Часть 1. До революции

Часть 1

До революции

Прежде, чем приступить к изучению проблемы " красного банта", нам необходимо вернуться несколько назад и в общих чертах рассмотреть некоторые факты из жизни Дома Романовых до революции.

Дело в том, что враги Государя Кирилла Владимировича не остановились на клевете, направленной против него лично. Им необходимо было облить грязью все, что его окружало - отца, Великого Князя Владимира Александровича, мать, Великую Княгиню Марию Павловну Старшую, братьев, Великих Князей Бориса и Андрея Владимировичей, главного соратника в февральские дни св. мученика Великого Князя Павла Александровича. Лейтмотивом всех обвинений стали измышления о заговоре с целью дворцового переворота, в котором, якобы, принимали участие члены семьи Великого Князя Владимира Александровича. Для чего все это делалось? Объяснение просто - нужно подвести базу под клевету, показать, что " измена" готовилась заранее. Иначе слишком уж неубедительно звучат все аргументы, слишком много вопросов возникает у любого способного мыслить человека. А вот с " предысторией" получается солиднее.

Творцы легенды начали издалека. Прежде всего они поставили своей целью доказать, что еще Великий Князь Владимир Александрович лишился прав на престолонаследие, вместе со всем своим потомством. Это должно было подготовить почву для следующей ступеньки мифа - объяснить участие в " заговоре" стремлением вернуть утраченное право. Но ложь обнаруживается сразу и без труда, так что самый фундамент созидающегося здания оказывается построенным на песке. Дадим слово мифотворцам. Свое утверждение о лишении Великого Князя Владимира Александровича и его потомства прав на престол они основывают на статье 185 Основных Законов, гласящей: " Брак мужеского Лица Императорского Дома, могущего иметь право на наследование Престола, с особой другой веры совершается не иначе, как по восприятии Ей Православного исповедания". Т. к. супруга Владимира Александровича - Великая Княгиня Мария Павловна в момент заключения брака не была еще православной, - говорят толкователи, - ее супруг и их потомство в силу статьи 185 лишились прав престолонаследия. Вот что пишет проф. Н. Тальберг в статье " Мысли старого монархиста":

" В 1886 году Великий Князь Владимир Александрович, будучи председателем Высочайше утвержденной Комиссии по пересмотру Учреждения об Императорской Фамилии, провел было новую редакцию этой статьи, ограничившей его права. Статья 40 Основных Законов гласила: " Брак Наследника Престола и старшего в его поколении мужского лица с особой другой веры совершается не иначе, как по восприятии ею Православного исповедания". Великий Князь Владимир Александрович не был тогда наследником Престола, ни сыном наследника. Следовательно, С ЭТОГО ВРЕМЕНИ (выделено мной - А. З. ) он не подпадал под действие статьи, в ее измененной редакции. Император Александр III, однако, Указом Сенату повелел ст. 60 Уложения (? -А. З. )< Законодательный акт, упоминаемый Н. Тальбергом, в действительности называется Учреждение об Императорской Фамилии> об Императорской Фамилии изложить в следующем виде: (следует текст статьи 185 Основных Законов А. З. )... Путь к Престолу был закрыт для Великого Князя Владимира Александровича и ЕГО ПОТОМСТВА" (выделено мной - А. З. ). < Русская Жизнь, № 6029, 16. 03. 66, цит. по брошюре " О несуществующих правах на Престол Е. В. Кн. Владимира Кирилловича и Его Потомков, включая Его Королевское Высочество Принца Прусского Георгия Гогеноллерна", Н. Й., 1992. > Возвращение к старой редакции Тальберг увязывает с катастрофой 17 октября 1888 года у станции Борки, когда, в случае гибели Семьи Александра III на Престол мог вступить Владимир Александрович. Абсурдность этой мысли и лживость аргументов видна с первого взгляда всякому, кто хоть мало-мальски знаком с Законами и историей.

Начнем с того, что статья 185 посвящена БРАКАМ Членов Императорского Дома, а не их правам на Престол. Слова " могущего иметь право" являются наследием архаичной формулировки начала века, подразумевающей возможность реализовать право в ближайшем будущем. Так, Цесаревич Константин Павлович в грамоте о своем отречении писал: " Не чувствуя в Себе ни тех дарований, ни тех сил, ни того духа, чтоб быть когда бы то ни было возведену на то достоинство, к которому по рождению Моему МОГУ ИМЕТЬ ПРАВО (выделено мной - А. З. ), осмеливаюсь просить Вашего Императорского Величества передать сие право тому, кому оно принадлежит после меня... " < Наследование Российского Императорского Престола, Н. Й., 1985, с. 54. > Так как ВСЕ Члены Императорского Дома уже имеют право на Престол, а уж тем более обладатели титула Цесаревича, то сразу обнаруживается смысл данной формулировки. Из нее следует, что статья 185 и в старой, и в новой редакции относилась к самым близким в очереди наследования Престола лицам. Впрочем, немудрено, что профессор Тальберг не в состоянии был этого уразуметь. В данном случае мы допускаем, что им руководил не столько злой умысел, сколько элементарное невежество. В самом деле, профессор был слаб в области юриспруденции. Мы не случайно выделили его слова о том, что " с этого времени" (т. е. со времени принятия новой редакции статьи - А. З. ) Великий Князь Владимир Александрович перестал подпадать под действие статьи. Н. Тальберг, видимо, никогда не слышал о том, что ни один закон не имеет обратной силы. Так что если бы статья в старой редакции действительно лишала прав на Престол Владимира Александровича, то никакая новая редакция возобновить его права не могла. Но на самом деле статья 185 относится лишь к БРАКАМ Августейших Особ, предоставляя Царствующему Императору определять, к кому применять ее действие (т. е. не дать позволения на брак), а к кому не применять. (Статья 184 гласит: " По соизволению Царствующего Императора, Члены Императорского Дома могут вступать в брак как с особами православного исповедания, так и с иноверными" ). С правами на Престол этот вопрос никогда не увязывался. Но даже если допустить толкование Тальберга и признать, что вступивший в брак с неправославной уже не может наследовать, то на чем основать тезис о лишении этих прав и потомства от этого брака? Разве в статье есть хоть одно слово про потомство? И что делать, если супруга приняла Православие, но некоторое время спустя после заключения брака (как это было в случае с Великой Княгиней Марией Павловной и с Преподобномученицей Великой Княгиней Елисаветой Феодоровной)? На эти вопросы ни один Тальберг никогда не сможет дать хоть сколько-нибудь вразумительного ответа.

Восстановление старой редакции незадачливый профессор увязывает с боязнью (уже после катастрофы) Александра III, что ему наследует его брат. Здесь уже почтенный Тальберг обнаруживает незнание не юридической науки, а истории. Александра III могло волновать многое, но только не возможное воцарение его брата. Иначе зачем бы он 14 марта 1881 года, через 2 недели после убийства своего отца Императора Александра II Освободителя издал Манифест, согласно которому в случае его кончины до совершеннолетия Наследника Регентом Империи становился Великий Князь Владимир Александрович. Напоминаем, что в то время действовала как раз первая формулировка статьи 185, а Великий Князь Владимир Александрович был уже давно женат и его сыну Великому Князю Кириллу исполнилось 5 лет. Назначая Регента, Александр III исходил из смысла статьи 45: " Когда нет отца и матери, то правительство и опека принадлежат БЛИЖНЕМУ К НАСЛЕДИЮ ПРЕСТОЛА (выделено мной - А. З. ) из совершеннолетних обоего пола родственников малолетнего Императора". Думается, Император Александр III лучше знал, кто является " ближним к наследию Престола", чем г. Тальберг. К тому же, из акта явствует, что он не только не подвергал малейшему сомнению права своего брата, но и сознательно предоставлял ему полную и реальную власть в Империи.

Прежде чем продолжить повествование, сделаем необходимое, на наш взгляд отступление. Цитированный нами отрывок из статьи Тальберга, как указано, содержится в брошюре с нелепым названием, похожим по своей форме на заголовки средневековых алхимических трактатов: " О несуществующих правах на Престол Е. В. Князя Владимира Кирилловича и Его Потомков, включая Его Королевское Высочество Принца Прусского Георгия Гогенцоллерна". Текст этой брошюры, состряпанной окружением Т. Куликовского и изданной после кончины Благоверного Великого Князя Владимира Кирилловича в 1992 году фальшивым Имперским Союзом-Орденом К. Веймарна, перепечатан в нескольких " патриотических" газетах в России< В " Русском вестнике" № 25(58), " Исторической Памяти" № 2, журнале " Кубань". >, так что любой желающий может с ней ознакомиться. Для нас это даже желательно, т. к. при беспристрастном чтении сей подборки различных текстов, компрометирующих, с точки зрения составителя, ветвь Великого Князя Владимира Александровича, все, начиная от самого заглавия, свидетельствующего о том, что Веймарн и покойный Куликовский с присными не в ладах с русским языком, и до последней фразы, создает эффект, обратный тому, который предполагали авторы подборки.

