|
|||
Часть III Асимметричные проблемы 13 страница– Как приятно сидеть здесь с тобой, – произнес он. – Как приятно сидеть здесь с тобой, – повторила она, осторожно поглаживая его руку. Они заказали по бокалу красного вина и принялись болтать наперебой, поэтому Андрей вряд ли обратил внимание на то, что телефон опять звонил, даже два раза, и в результате получилось, что он впервые в жизни проигнорировал звонок Микаэля Блумквиста. Вскоре после этого Линда встала, взяла его за руку и вывела на улицу. Зандер не спрашивал, куда они идут. Казалось, он готов следовать за ней куда угодно. Она представлялась ему самым восхитительным существом из всех, кого ему доводилось встречать. Периодически Линда улыбалась ему, неуверенно и вместе с тем обворожительно, заставляя каждый булыжник посреди непогоды, каждый вдох и выдох кричать о том, что происходит нечто грандиозное и все переворачивающее. «Ради такой прогулки стоит жить», – думал Андрей, не обращая внимания на холод и город вокруг. Его опьяняло ее присутствие и мысль о том, что его ожидало. Впрочем, возможно – он не знал, – как раз в этом что-то вызывало у него подозрительность, хотя поначалу он отвергал ее, списывая на счет своего обычного скепсиса по поводу любых форм счастья. Тем не менее этот вопрос неизбежно всплывал у него в мыслях: «Не слишком ли это хорошо, чтобы быть правдой? » Он стал по-новому пристально всматриваться в Линду – и заметил в ней уже не только приятные черты. Когда они проходили мимо подъемника Катаринахиссен[75], ему показалось, будто он уловил в ее глазах нечто леденяще холодное, и Зандер с беспокойством посмотрел на охваченную штормом воду. – Куда мы идем? – спросил он. – У меня есть одна подруга, – ответила она. – И у нее есть маленькая квартирка на переулке Мортен-Тротсигс, которой я могу воспользоваться. Может, выпьем там еще по бокалу? – продолжила она. Андрей улыбнулся так, будто никогда не слышал более прекрасной идеи. Но все-таки он испытывал все большую растерянность. Ведь только что он о ней заботился, а сейчас она перехватила инициативу. Зандер быстро взглянул на свой телефон и, увидев, что ему дважды звонил Микаэль Блумквист, захотел сразу ему перезвонить. Что бы ни происходило, предавать журнал нельзя. – С удовольствием, – сказал он. – Только сперва я должен позвонить по работе. Я занимаюсь одним материалом… – Нет, Андрей, – на удивление решительно заявила она. – Никому звонить ты не будешь. Этот вечер принадлежит только нам с тобой. – О’кей, – с некоторым неудовольствием согласился он. Они вышли на площадь Йернторгет. Несмотря на непогоду, народу на площади оказалось много, и Линда уставилась в землю, словно не хотела, чтобы ее заметили. Сам же Андрей смотрел направо, в сторону Эстерлонггатан и статуи Эверта Тоба[76]. Поэт неколебимо стоял с нотным листом в правой руке и смотрел в небо через темные очки. Не лучше ли предложить встретиться завтра? – Может… – начал Андрей. Больше он ничего не успел сказать, потому что Линда притянула его к себе и поцеловала. Она поцеловала его с силой, заставившей забыть мужчину обо всех мыслях, а потом снова ускорила шаг. Держа Андрея за руку, потянула его налево, на Вестерлонггатан, откуда они внезапно свернули направо в темный переулок. Неужели за ними кто-то идет? Нет, нет, шаги и голоса, которые он слышал, доносились издали. Только Линда и он, разве нет? Они миновали окно с красными рамами и черными ставнями и вошли в серую дверь, которую женщина, достав из сумочки ключ, открыла с некоторым трудом. Андрей заметил, что руки у нее дрожат, и его это заинтересовало. Неужели она по-прежнему боится бывшего мужа и его пособников? Они стали подниматься по темной лестнице. Слышалось эхо их шагов, и Зандер почувствовал слабый запах чего-то затхлого. На одной из ступенек третьего этажа лежала игральная карта, дама пик, и ему это не понравилось; правда, он не понял, почему – просто какое-то глупое суеверие. Андрей попытался вытеснить эту мысль и подумать о том, как все-таки здорово, что они встретились. Линда тяжело дышала. Ее правая рука была сжата в кулак. Снаружи, в переулке, смеялся какой-то мужчина. Уж не над ним ли? Глупости! Он просто разволновался. Однако ему казалось, что они идут, идут и никак не придут. Неужели дом действительно такой высокий? … Нет, они уже пришли. Подруга жила на самом верху, в мансарде. На двери имелась табличка с надписью «Орлов», Линда опять достала связку ключей. Но на этот раз рука ее не дрожала.
