Преклонение. Римма Ефимкина

Преклонение

Римма Ефимкина

Чувство почтительного удивления, уважения, смешанное с восторгом, благоговением.

Слово образовано от общеславянского глагола клони; ть. Родственно др. -в. -нем. hlainan «нагибать», греч. klin; «наклоняю» и др. Преклонение – в буквальном смысле поклон; ты выше – я ниже.

Синонимы: уважение; восхищение; благоговейный трепет; священный трепет; почтение; поклонение; благоговение; обожание.

Чувство преклонения может быть адресовано не просто людям, а величественных фигурам, совершившим нечто социально значимое. В романе Война и мир" такими величественными фигурами являются два главнокомандующих армиями – Наполеон и Кутузов.

Благодаря Толстому, мы можем различать внешнее проявление преклонения и внутреннее. Лев Толстой при описании Наполеона говорит о внешнем преклонении (и скрытом за ним страхе и подобострастии подчиненных). И наоборот, при описании Кутузова речь идет о поношении, осмеянии со стороны высшей знати – и истинном почтении и преклонении со стороны народа, которым он был избран, вопреки воле императора, на столь высокий пост.

НАПОЛЕОН

Соблюдение этикета занимает в характеристике Наполеона и его окружения одно из главных мест. Автор постоянно пишет о том, как преклоняется, восхищается, обожает, почитает и благоговеет перед Наполеоном его свита. Так, в главе, посвященной визиту префекта дворца императора французов де Боссе (m-r de Beausset) накануне Бородинского сражения, Лев Толстой описывает придворные игры в присутствии Наполеона. С одной стороны, мы видим глубокое почтение и преклонение подчиненного.

" Де Боссе низко поклонился тем придворным французским поклоном, которым умели кланяться только старые слуги Бурбонов, и подошел, подавая конверт" .
Но с другой стороны, описывая поклонение слуг Наполеона своему императору, Толстой ироническим подтекстом снижает, а то и перечеркивает величие его фигуры и обнажает фальшь в отношениях. В эпизоде с сюрпризом, когда префект привозит Наполеону портрет его сына, Наполеон выходит из палатки раньше, чем де Боссе успевает приготовиться. Наполеон притворяется, что не заметил де Боссе, чтобы не испортить театрального эффекта.

"... Он, в гвардейском синем мундире, твердыми, быстрыми шагами вышел в приемную.
Боссе в это время торопился руками, устанавливая привезенный им подарок от императрицы на двух стульях, прямо перед входом императора. Но император так неожиданно скоро оделся и вышел, что он не успел вполне приготовить сюрприза.
Наполеон тотчас заметил то, что они делали, и догадался, что они были еще не готовы. Он не захотел лишить их удовольствия сделать ему сюрприз. Он притворился, что не видит господина Боссе, и подозвал к себе Фабвье".

Благодаря этой уловке, сюрприз вполне удался. Далее следует реакция Наполеона, с иронией описанная автором, упоминающим " свойственную итальянцам способность изменять произвольно выражение лица". Наполеон одновременно изображает и " великого человека в момент истории", и " отеческую нежность". Придворные тщательно подыгрывают главному актеру, буквально читая его мысли: " стул подскочил под него", " жест его – и все на цыпочках вышли". Всё это внешние признаки поклонения и преклонения, над которыми смеется Толстой, потому что за ними нет истинного чувства.

" – А! это что? – сказал Наполеон, заметив, что все придворные смотрели на что-то, покрытое покрывалом. Боссе с придворной ловкостью, не показывая спины, сделал вполуоборот два шага назад и в одно и то же время сдернул покрывало и проговорил:

– Подарок вашему величеству от императрицы.

Это был яркими красками написанный Жераром портрет мальчика, рожденного от Наполеона и дочери австрийского императора, которого почему-то все называли королем Рима.

Весьма красивый курчавый мальчик, со взглядом, похожим на взгляд Христа в Сикстинской мадонне, изображен был играющим в бильбоке. Шар представлял земной шар, а палочка в другой руке изображала скипетр.

Хотя не совсем ясно было, что именно хотел выразить живописец, представив так называемого короля Рима протыкающим земной шар палочкой, но аллегория эта, так же как и всем видевшим картину в Париже, так и Наполеону, очевидно, показалась ясною и весьма понравилась.

– Римский король, – сказал он, грациозным жестом руки указывая на портрет. – Чудесно! – С свойственной итальянцам способностью изменять произвольно выражение лица, он подошел к портрету и сделал вид задумчивой нежности. Он чувствовал, что то, что он скажет и сделает теперь, – есть история. И ему казалось, что лучшее, что он может сделать теперь, – это то, чтобы он с своим величием, вследствие которого сын его в бильбоке играл земным шаром, чтобы он выказал, в противоположность этого величия, самую простую отеческую нежность. Глаза его отуманились, он подвинулся, оглянулся на стул (стул подскочил под него) и сел на него против портрета. Один жест его – и все на цыпочках вышли, предоставляя самому себе и его чувству великого человека.