Вообще способности этих господ логически мыслить не позавидуешь. Казалось бы, взялись писать о " несуществующих правах" и " доказали" что они не существуют! Зачем же дальше-то " доказывать"? Но в том то все и дело, что " доказательства" построены по принципу " клевещите, клевещите, что-нибудь да останется". Если абсурдное толкование 185 статьи кого-то не удовлетворит, может быть ему покажется убедительным следующее утверждение? И усердные " старые" и новые " монархисты" продолжают лить грязь, теперь уже на супругу и сыновей Великого Князя Владимира Александровича.

На что опираются авторы легенд о " заговоре" Великой Княгини Марии Павловны Старшей и Великих Князей Кирилла, Бориса и Андрея Владимировичей? Исключительно на великосветские сплетни об отношениях в Императорской Фамилии, обраставшие чудовищными " подробностями" благодаря стараниям левой прессы.

Что касается мемуаров, используемых против Владимировичей, то их круг ограничивается сочинениями М. Палеолога, М. Родзянко и В. Пуришкевича. Для полноты мы добавим сюда еще туманные намеки, содержащиеся в воспоминаниях княгини Палей, морганатической супруги Великого Князя Павла Александровича. < См. в: Страна гибнет сегодня. М., 1991: Кн. О. В. Палей, Мои воспоминания о Русской революции, с. 183-184. >

Перед анализом этих источников считаем важным сказать несколько слов об общей атмосфере, существовавшей в Императорской Семье. Было бы ошибкой скрывать, что в этой области далеко не все обстояло благополучно. Государь Император Николай Александрович тепло и сердечно относился почти ко всем своим родным, но особенной близости у него ни с кем из них не было. Что касается Государыни Александры Феодоровны, то здесь дело обстояло еще сложнее. С самого начала враждебно принятая Императрицей Марией Феодоровной, которая ненавидела немцев, Государыня выработала в себе " защитную реакцию", зачастую оборачивавшуюся ее самоизоляцией в Семье. Важные сведения о взаимоотношениях в Августейшей Фамилии почерпнуты нами из воспоминаний Начальника Канцелярии Министерства Императорского Двора и Уделов генерал-лейтенанта А. А. Мосолова. < А. Мосолов, При дворе последнего Российского Императора, М., 1993. > Автор, ближайший сотрудник министра Императорского Двора и Уделов графа В. Фредерикса, написал свои мемуары 79 лет от роду, в 1933 году. Никаких политических целей он, естественно, преследовать не мог, и данные, сообщенные этим весьма высокопоставленным и осведомленным чиновником Министерства Двора заслуживают достаточного доверия.

Генерал-лейтенант А. Мосолов, говоря о первых днях пребывания будущей Императрицы Александры Федоровны в России в качестве невесты Наследника Цесаревича, замечает: " Неприязнь Императрицы (Марии Феодоровны - А. З. ) к молодой принцессе сейчас же отразилась на отношении к ней всего русского двора. С Ее Высочеством обращались с нескрываемым презрением и даже с насмешкой и иронией. Только Великая Княгиня Мария Павловна отнеслась к своей соотечественнице сердечно и взяла ее под свое покровительство". < Ук. соч, с. 37. > Однако, к сожалению, искренние стремления Великой Княгини Марии Павловны были истолкованы Государыней Александрой Феодоровной как навязываемое ей " опекунство" и взаимоотношения между Императрицей и Великой Княгиней стали довольно натянутыми. Вообще следует отметить, что Государыня Александра Феодоровна, иногда очень верно и точно оценивавшая людей, о чем свидетельствуют ее письма Государю Императору, зачастую бывала и несправедлива. Примеры этого мы еще увидим. Причиной таких ошибочных оценок была излишняя доверчивость Государыни, которой пользовались те, кого она приблизила к себе.

Оговоримся сразу, что отмечая те или иные ошибки Государя Императора и Государыни Императрицы, мы не перестаем почитать их Святыми, удостоившимися венца не только в силу мученической кончины, но и праведной жизни. Это, однако, не мешает нам объективно оценивать их действия в тех или иных ситуациях. Превращение Царственных Мучеников в сусальных кукол (чем занимаются сегодня некоторые " монархисты" ) мы считаем не меньшим оскорблением их святой памяти, чем звучавшая столько лет хула.

Творцы мифа настойчиво проводят мысль о том, что Государь Император Николай II всегда предубежденно относился к семье Великого Князя Владимира Александровича. Чтобы разоблачить эту ложь, достаточно взять в руки Дневники Николая П.

Эти Дневники, которые Государь вел регулярно в течение многих лет, свидетельствуют о некоторой замкнутости его характера. Государь Император был не из тех, кто поверяет дневникам сокровенные мысли. Записи ограничиваются изложением событий за день, далеко не всегда полным. Но тем ценнее для нас каждое эмоциональное высказывание, встречающееся на страницах Царского дневника.

В записи за 14 ноября 1894 года (день его свадьбы) Государь отмечает: " Шаферами у меня были: Миша, Джорджи, Кирилл и Сергей". < Дневники Императора Николая II, М., 1991, с. 48. > Как видим, Великий Князь Кирилл Владимирович был шафером на государевой свадьбе вместе с родными братьями Царя Великими Князьями Михаилом и Георгием Александровичами. Читая дневник дальше, мы постоянно встречаем в нем упоминания имен Великого Князя Владимира Александровича (" дяди Владимира" ), Великой Княгини Марии Павловны (" тети Михень" ) и Кирилла. Государь отмечает все встречи с ними — от официальных до домашних, за обедом или чашкой чая.

В 1896 году Великий Князь Кирилл Владимирович становится флигель-адъютантом Государя, а в 1897 году ему доверяется почетная миссия - впервые поднять над Порт-Артуром русский Андреевский флаг. На следующий год Великий Князь блестяще выполняет порученное ему Императором дипломатическое задание в Японии, где он представляет особу Государя при дворе Императора Мэйдзи (Муцухито).

Когда началась Японская война, Великий Князь Кирилл, состоявший в то время в чине капитана 2-го ранга, сразу же отправился на театр военных действий. 2 марта 1904 года Государь помечает в своем дневнике: " Кирилл прибыл в Порт-Артур". Находясь на борту броненосца " Петропавловск" в момент его гибели рядом с вице-адмиралом Макаровым, Великий Князь чудом избежал смерти. Контуженный и обожженный, помятый взрывом, он 40 минут продержался в 5-ти градусной воде, пока не подоспела помощь. Это произошло 31 марта 1904 года - в день памяти священномученика Ипатия Гангрского — небесного покровителя колыбели Дома Романовых.

Господь сохранил жизнь Великого Князя, в то время, как большинство офицеров и членов команды (ок. 700 чел. ) погибло при взрыве или в образовавшемся водовороте. 31 марта Государь Император, после слов о гибели " Петропавловска", пишет: " Целый день не мог опомниться от этого ужасного несчастья". Однако, судя по всему, Государь не представлял себе картины того, что произошло на броненосце. Великому Князю Кириллу Владимировичу, по прибытии его в столицу, был оказан довольно равнодушный прием, что конечно больно ранило его. К тому же он нуждался в серьезном лечении, а Государь неодобрительно отнесся к доводам Великого Князя Владимира Александровича о необходимости его сына уехать за границу. " Это произвело на меня тяжелое впечатление: уезжать теперь за границу! ", - записывает Государь в Дневнике. < Дневники…, с. 207. > Очевидно, он не понимал, что катастрофа, пережитая Кириллом Владимировичем, делала для него невозможным продолжение в столь скором времени исполнения своих обязанностей. Удивительно, что Великий Князь вообще смог вернуться к морской службе. Для этого требовалась колоссальная сила воли - мало кто из спасшихся с " Петропавловска" сумел преодолеть морскую болезнь и водобоязнь до конца жизни.

Но вскоре Государь понял несправедливость своего мнения. Уже на следующий день после разговора с Великим Князем Владимиром Александровичем, 1 мая 1904 года Николай II завтракает вместе с Великим Князем Кириллом. А 14 мая записывает: " Завтракал Н. М. Яковлев, бывший командир " Петропавловска", СПАСЕННЫЙ ЧУДОМ, КАК КИРИЛЛ" < Дневники…, с. 209. > (Выделено мной -А. З. ).