Микаэль Блумквист сидел в старомодно обставленной квартире на улице Проствэген, в Сольне, совсем рядом с большим кладбищем. Как и предсказывал Хольгер Пальмгрен, Маргарета Дальгрен, ничуть не колеблясь, сразу пригласила его к себе, и хотя по телефону ее голос звучал чуть маниакально, в жизни она оказалась элегантной худощавой дамой лет шестидесяти. Маргарета была одета в красивый желтый джемпер и черные брюки с заглаженными складками. Возможно, она успела принарядиться специально для него. На ней были туфли на высоком каблуке, и если бы не ее блуждающий взгляд, Микаэль, несмотря ни на что, принял бы ее за благополучную женщину. – Значит, вы хотите узнать о Камилле? – спросила она. – Прежде всего, о ее жизни в последние годы, если вам что-нибудь о них известно, – ответил Блумквист. – Я помню, когда мы ее получили, – начала она так, будто не слушала его. – Мой муж Челль посчитал, что мы сможем одновременно оказать услугу обществу и увеличить нашу маленькую семью. У нас ведь был только один ребенок, бедняжка Муа… Ей тогда было четырнадцать, и она чувствовала себя довольно одинокой. Мы подумали, что ей пойдет на пользу, если мы возьмем приемную дочь ее возраста. – Вы знали о том, что произошло в семье Саландер? – Всего мы, разумеется, не знали, но нам было известно, что произошло нечто ужасное и травмирующее, что мать больна, а отец получил тяжелые ожоги. Нас это глубоко потрясло, и мы ожидали встретить убитую горем девочку, которая потребует от нас невероятно много заботы и любви. А знаете, кто приехал? – Нет? – Самая восхитительная девочка, какую мы когда-либо видели. И дело не только в том, что она была так красива. Вы бы слышали ее в то время! Она была настолько умной и зрелой и рассказывала такие душераздирающие истории о том, как ее психически больная сестра терроризировала семью… Да, да, я знаю, что это очень далеко от истины, но как мы тогда могли усомниться в ее словах? Ее глаза излучали убежденность, а когда мы сказали: «Какой ужас, бедняжка», – она ответила: «Было нелегко, но я все равно люблю сестру; просто она больна и сейчас проходит лечение». Это звучало так по-взрослому, с сочувствием… Какое-то время казалось, что чуть ли не она заботится о нас, а не мы о ней. Вся семья сияла, словно в наше существование ворвалось нечто роскошное, сделавшее все красивее и крупнее, – и мы расцвели, особенно Муа. Она начала интересоваться своей внешностью и сразу стала более популярной в школе. Тогда я могла бы сделать ради Камиллы все, что угодно, а Челль, мой муж… ну, что сказать? Он стал другим человеком. Он постоянно улыбался и смеялся – в первое время, – начал опять заниматься со мной любовью, простите мою откровенность… Возможно, мне следовало насторожиться уже тогда. Но я думала, что это просто от радости, что все в нашей семье, наконец, встало на свои места. Какое-то время мы были счастливы, в точности как и все, кто сталкивается с Камиллой. Поначалу они счастливы, а потом… им хочется только умереть. Проведя с нею некоторое время, люди не хотят больше жить. – Неужели дело обстоит так ужасно? – Да, так ужасно. – Что же произошло? – Через какое-то время среди нас распространился яд. Камилла потихоньку завладела в нашей семье властью. Задним числом уже почти невозможно сказать, когда закончился праздник и начался кошмар. Это происходило так незаметно и постепенно, что мы просто внезапно очнулись и поняли, что все разрушено: доверие, надежность, сама основа нашей семьи. Чувство собственного достоинства нашей дочери, которое вначале раздувалось, теперь было сведено к нулю. Муа не спала по ночам, плакала и говорила, что она уродливая и ужасная, и не заслуживает того, чтобы жить. Только позже мы поняли, что ее сберегательный