Посидев несколько времени и дотронувшись, сам не зная для чего, рукой до шероховатости блика портрета, он встал и опять позвал Боссе и дежурного. Он приказал вынести портрет перед палаткой с тем, чтобы не лишить старую гвардию, стоявшую около его палатки, счастья видеть римского короля, сына и наследника их обожаемого государя.

Как он и ожидал, в то время как он завтракал с господином Боссе, удостоившимся этой чести, перед палаткой слышались восторженные крики сбежавшихся к портрету офицеров и солдат старой гвардии.

– Да здравствует император! Да здравствует римский король! – слышались восторженные голоса".

Еще один пример притворства де Боссе, демонстрирующего преклонение перед Наполеоном, – это его реакция на приглашение босса участвовать в вынужденном для него путешествии верхом – в прогулке, а позже в походе на Москву. Де Боссе " хотелось спать, и он не умел и боялся ездить верхом", но Наполеон не оставляет выбора, и подчиненным приходится благодарно преклоняться за оказанную честь.

" – Да, хорошо случилось для вас, – сказал он, приставляя раскрытую табакерку к носу, – вы любите путешествовать, через три дня вы увидите Москву. Вы, верно, не ждали увидать азиатскую столицу. Вы сделаете приятное путешествие.
Боссе поклонился с благодарностью за эту внимательность к его (неизвестной ему до сей поры) склонности путешествовать. (... )

Пригласив к своей прогулке господина Боссе, любившего путешествовать, он вышел из палатки к оседланным лошадям.

– Вы слишком добры, ваше величество, – сказал Боссе на приглашение сопутствовать императору: ему хотелось спать, и он не умел и боялся ездить верхом. Но Наполеон кивнул головой путешественнику, и Боссе должен был ехать. (... )
Боссе, закрыв глаза и склонив голову, глубоко вздохнул, этим жестом показывая, как он умел ценить и понимать слова императора".

Анализируя поведение Наполеона как военачальника, считающегося великим человеком, Толстой постоянно говорит о его игре, притворстве. Подводя итоги в конце романа, писатель вскрывает эти игры и называет его и его преступных сообщников жалкими и гадкими людьми, наделавшими много зла.

"... Он и его окружающие соблюдали свои давнишние привычки (... ); называли друг друга: «Ваше величество, брат мой, принц Экмюльский, король Неаполитанский» и т. д. Но (... ), несмотря на именование друг друга величествами, высочествами и двоюродными братьями, все они чувствовали, что они жалкие и гадкие люди, наделавшие много зла, за которое теперь приходилось расплачиваться. И, несмотря на то, что они притворялись, будто заботятся об армии, они думали только каждый о себе и о том, как бы поскорее уйти и спастись".

Полемизируя с историками, называющими в своих мемуарах Наполеона великим, а его приказы гениальными, Толстой протестует против этого и дает название его деятельности: " подлость, которой учится стыдиться каждый ребенок".

" И, наконец, последний отъезд великого императора от геройской армии представляется нам историками как что-то великое и гениальное. Даже этот последний поступок бегства, на языке человеческом называемый последней степенью подлости, которой учится стыдиться каждый ребенок, и этот поступок на языке историков получает оправдание".

КУТУЗОВ

Второй великий человек романа, фельдмаршал Кутузов, выступает антиподом Наполеону. Толстой высказывает свою точку зрения на две эти исторические фигуры и излагает на страницах романа свой взгляд. Всем текстом романа " Война и мир" автор реабилитирует великого главнокомандующего Кутузова как историческое лицо, тем самым показывая пример истинного преклонения.

" Для русских историков – странно и страшно сказать – Наполеон – это ничтожнейшее орудие истории – никогда и нигде, даже в изгнании, не выказавший человеческого достоинства, – Наполеон есть предмет восхищения и восторга; он grand. Кутузов же, тот человек, который от начала до конца своей деятельности в 1812 году, от Бородина и до Вильны, ни разу ни одним действием, ни словом не изменяя себе, являет необычайный в истории пример самоотвержения и сознания в настоящем будущего значения события, – Кутузов представляется им чем-то неопределенным и жалким, и, говоря о Кутузове и 12-м годе, им всегда как будто немножко стыдно.

