Александрович поставил подпись под манифестом, Керенский восторженно провозгласил: Верьте, Ваше Императорское Высочество, что мы донесем драгоценный сосуд Вашей власти до Учредительного собрания, не расплескав из него ни капли! Милюкова и Гучкова, грозивших отставкой в случае отречения Михаила, без особого труда уговорили остаться - пока они еще нужны. Пройдет чуть больше месяца, и революция безжалостно вышвырнет на свалку истории своих творцов: вслед за Родзянко и Милюкова, и Гучкова.

Когда Государь Император узнал об отказе брата, он записал в дневнике 3 марта: " Оказывается, Миша отрекся. Его манифест кончается четыреххвосткой для выборов через 6 месяцев в Учредительное собрание. Бог знает, кто надоумил его подписать такую гадость! " < Дневники…, с. 625. >

О том, как было воспринято отречение Михаила, ярко писал князь С. Трубецкой: " Когда Государь отрекся от престола в пользу Великого Князя Михаила Александровича, отречение это не было еще отказом от Монархии. (... ) В сущности, дело было в том, чтобы Михаил Александрович немедленно принял передаваемую ему Императорскую корону. Он этого не сделал. Бог ему судья, но его отречение по своим последствиям было куда более грозным, чем отречение Государя, - это был уже отказ от монархического принципа. Отказаться от восшествия на престол Михаил Александрович имел законное право (имел ли он на это нравственное право - другой вопрос! ), но в своем акте отречения он, совершенно беззаконно, не передал Российской Императорской Короны законному преемнику, а отдал ее... Учредительному Собранию. Это было ужасно! " < Трубецкой С. Е., кн., Минувшее. М., 1991, с. 152-153. >

Мы повествуем так подробно об отречении Великого Князя Михаила Александровича не случайно. В исторических исследованиях не принято пользоваться сослагательным наклонением, но все же представим на минуту, что было бы, если бы Великий Князь Михаил не отложил принятие власти до Учредительного Собрания, а принял ее или передал " законному преемнику", как пишет князь Трубецкой. В первом случае, скорее всего император Михаил II на первом этапе стал бы прикрытием для правления олигархии. Но, учитывая полную неспособность думских лидеров управлять государством, вполне вероятно, что апрельский или июльский кризисы, или корниловский мятеж, или какие-то их аналоги, привели к свержению Временного правительства и установлению диктатуры, для которой Михаил II мог быть по крайней мере знаменем. Во втором случае перспектив на угашение революции было еще больше. Законным Преемником Михаила Александровича, согласно Закона о престолонаследии, являлся Великий Князь Кирилл Владимирович, уже зарекомендовавший себя как активный противник революции. Можно с уверенностью утверждать, что он бы от власти не отрекся и его не испугали бы угрозы Родзянко и Керенского. Более того, зная о дальнейшей судьбе Кирилла Владимировича, можно предположить, что после усмирения революции он не отказался бы рассмотреть вопрос о правомерности отречения Императора и устранения из порядка престолонаследия Цесаревича Алексея Николаевича. Ведь и в эмиграции он долго не принимал Императорского титула, в надежде, что остался в живых кто-нибудь из мужских потомков Александра III, и еще в 1922 году в Обращении о принятии Блюстительства Престола, выражал надежду, что Император жив и " вернется к престолу Своему". В любом случае, Император Кирилл I не погиб бы так бессмысленно, как погиб Михаил II. Но Манифест Михаила Александровича, не имевший, собственно говоря, никакого юридического значения, нравственно не позволил Великому Князю Кириллу Владимировичу реализовать свои права. В чрезвычайно поверхностной и несерьезной книге С. Скотта " Романовы" наряду с пересказами о " красном банте" содержится нелепая версия, согласно которой Михаил сформулировал таким образом свой Манифест " из вредности", не желая допустить воцарения Кирилла Владимировича и " умелым маневром ВЫШИБ КОРОНУ У НЕГО ИЗ ПОД НОГ" (?! - А. З. ). < Скотт С. Романовы. Екатеринбург. 1993. с. 148. > Далее Скотт утверждает: " Не довольствуясь простым отречением и передав вопрос на усмотрение Учредительного собрания, Михаил выбил корону вон под самым носом у Кирилла. Кирилл не мог предъявить никаких законных прав на престол до тех пор, пока Учредительное собрание не признает отречения Михаила". < Там же, с. 156. > Мыслящий западными мерками шведский республиканец не удосужился, конечно, изучить ни источники по истории отречения Михаила Александровича, ни Законы Российской Империи. Иначе он бы узнал, что во-первых, Великие Князья Михаил Александрович и Кирилл Владимирович были близкими друзьями, во-вторых, Великий Князь Михаил не имел никакого отношения к составлению своего Манифеста, и в-третьих, Великий Князь Кирилл Владимирович имел ВСЕ ЗАКОННЫЕ ПРАВА объявить о недействительности Манифеста 3 марта. Основные Законы Российской Империи не позволяли никаким Учредительным собраниям решать вопрос об образе правления, а Престол Российской Империи, согласно тех же законов, не мог оставаться праздным. Почему же Великий Князь Кирилл не сделал этого? — спросите вы. Ответ лежит отнюдь не в области юриспруденции. Нельзя скрывать, что манифест 3 марта дезориентировал всех монархистов (" правоведы" поработали не даром). Михаил Александрович — Законный Наследник — не отрекся окончательно. Выступить сейчас против него, значит дать повод врагам Монархии кричать повсюду, что Члены Династии грызутся из-за трона, не думая о благе Родины. Логика подсказывала (увы, неправильно), что лучше переждать: возможно, все образуется, революция остановится, Учредительное Собрание в спокойной обстановке обсудит вопрос и решит его в пользу Монархии. Сейчас же, во время внешней войны и внутренних беспорядков нельзя подрывать авторитет Великого Князя Михаила. Так, примерно, мыслили и Великий Князь Кирилл Владимирович и другие Великие Князья и Князья Крови подписывая документ, подготовленный Великим Князем Николаем Михайловичем: " Относительно прав наших, в частности и моего на престолонаследие я, горячо любя свою Родину, всецело присоединяюсь к тем мыслям, которые выражены в акте отказа Великого Князя Михаила Александровича. Что касается до земель Удельных, то по моему искреннему убеждению, естественным последствием этого означенного акта эти земли должны стать общим достоянием государства". < Биржевые Ведомости. № 16134, 1917, 14 марта. > Это письмо подписали ВСЕ Члены Династии. Тем самым, они признавали права Великого Князя Михаила Александровича и отказывались от претензий на трон до решения учредительного Собрания.

⇐ Предыдущая 1 2 3 456 7 Следующая ⇒