Единственный серьезный инцидент, действительно на время омрачивший отношения между Государем и семьей Великого Князя Владимира Александровича, имел место в 1905 году, в связи с женитьбой Великого Князя Кирилла Владимировича на Великой Княгине Виктории Феодоровне. По этому поводу написано уже очень много, но мы еще раз вернемся к данной теме, чтобы в книге не осталось никаких недосказанностей.

26 сентября 1905 года в Тегернзе в Баварии в православном храме в присутствии Великой Княгини Марии Александровны, Герцогини Эдинбургской, матери невесты, состоялось бракосочетание Великого Князя Кирилла Владимировича с бывшей супругой Великого Герцога Эрнеста Гессен-Дармштадтского Викторией-Мелитой. Брак был заключен без соизволения Императора Николая II.

Любовь Кирилла Владимировича и Виктории Феодоровны давно обратила на себя внимание Государя. Он требовал прекращения отношений. Государем руководили два мотива: первое, влюбленные были двоюродными братом и сестрой, второе, первым мужем Виктории был родной брат Государыни Александры Феодоровны. Но любовь, испытанная временем, заставила Великого Князя Кирилла Владимировича ослушаться Высочайшего указания. Он не ожидал, что его брак вызовет столь жесткую реакцию, и вскоре после свадьбы приехал в Петербург, чтобы, как пишет А. Мосолов "... принести повинную за брак без разрешения Государя". Как родители его, так и он сам, ожидали, что после заслуженного выговора со стороны Его Величества он будет прощен". < А. Мосолов. Ук. соч., с. 70. > Кирилл Владимирович имел все основания ожидать благосклонного отношения. Единственным нарушением им закона было неполучение Высочайшего соизволения на брак. После морганатических браков Великих Князей Михаила Михайловича (1891) и Павла Александровича (1902), также подвергшихся строгим наказаниям, его РАВНОРОДНЫЙ брак не мог вызвать такую же реакцию. То, что супруга была его двоюродной сестрой, нисколько не противоречило Законам, не ставящим подобных ограничений для Членов Императорского Дома.

Но Государь Император разгневался на Великого Князя не на шутку. В самый день приезда Кирилла Владимировича ему было Высочайше предписано покинуть Россию и ожидать решения своей судьбы за границей. Императрица Александра Феодоровна настаивала на самом жестком наказании, вплоть до лишения великокняжеского достоинства. Она была глубоко оскорблена за своего единственного брата Эрнеста.

Обстоятельства женитьбы Великого Князя Кирилла Владимировича и проекты лишить его великокняжеского титула всячески обыгрываются творцами мифа. Но как быть, если Государь в конце концов признал брак, а вскоре отношения между ним и Великим Князем Кириллом Владимировичем стали еще лучше, чем были прежде? Приходится заниматься подтасовками. В упомянутой брошюрке " О несуществующих правах... " цитата из мемуаров А. Мосолова ограничивается повествованием о высылке Великого Князя Кирилла Владимировича и последующей отставке Великого Князя Владимира Александровича. Налицо передергивание и замалчивание. Ведь дальше Мосолов пишет: " Наконец, Император согласился признать брак и дать новорожденной (дочери Великого Князя Кирилла Владимировича Марии - А. З. ) соответствующий ее рангу титул". < А. Мосолов. Ук. соч., с. 70-71. > Об этом в брошюре, естественно, нет ни слова. С подобными трюками мы еще встретимся в дальнейшем. Ничего удивительного: люди, подобные Т. Куликовскому, не знакомы с понятием порядочности.

Государь с самого начала испытывал тягостное чувство и не желал развития конфликта. В глубине души он не переставал любить как Кирилла Владимировича, так и Викторию Феодоровну, и желал им добра. Это ясно видно из записи, сделанной Государем в самый разгар конфликта 2 октября 1905 г.: " Имел разговор с дядей Влад(имиром) по поводу последствий свадьбы Кирилла и Ducky". < Дневники..., с. 283> Даже в это время Государь продолжает называть Великого Князя Кирилла Владимировича и Великую Княгиню Викторию Феодоровну семейными именами, что свидетельствует о его благорасположении к ним. В самом деле, он именовал так только близких ему людей, а других, вроде Великого Князя Николая Михайловича - только по имени-отчеству.

Государыня Александра Феодоровна была сторонницей самой строгой кары, и Государь накладывает первую резолюцию: " Признать брак Великого Князя Кирилла Владимировича я не могу. Великий Князь и могущее произойти от него потомство лишаются прав на престолонаследие. В заботливости своей об участи потомства Великого Князя Кирилла Владимировича, в случае рождения от него детей, дарую сим последним фамилию князей Кирилловских, с титулом Светлости, и с отпуском на каждого из них из Уделов на их воспитание и содержание 12500 руб. в год, до достижения гражданского совершеннолетия". < ГАРФ, ф. 601, оп. 1, д. 2139, л. 2. > Особое совещание, созданное Императором для обсуждения этого вопроса, направило Государю два мнения, причем меньшинство признавало возможность узаконить резолюцию Николая II, а большинство указывало, что подобное решение в корне противоречит духу и букве закона о престолонаследии, свято соблюдать который Император поклялся при коронации. " Устранение Верховной властью хотя бы и преслушного воле Монаршей Члена Им(ператорской) Фамилии, без его на то согласия, от прав на престолонаследие, - говорилось в мнении большинства, - должно ПОКОЛЕБАТЬ НЕЗЫБЛЕМОСТЬ КОРЕННОГО ЗАКОНА ИМПЕРИИ О ПОРЯДКЕ НАСЛЕДИЯ ПРЕСТОЛА (выделено мной - А. З. ). Всякое же прикосновение к твердости этого закона, являющегося основой наследственной монархии, может в будущем явиться причиною глубоких народных волнений, привести к раздорам в Императорском Доме и подорвать крепость и силу династического начала". < Там же, д. 2139, л. 85. > Эти аргументы были абсолютно справедливы (и, кстати, еще раз опровергают ложь о " лишении" прав на престол Великого Князя Владимира Александровича, свидетельствуя, что вопрос о лишении таковых прав в Императорском Доме поднимался впервые).

Государь Император с облегчением согласился с мнением своих министров, которое уже раньше существовало и у него. 5 октября, через 2 дня после разговора с Великим Князем Владимиром Александровичем, он пишет матери Вдовствующей Императрице Марии Феодоровне:

" Милая, дорогая Мама. На этой неделе случилась драма в семействе по поводу несчастной свадьбы Кирилла. Ты, наверное, помнишь о моих разговорах с ним, а также о тех последствиях, которым он должен был подвергнуться, если он женится: 1) исключению из службы; 2) запрещению приезда в Россию; 3) лишению всех удельных денег и 4) потере звания Великого Князя.

На прошлой неделе я узнал от Ники (Принц Николай Греческий - А. З. ), что он женился 25 сентября в Тегернзее. В пятницу на охоте Ники сказал мне, что Кирилл приезжает на следующий день! Я должен сознаться, что это нахальство меня ужасно рассердило потому, что он отлично знал, что не имел никакого права приезжать после свадьбы. (Государь не знал тогда о цели приезда Великого Князя Кирилла Владимировича, стремившегося испросить прощение за ослушание — А. З. ). Желая предупредить возможность появления Кирилла в нашем доме, я послал за Фредериксом и поручил ему отправиться в Царское (куда приехал к родителям Великий Князь Кирилл Владимирович - А. З. ) и объявить Кириллу те 4 пункта и, кроме того, мое негодование за его приезд и приказание сейчас же выехать за границу. На другой день, в воскресенье, как нарочно, мы должны были принять Friedrich-Leopold oiseau de mauvais augure (Фридриха-Леопольда - предвестника несчастья - фр.; Фридрих-Леопольд - Принц Прусский, муж Принцессы Луизы-Софии, сестры супруги Императора Вильгельма II - А. З. ); он завтракал у нас с дядей Владимиром. Затем я имел с бедным отцом очень неприятный разговор. Как он ни заступался за своего сына, я стоял на своем, и мы расстались на том, что он попросил уйти со службы. В конце концов я на это согласился. Кирилл уехал в воскресенье, предварительно побывав в кают-компании Гвардейского Экипажа, как говорят, чтобы проститься с товарищами.