счет опустел. Я по-прежнему не знаю, что произошло, но уверена, что Камилла шантажировала ее. Шантаж давался ей столь же естественно, как дыхание. Она собирала на людей компромат. Я долго думала, что она ведет дневник. Но оказалось, Камилла записывала и каталогизировала всю гадость об окружавших ее людях, какую ей только удавалось разузнать. А Челль… проклятый мерзавец Челль… знаете, я поверила ему, когда он сказал, что у него возникли проблемы со сном и ему необходимо спать в гостевой комнате, в подвале. Но ему, конечно, просто нужна была возможность принимать Камиллу. Начиная с шестнадцати лет она стала прибегать к нему по ночам и заниматься с ним сумасшедшим сексом. Я говорю – сумасшедшим, потому что заподозрила их, когда меня заинтересовали резаные раны у Челля на груди. Тогда он мне, конечно, ничего не сказал, лишь придумал какое-то глупое и странное объяснение, и мне удалось кое-как придушить свои подозрения. Но знаете, что там происходило? Челль под конец сознался: Камилла связывала его и резала ножом. Он сказал, что ей это доставляло наслаждение. Иногда я почти надеялась, что это правда. Но иногда мне казалось, что в результате Камилла приобретет нечто такое, что будет доставлять мучения и портить жизнь не только ему. – Его она тоже шантажировала? – О, да, но тут у меня тоже остались неясности. Камилла унижала его настолько сильно, что он, даже когда все уже пошло прахом, не смог открыть мне всей правды. Челль был в нашей семье стабильной скалой. Если мы сбивались с пути, нам угрожало наводнение или кто-нибудь заболевал, он всегда действовал спокойно и решительно. «Все образуется», – обычно говорил Челль чудесным голосом, который мне по-прежнему слышится. Но после нескольких лет с Камиллой он превратился в развалину. Едва отваживался перейти улицу, сто раз перед этим оглядываясь. На работе утратил всякую мотивацию – просто сидел, повесив голову. Один из его ближайших сотрудников, Матс Хедлунд, позвонил мне и по секрету рассказал, что создана комиссия по расследованию того, каким образом Челль продал тайны компании. Это звучало чистым безумием. Челль был самым порядочным из всех известных мне людей. А если он действительно что-то продал, то куда в таком случае подевались деньги? У нас их было меньше, чем когда-либо. Его счет был совершенно пуст, наш общий счет – почти что тоже. – Как он умер? – Он повесился, не объяснив ни слова. Однажды, придя домой с работы, я обнаружила его висящим под потолком в гостевой комнате в подвале… да, в той самой комнате, где с ним развлекалась Камилла. В то время я была высокооплачиваемым ведущим экономистом, и предполагаю, что у меня могла бы сложиться хорошая карьера. Но после этого для нас с Муа все рухнуло. Не буду вдаваться в подробности. Вы хотели знать, что случилось с Камиллой… Это просто уму непостижимо. Муа начала резать себя и почти прекратила есть. Однажды она спросила меня, считаю ли я ее быдлом. «Господи, душа моя, – возмутилась я. – Как ты можешь такое говорить? » Тогда она ответила, что это сказала Камилла. Что она сказала, будто все до одного, кто когда-либо встречался с Муа, считают ее мерзким быдлом. Я призвала на помощь всех, кого могла: психологов, врачей, умных подруг, использовала препарат «Прозак», – но ничего не помогало. В один прекрасный весенний день, когда вся остальная Швеция праздновала какой-то дурацкий триумф на песенном конкурсе Евровидения, Муа спрыгнула с финского парома – и моя жизнь тоже кончилась, так мне казалось. Я утратила всякий интерес к жизни и долго лечилась в больнице от глубокой депрессии. Но потом… не знаю… паралич и горе в каком-то смысле превратились в злость, и я почувствовала, что должна разобраться. Что же на самом деле