А между тем трудно себе представить историческое лицо, деятельность которого так неизменно постоянно была бы направлена к одной и той же цели. Трудно вообразить себе цель, более достойную и более совпадающую с волею всего народа. Еще труднее найти другой пример в истории, где бы цель, которую поставило себе историческое лицо, была бы так совершенно достигнута, как та цель, к достижению которой была направлена вся деятельность Кутузова в 1812 году".

Толстой сожалеет, что " такова судьба не великих людей, не grand-homme, которых не признает русский ум, а судьба тех редких, всегда одиноких людей, которые, постигая волю провидения, подчиняют ей свою личную волю. Ненависть и презрение толпы наказывают этих людей за прозрение высших законов".

Тем не менее народ истинно преклоняется перед этим человеком, возглавившим спасение России от наполеоновского нашествия и тем самым вознесших ее на высшую ступень воинской славы.

Так, например, автор голосом русских солдат описывает радость, испытанную при назначении Кутузова главнокомандующим, и объясняет не на великом, а на очень простом бытовом примере, почему это назначение было правильным для русской армии.

– Ну, как вы скажете насчет назначения Кутузова? – сказал он (Пьер Безухов).

– Я очень рад был этому назначению, вот все, что я знаю, – сказал князь Андрей. (... ) – Спроси вот у них, – сказал князь Андрей, указывая на офицеров.

Пьер с снисходительно вопросительной улыбкой, с которой невольно все обращались к Тимохину, посмотрел на него.

– Свет увидали, ваше сиятельство, как светлейшей поступил, – робко и беспрестанно оглядываясь на своего полкового командира, сказал Тимохин.

– Отчего же так? – спросил Пьер.

– Да вот хоть бы насчет дров или кормов, доложу вам. Ведь мы от Свенцян отступали, не смей хворостины тронуть, или сенца там, или что. Ведь мы уходим, ему достается, не так ли, ваше сиятельство? – обратился он к своему князю, – а ты не смей. В нашем полку под суд двух офицеров отдали за этакие дела. Ну, как светлейший поступил, так насчет этого просто стало. Свет увидали...

– Так отчего же он (Барклай де Толли) запрещал?

Тимохин сконфуженно оглядывался, не понимая, как и что отвечать на такой вопрос. Пьер с тем же вопросом обратился к князю Андрею.

– А чтобы не разорять край, который мы оставляли неприятелю, – злобно-насмешливо сказал князь Андрей".

Солдаты, в условиях военного времени испытывающие проблемы с провиантом, вынуждены добывать их грабежом местного населения. Иностранцы-командующие наказывают солдат за мародерство. Но у Кутузова другой взгляд на это поведение: дрова рубят – щепки летят.

" Одно распоряжение, которое от себя в этот доклад сделал Кутузов, относилось до мародерства русских войск. Дежурный генерал в конце доклада представил светлейшему к подписи бумагу о взыскании с армейских начальников по прошению помещика за скошенный зеленый овес.

Кутузов зачмокал губами и закачал головой, выслушав это дело.

– В печку... в огонь! И раз навсегда тебе говорю, голубчик, – сказал он, – все эти дела в огонь. Пускай косят хлеба и жгут дрова на здоровье. Я этого не приказываю и не позволяю, но и взыскивать не могу. Без этого нельзя. Дрова рубят – щепки летят. – Он взглянул еще раз на бумагу. – О, аккуратность немецкая! – проговорил он, качая головой".

Главное доказательство преклонения русских людей перед Кутузовым как главнокомандующим и как человеком – это признание его " своим, родным человеком". Знаменательно, что Толстой эти слова вкладывает в уста своего героя Андрея Болконского, который долгое время преклонялся перед Наполеоном. Теперь, испытав " гениальность" Наполеона на себе и своих близких, Андрей видит реальность другими глазами.

– Пока Россия была здорова, ей мог служить чужой(... ), но как только она в опасности, нужен свой, родной человек".

РАБОТА С ПРЕКЛОНЕНИЕМ В ПСИХОТЕРАПИИ

Главное направление терапевтической работы с чувством преклонения хорошо отражает поговорка " не сотвори себе кумира". История народов неоднократно доказывала, сколь губительными последствиями грозит культ личности.

В психотерапевтическом контексте, хоть и в меньшем масштабе, но с такими же разрушительными последствиями для отдельной личности, выступает культ личности психотерапевта. Это распространенное явление называется переносом – феномен, заключающийся в бессознательном перемещении клиентом пережитых в детстве чувств и отношений с родителем на терапевта.

В этих случаях терапевту следует помнить, что для клиента он не человек, а инструмент в оказании психологической помощи, и в переносных отношениях ему нужно работать с родительскими фигурами клиента, сопровождая и поддерживая в терапии его психологическое взросление и отделение от родителей.

⇐ Предыдущая 34 35 36 37 383940 41 42 43 Следующая ⇒