С этого дня мы ничего не слыхали из Царского, за исключением письма от Ники, который был в отчаянии от всего происшедшего и умолял о смягчении наказания Кириллу. Морской приказ уже вышел (об увольнении с военной службы - А. З. ), а бумага о лишении его титула Великого Князя все переделывалась, ТАК КАК ЭТО БЫЛ ПЕРВЫЙ СЛУЧАЙ (выделено мной - А. З. ). Вместе с тем меня брало сомнение, хорошо ли наказывать человека публично несколько раз подряд и в теперешнее время, когда вообще к семейству относятся недоброжелательно. После долгих размышлений, от которых наконец заболела голова, я решил воспользоваться именинами твоего маленького внука (Цесаревича Алексея - А. З. ) и телеграфировал дяде Владимиру, что я возвращаю Кириллу утраченное им звание... (юридически неточная формулировка. По закону Великий Князь Кирилл Владимирович мог считаться лишенным титула только в случае обнародования Императорского Указа на этот счет - А. З. )...

Уф! Какие это были скучные и неприятные дни! ТЕПЕРЬ ЭТО ДЕЛО РЕШЕНО, КАК БУДТО ГОРА С ПЛЕЧ СВАЛИЛАСЬ...

Извини, что все письмо наполнено только этим предметом, но я хотел бы, чтобы ты узнала всю правду от меня...

Христос с тобою!

Всем сердцем горячо любящий тебя

твой Ники. < ГАРФ. ф. 642, оп. 1, д. 2328, л. 7-10 об.; Российский Императорский Дом. Дневники, письма, фотографии, М., 1992, с. 73-74. >

Из письма Государя видно, сколь тяготил его семейный конфликт, как в душе он желал благоприятного разрешения, без умаления собственного авторитета, но с возможно мягкими последствиями, как поспешил воспользоваться первым удобным поводом для изъявления своей милости и как был рад окончанию дела. Но фальсификаторы умудряются и это письмо обратить в пользу своих домыслов. Делается это просто — путем неточного перевода. Вот как переданы соответствующие слова письма в обратном переводе в книге Р. Месси " Николай и Александра": " Я удивляюсь, во всяком случае, ведь было разумно наказать человека публично за такой поступок, особенно когда семья была против этого" < Месси Р. Николай и Александра. М., 1990, с. 214. > (?! - А. З. ). Сравните 2 текста, и вы увидите, что для подкрепления своей концепции здесь не побрезговали изменить смысл слов Государя на диаметрально противоположный. И этими писаниями пользуются те, кто смеет говорить о своем особом почитании Царя Мученика!

Итак Император нашел выход из положения. Три наказания (увольнение со службы, высылка из России и лишение удельных денег) остались в силе, что не позволяло пошатнуться авторитету Императорской власти, но несправедливое, идущее вразрез с законами и интересами Династии, было отменено. Полное прощение осталось лишь вопросом времени.

20 января 1907 года у Великого Князя Кирилла Владимировича родилась дочь Мария. О ее рождении, как полагалось в соответствии с законом, было возвещено Именным Указом от 15 июля 1907 г.: " Супругу Его Императорского Высочества Великого Князя Кирилла Владимировича именовать Великою Княгинею Викториею Феодоровною, с титулом Императорского Высочества, а родившуюся от брака Великого Князя Кирилла Владимировича с Великою Княгинею Викториею Феодоровной дочь, нареченную при св. крещении Мариею, признавать Княжною Крови Императорской, с принадлежащим Правнукам Императора титулом Высочества". < Соб. ук. №956. Цит. по " Наследование Российского Императорского Престола" Н. Й., 1985, с. 30. > Династический статус Великого Князя Кирилла, его супруги и потомства был окончательно освобожден и от тени каких бы то ни было сомнений.

В 1908 г. в Париже от воспаления легких скончался Великий Князь Алексей Александрович. Во время панихиды по нему в Царском Селе Великий Князь Борис Владимирович обратился к Государю Императору от имени своего отца с просьбой разрешить Великому Князю Кириллу Владимировичу вернуться в Россию на похороны дяди. Николай II согласился и опять возвел Кирилла Владимировича в звание своего флигель-адъютанта. < См. Великий Князь Гавриил Константинович. " В Мраморном дворце". Париж. 1995. с. 97-98. >

На этом инцидент был окончательно исчерпан. Великий Князь Кирилл Владимирович вернулся в Россию. В феврале следующего 1909 года скончался его отец Великий Князь Владимир Александрович, и горе вновь сблизило Государя Императора и осиротевшую семью Владимировичей.

В 1909 году Великому Князю Кириллу было предложено принять в командование какой-нибудь крейсер, но он отказался, желая прежде углубить свои познания морского дела. В чине капитана 1 ранга Кирилл Владимирович проходит курс Николаевской Морской Академии, и лишь по окончании ее принимает в командование крейсер " Олег", на котором в 1912 году прибывает в Стокгольм, чтобы представлять особу Государя Императора на Олимпийских играх. В 1913 году Николай II дает ему аналогичное почетное поручение, на этот раз на торжествах 100-летия Битвы Народов под Лейпцигом. В обычной обстановке отношения складываются как нельзя лучше. Великий Князь Кирилл Владимирович с супругой часто бывает у Государя, который регулярно помечает в Дневнике присутствие на завтраке или обеде " Кирилла и Ducky". Бывает он и у них. Например, 11 июня 1914 года Николай II записывает в Дневнике: " В 3 1/2 поехали всей семьей к Борису в сад на garden-party (прием в саду. — англ. - А. З. ), устроенный Кириллом и Ducky". < Дневники..., с. 469. > Так что попытки " поссорить" Государя с Великим Князем Кириллом Владимировичем post-factum заранее обречены на провал.

Понимая, что, оставаясь на юридической основе, доказать отсутствие прав на Престол у Великого Князя Кирилла Владимировича невозможно при всем желании, мифотворцы на время откладывают свои упражнения в юриспруденции и обращаются к эмоциональным " аргументам". Очередной своей задачей они поставили доказательство причастности Великой Княгини Марии Павловны и ее сыновей, в первую очередь, конечно, Великого Князя Кирилла Владимировича, к заговорам против Государя Императора и Государыни Императрицы.

До этих обвинений сторонники Великого Князя Николая Николаевича опустились не сразу. Еще в 1921 году в журнале " Двуглавый Орел", издававшемся " антикирилловским" Высшим Монархическим Советом, С. Поповский писал в статье " Светлой памяти Ее Императорского Высочества Великой Княгини Марии Павловны", посвященной годовщине со дня ее смерти: " В эти дни каждому русскому сердцу, любящему свою Родину, хочется вспомнить почившую ВЕЛИКУЮ КНЯГИНЮ, Имя которой тесно связано со всем тем добром, которое делала для Русского народа Царская Семья". < Двуглавый Орел. Вып. 14 от 15 августа 1921, с. 3. > И описав вкратце жизнь и служение Великой Княгини России, С. Поповский восклицает: " Спи с миром, настрадавшаяся Царственная Изгнанница, на временно приютившей тебя чужой земле! Воскресшая Россия, опомнившись от содеянного, - благодарной памятью вспомнит о Тебе и, со стыдом преклонив колена у скромной гробницы Твоей, перенесет прах Твой на Священные для нас берега Невы, под своды Храма, хранителя славы и величия той России, которую Ты вместе с нами так любила, гибель которой так оплакивала и крушение которой свело Тебя в могилу. Мир... измученной душе Твоей! " < Там же, с. 6. > (Сохранены все особенности написания С. Поповского - А. З. ). Да, в то время люди еще умели быть честными. Вряд ли кто-нибудь из них подал бы руку Т. Куликовскому, Н. Романову или кому-то из их соратников и сторонников. Впрочем, и в 1920-е годы лжецов было предостаточно. С их " творчеством" нам предстоит познакомиться.

Как уже упоминалось, обвинения в " заговоре", которые широко используются вчерашними и сегодняшними фальсификаторами, содержатся в мемуарах В. Пуришкевича, М. Палеолога и М. Родзянко. Разберем их по порядку.