произошло с нашей семьей? Что за злая сила к нам просочилась? Я начала собирать материалы про Камиллу; не потому, что хотела снова с ней встретиться, ни в коем случае, но мне хотелось понять ее – наверное, как родителю убитого в конце концов начинает хотеться понять убийцу и разобраться в его мотиве. – Что вам удалось узнать? – Поначалу – ничего. Она полностью замела за собою следы. Это напоминало погоню за тенью, за призраком, и я не знаю, сколько десятков тысяч крон потратила на частных детективов и других ненадежных людей, обещавших мне помочь. Я никуда не продвигалась, и это сводило меня с ума. Я сделалась одержимой, почти не спала, и никто из подруг уже не мог меня выносить. Это было жуткое время. Меня считали зациклившейся на бесплодной борьбе, и, возможно, по-прежнему считают – не знаю, что вам сказал Хольгер Пальмгрен. Но… – Да? – Опубликовали ваш материал о Залаченко. Естественно, это имя мне ничего не сказало. Но я начала сопоставлять факты. Прочтя о его шведском имени – Карл Аксель Будин – и сотрудничестве с мотоклубом «Свавельшё МК», я вспомнила ужасные вечера в самом конце, когда Камилла уже давно от нас отвернулась. В то время я часто просыпалась от звука мотоциклов и из окна спальни видела кожаные жилеты с этой отвратительной эмблемой. Меня не слишком удивляло, что она общается с людьми такого сорта. В отношении ее у меня уже не осталось никаких иллюзий. Но мне и в голову не приходило, что речь шла о ее корнях, о бизнесе ее отца, который она надеялась заполучить. – Неужели? – О, да. В своем грязном мире она боролась за права женщин – по крайней мере, за свои собственные, – и мне известно, что это имело большое значение для многих девушек клуба, особенно для Кайсы Фальк. – Кто это? – Симпатичная, самоуверенная девушка, жившая с одним из их руководителей. Она неоднократно заходила к нам домой в последний год, и помню, что она мне нравилась. У нее были большие голубые глаза, которые слегка косили. За крутым внешним обликом у нее скрывалось человеческое, уязвимое лицо. Прочитав ваш репортаж, я разыскала ее. О Камилле она, конечно, не сказала ни слова. Неприязни Кайса не проявляла, отнюдь, но я обратила внимание на то, что она поменяла стиль. Девушка из мотоклуба стала бизнес-леди. Но она молчала, и я решила, что это еще один тупик. – А оказалось, что нет? – Да. Примерно год назад Кайса разыскала меня по собственной инициативе, и к тому времени она еще раз изменилась. В ней не осталось ничего холодного или самоуверенного. Скорее она производила впечатление задерганной и нервной. Вскоре после этого ее нашли убитой, застреленной на стадионе в Бромме. Но тогда, во время нашей встречи, она рассказала, что после смерти Залаченко был спор из-за наследства. Лисбет, сестра-близнец Камиллы, оказалась практически обездоленной, но она явно не захотела даже той малости, которую ей выделили. Реальные активы достались двум оставшимся после Залаченко сыновьям и частично Камилле. Последняя унаследовала часть бизнеса по торговле людьми, который вы описали в репортаже так, что у меня в душе все переворачивалось. Я сомневаюсь в том, что Камиллу волновали эти женщины или что она хоть сколько-нибудь им сочувствовала. Но она тем не менее не захотела иметь ничего общего с этой деятельностью. Она сказала Кайсе, что таким дерьмом занимаются только лузеры. У нее имелось совершенно другое, современное видение того, что должна делать ее организация, и после жестких переговоров она заставила сводных братьев выкупить ее долю. Затем уехала в Москву, взяв с собой капитал и часть сотрудников, которых привязала к себе, – в частности, Кайсу Фальк. – Вы знаете, во что она собиралась вложиться? – Кайса так и не получила достаточного доступа к