Мы упомянули первым Пуришкевича потому, что именно в его дневнике " Как я убил Распутина", вышедшем в 1924 году, содержится запись, связанная с уже сказанным нами ранее. Под 26 ноября 1916 года, при описании разговора Пуришкевича с Великим Князем Кириллом Владимировичем (к чему мы еще вернемся), находим следующие слова: " Они (Владимировичи — А. З. ) не оставили мысли о том, что корона России когда-нибудь может перейти к их линии, и не забыть мне рассказа Ивана Григорьевича Щегловитова о том, как в бытность его министром юстиции, к нему однажды разлетелся Великий Князь Борис Владимирович с целью выяснения вопроса: имеют ли по Законам Российской Империи право на престолонаследие они, Владимировичи, а если не имеют, то почему? Щегловитов, ставший после этого разговора с Великим Князем Борисом предметом их самой жестокой ненависти и получивший от них кличку Ваньки Каина, разъяснил Великому Князю, что прав у них на престолонаследие нет вследствие того, что Великая Княгиня Мария Павловна, мать их, осталась и после брака своего лютеранкой. Борис уехал, не солоно хлебавши, но через некоторое время представил в распоряжение Щегловитова документ, из коего явствовало, что Великая Княгиня Мария Павловна из лютеранки уже обратилась в православную... " < Пуришкевич В. Как я убил Распутина. М., 1990, с. 24. > Все в этом рассказе является абсолютной чепухой. Создается впечатление, что автор либо считал своих читателей глупцами, либо сам не отличался большим умом. Во-первых, Великий Князь Борис Владимирович, даже если у него и возникли бы какие-то сомнения по этому поводу, мог при желании найти другого консультанта, а не бежать с вопросом прямо к министру юстиции. Во-вторых, И. Щегловитов никак не мог дать Борису Владимировичу воспроизведенного Пуришкевичем ответа. Министр входил в состав Особого Совещания, которое как раз рассматривало вопрос о возможности лишения Великого Князя Кирилла Владимировича прав на престолонаследие в связи с его женитьбой. А это значит, что ни у кого не было сомнений в наличии у Великого Князя таковых прав. Если Щегловитов действительно придерживался точки зрения, которую ему приписывает Пуришкевич, то он уже тогда изложил бы ее, чтобы показать отсутствие надобности в дальнейшей работе Особого Совещания. В-третьих, Великому Князю Борису Владимировичу не было никакой нужды знакомить Щегловитова с неким " документом" о принятии Великой Княгиней Марией Павловной Православия, ибо этим документом являлся опубликованный во всенародное известие Манифест Императора Николая II от 10 апреля 1908 года, в котором, в частности, говорилось: " Любезнейшая Тетка Наша, Великая Княгиня Мария Павловна, познав и испытав, в согласии с Своим Супругом, истину Православия, возжелала, по душевному влечению Своему, соединиться с Нами в вере и в общении церковных молитвословий и таинств, сегодня восприяла Она, к великой Нашей радости, Православную Нашу веру и Святое Миропомазание. Возвещая всем верным Нашим. подданным о сем желанном событии, повелеваем именовать Ее Императорское Высочество Благоверною Великою Княгинею". < Наследование Российского Императорского Престола. " Н. Й. 1985, с. 63. > Сомнительно, чтобы министр юстиции нуждался в посторонней помощи для ознакомления с Царским Манифестом.

Чтение этого пассажа из дневника Пуришкевича позволяет понять, откуда почерпнуты познания юриспруденции " старым монархистом" Тальбергом и его последователями. Но уж слишком недоброкачественный источник они выбрали. Вполне возможно, что дневник вообще написан не В. Пуришкевичем, а является подделкой, как и аналогичный дневник А. Вырубовой. Но даже если он и принадлежит перу самого Пуришкевича, утешения мало. Личность этого человека, демагога, клеветника и убийцы, не вызывает никакого доверия. Для крушения Монархии Пуришкевич сделал не меньше, чем Милюков, в которого он картинно швырял стаканами на заседаниях Государственной Думы. Мы отнюдь не принадлежим к почитателям Г. Распутина, более того, считаем, что, вольно или невольно, он сыграл крайне отрицательную роль, но организованное Пуришкевичем убийство, а тем паче похвальбы в этом, не могут вызывать ничего, кроме чувства омерзения.

Следующий источник, легший в основу мифа — воспоминания посла Французской республики в России М. Палеолога. Воспоминания написаны в форме дневника, и налицо желание создать впечатление, что мы имеем дело с поденной записью. Однако невооруженным глазом видно, что этот дневник представляет из себя позднейшую литературную обработку М. Палеологом его настоящих записок. А это обесценивает воспоминания на 90%. Сам М. Палеолог, любитель сплетен и сенсаций, автор дешевой книжонки " Роман Императора", конечно, не задумывался, что правда рано или поздно выплывает наружу. Да ему это было и безразлично. Иной цели, кроме как заинтересовать читателей скандальными историями, не заботясь об их соответствии действительности, у него не было. В этом может убедиться каждый, кто читал его книгу " Царская Россия накануне революции".

М. Палеологу, действительно, приходилось встречаться и разговаривать со многими высокопоставленными лицами России, в том числе и с Великой Княгиней Марией Павловной. Эти лица высказывали при нем свои суждения по вопросам внешней и внутренней политики России, иногда, естественно, и в критическом духе. Но М. Палеолог не ограничивается констатацией тех или иных мнений. Все свое повествование он " разукрашивает" собственными домыслами, основанными на собираемых им повсюду сплетнях. Причем довольно часто обнаруживает незнание вещей и попадает впросак. Например, в записи за 16 мая 1916 г., описывая завтрак у Великой Княгини Марии Павловны, он заявляет: " Великая Княгиня уже давно втайне лелеет мечту видеть на престоле одного из своих сыновей, Бориса или Андрея". < Палеолог М. Царская Россия накануне революции. М., 1991, с. 125. > Приглашение на завтрак, вызванное желанием Великой Княгини оказать честь представителям союзных держав во время войны, Палеолог истолковывает, как зарабатывание ей некоего политического капитала для возможного воцарения своих детей. Разберемся с этими утверждениями. Сперва неплохо было бы выяснить, откуда Палеолог узнал о " мечтах" Марии Павловны, коль скоро они были тайными? Думается, из тех же великосветских сплетен. Затем вызывают вопрос и имена. Почему именно " Борис или Андрей"? Как известно, российские законы о престолонаследии, не допускающие никаких инотолкований, устанавливают твердый порядок перехода престола. В то время в очереди наследования за Цесаревичем следовал брат Царя Великий Князь Михаил Александрович, за ним двоюродный брат Великий Князь Кирилл Владимирович, а уже после него его младшие братья, сперва Борис, а потом Андрей. Никаких " или" быть не могло, и Великая Княгиня Мария Павловна прекрасно это знала. Но куда уж было постигнуть такие " сложности" послу Франции, правила престолонаследия в которой не отличались особой четкостью и при монархии, в чем аналогичные российские правила выгодно от них отличались, не позволяя никаких нарушений в наследовании, вне зависимости от присутствия или отсутствия г. Палеолога на каких бы то ни было завтраках.

Далее М. Палеолог приписывает Великой Княгине Марии Павловне разного рода критические замечания в адрес Государыни Императрицы. Как мы уже говорили, у Александры Феодоровны не сложились отношения с Членами Императорского Дома. Тон этому задала вдовствующая Императрица. Только Мария Павловна хотела помочь молодой невесте, а затем супруге Государя освоиться в России, но ее стремления не встретили взаимности. Все без исключения Члены Императорского Дома считали, что Государыня часто вмешивается в дела, в которых недостаточно разбирается, что она сама подвержена влияниям и отрицательно влияет на Государя. Иногда эти мнения были вызваны предвзятостью, но случалось, соответствовали истине. В своем кругу Члены Династии нередко обсуждали положение и высказывались в адрес Императрицы. Не составляла исключения и Великая Княгиня Мария Павловна, очень любившая Государя, которой было просто по человечески обидно за некоторые поступки Александры Феодоровны. В любом случае, она никогда не нарушала рамок приличия, что видно даже из писаний Палеолога.

Пытаться представить Великую Княгиню Марию Павловну зачинщицей смут в Императорской Фамилии значит оскорблять не только ее память, но и память Царя Мученика, именовавшего любимую " тетю Михень" " столпом семейства". < Дневники..., с. 389; также именовали ее и другие Члены Династии, см. Николай II и Великие Князья. Л. - М., 1925. > И разве не примечательно, что несмотря на то, что в их отношениях всегда чувствовался холодок, именно к Великой Княгине Марии Павловне в начале сентября 1915 года неожиданно приехала Государыня, чтобы поделиться Своими переживаниями. Вот что пишет в своем дневнике Великий Князь Андрей Владимирович: " На днях Аликc заехала к Мама в Царское Село с двумя дочерьми чай пить. Следует отметить, что за двадцать лет это первый раз, что Аликc без Ники приезжает к Мама. Но самое интересное, это разговор, который происходил. Аликc горько жаловалась, что все, что бы она ни делала, все критикуется, в особенности в Москве и Петрограде. Все восстают против нее и связывают ей этим руки. " Приехали теперь из Германии сестры милосердия, для пользы дела мне следовало бы их принять, но я этого не могу делать, т. к. это будет снова истолковано против меня". Мама спросила, правда ли, что она и весь двор переезжают в Москву? " Ах, и до тебя это дошло. Нет, я не переезжаю, и не перееду, но " они" этого хотели, чтобы самим сюда переехать (тут она дала ясный намек, кто это " они": Николай Николаевич и черногорки), но, к счастью, мы об этом вовремя узнали и меры приняли. " Он" (Великий Князь Николай Николаевич - А. З. ) теперь уедет на Кавказ. Дальше терпеть невозможно. Ники ничего не знал, что делается на войне; " он" ему ничего не писал, не говорил. Со всех сторон рвали у Ники власть. Урывали все, что было возможно. Это недопустимо в такое время, когда нужна твердая и непоколебимая власть среди этого развала во власти. Я умоляла Ники не гнать Горемыкина в такое время. Это верный и преданный человек, твердых убеждений и правил. Нельзя же ему гнать от себя людей, ему преданных. Кто же тогда останется у него? " Мама, передавая мне этот разговор, говорила, что Аликc производила глубокое впечатление искреннего горя по поводу текущих событий. Большое впечатление производило ее негодование относительно " черногорок" и их замыслов; она не передала, в чем было дело, но ясно сквозило, что она узнала нечто важное, угрожавшее не только ей лично, но и самому Ники. Это дает ключ к тому загадочному, как тогда казалось, ее поведению у тети Minny (у вдовствующей Императрицы Марии Феодоровны - А. З. ), когда она говорила с Ксенией. Мама несколько раз повторяла, что Аликc произвела на нее глубокое впечатление. Тут было действительно отчаяние; Аликc смотрела на вещи именно так, как мы смотрели, и все, что она говорила, было ясно, положительно, верно. (... ) Этот эпизод в нашей семейной жизни важен в том смысле, что дал нам возможность понять Аликc. Почти вся ее жизнь у нас была окутана каким-то туманом непонятной атмосферы. Сквозь эту завесу фигура Аликc оставалась совершенно загадочной. Никто ее в сущности не знал, не понимал, а потому и создавали догадки, предположения, перешедшие впоследствии в целый ряд легенд самого разнообразного характера. Где была истина, трудно было решать. Это было очень жалко. Фигура Императрицы должна блестеть на всю Россию, должна быть видна и понятна, иначе роль сводится на второй план, и фигура теряет необходимую популярность. Конечно, приведенный выше разговор не может восстановить все то, что было потеряно за 20 лет, но для нас лично, конечно повторяю, этот разговор очень важен. Мы увидели ее в новом освещении, увидели, что многое из легенд не верно, что она стоит на правильном пути. Ежели она и не сказала больше, нежели она это сделала, то, надо думать, причин к этому у нее было достаточно. Но видимо все же, что у нее накипело много на душе, и потребность хоть часть вылить побудила ее приехать к Мама". < Дневник Великого Князя Андрея Владимировича 1915 года. Л. - М., 1925, с. 81-82, запись за 6 сентября. > Эта встреча состоялась 3 сентября и не прошла незамеченной. О ней подробно пишет и начальник дворцовой полиции генерал А. И. Спиридович в книге " Великая Война и февральская революция 1914-1917 гг. " < Спиридович А. Великая Война и февральская революция 1914-1917 гг., Н. Й., 1960, кн. 1. с. 203-204. >

То, что Государыня Императрица бывала несправедлива, подтверждает эпизод, случившийся через год после этого, который к сожалению, свел на нет начавшееся сближение. Александра Феодоровна 17 сентября 1916 года допустила бестактность не только по отношению к Великой Княгине Марии Павловне, но и к Государю Императору. Рассказ об этом мы находим в воспоминаниях генерал-лейтенанта А. Мосолова. Получив разрешение Государя Императора Великая Княгиня Мария Павловна поехала в Ливадию, чтобы ознакомиться там с работой военных госпиталей. 16 сентября, на следующий день по прибытии, она осмотрела эти госпитали и осталась очень довольна, т. к. ее всегда волновало их состояние и положение раненых. Своей радостью она поделилась с Императрицей. А на следующий день вдруг получила оскорбительный ответ: " Удивляюсь, что Вы, не предварив хозяйку, остановились в Ливадии. Что мои госпитали в порядке, мне известно". < Мосолов А. Ук. соч. с. 47. Текст приведен Мосоловым по памяти - А. З. > Посоветовавшись с Мосоловым, Великая Княгиня решила воздержаться от ответа, который она хотела послать под первым впечатлением. Справедливо ли было подобное обращение с пожилой уже женщиной, все силы отдающей трудам на нужды фронта, устроившей в своем дворце склад белья для раненых и возвратившихся из германского плена, снарядившей на свои средства санитарный поезд и санитарные автомобильные отряды на передовые позиции, и не подрывал ли этот поступок авторитета Государя Императора, разрешившего поездку Великой Княгини и ее пребывание в Ливадии? Не трудно понять, что такие действия вызывали взаимное отчуждение Государыни и других Членов Августейшей Фамилии.

Отвлечемся на время от воспоминаний М. Палеолога и вернемся к дневнику Пуришкевича, именно к описанию им своего разговора с Великим Князем Кириллом Владимировичем, состоявшегося, будто бы, 26 сентября 1916 г. Пуришкевич пишет:

" Около 12 часов дня ко мне позвонили по телефону из дворца Великого Князя Кирилла Владимировича и передали, что Его Высочество просит меня заехать к нему сегодня по важному делу около 2-х часов. Я ответил, что буду, и решил поехать, хотя Великий Князь Кирилл, как и оба милые его братья всегда внушали мне чувство глубочайшего отвращения, вместе с их матерью Великой Княгиней Марией Павловной, имени коей я не мог слышать хладнокровно на фронте в течение всего моего пребывания там с первых дней войны, (видимо, Пуришкевичу не давала покоя та любовь и популярность, которыми Великая Княгиня пользовалась среди солдат и офицеров. А. З. ). Я чувствую, что Владимировичи и их мамаша, оставшаяся закоренелой немкой и германофилкой не только вредят нашим армиям на фронте (!? -А. З. ), но и беспрестанно подкапываются под Государя, прикрываясь идейными мотивами блага Родины, (напоминаю, это пишет убийца Г. Распутина - А. З. )". Далее следует цитированная легенда о беседе Великого Князя Бориса с Щегловитовым, и Пуришкевич продолжает: " В два часа дня я входил в подъезд дворца Великого Князя на улице Глинки и через несколько минут был им принят. Официальным мотивом приглашения меня, как я понял из первых слов его разговора, было желание его жены Виктории Федоровны, милейшей и умнейшей женщины, родной сестры румынской Королевы Марии, дать мне несколько поручений к Румынской Королеве, ввиду отъезда моего с санитарным поездом на румынский фронт через Яссы; но в сущности это было лишь претекстом для нашего свидания со стороны Великого Князя, а хотелось ему, видимо, другого: он желал, по-видимому, освещения с моей стороны настроения тех общественных групп, в которых я вращаюсь, а попутно ему хотелось раскусить, отношусь ли я лично отрицательно лишь к правительству Императора, или же оппозиционность моя поднимается выше.

По-видимому, мое направление его не удовлетворило: он понял, что со мной рассуждать и осуждать Государя не приходится, и очень быстро прекратил этот разговор, который сам начал в этой области. (... )

Выходя из дворца Великого Князя я, под впечатлением нашего с ним разговора вынес твердое убеждение, что он вместе с Гучковым и Родзянко затевает что-то недопустимое, с моей точки зрения, в отношении Государя, но что именно, я так и не смог себе уяснить". < Пуришкевич В. Как я убил Распутина. М., 1990, с. 23-25. >

Честнее было бы сказать, что у автора дневника, вышедшего в свет " случайно" именно в 1924 году, когда Государь Кирилл Владимирович принял Императорский титул, просто не хватило фантазии, чтобы придумать сам разговор. В этом отрывке, как и в истории о Щегловитове, мы вновь встречаемся с нагромождением нелепостей и лжи. Так, всякому, кто хоть немного интересовался историей Династии, известно, что Великая Княгиня Мария Павловна не только не была " германофилкой", но и всегда подчеркивала, что по рождению принадлежит к Мекленбург-Шверинской Династии - единственной династии славянского происхождения в Германии. Она даже в шутку утверждала, что у нее больше славянской крови, чем у прирожденных Романовых. Сказать, что Мария Павловна и ее сыновья " вредят на фронте" вряд ли повернулся бы язык и у Пуришкевича. Скорее всего, (если дневник хотя бы частично подлинный) это позднейшая вставка, с целью компрометации Государя. Что касается желания узнать настроения различных групп, то ничего предосудительного в этом нет и усмотреть здесь некие происки может лишь тот, у кого самого рыльце в пуху. Если описываемая в дневнике встреча и состоялась, то можно с уверенностью утверждать, что Великий Князь Кирилл Владимирович не давал никакого повода заключить о его неблаговидных намерениях, иначе Пуришкевич непременно привел какие-нибудь слова Великого Князя, подтверждавшие эти инсинуации.