информации, чтобы понять целиком и полностью, но кое-какие подозрения у нас имелись. Я думаю, что это было как-то связано с теми секретами компании «Эрикссон». Сегодня я почти не сомневаюсь в том, что Камилла действительно заставила Челля продать нечто ценное, вероятно, путем шантажа. Я также узнала, что в первые же годы пребывания у нас она познакомилась в школе с несколькими хакерами и попросила их залезть в мой компьютер. По словам Кайсы, она была более или менее одержима хакерством, не в том смысле, что освоила что-нибудь сама, отнюдь. Однако Камилла постоянно говорила о том, сколько можно зарабатывать на уводе денег со счетов, взламывании серверов, краже информации и всяком таком. Поэтому я думаю, что она продолжила заниматься чем-то подобным. – Похоже, вы правы. – Да, и происходит это, вероятно, на очень высоком уровне. Камилла никогда не удовольствовалась бы меньшим. По словам Кайсы, в Москве она быстро проникла во влиятельные круги – в частности, стала любовницей депутата Думы, какого-то богатого и могущественного типа, и вместе с ним начала собирать вокруг себя странную компанию из высококлассных инженеров и преступников. Камилла явно с легкостью вила из них веревки и точно знала, где у экономической власти находится болевая точка. – И где же? – Дело в том, что Россия представляет собою ненамного больше, чем бензоколонку с флагом. Она экспортирует нефть и природный газ, но ничего путного не производит. Эта страна нуждается в новейших технологиях. – И Камилла хотела снабдить ее ими? – По крайней мере, она делала вид, что хотела. Но у нее, конечно, имелся собственный план, и я знаю, что Кайсу невероятно восхищало то, как Камилла умеет привязывать к себе людей и создавать себе политическую защиту. Она наверняка осталась бы навсегда преданной Камилле, если б не испугалась. – Что же произошло? – Кайса познакомилась с одним бывшим солдатом элитного подразделения, кажется, с майором, и после этого словно бы утратила почву под ногами. Согласно конфиденциальным сведениям, которыми обладал любовник Камиллы, этот мужчина выполнял по поручению русского правительства кое-какие сомнительные задания – попросту убийства. Он, в частности, убил известную журналистку – думаю, вы ее знаете – Ирину Азарову. Она критиковала режим в ряде репортажей и книг. – О, да, настоящая героиня. Жуткая история… – Именно. У них кое-что пошло не по плану. Ирина Азарова собиралась встретиться с одним противником режима в квартире на тихой улице в пригороде к юго-востоку от Москвы, и, согласно плану, майор должен был застрелить ее, когда она оттуда выйдет. Но никто не знал, что сестра журналистки заболела воспалением легких, и на Иринином попеченье внезапно оказались две племянницы, восьми и десяти лет; и когда Ирина с девочками вышли из парадного, майор застрелил всех троих. Он стрелял им в лицо и после этого угодил в немилость. Думаю, не потому, что кого-то волновали дети, а поскольку общественное мнение было уже не сдержать и возникла угроза, что операцию раскроют и обернут против правительства. Майор, полагаю, испугался, что его выдадут. У него, кажется, одновременно с этим возникло еще много личных проблем. От него ушла жена, оставив его с малолетней дочкой, и, думаю, даже существовал риск, что его вышвырнут из квартиры. А с точки зрения Камиллы, это был, разумеется, идеальный расклад: беспощадный человек, которого она могла использовать, и при этом находящийся в бедственном положении. – И она его тоже привязала к себе… – Да, они встретились. Кайса при этом присутствовала, и самое странное то, что она сразу же прикипела к этому мужчине. Он оказался совсем не таким, как она ожидала, ничуть не похожим на известных ей людей из «Свавельшё МК», которые