Здесь же, завершая разбор " дневника Пуришкевича", уместно процитировать еще одно интересное свидетельство, правда, из источников не менее сомнительного происхождения, но привлекающее внимание, во-первых из-за того, что оно не противоречит известным фактам, а во-вторых потому, что автор, подлинный или мнимый, не имел никакой выгоды лгать. Речь идет о воспоминаниях личного секретаря Г. Распутина Арона Симановича " Распутин и евреи". Говоря о борьбе с Распутиным, возглавляемой Великим Князем Николаем Николаевичем, Симанович обронил фразу: " Но не все Великие Князья приняли в ней участие. Двоюродные братья Царя: Кирилл, Борис и Андрей, сыновья Великого Князя Владимира, оставались в стороне и не могли быть вовлечены в борьбу". < Симанович А. Распутин и евреи. М. 1991, с. 147. > Иными словами, Владимировичи, наверное единственные из всей Семьи, не пожелали стать вольными или невольными участниками антидинастической кампании, развернутой под флагом " борьбы с Распутиным", последнюю точку в которой поставил Пуришкевич. Единственный публичный документ, связанный с их отношением к Распутину - это коллективное письмо всех Членов Династии Государю Императору в защиту Великого Князя Димитрия Павловича, уже после убийства Распутина, подписанное также и Владимировичами. Однако до этого они сознавали, что стрелы, выпущенные в Распутина, на деле летели в Императора и Императрицу.

Завершая первую главу, мы не можем обойти вниманием еще одну серию " свидетельств" о " заговоре" Владимировичей, на сей раз относимом к началу 1917 г. Наиболее широко известна цитата по этому поводу из воспоминаний М. Родзянко " Крушение Империи". По утверждению Родзянко, Великая Княгиня Мария Павловна настойчиво просила его прибыть к ней, и когда он пришел, то Великая Княгиня в присутствии всех сыновей, по инициативе Кирилла Владимировича якобы начала обсуждать с Родзянко вопрос о необходимости " уничтожить Императрицу". < См. Родзянко М. Крушение Империи. Харьков. 1990, с. 201-202. > Стоит ли говорить, что в предыдущих воспоминаниях Родзянко " Государственная Дума и февральская революция" < Архив Русской Революции. Берлин. 1922, т. 6, с. 5-80. > ни словом не упоминаются ни этот " заговор", ни " красный бант", хотя события изложены весьма подробно. Воспоминания пробудились у бывшего председателя Государственной Думы, выброшенного на свалку истории, лишь тогда, когда потребовалось скомпрометировать Законного Преемника Российских Императоров в изгнании. На самом деле, как известно из дневника Великого Князя Андрея Владимировича, во время встречи с Родзянко речь шла о судьбе Великого Князя Димитрия Павловича и о том, каким образом уговорить Государя отменить распоряжение о его ссылке в Персию.

Усердствовал в деле оклеветания Государя Кирилла Владимировича и другой думец - А. Ф. Керенский. Во время своих публичных выступление в марте 1936 года в Париже о том, возможно ли было спасти Царскую Семью он, например, истерически кричал: " Было или не было, что Великий Князь Кирилл Владимирович устраивал заговоры в армии с целью заточить Государыню в монастырь! " (как видим, здесь все-таки не идет речь о намерениях " уничтожить" - и на том спасибо! ). В посвященном этим выступлениям материале в газете " Возрождение" от 19 марта 1936 года, кроме того, утверждалось, что Кирилл Владимирович присылал к Керенскому эмиссара, спрашивая " не произойдет ли революционного взрыва, если будет произведена революция наверху и Государя заставят отречься". Это уже верх абсурда – только при мании величия неудавшегося " доброго гения русской революции" можно было приписать себе столь значительную роль, а Кириллу Владимировичу столь глупый вопрос.

От своих русских собратьев не отставал посол Французской республики М. Палеолог, даже превосходя их в " красочности описания". В записи, датированной 5-м января 1917 г. он отмечает: " Вечером я узнал, что в семье Романовых великие тревоги и волнение. Несколько Великих Князей, в числе которых мне называют трех сыновей Великой Княгини Марии Павловны: Кирилла, Бориса и Андрея, говорят ни больше ни меньше как о том, чтобы спасти царизм путем дворцового переворота. С помощью четырех гвардейских полков, которых преданность уже поколеблена, двинутся ночью на Царское Село; захватят Царя и Царицу; Императору докажут необходимость отречься от престола; Императрицу заточат в монастырь; затем объявят Царем Наследника Алексея, под регентством Великого Князя Николая Николаевича. Инициаторы этого плана полагают, что Великого Князя Дмитрия его участие в убийстве Распутина делает самым подходящим исполнителем, способным увлечь войска. Его двоюродные братья, Кирилл и Андрей Владимировичи пришли к нему в его двореw на Невском проспекте и изо всех сил убеждали его " довести до конца дело народного спасения". После долгой борьбы со своей совестью Димитрий Павлович в конце концов отказался " поднять руку на Императора"; его последним словом было: " я не нарушу своей присяги в верности". < Палеолог М. Царская Россия накануне революции. М., 1991, с. 274-275. > А под 21 января содержатся сведения о том, что " Император дал дружески понять своей тетке, Великой Княгине, что его двоюродным братьям, Великим Князьям Кириллу и Андрею, следовало бы в собственных интересах удалиться на несколько недель из Петербурга. Великий Князь Кирилл, морской офицер, " исходатайствовал" себе инспекторскую командировку в Архангельск и Колу; Великий Князь Андрей, у которого слабая грудь, поедет на Кавказ". < Там же, с. 304. > Перед нами вновь образчик " классической" сплетни. Обращает на себя внимание противоречие Палеолога самому себе — то у него Владимировичи сами хотят вступить на престол, а тут вдруг начинают стараться для Великого Князя Николая Николаевича. При этом главную ставку они делают на самую неудачную кандидатуру, какую только можно себе представить - Великого Князя Дмитрия Павловича, находящегося после убийства Распутина под домашним арестом в ожидании ссылки в Персию. Только такой неразборчивый сплетник, как М. Палеолог, мог сочинять подобные истории. Кстати, что касается инспекторской поездки Великого Князя Кирилла Владимировича, то в этом заключались его обязанности, как командира всех морских батальонов и флотилий, и принимать ее в виде наказания он не мог. Сведения об этой поездке содержатся и в Дневнике Императора Николая II под 20 января старого стиля: " Утром у Меня был Кирилл по возвращении из поездки на Мурман в г. Романов". < Дневники..., с. 620. >

Конечно же, в Императорских дневниках нет ни намека даже на какое бы то ни было отдаленное подозрение Кирилла Владимировича в фрондерстве. Может быть, Государь не желал фиксировать в дневнике факты, связанные с неблаговидным поведением родственника? Тем, у кого возникает подобная мысль, мы рекомендуем обратиться к переписке Государя Императора и Государыни Императрицы. Там обо всех событиях говорится прямым текстом, иногда даже очень резко. Но при всем желании авторы мифа о " заговорах" не найдут там для себя ничего полезного вплоть до марта 1917 г. Вот несколько выдержек из писем Государыни, в которых она упоминает Великого Князя Кирилла Владимировича, его супругу и братьев:

" Я глубоко огорчена за тебя, что тебе советуют не ехать в крепость — это было бы истинной наградой для этих удивительных храбрецов. Говорят, что Даки была там на благодарственном молебне и слышала грохот пушек поблизости". < Переписка Николая и Александры Романовых. М. - Пг., 1923, т. 3, с. 18-19, письмо №238 от 24 сентября 1914 г., Царское Село. >

" Где находятся наши милые моряки? что они делают и с ними ли Кирилл? " < Там же, с. 130, письмо №282 от 5 марта 1915 г., Ц. С. >

" Как хорошо, что Кирилл тоже в Ставке - ты можешь с ним поговорить по душе. Повлияй на него, чтобы он отделался от Николая Васильевича". < Там же, с. 292, письмо №341 от 1 сентября 1915 г., Ц. С. >

Государь в ответной телеграмме передает Государыне благодарность " Кирилла и Дмитрия". < Там же, с. 293. >

По поводу упоминавшейся нами встрече с Великой Княгиней Марией Павловной Государыня писала Своему Августейшему Супругу: " О/льга/, Т/атьяна/ и я пили чай у Михень. Даки тоже была там (... ) - мы говорили о многом и они смотрят как должно на все. Они тоже возмущены всеобщей запутанностью и трусостью, и тем, что никто не хочет нести на себе ответственности. Она возмущается " Новым временем" и находит, что следует принять строгие меры против Суворина. Михень известно, что Милица (Великая Княгиня Милица Николаевна, супруга Великого Князя Петра Николаевича -- А. З. ) ведет переписку с Сувориным. Заставь полицию это выяснить, ведь это уже подлинная измена": < Там же, с. 298 - 299, письмо №343 от 3 сентября 1915 г., Ц. С. >

7 сентября 1915 г. Государь пишет из Могилева: " Нынче я отправил Кирилла навестить генерала Иванова и его три великолепных армии после их недавних успехов. Он везет с собой свыше 4. 200 крестов, а также офицерские ордена, он в восторге, что получил такое дело". < Переписка…, т. 3, с. 318. >

Государыню беспокоит, что в окружении Великого Князя Бориса появились недостойные люди: " Послушай, сделай умное дело, - пишет Она Государю, -вырази Кириллу сильное неодобрение тому, что Борис держит при себе эту скотину Плен (полковник И. М. Плен - А. З. ). Его репутация ужасна: выгнанный из флота, уволенный Кириллом, принят в Бэбины атаманы - слишком большая честь для него носить этот мундир, иметь военные ордена и высокий чин... " < Там же, т. 4, с. 128-129, письмо №455 от 8 марта 1916 г., Ц. С. >

После конфликта с Великой Княгиней Марией Павловной из-за поездки последней в Ливадию (о чем мы уже рассказывали), Государыня в письме от 12 сентября 1916 г. упоминает об этом. Но Государь деликатно предпочел в ответе ни словом не коснуться этого вопроса.

А на отношение к Великому Князю Кириллу Владимировичу никак не повлиял и этот конфликт Государыни с его матерью. 15 сентября 1916 г. Александра Феодоровна пишет: " Мы обязаны спасти и сберечь гвардию. Мы говорили с Кириллом, который был моим соседом за столом, относительно батальона — он тоже одобряет идею, которую ты сообщил мне в последнем письме". < Там же, т. 5, с. 30, письмо № 590. > Мнение Кирилла Владимировича всегда высоко ценилось и Императором, и Императрицей, и они часто советовались с ним. < См., напр., Переписка…, т. 4, с. 51, 115 - 117, 410 и др.: т. 5, с. 3. >

Цитированных писем вполне достаточно, чтобы иметь представление о характере взаимоотношений между Императорской Семьей и Великим Князем Кириллом Владимировичем. В то время, как Государыня постоянно предостерегает Императора об опасности поведения Великого Князя Николая Николаевича и его родственников, она ни разу ни единым словом не намекает на какую-то подобную деятельность со стороны Владимировичей. Случается, и в их адрес она иногда высказывается неодобрительно, но ее неудовольствие связано только с чисто семейными небольшими трениями. В верности Кирилла Владимировича и его братьев Царица не сомневалась. Об этом лишний раз свидетельствует то, что когда в революционные дни до нее дошли ложные слухи о Великом Князе Кирилле (об этом речь впереди), она была крайне удивлена.

Морганатическая супруга Великого Князя Павла Александровича княгиня О. В. Палей пишет: "... По поводу Великого Князя, который самолично явился туда (в Думу - А. З. ) третьего дня, (Императрица - А. З. ) сказала по-английски: " Даже X., какой ужас... " < Страна гибнет сегодня. Палей О. В. Мои воспоминания о русской революции. М., 1991, с. 191. > То есть дошедшие до Императрицы слухи показались ей совершенно неожиданными. Мыслимо ли, чтобы так сказали о человеке, который, якобы, только и занимался заговорами, направленными на " уничтожение Императрицы", о чем знал чуть ли не весь Петроград, и которого за это отправляли в инспекционные поездки подальше от столицы?

Приходится встречаться с упреками Великого Князя Кирилла Владимировича за то, что он 12 февраля 1917 г. представил Государю свои соображения по поводу внутренней политики, якобы в " масонском духе". Ничего более глупого придумать, видимо, было невозможно. Такие записки Государю направляли едва ли не все Великие Князья, причем у каждого из них имелось свое мнение. Наиболее резкие письма присылал Великий Князь Николай Михайлович, за что в конце концов был сослан в свое имение Грушевку. Его брат - Великий Князь Георгий Михайлович - просил создать " ответственное министерство". А третий Михайлович - Александр, кстати, действительно бывший масоном, выступал против такого министерства, хотя считал, что существующее правительство своей бездарностью " готовит революцию". Смысл его проекта можно выразить милюковской формулировкой - не " ответственное министерство", а " министерство общественного доверия" < См. Архив Русской Революции, т. 5, с. 333-336. > Великий Князь Павел Александрович пытался убедить Государя " даровать Конституцию". < См. Страна гибнет сегодня, с. 176. > Этот список можно продолжать и дальше. Ясно, что во всех этих проектах было что-то разумное, а что-то ошибочное, но вряд ли кто-нибудь, кроме помешавшихся на масонской теме, захочет сказать, что Великие Князья писали свои представления на имя Государя под диктовку масонов.

Генерал А. Мосолов утверждал, что " заговор" Великих Князей существовал лишь в воображении света". < Мосолов А. При дворе последнего Российского Императора, М., 1993, с. 35. > Это почти так — даже наиболее радикально настроенный Великий Князь Николай Михайлович в заговорах не участвовал, хотя и приветствовал " падение Самодержавия" в 1917 г. И все же категорически отрицать существования планов дворцового переворота было бы неверно. Вот только исходили они отнюдь не от Великого Князя Кирилла Владимировича, а от того, кто в эмиграции без зазрения совести клеветал на Государя - от Великого Князя Николая Николаевича. Причем последний не только не скрывал своего постыдного поведения, но и похвалялся им. В книге апологета Великого Князя Николая Николаевича бывшего генерала-квартирмейстера Штаба Верховного Главнокомандующего Ю. Н. Данилова (которого Государыня Императрица считала шпионом) < См. Переписка, т. 3, с. 212. > " Великий Князь Николай Николаевич", написанной с санкции и под наблюдением Великого Князя, одобрительно повествуется: " В среде, например, земских и городских деятелей, игравших в истории русского общественного движения большую роль, произносилось не раз имя Великого Князя Николая Николаевича, в качестве лица, наиболее соответствующего для занятия Всероссийского Престола, с предоставлением стране ответственного министерства, главой которого намечали кн. Г. Е. Львова". < Данилов Ю. Великий Князь Николай Николаевич. Париж, 1930, с. 315. > На следующей странице сообщается, что князь Львов в беседе с Тифлисским городским головой и председателем Кавказского отдела Всероссийского земского союза городов А. И. Хатисовым утверждал, что " престол Всероссийский должен был бы перейти к Великому Князю Николаю Николаевичу". < Там же, с. 316. > Хатисову было поручено передать предложение Львова Великому Князю, находившемуся после смещения с поста Верховного Главнокомандующего на Кавказе. Николай Николаевич ответил, что " подумает", и через несколько дней отказался. Очевидно, им руководили не идейные соображения, а простой страх за свою особу в случае неудачи (вообще он отличался паникерством и истеричным характером). Уже в эмиграции Великий Князь подтвердил факт этих предложений и даже выражал сожаление о своем отказе. < См. Аврех А. Царизм накануне свержения. М., 1989, с. 55. > О переговорах стало известно в Петрограде, и наверное, только революция спасла Николая Николаевича от назначения наместником Дальнего Востока. О его окончательной измене в 1917 г. мы расскажем в своем месте.

Разобрав все основные свидетельства против Великого Князя Кирилла Владимировича, относящиеся к дореволюционному этапу Его жизни, мы можем утверждать - все они по отдельности и вместе взятые не стоят выеденного яйца, противоречат общеизвестным фактам, авторитетным источникам, да зачастую и сами себе. Но впереди нам предстоит разбор еще более обширного материала - и там творцы " антикирилловского" мифа превзойдут сами себя.

⇐ Предыдущая 123 4 5 6 7 Следующая ⇒