кого-нибудь убили. Конечно, он был хорошо натренирован и выглядел жестоким. Но она говорила, что он также был воспитанным и вежливым и в каком-то смысле ранимым и чувствительным. Кайса ощущала, что он действительно переживает из-за того, что ему пришлось застрелить тех детей. Естественно, он был убийцей, человеком, специализировавшимся на пытках во время войны в Чечне, но тем не менее у него, по ее словам, имелись моральные барьеры, и поэтому она так расстроилась, когда Камилла запустила в него когти… Да, почти в буквальном смысле слова. Говорят, она провела ногтями по его груди и прошипела, как кошка: «Я хочу, чтобы ты убивал для меня! » Камилла подкрепляла свои слова сексом, эротической властью, с дьявольской ловкостью пробуждая в мужчине садистические наклонности, и чем более жуткие детали о своих убийствах он рассказывал, тем более возбужденной она якобы выглядела, – правда, не знаю, сумела ли я до конца понять… Но именно это, а не что-то другое, до смерти напугало Кайсу. Не убийца как таковой, а Камилла, то, как она с помощью своей красоты и привлекательности вызывала в нем дикого зверя и заставляла его чуть печальные глаза гореть, как у обезумевшего хищника. – Вы никогда не сообщали эти сведения полиции? – Я раз за разом спрашивала об этом Кайсу. Говорила ей, что она кажется напуганной и ей необходима охрана. Она отвечала, что охрана у нее уже есть. Кроме того, запретила мне обращаться в полицию, и я проявила глупость, послушавшись ее. После ее смерти я рассказала следователям все, о чем слышала, но поверили они мне или нет, не знаю; скорее всего, нет. Я ведь могла только понаслышке говорить о безымянном мужчине из другой страны – Камиллу было уже не найти ни в одном регистре, а ее новых личных данных я так и не узнала. Убийство Кайсы по-прежнему не раскрыто. – Понятно, – произнес Микаэль. – Правда? – Думаю, да, – сказал он и уже собирался в знак сочувствия коснуться руки Маргареты Дальгрен, но его прервал зажужжавший в кармане телефон. Микаэль надеялся, что это Андрей, но оказалось, что звонит некий Стефан Мольде. Прошло несколько секунд, прежде чем Микаэль сообразил, что это человек из Радиотехнического центра Министерства обороны, с которым в свое время общался Линус Брандель. – В чем состоит ваше дело? – спросил он. – Я звоню по поводу встречи с одним высокопоставленным чиновником, который направляется в Швецию и хотел бы встретиться с вами в «Гранд-отеле» завтра утром, как можно раньше. Микаэль жестом извинился перед Маргаретой Дальгрен. – У меня довольно плотный график, – сказал он, – и для того, чтобы я вообще стал с кем-то встречаться, мне нужно, по крайней мере, знать имя и повод. – Человека зовут Эдвин Нидхэм, а дело касается личности, использующей ник Оса и подозревающейся в серьезном преступлении. Микаэль ощутил приступ паники. – О’кей, – согласился он. – В котором часу? – В пять часов утра подошло бы идеально. – Вы шутите! – Мне вовсе не до шуток. Я бы рекомендовал вам проявить пунктуальность. Мистер Нидхэм примет вас у себя в номере. Мобильный телефон вам придется оставить на ресепшне. Вас обыщут. – Ясно, – ответил Блумквист с нарастающей неприязнью. После этого он встал и попрощался с Маргаретой Дальгрен на Проствэген в Сольне. Часть III Асимметричные проблемы 24 НОЯБРЯ – 3 ДЕКАБРЯ Иногда бывает легче сложить, чем разложить. Сегодня компьютеры могут с легкостью перемножать целые числа с миллионами цифр. Тем не менее невероятно сложно проделать ту же процедуру в обратном порядке. Числа, состоящие всего лишь из ста цифр, уже доставляют большие проблемы. Трудность факторизации натуральных чисел используется такими шифровальными алгоритмами, как RSA. Натуральные числа стали другом тайн.
|
|||
|